Искусство жить и жизни смысл. Сборник II. Сквозная линия

Владимир Кернерман

Сборник представляет комментарии к трем бестселлерам Л. Улицкой – «Зеленый шатер», «Лестница Якова» и «Священный мусор». Этот выбор определяет «сквозная линия» мысли автора, которая помогает каждому из нас в пределах нашей жизни «успеть стать таким, каким был задуман» Богом, Творцом или Природой. Они заложили в наши сердца «искорку» добра и «любви к ближнему». Ее надо сберечь до конца жизни. Не в этом ли состоит «искусство жить и жизни смысл»? Пусть этот сборник поможет ответить на этот вопрос.

© Владимир Кернерман, 2020

ISBN 978-5-4498-1327-5 (т. 2)

ISBN 978-5-4498-1328-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВВЕДЕНИЕ

Дорогие читатели и друзья по «Фэйсбуку». Вы мне дороги тем, что решили вновь вернуться к ранее опубликованным по отдельности комментариям к трем призведениям Л. Е. Улицкой — «Зеленый шатер» — над нами» (Часть I этого сбрника), «Лестница Якова» — ступени духа» (Часть II) и «Перебирая «Священный мусор» (Часть III). Спрашивается, что определило необходимость новой публикации этих произведений в одном сборнике? Ответ: новое осознание «сквозной линии», которую автор провела через три тематические точки трех вышеназванных произведений. В моем понимании, эта «сквозная линия» помогает каждому из нас в пределах нашей жизни постараться «успеть стать таким, каким был задуман». Задуман Богом, Творцом, Природой, как кому угодно это воспринять, которые изначально заложили в наши сердца «искорку» добра и «любви к ближнему». Ее предстоит сберечь до конца жизни. В этом и может состоять «искусство жить и жизни смысл». Откровенно говоря, я не совсем осознавал всю глубину и мудрость этой мысли Л. Е. Улицкой, когда комментировал ее произведения в отдельных публикациях. Как я понимаю сейчас, — вот она первая «точка» — в сердце главного героя романа «Зеленый шатер», Михи:

«Эта всемирная жалость огромного размера, превышающая Михину голову, и сердце, и все тело, накрыла его, и это была жалость ко всем людям, и плохим, и хорошим»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

А вот мой выбор второй точки — кредо главного героя романа «Лестница Якова»:

«Но буду стараться искренне, правдиво жить, всегда учиться и быть чутким, если подле кто стонет».

Известно, что одну прямую линию можно провести только через две точки. Посмотрим окажется ли Часть III сборника на этой «сквозной линии». Конечно, вы решите это сами, дойдя до заключительных страниц сборника, возможно, до той страницы, фрагмент которой привлек мое внимание:

«Даешь просто потому, что жалко. Сострадание — это великая сила. Оно или есть, или его нет в человеке. В момент сострадания ты делаешься немножко больше себя.

P.S. Ниже в порядке изложения авторский текст выделен «кавычками», курсивом и сопровождается библиографическими ссылками на источники цитирования. Комментарии к тексту набраны обычным текстом и при необходимости заключены в (скобки).

ЧАСТЬ I. «Зеленый шатер» — над нами

Размышления и комментарии

«Успеть стать таким, каким был задуман.»

Л. Е. Улицкая, «Лестница Якова»

К читателю

Здравствуйте, уважаемые читатели. Разрешите мне в дальнейшем называть вас — дорогие друзья. Во-первых, «друзья» — потому что с кем же еще можно поделиться сугубо личными размышлениями над устремлением ума и поиском души нашей любимой писательницы Людмилы Евгеньевны Улицкой. Я полагаю, что любимой, а иначе не вели бы мы с вами сейчас этот разговор под сенью «зеленого шатра», с такой любовью и состраданием возведенного автором над нашими неприкрытыми от жизненных бурь головами. Во-вторых, друзья, вы дороги мне тем, что, очевидно, согласились все вместе на нелегкое путешествие в поисках смысла жизни, ее завершения и, возможно, продления под зеленым шатром мироздания. Несомненно, что многие из вас в одиночку уже совершили «путешествие» в глубины милосердного разума и думающей души автора. Но именно, все вместе «на пути от личного к общечеловеческому» (Антуан де Сент-Экзюпери) мы придем к осознанию смысла жизни.

В чем же заключается особенность нашего коллективного путешествия? Я полагаю, что в его открытости: на сайте этой книги — https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/ каждый из вас может вступить в виртуальное общение с другими читателями и автором. Каждый может дать свою интерпретацию жизненных и социальных проблем, поднятых Людмилой Евгеньевной в очередной из избранных нами глав романа, изложить свой подход к её «изживанию». Каждый ваш отзыв будет с благодарностью принят и учтен. Таким образом вы, дорогие друзья, станете соавторами формирования структуры следующей книги сборника «Открытых электронных произведений». Процесс создания новой книги, в свою очередь, может повлиять на формирование новой структуры нашего с вами мышления — познания сути любви и милосердия, заложенных в нас изначально Вечной Природой, Всеобъемлющей Мудростью, Богом, Творцом — как кому угодно считать. Не сочтете ли вы, дорогие друзья, что в этом и может состоять смысл нашего с вами путешествия? Если да, то — в поход!

«Зеленый шатер»

Л. Е. Улицкая

I.«Школьные годы чудесные…»

«Интересно проследить траекторию неминуемой встречи предназначенных друг другу людей. Иногда такая встреча происходит как будто без особых усилий, без хитроумной подготовки сюжета, следуя естественному ходу событий, — скажем, люди живут в одном дворе или ходят в одну школу. Эти трое мальчишек вместе учились. Илья и Саня с первого класса, а Миха попал к ним позже…»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Так начинает свой роман Л. Е. Улицкая описанием встречи трех мальчишек. Казалось бы, что может быть общего между ними? Саня — воспитанник интеллигентной семьи, состоящей из бабушки и мамы. Он — небольшого роста, добрый, музыкально одаренный — считывает по музыкальным сборникам жизнь духа и разума великих композиторов прошлого и настоящего. Врожденная интеллигентность помогает ему выстоять неприятие и пренебрежение хулиганской элиты класса.

Илья — внебрачный сын одинокой, несчастной, неприспособленной к жизни матери. Он — нескладный, худой и «длинный как жердь». Иронией и шутками, адрессованными преследующей его своре одноклассников, пытается он прикрыть заплаты своей бедности. Его пальцы ударяют не клавиши пианино, а бьют «битой» согласно правилам мальчишеских игр по столбику монет, чтобы внести какие-то гроши в семейный бюджет.

Миха — сирота, скитающийся по домам родственников согласно игре судьбы, пока что оберегающей его от возвращения в приют. Огненно рыжая шевелюра, ярко выраженная еврейская внешность явно не в состоянии компенсировать ни Санину отрешенность от жестокости классного окружения, ни иронию Ильи в ходе борьбы за школьное выживание. Да, и что в состоянии отвести ненависть и презрение оголтелой стаи подростков, ведомой двумя борющимися за власть малолетними подонками — хулиганами Мутюкиным и Мурыгиным. Теперь нам ясно, что объединяет и делает друзьями этих трех неординарных мальчиков — презрение и ненависть подростковой стаи. Ее вожди личным примером «мужества» и безнаказанности вдохновляют подданых на «подвиги» и послушание. В очередной раз они подбивают Михе глаз и ломают очки, разбивают Илье губу, а нож Мурыгина перерезает сухожилие на кисти будущего пианиста Сани, определив таким образом его музыкальное будущее. Усилиями директора школы дело удается замять. Пришедшие в себя вожди стаи направляют свою активность на избиение и ограбление Михи, неожиданно ставшего обладателем семейной реликвии — американских коньков с ботинками начала того безумного века, в котором нашли себя наши мальчишки и их родители. Сам по себе очередной «проект» отнюдь не представляется безумным, а скорее выгодным и увлекательным мероприятием, когда вожди-герои весело убегают от преследующего их босоного Михи. Заканчивается предприятие вождей, однако, трагично не столько для Мурыгина, который в экстазе вместе с коньками попадает под трамвай, не успев, по словам автора, испугаться собственной смерти. Это — трагедия для преследовавшего Мурыгина Михи, который считает себя единственно виновным в этой ужасной смерти.

Сейчас, дорогие друзья, вы сможете оценить насколько ограничены и бледны возможности аналитического пересказа в сравнении с живописью авторского текста. Так воспользуйтесь, пожалуйста, первой же возможностью вернуться к нему и освежить в памяти неповторимые страницы осмысления автором «абсурда» нашей жизни и поиска возможного выхода из него…

«Миха, свидетель и, как он считал, виновник этой смерти, все переживал ту минуту, ее молниеносную случайность… Жалость огромного размера, превышающая Михину голову, и сердце, и все тело, накрыла его, и это была жалость ко всем людям, и плохим, и хорошим…

http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Эта трагедия, возможно, не определила судьбу Михи, но в каком-то смысле осветила его трагическое будущее. Однако, это уже разговор не для анализа текста, а для комментарий к нему.

Комментарии

Часть 1.

