Герои романа ─ вчерашние выпускники школы. Они мечтают о настоящей и вечной любви, они полны энергии и задора. Дарья Аксенова создает семью с мужчиной, которого не любит. Вместе с тем, только через него она намеревается построить свой земной рай. Удалось ли ей достичь задуманное, читатели узнают после прочтения поистине захватывающего романа.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Между адом и раем предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава вторая.
Путевка в жизнь
В небольшую деревушку Назаровка корреспондент газеты «Заря коммунизма» Анатолий Стрельников добирался очень долго. Несмотря на то, что от районного центра Называевск до нее было километров шестьдесят, а напрямую и того меньше. Причиной многочасового путешествия были капризы сибирской погоды. Служебный автомобиль «Москвич» главный редактор газеты Евгений Петрович Родионов подчиненному не дал. Боялся, что в дороге старенькая машина поломается или хуже того, водитель наедет на высоковольтный столб или одиночную березу. В жизни всякое бывало. От города до деревни Фомихи, промежуточное селение, собкор добирался на маршрутном автобусе. Добрался очень удачно, несмотря на проливной дождь, который лил как из ведра. Словно хотел затопить поля с пшеницей, с которых районные власти намеревались собрать неплохой урожай. Стрельников бывал на оперативках в сером здании, где заседала местная власть и поэтому кое-что из ее планов знал. С начальством повыше, не говоря уже из белокаменной столицы, он контактов или связей не имел. Ему, молодому человеку, разменявшему в первый день весны двадцатник, было не до этого.
Перед ним стояли куда простые планы. Газете нужен был «свежак», новый материал. Это, первое. И второе. О большой должности он пока не мечтал. При этой мысли он улыбнулся. На хлебную должность претендовали более опытные писаки, притом со связями…
От Фомихи до конечного пункта Стрельников шел пешком. Между деревнями шоссейной дороги не было, шел по проселочной. Она изобиловала не только канавами, но и солончаками. Изменение погоды он заметил еще в кабинете, когда с коллегой по перу обсуждал недельный план работы. Секретарь райкома партии по идеологии, курирующий газету, определил очень многое. Предстояло написать об итогах ударных вахт, посвященных Великому Октябрю и о высоких темпах уборочной, а также о лучших людях района. В Назаровку он ехал не просто так, скондачка. Ехал по просьбе учительницы истории местной школы Надежды Евсеевны Кабаковой. Она неоднократно просила редакцию написать об Иване Федоровиче Плахоте. Ветеран войны и труда, несмотря на преклонный возраст, занимал активную жизненную позицию. Мало того. Он работал на своем огороде. Работал не ради удовольствия, трудился ради эксперимента. Он доказывал, что и в Сибири все и вся может уродиться. У него были самые большие огурцы и помидоры, и главное, арбузы. Подобных овощей во всей округе не было. Продукция была отменного вкуса и качества. Огородные плоды старик не продавал. Кое-что оставлял для себя, остальное дарил школе или односельчанам. Люди в знак благодарности делились с одиночкой тем, что имели и до чего руки доходили. По инициативе Кабаковой над пожилым мужчиной шефствовали пионеры. Летом они помогали ему выращивать овощи и фрукты, зимой ходили в магазин за покупками…
Внезапно за спиной путника раздался рокот автомобиля. Он обернулся и от неожиданной удачи улыбнулся. Водитель молоковоза был ему знакомый. Петра Исаева он часто видел, как в Называевске, так и во многих деревнях района. Он забирал молоко с ферм. О мужчине, которому было за пятьдесят, в районной газете написала Алла Ивановна Сухопарова, заведующая сельским отделом. Она работала в газете почти четверть века. Она знала не только больших и маленьких начальников, но и многих жителей района. Стрельников в отличие от профессионала и старожилы, был еще неопытным. Был «соплячком», так его порою называла Сухопарова, когда они были в кабинете или кушали за одним столом в райисполкомовской столовой. Он на это не обижался. Наоборот, он гордился своей молодостью.
Водитель машины ГАЗ — 53 слегка притормозил и, полуоткрыв дверь, протянул путнику руку для приветствия, затем пригласил его к себе в кабину. Молодой человек улыбнулся и, привстав на подножку, в один миг оказался на сидении. И тут же откинулся на его спинку, вытер рукой пот с лица и облегченно вздохнул. Пешком он прошел максимум пару километров и уже чертовски устал. Отнимали силы бездорожье и непролазная грязь. Мешала ему и его ручная кладь, большой саквояж из кожи, где находились обычные журналистские премудрости, без которых пишущая братия не обходилась. В сумке также были туалетные принадлежности, и кое-что из съестного. Во многих деревнях столовых не было. Людей, о которых он писал, как правило, он не объедал. Несмотря на их приглашения, он вежливо отказывался. Ссылался, что перед встречей он только что плотно покушал.
За пару километров до Назаровки при переезде через дорогу, которая разделяла огромное поле, засеянное пшеницей, молоковоз основательно забуксовал. Опытный водитель несколько раз делал небольшую раскачку вперед и назад, бесполезно. Исаев извинился за плохой сервис и тепло простился со знакомым. Сам же остался в машине. Полная цистерна молока требовала присмотра. Стрельников вновь пошел пешком. Бульканье и чавканье, которое исходило из его маленьких полусапожек во время ходьбы, не нарушали приток мыслей, которые появлялись в его голове.
Толя Стрельников еще в детстве мечтал выбиться в начальники, хотя бы в маленькие. О большем он и не думал. Для этого у него просто-напросто не было оснований. Родителей он вообще никогда не видел. Были ли у него братья или сестры, он также не знал. Только в первом классе он понял, что он, есть круглый сирота. Раньше своей матерью он считал тетю Люду, воспитательницу в детском доме. Он часто называл ее мамой. Симпатичная женщина приносила ему леденцы. Особенно любил он петушки на палочке. Сосал карамель, как правило, после приема пищи, которая ему всегда казалось невкусной. Любил он и пирожки с картофелем. Подобный деликатес тетя Люда приносила редко.
