Премьера века

Григорий Борзенко

Помимо привычных атрибутов романов настоящей серии: пиратских сокровищ, робинзонады, таинственных зашифрованных писем, в этом романе присутствует также и то, что привлечет внимание театралов. Во всяком случае, развязка этой захватывающей истории, смеем предположить, поразит даже самых придирчивых гурманов театрального действа, тех, кто особенно любит спектакли с непременно эффектным концом.

Часть первая

«Завещание мертвеца»

(Письмо с того света)

Глава первая

Робинзон-изгнанник

Я прекрасно помню тот памятный день, который совершенно изменил мою дальнейшую жизнь. Мы следовали из Кайены в Ла-Рошель с заходом на Мартинику. Большая часть пути была уже позади. «Элиабель», подгоняемая Гольфстримом, а затем Северо-Атлантическим течением, пересекла незримую сороковую параллель и продолжала путь к родным берегам. Где-то там, далеко за горизонтом, по правому борту судна находились Азорские острова, которые я за многие годы своих плаваний, на различных судах, притом не только под французским флагом, — что поделать: судьба изрядно побросала меня из стороны в сторону! — проходил стороной множество раз, совершенно не предполагая, что этим островам суждено сыграть немалую роль в моей последующей жизни.

Полный бакштаг наполнял паруса «Элиабель» волны монотонно разбивались об основательно пригруженный корпус судна, одна вахта сменяла вторую — все было как всегда. Кроме одного — досады и злости, что до сих пор бурлили в моей душе после вчерашней стычки с этим треклятым Гуччо Стенвилем. Принеприятнейший человек! Я никогда не испытывал к нему дружеских симпатий, как, впрочем, и многие другие на нашей посудине. Думаю, к их числу принадлежит и сам капитан, который накануне заявил Гуччо, что это плавание на «Элиабель» будет для него последним, и что по прибытию в Ла-Рошель он произведет с Стенвилем расчет, после чего тот обязан будет покинуть судно. Правда, причина этого расставания, на мой взгляд, была странной. Я был уверен, что капитану просто надоели постоянные выходки этого проходимца, но уважающий себя и всегда уравновешенный Жак де Сартин, (именно так звали капитана), решил прибегнуть к более дипломатичному объяснению предстоящего разрыва отношений. Он объяснил заметно обескураженному от столь неожиданной для него новости Гуччо, что, дескать, на судне и так достаточно людей, что лучший из корабельных плотников Эндрю Сунтон, то бишь ваш покорный слуга, работает буквально за двоих, стало быть, в услугах лишнего плотника капитан больше не нуждается. Думаю, эти слова капитана и стали причиной нашей вечерней ссоры со Стенвилем. Видимо, он решил таким образом, что называется, согнать на мне злость. Будучи человеком отнюдь не робкого десятка, я, разумеется, сумел дать ему отпор и поставить наглеца на место, но настроение было здорово испорчено. Если раньше я быстро успокаивался после подобных конфликтов, то сейчас продолжал еще негодовать. Хотя уже и прошла целая ночь, за время которой я вполне мог успокоиться. Я как бы предчувствовал то, что будет дальше. А дальше произошли совершенно непредсказуемые события!

Было раннее утро, и я только начал раскладывать свой плотницкий инструмент, чтобы заняться привычным для себя делом, когда вдруг на палубу выбежал взбешенный капитан, (таким я его еще никогда не видел!), и вскричал, буквально задыхаясь от негодования:

— Кто посмел?! Негодяи! Сию минуту признавайтесь: кто это сделал?!

Понимая, что произошло нечто из ряда вон выходящее, на палубе собралось немало люду.

— Что случилось, капитан?

— Это вы у меня спрашиваете?! Это я должен спросить у вас: что происходит?! С какой поры на моем судне появился столь отъявленный негодяй, который поднял руку даже на личное имущество капитана?! Я вас спрашиваю!

Толпа загудела, догадываясь в чем суть дела. Но полной ясности о том, что же конкретно произошло, не было. Видя состояние капитана, никто не донимал его расспросами, боясь навлечь на себя гнев. Каждый понимал, что тот сейчас сам расскажет обо всем, что, собственно, и произошло.

— Эти часы я получил лично из рук Его Величества в знак благодарности за смелые и решительные действия в том победоносном и памятном для меня сражении, когда я служил на одном из военных кораблей Его Величества! Кто посмел похитить их, мерзавцы?! Я вас спрашиваю!

Все были ошарашены этой новостью, поскольку не было на судне ни единого человека, кто не был бы наслышан об этих легендарных часах. Капитан очень гордился ими. И дело даже не в том, что они были золотыми, плюс на внутренней стороне крышки была выгравирована надпись, а она для обладателя часов имела не меньшую ценность, чем металл, из которого был отлит корпус. Главное, на мой взгляд, за что капитан обожествлял их — это то, что часы были частицей его юности, напоминанием о той славной поре, которая будоражит и заставляет с грустинкой вздохнуть не одного из нас. И вдруг такое… Его, конечно же, можно было понять!

— Молчите?! Хорошо! Я прикажу перевернуть вверх дном все судно, но пропажу найду! Обещаю вам! Приказываю офицерам немедленно собраться в моей каюте!

Вскоре на корабле начался тщательный обыск, в том числе и личных вещей каждого из членов команды. Я считая, что все происходящее меня лично абсолютно не касается, потому и продолжал заниматься своим делом. И не только я один. Парусные мастера возились с порванным кливером, бондари — с прохудившимся бочонком для питьевой воды, корабельный стекольщик вставлял новое стекло в высокий восьмигранный судовой фонарь, такелажники осматривали блоки, а скульптор всецело предался резьбе по дереву, кряхтя над очередным украшением для «Элиабель». Судя по ароматным запахам, доносившимся из камбуза, не сидели сложа руки и коки, которых, включая шеф-кока, на корабле было трое. Также трое было и нас, плотников, но если Пьер вертелся рядом, во всем помогая мне, то Гуччо не было видно поблизости. Где же он? Я понимаю, что после нашей с ним вчерашней стычки он, возможно, был не в самом лучшем расположении духа, и не хотел показываться мне на глаза, но это не повод для того, чтобы увиливать от своих обязанностей. Дело есть дело и его нужно выполнять несмотря ни на что!

Вдруг со стороны бака послышался неимоверный шум, и вслед за ним на палубу высыпала взвинченная толпа. Судя по их возбужденным голосам, я предположил, что пропажа, к счастью, найдена. Так оно и оказалось: один из офицеров, руководивших поисками, вручил в руки капитану его часы. Тот, вместо того, чтобы обрадоваться, вспыхнул гневом, как мне показалось, пуще прежнего:

— Где они были найдены? Кто причастен к этому?!

— Они были спрятаны, сэр, в личных вещах одного из членов экипажа… — Начал офицер, но крик капитана прервал его:

— Кто этот негодяй! Назовите мне его имя!

— Это один из плотников, сэр. Его имя Эндрю Сунтон!

Я почувствовал, как неприятный и колючий холодок пробежал по моей спине: нет! Этого не может быть! Это какое-то недоразумение! Сейчас все прояснится! Не могут же эти люди всерьез подумать о том, что я мог такое совершить! Да мне бы такое и в голову не пришло!

Я видел, как толпа каменной стеной двинулась в мою сторону. Выражение их лиц не предвещало мне ничего хорошего. Чего стоил один только взгляд капитана! Он был просто испепеляющим! Я поднялся навстречу своему командиру и начальнику, и хотя он и был ниже меня ростом, но продолжал смотреть на меня сверху вниз.