«Зеленый шатер» жизни и мы, читатели, — под ним? Шатер, который фрагмент за фрагментом, эпизод за эпизодом с искренней любовью, горечью и состраданием к своим главным героям воздвигает автор над головой читателей, обращаясь к хранящим их разуму и памяти? Или это шатер окрыленных человеческих душ, действительно встретившихся

«как будто без особых усилий судьбы, без хитроумной подготовки сюжета, следуя естественному ходу событий»?

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Не будем, однако, опережать ход событий. Наберитесь терпения, дорогие друзья, — впереди увлекательное, неисчерпаемое в своей глубине общение с автором романа Л. Е. Улицкой. А пока что, остановимся на ее фразе: «…без особых усилий судьбы…». Правa автор, что, собственно, нет таковых усилий, как определяющих жизненный путь всех людей, от «бандита» Мурыгина до оплакивающего его смерть «поэта» Михи. Да, заложен в каждом из нас весь спектр генетической наследственности от агрессии до сострадания. Но дана человеку свобода выбора, который, как нам станет известно позже, определяется характером «инициации» воспитания. А характер этот, в свою очередь, определяется, по автору, «естественным ходом событий». Для Мурыгина — это ход агрессии и насилия, а для Михи — это ход сострадания и жалости. Эта всемирная жалость

«огромного размера, превышающая Михину голову, и сердце, и все тело, накрыла его, и это была жалость ко всем людям, и плохим, и хорошим.»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Вот вам — и «Христос нашего времени»! Потом мы увидим, каково будет «Явление Его народу».

«II. «Новый учитель»

Эту часть романа автор посвящает властителю дум и душ трех неразлучных друзей, мальчишеский союз сердец которых — «Трианон» при непосредственном участии их учителя литературы перерос в подростковый кружок «Любителей Русской Словесности» — ЛЮРС. Каждую среду, когда его урок был последним, выводит Виктор Юльевич своих мальчишек на «натуру», на экскурсию по памятным местам литературной Москвы…

« — Мы изучаем литературу! — объявлял он постоянно, как свежую новость. — Литература — лучшее, что есть у человечества… Это единственная пища для души. И от вас зависит, будете вы вырастать в людей или останетесь на животном уровне.»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

(Но вот наступает март 1953 года. Смерть Сталина. Школьников распускают по домам. Виктор Юльевич просит своих учеников не выходить из дому и сам решается выйти за продуктами только на третий день после похорон вождя…)

«…Тут как раз, довольно далеко от дома, в переулке нашел открытый маленький магазинчик. Лестница вела в полуподвал.

Несколько женщин тихо разговаривали с продавщицей и замолкли, как только он вошел.

— Как будто они говорили обо мне, — усмехнулся Виктор Юльевич.

Одна из теток признала в нем учителя, кинулась с вопросом:

— Виктор Юрьевич, это что же такое стряслось-то? Вот люди говорят, евреи подстроили ходынку эту? А вы слыхали, может, что?..

— Нет, голубушка, ничего такого я не слышал. Выпьем сегодня стопку-другую за помин души и будем дальше жить, как жили. А евреи что? Да такие ж люди, как мы. Две бутылки водки, пожалуйста, батон и половину черного. Да, пельменей две пачки…

Взял свое, расплатился и ушел, оставив теток в некотором замешательстве: может, и не евреи это подстроили, а другие какие… Врагов-то весь мир кругом. Все нам завидуют, все нас страшатся. И разговор их потек в другом, гордом направлении…»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Если вы, дорогие друзья, захотите вместе со мной предположить в каком направлении могли устремиться мысли Виктора Юльевича на обратном пути домой из полуподвального магазинчика, то вновь перейдем от анализа к комментариям.

Комментарии

Часть 2.

Гипотетические мысли Виктора Юльевича

Вот эти мысли Виктора Юльевича:

И что за существа мы, люди? Терпим друг друга в своей среде, в своем стаде — национальном, государственном, религиозном. Гордимся даже принадлежностью к нему, более того, способны на жертвы, эту гордость поддерживая. Всех других людей или боимся, или презираем, или ненавидим. Впрочем, что тут удивительного: во времена доисторические щадила эволюция тот вид простейших, особи которого способны были жертвовать собой ради спасения рода. В исторические времена укрепившийся инстинкт сохранения своего рода-племени восторжествовал даже над инстинктом самосохранения человеческой особи. Видимо, это был наиболее надежный путь сохранения потомства в критической обстановке нескончаемых межплеменных войн за обладание ограниченными ресурсами поддержания жизни. И вновь эволюция тысячелетий закрепила инстинкт сохранения рода, как наиболее рациональный для выживания человечества. Но не успела эволюция до нашего сурового времени закрепить торжество инстинкта сохранения человеческого семейства в целом над инстинктом сохранения рода, племени, кланов, на которые оказалось расчленено человечество. Теперь, после последней ужасной войны, Холокоста во всем мире, Европе и в России, уцелевшие нации, государства, религии ненавидят, боятся друг друга, стараясь быть впереди в попытках подчинения, уничтожения своих соседей. Сейчас, когда «испытательные» ядерные взрывы следуют один за другим, не приведут ли эти попытки уничтожения чуждого рода-племени к уничтожению человечества в целом?»

Так, возможно, рассуждал учитель, Виктор Юльевич, по пути домой, оставив в полуподвальном магазинчике «теток», гордых своим родом-племенем.

Не так ли и сейчас, поколения спустя, одурманенные гордостью за могущество своих племен, их особи считают, что

«может, и не евреи это подстроили, а другие какие… Врагов-то весь мир кругом. Все нам завидуют, все нас страшатся…»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Это лишь наше предположение и цитата, взятая из текста книги в попытке понять смысл описываемой ею жизни. Главное же — это то, что вы, дорогие друзья, не предполагаете, а думаете о путях выживания человечества. Ваше мнение — наш сайт:

https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/

«III.«Дети подземелья»

Не все «люрсевцы» последовали совету своего наставника не выходить из дому в неопределенно-страшные дни после смерти Сталина. Илья и не думал на этот раз следовать наставлениям Виктора Юльевича. Призвание фотографа, проснувшееся в тот момент, когда отец подарил ему бесценный «ФЕД», вело его навстречу с бурлящим потоком жизни подобно тому, как призвание летописца Нестора заставило его «растекаться мыслию по древу» печальной и тревожной средневековой русской действительности. Как мы увидим, однако, из приведенного ниже авторского описания «предприятие» Нестора представляло гораздо меньший риск для жизни, чем предприятие его последователя Ильи.

«С утра седьмого марта он зарядил аппарат и сразу же, как мать ушла на работу, вышел на улицу…

Стоял странный гул — в нем был и вой, и крики, и что-то похожее на пение, и впервые за два дня Илье стало не по себе…

Другого пути не было. Он понимал, что надо сразу же оказаться под защитой троллейбусного брюха, иначе его размажут по стенке… Выполз он из-под троллейбуса прямо в руки толстого военного с трясущимся мокрым лицом. Мальчишка лет пяти, белый и бесчувственный, мертво висел на нем… Илье удивительно везло в тот день — он выскочил живым из смертоносной толпы, и теперь опять удача — окно было выбито…»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Да, было выбито окно первого этажа дома, с крыши которого Илья намеревался фиксировать события «Летописи современных лет.» Если вы, дорогие друзья, захотите освежить в памяти страничку этой летописи автора в том виде, в котором ее зафиксировал «летописец» Илья, то прошу вас перейти к нижеследующим комментариям.

Комментарии

Часть 3.

Не правда ли, ужасна картина человеческого племени, сбитого в толпу чьей-то волей или чьим-то безволием? Нет более «человека разумного» — есть стихия, стадо обезумевших от общей веры, ненависти или страха существ. Это безумие толпы столетиями оставляло и оставляет за собой кровавый след крестоносцев, пепел костров инквизиции, пепелища и оскверненные трупы погромов, смрадный дым печей Освенцима, гневные резолюции массовых митингов, клеймящих «космополитов» и «врагов народа», забитые камнями или обезглавленные тела «иноверцев» и, наконец, современную «пятую колонну». Таково общее описание «зверя толпы» в его страхе и ярости.

А вот авторское описание этого зверя, загнанного в капкан, — зверя жалкого, недоумевающего и воющего в предверии смерти:

«…Илья поднялся на четвертый (этаж) и увидел улицу. Она была как черная река, головы сверху казались завитками меха и шевелились, как шкура какого-то жуткого животного…

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Не считаете ли вы, дорогие друзья, что Виктор Юльевич запретил своим ученикам присоединиться к обезумевшей толпе Сталинской «ходынки», не только оберегая их тела, но и души? Не согласитесь ли вы с тем, что выбор между добром и злом, агрессией и состраданием, эгоизмом и альтруизмом может быть сделан только на уровне индивидуума, а не «толпы» в любом ее виде — расы, нации, государства, религиозной конфессии?

Ваше мнение всегда желанно на сайте:

https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/

«IY. «Люрсевцы»

«По средам Виктор Юльевич таскал любителей русской словесности, «люрсов», как они себя называли, по Москве и выводил их, дуя в свою флейточку, из бедного и больного времени в пространство, где работала мысль, где жила свобода, и музыка, и всякие искусства. Вот, здесь все это обитало! За этими окнами!…

Tеперь он размышлял о своих подрастающих ребятах и догадывался, как близки происходящие в них процессы с тем метаморфозом, который происходит с насекомыми.