Несколько позже он узнал о себе еще кое-что. «Мама» очень многое рассказала ученику третьего класса, что доселе держала в тайне. Небольшой сверток, лежавший у входа в дом малюток, одна из работниц заметила сразу же. Да и заметить было невозможно. Младенец, завернутый в одеяло, сильно кричал. Подбросили его первого марта, в первый день весны. Отсюда и появилась дата его рождения. Через полгода дали ему имя и фамилию, потом оформили документы. Больше всех этим делом занималась Людмила Петровна Стрельникова. Занималась она основательно, так как имела особый интерес. Подкидыш ей с каждым днем все больше и больше нравился. Своих детей у нее не было. Причиной этому была ее внематочная беременность. Врачи сделали операцию очень неудачно. Сначала хоть какая-то надежда иметь ребенка была, потом она погасла. Женщина радовалась, когда видела, что мальчик все больше и больше походил на ее старшего брата. Те же голубые глаза, тот же цвет волос. Она сильно плакала, когда он покончил с собою. Не перенес измены любимой жены…
Иван Стрельников был категорически против усыновления малыша. На него не подействовало и то, когда его жена показала ему свидетельство о рождении детдомовца. В метрике все было подлинное и с печатью, они родители сына… И это не перевесило чашу весов в пользу бесплодной. Мало того. Муж пригрозил ей разводом, в худшем случае. В лучшем — сообщит в милицию о подделке документов. Жена в конце концов сдалась, уступила. Почему она открыла свою тайну несостоявшему сыну? Причина была очень простой. Врачи определили у нее малокровие. Через год она умерла. Прощались с нею все обитатели детского заведения. Больше всех плакал Толя Стрельников. С тех пор много воды утекло. Каждый год в день смерти матери он ложил на ее могилу свежие цветы. Именно благодаря этой женщине, он сделал первые шаги в свою юность…
Круглый сирота от безысходности нередко плакал. Особенно ему было тяжело в восьмом классе, он не мог определиться со своим будущим. Заканчивать десятилетку он считал бессмысленным занятием. Ему никогда не поступить в институт. Учился он неважно. Никто из наставников не представлял его инженером или учителем. Профессионально-техническое училище мальчика вообще не привлекало. Он уже кое-что был о нем наслышан. Шли дни, он все еще оставался на распутье…
За месяц до выпуска ему повезло, причем очень сильно. В школу приехал корреспондент областной газеты «Молодежь Сибири» и попросил учеников написать о своих родителях. Стрельников к просьбе старика с небольшим клоком седых волос на голове отнесся очень серьезно. Он так «крутил» мозгами, что вспотел. Работу он сдал последним. Однако его заметку зачитали первой. Ничего особенного он не написал. Он очень коротко изложил о жизни своего деда, участника Великой Отечественной войны, умершего от ран. Еще короче написал о родителях, которые его бросили. В самом конце он приписал, что хочет учиться дальше. Николай Петрович Скрябин, гость из Омска после прочтения заметки прослезился. Его душа и сердце вновь окунулись в лихолетье прошлого.
Он вспомнил свое детство и войну, во время которой погибли его родители и две его сестры. Ему было шестнадцать лет, когда он решил отомстить фашистам за смерть близких ему людей, за свою страну. Его попытка записаться добровольцем, успехом не увенчалась. На призывном пункте сказали, что Красная армия уничтожит врага и без его помощи. Силы молодых нужны для восстановления разрушенного народного хозяйства. Юноша, однако, не отступил. В Москве он сел в один из воинских эшелонов, идущих на запад. Через неделю он уже принимал участие в боевых действиях. За время войны на личном счету сержанта было двенадцать убитых фрицев. Артиллерийские залпы победы он встретил на территории поверженной Германии, в лазарете. Он был ранен в левую ногу. Через три десятка лет рана все еще давала о себе знать…
Слезы старика вызвали слезы и у молодого автора. Он вообще расплакался, когда пожилой мужчина его крепко обнял и с уверенностью произнес:
─ Не плачь, мой внучек… Советская власть никогда не оставляла в беде тех, чьи деды и родители делали все возможное для нашей победы… ─ Школьник ничего в ответ не сказал. Он еще сильнее сжал руками, слегка вздрагивающее от слез туловище мужчины, затем тяжело вздохнул.
Заместитель главного редактора газеты Николай Петрович Скрябин сдержал свое слово. Не без его помощи Толя Стрельников поступил в Исилькульское педагогическое училище. Он полностью находился на государственном обеспечении. Учился он с большой жадностью. Был ударником учебы. И в стенах училища ему опять в какой-то мере повезло. На втором курсе его назначили редактором стенной газеты «По заветам Ильича». Скорее всего, это было данью за его активную работу. Газета выходила два раза в месяц и, как правило, не обходилась без его заметки. Он порою был помешан на их написании, независимо какими они были по объему или тематики. Во время перерыва между уроками он с карандашом за ухом подходил к сверстникам, подавляющее большинство которых были девушки, и очень скурпулезно расспрашивал их о том или ином. Начисто заметку он писал в библиотеке. Небольшое помещение, до отказа набитое учебной и художественной литературой, подшивками журналов и газет, было одним из мест его времяпровождения. Любимой газетой будущего учителя русского языка была «Молодежь Сибири». Он был одним из первых, кто листал ее страницы. Он с замиранием сердца смотрел на маленькую колонку, где была написана фамилия главного редактора. Он радовался успехам своего наставника, его продвижению по службе. Скрябин его частыми визитами не баловал, не было свободного времени. Однако редкие встречи у каждого из них надолго оставались в памяти, они заряжались друг от друга, правда, каждый по-своему.
Для подопечного его наставник был особый человек, человек-легенда. Он сразу же привязался к нему, не только как к деду, но и как к старшему по возрасту мужчине. Он хотел в какой-то мере восполнить отсутствие отца. В подобном существе он нуждался всю жизнь, особенно в тяжелые ее моменты. У него проступали слезы, когда Скрябин приезжал на день его рождения. Он, переступив порог училища, сначала заходил в преподавательскую комнату, интересовался успехами своего «внука». Затем его разыскивал и они тут же шли гулять по Исилькулю. Небольшой городшико нравился юноше. В паре с «дедом» ─ нравился вдвойне. Он почти всегда ходил с полуоткрытым ртом от изумления. Причиной этому была полнейшая осведомленность его наставника о районном центре. Скрябин останавливался перед тем или иным учреждением или памятником и рассказывал об истории его возникновения. Внук внимательно слушал, иногда задавал вопросы. Получив исчерпывающий ответ, он тяжело вздыхал. Душой он не кривил.
