Серый пилигрим

Владимир Василенко, 2016

Этот мир только недавно оправился после страшного катаклизма, который уничтожил три четверти человечества и оставил на теле планеты гигантский шрам, именуемый Разломом. Разрозненные города-государства объединяются под началом нового лидера – императора Валора. Кто-то видит в этом благо, кому-то не по душе новые порядки. А есть и те, кто ведет свою собственную тайную войну, возрождая древний орден Серых пилигримов…

Часть вторая. Коготь

1

Год 237-й от Разлома, Валемир, осень

В воздухе вилась пакостная осенняя морось. Вроде и не настоящий дождь — так, брызги. Но вполне хватило, чтобы одежда промокла насквозь еще на полпути от дома Локрина до кордегардии. Старый капитан чертыхался себе под нос, разглядывая маячащую впереди спину Брина, его смешные вихры на затылке, царапину на шее.

По пути ни о чем не расспрашивал, хотя внутри все кипело от досады и беспокойства. В кои-то веки не вышел лично в утреннюю смену — и на тебе, три трупа! Двое гражданских. И один из стражников. Кто убит, не спросил сразу, и теперь гадал, припоминая, кого посылал нынче в патруль. Кого из них не уберег? К кому домой придется нести страшную весть? Эрин? Толстяк Паул? Тонио?

Эрин ждал их на улице, перед входом в кордегардию. Раскрасневшийся, без капюшона. Намокшие усы повисли длинными пегими сосульками. Завидев идущих, дернулся было навстречу, но, поймав взгляд Локрина, лишь кивнул в знак приветствия и скрылся за дверями. Капитан вошел следом. За ним, едва не наступая начальству на пятки — Брин. Юношу так и распирало от волнения и любопытства. Да, пожалуй, это первое крупное происшествие за все время его службы…

Локрин хотел было отослать юнца, но потом махнул рукой. Сразу, с порога, скомандовал Эрину:

— Говори.

— Особняк Лерано, — в своей обычной отрывистой манере выпалил тот. — Двое убито. Сам хозяин. Его в кровати нашли, глотка вскрыта — от уха до уха. Похоже, что прямо во сне. И в саду труп. Один из охранников поместья. Но на этого уже потом наткнулись…

Локрин слушал доклад, неторопливо вышагивая из угла в угол по скрипучим, как несмазанная телега, половицам.

— С чего началось-то? Какого демона вы вообще туда сунулись? — буркнул Локрин,

Поместье — на самом краю портового района Валемира, уже на твердой земле, и официально даже не входит в зону патрулирования их отряда, хотя и находится по эту сторону стены, отгораживающей портовый район от большого города. Мало того, Андреас Лерано при жизни мог позволить себе личную охрану. В саду и в доме постоянно дежурило с полдюжины головорезов.

— Мы с Паулом неподалеку были. И тут — крики! Женщина кричала, жена. Глядим — кто-то из окна сиганул. Нам повезло — он ногу подвернул. Довольно серьезно. Убежать не смог. Тут мы его и повязали. Из дома еще охранники выбежали, помогли. Дармоеды, чтоб их…

— А… Паул?

Эрин неожиданно вспыхнул, крепко саданул кулаком по столешнице.

— Эх, кур-рва! Проглядел я, капитан! Нет, ну ведь до чего изворотливая тварь, а! Мы на него вдвоем навалились. Я в охапку сгрёб, Паул с верёвкой. А этот… У него в носке ботинка клинок был. И — сразу в горло. Ничего не успели сделать…

Локрин только сейчас разглядел в дальнем, неосвещенном углу накрытое рогожей тело. Скрипнул зубами, подавив желание выругаться.

— А этот где?

— В подвале. Мы его раздели до исподнего и связали. Чтоб уж без фокусов.

— Пойдем, посмотрим, — скомандовал капитан. — Брин, захвати фонарь.

Юнец встрепенулся, отрывая взгляд от тела на лавке, подхватил один из светильников со стола и первым бросился к двери в подвал.

Собственно, не будь там крошечного оконца под самым потолком, это и не подвал был бы, а погреб. Оконце пробито в дальней стене, прямо напротив лестницы и служит в первую очередь воздуховодом. Света от него даже в полдень хватает только на то, чтобы различить очертания предметов.

Хотя глядеть-то тут особенно не на что. Две камеры, отгороженные от прохода толстыми железными прутьями. Два колченогих табурета у дальней стены, под самым окном. На одном из них — плошка с огарком толстой, как полено, свечи.

Тонио — долговязый, нескладный, с волосами цвета прелой соломы и лицом без возраста — стоял напротив дальней камеры, неторопливо похлопывая по ладони дубинкой, обернутой сыромятным ремнем. Увидев начальство, подобрался, спрятал руки за спину. Локрина он уважал и побаивался, как и все остальные. Впрочем, страх этот, как и у остальных, смешан с почти сыновней любовью и почитанием. Старик Локрин не из тех, что отсиживается за чужими спинами, а за людей своих болеет, как за родных. Сироте Брину он и вовсе заменил родителей, подобрав мальчишку после кораблекрушения где-то западнее Валемира.