Несмышленые малыши, человеческие личинки, они потребляют всякую пищу, какую ни кинь, сосут, жуют, глотают все подряд впечатления, а потом окукливаются, и внутри куколки все складывается в нужном порядке, выстраивается необходимым образом — рефлексы отработаны, навыки воспитаны, первичные представления о мире усвоены…

А какое множество так и остается личинками и живет до самой смерти, не догадываясь, что взрослость так и не пришла.»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Комментарии

Часть 4.

Разрешите, дорогие друзья, в этом месте прервать повествование автора и подумать вместе с Виктором Юльевичем над описанным выше биологическим явлением неотении. Сам Виктор Юльевич использует этот биологический феномен для понимания сути того превращения своих воспитанников,

«когда от дикости и хамства юноша одномоментно входил в культурное состояние, в нравственную взрослую жизнь»,

которую сам автор наделил способностью к

«…осознанию добра и зла, к пониманию любви как высшей ценности.»

Учителю не дает покоя тот факт, что

«метаморфоз этот происходил далеко не со всеми, скорее с меньшинством его воспитанников…, что мы живем в обществе личинок, невыросших людей, подростков, закамуфлированных под взрослых».

Но об этом нижe…

«V. «Последний бал»

«Это были лучшие годы Виктора Юльевича: увлекательная работа, поклонение учеников, временно счастливый брак…

Работал он очень много, но «люрсы» по-прежнему собирались у него по средам…

Именно в эту последнюю школьную зиму Виктор Юльевич начал писать книгу, к которой несколько лет готовился. Уже и название родилось — «Русское детство». Его не особенно заботил жанр книги: сборник эссе или монография…

Нравственное пробуждение, или «нравственная инициация», как он полагал, происходит у мальчиков в возрасте от одиннадцати до четырнадцати лет, обычно при наличии специальных неблагоприятных обстоятельств — несчастье или неблагополучная семейная жизнь, унижение достоинства личного или достоинства близких людей, потеря родного человека…

Почти обязательным в этом процессе, по мысли Виктора Юльевича, оказывается присутствие «инициатора» — учителя, наставника, старшего друга, а если родственника, то достаточно дальнего…

Общество опускается ниже нравственного минимума, когда число не прошедших в ранней юности процесс нравственной инициации превышает половину популяции, — такая точка зрения сложилась у Виктора Юльевича в ту пору.»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Комментарии

Часть 5

Здесь автор вновь возвращает нас к «нравственной инициации» подростков в интерпретации своего героя, Виктора Юльевича Шенгели. Попросим у них разрешение распространить концепцию «специальных неблагоприятных обстоятельств» в качестве предпосылки такой «инициации» на людей, находящихся за пределами подросткового возраста. Ведь, «у каждого человека имеется своя собственная «болевая точка», а именно с нее и начинается «персональная революция личности.» Да и «катастрофическая тенденция избегания инициации» характерна еще более для «заматеревших личинок», чем вновь свернувшихся «коконов». В любом случае речь идет о непрерывном процессе подавления столь присущего нам эгоизма не столь присущим альтруизмом. Не так уж просто это, казалось бы, простое «…осознание добра и зла… понимание любви как высшей ценности.» Все, вероятно, зависит от того по отношению к кому это осознается и понимается: к себе лично, к «близкому», к «ближнему» или «дальнему».

Как легко, как естественно любить себя, свою семью, даже своих соплеменников: не так уж трудно поверить, что их благополучие, их безопасность — это и твои личные. Гораздо тяжелее поверить в то, что над всем этим возвышается благополучие и безопасность мира, окружающего тебя, твой род, твое племя. Это не хотят «инициировать» вожди твоего племени, политики твоего государства, служители твоей церкви. Ибо если люди всех племен, народов, государств и религий начнут понимать любовь к другим «дальним» как высшую ценность на Земле и осознают веру в Единый Высший Разум ее создавший и охраняющий, то зачем нужны им будут все политики и служители всех государств и религий?

Не приближаемся ли мы с вами, друзья, к намеченной автором «инициации» индивидуальной веры в Разум Творения, в безусловную Любовь и Сострадание к любому «человеку разумному», достойному этого определения?

Пожалуйста, ваше мнение ожидается на сайте книги:

https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/

«VI. «Зеленый шатер»

Что в этом начале новой главы, содержит хотя бы намек на ее название, совпадающее с названием всего романа Л. Е. Улицкой? Если вы освежите в памяти оригинальный текст главы в целом, то, возможно, согласитесь, что и дальнейшее лапидарно отточенное описание жизни и смерти героини романа Ольги — «луковички шелковистой», казалось бы, никак не подтверждает названия ни главы, ни романа…

Вот «хорошая советская девочка», пионерка, искренне верующая в дело Ленина-Сталина, встречает салютом солнце Родины в Пионерском Лагере Артек…

Вот предельно честная и принципиальная комсомолка, «морально устойчивая и политически грамотная», избирается в бюро комсомола филологического факультета университета Московского Государственного Университета…

Вот юная Олечка, студентка первого курса, преданная семейным традициям, выходит замуж за «перспективного молодого человека, студента МАИ…».

Вот молодая мама чудесного мальчика Костика и успешная студентка университета уже заканчивает дипломную работу под руководством, как оказывается, «скрытого антисоветчика и врага народа». Вся беда в том, однако, что она подписывает письмо в защиту своего руководителя…

Рушатся семейные узы — как сорванный цветок увядает любовь Оли к родителям… хлопает дверь за уходящим из дому мужем. Вскоре она вместе с другими подписантами оказывается за стенами университета, возле здания Краснопресненского суда.

Здесь и происходит встреча двух сердец, двух судеб — Ильи, пожизненного фотографа и бывшего секретаря ЛЮРСа, и Олечки, потерявшей себя «луковички шелковистой»…

И вновь как и много лет назад кружит Илья по незабвенным местам прошлого классической русской слвесности. На этот раз в качестве гида, скорее гуру, замещающего любимого Виктора Юльевича. И не с него теперь не сводит взор Илья, а на него смотрит с любовью и обожанием нашедшая себя Олечка.

Таким образом она, филолог с высшим образованием, по-настоящему впитывает убеждение Виктора Юльевича, что «литература — лучшее, что есть у человечества.» А его тезис —

«Поэзия — это сердце литературы, высшая концентрация всего лучшего, что есть в мире и человеке»

— Олечка усваивает, перепечатывая самиздатовские листки со стихотворениями Мандельштама, Пастернака, Ахматовой, Бродского и других властителей дум зарождающегося дисидентского движения…

Так пролетают наполненные любовью и радостью не только Олечкиными, но и ее сына, Костика, 10 лет семейной жизни с Ильей. Откуда ей было знать, что у него есть и другая жизнь — «на лезвии бритвы», куда загнал Илью полковник КГБ Чибиков. Илья оказался достойным партнером: оберегая себя от концлагеря и семью от преследований, он никого не выдал и не предал. Но в 1980 году Московские игры подходят к концу — теперь уже генерал КГБ Чибиков запускает свою жертву на заграничную орбиту. Обычно невозмутимый Илья нервничает: надо уезжать и уезжать немедленно всей семьей. Оля — в недоумении (что может она знать о «лезвии бритвы») и в отчаянии: отец Костика категорически отказывается дать разрешение на выезд ребенка. Развод неизбежен — какой-то нелепый, несерьезный, ненастоящий. Илья и Оля клянутся друг другу в вечной любви и преданности совсем как в мелодраме…

Но жизнь предпочитает драму. Пока Илья ходит по «лезвию бритвы» за рубежом, Оля сгорает у себя дома от воспылавшей ревности и немыслимой ненависти к мужу-изменнику. Сгорает не только ее душа, но и тело от горечи и злобы. И в момент, когда раковые «узлы» готовы окончательно ее задушить, приходит письмо от Ильи: он просит его извинить, он любит ее еще сильнее, их встреча неминуема…

Впервые за последние годы открывает Олечка косметичку, чтобы посмотреть на себя в зеркало… Дом заполняется травницами и травами, подоконники — поддонами с прорастающей пшеницей, одни настои сменяют другие.

Приезжает врач — поражается:

«Такие опухоли не рассасываются!…Куда девается интоксикация?»

Вместе с болезнью уходит и безнадежность — если не она, Оля, приедет к Илье, то Илья вернется к ней. Ведь наступают другие времена — все может стать возможным…

И вдруг этот звонок из Мюнхена, где Илья работает на радиостанции «Свобода». Голос в трубке обычный, но какой-то «спекшийся»:

— «Олька! Я все время о тебе думаю! Я люблю тебя! Всю жизнь только тебя. Я тебя догнал и перегнал. У меня нашли рак почки, операция будет на следующей неделе.»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Теперь мази и настои любыми возможными оказиями перелетают с Олиного подоконника в Мюнхен… Илья продолжает звонить Оле, но все реже и реже. И вот раздается его последний звонок из больницы:

«Олька!..А я весь в проводах и трубках, как космонавт. Кажется скоро дадут старт, и я улечу…» И тихо засмеялся своим захлебывающимся, немного визгливым смехом. Через два дня Ольге позвонили из Мюнхена и сообщили о его смерти.