О городе он так подробно не знал. Если и знал, то небольшую толику. Исилькуль, например, получил свое название от находящегося рядом озера. Его название с казахского переводилось как «гнилая вода». В переводе же с тюркское это название означало «очарованное, долгожданное». Мало знал он и о своем училище, история которого началась с 1929 года, когда курсы школьных работников были преобразованы в педагогический техникум. В 1955 году в связи с резким сокращением численности учащихся начальных классов, причиной этому была война, педучилище было закрыто. В 1965 году оно вновь открылось…
Внук также не обманывал себя, что его, уже взрослого парня, брала в свои объятия гражданская жизнь, где не было ни учителей, ни строгого воспитателя дяди Пети. Не проходило и пяти минут, чтобы в общежитии не раздавался его громовой голос. Больше всех офицера запаса боялись девушки, особенно, выпускного курса. Они нередко покидали жилое помещение для совместного проживания и бежали в городской парк покататься на чертовом колесе или покачаться на качелях. Были и те, кто заводил дружбу с парнями. Таких были единицы. «Невесты» были на особом учете у воспитателя и у директора училища…
Скрябин перед тем, как проститься с внуком, вынимал из кармана пиджака тряпочный кошелек и извлекал из него купюру синеватого цвета. Пятирублевка была основной бумажкой, которой удосуживался его подопечный. Он тут же слегка кланялся и почти по-мужски обнимал своего благодетеля. Затем они направлялись к старенькому «Москвичу» и тепло прощались. Как правило, мужчины не выдерживали, слезились. Едва легковушка исчезала из виду, Стрельников бежал к небольшому торговому лотку, расположенному на перроне вокзала, и покупал сто граммов конфет «Золотой ключик». Он неспеша снимал обвертку с одного из кондитерских изделий и также неспеша ложил его в рот. Он с большим наслаждением и очень долго сосал конфету, она была не только сладкой, но и издавала приятный запах.
Перед праздником Великого Октября в педагогическом училище объявили конкурс наглядной печати. Стенная газета выпускного курса была признана лучшей. От имени районного отдела народного образования ее редактор Стрельников получил благодарность, редколлегия ─ ценный подарок, фотоаппарат. Для специалиста по редактированию ФЭД был не новинкой. Он пару недель занимался фотоделом в кружке при Доме железнодорожников. Потом его забросил. Не было времени и желания. За день до всенародного праздника редактор получил специальное задание от директора педучилища. Оно было для него не только неожиданным, но и очень ответственным.
Сипаев Иван Афанасьевич, бывший работник райисполкома в двухэтажное здание, где «ковались» учителя начальных классов, пришел недавно. Средних лет мужчина свое основное «производственное» время проводил в кабинете, что-то писал или звонил по телефону. Переговорное устройство было единственным в заведении, поэтому заместители директора или кое-кто из учителей довольно часто стояли гуськом возле кабинета своего шефа. Едва он выходил, как тут же очередник бросался к аппарату. За неделю до праздников очереди исчезали. Все и вся готовилось к торжеству. Действовал категорический приказ директора. В «святые» дни никто не должен шляться без дела, тем более, звонить. Только работа и примерное поведение каждого ─ есть достойная встреча праздника. «Сипай», так прозывали директора, в эти дни также был начеку. Он сидел в кабинете возле телефона и ждал указаний из райкома партии или отдела народного образования. Отлучался он очень редко, исключение ─ естественные надобности. И на этот случай он давал наставления своей секретарше.
Стрельников очень робко постучал в дверь кабинета, затем несколько переждал. Какой-либо реакции изнутри не последовало. Он слегка приоткрыл дверь и переступил порог. И на этот раз сидевший за столом мужчина его не заметил. Сипаев сидел неподвижно, сидел с закрытыми глазами. Вошедший слегка хмыкнул себе в кулак, затем громко кашлянул. Последнее он сделал непреднамеренно. В комнатах общежития, где на двухъярусных кроватях спали учащиеся, уже неделю было страшно холодно. Из-за внезапных крепких морозов перемерзли трубы. В каком месте это произошло, коммунальные службы города до сих пор еще не определили. Кое-кто из учащихся простыл, причем он сильно.
Сипаев неспеша открыл глаза и, набросив на свой нос очки, скороговоркой произнес:
─ А-а, товарищ Стрельников, прошу присаживаться к моему столу… ─ Отодвинув в сторону пачку бумаг, он с деловым выражением лица продолжил. ─ Я, честно говоря, от повседневных забот порядочно устал… ─ Затем он за руку поприветствовал своего питомца и вновь сказал.
─ Я только сейчас думал, как нам с тобою, Анатолий Иванович, по-настоящему, с коммунистическим размахом встретить главный праздник человечества…
Юноша, сделав озабоченное выражение лица, придвинул к себе стул и осторожно на него опустился. Затем из кармана брюк он вынул записную книжку и авторучку. Деловой вид молодого человека и его готовность к работе, оживили сухопарого мужчину. Он подал свое туловище несколько вперед, к собеседнику и, сделав короткий вдох и выдох, с серьезной миной произнес:
─ Я уже набросал план работы… ─ Слегка улыбнувшись, продолжил. ─ Толя, мой дорогой, в нем также предстоит поучаствовать и тебе…
Стрельников внимательно посмотрел на своего шефа. Его физиономия была чересчур серьезной, даже в какой-то степени одухотворенной. Сипаев покачал головой, потом с некоторым пафосом подытожил:
─ Анатолий Иванович… Нашу работу будет экзаменовать первый секретарь горкома партии и другие ответственные товарищи…
Порученец с большим вниманием выслушал указания своего начальника, кое-что зафиксировал письменно. В эту ночь он довольно часто ворочался. Ворочался не от холода, который свирепствовал в спальном помещении. Ворочался от важности и ответственности предстоявшего задания. Оно и на самом деле было таковым. Сфотографировать первого секретаря горкома партии среди его свиты стоило больших усилий и для профессионала. Лично сам Сипаев или же Скрябин это бы сделали без проблем, им это, что семечки щелкать. Ему же надо было работать и работать… Беспокойная ночь для юного фотографа не прошла даром. В его голове созрел план действий, хороший или плохой он, покажет время…
На следующий день Стрельников встал на вахту, прямо у центрального входа в трехэтажный особняк, расположенный в центре города, неподалеку от железнодорожного вокзала. Черная Волга «ГАЗ — 24» к парадному крыльцу оплота местной власти подкатила только к обеду. Из машины вышел небольшого роста мужчина с черной папкой под мышкой. На нем было черное пальто и такого же цвета шапка. Он быстро поднялся на крыльцо и тут же скрылся из виду. «Часовой» не то от страха, не то от жуткого мороза, который пробирал его до самых костей, прикусил себе губу. Он не думал, что большой начальник так быстро проскочит мимо него. Неудачник вздохнул и вновь направился к учебному корпусу. Во время пути он напрягал все свои физические и умственные силы, чтобы воспроизвести портрет начальника. Не удавалось. Особенно, его нос. Маленький или большой он был, он так и не мог толком вспомнить.
