Хочу в Париж! Остросюжетная приключенческая повесть

Владимир Горбань

Одесский авантюрист начала XIX века Яков Мендель на старости лет загорается мечтой построить под Ла-Маншем железнодорожный тоннель. Его мечта имеет не только коммерческий, но и политический интерес. Мендель уверен: именно альянс Франции и Англии станет в будущем основой общего Европейского союза. Ради реализации своего авантюрного плана летом 1812 года во время наполеоновского нашествия Яков Мендель с подложными документами отправляется во Францию, где его ждут невероятные приключения.

Глава 5

Яков Моисеевич на руках поднял худенькую Людочку на второй этаж своего особняка, легко преодолевая высокие ступени широкой мраморной лестницы. Он, не смотря на уже весьма почтенный возраст, являл собой мужчину довольно крепкого и выносливого. Девушка была мертвенно бледна и, казалось, уже не дышала. Мендель осторожно положил ее на широкую кровать в своей роскошной спальне. Тут же явился доктор, который постоянно жил в одной из комнат особняка Якова Моисеевича. Это был один из лучших докторов Одессы Соломон Маниевич Цукерберг. Брал он за свои услуги дорого, как и полагалось старому и опытному врачу, но и делал свое дело быстро и отменно. Он был универсальным доктором. Умел все, от принятия сложных родов до выведения из длительных запоев.

Соломон Маниевич присел на край кровати, надел пенсне, взял Людочкину руку, проверил пульс. Затем он приоткрыл ей веки и заглянул в глаза. Затем приложил ухо к груди и долго слушал. Закончив осмотр, Соломон Маниевич поднялся с кровати и снял пенсне.

— Ну, что, доктор, у вас уже есть мнение? — с нескрываемым волнением в голосе спросил Мендель.

— Ничего страшного, — сильно картавя на французский манер, — ответил Цукерберг. — И не переживайте, она совершенно здорова. Это всего лишь продолжительный обморок, вызванный нервным перенапряжением. Такое иногда случается с впечатлительными девушками. Сейчас я приведу ее в чувство.

Соломон Маниевич достал из своего саквояжа какую-то склянку с жидкостью, вновь присел на край кровати и вновь нацепил на нос пенсне. Он открыл склянку и поднес ее к лицу Людочки. Девушка вдохнула пары жидкости и открыла глаза.

— Лежите. Лежите спокойно. Ничего не бойтесь, — сказал ей приветливо Цукерберг. — И пока ничего не нужно говорить. Ничего! Даже слов благодарности. Вам, мадемуазель, с вашей нежной хрупкостью вредно волноваться.

Доктор вновь встал с кровати и обратился к Менделю:

— Яков Моисеевич, распорядитесь, чтобы пациентку напоили крепким горячим чаем с медом и лимоном. У меня все. Если что, я у себя в комнате.

— Доктор, где вы учились?

— В Париже, мой друг, в Париже. Во Франции лучшая по нынешним временам медицина…

Доктор ушел, и тут же появились Варфоломей и служанка Глафира.

— Эту девушку срочно напоить горячим крепким чаем с медом и лимоном! — скомандовал Мендель Глафире. А потом добавил, обращаясь к Варфоломею:

— Нам надо посекретничать. Прошу пройти в мой кабинет.

Тяжелые бархатные шторы в кабинете плотно занавешивали окна, создавая таинственный полумрак.

— Сейчас ты срочно отправляешься к герцогу Ришельё! Делаешь все быстро и тайно, чтобы комар носа не подточил, и никто ничего не пронюхал! Ни единая душа! Понял?!

— Да, понял!

— Давай! Одна нога здесь, другая — там, третья снова здесь!

Варфоломей пружинистой походкой покинул кабинет. А Яков Моисеевич принялся собирать свой вместительный дорожный баул. Все авантюристы умеют это делать качественно и быстро. В баул Мендель поместил небольшое количество одежды, какие-то бумаги, большую резную шкатулку с золотыми монетами, бриллиантами и другими драгоценными камнями, а также шесть черных блестящих пистолетов. Управившись с этим делом, он уселся за письменный стол, взял бумагу, перо и принялся сочинять письмо:

«Дорогой мой Вальдемар! Так сложно теперь поворачивается моя жизненная линия, что мне срочным образом необходимо отбыть на неопределенное время довольно далеко от Одессы. Я знаю, в Петербурге у тебя немало важных дел, но обратиться мне с такой деликатной просьбой больше не к кому. С твоим покойным батюшкой мы были очень дружны, и я чту тебя за сына. Не хочу в письме излагать подробности. Вальдемар, приезжай срочно. Поживи в моем особняке, испытай истинное наслаждение от Черного моря, красивых девушек, веселых горожан, свежих овощей и фруктов и вольготной жизни. Все распоряжения по дому относительно тебя я сделаю. И средствами на проживание не обделю. Надеюсь, ты не откажешь старику. Обнимаю. Твой Яков Моисеевич Мендель».