— Ну, что там у нас…

Локрин забрал у Брина фонарь, приподнял его повыше. Эрин остановился чуть поодаль, всем видом показывая, что ему даже смотреть лишний раз не хочется на этого гада в камере. Брин, смешно вытягивая шею, выглядывал из-за спин старших.

— Твою ма-ать… — присвистнул Локрин и подался вперед, едва не коснувшись лицом ржавых прутьев.

Пойманный без движения валялся на нарах в неестественной, изломанной позе. Руки были связаны за спиной и притянуты к ступням. Во рту торчал внушительных размеров кляп. Из одежды на пленнике лишь набедренная повязка, так что можно в подробностях разглядеть затейливую вязь татуировок, покрывающую руки от запястий до самых плеч и переходящих на грудь, шею, спину. Татуировки нанесены иссиня-черной краской, другую было бы не разглядеть — кожа у убийцы темная, желтовато-коричневого оттенка, как речная глина.

— Рот-то зачем заткнули? — спросил капитан.

— Так ведь кусается, сволочь, — сплюнув на пол, процедил Тонио. — Пришлось его вовсе вырубить, чтоб не буянил.

— Ну, это ты мастер, — буркнул Эрин. — Связанного-то чего не вырубить? Я бы на тебя там, в саду, посмотрел…

— Да пошёл ты, — не мудрствуя, огрызнулся долговязый и повернулся к Локрину. — Что делать-то с ним будем, капитан?

— Открой-ка клетку.

— Может, не надо? — осторожно спросил Эрин — Говорю же — изворотливая тварь. Как бы не выкинул чего…

— Открывай, говорю.

Локрин перехватил фонарь левой рукой, правой вытянул из ножен корд.

Ключ пронзительно, пробирая до самых печёнок, скрежетнул в скважине.

— Да чего там смотреть-то, капитан? — поддакнул Эрину Тонио. — Сдать душегуба имперцам, да и дело с концом. Уже к вечеру, небось, на виселице болтаться будет.

— Проверить хочу, — глухо отозвался Локрин.

— Чего проверять-то?

Капитан поставил лампу на край нар и свободной рукой повернул пленника на спину. Прищурился, разглядывая рисунки у него на груди.

— Не может… Неужто… — пробормотал он, едва ли не носом водя по татуировкам. Потом выпрямился, развернулся к остальным. Глаза лихорадочно блестели, отражая неровное пламя свечей. Взгляд был слегка шальным, будто пьяным.

— Ну, держи теперь кошели шире! Такую награду за поимку отхватим — за год не истратить! Эх, если б не Паул, сказал бы я, что Аранос-хранитель нас милостью своей одарил…

— Да кто это, капитан? — не выдержал Брин, проталкиваясь к решетке.

— Сами-то не допёрли ещё? Олухи! Второй год ведь канцелярия листовки малюет с приметами. Ну?!

Стражники уставились на связанного, будто только сейчас увидели. Высокий рост, коричневая кожа и характерный разрез глаз выдавали в нём уроженца островов Тхай. По обычаям тхайцев, голова почти полностью обрита наголо, а длинные волосы на затылке собраны в хвост. Волосы — это видно даже в темноте — выкрашены в ярко-красный цвет, какого не бывает от природы. Шею пленника стягивает странный амулет в виде паука. Цепочка слишком короткая, так что вдавливается в кожу. Сам паук — крупный, с брюшком размером с серебряную монету в десять лир — кажется, и вовсе врос лапками в ямку между ключицами. Татуировки на теле по большей части состоят из тайских иероглифов, но на груди искусно выколота парящая птица.

— Может, это и совпадение. Но слишком много сходится. Много ли по материку шастает тхайцев из рода Буревестника? Это он, точно вам говорю! Рахт айн Каррейда… тьфу, как там…аэн Сейларанн. Ну, или, если короче…

— Коготь?! — разом выдохнули Эрин с Тонио…

2

Год 223-й от Разлома. Острова Тхай

— Коготь! Ещё раз! Блок! Прыжок нарра! Блок!.. Ар-рх, больно же! Я сказал — блок! Ты чем слушаешь, Рахт?!

— Ты раскрылся. Зачем мне блокировать, если можно напасть?

— В настоящем бою я бы так не раскрылся! Мы же просто тренируемся, разве нет? Защиту отрабатываем, между прочим! Которая у тебя хромает.

— Ничего у меня не хромает!

— Да ну? Проверим? Только учти — поддаваться не буду!

— Ха!

— Ну, тогда держись, братишка…

Деревянные мечи сухо стукнулись, скрестившись самыми кончиками. Бойцы — оба раскрасневшиеся, взъерошенные — на мгновение замерли, будто стараясь услышать биение сердца противника. Напряженные, сосредоточенные. Оба — совсем ещё мальчишки, едва ли отмерившие двадцать зим. Высокие, поджарые, бритоголовые. На обоих — просторные тренировочные санно из тонкой светлой ткани, прилипшие к спинам от пота. Сейчас юноши похожи друг на друга, как близнецы. Только у того, что чуть повыше и, видимо, чуть старше, глаза серые, как талый снег, а у второго — черны и блестящи, как полированные кусочки оникса.

— Хэй! — гортанно вскрикнул старший, вскидывая меч. Но напал первым черноглазый. Молча, но с таким исступлением, будто собирался закончить поединок одной-единственной атакой. Он обрушил на противника град ударов, каждый из которых, попади он в цель, грозил немалым уроном, хоть меч и был всего лишь деревяшкой.