Своими бедами он поделился с директором училища. Сипаев, узнав о том, что его подопечный в прямом смысле провалил порученное дело, сначала нервничал. Даже слегка скрипел зубами. Потом гнев сменил на милость. Он улыбнулся и подошел к книжному шкафу. С верхней полки взял небольшой рулон, перевязанный бечевкой. Порученец, как только перед собою увидел большую фотографию, с облегчением вздохнул. Улыбнулся. Мужчина, стоявший на высокой трибуне в окружении очень серьезных особ, был чем-то похож на того, кого он совсем недавно видел возле серого здания.
Улыбнулся и Сипаев. Он слегка взъерошил волосы на голове питомца и весело произнес:
─ Эту фотографию Половозова я в прошлом году у районного начальства умыкнул… Они все любят фотографироваться…
Стрельников на реплику директора не ответил. Он стоял с серьезным выражением лица. Его голубые глаза пылали, словно факел у литературного героя Данко. Его очередной план, без всякого сомнения, завтра сработает…
Участники праздничной демонстрации на главную площадь города Исилькуля, носившую имя вождя пролетарской революции, начали стекаться с раннего утра. Некоторых из них, в первую очередь, из отдаленных деревень, привозили автобусами или на грузовых машинах. Кое-кто приезжал и на собственном транспорте. По всему городу были расставлены наряды милиции и дружинники. С каждой минутой людей становилось все больше и больше.
Анатолий Стрельников был не в духе. Его попытка найти какое-либо возвышение, подобие холма или даже столба, провалилась. И очередной вариант ему не удался. Он подошел к высокой трибуне, обтянутой красным кумачом, и попытался на нее взойти. Не получилось. Перед ним в миг появились два милиционера в черных полушубках, на ремне у каждого была кобура с пистолетом. Большие дяди почти одновременно взяли его за шиворот, и оттащив в сторону, недовольно пробурчали:
─ Паря, еще раз попадешься нам на глаза, пеняй на себя… Черный воронок тебе обеспечен… Понятно, гражданин?
Юноша низко опустил голову и почти плаксивым голосом заверил:
─ Больше не попадусь, товарищи милиционеры… Честное слово, не попадусь… ─ Затем он дал деру. Он всю жизнь боялся милиционеров. И не только он один…
Главные часы города, стоявшие на специальной подставке, неподалеку от гостиницы «Сибирь», единственной в районном центре, показывали половину десятого утра, когда на высокую трибуну взошла небольшая стайка местных начальников. Внешний вид элиты разительно отличался от многоликой толпы. Они были одеты в добротные пальто черного цвета. Такового же цвета были и их норковые шапки. На груди каждого из них были прикреплены большие красные банты. Через некоторое время к трибуне в сопровождении двух гражданских и наряда милиции подошла большая группа людей. Это были передовики производства, ветераны войны и труда, а также представители молодежи. Они расположились по обеи стороны от местной когорты.
Порученец подошел к трибуне и пробежал по ней глазами. Половозова среди стоявших почему-то не было. Его переживания были недолгими. Через пару минут к трибуне подъехала черная «Волга и из нее вышел уже знакомый ему начальник. Он был таким же важным, как и день назад. Под мышкой у него была та же папочка. Едва он поднялся на трибуну, как некогда серьезные чиновники расцвели в подобострастной улыбке и каждый по очереди стал протягивать ему руку для приветствия. Едва Половозов подошел к микрофону, в самый центр искусственного возвышения, к нему тотчас же подбежала молодая девушка. Она сделала пионерское приветствие и приколола к его груди красный бант. Из свиты раздались жидкие аплодисменты.
Местный царь расцвел в улыбке, и повернувшись к многоликой толпе, лениво помахал ей рукой. Юный фотограф на некоторое время забылся. Большое скопление людей, обилие плакатов и транспорантов ему нравилось. Даже очень. Он повернулся в сторону демонстрантов, затем перевел взгляд на «правительственную трибуну», временно сколоченное из досок сооружение. И тут же осекся. Он чуть было не забыл о важном задании Сипаева. Он сделал несколько шагов вперед и остановился. Перед ним вновь выросли два милиционера, они уже были ему знакомые. На этот раз они действовали куда решительнее, чем несколько минут назад. Один из них, физиономия которого чем-то напоминала розовый томат, с силой взял его за руку и потянул его за трибуну. Стрельников от боли вскрикнул и с отчаянием стал упираться ногами. Не помогло. Силы были явно неравные. Он уже не сомневался, окажись он за живым оцеплением, состоявшим из милиционеров и дружинников, ему никогда не сделать снимок главного человека города. Только по этой причине он дико завопил.
Завопил так громко, что на это обратил внимание седовласый офицер-милиционер, стоявший неподалеку от трибуны. Он быстро ринулся к месту происшествия, подошел к краснолицому. Затем лихо козырнул и с недовольным видом прокричал:
─ Товарищ сержант, чем Вы занимаетесь? Что противоправного сделал это мальчишка? ─ Подчиненный выпустил из рук свою жертву, и вытянувшись по струнке, еле слышно пробормотал себе под нос:
─ Товарищ подполковник… Этот гражданин находится на незаконном месте и вызывает определенное подозрение…
Начальник районного отдела милиции подполковник Филимонов, на плечах которого лежала ответственность за обеспечение безопасности праздничной демонстрации, слегка ухмыльнулся и повернулся в сторону социально опасного элемента. Высокий юноша в осеннем полупальто черного цвета, из глаз которого бежали слезы, как ему казалось, не мог нарушить правопорядок. Он вновь посмотрел на подчиненного и очень спокойно произнес:
─ Товарищ Морилкин… Вы делайте в нашей службе первые шаги, но не с этого надо начинать… ─ Сержант с унылым выражением лица утвердительно кивнул головой и отчеканил:
─ Так точно, товарищ подполковник… Не с этого надо начинать…
Тут же раздался чей-то командный голос. Участники конфликтной ситуации почти одновременно повернулись в сторону трибуны. Высокого роста мужчина с красным бантом на груди через громкоговоритель объявил, что через пять минут начинается движение колонн. Стрельников слегка вздрогнул, затем посмотрел на офицера милиции. На какой-то миг взгляды мужчин пересеклись. И тут же он услышал несколько хриплый голос:
─ Ну, а ты, гражданин хороший, почему здесь болтаешься? Ведь твое место в колонне, правильно я тебе говорю?