— Ага, значит, так, — сказала Ольга загадочно и замолчала…»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

(Ремиссия заканчивается так же внезапно как и началась. Напрасно доверенная подруга, Тамара, пытается уговорить ее срочно начать химиотерапию…)

«…Однажды вечером Ольга рассказала Тамаре сон, который приснился накануне: на огромном ковровом лугу стоит большой зеленый шатер, а к нему тянется длиннющая очередь, целая толпа народу, и Ольга становится в самый хвост, потому что ей непременно надо войти в этот шатер.

Тамара, с ее прорезавшимся мистическим чутьем, вся обмерла:

— Шатер?

— Ну да, вроде цирка-шапито, но очень большой. Осмотрелась и вижу, что очередь — все сплошь знакомые лица: какие-то девочки из пионерского лагеря, я их с детства не встречала, школьные учителя, и университетские лица, и доцент наш… Просто демонстрация целая!..

И еще много-много людей… И вдруг, представляешь, вдалеке, возле самого входа, замечаю Илью, и он из самого начала очереди машет мне рукой: «Оля! Иди ко мне! Иди! Я занял тебе место!»…

— Чертог, — одними губами прошевелила Тома.

— Да ну тебя, Бринчик! Какой еще чертог? Черт-те что несешь.

— Ты что говоришь, Оля? — ужаснулась Тома.

— Ну ладно, ладно, не пугайся так. Пусть по-твоему, чертог. Все равно словами не объяснить. В общем, входим мы туда вместе.

— А там — что? — прошелестела Томочка.

— Ничего. Тут я проснулась. Хороший сон, правда?»

Умерла Ольга на сороковой день после смерти Ильи.»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Так вот где кроется формальное объяснение названия этой главы романа! Отложим на время объяснение того, почему оно дало название роману в целом. Но, пожалуй, не стоит откладывать выяснение существа произошедшего с героями описываемых автором событий. С этим намерением перейдем к комментариям.

Комментарии

Часть 6.

По прочтению авторского текста, эрзацем которого является этот пересказ, вы, дорогие друзья, наверное, согласитесь, что между началом и концом жизненного пути Оли и Ильи лежит взросление не только тела, но и души. Последнюю попробуем определить, как совесть, как осознанную сердцем общечеловеческую Любовь и прочувственное разумом Сострадание ко всем страждущим — от узников Сталинских концлагерей до одинокой в романе девочки Марины, ко всем «ближним», а не только «близким»… Это бдительная душа Ильи проводит его по «лезвию бритвы», это любящая душа Оли хранит Илью и его соратников на этом пути.

При всем этом, друзья, не возникает ли у вас невольно вопрос: почему Природа, Высший разум, Бог — как кто хочет и может это произнести — так часто посылает своим творениям одно страдание за другим? Означает ли это, что Творец, конкретизируя имя «Бог», посылает нам очередное страдание в наказание «за грехи наши», или мы Ему просто безразличны, или Он вообще не существует?

Сами наши герои не задают подобные вопросы и не ждут на них ответа. Они просто идут по выбранному их совестью пути. Но нам, если нет возражений, надо найти ответы на них хотя бы для того, чтобы понять, что определило встречу Ильи и Оли возле «Зеленого шатра»

Скажем сразу, что ответы на эти вопросы сформулированы в том или ином виде Л. Е. Улицкой в ее «Священном мусоре», вложены в уста «переводчика» — праведника Даниеля Штейна, неотъемлемы от поисков ума и сердца восходящего по лестнице сострадания и милосердия Якова в ее романе «Лестница Якова». Вот их суть.

Творец не наказывает Свои творения: не для страдания Он их создал, а для познания в Себе собственного духа истинной Любви, Сострадания и Милосердия к любому страдающему человеку, к любому страждущему существу, Им сотворенному. Этот Божественный дух изначально заложен в каждом человеке, но постичь его человек в состоянии лишь через опыт жизни.

Для этого Творец дает нам свободу мыслить и действовать на жизненном пути, который Он определяет как восхождение от присущего каждому инстинктивного эгоизма (любовь к себе, к «близким», к своему роду) к осознанному альтруизму (Любовь общечеловеческая к любому «ближнему»). Только такая Любовь, исключающая ненависть, злобу, недоверие между людьми, может спасти от уничтожения и усовершенствовать созданный Им мир. На этом нелегком пути человек сам делает ошибки, заставляющие его страдать. Если наше страдание ведет к общечеловеческому Состраданию и Милосердию, то наша душа поднимается на ступеньку выше по «лестнице», ведущей ее к обозначенному пределу Божественного духа. Так и поднимаются все выше и выше наши души, самореализуясь с каждым проявлением Сострадания и Милосердия нашего разума и тела. И вот достигнут обозначенный Свыше нашим душам предел…

Падает на землю созревшее яблоко, чтобы истлев, освободить и дать возможность косточке начать новую жизнь. Не так ли должно пасть наше тело, вознесшее своими пожизненными усилиями душу к ее самодостаточности? Да, не нуждается более душа в своем теле, уходит, вероятно, в бездонную высь Божественного духа. Зачем? Чтобы начать новую жизнь в теле другого человека, другого существа? Или, чтобы раскрыв свой духовный зонт информации о пережитых ее телом страданий, приведших к состраданию и милосердию души, расширить вместе с душами праведников «зеленый шатер» защиты и спасения жизни на земле?

Но в этом случае не живые и не мертвые стояли в очереди, чтобы «заслуженно» попасть в райские чертоги. «Зеленый шатер» — не чертоги, а, скажем, — «Божественный зонт» защиты и спасения жизни на земле. И создают этот зонт, этот шатер, скорее всего, души людей, самореализованные в «реальности» (Н. Д. Уолш) Любви, Сострадания и Милосердия их жизней. Естественно, что Илья и Ольга заслужили полное право первыми войти в «Зеленый Шатер» не живых и не мертвых, а своих бессмертных душ.

Итак, дорогие друзья, на одном дыхании закончили мы чтение главы романа, давшей ему название «Зеленый шатер». И согласитесь, что закончилось чтение главы, но не прочтение ни ее, ни, естественно, самого романа. Не будем настаивать ни на одном из наших ранних предположений по поводу его названия:

— «Зеленый шатер» жизни и мы, читатели, под ним. «Шатер», который фрагмент за фрагментом, эпизод за эпизодом с искренней любовью, горечью и состраданием к своим главным героям воздвигает автор над головой читателей, обращаясь к хранящим их разуму и памяти?

— Или это «Шатер» окрыленных человеческих душ, действительно встретившихся

«как будто без особых усилий судьбы, без хитроумной подготовки сюжета, следуя естественному ходу событий.»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Продолжим чтение, дорогие друзья. Но все-таки, интересно, к какому из вышеперечисленных названий отдали бы вы предпочтение после прочтения этой главы? Если говорить о последнем предположении, то как вы думаете, стоит ли в наше время очередь в «Зеленый шатер» окрыленных человеческих душ, самореализованных в «реальности» Любви, Сострадания и Милосердия их жизней?

«VII. «Высокий регистр»

В предыдущей главе речь шла о душе Ильи, самореализованной в Любви, Сострадании и Милосердии его жизни. А сейчас нашему вниманию предлагается глава, посвященная, скажем, самореализации души его друга, Сани, — души музыкальной, судя по названию главы. Если угодно, то перейдем к деталям анализа.

Нет, не в высоком регистре, окрашенным спокойным и обнадеживающим тембром будущего, «напевает» Сане жизнь. Она, скорее, на низком регистре, окрашенным густым и «злорадствующим» тембром рэпа, пытается убедить его в бессмысленности существования в этом мире после смерти любимой бабушки.

Но тут вмешивается автор:

«…убедительным доказательством существования иного мира была музыка, которая рождалась там и пробивалась таинственным образом сюда… проникала из трещины между мирами.

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Как это ни парадоксально, но оказывается, что в жизни нет случайностей. По крайней мере, в том смысле, что, если ты в чем-то убежден до глубины души, если о чем-то думаешь как о реальном, то оно осуществляется… Только этим можно объснить Санино знакомство с известным теоретиком музыки, профессором Юрием Андреевичем Колосовым, его будущим учителем, на факультете теории музыки в Московской консерватории… А вот и кредо нового учителя:

«Музыка — квинтэссенция, до предела сжатое сообщение, она есть то, что существует вне нашего слуха, восприятия, сознания. Это высшая степень платонизма, спустившиеся с небес эйдосы в чистейшем виде. Понимаете?»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Дорогие друзья, авторский текст этой главы окончательно вынуждает прервать наш бледный пересказ, как восход разгорающегося диска солнца вынуждает скрыться блеклый серп луны. В самом деле, как можно пересказать непересказуемое? Позволю себе просить разрешения автора процитировать далее те фрагменты оригинального текста, которые могут позволить нам вникнуть в замысел этой главы и всего романа.