Примерно через полчаса явился Варфоломей.

— Ну, что?! — взволнованно спросил Яков Моисеевич.

— Я все в точности выполнил! — отрапортовал камердинер и протянул Менделю бумаги.

Яков Моисеевич раскрыл их и бегло просмотрел. После задумчивой паузы он сказал:

— Готовь дорожный экипаж. Отъезжаем немедленно! Я, ты и Людочка. Больше мы никого с собой не берем! Управлять экипажем будешь сам!

— Куда поедем? Надолго?

— Это я тебе уже в пути объясню. Готовь экипаж! И еще, распорядись это письмо, — Мендель протянул камердинеру конверт, — сегодня же с надежным курьером отправить в Петербург.

…После короткого обеда Яков Моисеевич и Людочка сели в просторную рессорную бричку польского образца с кожаным верхом, запряженную парой лошадей, Варфоломей лихо вскочил на козлы и экипаж с ветерком отправился в путь. Людочка даже слова не проронила в знак протеста, полностью полагая свою дальнейшую судьбу на Менделя. Надо полагать, ее девичья интуиция как-то подсказывала ей, что все будет хорошо.

Причерноморские степи — уникальное место на Земле, проходной двор. Кто только не жил здесь в свое время: киммерийцы, скифы, сарматы, готы, гунны, анты, аварцы, булгары, хазары, печенеги, половцы, валахи, цыгане… Всех не вспомнить и не перечислить!

Место это не только уникальное, но и крайне опасное для путешествий. Особенно являлась опасной западная часть Причерноморской степи, которая была присоединена к Российской империи в мае 1812 года. После продолжительных войн согласно Бухарестскому договору между Российской и Османской империями. После заключения этого договора был издан манифест о выводе войск из Молдавии и закреплении права на распоряжение имуществом сроком на один год, в течение которого жители с обоих берегов Прута могли беспрепятственно переселяться по собственному желанию на турецкую и русскую территорию и продавать свою собственность. Это было наилучшее место и время для пересечения границы. Но сроки были крайне короткие, эта возможность могла прекратиться в любой момент, при любом самом малейшем пограничном конфликте. Поэтому Мендель так и спешил.

Но Одессу и левый берег Прута отделяла широкая и трудно преодолеваемая по бездорожью полоса Причерноморской степи. Разбойники всех мастей чувствовали себя здесь вольготно, управы на них не было никакой…

Первую ночь Яков Моисеевич, Людочка и Варфоломей провели в степи. Развели небольшой костер, приготовили ужин, перекусили. После этого, дворецкий, постелив прямо на голую землю старый полушубок, свернулся калачиком и мгновенно уснул.

Было тихо, безоблачно, на небосклоне сияли яркие звезды. Яков Моисеевич укрыл пледом узкие плечи Людочки и, вороша ветви в костре палкой, пустился в воспоминания:

— Я родился далеко от этих мест. В Брабанте. Теперь уже этого герцогства не существует, его поработили французы. Мой отец и мать были портными. Они были весьма добропорядочными, спокойными и набожными людьми. А я родился авантюристом. Уже в раннем детстве меня страшно тянуло к перемене мест и к приключениям. Мне было лет пять, а, может быть, шесть, когда рядом с нашим городком остановился цыганский табор. И я тайком сбежал от родителей к цыганам. Месяца три я странствовал с ними по Фландрии, жил в кибитках, ночевал у костра под открытым небом, научился воровать и обманывать людей. Я постиг тогда почти всю азбуку жизни. С тех пор люблю быстрых коней, свежий ветер, красивых людей и вольную жизнь…

Людочка внимательно слушала Якова Моисеевича, он был отменным рассказчиком. И он вовсе не казался ей напыщенным вельможей или прожженным злодеем…

— Когда я вернулся из табора домой, отец не учинил мне никакого наказания. Он даже не накричал на меня. Он лишь тяжко вздохнул. А мама проплакала несколько ночей. Следующее мое большое приключение случилось несколькими годами спустя. Я прибился к небольшой группе переселенцев, которые с позволения императрицы Екатерины Второй, отправились на берега Волги, где и организовали небольшую колонию. С тех пор я своих родителей не видел и ничего о них не знаю. Не знаю, даже, живы ли они сейчас. Я — очень плохой сын…

Конец ознакомительного фрагмента.