«Правонарушитель» сначала ничего не ответил. Он стоял и внимательно буравил глазами уже не столь страшного для него начальника. Мысль похвастаться тем, что он внук главного редактора Скрябина, в его голову пришла совершенно неожиданно. Он с облегчением вздохнул и почти на одном дыхании выпалил:
─ Товарищ подполковник… Я здесь по поручению моего деда Скрябина… Он главный редактор газеты… ─ От внезапного потока лжи он запамятовал название газеты. Слегка покраснев, он набрал в свои легкие солидную порцию морозного воздуха и продолжил. ─ Он, он у меня самый большой начальник…
Филимонов заразительно засмеялся. Был ли на самом деле этот паренек внуком главного редактора областной газеты «Молодежь Сибири» или нет, для него какой-либо роли не играло. Он знал лишь одно. Скрябин Николай Петрович в трудную минуту его жизни оказался порядочным человеком. Трагедия произошла ранней весной. Единственный сын майора Филимонова, скорее всего, был ровесником стоявшего перед ним юноши, поехал на рыбалку. Компашка оказалась в самом центре большого водного массива. Солнце уже припекало, надо было идти к берегу. Да и рыба вообще не шла. Костя не сдавался, он следовал примеру отца. Он никогда и ни при каких обстоятельствах без добычи домой не приходил. Только к вечеру рыболовы оставили лунки. Сын милиционера был удачливее. В его ведерке бултыхалось около десятка карасей, у напарников по одному. К берегу шли гуськом. Филимонов шел последним. Он сильно растерялся, когда в один миг под ним обрушился лед и он оказался в холодной воде. Юноша с отчаянием хватался руками за ледяное покрытие, но полупрозрачнее тонкое одеяло почему-то рушилось и рушилось. Из друзей ему никто не помог. Да и помочь было невозможно. Лед рушился и рушился. Они сняли с себя шарфы и связав их, словно веревку, бросили ее утопавшему. Силы его оставляли с космической скоростью. Вскоре он оказался под водой…
Скрябин один из первых узнал о горе начальника следственного отдела милиции. Он сразу же приехал к нему домой. Он делал все, чтобы утешить молодого мужчину. Вскоре в областной газете появилась статья о происшедшем… И сейчас мальчишка, стоявший перед Филимоновым с несколько понурым видом, чем-то напоминал ему внезапно ушедшего из жизни сына. Он тяжело вздохнул и произнес:
─ Ну, как мне не знать Николая Петровича… Его многие в области знают… Очень хороший человек…
Неожиданный поворот событий вдохновил юного лгуна. Он тут же вытащил из-за пазухи фотоаппарат и с некоторым лукавством сказал:
─ Товарищ подполковник… Мой дедушка поручил мне очень важное задание…
Он слегка приподнялся на цыпочки и нашептал на ушко мужчины свое специальное задание. Филимонов внимательно все выслушал, рассмеялся. Ему было не в первой, когда к нему обращались не только местные газетчики, но и из области. И все они, как один, просили его рассказать о чем-то необычном из его службы, что могло привлечь внимание читателей.
Вновь раздался зычный голос. Тотчас же заиграл военный оркестр. Бравая музыка воодушевила офицера и фотографа. Филимонов взял юношу за руку и повел его к милицейскому УАЗу, стоявшему неподалеку от трибуны. Затем открыл переднюю дверь кабины, и заметив некоторое недоумение на лице молодого человека, с уверенностью произнес:
─ Ну, юный гражданин страны Советов… Моя машина в твоем распоряжении… ─ Фотограф опять стоял в недоумении. От милиции он хотел помощи, а получалось совсем другое… ─ Офицер в один миг развеял его сомнения. Он широко улыбнулся и очень доверительно продолжил. ─ Моя машина ─ вышка, с которой тебе будет легче снимать демонстрацию, в том числе и главного начальника… ─ Больше ему что-либо объяснять не пришлось. Внук Скрябина ловко запрыгнул в салон автомобиля и вытащил фотоаппарат…
Двадцать кадриков пленки израсходовал Стрельников, чтобы запечатлеть первого секретаря горкома партии. Только три кадрика ушло на других демонстрантов. В правильности сделанного он нисколько не сомневался. Половозов и никто иной из многотысячной толпы был самый главный и самый важный. Юный фотограф один из последних покинул главную площадь города. Покинул лишь тогда, когда к правительственной трибуне подъехала черная «Волга» и уже знакомый, а может даже и очень знакомый ему мужчина в драповом пальто неспеша открыл дверь и плюхнулся на заднее сиденье…
В учебный корпус педагогического училища, расположенного на улице Ленина, порученец не шел, а бежал. Причиной этому было не столько голод, а сколько желание поделиться с Сипаевым результатами своей работы. Он свернул на улицу Советскую, она вела к серому особняку местной власти. Отсюда до училища было рукой падать. Юноша, у которого было приподнятое настроение, то и дело пинал ногами небольшие снежные льдинки или все то, что попадалось ему на пути. Перед галереей передовиков производста, прямо перед знакомым зданием, под ногу ему попалась пустая бутылка из-под пива. Он отошел назад и, слегка разбежавшись, с силой пнул стеклянный сосуд. От удара бутылка пролетела несколько метров, затем, резко изменив направление, ударилась об один из металлических стендов. Раздался треск. Осколки разбитого стекла полетели в разные стороны. Пешеход, словно ничего не случилось, ехидно улыбнулся и продолжил движение. Неожиданно позади него раздался голос:
─ И опять эта шпана из детдома не дает людям спокойно отдыхать… Все ломают, все воруют…
Сирота повернулся назад и слегка опешил. Перед ним стояли две девочки, они были хорошо одетые. Его поношенное полупальто явно контрастировало с их богатым одеянием. Девочка, что была чуть повыше своей подруги, была одета в меховую курточку с застежками-шнурками. На ней также были белые полусапожки. Вторую особу он не стал разглядывать. Он уже нисколько не сомневался, что они приехали из Омска или имели богатых родителей. Подобные же ему, никогда таких нарядов не имели. Раздумывать о социальных проблемах советского общества ему больше не пришлось.