«…Музыка, как казалось ему тогда, подчинялась закону эволюции, тому самому, по которому мир самоорганизовывался, поднимаясь от простейших форм к сложным… Отсюда было недалеко до мысли попытаться найти законы развития этого мышления — иначе говоря, закон эволюции звуковысотных систем…

Это было опасно, потому что, оступившись, был риск попасть в мир чистого безумия…

В сердце Анны Александровны закрадывалась временами тревога за Санечку: не слишком ли высокий регистр выбрал ее мальчик для жизни?»

Комментарии.

Часть 7

Вы, дорогие друзья, можете спросить, что заставляет нас извлечь нижеприведенные фрагменты повествования, которыми автор так заботливо обкладывает «Зеленый шатер» осознания смысла жизни своих героев и нас, читателей. Наш ответ: тайное устремление Сани на «…создание единого закона, некоей общей теории музыкальных систем.»

Глубоко поражает это авторское сравнение в наши дни, когда стало известно о кардинальном открытии астрофизиками гравитационных звуковых волн Вселенной, рожденных столкновением двух гигатских «черных дыр» на расстоянии более чем 1 млрд. световых лет от нашей Земли. Впервые в своей истории человечество смогло услышать звуки Космоса. Так подтвердилось гениальное предвидение Альбертом Эйнштейном существования единого гравитационного поля Вселенной, донесшего до нас звуки этого столкновения. Эти «первородные» звуки, вероятно, слышатся всем посвященным и в физику, и, подобно Сане, в музыку, которая

«…подчинялась закону эволюции, тому самому, по которому мир самоорганизовывался, поднимаясь от простейших форм к сложным…»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

То ли в шутку, то ли в серьез, не сочтем ли мы, что автор вместе со своим героем «подтвердили», правда теоретически, гипотезу Эйнштейна в момент написания автором этих строк, лет за шесть до того, когда это удалось сделать астрофизикам?

Нет смысла напоминать вам адрес сайта книги. Вы его знаете:

https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/

«YIII. «Подруги»

Ранее, друзья, окунулись мы в глубины жизни, ее завершения, а, может быть, и продолжения под «Зеленым шатром» мироздания двух героев романа — Ильи и Оли. Как мы знаем, у Ильи есть два друга, но оказывается и у Оли есть две подруги — одноклассницы, Тамара и Галя. Для Оли с ее душой, открытой к любому страданию, преследуемая одноклассниками-антисемитами Тамара становится любимой подругой под ласково-уменьшительным прозвищем «Бринчик». Вторая Олина любимая подруга, Галя, под ласковым прозвищем «Полушка» прибита бедностью и беспробудным пьянством отца.

И Бринчик, и Полушка, каждая в отдельности, отвечают Оле безусловной, безоговорочной любовью, проходящей через всю их жизнь. Это вовсе не означает, что две Олины подружки дружат между собой. И это не ревность, а какое-то необъяснимое неприятие Галиной простоты, неразвитости, что ли, Тамариным высокоразвитым умом. Душа же ее никогда не была открыта навстречу Галиным переживаниям и бедам. Так и протекали параллельно, практически не пересекаясь, их жизни…

Несостоявшаяся любовь Тамары, крушение ее личного мира и жестокая несправедливость мира окружающего приводят ее к принятию христианства. Возможно, что для нее так же как и для Сани, нашедшего вход в духовный мир музыки, треснула

«…скорлупа грубого и грязного мира, в прогалины хлынул новый воздух. Единственный, для дыхания души необходимый воздух…»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Непросто складывается и жизнь Гали. Выйдя замуж за агента КГБ, «пасущего» Илью и Олю, ничего не подозревающая Полушка после ареста Ильи оказывается под подозрением Оли и, в первую очередь, Тамары.

Ее подозрения, возможно, усиливаются тогда, когда мужа Гали вместе с ней «запускают» на секретную Ближневосточную орбиту. Там

«…Галя… возненавидела за эти последние годы всех на свете „религиозников“, попов, раввинов и всех прочих мулл, а заодно и весь Восток с его хитросплетениями, таинственностью, подлостью и фальшью. Зато прониклась теплым чувством лично к Иисусу Христу…»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

…Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается…

Проходят годы, вместившие в себя и страдания, и несбывшиеся надежды, и смерть Олечки, и память, и неугасимую любовь к ней каждой из подруг…

И вот новая встреча вновь «…как будто без особых усилий судьбы, без хитроумной подготовки сюжета, следуя естественному ходу событий», двух совершенно разных людей, которых соединяет лишь тонкая ниточка негаснущей памяти об их общей подруге. Дальнейший пересказ, даже самый примитивный, я просто не осилю. Передаю слово автору…

«…Нельзя сказать, что они разговаривали — так, проплакали весь вечер в обнимку, перед остывшим чаем, не зажигая света. Сначала плакали об Оле, которую обе очень любили… Потом они плакали друг о друге, сочувствуя друг другу в том, о чем и не говорили, и снова об Ольге. Потом Тамара нашла полбутылки коньяка, и они выпили по рюмке, и Тамара все-таки задала главный вопрос о пишущей машинке. Ведь с этой машинки и началось главное предательство.

— А тебе Оля не рассказывала? Я, как только сама узнала, сразу ей рассказала. Брат Николай, Царствие Небесное, — Галя широко, до пупа и до плеч, перекрестилась, — снес машинку и «Архипелаг ГУЛАГ» в районное отделение КГБ. Он сам-то никогда такое не сделал бы. Райка, его жена, Царствие Небесное и ей тоже, — и она снова перекрестилась, но помельче, — она меня ненавидела, вот она его подговорила…

Тамара смеялась: — А чего же ты лоб свой глупый крестишь? Дурочка ты, Полушка. Как была дурочка, так и осталась. Как это можно Христа почитать, а христианства не признавать?

Полушка напрягла свое бедное личико и ответила впервые в жизни наперекор: А вот можно!.»

Комментарии.

Часть 8.

Чтобы понять реакцию Полушки, приведем ее предыдущее представление автором:

«Галя… возненавидела за эти последние годы всех на свете „религиозников“… Зато прониклась теплым чувством лично к Иисусу Христу…»

Не кажется ли вам, друзья, что «дурочка» Галя-Полушка, в отличие от высокоразвитой Тамары уловила фарисейство, которым попрала Христа религия, присвоевшая Его имя? Не подобным ли образом Он не смог смириться с фарисейством своей родной религии, поправшей Его униженный и обманутый народ? Он сознательно отдал Свою земную жизнь, призвав этим своих учеников и последователей к всеобщей, мировой, единственно истинной Любви, Состраданию и Милосердию по отношению ко всем людям — ближним, близким и далеким.

Последующие два тысячелетия религиозных войн, инквизиции, погромов и геноцида свидетельствуют, что «религиозники» всего мира опорочили призывы Бога-Сына, которыми благословил Его Отец — Творец всего сущего. Так не права ли Галя, утверждая, что можно Христа почитать, а христианства не признавать? Иными словами, вера и религия в данном случае не сочетаются. Ее вера в Христа сугубо личная в то, что Он проповедывал, а не в религиозные догмы любви к Нему. Богу, чувствует Галя подспудно, нужна любовь не к Нему, а ко всем страждущим — Любовь безусловная, выливающаяся в Сострадание и Милосердие.

Действительно, как можно говорить об общечеловеческом Сострадании и Милосердии, если верующие каждой конфессии следуют проповедям своих Пророков — «богов»: только их вера праведна; верующие должны любить только их, допустим, еще и друг друга, а иноверцев ненавидить. Где уж тут до общечеловеческой Любви к любому страждущему существу в мире, который создан Творцом равным для всех без исключения? Так только ли к фарисеям обращает Христос свое возмущение:

«люди… ещё ли не понимаете и не разумеете?»

Цит. по: https://ru.wikisource.org/wiki/жизнь_Спасителя_мира…/XIV

Не относится ли Его проповедь к фарисеем тех религиозных догм, которые уже более двух тысячелетий натравливают друг на друга слепо верующие им массы, для того, чтобы сохранить свою власть над ними.

Так не права ли Галя, обращаясь напрямую к Христу, Богу-сыну, с личной молитвой и благодарностью? И нет ли еще более прямого пути к Богу-Отцу, Богу-Творцу, к Его призыву, обращенному к каждому человеку, следовать по пути от эгоизма и безразличия к альтруизму и состраданию к любому Его творению?

Как по-вашему, дорогие друзья, можно ли таким образом истолковать смысл и значимость этой главы?

Наш сайт по-прежнему открыт:

https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/

«IX. «Бредень»

Разрешите прежде всего привести следующее определение:

«Бредень (как и невод) является отцеживающим орудием лова. Его назначение — охватить определенную площадь водоема вместе с находящейся там рыбой и, сокращая обметанную площадь до минимума, отцедить рыбу.» Цит по:

(kwsp.ru/cat/vsp/rybolovnyj-promysel/bredni-seti-kastingovye

На какую же рыбу откалиброван тот бредень, о котором повествует автор в этой главе? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно вспомнить ранее упомянутый эпизод, когда брат Гали-Полушки отнес в районное отделение KГБ Олину пишущую машинку вместе с экземпляром книги «Архипелаг Гулаг», который принадлежал Илье…

Наглая вербовка Ильи в отделении КГБ на Малой Лубянке оканчивается ничем для KГБ. Видно слишком грубо сотканы ячейки сети — рыбку не удалось удержать внутри сети, хотя плавниками она зацепилась за сеть довольно крепко. Это становится предельно ясным, когда Илья по повестке входит в казенный номер 724 на седьмом этаже гостиницы «Москва» навстречу свету лампы и лицу человека, черты которого скрадывает тень от абажура лампы.

