С юмором и серьезно

Владимир Гринспон, 2018

СССР хрущевского, брежневского, горбачевского времени – глазами не просто очевидца, а активного участника событий. Владимир Гринспон и герои его рассказов отправляют читателя из солнечной Одессы 60-х годов в суровый Норильск 70-х и 80-х, из Восточной Германии – в Ливию еще молодого Каддафи, из Грузии – в Индию. На страницах книги веселые советские студенты соседствуют с лихими дельцами черного рынка. Работяги и настоящие асы своего дела живут бок о бок с карьеристами разных масштабов. Крупные производственные свершения идут рука об руку с дефицитом и откровенным воровством. Туристические поездки в соц- и капстраны, заработанные тяжелым трудом или хитрыми махинациями, превращаются в забавные приключения, где на кону порой стоит вся будущая судьба их участников. Герои ходят по лезвию ножа, нарушая всевозможные инструкции и ограничения. Честно, без прикрас, но и без преувеличений показаны межнациональные отношения. Русские, украинцы, грузины, евреи, армяне, абхазы, поволжские немцы – в этом кипящем котле проявляются лучшие качества людей и вековые предрассудки. Комичный эффект вызывают отношения облеченных властью партийных чиновников, большого начальства и «маленьких людей». История жизни конкретного человека в этом сборнике переплетена с судьбой страны. Из мелких бытовых деталей складывается объемная картина эпохи во всем ее величии и противоречивости.

Оглавление

Крым. Первое знакомство навсегда

Побывал я во многих странах. Видел берега разных морей и с суши и с воды. Но самым запомнившемся на всю жизнь, во всех подробностях, для меня остается вид южного берега Крыма со стороны моря. Первый раз увидел я это фантастическое зрелище в период летних каникул после пятого класса. Отец тогда командовал мощным морским буксиром и получил задание отбуксировать построенный на верфях Восточной Германии речной пассажирский теплоход, предназначенный для Волго — Донского бассейна. Теплоход спустили по Дунаю до моря, а по морю он самостоятельно идти не имел права — речной! Надо было его на буксире доставить в Ростов-на-Дону.

Так как рейс был каботажный (без выхода за границу), капитан имел право брать родню на борт в качестве пассажиров. Мама и мы с братишкой отправились в плавание. Мы не просто отдыхали, а всё время познавали морской быт и правила. Драили вместе с матросами палубу, стояли на руле (пробовали) под надзором вахтенного рулевого. На следующий год я уже был оформлен официально на полставки матроса-рулевого и нес вахту без скидки на возраст. Отец учил нас работать с картой, прокладывать курс и определять место корабля на карте. Самым точным было определение места по ориентирам на берегу. Тут-то и насмотрелись мы на Крымские утесы, бухты, маяки и скалы. Скорость нашего каравана была узлов 12-14, небольшая. Крым мы огибали весь световой день. Шли не далеко от берега, милях в трех — пяти, и полуторакилометровые скалы, казалось, нависали над нами. Как сейчас вижу замаскированный в скалах вход в Балаклавскую, особо охраняемую бухту с подземными стоянками подводных лодок. Вижу отвесные зубья горы Ай-Петри над Алупкой, вершину горы Чатыр-Даг, высшую точку Крыма, белую россыпь Ялтинских домов по склону горы, «шахматную» башню Ласточкиного гнезда, сады Массандры и, конечно, неповторимый силуэт медведя лежащего у воды над лагерем Артек — гору Аю-Даг! Отец перед войной учился в Севастопольском военно-морском училище, за время курсантских практик исходил всё Черное море. Рассказам его о берегах и случаях из курсантской жизни, связанных с ними, не было конца.