Высокая незнакомка почти вплотную подошла к нему и прошипела:
─ Ты, деревня… Зачем ударил передовика производства? Так и все можно сломать…
Стрельников не выдержал. Он напрягся и ударил рукой в плечо назидательницы. Она не упала, лишь слегка накренилась назад. Затем резко выпрямилась и с силой ударила его в грудь. И тут же прокричала:
─ Ты, вонючий детдомовец… С кем ты дерешься? Ты знаешь, кто мы такие? ─ На помощь ей пришла подруга. Она обеими руками вцепилась в обидчика своей сестры и со слезами на глазах произнесла:
─ Наш папа первый секретарь горкома партии, а мы его дети… Ты поняла, обезъянка детдомовская… ─ Несколько переведя дух, она в таком же тоне продолжила. ─ Вот сейчас пойду и позвоню в милицию… Она тебя заберет…
Будущий учитель начальных классов на какой-то миг опешил. Опешил не от бешеного натиска незнакомок. Опешил и не от того, что его припугнули милицией. Людей в погонах и с оружием он раньше всегда боялся. Сегодня же он понял, что милиция не такая уже и грозная. Погоны носили и хорошие люди, как подполковник Филимонов. Однако и он, начальник, боялся Половозова. Поклоняться партии, вождям, великим людям Толю Стрельникова учили с самых пеленок, в детском доме и в школе. Учили этому его и в педучилище.
На каждом уроке его наставники, независимо от возраста и учебной дисциплины, трындили, что коммунистическая партия самая мудрая в мире, а ее славный комсомол, в ряды которого он год назад вступил, есть ничто иное, как ее резерв. Они также обожествляли и местное руководство. Он многое слышал о первом секретаре горкома партии и о председателе городского совета, о других вождях местной власти. Слышал, но в лицо их не видел. Районная газета «Знамя коммунизма» довольно часто помещала их фотографии на своих страницах. Они почему-то не всегда походили на живых людей…
На какой-то миг Стрельников представил самое страшное, что может произойти с ним в недалеком будущем. Его, как детдомовца, за физическое оскорбление детей самого главного начальника отправят в детскую колонию… От страха он сжался и медленно опустился на корточки. Дыхание его стало тяжелым, по телу пробежали мурашки. Как вести себя дальше, он не знал… И тут же он почувствовал на своей спине что-то тяжелое, которое двигалось и одновременно было теплым. Из этого еще ему непонятного живого раздавались человеческие голоса и исходило прерывистое дыхание. Он приподнял голову кверху и сжал зубы. Девочки сидели на нем и били кулаками то по его спине, то по его голове. Какой-либо боли полусидевшее существо, которое называлось человеком, не чувствовало. Оно лишь тяжело вздыхало и сквозь слезы улыбалось. Живая особь имела достаточно сил, чтобы не только дать отпор насильникам, но и их победить. Она не делала этого по одной причине. Она боялась оказаться за решеткой…
Внезапно сирота почувствовал облегчение, не ощущал он и ударов. Тут же чьи-то сильные руки его приподняли и поставили на землю. Он слегка вытер слезы и увидел перед собою высокого мужчину. Незнакомец улыбнулся и покачал головой. Затем он сказал:
─ Ну, что, детский сад, девчонки тебя обижают? И ты сдачи им не можешь дать?
Поверженный ничего не ответил. Он только слегка всхлипывал и изредка вытирал слезы. Рассказывать о том, почему он не дал сдачи отпрыскам большого начальника, ему не хотелось. Да и в этом не было уже никакой необходимости. Его спаситель шагал в сторону железнодорожного вокзала. Стрельников неспеша отряхнул с себя снег и двинулся дальше. Едва он прошел галерею передовиков социалистического соревнования, как перед ним опять появились дочери Половозова. На этот раз он оставил свою нервную систему в покое. Он повернул лицо в сторону и гордо продефилировал мимо обидчиц. Затем остановился. Мысль их сфотографировать в его голову пришла неожиданно. Он быстро развернулся и, вытащив фотоаппарат из-за пазухи, нажал кнопку оптико-механического устройства. Потом еще раз и еще раз. Девочки, скорее всего, не заметили этого. Они стояли возле большого портрета и о чем-то весело болтали.
В кабинет директора порученец попал не сразу. Сипаев и его заместители, а также секретарь партийной организации анализировали прохождение подопечных во время праздничной демонстрации. В целом педучилище прошло хорошо, без приключений. Позитив уже был предопределен заранее. Перед оперативкой позвонили из горкома партии и поблагодарили директора за организаторские способности. Лишь после того, как в кабинете наступила тишина, фотограф постучал в дверь. Сипаев сидел за столом и что-то записывал в свой талмуд. Увидев порученца, он вышел из-за стола и с распростертыми руками пошел навстречу к тому, кого ждал с большим нетерпением. Откровенно говоря, он не верил в успех своего спецзадания. Слишком сложным оно было для подопечного. Однако, в жизни все бывало. Ни одни боги обжигали горшки. При этой мысли он широко улыбнулся и стал снимать с вошедшего его ветхое полупальто. Подобная одежда была у всех мальчиков, кто жил в общежитии. По одежке местные жители сразу определяли, что за фрукт или тип стоял перед ними.
