Оберег

Владилен Олегович Елеонский, 2019

Известный шестидесятилетний музыкальный продюсер желает отомстить таинственным махинаторам, которые при помощи молоденькой певицы разорили его. На пути к своей цели он сменил внешность, имя, поднялся со дна, установил личности своих врагов и в конце концов отомстил им, но в результате понял истинную подоплеку и сам занял место тех, с кем свел счеты.

Глава четвертая

Я думал, что мы будем, в самом деле, пить чай, но Рогожин несмотря на ранний час махнул стакан коньяка и хитро посмотрел на меня.

— Что с тобой происходит? Спонсоры недовольны.

— Точнее, спонсор. Елистратов, да?

Он секунду недоуменно смотрел на меня, а затем, сильно запрокинув голову, захохотал так, что едва не подавился шоколадной конфетой, которую перед этим небрежно бросил в рот.

— Понятно, — прекратив, наконец, смеяться и смахнув слезы с ресниц, сказал он. — Роликов Великанова насмотрелся. Ох и язва этот Великанов! Все не так просто, Владиленыч. Елистратов — всего лишь кассир, и ему глубоко наплевать на тебя и на твое творчество, он делает то, что ему приказывают. Есть люди гораздо более крутые, чем он, и именно они недовольны тобой. Бросай хандрить и срочно возвращайся к своим делам, а дела Елистратова тебя не касаются. Так у нас все устроено, и поверь, — Великанов тоже отрабатывает свой хлеб, причем такой, что тебе со своей скромненькой яхтой и не снилось.

— Я постараюсь.

— Вот и ладушки! Кстати, фронт работы я тебе привез. — Он повернулся и хлопнул в ладоши, словно фокусник. — Милена, хватит там на ветру стоять, с непривычки простудишься. Иди скорее к нам, я тебя с твоим Пигмалионом познакомлю!

В кают-компанию скромно вошла стройная девушка с роскошной гривой золотистых волос, замечательными синими глазами и такими правильными чертами лица, будто их, в самом деле, вырезал из мрамора мастер, не уступающий по своему таланту Пигмалиону. Она была в легких светлых шортиках и легкомысленной цветастой маечке, которая плохо прикрывала ее высокую грудь.

Эти две модные тряпки, едва прикрывавшие ее точеное тело, лишь усиливали впечатление. Мне показалось, что вошла богиня, в мозгу что-то вспыхнуло, сердце сладко екнуло, и я испугался, потому что давно не испытывал таких ощущений и с недавних пор, как говорил, искренне стал полагать, что больше в силу возраста не испытаю ничего подобного никогда.

Рогожин с нескрываемым наслаждением следил за моей реакцией.

— Давай, Владиленыч, берись за большое дело, — сказал он, когда Милена скромно присела на краешек дивана, — педагоги в Москве вынесли свой вердикт, они считают, что у девочки нет ни капли таланта, а я тебе заявляю, что мы будем крупными идиотами, если не сделаем из этого очаровательного существа знаменитую певицу.

Так я, напрочь забыв о Елистратове и всех темных делах, связанных с моими таинственными спонсорами, занялся лепкой своей очередной Галатеи. Вначале она смеялась, думала, что дело наладится само собой, однако, как всегда, все оказалось не так просто, — у нее решительно ничего не получалось. Слова она безбожно путала, а в ноты попадала так, что мне хотелось заткнуть уши.

То, что Милена очень понравилась мне с первого взгляда, играло теперь с нами плохую шутку, потому что я не мог применить свой обычный метод — хардкор. Суть его состояла в жесткой требовательности к ученику и переносе самой черновой работы на первые минуты после раннего подъема. Встал с постели и бегом в студию на запись — одна неделя. Встал с постели, принял ледяной душ и галопом в студию на запись — вторая неделя. Встал с постели на полчаса раньше обычного и прыжками кенгуру в студию на запись — третья неделя. Встал с постели на час раньше обычного, сделал пробежку по палубе и живо в студию на запись — заключительная неделя.

Метод был проверен неоднократно и действовал безотказно. За месяц мои ученицы, как правило, набирали форму и обязательно выдавали на-гора шедевр, — исполняли мою песню так, как мною было задумано еще при написании текста. В чем здесь секрет и почему этот метод всегда срабатывал, я не знаю. Главное, что он срабатывал! Видимо, он пробуждает некие мозговые ресурсы и позволяет человеку выключить своего внутреннего цензора, который, словно злобный цепной пес, мешает ему обрести уверенность в себе и реализовать свои скрытые ресурсы.

Я безболезненно поступал так со всеми своими прежними ученицами, а с Миленой так поступить не мог. В итоге она спала до одиннадцати, до часу наводила туалет и загорала, до трех мы обедали в кают-компании и приступали к записи в лучшем случае часов в пять.

Затем нам снова хотелось чего-нибудь перекусить, а после еды тянуло в сон, или хотелось полежать в горячей ванне (я разрешил ей пользоваться моей ванной комнатой), и так продолжалось изо дня в день. Мы прекрасно проводили время вдвоем, с ней было удивительно легко и приятно общаться, она вовсе не была дурой набитой, какими обычно бывают писаные красавицы, а в один из вечеров на закате мне удалось показать ей, как я в открытом море кормлю рыбой дельфина, которого мне удалось приручить, и она восторженно хлопала в ладоши словно четырехлетняя девочка.