Дорогие друзья, вновь-таки дальнейший пересказ оригинального текста представляется слишком неблагодарным занятием, заставляя перейти к цитированию текста. Прошу лишь обратить внимание на начальную фразу самого текста. Не сочтете ли вы краткое описание картины на стене казенного номера гостиницы коннотацией Чеховского «ружья на стене»?

«…Илья бросил взгляд на картину: топорное советское искусство, густое масло, золоченая рама — два мальчика по колено в воде тянут бредень.

— Давайте знакомиться, — протянул руку гэбэшник, — Анатолий Александрович Чибиков.

Илья пожал протянутую руку, чувствуя, что начинает проигрывать. Не собирался он никому тут руки пожимать….

— У нас с вами, Илья Исаевич, — без предисловия, по-деловому начал Анатолий Александрович, — есть общая область интересов, — и сделал интригующую паузу, предполагая, видимо, что Илья немедленно поинтересуется, какая такая область.

Илья наживку проглотил, но тут же и выплюнул:

— Не думаю.

— Есть, есть. Коллекционирование… Портретная галерея лиц, которая у вас изъята, через сто лет, возможно, будет опубликована в учебниках по истории…

Все еще непонятно, сверили они его архив с западными публикациями или нет. Хорошо, раз ты такой умный, получай…

(Забыл, забыл Илья, что собирался прикидываться дурачком.)…

— Простите, я бы предпочел, чтобы моя коллекция хранилась у меня дома.

— Об этом надо было заботиться раньше. Теперь у вас ее уже нет… Я хочу, чтобы вы продолжали свою работу. Я готов стать вашим гарантом. Мое условие — все, что вы делаете, должно существовать в двух экземплярах. Один у вас, дубликат — у меня. Я подчеркиваю — у меня. Считайте, что в моем личном архиве. Это — в интересах истории, если хотите. И в ваших интересах тоже…

Илья молчал.

— Решать надо сегодня. Сегодня я еще могу что-то для вас сделать, — голосом глубоким, черно-бархатным заметил «полковник». — Завтра уже не смогу.

«Так, я сейчас говорю „нет“, и отсюда меня уже не выпускают. А все мои материалы все равно уже у них. Речь идет лишь о том, что дальше я живу как жил, но работаю уже не на себя, а на них. Нет, не могу себе этого представить…»

— К тому же — это я просто для полноты картины добавляю, — если я сейчас не вмешаюсь и дело вернется на свой…

Пауза…

–…рутинный уровень, то вы и ваша жена будете нести ответственность…

(«Попал. Выхода нет. Детский мат. Девочка моя любимая, тебя-то я не сдам». )

— Это наше джентльменское соглашение… И последнее — ваша подпись!

— Но соглашение джентльменское! — возмутился Илья.

— Но я тоже должен защищать свои интересы! — засмеялся Анатолий Александрович.

Обе пачки выкурили. Расплывчатые мальчики в мерцающей дымовой завесе все еще тянули свои сети.

Когда Илья вышел, уже стемнело. Но осенний дождь, меленький, нудный, все шел.»

Комментарии

Часть 9

Итак, «мальчики… все еще тянули свои сети», а полковник Чибиков уже «отцеживал рыбу».

Не подобно ли этому описанию автора набрасывает на нас жизнь свой «бредень» неизбежного эгоизма нашего существования? Не так же ли убедительно и по-деловому, будто из уст полковника Чибикова, звучат порой доводы нашего сознания, инстинкта самосохранения, в противовес смутным, заложенным в глубину нашего подсознания симптомам совести инстинкта сохранения человеческого рода? Действительно, не так уж просто осознание того, что, жертвуя при необходимости собой ради своих «близких», мы спасаем свой собственный род. И уж совсем не просто убедить себя, что в наш ядерный век, только идя «по пути от личного к общечеловеческому» (Антуан де-Сент Экзюпери) мы в состоянии спасти «абсурдный» (А. Камю) мир, а вместе с ним класс «человека разумного», который включает и наш собственный род, и нас самих. И все-таки удастся ли нам, людям разных племен, государств и религий, достичь «джентельменского соглашения» между собой, защищая свои интересы сохранения жизни на земле? Или «отцедит» все живое бредень безумия грядущего ядерного Апокалипсиса?

Ваше мнение, дорогие друзья, с нетерпением ожидается на нашем сайте:

https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/

X. «Дом с рыцарем»

Въедливый, осенний дождь преследует Илью на всем его пути от злополучной гостиницы «Москва» до «Дома с рыцарем». И нет никакой символики в этом названии. Просто-напросто, вот уже много десятилетий охраняет небольшая фигурка в стальных доспехах вход в подъезд, где живет бывший наставник «ЛЮРСов» Виктор Юльевич Шенгели. Но только лишь бывший и только лишь наставник? Наверное, лучше всех может ответить на этот вопрос сам Илья, который уже сидит в комнате Виктора Юльевича, смотрит на спящего, не вполне трезвого учителя и думает:

«…Как быстро он сдал… Бедняга. Был такой блестящий, элегантный, помесь Дон Кихота с Сервантесом… Новая идея его посетила: инициация страхом. Там, где нет инициации взросления через положительные импульсы, работает инициация страхом — вот какое открытие вывел Виктор Юльевич… Интересно бы почитать…»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/10021

Просыпается «учитель», выставляет «ученик» бутылку лучшего армянского коньяка, разливают по рюмкам и молча пьют, глядя друг на друга с сочувствием. Очевидно, понимает Виктор Юльевич, что неспроста зашел к нему в этот ненастный осенний вечер Илья. Ясно и Илье, что привело гениального учителя в никуда:

«Может, мир спасет красота, или истина, или еще какая-нибудь прекрасная хрень, но страх все равно всего сильней, страх все погубит — все зародыши красоты, ростки прекрасного, мудрого, вечного…»

А вот и заключение самого автора:

«А что он, Илья, хотел у него спросить? Что хотел сказать? Да ничего. Вот именно этого хотелось: сидеть, выпивать, испытывать друг к другу сострадание, сочувствие, бескорыстную любовь. Пили молча. Становилось лучше.»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Комментарии

Часть 10.

Откровенно говоря, друзья, мне не «становилось лучше» по прочтению этой и предыдущей главы… «Инициация страхом» — так назвал свое социально-психологическое «открытие» Виктор Юльевич…

Давайте вспомним, что некогда в беседе со своим другом, Колесником, школьный учитель сам ставил рядом со словом «взросление» определяющий его эпитет — «нравственное». И «инициация» тогда определялась воспитанием, книгой, нравственным примером. Какое взросление может инициировать страх — осознание того, что нельзя вылезать из «кокона» социальной лояльности, как бы ханжески безнравственной она ни была, что «наших» надо любить, а «чужих» ненавидить, что «врагов-то весь мир кругом…»?

И если даже измученная совесть человека это не приемлет, все равно нам страшно позволить ей пробить «кокон» нейтрального безразличия или вынужденного притворства — обратная метаморфоза «имаго, взрослой особи в личинку». Ну что же, природа в своей эволюции особи предусматривает и это, — говорит автор. Но не говорят ли события наших дней о том, что «обратная метаморфоза» возможна и в процессе эволюции общества?

Вернемся к комментируемому тексту. Неужто, «блестящий, элегантный, помесь Дон Кихота с Сервантесом» учитель русской словесности оказался жертвой собственного «открытия инициации страхом»? Ведь была же у него свобода выбора, как и есть сейчас у каждого из нас. Увы, продолжением свободы, как известно, является ограничение: в данном случае не очень уютная «пятая колонна» немногочисленных «изгоев», принадлежность к которой лояльное большинство каждого общества определяет по-своему. Все это, однако, общие рассуждения. Интересно, что конкретно думаете вы, дорогие друзья, по поводу предлагаемогo комментария.

Наш сайт: https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/

XI. Бедный кролик

Это не тот кролик, дорогие друзья, которого доктор Дмитрий Степанович Дулин приносит дочурке каждую субботу из своей лаборатории и уносит обратно в понедельник утром. Тот принадлежит не к общей экспериментальной группе, а — к «контрольной», в которой доктор «инъектирует» кроликов спиртом, чтобы определить влияние алкоголя на их поведение. Остается определить, к какой группе относится сам доктор…

«Довольно счастлив…» доктор «был в товарищах своих»… Вот уже Дмитрий Степанович не просто доктор, а заведует отделением, где лечат больных, страдающих алкогольным параноидом. «Дела в отделении шли хорошо», карьера катилась как санки с горки, — да никогда не знаешь, куда тебя занесет. Наступает момент, когда доктору в силу его служебного положения приходится решать не судьбу кролика, а — известного диссидента, бывшего генерала, Ничипорука, «пациента» спецотделения НИИ, в котором работает Дулин. Просьба, вернее, распоряжение администрации не то проконсультировать, не то провести экспертизу по делу больного смутила неискушенного в таких делах Дмитрия Степановича. То ли за советом, то ли с жалобой на неизбежность случившегося обращается он к своему знакомому, известному психиатру и геронтологу, профессору Винберг…

Любую проблему в любой отрасли медицины от психологии до генетики готов обсуждать не потерявший свой талант и знания за 20 лет, проведенных в Сталинских лагерях, профессор Винберг. Только не эту… Разве что, упомянуть о своем друге по концлагерю, литераторе Рильке, который до войны благословлял три года лечения от алкоголизма в психбольнице? «…A ныне именно в психбольницы…“, — продолжает профессор…

Не дослушал сказку, не понял намек «добрый молодец», доктор Дулин. Иначе не похвастался бы он при очередной встрече с профессором:

«… — Вчинил я ему алкоголизм. Наверное, теперь лечиться пойдет. — Что? — переспросил Винберг. — Как вы сказали? Вы отправили его в спецбольницу? — Да какая разница, Эдвин Яковлевич?