Стрельников быстро освободился от одежды и положил фотоаппарат на стол директора. Сипаев кое-какие познания имел в фотоделе. Он покрутил рычаг, и сделав серьезное выражение лица, еле слышно произнес:
─ Ну, Толик, ты как заправский специалист… Почти тридцать кадриков отщелкал…
Учащийся на реплику директора не отреагировал. Промолчал. Сделав серьезную мину, он присел за стол и рассказал ему о своем рабочем дне. О стычке с дочерьми Половозова он не сказал ни слова. Сипаев поблагодарил его и на прощание произнес:
─ Анатолий, громадное тебе учительское и партийное спасибо… Остальное дело за мною… ─ Затем он похлопал юношу по плечу и уверенно добавил. ─ У нас с тобою первый блин комом не будет…
Подопечный почему-то неестественно выдавил из себя улыбку и быстро закрыл за собою дверь. Эту ночь он долго не мог заснуть. Все ворочался. Иногда ему казалось, что из своей неопытности он специальное задание запорол. Чем больше он думал, тем больше в его голову приходили далеко невеселые мысли…
Через два дня Стрельникова вызвали в кабинет директора. Вызвали прямо с урока. Невзирая на личное указание Сипаева, ни перед каким предлогом учащихся с занятий не снимать. Он об этом знал и поэтому сильно испугался. Он уже не сомневался, что ему предстояла взбучка по поводу неудавшегося спецзадания. Некоторое время он ходил по пустому коридору, пока осмелился идти к начальнику. Его руки дрожали, когда он открыл дверь его кабинета. Едва он переступил порог и тут же замер. К его удивлению, директор был не один. Рядом с ним сидел молодой мужчина с шевелюрой черных волос.
Увидев вошедшего, они почти одновременно покинули свои стулья и ринулись к Стрельникову. Кучерявый первым протянул ему руку и несколько женским голосом прощебетал:
─ Анатолий Иванович, ты право, настоящий герой нашей области… ─ Затем, прижав к себе юношу, он добавил. ─ Скажу откровенно… Завтра же твоя статья будет обсуждаться на заседании нашего отдела…
Стрельников несколько отпрянул назад. Затем стал таращить глазами то на одного, то на другого мужчину. Без всякого сомнения, его с кем-то просто-напросто путали. Лично он сам, не говоря уже о родителях, которых он никогда не видел, не был героем… Дальнейшее вообще его поразило. Сипаев слегка наклонил голову перед своим питомцем, словно благодарил его за что-то важное и необычное, затем по-отцовски его обнял. Обнял и продолжил в его адрес радостную эйфорию, только что начатую инструктором горкома партии Соловьевым. Директор педучилища частенько посещал кабинет идеологического работника. Докладывал ему о проделанной работе, просил совета или ценных указаний. Иван Афанасьевич не изменял своему кредо: лучше прилежно исполнять указания вышестоявшего шефа, чем проявлять личную инициативу. Петр Петрович в училище был очень редко. Ежели и был, то только с контрольными функциями. Сегодня же было исключение…
Причиной его неожиданного визита явилась статья юного корреспондента Толи Стрельникова в газете «Молодежь Сибири». Она была помещена на первой странице одного из популярных изданий области. Здесь также были две фотографии: фотография первого секретаря Исилькульского горкома КПСС Половозова и фотография его дочерей, Тани и Светы. Все местные руководители знали своего партийного вождя, кое-кто интересовался и его родственниками. Не дай Бог, попадешь впросак! Неприятностей не оберешься. Соловьев в самом начале своей работы в сером здании уже обжегся.
Однажды он устроил настоящий разгром парторгу и директору дорожно-строительного управления. Коммунистов в нем было раз, два и обчелся. В том, что Ивасько и Балабанов самоустранились от низов, ответственный работник горкома убедился лично сам, когда нагрянул к ним с проверкой. Этим же вчером он совершенно случайно узнал от дежурного милиционера, кто есть на самом деле Балабанов. Он был родным братом Половозова, только под другой фамилией.
От неудачного визита в низовое звено партии за одну очень неспокойную ночь в густой шевелюре Соловьева появилось около дюжины седых волос. С этого момента он уже никогда не направлял, не говоря уже о том, чтобы командовать коммунистами ДСУ. Даже телефонограммы от имени заведующего отделом или секретаря по идеологии он не посылал. Не совал он нос и в некоторые другие организации. И все по той же банальной причине. Во главе районного банка была супруга Половозова. Мясокомбинатом заправлял его лучший друг, с которым он когда-то и где-то учился…
Кучерявый мужчина на засилие родственников или друзей главного шефа в структурах местной власти нисколько не обижался. При царях и Генсеках подобное было и еще очень долго будет. И никому не в силах это изменить. В том числе и неписаные этикеты. При любой встрече с Половозовым, как и с членами его семейства, подчиненные лебезили и заискивали. Мужчины вежливо расшаркивались и снимали со своих голов шляпы или пыжиковые шапки. Женщины кокетничали. Они все делали это ради одного. Они хотели остаться у кормушки, невзирая на то, кто перед ними стоял, пожилой мужчина или полупьяный сопляк…
Петр Соловьев делал все возможное и невозможное для прославления местного вождя. Принять участие в этой миссии он считал делом особой важности. Не стал исключением и день сегодняшний. Утро началось хорошо, лучше не придумаешь. Он и тройка ему подобных, почти час сидели в кабинете и били баклуши. Они ждали указаний от своей шахини Максимовой, секретаря горкома партии по идеологии. Ее все еще не было. Причиной этому было совещание у Половозова. Максимова появилась только к одиннадцати часам утра и попросила подчиненных собраться в ее кабинете. Седая женщина в строгом темном пиджаке и черной юбке ниже колен была в приподнятом настроении. Как только дверь просторного помещения закрылась, она показала первую страницу главной молодежной газеты области. Клерки, словно по команде, привстали и уставились в одну точку.