— Ты заслуживаешь того, чтобы немедленно быть повешенным на рее, мерзавец! — не говорил, а скорее шипел он. — Но я не стану опускаться до подобных методов. Однако, и прощать тебя за эту мерзость не собираюсь! У тебя будет предостаточно времени покаяться в своем грехе! — И повернулся в сторону офицеров. — Немедленно смените курс! Приказываю следовать к Азорским островам! — И вновь повернулся ко мне и измерил меня уничтожающим взглядом. — А этого мерзавца бросьте пока что в трюм!

Понимая, что дела начинают принимать для меня катастрофический оборот, я попытался спасти ситуацию:

— Капитан! Что вы такое говорите?! Вы же прекрасно знаете, что я не мог сделать этого! Сколько верой и правдой я служил вам и вашему судну «Элиабель»…

Но мне не дали договорить: крепкие руки схватили меня и потащили к трюму. Множество крепких рук! Хотя это не меняло дела: я не собирался вырываться и отбиваться, так как это, по моему мнению, могло служить доказательством моей вины. «Капитан, опомнитесь!» — только и успел крикнуть я еще, но через мгновение оказался в темном трюме.

Честно сказать, мне неприятно вспоминать о времени, которое я там провел, поэтому с вашего позволения я опущу описание того, что там происходило. Хотя, впрочем, что там, по большому счету, могло происходить?! Конечно же, ничего! Я сидел, словно мышь в темной норе, ничего не предпринимая, да, собственно, и не имея возможности что-либо предпринять! Единственное, что мне оставалось, — это размышлять над тем, как же это могло так случиться, и почему жертвой всего этого стал ни кто иной, а именно я?! Что за дикое недоразумение?! Как эти часы оказались в моих вещах?! Что за всем этим кроется?!

Сидя в темном трюме, я фактически потерял счет времени, поэтому не знаю, как долго мы следовали к Азорским островам. Однажды я ощутил, что качка стала как бы не такой сильной. Не знаю, чем еще объяснить мое тогдашнее состояние, но я явственно почувствовал, что корабль не движется. Я был уверен, что мы стоим на якоре. Моя неопределенность объясняется тем, что раньше всяческие изменения в жизнедеятельности корабля (лечь на другой курс, убрать паруса или выбросить якоря), осуществлялись тогда, когда я находился наверху, на палубе. К внутреннему ощущению добавлялись чисто визуальные: глаза-то видят, что происходит вокруг! Зачем гадать?! Сейчас же, сидя в темноте, мне, к тому же и совершенно удрученному, терзающемуся мыслями и догадками относительно своего будущего, ничего не оставалось, как гадать: что же происходит там, наверху, в том другом мире, таком привычном и родном, ставшем в одночасье для меня таким далеким, желанным и недоступным!

Вскоре послышались шорохи и возня, и тут же яркий пучок света засиял над моей головой.

— Эй, воришка! Подымайся сюда! — послышался чей-то голос.

Перебарывая в себе горечь обиды и унижения, я все же взял себя в руки и, жмурясь от яркого солнечного света, стал подниматься наверх.

На палубе собралась едва ли не вся команда. Еще бы: такое событие случается не каждый день! И хотя такого вида наказание для провинившихся матросов во времена освоения Нового Света было не таким уж редким, я лично сталкивался с подобным случаем впервые. Увы, мне в этом представлении была отведена главная, далеко незавидная, роль!

Ощутив боковым зрением обилие зеленого цвета справа от себя, я чисто инстинктивно повернул голову и увидел совсем рядом живописный берег, который, невзирая на его красоты, отныне должен был стать для меня тюрьмой. В душе было пусто и… и еще раз пусто, и ничего кроме этого. Сидя в трюме, я так ждал этого момента, будучи уверенным, что когда у меня появится шанс выговориться, я непременно докажу, что я невиновен, что все это не более, чем чья-то глупая шутка, что пора прекращать этот балаган, брать курс на Ла-Рошель, да заниматься своим делом! Но сейчас, натыкаясь на осуждающие взгляды своих вчерашних друзей, я вдруг впервые в жизни ощутил сплошную опустошенность на душе, какое-то непонятное чувство, которое мне раньше никогда не доводилось испытывать. Меня посадили в лодку, которая доставит сейчас на этот, по всей видимости, безлюдный берег, на котором, возможно, мне суждено провести в одиночестве свои последние и мучительные дни, а мои вчерашние друзья, столпившись у борта, как мне показалось, безучастным взглядом провожали меня, и ни один человек, ни единый (!!!), не вступился, не замолвил за меня слово! А ведь со многими я был в дружеских отношениях, делился последней краюхой хлеба. И вот теперь…

Я далек от мысли винить во всем только их. Возможно, это моя вина, что я не сумел в свое время расположить к себе друзей настолько близко, чтобы они были готовы ради своего друга пойти на все! В будущем я не раз предавался размышлениям по этому поводу, а сейчас мне ничего не оставалось делать, как смотреть на угрюмые лица команды и внимать капитану, который «расщедрился» на прощальную речь:

— В лодке запас пищи и пороха. На первое время тебе хватит. А потом можешь рассчитывать только на себя, если хочешь выжить. Буду рад, если жизнь здесь тебе не покажется раем. Чтобы ты вскакивал среди ночи, выл от тоски и безысходности и каялся в своем грехе! Чтобы совесть тебя постоянно мучила за то, что совершил такой отвратительный поступок!

Я горько улыбнулся:

— Да нет, капитан, — сказал я спокойным голосом, настолько спокойным, что сам удивился этому, — это вас будет мучить совесть. Это вы будете просыпаться среди ночи, и корить себя: как же мог я, который никогда не позволял себе опускаться до низких и недостойных методов, — кажется именно так вы говорили, капитан?! — так жестоко наказать совершенно безвинного человека?! Если на свете есть Бог и справедливость, то именно вы должны потерять сон, а не я! Вспомните мои слова, капитан!

Гребцы взмахнули веслами, лодка устремилась к берегу. Я последний раз взглянул в лица провожающих меня взглядом людей и… Я встретился с насмешливым взглядом Гуччо, который ехидно улыбался и подмигивал мне. В это мгновение мне все стало ясно! Все было настолько очевидно, что я даже не сомневался, что так оно и было на самом деле! Я вскочил и что есть мочи закричал:

— Это ты, Гуччо! Это ты все подстроил! Это ты подложил мне эти часы! Ну, погоди, мерзавец! Я еще поквитаюсь с тобой! Ты заплатишь за свою подлость! Вспомни мои слова!

Лодка уткнулась носом в прибрежный песок. Кто-то из матросов быстро достал из нее и сложил на берегу то, с чем мне теперь придется жить на этом острове. Снова весла взметнулись вверх, а я стоял, словно парализованный, на одном месте и смотрел вслед уплывающей лодке, а затем и судну. Я не кричал им вдогонку, не взывал к милосердию и пощаде, а лишь тупым и отрешенным взглядом провожал тающий вдали парус и все еще надеялся, что все образуется. Мне казалось, что на «Элиабель» поймут, какую глупость они совершили, тем более после того, когда я упомянул о Гуччо. Неужели они не догадаются, что это действительно его рук дело?!

Но ничего того, чего так желала моя разрывающаяся от горечи и обиды душа, так и не произошло. Вскоре судно скрылось за горизонтом, и я, тупо уставившись на бесконечную линию, соединяющую небо с океаном, с отрезвляющей для себя ясностью понял, что отныне начинается совершенно иная, раньше неведомая для меня жизнь. Которая может таить в себе нечто такое, о чем я сейчас даже и не подозревал. Я приготовился к самому худшему.