— Вы валяете дурака, Дулин? Или действительно дурак? — сказал этот интеллигентный профессор…

…Дулин на него страшно обиделся. — Как же так, Эдвин Яковлевич, вы же сами говорили про этого Рильке, что он только о том и мечтал, чтобы признали невменяемым и в лагерь не отправляли… Вы же сами… — залепетал оправдательно Дулин.

— Что мы сами? В тридцатые годы не было галоперидола! Аминазина! Стелазина! Не было! Вы отправили его в камеру пыток, Дмитрий Степанович. Можете пойти и написать на меня донос…

Замолчал, скривив рот. Какая подлость… какая подлость повсюду… — А что? Что я должен был делать-то? — с тихим отчаянием спросил Дулин. — Он ведь и вправду… ну, не совсем… того… Как надо было поступить?..

«Уезжать, уезжать, скорее уезжать, — подумал он. И еще: — Какой народ! Так себя ненавидеть!»… На этот вопрос каждый отвечает сам. Простите, Дмитрий Степанович, мою грубость.»

В заключение автор повествует о том, как жена запившего доктора Дулина сначала ласково, а потом, измучившись, с тихой злобой обозвала его «бедным пьяным кроликом».

Профессор Винберг, в свою очередь, извинился перед «бедным кроликом», но не смог извинить подлость общегосударственного социального эксперимента, который не предусматривает «контрольных» групп для своих граждан, который «не дает выхода никому.»

Комментарии

Часть 11.

«Бедные кролики»! — и им милосердное перо автора отвело место под «Зеленым шатром» жизни. И это справедливо, ибо этот «шатер» и есть, по всей вероятности, та лаборатория, в которой формирует наше осознание смысла жизни, создавший ее Творец. Признавая всю неичерпаемость и отвлеченность этой темы, давайте, дорогие друзья, подумаем вместе с профессором Винбергом над конкретными «уровнями осознания» и, прежде всего, над «индивидуальным», базовым уровнем — «самосознанием». А какие еще «коллективные уровни осознания» можно расположить над этим базовым — «расовое, национальное, государственное, религиозное»?..

«Das ist klar»… Что все-таки ясно «несравненному интеллекту» профессора Винберга?

Скорее всего, ему ясно, что культура не в состоянии блокировать агрессию на «коллективных уровнях осознания». Более того, культурные ценности, реликвии, даже шедевры мысли, поэзии, музыки, киноискусства немецкой нации были весьма эффективно использованы Геббельсовской пропагандистской машиной для массового осознания, приятия расового, национального и государственного превосходства 3-го Рейха.

А помните еще до Геббельса: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино.» В. И. Ленин. И в наши дни Геббельсовские таланты и достижения достаточно высоко оцениваются некоторыми государственными деятелями, как средство поддержания природной реакции агрессии в подданых своих империй. Выходит, прав профессор Винберг:

«другой механизм сработал… культура есть, но блокировка отсутствует. Есть культ отца, послушание и одновременно неуправляемая детская агрессия.»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Не естественно ли заключить, что культура способна блокировать агрессию лишь на базовом — «индивидуальном» уровне самоосознания. В тот вечер, когда Эдвард Винберг болезненно переживал «свой срыв… и запоздалое раскаяние», он сам не заметил, как перешел от размышлений к монологу:

«…Существует инстинкт самосохранения. Существует материнский инстинкт, заставляющий мать защищать своего ребенка. Но не существует в природе инстинкта социальной справедливости! Совесть работает против выживания… Да, биологическая эволюция вида вымывает тех, у кого есть живая совесть. Выживают сильнейшие.»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Не возражаете ли вы, друзья, «додумать», по мере возможности, и этот монолог. Профессор Винберг, наверное, прав:

«…не существует в природе инстинкта социальной справедливости», если, как это принято, ставить рядом со словом «социальный» подкрепляющие его определения — «общественный, коллективный». Из истории «биологической эволюции» мира очевидно следует, что инстинкты живых особей вырабатываются в процессе функционирования их сообществ, а проявляются сугубо индивидуально. Например, как уже упоминалось, инстинкт сохранения рода-племени сформировался в результате ожесточенной доисторической межплеменной борьбы за обладание ограниченными ресурсами существования, за выживание. В таких условиях этот инстинкт альтруизма непроизвольно превалировал над инстинктом самосохранения, эгоизмом, ибо гибель племени означала гибель не только самого индивидуума, но и его потомства.

Возвращаясь к вышеназванному Винбергом понятию «совести», обратимся к Википедии:

«Совесть — способность личности самостоятельно формулировать нравственные обязанности и реализовывать нравственный самоконтроль, требовать от себя их выполнения и производить оценку совершаемых ею поступков… Сейчас известно, что альтруизм свойственен практически всем стадным (стайным) животным, и не только им. Ясно, что, если существуют социальные (общественные) инстинкты, которые обеспечивают популяции, то обязан быть механизм положительной и отрицательной обратной связи, регулирующий работу этих инстинктов.»

https://ru.wikipedia.org/wiki/совесть

Как же объяснить, что у Винберга «совесть работает против выживания…», если «совесть — способность личности… реализовывать нравственный самоконтроль,… направленный на выживание популяции»?

Не сочтете ли вы, друзья, что бесчеловечность авторитарных режимов Гитлера-Геббельса, Ленина-Сталина и их наследников, не дающих «человеку выхода», блокирует «…механизм положительной и отрицательной связи, регулирующий работу этих инстинктов»? Что же остается после такой блокировки — «…культ отца, послушание и одновременно неуправляемая детская агрессия». Это несомненно так, если в наши дни прислушиться ко все более популярным призывам: «Хайль Гитлер!» бритоголовых и «Верните нам Сталина в камне и бронзе!..» современных манкуртов. И если эта агрессия не работает на выживание человечества, то на что она работает? На Апокалипсис?

Но все это лишь вопросы, предположения, дорогие друзья. Важнее ваши ответы, ваше мнение на сайте книги:

https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/

«XII. «Демоны глухонемые»

«Милютинский сад»

Дорогие друзья, не берусь пересказывать в деталях содержание этой и последующей глав: есть авторский текст, который каждый читатель может воспринять по-своему. Но думаю, что по прочтению не только этих глав, но и произведения в целом, мы сойдемся на том, что описываемые события и характеры, в них участвующие, во многом предопределяют жизнь и ее завершение одного из главных героев романа — Михи Меламида. Расставим лишь вехи, по которым нам предстоит добраться до последних строк этих глав, чтобы понять и принять не только то, что происходит, но и то, что произойдет с Михой, рожденным, скорее всего, «не от мира сего»…

Вот он — студент филологического факультета пединститута, будущий школьный учитель, который призван продолжить дело своего незабываемого кумира Виктора Юльевича…

Вот он одновременно и студент-дефектолог, «…ибо кто же донесет до них (глухих) драгоценности поэзии и прозы.»…

Вот он уже почти что аспирант заочной аспирантуры и одновременно увлеченный работой воспитатель детского интерната для глухонемых…

Перед ним открывается завораживающий путь не просто науки, а эмпатии — сострадания и милосердия к больным детям, которым так необходимы его понимание и любовь.

Но этот путь Михиной увлеченности, сам того не сознавая, перегораживает Илья — Михин объект доверительной надежности и безусловного восхищения. Оно и приводит Миху в лагерь Ильи — сообщество Московских диссидентов или «уголовников», по мнению ГБ. Способствует этому и Михина увлеченность поэзией — классической гармонией и открытостью Пушкина, рваной безнадежностью и революционным пафосом поэзии Маяковского, мудростью и протестом стихов Пастернака, горечью и упреком кровоточащей поэзии Мандельштама.

Какой он теперь учитель, аспирант?! Он — распространитель самиздата; издатель подпольного общественно-поэтического сборника; активный участник борьбы за возвращение крымских татар на их историческую родину! Теперь его эмпатия связана не с глухонемыми детьми, а с обездоленным народом; и — не со страданием и правом возвращения на историческую родину советских евреев — своего рода-племени. Перефразируя автора, можно сказать, что Михина эмпатия была заквашена на такой редкой общечеловеческой любви и сострадании — «социального инстинкта мировой жалости», который полностью блокировал и инстинкт самосохранения, и инстинкт сохранения своего рода-племени.