Свежий номер газеты никто из них еще не читал. Оставляли на обеденный перерыв. Соловьев снял очки и от удивления тихо крякнул. На него смотрел Половозов, его лицо светилось улыбкой. На груди импозантного мужчины был красный бант. На другой фотографии, размером поменьше, были его дочери. Идеолог присел и слегка отпрянул на спинку стула, затем сделал независимое выражение лица. Нечто подобное было и на физиономиях его коллег. Определенное равнодушие в какой-то мере насторожило Аллу Николаевну. Она громко хмыкнула и, уставившись на Соловьева, которого страшно ненавидела за его медлительность и недостаточное чинопочитание, прошипела:
─ Петр Петрович, я что-то не понимаю… Мне представлялось, что Вы вникли в суть дела, которое необходимо поднять на уровень современных требований…
Мужчина с кучерявыми волосами резко вскочил и, сделав умилительную улыбку, тут же отпарировал в чисто партийном стиле:
─ Алла Николаевна, я Вас прекрасно понял… Статья заслуживает пристального внимания… Я целиком и полностью поддерживаю Ваше мнение, Алла Николаевна…
Перед тем, как отправить курьера в педучилище, Максимова с очень серьезным выражением лица еще раз напомнила ему о важности дела:
─ Петр Петрович, не забудьте, что товарищ Половозов очень положительно прорегировал на эту информацию… ─ Подчиненный сделал серьезное выражение лица, и слегка сжав кулаки, словно ему предстояло отразить полчища неведомых врагов, уже в который раз заверил свою начальницу:
─ Я с честью выполню Ваше указание, Алла Николаевна… Сделаю все возможное для повышения авторитета нашей партии, Алла Николаевна…
Сипаев, преданно посмотрев на посланника городского комитета партии, слегка оттолкнул от себя питомца, затем вновь прижал его к своей впалой груди и очень доверительно произнес:
─ Толя, Анатолий Иванович… Наше специальное задание прошло на ура… О тебе, воспитаннике Исилькульского педагогического училища знает вся область… ─ Он вновь бросил взгляд на визитера из горкома партии, у кучерявого от важности предстоявшей работы полукруглое лицо испускало лучи радости и вдохновения, и проревел. ─ Да какая тут область? От тебе, мой Толя, знает вся наша огромная страна…
Скудную информацию о происшедшем и необычное восхищение взрослых мужчин будущий педагог все еще не понимал. Он стоял неподвижно, несколько набычившись. Первым его равнодушие заметил Соловьев. Он взял со стола газету, легонько оттолкнул Сипаева в сторону и вплотную приблизился к молодому герою. Несколько мгновений он стоял и молчал. Ждал, когда его слюна, обильно выделившаяся на почве радости, опустилась на самый низ желудка. Затем он взял учащегося в охапку и усадил его за стол директора. Стрельников не сопротивлялся, он все еще не понимал, что от него хотели. Лишь после того, как кучервый ткнул ему пальцем в газету, он понял. Эту большую статью ему предстояло прочитать и потом, возможно, пересказать. Он придвинул к себе стул и вслух прочитал заголовок статьи:
─ Советская молодежь следует заветам своих отцов… ─ И тотчас же раздался голос Соловьева. ─ Анатолий, прочитай эту статью, только очень внимательно… А мы с Иваном Афанасьевичем пойдем перекурим… А то мне жарко стало…
Юноша уставился в газету. Статью он прочитал два раза. Внимательно рассмотрел и фотографии. И от неожиданности он растерялся, даже вспотел, когда в самом низу страницы увидел свою фамилию. Он вновь прошевелил губами и сжал зубы. Он, Толя Стрельников никогда не был корреспондентом областной газеты. Да и все, что было написано, многое было ложью. Он присмотрелся к фотографиям. Половозов с большой натяжкой походил на настоящего. Да и его дочери раньше были без красных флажков… Несколько позже Стрельников узнал, что директор педучилища статью от его имени написал лично сам. Монтаж с фотографиями сделал его сын, работавший в отделе фото районного Дома быта. Все остальное, что было самым главным, легло на плечи Скрябина Николая Петровича…
Специальный корреспондент газеты» Заря коммунизма» Называевского городского комитета КПСС, шедший по проселочной дороге в сторону Назаровки кисло усмехнулся. Много воды с тех пор утекло. За эти годы у него было плохое и хорошее…
Светловка, так называлась небольшая деревушка, куда направили учителя русского языка, не имела географического обозначения на районной карте, не говоря уже о большем. Селение мельчало и мельчало. Не проходило и месяца, чтобы из него не уезжали. Большая текучка была и среди учителей. В этом новенький убедился сразу же, едва переступил порог полуразвалившегося барака из камышита. Торжественную линейку, посвященную новому учебному году, открыл директор, мужчина лет шестидесяти. Через неделю вместо него появилась новая директрисса. Пожилая женщина очень редко была на своем рабочем месте, она почти каждый день ездила в районную поликлинику. Затем, сославшись на нездоровье, она уехала в Омск и больше не появилась. Вакантное место предложили новенькому, единственному мужчине среди учителей. За работу он взялся рьяно. В школе пропадал день и ночь, но ощутимого результата не было. Ветхая постройка разваливалась на глазах, ничтожной была и материальная база для обучения. Ему в благородном деле никто не помогал, ни местная власть, ни родители учеников. На собрания приходили единицы, как правило, матери или бабушки. Многие дети жили без отцов, которые уходили в мир иной в большинстве своем из-за пьянства.
Через год с небольшим Анатолий Стрельников уволился. Причиной этому был несчастный случай, который произошел с ним во время заготовки дров. Наступала осень, отапливать помещение было нечем. Его неоднократные визиты к управляющему фермой, чтобы он помог дровами или углем, успеха не имели. Его сверстник был залетной птицей. Кое-кто из крестьян пускал слухи, что их начальник совсем недавно освободился из тюрьмы. Выпал первый снег. В учебно-воспитательном учреждении, как и в небольшой комнатке, в которой жил его шеф, был жуткий холод. В конце концов терпение у директора лопнуло. За пару бутылок водки он нанял сельских мужиков. Они привезли ему волоком дюжину берез и оставили их неподалеку от школы.
Через пару дней у Стрельникова началась очередная нервотрепка. Кое-кто из местных, вместо того чтобы ему помочь, стали подличать. Они распиливали березы на небольшие части, затем их уносили или увозили домой. Увидев это, директор в милицию не заявил. С ворами, которых он знал поименно, не связывался. Считал, что это дело бесполезное. Он вновь поднапрягся. В свободное время стал заниматься заготовкой дров. Однажды ему не повезло. Его попытка перевернуть остаток лесины закончилась плачевно. В его спине что-то щелкнуло, внутри позвоночника потекла неведомо ему доселе какая-то жидкость. Лежачего учителя обнаружили только к вечеру. Утром он оказался в районном центре Кормиловка, вечером в Омске. В медицинском учреждении для стационарного лечения он пролежал почти две недели. Смещение дисков и ущемление нерва давали знать о себе и по сей день…
В больнице он совершенно случайно встретился со Скрябиным, он брал интервью у главного врача. Встреча знакомых оказалась поучительной и полезной. На этот раз внук основательно излил свою душу пожилому мужчине, попросил у него помощи. Через месяц Стрельникова направили в город Называевск, внештатным корреспондентом газеты «Заря коммунизма». Через три месяца он стал основным ее сотрудником. При воспоминании о Скрябине пешеход тяжело вздохнул. Человека, который дал ему путевку в жизнь, не стало через два года. Не выдержало сердце…
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Между адом и раем предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других