Первым делом я посмотрел, что же оставили мне для выживания мои палачи? Небольшой запас еды, столь же мизерный припас пороха, ружье и нож. Что же, и за то спасибо! Но всего этого хватит, конечно же, не надолго — это я прекрасно понимал. Учитывая то, что в эту минуту о пище я думал меньше всего, мне хотелось не терять времени и заняться обустройством своего будущего жилища. Правда, я не знал: обитаем ли остров? По логике развития событий следовало бы в первую очередь осмотреть именно его, убедиться: есть ли на нем люди и, исходя из этого, предпринимать дальнейшие действия. Но я все еще продолжал находиться в таком состоянии, когда способность рассуждать трезво и расчетливо скромно отходила на второй план, уступая дорогу эмоциям и инстинктам. И инстинктам тоже. Поскольку желание иметь хотя бы какую-никакую крышу над головой вполне объяснимо и естественно. Ведь я понимал, что провести здесь могу очень и очень много времени.

Я не придумал ничего лучшего, как начать сооружать что-то вроде шалаша-укрытия, прямо здесь, на берегу, вернее, недалеко от берега, между деревьями, в месте, где начинались заросли кустарников и пальм. Уже потом, в разгаре работы, я подумал, что лучше было бы отыскать что-либо наподобие пещеры, где я мог чувствовать себя в большей безопасности, хоронясь и от непогоды, и от диких зверей, которые, возможно, обитают здесь. Но быстро успокоил себя: ничего страшного! Отыскать более надежное укрытие я еще успею. У меня для этого теперь будет предостаточно времени! (При этой мысли я горько улыбнулся). А шалаш послужит мне пока что временным жилищем. Хотя, впрочем, почему временным?! Я был уверен в том, что как бы не складывались обстоятельства, все равно я буду приходить к этому берегу, высматривать на горизонте желанный парус, а это нехитрое мое сооружение всегда может мне служить пристанищем в такие минуты.

Лезвие ножа было крепко и остро: я быстро и умело резал им ветки, но все же вспоминал о своем плотницком инструменте. Эх, его бы сейчас сюда! Как бы облегчилась и упростилась моя задача! Но делать было нечего: я был лишен выбора. Это еще хорошо, что нож оставили! Что бы я сейчас делал без него?! Голыми руками, пусть они и умелые, много не настроишь!

Когда я увидел, что веток заготовлено предостаточное количество, я принялся сооружать из них шалаш. Это было не просто такое себе примитивное конусообразное сооружение на открытой местности. Поскольку все это сооружалось посреди густо растущих стволов деревьев, я не просто строил из веток небольшой домик, а тщательно прикреплял их к стволам растущих рядом деревьев. Образовавшийся купол выложил широченными листьями одной из пальм, необходимое количество которых я также предусмотрительно приготовил, прежде чем приступить непосредственно к постройке шалаша. Когда ближе к вечеру все было закончено, я залез вовнутрь своего сооружения и огляделся. А что?! По-моему, неплохо! Это было первое, пусть и небольшое радостное событие после целой вереницы потрясений, обрушившихся на меня последнее время! Оставалось соорудить нечто вроде мягкой постели, что я незамедлительно и сделал. Нетрудно догадаться, что речь идет не об изготовлении кровати, с красивыми резными спинками. Я всего-навсего выложил пол в шалаше толстым слоем мягких листьев — и ложе готово!

Сумерки все сильней окутывали своей пеленой остров, и мне пришлось поторопиться, чтобы успеть завершить все приготовления до наступления полной темноты. В первую очередь я перенес все, что мне оставил «на первое время» капитан, в шалаш, понимая, что здесь все будет в большей сохранности. Ведь до запасов пищи могли добраться ночные птицы или звери, да и с ружьем в своем новом жилище я чувствовал себя более спокойно. Когда все было завершено, я прикрыл за собой вход в шалаш таким себе щитом из связанных веток, который служил мне чем-то вроде примитивной двери. Главное, она служила защитой от проникновения в мое жилище всевозможного зверья и других непрошеных гостей.

Одним словом, когда я полностью справился со всеми делами и уронил наконец-то свое усталое тело на мягкую подстилку из листьев, то почувствовал наконец-то облегчение и успокоение. Мое внутреннее состояние ассоциировалось с понятием чувства выполненного долга. Завершив какое-то большое дело, я всегда отходил в сторонку, любовался результатом своего труда и внутренне восхищался: я сделал это! Правда, сейчас было не до восхищений, но утешало то, что я не впал в полное отчаяние, не опустил руки, а сразу же сделал, пусть и небольшой, но первый шаг на пути к тому, чтобы как-то пережить все случившееся, выпутаться из всей этой истории. И хотя на душе по-прежнему было прескверно, я лежал, смотрел в невидимый потолок моего нехитрого сооружения, скрытый где-то там, вверху, за непроглядной пеленой темноты, и твердил себе: все обойдется! Я непременно выкарабкаюсь из этой передряги!

Вдали послышался приглушенный крик какой-то ночной птицы, и в тот же миг рядом с шалашом что-то зашуршало, словно кто-то ковырялся в оставшихся, так и не использованных мною, брошенных на земле ветках и листьях. Я резко приподнялся, потянулся за ружьем и внимательно прислушался. Однако, время шло, но ничего подозрительного я больше не слышал. Очевидно, это был какой-то мелкий зверек, пробегавший рядом — подумалось мне. Я отложил в сторону ружье, снова прилег, но продолжал прислушиваться. В ответ — тишина. Я успокоился, и с горестью подумал: Господи! Неужели мне отныне придется довольствоваться лишь вот такими бессонными ночами, с постоянным напряжением и ожиданием чего-то дурного?! Может, прав был капитан, предрекая мне бессонные ночи и муки совести? Нет! Насчет бессонных ночей его пророчество, может, и сбудется, только вот причиной этому будут отнюдь не муки совести. В чем мне каяться, если я безгрешен, если во всем происшедшем нет и доли моей вины?!

Я вновь и вновь возвращался мыслями к тому, что произошло, и странное дело: главным, так сказать, виновником, инициатором того, чтобы я был высажен на этом острове, был капитан, но я не питал к нему лютой ненависти. Конечно же, мне было обидно, что он все решил вот так сгоряча, не разобравшись во всем, однако, я понимал, что он, помешанный на своих, так дорогих для его сердца и памяти, часах, руководствовался скорее эмоциями, чем здравым смыслом. С одной стороны, его можно было понять: я сам больше всего на свете не люблю воровство, считаю это самым отвратительным и низменным действием, на которое способен человек. Наказание за это прегрешение должно быть самым суровым. Но лишь в том случае, когда наказание несет тот, кто его заслуживает! Почему же капитан не разобрался во всем?! Почему позволил восторжествовать несправедливости?!

И все же, как это не покажется странным, меньше всего в этой истории я винил капитана. И дело даже не в том, что я всегда знал его как человека глубоко порядочного, и этот досадный эпизод был из ряда вон выходящим. Наподобие несчастного случая или рокового стечения обстоятельств. Просто я понимал, что в его поступке было много гнева (как он считал, справедливо), желания отомстить, но в то же время и в помине не было подлости, холодного расчета, личной выгоды или корысти! Чего никак нельзя было сказать об этом мерзавце Стенвиле! Он же, наоборот, руководствовался только этим! Какой холодный, подлый и мерзкий расчет! Не хватило силы и умения одолеть меня в открытом и честном поединке, так он прибег к помощи провокации! Каков мерзавец! Совершить воровство, подстроить так, будто это сделал кто-то другой, а потом наблюдать, как его совершенно несправедливо наказывают за то, чего тот не совершал, да еще и насмехаться при этом!