Таких путешествий около Крымских берегов у меня было с десяток. Ходил и на буксире с отцом, а когда он уже командовал большим сухогрузом и ходил за границу, всё же выкраивал во время отпуска пару недель, чтобы свозить нас на круизном лайнере по маршруту Одесса-Севастополь-Ялта-Сухуми-Батуми и обратно. Впоследствии я и сам проходил этот маршрут частично или полностью, вывозя на теплоходе, ещё школьником, в качестве тренера, команду Измаильских ватерполистов в Туапсе, а потом с женой, в отпуске. Так что Крымские берега для меня как собственная квартира. Знакомы все углы. Побывал я, конечно, и на суше. В Севастополе мы всей семьей навещали боевого товарища отца, в Керчи лазали на гору Митридат и фотографировались у памятника героям, купались на лучших в СССР пляжах Евпатории. В Ялте я две недели тренировался в составе сборной команды школьников Одесской области в марте 1961 года. Помню поездку на вершину горы Ай — Петри по извилистому серпантину. Мы взяли такси, семиместный ЗИМ, заплатили два рубля с копейками, и часа три наслаждались удивительной дорогой горными и морскими видами. Позже туда протянули канатную дорогу.

Первый полет на самолете у меня тоже связан с морским переходом. Один раз мы на буксире тянули баржи в Херсон, а оттуда до Одессы летели на пассажирском самолете. Это был ЛИ-2, переделанный военный «Дуглас» времен войны. Но впечатление это не испортило. Наоборот, первый полет и ценен небольшой скоростью, низкой высотой, когда всё на земле просматривается в подробностях, низким рокотом бензиновых моторов, вращающимися лопастями винтов. Эти сорок минут навсегда запали в память.

Еще пару моментов вспоминается в связи с этими морскими переходами. В Ростове мы сходили на Ипподром, смотрели бега рысаков запряженных в коляски. Работал тотализатор. В советские времена это был единственный вид азартных игр на деньги, не считая государственной лотереи. Перед заездом лошадей представляли публике. Я несколько раз называл приглянувшуюся мне лошадку будущим победителем забега и всё время угадывал. Отец дал мне рубль и позволил купить билет тотализатора на понравившуюся лошадь. Как только я поставил деньги моё везение как отрезало. Не угадал ни разу. Тогда и засела в голове мысль не играть на деньги. И я следовал этому правилу очень долго. Даже бывая в казино Лас Вегаса или Сан — Сити в ЮАР, игра меня не затягивала. Я считал глупостью, пытаясь зашибить случайную деньгу, бездарно проиграть честно заработанное. Не знал я тогда, где подстерегает главная опасность играть и проигрывать, что есть банки, фондовые биржи с акциями, облигациями, деривативами, фьючерсами и опционами…

Еще к одной стороне жизни мне удалось прикоснуться в этих детских морских походах. Радист нашего корабля накупил на толкучке в Ростове массу песен запрещенного тогда советской цензурой певца Петра Лещенко. Песни были подпольно записаны на рентгеновских снимках, как тогда говорили — на ребрах. Запрещали Лещенко за то, что он уехал на Запад из Бессарабии занятой Сталиным в 1940 году. Жил в Румынии, но пел исключительно на русском, и песни его пользовались огромным успехом в СССР. И вот наш корабль выходил в открытое море, где не пахло цензурой, и из громкоговорителей неслись прекрасные, легко запоминающиеся песни. Здесь и лихая «У самовара», и знаменитая «Москва золотоглавая», и грустная «Журавли» (Здесь под небом чужим я как гость нежеланный…), и пронзительная «Я тоскую по родине». Так что эти песни я впитал душой навсегда, пел их с удовольствием. Сейчас слушаю иногда собрание песен Петра Лещенко, которое скачал, порывшись в музыкальных уголках интернета, и перед глазами встает борт корабля, самое синее в мире Черное море и отвесные скалы Крыма. И еще очень сильно напоминает южный берег Крыма северный берег Кипра, где я сейчас часто бываю. Те же скалы обрывом растущие почти из моря и поросшие соснами, рассыпанные по склонам белые домики в садах, и то же, лазурное у берега и темнеющее к горизонту, море.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я