Впрочем, сероглазого это нисколько не смутило. Он с легкостью парировал удары, плавными, скользящими шагами уходя с линии атаки. А когда черноглазый чуть сбавил темп, ответил молниеносным выпадом, самым концом меча звонко шлепнув противника пониже спины.

— Защита, Рахт! — усмехнулся он.

Черноглазый, лишь поморщившись от боли, снова бросился в атаку. Мечи, сталкиваясь, трещали, и удивительно было, как они не разлетаются в щепки. Улыбка быстро слетела с лица сероглазого, и он, теснимый яростными атаками соперника, вынужден был отступить на несколько шагов. Это ещё больше воодушевило черноглазого, и он ринулся вперед.

Ошибка. Одна из тех, что в реальном бою стоят жизни. Сероглазый развернул меч, будто бы собираясь ставить блок от наносимого сверху удара. Но, едва деревянные клинки соприкоснулись, плавно повел его к себе, одновременно разворачиваясь. Сила и ярость, которую младший вложил в удар, неотвратимо повлекла его вперед — он «провалился». Старший не преминул воспользоваться этим. Следующее его движение было мгновенным — разворот и наклонный удар по ноге, с обратной стороны колена. Черноглазый рухнул на спину, отчётливо лязгнув зубами. Тут же попытался подняться, но уперся в закруглённый конец меча, замерший на волоске от его груди — старший, как полагается, завершил поединок добивающим движением.

— Вот так-то, — улыбнулся сероглазый. Убрав оружие, протянул брату руку, — Давай помогу. Не сильно ушибся?

Младший кувыркнулся назад, пружинисто вскакивая на ноги. Деревянный меч полетел в сторону, глухо стукнулся о камень на краю площадки. Сам же боец, не оборачиваясь, зашагал прочь.

— Рахт! — окликнул его победитель. — Ну, брось! Чего ты?

Догнав брата, положил ему руку на плечо, пытаясь остановить.

— Сам виноват! Я же предупреждал — поддаваться не буду.

Черноглазый стряхнул руку с плеча и зашагал быстрее, буркнув сквозь зубы:

— Отцепись!

Старший, обогнал его, преградил дорогу.

— Слушай, хватит уже! У тебя сейчас дым из ушей повалит! Интересно, это айна угадала с именем, или ты сам стремишься ему соответствовать? Ведь и впрямь горяч, как огонь!

— Сказал же — отцепись! — Рахт остановился, набычился, исподлобья наблюдая за братом.

— За крабами-то идём? Если не наловим к вечеру — Артанг нам точно плетей всыплет. Этак по дюжине на брата…

— Вот и лови их сам!

— Эй-эй, попридержи язык! Или мне тебя ещё разок проучить?

Черноглазый насупился ещё больше, сгорбился, сжимая руки в кулаки. Старший примирительно поднял руки:

— Ладно, не злись. Драться мне уже надоело. А с крабами… Ты же знаешь — один я не наловлю, сколько нужно. Да и ты говорил, что место хорошее нашёл. Ну, так что, идём?

— Лови своих крабов сам, Райс! — упрямо повторил Рахт.

Сероглазый вздохнул.

— Ну, а ты куда собрался?

Младший промолчал и, обогнув брата, зашагал вперёд.

— Ты ведь на Язык, верно? — окликнул его тот. — Ну, ладно, пойдём. Я тоже хочу посмотреть.

Он догнал черноглазого, и дальше они шли вместе.

Через тренировочную площадку с утрамбованной до каменной твёрдости землёй. Мимо соломенных тренировочных чучел, стоек с деревянными мечами, шестами и подбитыми войлоком защитными фуфайками, которые нужно надевать на тренировку. Видел бы Артанг, что они опять дерутся без защиты — им бы не поздоровилось. Хотя наверняка он знает. Ну, или догадывается, но не будет подавать вида то тех пор, пока — или если — кто-нибудь из них не пострадает. Он им доверяет. Райс — лучший из молодых бойцов, гордость и надежда рода. Да и Рахт не сильно от него отстаёт, хотя и младше на три зимы. Они уже настоящие воины, и скоро Артанг перестанет быть их учителем. Просто потому, что их нечему будет учить.

По узкой дорожке, выложенной тщательно подогнанными друг к другу плоскими камнями. Между приземистыми постройками без окон, соединёнными между собой крытыми переходами. Жилища безликих. Сразу за ними — склады. Отдельный для провизии, для глиняной утвари, для одежды и тканей, для оружия. Между ними — тоже крытые переходы. Тёмное, затянутое облаками небо выглядывает из редких окошек открытых двориков, как вода в затянутом ряской пруду. Скаты крыш и навесов на нижней кромке плавно загибаются вверх, образуя водостоки, по которым дождевая вода устремляется в установленные во дворах бочки. Пресная вода на островах — слишком большая ценность, чтобы позволять ей просто уходить в землю.