А ведь дело не только в нашей ссоре! Уверен: он руководствовался более тонким расчетом! Понимая, что я являюсь причиной того, что ему нет места на судне, он решил таким подлым способом устранить конкурента. Теперь капитан вновь будет нуждаться в плотниках, поэтому Гуччо, скорее всего, останется на «Элиабель». Ему все равно, что где-то по его милости терпит лишения безвинный человек, который, возможно, встретит свою смерть на этом заброшенном в океане клочке земли, главное, что он не останется без ремесла, куска хлеба. Нет, Гуччо! Я не согласен! Почему именно я должен расплачиваться такой страшной, говоря без преувеличения, ценой?! Нет, Гуччо, погоди! Мы непременно с тобой поквитаемся! И чем дольше я здесь пробуду, чем больше невзгод мне доведется перенести, тем больший счет я тебе предъявлю! Вспомнишь, мои слова, Иуда!

Хотя первая ночь на острове и была для меня беспокойной и почти бессонной, но под утро я, измученный непрерывно зудящими комарами, создающими вокруг моего шалаша настоящий гул, наконец-то уснул. И хотя времени для сна оставалось слишком мало, (ведь совсем скоро рассвет!), утром я поднялся бодрый и заметно успокоившийся. Переполненный желанием непременно осмотреть остров и, возможно, найти нечто, что заметно бы облегчило мою жизнь здесь. Впрочем, что значит нечто?! Естественно, я не рассчитывал найти здесь таверну, где меня встретят с распростертыми объятиями, усадят за стол и бесплатно угостят кружечкой-другой доброго вина. Не надеялся также увидеть стоящую на якоре где-нибудь у противоположного берега посудину, которая немедленно доставит меня куда-нибудь на материк. Единственное, что мне хотелось, чтобы этот остров оказался обитаем. Правда, говоря об этом, я имел в виду европейцев. Пусть это будет совсем крохотное поселение, пусть это будут хотя бы несколько человек или хотя бы один-единственный такой же горемыка, как и я, попавший сюда при подобных обстоятельствах, лишь бы мне было с кем скрасить горечь одиночества! Хотя бы поговорить! Ведь одному так тоскливо!

Но был возможен и другой, далеко не утешительный для меня расклад вещей: остров может действительно оказаться обитаемым, однако, населяют его, а это более вероятно, какие-нибудь дикие племена, которые могут быть столь воинственными, что мне придется ругать себя за то, что я мечтал увидеть здесь людей! Возможно, действительно будет лучше, если окажется, что остров ненаселен людьми? Ведь мне не раз приходилось слышать россказни, популярные среди морского люда за распитием кружки вина или бутылки рома, о всевозможных каннибалах и людоедах, встречающихся на вновь открытых землях, которые столь кровожадны, что едят даже сырое человеческое мясо!

Понятно, что такие мысли не способствовали поднятию духа, но я старался отгонять их прочь, впрочем, как и стаи комаров, которые, невзирая на то, что ночь уже прошла, продолжали досаждать мне. Чтобы было чем отбиваться от них во время своего путешествия, я сорвал веточку с первого попавшегося на моем пути дерева, взмахнул раз, второй, комары бросились от меня прочь, и я начал уже было весело шагать дальше, но заметил, что надоедливая свора тут же снова взяла меня в плотное кольцо! О, Господи! Так придется махать без устали! Смирившись с судьбой, я продолжил свой путь, без устали размахивая свежесломанной веточкой, но дальше случилось нечто такое, чего я совершенно не ожидал. На моем теле вдруг начали появляться пузыри, которые жутко жгли и причиняли невыносимую боль.

Отчаянию моему и досаде не было предела! Путешествие сорвалось, так и не начавшись. К тому же в первый день угодить в такую неприятность — кому это понравится?! Ведь речь шла о большой неприятности: я серьезно заболел! Весь день провалялся в своем шалаше, жестоко страдая от внезапно свалившегося недуга: все тело отчаянно жгло, лицо покрылось пузырями, глаза мои практически ничего не видели! В порывах отчаяния мне казалось, что я ослеп, и божественный дар зрения больше никогда не вернется ко мне! Можно представить, что творилось в это время в моей душе! И это в первый же день пребывания на острове! А сколько таких дней еще суждено мне здесь провести?! Господи! Если ты существуешь, то зачем позволяешь совершаться такой несправедливости?!

Прошел день, а затем и второй, но все оставалось так, как и было: облегчение не наступало! Слепота и невыносимое жжение доводили меня до исступления! Всему виной, как я понял, была эта чертова веточка, которую я сорвал, чтобы отгонять комаров! И угораздило же меня сорвать именно ее. Я не знал точно, но подозревал, что это была веточка манцилина или маншинеллы, как это дерево еще называют. Я раньше слышал о нем в прибрежных тавернах. Подвыпившие рассказчики с ужасающей гримасой на лице рассказывали о безумно ядовитом дереве, встречающемся на островах и землях Нового Света. Что уж говорить о самих плодах, если одно только прикосновение к дереву приводит к столь ужасным последствиям! Предательское дерево ловко заманивает в свою ловушку ничего не подозревающих путешественников: плоды на вид напоминают аппетитные яблоки, те, ни о чем не подозревая, вкушают страшный плод и… Несчастного мучает ужасная жажда, цвет кожи меняется, начинается жар. Даже рыба, попробовавшая этот плод, становится ядовитой! Помню, когда я впервые услышал об этом дереве, то сильно проникся и содрогнулся от устрашающего рассказа, прозвучавшего из уст, по всей видимости, умелого оратора, словно речь шла о страшных морских чудовищах и гигантских спрутах, нападающих на корабли и увлекающих их с собой в страшную пучину. Помню, мне тогда было искренне жаль тех несчастных, которые пострадали от этого ужасного дерева. Знал бы я тогда, что все вышесказанное мне придется испытать на себе!

По прошествии трех дней я наконец-то смог вздохнуть спокойно: болезнь отступила! Но я был еще довольно слаб для того, чтобы отправиться в задуманное путешествие. Поэтому разумней было еще некоторое время оставаться на месте, не отходить далеко от своего жилища, а пока что посвятить время тому, чтобы осмотреть близлежащую местность. Никаких особых открытий эти прогулки мне не подарили, но это вовсе не значит, что я попусту потерял время. Ведь за эти дни я не только изучил близлежащий ландшафт, но и теперь уже имел достаточное представление о представителях флоры и фауны этого острова. С радостью для себя я заметил, что плоды многих деревьев вполне съедобны. Так, к примеру, росли здесь лимонные и апельсиновые деревья, пальмы, плоды которых по вкусу напоминали капусту и были пригодны в пищу. Правда, после случившегося я с опаской относился ко всему, что росло на острове, и что висело на ветках, но если на моем пути встречались деревья, знакомые мне, и плоды, которыми раньше мне уже не раз доводилось лакомиться, то я не отказывал себе в удовольствии сделать это и сейчас.

Животные, а тем более дикие звери, чего я, откровенно говоря, опасался, потому-то и носил все это время с собой постоянно ружье, мне пока не попадались. Но зато всевозможной птицы, как мне показалось, здесь было предостаточно. И вновь к радости своей я заметил, что многие из них съедобны. Здесь были дикие голуби, рябчики, крабоеды, попугаи, каплуны и цапли. Но это еще не говорило о том, что они сами бросались мне навстречу и предлагали себя в качестве жаркого на ужин. Если пригодные для пищи плоды были вполне доступны, то птицы норовили держаться от меня подальше, и нужно было еще думать о том, как их заполучить. Конечно же, ружье находилось при мне и один или несколько удачных и метких выстрелов могли бы здорово пополнить мой рацион на ближайшие дни. Но мысль о том, что запаса пороха может хватить не надолго, заставляла меня экономить заряды. Пока что я не страдал от голода. К тому же, еще лежал нетронутым запас пищи с «Элиабель». Поэтому я решил экономить. Ведь еще неизвестно было, что ждет меня на этом острове в дальнейшем.

