С юмором и серьезно

Владимир Гринспон, 2018

СССР хрущевского, брежневского, горбачевского времени – глазами не просто очевидца, а активного участника событий. Владимир Гринспон и герои его рассказов отправляют читателя из солнечной Одессы 60-х годов в суровый Норильск 70-х и 80-х, из Восточной Германии – в Ливию еще молодого Каддафи, из Грузии – в Индию. На страницах книги веселые советские студенты соседствуют с лихими дельцами черного рынка. Работяги и настоящие асы своего дела живут бок о бок с карьеристами разных масштабов. Крупные производственные свершения идут рука об руку с дефицитом и откровенным воровством. Туристические поездки в соц- и капстраны, заработанные тяжелым трудом или хитрыми махинациями, превращаются в забавные приключения, где на кону порой стоит вся будущая судьба их участников. Герои ходят по лезвию ножа, нарушая всевозможные инструкции и ограничения. Честно, без прикрас, но и без преувеличений показаны межнациональные отношения. Русские, украинцы, грузины, евреи, армяне, абхазы, поволжские немцы – в этом кипящем котле проявляются лучшие качества людей и вековые предрассудки. Комичный эффект вызывают отношения облеченных властью партийных чиновников, большого начальства и «маленьких людей». История жизни конкретного человека в этом сборнике переплетена с судьбой страны. Из мелких бытовых деталей складывается объемная картина эпохи во всем ее величии и противоречивости.

Пряник

Дело было в шестом классе. Весной. На большой перемене все ходили в школьный буфет. Мама давала мне рубль каждый день, а после реформы 1961 года — 10 копеек. На рубль можно было взять, например, пирожок с горохом или капустой и стакан кофе. В тот день я соблазнился красивыми на вид пряниками. Взял 100 грамм пряников и кофе. Кофе выпил без труда. С пряниками вышла заминка. Испекли их, наверное, в период штурма Измаила, не укусить. Я пару штук кое-как размочил в кофе, а один решил догрызть во дворе. Весенний двор бурлил! Школьники гоняли мяч, играли в пятнашки, прыгали друг через друга, играя в чехарду. Не было только стоящих или сидящих. Детская энергия требовала выхода в эти двадцать минут перемены. Я вынул изо рта мешавший мне «каменный» пряник и запустил в толпу. На мою беду, в водовороте бурлящих учеников я не заметил школьного завхоза. Это был небольшого роста, плотный старикан с бритым черепом. Кстати, полковник в отставке, прошедший всю войну, ветеран. Мой пряник угодил прямо в его колоритную лысину. Полковник осмотрелся, поднял с земли увесистый кусок кирпича и поманил меня пальцем. Бросал я с крыльца, был виден как на ладони. Отпираться было бессмысленно! Взяв меня за руку и потрясая поднятым в другой руке камнем, он поволок меня на расправу к директору. Директор, тоже бывший полковник-фронтовик, уже готов был принять к хулигану самые строгие меры, но всё-таки, хотя и не сразу, но услышал мои оправдания. Оба ветерана не могли поверить, что такую шишку мог оставить обыкновенный пряник.

— Ты, Вова, ври да не завирайся! Мы на войне не такое видали. Знаем что от чего!

— Да Вы пойдите, посмотрите в буфете на эти пряники! Не сдавался я,

— Ну, пожалуйста!

Видимо, любопытство взяло верх, и начальство повело меня в общепит, за качество обслуживания в котором отвечал как раз завхоз. Когда они попробовали на зуб эти «осколки гражданской войны», я был немедленно удален из буфета и забыт. А из-за закрытых дверей доносились раскаты командирских голосов. Особенно выделялся бас завхоза. В нем соединилась и досада за недосмотр за качеством питания и еще саднившая обида за полученную шишку. С тех пор пряники в буфете были свежайшими, а когда я здоровался с завхозом, он непроизвольно потирал лысину.