Дошли до толстой каменной стены, заштукатуренной с обеих сторон глиной. Стена огораживает весь посёлок, оставляя для прохода двое ворот — восточные и южные. Проёмы ворот небольшие, почти круглой формы, закрываются тяжёлыми створками, сделанными из цельных бревен. Запираются они каждый вечер, и всё время у ворот и по периметру стены стоят на страже вооруженные воины. Порядок соблюдается неукоснительно, хотя при жизни братьев посёлок ни разу не подвергался нападению. Райс, входя под арку ворот, сдержанно кивнул стоящим на карауле воинам. Те кивнули в ответ, здороваясь с ним, как с равным.

По извилистой пыльной тропинке — мимо крохотных полей, для удержания влаги огороженных невысокими земляными валами. На полях бесформенными силуэтами маячат безликие — в серых балахонах, в широкополых соломенных шляпах, защищающих от дождя и солнца. В одинаковых масках из гибкой коры, плотно подогнанных к лицу. Рабы. Пленники, дезертиры, преступники, заложники, взятые из других кланов как гарантия мира. Те, кто лишился права даже на собственное лицо и собственное имя.

Под их ногами ровными рядами выстроились кустики бобов, которые они тщательно окучивают и заботливо охраняют от сорняков, грызунов и насекомых, а если позволяют запасы воды — и поливают. Каждый день, если только не заняты другой работой. Но в этом году, несмотря на все старания, бобы выглядят неважно — чахлые стебли так и клонятся к серой, как пепел, земле. Богатого урожая нынче, похоже, ждать не приходится.

По каменистому спуску — на укрытое жёлтым покрывалом песка побережье. Мимо старого деревянного пирса — снизу чёрного от воды и улепленного ракушками, а сверху — серовато-белого от морской соли. Доски настила уютно поскрипывают под ногами, отполированные сотнями рук поручни слегка пошатываются, подаются под нажимом, но еще достаточно надёжны.

Они постояли немного на пустом пирсе, глядя на лениво перекатывающиеся серые глыбы волн. Вдалеке, у самого горизонта, можно различить несколько узких треугольных парусов. Рыбацкие лодки. А чуть севернее едва заметным пятном темнеет Пайр — соседний остров. В такую погоду, если не знать, что он там — и вовсе не увидишь.

Потом они молча развернулись и прошли вдоль берега на север. У Головы нарра — вытянутой треугольной скалы, и впрямь напоминающей голову пресмыкающегося — повернули налево и снова зашагали вглубь острова. Сначала по крутому скалистому склону, потом ступили в тень деревьев, и под ногами мягко стелилась трава. Это лес Айхар, занимающий почти четверть острова, уходящий всё выше по склону, к священному Тхай-Наррахт — Пику Огнедышащего Ящера. Так далеко идти, конечно, нельзя — склоны Тай-Наррахт запретны. Но где-то там, у самого его подножия, в самом сердце острова, расположился храм Найр-Найр-Хош — храм Девяноста Девяти Мечей.

До него дня три пути, но владения рода Сейларанн — Буревестников — заканчиваются куда раньше. Северная граница проходит здесь, в лесу Айхар, вдоль глубокого ущелья, по дну которого течёт ручей, а на другую сторону перекинут навесной мост. Дорога, идущая через мост, теряется в лесу на другой стороне. Это владения рода Нарров — Ящеров. Там братья были всего однажды — недавно, во время очередного Праздника луны.

Если пойти от моста на запад, ещё дальше вглубь острова, и вскарабкаться по заросшему колючим кустарником склону наверх, то выйдешь как раз к Языку.

Пропасть, что восточнее соединяется мостом, здесь гораздо шире — пожалуй, больше полёта стрелы. При этом южный склон расположен куда выше северного, так что лес на той стороне не мешает обзору. В хорошую погоду отсюда виден и посёлок Ящеров, и дорога, ведущая от него дальше вглубь острова. Хорошо виден и сам Тай-Наррахт — чёрный, как обугленная головня, по форме похожий на обломанный акулий зуб.

Особенно хороший вид открывается, если забраться на продолговатый скалистый выступ, нависающий над самой пропастью и похожий на высунутый язык. Рахт, обогнав брата, устремился на выступ и уселся на самом конце, свесив ноги вниз.

— Брр, Рахт! — поежился старший. — Сколько раз говорить — не делай так! Мне даже смотреть на тебя жутко!

Сам он расположился в паре шагов за спиной брата, на безопасном расстоянии от края.

— В чём дело? Бесстрашный Райс чего-то испугался? — жёстко усмехнулся черноглазый.

— Только дурак ничего не боится! — буркнул Райс. — Так что не будь дураком — слезай оттуда. Вниз брякнешься — мокрого места не останется.

Рахт, продолжая сидеть, упёрся ладонями о землю, выпрямил руки и покачался на них, держа ноги под углом к туловищу.

— Вот засранец! — чертыхнулся сероглазый. — Ну и ладно. Свалишься — сам виноват будешь.

Они довольно долго сидели молча, глядели вниз.

— Видишь что-нибудь? — спросил, наконец, старший.

Рахт покачал головой.

— Я тоже. Может, они уже у Нарров? Тогда, наверное, у нас будут завтра или послезавтра.

— Я знаю…

Снова надолго замолчали. Потом младший, не оборачиваясь, спросил:

— Боишься?

— Испытания? Немного. Хотя я ещё в прошлый раз понял, что буду следующим. А уж последние пару зим…

— Будут же ещё претенденты… Не знаешь, кто?