Через несколько дней, окончательно оправившись от случившегося, я наконец-то приступил к осмотру своих владений. Осмотр — это, наверное, громко сказано. Не мудрствуя лукаво, я решил обойти остров вокруг, двигаясь прямо по берегу. Риск, на мой взгляд, был минимален. Затеряться, так сказать, в пути я не мог, поскольку, рано или поздно, обойдя остров, я все равно должен был вновь вернуться на это же место. Помимо ружья я прихватил с собой небольшой запас еды, в расчете на то, что мое путешествие может затянуться и продлиться несколько дней. Сделал я это скорее для перестраховки, поскольку пищу мог добывать и в пути. Имею в виду не только плоды деревьев, ягоды и другую растительную пищу. Не нужно забывать и об охоте: мало ли какая живность может повстречаться на моем пути! Не сильно опасался и того, что придется и заночевать: устроюсь на ночь на каком-нибудь ветвистом дереве. Правда, нужно будет подыскать понадежнее местечко, чтобы не свалиться! Зато я буду недосягаем для зверей, рыскающих под деревьями.

Первое время мое путешествие не приносило для меня никаких особых открытий: берег, океан с одной стороны, холмы и буйство зелени с другой. Все то же, что и прежде, все то же, что я и ожидал увидеть. Полное отсутствие каких-либо радостных для меня открытий. Впрочем, как и огорчительных тоже. Это уже радовало. За все время пути абсолютно никаких признаков жизнедеятельности человека! Скорее всего, остров был необитаем. Я терялся в догадках и не знал: радоваться мне этому обстоятельству, или огорчаться. Хорошо, что теперь не нужно будет бояться врагов (меня никак не покидала мысль о людоедах), но с другой стороны: как хотелось простого человеческого общения! Впрочем, зачем загадывать?! Пока еще ничего окончательно не ясно! Вот я сейчас иду, ни о чем не подозревая, а в это время, возможно, множество глаз неотрывно следят из-за зарослей за каждым моим движением.

Первое время поход виделся мне некой, пусть и не увеселительной, но в некоторой мере увлекательной прогулкой. И я, бодро шагая по прибрежной полосе, без устали вертел головой в разные стороны, любуясь изумительными пейзажами. Но в итоге мое путешествие оказалось долгим и утомительным, и к его концу я уже еле волочил ноги. А то, что оно близилось к завершению, я уже не сомневался: вон вдали показался каменный утес — как раз напротив него меня в свое время высадили на этот остров. Где-то там, возле берега мое новое жилище, место, которое уже успело стать мне немножко родным. Родным… Я горько улыбнулся при этой мысли. Как бы не живописен и прекрасен был этот остров, я все равно никогда не буду считать его родным! Мне жутко хотелось на материк, к людям, к цивилизации! Я невыносимо тосковал за всем этим!

И вдруг я резко остановился и застыл словно вкопанный! То, что я увидел, заставило меня содрогнуться. Впереди, чуть в стороне, ближе к зарослям, я увидел валяющуюся на песке… лодку!

Это было просто невероятно! Все мои предположения относительно того, что остров необитаем, а, следовательно, и преждевременное успокоение, вмиг полетели ко всем чертям! На острове есть люди! Но кто они? Жители этого острова, или же кто-то приплыл на этой лодке сюда?

Я подошел ближе к лодке, и хотя уже начал понимать, что происходит, все же для подтверждения своей догадки обошел ее и заглянул вовнутрь. В одно мгновение рухнули все версии и догадки. Все стало предельно ясно! То, что поначалу я находился достаточно далеко и видел лишь корпус лодки, и ввело меня в заблуждение. Подходя ближе, я заметил, что эта штуковина скорее напоминает самодельную, грубо сделанную пирогу, нежели лодку, но не в этом суть дела. Я обратил внимание, что корпус лодки как бы врос нижней частью в землю, оброс травой. Одним словом, было совершенно очевидно, что ею давно никто не пользовался. Что лежит она здесь без движения довольно длительное время. А когда я обошел вокруг и заглянул в эту полулежащую на боку штуковину, я убедился в том, что на ней вообще никто никогда не плавал! Все дело в том, что вырублена она была из ствола толстого дерева. И если наружная ее часть была хорошо отработана, то внутри она не была выдолблена даже и до половины! Видимо человеку, вложившему столько труда в свое детище, или не хватило сил и терпения завершить дело, или кто-то, а, может, и что-то, помешали этому. Присмотревшись, я увидел на земле полуприсыпанные землей изрядно потемневшие от времени бревна-коротышки, по которым этот человек, видимо, собирался докатить свое сооружение до воды. Увы, его мечте так и не суждено было сбыться!

Конечно же, все это было давно, я, естественно, не был свидетелем того, что здесь происходило, но, невзирая на это, мое воображение ясно рисовало картину происшедшего. Видимо, на этом острове когда-то побывал такой же горемыка, как и я, пытаясь срубить пирогу, чтобы на ней покинуть надоевший ему остров, но так и не закончил свои работы. Что ему помешало? Возможно, преждевременная смерть, возможно, он просто разуверился в успехе своей затеи и все забросил? Возможно, к острову подошло судно, которое и забрало его с собой? А что — это вполне вероятно!

При этой мысли у меня поднялось настроение: значит сюда, пусть даже изредка заходят корабли, значит и у меня есть шанс быть спасенным, как и этот мой предшественник! Но я тут же попридержал свои эмоции, поняв, что это только предположения. Ведь не исключен и другой, более опасный для меня, ход развития событий: от одиночества и отчаяния несчастный лишился рассудка, забросил постройку пироги, что называется, одичал, и не исключено, что он до сих пор бродит по острову.

Одно теперь я знал почти наверняка: остров необитаем! Иначе зачем пришлось бы этому человеку строить пирогу? Кстати! А чем он ее так умело сработал?! Было видно, что без хорошего инструмента здесь не обошлось. Я тщательно осмотрел все вокруг, но кроме внушительного вида пня и остальной, неиспользованной части ствола этого же дерева, ничего более обнаружить мне не удалось. Жаль, очень жаль. Но, судя по зарубкам на пне, здесь поработали острым и добротным топором. Он мне также сейчас очень и очень не помешал бы! Нужно будет более тщательно осмотреть остров. Ведь не один же день этот человек трудился над этой пирогой! Где-то же приходилось ему в это время ночевать, укрываться от непогоды! Возможно, сохранилось жилище, или хотя бы то, что от него осталось. А ведь там он мог хранить и упомянутые мною инструменты, и другие предметы первой необходимости. Если они у него, конечно же, имелись! Это была бы великолепная находка!

Еще и еще осмотрев пирогу и все вокруг нее, я отметил для себя, что работу над ее завершением можно было бы продолжить, если бы, разумеется, было чем. Так что поиски других следов пребывания на острове этого человека, стали для меня отныне едва ли не навязчивой идеей.

Вернувшись к своему жилищу и немного отдохнув, я призадумался: как же мне поступать дальше? Конечно, нынешняя моя находка — это прекрасно, и я непременно займусь в самом ближайшем будущем поисками своего предшественника, если он, разумеется, еще на острове. Или местом нахождения его жилища. Но в первую очередь нужно подумать о другом: о пище! Последнее время я вообще не занимался заготовкой продуктов питания! То неожиданная болезнь, то поход вокруг острова, и за все время я только уменьшил запасы с «Элиабель», но уж никак не пополнял их. Так нельзя! А вдруг снова, не приведи, конечно же, Господи, случится болезнь! Чем я буду поддерживать жизнедеятельность организма за это время?! Правда, во время болезни, откровенно говоря, меньше всего думаешь о пище, но все же!