Вот так и приводят нас с вами, дорогие друзья, вехи пересказа неперасказуемого авторского текста к тому его месту, где описан суд над негасимой силой разума и несгибаемым милосердием души, как оказалось, проповедника и тоже учителя уже нашей эры — Михи Меламида. Остается лишь привести обещанное в начале наших размышлений описание «Явления его народу» в романе Л. Е. Улицкой.

«Михе объявили приговор весом в три года лишения свободы с отбыванием в лагерях общего режима, после чего он произнес последнее слово подсудимого. Он говорил лучше судьи, и прокурора, и адвоката, вместе взятых. Чистым, довольно высоким голосом, спокойно и уверенно о конечной справедливости жизнеустройства, о тех, кому стыдно будет за себя, о внуках сегодня живущих людей, которым трудно будет понять жестокость и бессмысленность происходящего. Какого прекрасного учителя литературы лишились тогдашние школьники!…

Накануне отправки на этап Миха получил свидание с женой, но он не смог ей ничего сказать такого, что в нем вскипало и поднималось… И все, что он успел ей сказать, — какая-то глупость в духе Достоевского: «Пред всеми людьми за всех и за вся виноват…»

С этим чувством он и ушел на этап: виноват, во всем виноват… Перед Аленой, что оставил ее одну, перед друзьями, что не смог сделать ничего такого, что могло бы изменить положение вещей к лучшему. Перед всем миром, которому он был должен…»

Непостижимый, странный закон: к чувству собственной вины склонны всегда самые невинные.»

Комментарии.

Часть 12

Начнем с последнего слова комментируемой главы — приведем значения слова «невинность» по Википедии:

«Невинность (буквально «отсутствие вины») — нередко используется в качестве синонима нравственной чистоты, отсутствия знания как хороших, так и плохих сторон жизни, отсутствия опыта и оценок…..

Невинность всегда носит характер отсутствия какой-либо провинности — в грехах, проступках или преступлениях. Невинность в таком значении может определяться в соответствии с религией, совестью или законом….»

Цит по:https://ru.wikipedia.org/wiki/невинность“

Это определение ближе всего подходит к Михиной характеристике, данной автором в начале романа: всемирная жалость

«огромного размера, превышающая Михину голову, и сердце, и все тело, накрыла его, и это была жалость ко всем людям, и плохим, и хорошим»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Это одновременно и ответ двоюродному брату Михи, интеллектуалу Марлену, который, придя на Михин суд,

«…с искаженным от злости лицом шепотом орал Илье в ухо: — Он просто сумасшедший! Это выше моего понимания! Ну при чем тут татары! Крым! О себе бы позаботился! Еврею сесть за возвращение татар в Крым! Уж лучше сел бы за свое собственное возвращение в Израиль!»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Да, Марлен, действительно, осознание разницы между «всемирной жалостью» и национальной оказалось выше понимания твоим блестящим интеллектом. И не только твоим. Весь мир в наши дни разделен на антагонистические племена — государства, нации, религиозные конфессии. Примеры сострадания, альтруизма, самоотдачи в пределах своего «племени» нередки и, казалось бы, направлены на его выживание. Увы, не в наш ядерный век, когда достижение договоренности, а не победа на поле битвы обеспечивает выживание «племен» всего мира. Очевидно, что такая договоренность невозможна без «всемирной жалости», сострадания и желания понять друг друга. В этом, наверное, и заключался бы инстинкт сохранения человечества не как рода-племени, а как класса, или, по выражению профессора Винберга, «инстинкт социальной справедливости». Но как мы уже выяснили, таковой не существует. Существует лишь «эластичная способность к состраданию… в подчинении «всемирной жалости» праведников.

Не считаете ли вы, друзья, что Михина «наивность» и простодушная уверенность в «конечной справедливости жизнеустройства» намного опередили не только его, но и наше время? Что же делать тем, кто «сочувствует» праведникам, чтобы не было «стыдно за себя» за свою инициированную страхом агрессию, ведущую к всемирному Апокалипсису? Каким образом возможно взять на себя бремя «всемирной жалости»?

Нелегкие вопросы, дорогие друзья. И даже приблизиться к адекватным ответам немыслимо без вашего участия на нашем сайте:

https://ridero.ru/books/pod_zelenym_shatrom/

«XIII. «Имаго»

Именно это слово произносит Миха в последний момент своей жизни. Именно это понятие, если мы вспомним, дорогие друзья, в свое время заинтриговало Михиного учителя, Виктора Юльевича. Тогда, в Михины школьные годы, друг учителя, биолог Михаил Колесник, открыл «необразованному» филологу биологическое значение этого слова. Давайте и мы откроем Википедию:

«Има́го (imago — „образ“) — взрослая (дефинитивная) стадия индивидуального развития насекомых и некоторых других членистоногих со сложным жизненным циклом… На этой стадии животные становятся способными к размножению (за исключением случаев неотении) и часто — к расселению».

Цит по: https://ru.wikipedia.org/wiki/имаго

Термин этот — биологический, но, как можно понять из его текстовой трактовки, использован автором не в смысле определения физического, а нравственного взросления. Лишь последнее требует «инициации воспитанием или персональным примером́“ в отличие от метаморфозы насекомых, предопределенной эволюцией за исключением случаев «неотении:

«Неотени́я (др.-греч. νέος — юный, τείνειν — растягивать) — явление, наблюдаемое у некоторых членистоногих, червей, земноводных, а также у многих растений, при котором достижение половозрелости и окончание онтогенеза происходит на ранних стадиях развития, например, на личиночной стадии.»

Цит по:https://ru.wikipedia.org › wiki › Неотения

Гениальный педагог, Виктор Юльевич, трактует феномен «неотении» с социальной позиции, ибо его интересует человек, а не насекомое. Он считает, что нравственное взросление — пробуждение совести, способности осознания ответственности за содеянное добро и зло и понимание высшей ценности любви» — не гарантировано эволюцией «homo-sapiens». Необходима инициация воспитанием, чтением, музыкой, положительным примером. Только так можно помочь человеческой душе—совести пробить кокон эгоизма, безразличия и жестокости. Остается предположить, что в человеческом обществе «феномен» неотении не является исключением. Недаром Виктор Юльевич, в конце концов, пришел к концепции «инициации страхом», который, как правило, не позволяет совести человека пробить кокон эгоизма, безразличия и вырваться навстречу к состраданию и милосердию ко всем страждущим.

Но каждое правило имеет исключение свидетельствует автор. Такое случилось в мире две тысячи лет тому назад, случалось и позже с рождением каждого праведника, произошло и в случае с Михой. Еще раз вспомним, что

«…жалость огромного размера, превышающая Михину голову, и сердце, и все тело, накрыла его, и это была жалость ко всем людям, и плохим, и хорошим…»

Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219…

Метаморфоза Творения? Не посылает ли Творец в наш безумный мир особи, нравственно взрослые при своем рождении, т.е. «дефинитивные имаго»? И не делает ли Он это в обход эволюции, неспособной эффективно выработать столь необходимый для сохранения и совершенствования Его творения инстинкт «социальной справедливости»? Согласитесь, дорогие друзья, что не так просто ответить на эти вопросы. Из текста главы ясно одно, что Михина «всемирная жалость» приводит его в ряды борцов за возвращение Крымских татар на их историческую родину. Эту борьбу Миха ведет, подчиняя свой ум, «здравый смысл», инстинкт сохранения себя и близких своей «всемирной жалости». Его нравственно взрослая душа не нуждается в инициации воспитанием, не поддается она и инициации страхом, на что рассчитывают органы ГБ. С этой целью они не оставляют Михе «никакого выхода». Вспомним «бредень» Чибикова, сентенции профессора Винберга и слезы «бедного кролика» — доктора Дулина…

Миха не плачет. Просто приходит момент, когда самодостаточная Михина душа готова оставить кокон его тела. Вот как описывает автор этот момент в подаче самого героя.

«…Какой простой и верный выход. Почему это никогда раньше не приходило в голову? Как хорошо, что тридцати четырех еще не исполнилось. Ведь именно в тридцать три года Иисус совершил поступок, подтвердивший его абсолютную взрослость: он добровольно отдал свою жизнь за идею, которая вообще-то не вызывала у Михи большого сочувствия, — за чужие грехи.

Распоряжаться собой — это и значит быть взрослым. А эгоизм — качество подростковое. Нет, нет, не хочу больше быть подростком…

Он пошел в ванную, принял душ. Надел чистую рубашку. Подошел к окну. Рамы были ветхие, стекла грязные, но подоконник чистый. Он раскрыл окно — дождь, сумрак, слабый и бедный городской свет. Фонари еще не зажглись, но какое нежное мерцание.

Снял ботинки, чтобы не оставлять грязных отпечатков подошв, вспрыгнул на подоконник, едва на него опершись. Пробормотал: «Имаго, имаго!» и легко спрыгнул вниз.

…Улетает крылатое существо, оставляя на земле хитиновую скорлупку, пустой гроб летящего, и новый воздух наполняет его новые легкие, и новая музыка звучит в его новом, совершенном органе слуха.»

Конец ознакомительного фрагмента.