Райс задумался.

— Ахан. И, скорее всего, Сэйн. Или Авер. Они достаточно хороши.

— Но не для Храма.

— Да. Ты же знаешь, в Храм возьмут одного. А участвовать в Испытании можно только один раз.

— Угу. Один победитель и два-три подставных неудачника.

— Зачем ты так, Рахт? Ты же знаешь — всё не так. В конце концов, попасть в Храм — это не главное. Участвовать в Испытании — уже честь. Ахан наверняка получит под командование пятерых, а то и десятерых. А если особо отличится — может заработать и какую-нибудь метку. Помнишь, в прошлый раз Кай получил Три клыка?

— Помню. Но Воин Храма — это совсем другое…

Райс потрепал брата по плечу.

— Не кисни, Рахт! Через пять зим — новое Испытание. И ты точно станешь следующим. К тому времени уже никто не сможет с тобой тягаться, вот увидишь. Разве что этот Артангов любимчик, Найл. Но ты и его уделаешь, тебе бы только защиту отработать…

Рахт усмехнулся.

–…Да прыти поубавить. Горяч слишком, братишка. А голова у воина должна быть холодной.

— Да знаю я…

— Тебе остаётся просто подождать.

— Угу…

— Ну, так чего киснешь? Ты сам не свой с тех пор, как мы вернулись от Нарров. Чего ты там такого увидел?

— Не чего. Кого.

— А-а… — старший оживился, подвинулся ближе к брату. — Дай-ка угадаю… Ты про ту ай-мин, что исполняла танец с мечами? Как же её звали-то…

— Нет.

— Нет? Но я там больше никого симпатичного не заметил! Там вообще женщин было мало. Разве что ты запал на кого-нибудь из безликих? Тогда учти — иногда лучше не снимать маску. Чтобы не разочаровываться. Да и не очень-то нужно видеть во время этого дела лицо…

— Да ну тебя! — Рахт поёрзал на камне и, хотя по-прежнему не оборачивался, было видно, что покраснел. Уши выдавали.

— Ну, давай, рассказывай уже! Всё-таки безликая?

— Нет.

— А кто?

— Она… Её зовут Ахти.

— Ахти? Так ведь она ещё соплячка совсем! Хотя… Ладно-ладно, прости, — спохватился Райс, поймав разгоревшийся гневом взгляд брата. — Она и правда вырастет в настоящую красавицу. Но… Она же айнадар.

— Понял, не дурак.

— Да уж, Рахт, — покачал головой сероглазый. — Ты не ищешь лёгких путей. Хотя айна наверняка одобрила бы твой выбор. Союз с Наррами был бы очень выгоден роду.

— Да плевал я на союз с Наррами! Я хочу её. И… мне показалось… Она так на меня посмотрела…

— Да, брат, ты влип. Ну, ничего. Если эта блажь не пройдёт в ближайшие пару лун — а я, кстати, думаю, что пройдёт — то тебе и правда одна дорога. Поступишь через пять зим в Храм, еще через пять выйдешь оттуда весь в почётных метках с головы до ног. Будешь завидный жених. Да и айнадар твоя подрастёт к тому времени…

— Десять зим…

— Да. Может показаться вечностью. Но другого пути нет. Если сунуться к Наррам сейчас — они на смех нас поднимут. Ты уж не обижайся. Тебе надо запастись терпением. Целым океаном терпения, брат.

— Я понимаю, — опустил голову Рахт.

Айнадар — это старшая дочь айны, правительницы рода. Её единственная наследница. Все дочери, рождающиеся у айны позже, отдаются на воспитание безликим, и со временем либо пополняют их ряды, либо становятся ай-мин — женщинами-воительницами. Власть к айнадар переходит после того, как она получает мужа и рожает первого ребёнка. Тогда действующая айна становится ай-нам — нянькой и советницей. Она по-прежнему уважаема и почитаема родом, но теперь остаётся в тени.

Но представить Силан, айну Нарров, ушедшей на покой… Нет, пожалуй, такого не случится — ни через десять зим, ни через двадцать. Эта женщина упряма и воинственна, как какой-нибудь рыжебородый Сын медведя из Ледяных земель. Наверняка она ещё долго не будет допускать к дочери женихов.

— Она совсем не такая, как мать, — вдруг сказал Рахт. — Она…

— Да помню я. Сухая былинка с во-от такими печальными глазищами… Ладно, не сопи ты так. Уже опять загорелся!

— Зря я тебе рассказал…

Сероглазый устало усмехнулся и, положив руку на плечо младшему, немного помолчал.

— Забудь её, брат. Лучше забудь.

Рахт вздохнул.

— Ладно, хватит уже здесь рассиживаться, — пробурчал старший, потягиваясь. — Пойдём. За крабами пора, а перед этим домой заскочить за снастями.

— Пойдём, — чуть помедлив, отозвался Рахт и тоже поднялся.

Перед тем, как снова углубиться в чащу, он обернулся и бросил последний взгляд в пропасть.

Где-то там, далеко-далеко внизу, тревожно рокотал водопад.

3

Его разбудил бой барабанов.