Подсознательно я понимал, что лучше всего было бы начать с охоты. Ведь животная пища намного лучше растительной. Но мне не хотелось, чтобы на острове прозвучали выстрелы. Мне казалось, что таким образом я выдам себя. И тогда уже не я буду выискивать этого человека и следить за ним, а наоборот. Да и заготовить плоды намного проще, и учитывая то, что результат своего труда хотелось увидеть как можно быстрее, я не придумал ничего лучшего, как отправиться в близлежащие заросли и заняться поисками плодов, пригодных в пищу.

Как я и ожидал, справился с этим довольно легко, и уже к вечеру немалая куча этого добра лежала возле моего жилища. На этом мои старания не закончились. Я удобно расселся возле кучи своих трофеев и принялся половинить плоды, раскладывая их на земле так, чтобы свежесрезанная часть была обращена вверх. Таким образом, я хотел засушить их, интуитивно чувствуя, что так они сохранятся дольше. Именно интуитивно, поскольку этим делом я никогда не занимался. Теперь же желание выжить, подталкиваемое инстинктом самосохранения, открывали во мне новые возможности.

Когда ваш покорный слуга закончил свое занятие, было уже совсем темно. Я облегченно вздохнул, поднялся, слегка потянулся, растирая засиженную поясницу, и тут же направился к берегу, чтобы смыть с рук свежий, а также уже успевший засохнуть сок порезанных мною плодов. Подходя к самой воде, я едва не упал, наткнувшись на какой-то попавшийся на моем пути валун. Чертыхнувшись, я уже хотел продолжить свой путь, когда вдруг обратил внимание на то, что валун… движется! Присмотревшись, я увидел, что это была немалых размеров черепаха! Прилив радости овладел моей душой: вот она — животная пища! Сама идет мне в руки — не нужно и заряды тратить! Позабыв о водной процедуре, я тут же бросился обратно, при помощи ножа вырезал себе длинную и прочную палку и с ее помощью стал переворачивать черепаху на панцирь. Было неудобно: палка проваливалась в песок, я кряхтел, но со своим заданием все же справился!

Радуясь первому трофею и тому, что отныне таким образом могу и впредь добывать себе черепашье мясо, я сделал к воде несколько шагов и тут же снова наткнулся еще на одну черепаху! Новый прилив ликования и очередные попытки перевернуть ее. Справившись с этим делом, я теперь уже с определенной целью зашагал вдоль берега. Первые несколько шагов принесли разочарование: черепах не было! Но ваш покорный слуга, распираемый азартом охотника, продолжил свой путь и тут же был снова вознагражден: черепаха! А вот еще одна! Пройдя сотню-вторую шагов вдоль берега, я с радостью в душе отметил: здесь их целая колония! Видимо, сейчас был как раз сезон откладывания черепахами яиц в прибрежный песок. Что же: удачный момент! Его непременно нужно использовать в своих целях! Перевернув еще несколько черепах, я почувствовал усталость и сообразил, что для первого раза трофеев вполне достаточно, и отправился спать.

Утром следующего дня я сразу же занялся черепахами: вскрывал панцирь, извлекал оттуда мясо, резал его полосками. Затем развесил на ветках деревьев. Таким образом хотел провялить мясо, что значительно продлит срок хранения. Это было именно то, чего я и добивался: мне очень хотелось иметь при себе запас продуктов впрок. И вот первые успехи — это необычайно радовало меня. Если в первый день пребывания на острове я был подавлен и удручен, мне казалось, что я не выживу в этих диких условиях, то сейчас в моем настроении все чаще гостили нотки оптимизма. Я, конечно же, по-прежнему тосковал по цивилизации и страстно желал покинуть эту экзотическую тюрьму, но начал вместе с тем понимать, что смерть от голода мне, по всей видимости, здесь не грозит.

Чтобы не возвращаться к разговору о черепахах, замечу, что на острове их было несколько видов, в том числе и совершенно диковинные. Некоторые из этих видов были несъедобны, поэтому я в основном охотился на тех, которые были моими первыми трофеями на острове.

Но с другими видами черепах я столкнулся несколько позже. А пока что, радуясь первым пополнениям своих продовольственных запасов, я сделал для себя, как я тогда полагал, важное открытие: почему я все время думаю об охоте на животных в глубине острова? Ведь с таким же успехом меня может кормить и море! И опять-таки без никаких выстрелов! Поэтому, управившись с черепахами, я занялся поисками другой «дичи». И сразу же новый успех! На берегу было выловлено множество морских крабов, которые были вполне съедобны, к тому же не таких уж малых размеров! Мне настолько понравился их вкус, что я отныне стал питаться едва ли не одними крабами. За что и поплатился… Начались головокружения, мне снова стало плохо, и как в случае с тем роковым деревом, начал чувствовать признаки наступающей слепоты. И хотя эту болезнь я перенес намного легче, нежели в первом случае, но в который уже раз корил себя, что нужно осмотрительнее относиться ко всему. Вот тебе и «голодная смерть мне не грозит»! Именно пища может стать причиной моей бесславной кончины здесь. Что касается крабов, то позже я понял, что они вредны, если их употреблять в пищу много и постоянно. И все же я считал, что крабы очень приятны на вкус, поэтому и продолжал их есть в будущем, но в небольшом количестве.

Однако, все это будет потом. Пока же я, оправившись от болезни, и смотреть не хотел в сторону крабов. Теперь для меня главной целью было разыскать родник с питьевой водой, который мог бы снабжать меня в будущем столь необходимой живительной жидкостью. Хотелось, конечно же, не только напиться всласть, но и взять с собой какой-то запас на первый случай. Поскольку никакой посуды у меня не имелось, я не придумал ничего лучшего, как прихватить с собой один из высушенных панцирей.

Не мудрствуя лукаво, я сразу же направился по знакомому уже мне маршруту с той лишь разницей, что на этот раз сделал все с точностью до наоборот. Если раньше я шел все время на восток и таким образом обогнул остров, то теперь отправился на запад. А все дело в том, что перед тем, как я наткнулся на недостроенную пирогу, на моем пути попалась небольшая речушка, которую мне пришлось преодолевать вплавь. Так что, говоря о том, что я отправляюсь на поиски ручья с питьевой водой, я несколько лукавил. Собственно, я уже знал, где его искать. Ведь эта речка была пресноводная, притом находилась рядом, недалеко от моего жилища. Просто я хотел подняться вверх к ее истокам, осмотреть все по пути. Посмотреть с высоты на ландшафт острова, убедиться: водится ли в самой реке рыба или другие животные, на которых можно охотиться. Да и у самого берега реки могла водиться какая-нибудь живность.

Довольно быстро я добрался до реки и стал подниматься, двигаясь по ее правобережью, к центру острова, взгромоздившегося на приличной возвышенности. Это можно было бы назвать горами, но они были не очень высоки, поэтому каменистых участков, со всевозможными расщелинами и неглубокими пропастями было совсем мало. Каменный утес, возвышавшийся над тем местом, где стоял мой шалаш, наверное, был самой высокой точкой над островом.

Двигаясь навстречу течению, я успевал сделать ряд радостных для себя открытий: в реке водилась и рыба, и речные крабы! Что же, отмечал я для себя, с пищей у меня проблем действительно не может быть! Но тут же заметил: что-то мне на первых порах, наряду с упомянутыми огорчениями, необычайно везет! Это настораживало. Я был уверен, что так просто все в этом мире ничего не случается. Что излишек чего-то хорошего может перерасти в большие неприятности. Впрочем, с тем же успехом в жизни часто случается и обратный вариант. Так что нужно быть готовым ко всему.

Сделав на полпути небольшой отдых, я позволил себе всласть испить чистой родниковой водицы, поваляться на траве, поразмышлять над тем, что происходит. В эти минуты мне меньше всего хотелось думать о плохом. Но именно воспоминания о том, как я покидал корабль, почему-то вновь нахлынули на меня, и никак не выветривались из головы. Почему ни один человек не вступился за меня?! Хотя бы один! Я, конечно же, не первый год на флоте и понимаю, что там не до разглагольствований: как прикажет капитан, так и будет! Все это трижды верно, но все равно: неужели они не видели, что обвинения абсурдны! Неужели, зная меня, они не сообразили, что я на такое просо не способен! Ладно капитан — с ним мы за одним столом не вкушали пищу и знал он меня, конечно же, не так хорошо, как мои друзья. Но матросы… И вдруг мне подумалось: а может, и не в них дело вовсе? Может, я вел себя так, что не заслужил к себе такого отношения, чтобы ради моего спасения друзья могли пожертвовать всем, в том числе и собой? Эта мысль надолго засела в моей голове. Да, у меня много было в жизни друзей, но такого, чтобы душа в душу — не было еще никогда. Возможно, в этом и заключается моя беда? Ведь заиметь врага легче, чем хорошего друга.

Вскоре я продолжил свой путь и тут же наткнулся на нечто такое, что мало назвать просто открытием. Это было для меня чем-то гораздо большим. Наткнулся на такую себе живописную поляну, справа от которой мирно протекал ручей, медленно перерастая в речушку, а слева нависал внушительной громадой срез каменной породы и в самом центре этого природного монолита зияла огромная дыра, здорово напоминающая собой вход в пещеру! Всем своим нутром я почувствовал: там кто-то есть! там непременно меня ожидает нечто такое!.. Я взял в руки ружье, будучи отныне готовым к тому, чтобы в любую минуту выстрелить, и стал медленно приближаться к таинственному входу.

Вокруг стояла, как мне казалось, идеальная тишина. Только лишь легкие всплески ручья, на фоне которых мои шаги, повторяю — так мне чудилось, казались слишком громкими и далеко слышимыми. Я стал идти еще более осторожно, чтобы мое приближение не мог услышать тот, кто, возможно, притаился там впереди. Мысль о том втором, который вероятней всего находился на острове и мог следить за мной, не покидала меня до сих пор, и через несколько мгновений могла стать явью. Поэтому вполне объяснимо мое напряжение. Я сделал еще несколько шагов, из ярко освещенной солнечным светом поляны зашел в полутемное пространство открывшегося впереди меня склепа. После яркого света глаза мои никак не могли привыкнуть к темноте, и я поначалу практически ничего не видел. По легким отблескам сводов потолка и еле видным очертаниям стен, виднеющимся вдали, я понял, что предо мной пещера, но пока что не мог рассмотреть все вокруг более детально. Я лишь судорожно сжимал в руках ружье, держа палец на спусковом крючке, чтобы в минуту опасности сразу же разрядить его в того, кто может броситься на меня из темноты. Время шло, никто на меня не бросался, глаза мои тем временем привыкали к темноте, и вскоре я уже мог видеть все вокруг. И увидел такое, от чего у меня перехватило дух.

Если бы мне в то время, когда я заходил сюда, сказали, что здесь меня ждет сюрприз, я бы, строя догадки, назвал бы и перечислил все что угодно, но только не то, что я теперь увидел. Это было нечто наподобие комнаты, в которой кто-то обитал! Постель, укрытая одеялом, стол возле одной из стен, сундук рядом с изголовьем кровати, посуда и даже множество всевозможного инструмента (топор, лопата и так далее), сваленное рядом со столом! Стоит ли говорить о том, сколь огромным был прилив радости в моей душе при виде этого добра. Которого мне так не хватало, и в котором я так нуждался!

Было совершенно понятно, что все это кому-то принадлежит. Поэтому я в первый момент даже оглянулся на выход: не стоит ли кто-нибудь за моей спиной, не машет ли укоризненно головой, упрекая меня в том, что я позарился на чужое добро.

Убедившись, что вокруг никого нет, я сразу же начал осмотр жилища. Первое, что бросилось мне в глаза, это то, что здесь уже давно никто не жил. Это было заметно и по толстому слою пыли, которой здесь припало буквально все, и по другим признакам. В сундуке, (его я осмотрел в первую очередь), находилась одежда, личные вещи, бумага, морские приборы.

На полу было расставлено очень много посуды, часть из которой была совершенно пустой, часть с давно протухшей, издающей зловония водой, а в некоторых было нечто засохшее, прилипшее к стенкам. Притом настолько засохшим, что уже и зловоний не издавало, а лишь напоминало собой некую полностью высохшую труху. Это окончательно убедило меня в том, что остров необитаем, что в данную минуту я нахожусь на нем один. Я еще не знал, радоваться мне от этого обстоятельства или огорчаться, но сомнений в том, что мой предшественник уже давно покинул остров, теперь уже не было никаких. Видимо, его все-таки забрало с собой приставшее к острову судно. При таком развитии событий он вполне мог махнуть рукой и на недостроенную пирогу и на все то, что оставалось в этом жилище — отныне это добро было ему уже ни к чему!

На столе лежало гусиное перо, а рядом стояла чернильница с давно высохшими чернилами.

Было совершенно очевидно, что всем этим когда-то пользовались. Но нигде больше я не находил никаких записей за все время продолжения поисков.

Что писал этот человек? Кому было адресовано его послание, если оно кануло в неизвестность? Впрочем, возможно никакой жгучей тайны здесь вовсе нет: а что если этот человек вел дневник своего пребывания на острове и, покидая его, взял с собой только эти записи, считая их самым ценным из всех вещей?

Я осмотрел инструмент: топор, пила, лопата, кирка, молоток, гвозди и многое другое, при виде чего у меня полегчало на сердце. Как все это мне пригодится здесь! Трижды хвала этому предусмотрительному человеку, который сделал такой нужный запас! Кстати: а как все это здесь оказалось?! Если его высадили на острове также, как и меня в наказание, что я предполагал с самого начала, то ему, конечно же, не оставили бы такой богатый запас предметов. Что-то здесь явно не так! Как бы там ни было, а я, наверное, никогда не узнаю тайну этого человека, который, сам того не ведая, так облегчил мне жизнь на этом острове, оставив в своеобразное наследство столь необходимый и ценный дар!

Еще и еще раз осмотрев пещеру, я снова вышел на поляну, раскинувшуюся у входа. Боже правый! Какой изумительный вид открылся пред моим взором! Когда я поднимался в горы, то вниз почти не оглядывался, а когда заметил пещеру, тем более не смотрел по сторонам, сосредоточив внимание лишь на таинственном открытии. Теперь же сделав лишь несколько шагов на поляну, я, с высоты того места, где находился, а место было не где-нибудь, а на одной из самых возвышенных точек острова, увидел пред собой поражающую своей красотой картину! Внизу предо мной как на ладони раскинулся не только почти весь остров, но и в буквальном смысле слова весь океан! Вокруг, куда ни кинь взгляд, бесконечная линия горизонта, уходящая в непостижимую даль! Вот где отличное место для наблюдения за океаном и проходящими мимо, или приставшими к острову, судами! Нет! Мой предшественник был явно не дурак! Подыскал местечко, так удачно созданное природой и для жилища, и для наблюдения за всем происходящим вокруг! К тому же рядом находился ручей с питьевой водой, которой всегда можно и жажду утолить и использовать для приготовления пищи! Я непременно переселюсь сюда — решил я сразу же! В таком жилище не страшна ни непогода, ни что-либо другое!