Сначала несколько утробных, раскатистых, как отзвуки грома, ударов, отзывающихся неприятной дрожью во внутренностях. Это ро-пай — исполинское чудовище высотой в три человеческих роста, установленное на центральной площади. Вокруг него даже возведен специальный помост — бить нужно ближе к центру, с земли не достать.

Рык ро-пая подхватили барабаны поменьше. Их ритм быстрее, хотя и не выбивается из общего величавого настроя, заданного гигантом. Чуть позже к старшим собратьям присоединяются и малые барабаны, вклиниваясь в общий говор короткими рваными фразами. Всё вместе образует чёткий, впечатывающийся в мозг звуковой узор. В нём нет слов, однако он будоражит душу, заставляет сердце трепетать и рождает в воображении сонм ярких, отчётливых образов. У каждого они, наверное, свои. Рахту, например, всегда видятся неисчислимые полчища грозных воинов, мерно вышагивающих под ритм ро-пая. Неисчислимая, неотвратимая, непобедимая сила…

— Рахт!

Юноша вздрогнул, обернулся в сторону темнеющего в стене проёма. На пороге стоял Райс, одетый в парадное санно с длинными рукавами, чёрное с красным — родовые цвета Буревестников.

— Ты чего дрыхнешь? Оглох?! — прошипел брат.

Рахт замысловато выругался, выбираясь из постели. Спал он, как и все воины, на тощем тюфяке, набитом высушенными водорослями. Тюфяк длинный, в два роста, и служит одновременно и одеялом — просто складываешь вдвое и накрываешься верхней половиной.

Повседневная одежда тайских юношей проста — широкие штаны, просторное санно из легкой ткани да сандалии из сыромятных ремешков. Чтобы облачиться, обычно хватает нескольких биений сердца. Чего не скажешь о парадном одеянии.

Рахт, не переставая, ругался сквозь зубы, коря себя за нерадивость. Расставив руки в стороны, он крутился на месте, обматываясь широким поясом — ярко-красным, как свежая кровь.

— Тихо, не торопись! — шикнул на него брат, придерживая свободный конец пояса. — Туже надо! Давай назад!

Рахт, едва не взвыв от досады, завертелся в другую сторону.

— С обувкой разберись пока, — буркнул Райс, разглаживая ткань. — И не суетись. Время еще есть…

Наружу они выбрались как раз вовремя. Многоголосый бой барабанов резко стих. И — почти сразу же, едва успели растаять в предрассветной тиши отголоски последних ударов — заговорил ро-пай. На этот раз удары были мерными, как стук сердца, и такими же сдвоенными. Будто и вправду огромное сердце трепещет в ожидании чего-то.

Братья неслись по темным переходам поселка бесшумно и стремительно, как тени, но перед центральной площадью сбавили темп и постарались проскользнуть на свои места в строю незамеченными.

Центральная площадь — как зрачок в глазу — идеально круглая, и расположена действительно в самом центре цитадели Буревестников. С севера она граничит со стеной, огораживающей владения айны, с запада и востока — с жилищами самых знатных воинов. Вниз, прямиком к южным воротам, ведет самая широкая в поселке улица. Сейчас вдоль неё, по обе стороны, выстроились воины в парадных чёрно-красных одеждах. Большинство вооружено боевыми шестами или копьями. Стоят неподвижно, как статуи, уперев оружие в землю и чуть наклонив вперед, так что красные ленты, которыми оно украшено, свисают, как приспущенные флаги.

Алые ленты повсюду — они свисают с кромок крыш, с шестов, вбитых в землю по периметру площади, с опор помоста. Сделанные из легкой ткани, они колышутся от малейшего движения воздуха, как прибрежные водоросли в струях переменчивого течения. Своим ярким цветом они резко выделяются на фоне серых глинобитных стен и потемневших от времени досок, пламенея, как свежая кровь на песке. Вглядываясь в трепетание лент на ветру, Рахт вдруг почувствовал необъяснимую тревогу. Удары барабана лишь усиливали эффект, и вскоре юноше начало казаться, что это не ро-пай, а его собственного сердце бьётся так громко.

На улицах, пожалуй, все мужское население поселка. На площади — лучшие из лучших. Шесть отрядов по сорок воинов. Не очень много, но вполне достаточно для того, чтобы сохранять за собой право владеть тем клочком острова, что зовётся Землями Буревестников. Хотя, если верить рассказам нянек, когда-то эти земли были куда обширнее…

Трон айны выставлен на высоком деревянном помосте на северном краю площади. Задняя часть помоста огорожена частоколом высоких шестов, на каждом из которых трепещет сразу по дюжине коротких алых лент, так что кажется, что они охвачены огнем. Сама Каррейда — айна буревестников — уже на месте. Неподвижная хрупкая фигура в белоснежной накидке с капюшоном, почти полностью скрывающим лицо. Маленькие сухие ладони крепко сжимают лежащий на коленях жезл, выточенный из моржового клыка. Айна уже немолода. Рахт был последним её ребёнком.

Братья стоят в колонне молодых бойцов. Райс — в первом ряду, буквально в нескольких шагах от лестницы, ведущей на помост айны. Рядом с ним — Авер, Сейн, Ахан и другие лучшие ученики Артанга. В основном все гораздо старше Рахта. Сам Рахт — в третьем ряду, с самого краю. Это значит, что ещё немного — и он будет достоин перейти во второй ряд. Это случится уже совсем скоро, ведь ученики из первого ряда после Испытания займут совсем другие места.