В который раз я поймал себя на мысли, что мне с самого начала сказочно везет. Все это прекрасно, — твердил я себе, — и пусть бы так и дальше продолжалось. Но не может же так везти постоянно! Что-то здесь не так! Рано или поздно эта светлая полоса должна непременно закончиться.

Так оно в итоге и оказалось. Дальше потекли монотонные и однообразные дни, недели, месяцы… Никаких ни радостных, ни грустных открытий, никаких особых событий, которые заслуживали бы того, чтобы быть отмеченными. Все одно и то же: добывание пищи, наблюдение за горизонтом. Я так мечтал поначалу, что, возможно, к острову пристанет какое-нибудь проходящее судно, но все складывалось так, что я ни разу даже вдали не видел ни единого паруса.

Чтобы как-то разнообразить свою жизнь, я закончил начатую моим предшественником постройку пироги. Впрочем, что значит постройку? Топором я орудовал умело, потому-то выдолбить внутреннюю часть пироги для меня не составляло большого труда. Но на этом все и закончилось. Не будучи специалистом в навигаторском искусстве, я не решался так вот сразу без навыков в этом деле на утлом суденышке пускаться в столь опасное путешествие. Океан — это не небольшое, закрытое сушей море. Мне не раз доводилось сталкиваться с ураганами в открытом океане! Огромный корабль швыряло на страшных волнах словно скорлупу ореха! А что уж говорить об этой жалкой пироге…

Я не вел специальный счет дням, но по моим приблизительным оценкам я провел уже на острове около двух лет! Два года!!! Господи! Думал ли я, впервые ступая на берег своей будущей тюрьмы, что мне придется пробыть здесь так долго! И хотя ни в пище, ни в чем-либо другом я недостатка не испытывал (если изнашивалась одежда, я ее или зашивал, или извлекал другую из сундука моего предшественника — благо дело запас этого добра был немалым!), все же я сходил с ума от скуки и одиночества. Бывали моменты, когда воспоминания о прошлом, грусть и ностальгия так одолевали вашего покорного слугу, что хотелось диким зверем выть от безысходности, отчаяния и душевной боли. Я в сотый раз проклинал ненавистного мне Гуччо, который ради какого-то пустячного каприза обрек меня на такие страдания. Ну, пусть не каприза, пусть бы он действительно потерял место на «Элиабель» и был бы высажен на берег сразу же по прибытию в Ла-Рошель. Но делов-то! На судах всегда ощущалась нехватка рабочих рук, и ему ничего бы не стоило найти себе работу на любом другом судне! Все бы потекло как и прежде, и никто бы при этом не страдал! А так… Соизмеримо ли его желание не потерять место на «Элиабель» с теми лишениями, что мне приходится нынче терпеть?! Нет, Гуччо, если мне суждено будет выбраться из этого забытого Богом места, я непременно доберусь до тебя, и поквитаюсь за все обиды! Это отныне будет целью моей жизни! И чем дольше я здесь пробуду, тем ужасней будет моя месть тебе!

Дни, недели и месяцы продолжали все так же неторопливо и монотонно уплывать в прошлое. После каждой длинной и скучной ночи, над островом поднималось сверкающее яркими боками солнце, лишь для того, чтобы, повисев некоторое время на небосклоне, вновь спрятаться за горизонтом. После чего наступит следующая, столь же длинная и скучная, ночь. И так день за днем, и так месяц за месяцем! Я чувствовал, что начинаю потихоньку сходить с ума. Все чаще я стал всматриваться в горизонт с надеждой увидеть долгожданный парус! Только в нем я видел свое спасение! Только в нем заключалась вся моя надежда. Остров, при всей его экзотической красе, вызывал у меня едва ли не раздражение, и даже ненависть. Как мне уже здесь надоело! И если поначалу при осмотрах острова присутствовал какой-то интерес, я ждал каких-то открытий для себя и сюрпризов, то теперь, когда я исходил уже здесь все вдоль и поперек, изучил, как я считал, все и вся, мне уже было совершенно неинтересно бродить по его живописным склонам и вершинам. Сюрпризы я теперь ожидал только со стороны океана. Я не мог себе тогда представить, насколько я ошибаюсь! Ни сном, ни духом я не догадывался о том, что совсем скоро именно остров приоткроет для меня одну из своих самых жгучих и необыкновенных тайн, и подарит мне такой сюрприз, по сравнению с которым все мои предыдущие открытия покажутся пустячной детской забавой!

Глава вторая

Ошеломляющая находка

Я до сих пор прекрасно помню тот день. Начинался он вполне обычно, как и многие из бесконечной вереницы дней, проведенных мною на острове. Ничто не предвещало того, что этому дню суждено в корне изменить всю мою дальнейшую жизнь.

Учитывая то, что уже довольно продолжительное время я не покидал своего жилища и не путешествовал по острову, я решил этот день посвятить своеобразной прогулке. Мне хотелось еще и еще раз осмотреть свои владения, хотя при мысли «мои владения» я всегда грустно улыбался. Я с радостью готов был уступить эти обширные владения на крохотный участок земли где-нибудь в пригороде Парижа, или хотя бы на скромный домик, а то и просто угол в его предместье! Лишь бы поближе к людям! Долгими бессонными вечерами, проведенными на острове, я много рассуждал о прошлом, заглядывал в будущее и нередко задавался вопросом: а стоит ли мне так сильно убиваться по той жизни, к которой я сейчас так стремлюсь? Где гарантия того, что там, на материке, меня ожидает лучшая участь, нежели здесь? Да, там я буду чувствовать себя не так одиноко, у меня будет возможность общаться с себе подобными. Все это верно! Но дальше-то что?! После первых дней эйфории придут будни, и нужно будет думать о хлебе насущном. Не ждет ли меня там жалкое и голодное прозябание на грани выживания? Я ведь помню свое безрадостное детство и озабоченные лица родителей, которые не знали, как и чем накормить семью завтра. Не говоря уж о более отдаленном будущем! Нет! В том мире хорошо живется только толстосумам! Кто имеет деньги — тот имеет все! Без них ты в том мире ничто! Так что, возможно, зря я так рвусь побыстрее покинуть этот остров? Здесь у меня, по крайней мере, нет проблем с пищей. Там же это будет самой главной и наименее разрешимой проблемой!

Я по привычке взял с собой ружье и отправился в путь. Если поначалу я брал его с собой только лишь в целях личной безопасности, то теперь я ни минуты не сомневался, что на острове я один. Потому-то и носил с собой свое оружие только лишь благодаря привычке, да еще с надеждой, что, если на моем пути попадется достойная дичь, то на нее не жалко будет истратить столь драгоценной для меня заряд. Именно такой случай мне вскоре и подвернулся. Двигаясь вдоль одного из самых глубоких ущелий, которых, впрочем, на острове не так уж и много, я увидел, как впереди меня с шумом поднялась в воздух какая-то огромная птица. Мне казалось, что за годы, проведенные на острове, я досконально узнал и изучил всю живность, в том числе и пернатых, обитающих на острове. А тут вдруг предо мной появляется довольно крупная особь, и, как мне поначалу показалось, совершенно незнакомая мне. Азарт охотника вмиг овладел вашим покорным слугой, и я тут же вскинул ружье, и в последующий миг раздался выстрел. Птица вздрогнула всем телом, словно наткнулась не невидимую стену, и камнем рухнула вниз. И надо же такому случиться, что упала она не где-нибудь рядом, а на самое дно ущелья!

Конец ознакомительного фрагмента.