Тишина нарушается только боем барабана и шорохом трепещущих на ветру лент. Уже достаточно рассвело для того, чтобы не нужны стали факелы, однако из-за низких облаков, скрывающих восходящее светило, кажется, что посёлок находится внутри огромной пещеры, в которой вечно царит серый полумрак.

Все Буревестники замерли в ожидании.

Вскоре в паузах между ударами ро-пая стали слышны другие звуки. Чья-то тяжелая поступь. Скрип упряжи. Раздраженное шипение ездовых нарров.

Показался авангард длинной процессии. Двое воинов в оранжевых одеждах Храма, верхом на свирепых двуногих наррах с длинными, усеянными костяными наростами хвостами. Въехав на площадь, они разделились, и каждый описал полукруг вдоль переднего ряда воинов, остановившись у самого помоста айны. Когти ящеров отчетливо скрежещут по камням мостовой, и от этого звука у Рахта мурашки забегали вдоль хребта.

Едва показался первый из наездников, по рядам молодых воинов прошелестел легким бризом благоговейный шёпот.

— Джайрах… Джайрах Сожжённый…

Глава Тонг-Хош, школы Чёрного клинка, оказался длинным, худым, как палка, с гладко выбритой головой и широким безгубым ртом. Лицо его походило на испеченный в углях клубень — бурого цвета, все покрыто бороздами и рытвинами. Тем страшнее сверкали на нём глаза — почти круглые, без ресниц и бровей, выпученные, будто от гнева или изумления.

Тонг-Хош тоже считается частью Храма девяноста девяти мечей, хотя вряд ли среди юношей Буревестников кто-то хотел бы попасть туда. Чёрные клинки — это палачи. Безымянные убийцы, способные появляться и исчезать бесследно и беззвучно, как тени. Их боятся, их ненавидят, ими пугают маленьких детей. Сами разговоры о них считаются чем-то грязным, постыдным и опасным. Все соблюдают это табу, но все понимают, что тонг-хош — неотъемлемая часть жизни Тхай. Если бы услуги Черных клинков не были нужны, не было бы и Школы.

Рахт не слышал, чтобы раньше Джайрах присутствовал на испытаниях Храма. Хотя, конечно, он никогда не спрашивал об этом у Артанга напрямую, а сам учитель не стал бы заговаривать об этом первым.

На втором нарре восседал пожилой воин с волосами цвета морской пены. Это Арай, один из прославленных героев войн с Большой землей — западным континентом, отделяемым от островов Тхай лишь узкими проливами. Там живут вероломные люди с черными сердцами и кожей, бледной, как у медуз.

Левая рука седовласого с обмотанными вокруг ладони концами поводьев лежала на луке седла спокойно и расслабленно, но чувствовалось, что, стоит нарру сделать неверный шаг — поводья натянутся, как тетива, и шипы на узде вопьются в болезненные места на морде и шее ящера, заставляя его повиноваться.

За наездниками следовал отряд пеших воинов в парадной броне, делающей их похожими на вставших на дыбы жуков. Отряд немногочисленный, едва ли больше дюжины бойцов. Но каких бойцов! Почти у всех нагрудники украшены оранжевым кругом с тремя мечами, сложенными в иероглиф «Хош». Высшая степень мастерства. Нечто большее, чем просто человек, вооруженный клинком. Собственно, Меч Храма может выйти в бой и вовсе безоружным, но это не добавит шансов его противникам.

Рахт, с трудом сохраняя подобающую неподвижность, во все глаза наблюдал за процессией. Та ленивым потоком оранжевой лавы вытекала из жерла улицы на свободное пространство площади.

Черноглазого юношу интересовали не жрецы в немыслимых головных уборах из самоцветов и птичьих перьев, не полуобнаженные ай-мин, не несущие паланкин со Старейшинами безликие в масках из чистого золота. Даже не сами Старейшины, едва различимыми силуэтами маячащие за полупрозрачными занавесами паланкина.

Он смотрел только на воинов. Когда-нибудь он должен стать таким же. Может, даже занять место одного из них. Сейчас это казалось немыслимым, невозможным, даже смешным… и оттого еще более желанным.

Три паланкина остановились напротив помоста айны, и безликие медленно опустили их на мостовую, оставшись при этом стоять, преклонив правое колено. Наездники остановились в просветах между паланкинами, послушные ящеры склонили уродливые морды к самой земле.

Старейшины Храма — похожие друг на друга, как близнецы — поджарые старики с длинными белоснежными волосами, резко контрастирующими с темно-коричневой кожей. Их одежда тоже оранжевая, но с большим белым кругом на спине.

Рахт уже видел старейшин пять лет назад, во время предыдущих Испытаний. Еще тогда они не произвели на него никакого впечатления. Да, когда-то они были доблестными воинами, но сейчас-то они только и могут, что сидеть с каменными мордами и многозначительно кивать. И почему-то именно эти старые развалины вершат судьбы лучших молодых воинов, а вместе с ними — и их кланов.

Как и остальные юноши, Рахт неотрывно следил за каждой деталью церемонии, но мысли его витали все дальше и дальше. Он почти полностью пропустил мимо ушей приветственные речи, обращение посланников Храма к Сейлараннам и прочую говорильню, хотя остальные собравшиеся на площади, похоже, ловили каждое слово.

А в голове юноши крутились обрывки рассказов Артанга о Храме и Испытаниях. Рахт всегда задавал старому учителю много вопросов. Ответом на большинство из них служили болезненные удары деревянным мечом или долгие часы стояния на торце столба, вкопанного в землю. Видимо, Рахт задавал совсем не те вопросы, какие подобает. Артанг не раз говорил, что юноша слишком дерзок, и помыслы его обращены в неверную сторону.

— Это все равно, что держать меч за острие, а не за рукоять, — ворчал учитель. — Твой ум остр, но это может только навредить тебе, если не научишься держать язык за зубами.

Рахт с раннего детства привык к подобным замечаниям, но ничего поделать с собой не мог. Он всегда видел чуть дальше и чуть глубже, чем сверстники и даже многие из взрослых. А может, просто смотрел под другим углом. Тот самый дух непокорности, что с самого рождения осложняет ему жизнь, отражаясь в беспокойном и вспыльчивом нраве, никогда не позволял Рахту принимать на веру чужие слова. Даже если слова эти исходили от самой айны. Выслушав чужие суждения, он лишь делал вид, что соглашается с ними. Сам же разбирал каждую фразу по косточкам, как рыбак точными ударами ножа потрошит рыбу — отсекая все ненужное и отделяя от костей и потрохов нежные розовые ломти сути.

Вот и сейчас, наблюдая за церемонией приема посланников Храма, он не просто глазел на легендарных бойцов, как это делали большинство из стоящих рядом юношей. Он думал о том, что Испытание заключает в себе нечто гораздо более важное, чем представляют себе эти бритоголовые сопляки.

— Огнедышащий дракон стал дряхл и неповоротлив, — бормотал как-то набравшийся рисовой водки Артанг. В последнее время это происходило с учителем все чаще. Еще немного — и об этом узнает айна.

— Лава в его жилах превратилась в дым, а пламя из пасти уже не испугает и ребенка…

— Почему ты так говоришь, учитель? — осторожно спросил тогда Рахт, благоразумно прячась в тени позади Артанга. Если бы тот увидел, кто спрашивает, наверняка пришел бы в ярость и не ответил.

Но старик был пьян и слишком погружен в свои мысли.

— Я помню времена, когда жив был мой отец, — хрипло продолжил он. — Как он уводил в море сотни воинов на таннаках под парусами цвета крови. Когда они возвращались, корабли шли тяжелые, неповоротливые, как самки нарров перед кладкой. Трюмы их ломились от добычи. Буревестники держали в страхе все прибрежные города Большой земли, уходили далеко в пустоши. Объединяясь с кланом Нарров и кланом Зеленого камня, наши отцы громили белокожих, брали их серебро, их женщин, их диковинную одежду. Они доплывали вдоль южных берегов до самого Разлома. Держали в страхе все побережье…

Рассказы о славных былых временах были для учителя обычным делом и успели набить у учеников оскомину. Рахт снова вкрадчиво, вполголоса, спросил:

— Почему же сейчас не так? Белокожие стали слишком сильны?

— Белокожие слабы! — рявкнул Артанг, опрокидывая опустевший кувшин. — Их земля не рождает воинов! Все они сплошь трусливые и изворотливые торгаши, не знающие, что такое честь, что такое открытый бой! Их оружие — грязное, подлое оружие трусов, убивающее издалека. Мой отец мог в одиночку одолеть дюжину белокожих быстрее, чем пущенная вверх стрела вернется обратно на землю. Воины, сражавшиеся с ним бок о бок, были почти такими же умелыми и отважными, и никто не осмеливался становиться на их пути!

Он вдруг закашлялся и замолчал, опустив голову. Замолчал надолго. Рахт, переминаясь с ноги на ногу, не мог решить — то ли окликнуть старика, то ли потихоньку уйти.

— Их привезли на последнем уцелевшем корабле, — неожиданно поднял голову учитель. — В тот раз в поход выдвинулся огромный отряд — Буревестники, Нарры, Дельфины, клан Зеленого камня, Альбатросы… Ждали большой добычи. Но Валор — новый хозяин Большой земли — подтянул все свои силы, а на кораблях его были пушки. Тогда мы еще не знали, что это такое… Не было боя. Белокожие не подпускали наши корабли ближе, чем требовалось для залпа из орудий. Тело отца было все изрешечено картечью, вместо лица — сплошная яма. Бессмысленная, позорная смерть…

Об этом Артанг тоже уже рассказывал, правда, не так подробно. Но только в этот раз Рахт вдруг все понял. Его будто клинком полоснуло.

Тхай обречена. С тех пор, как на Большой земле власть подмял под себя один император, города на побережье, как и внутренние поселения, разбросанные среди пустошей, перестали быть разрозненными. Они перестали грызть друг друга в междоусобных стычках, постепенно обзавелись береговыми укреплениями и хорошо вооруженными флотилиями. Большая земля перестала быть добычей. И придет время — добычей станет Тхай.

Конец ознакомительного фрагмента.