Все, что касалось отдыха, было просто великолепно, однако надо было работать, и здесь радость прекращалась. Вместо плодотворного труда мы получали лишь одну сплошную муку.

Я не мог повысить на нее голос, просто не мог, хотя все мои певицы-звездочки могут подтвердить, каким зверем я иногда бывал, когда у них что-то не получалось. В ней поразительным образом сочетались благородные манеры и непосредственность неискушенной деревенской девушки.

Короче говоря, я влюбился по уши, и работа не клеилась. Рогожин каждый день звонил мне по телефону и теребил, а я в ответ, конечно, обещал, но на самом деле не знал, что делать.

Понятия не имею, чем бы все закончилось, если бы в одно прекрасное утро Милена не задержалась к завтраку. Я долго ждал ее и, не дождавшись, осторожно постучал в люк ее каюты.

— Войдите, — глухо сказала она.

Я вошел. Она, свернувшись калачиком, лежала на кровати под тонким пледом, и можно было бы сказать, что ревела белугой, если бы не полная тишина. С таким набухшим зареванным лицом в самом деле обычно ревут в голос, но она лежала молча.

— Милена…

Она приподняла голову и посмотрела на меня затравленным взглядом.

— Я, в самом деле, бесталанная, Сергей Владиленович! Кто, какой идиот внушил мне, что я способная? У меня нет никаких способностей, только бедра красивые, и лицо как у японской Няши, вот все мои достоинства! О, я, наверное, не выдержу и брошусь за борт…

Она уронила голову на подушку и закрыла глаза. Сдерживаться, похоже, ей стало невмоготу, и раздался сдавленный плач.

Вот чего я не мог выносить, так это женских слез! Ситуация, похоже, стала заходить нас в окончательный тупик.

Я присел у нее в ногах, нежно провел рукой по ее бедру, изгиб которого даже сквозь плед действительно был очень красивым, и она озадаченно притихла. Мне многое хотелось ей сказать, и по работе, и в личном плане, однако я прекрасно понимал, что любое мое слово все испортит. Я словно двигатель с забитым напрочь фильтром или безнадежно протекающим маслопроводом еще работал, но в любой момент мог выйти из строя. Сердце мое чувствовало, что Милена создана для меня, но ее власть надо мной крепко мешала нашей совместной творческой работе. Мне хотелось не талант из нее выжимать, а на руках носить, вот в чем была проблема!

Вдруг она села в постели, взяла мою руку в обе свои и, словно это была рука патриарха, отца родного, благоговейно поцеловала ее. Сладостный ток пронзил мое тело, и отнюдь не отцовские переживания властно схватили меня за горло.

— Сергей Владиленович, я верю в вас как в бога! Я вижу, — вы очень стесняетесь меня. Прошу вас, не стесняйтесь! Я — обыкновенная земная баба, просто с некоторым шармом, вот и вся разница, то есть разницы практически никакой. Все, что вы мне скажете, я сделаю! Только, пожалуйста, скажите…

После этого трепетного разговора все, что внутри меня стояло на голове, вернулось обратно на ноги. Я не мог от нее ничего потребовать, но теперь требовала Она, а ее слово для меня было словом богини.

Через две недели у нее прорезался голос, и она стала попадать почти во все ноты правильно, а через два месяца моего бешеного хардкора, от которого она плакала по ночам, — я слышал, проходя мимо ее каюты, — мы записали альбом.

Еще через месяц Милена поехала с моими песнями по России. Средства потекли почти сразу. Ставка, которую сделал Рогожин, как всегда, оказалась верной. Ее очаровательная внешность и особенный тембр голоса имели бешеный успех. Зрителю казалось, что с ним по душам разговаривает простая девушка, которая в то же время выглядела как воплощение всех его мечт.

— Сегодня я спою вам несколько песен, и все жизненные узелки, которые, конечно, есть у каждого, так устроена жизнь, обязательно развяжутся, вот увидите!..

Такими теплыми дружескими словами Милена неизменно предваряла свои концерты, и слова эти неизменно оказывались пророческими. Молва об Идее Фикс, такой сценический псевдоним она взяла по совету Рогожина, мигом разнеслась по провинциальным городам. Народ валил на ее концерты, словно на сеансы знаменитой ясновидящей. Действительно ли исполнение ею моих песен было настолько сильным по воздействию на судьбы людей или может быть зрители просто занимались самовнушением, созерцая ее на сцене, не знаю, не могу сказать, но популярность Идеи Фикс росла как на дрожжах.

Однако для того, чтобы пробиться на телевидение и радио, одной провинциальной славы было недостаточно. Требовалось хотя бы участие во всероссийском конкурсе, и Милена успешно прошла отборочные туры, однако все погубил концерт в Екатеринбурге, на котором присутствовал помощник местного губернатора по культуре, а также большие чины из правоохранительных органов.

Не знаю, какой жареный петух клюнул Рогожина в лысое розоватое темя, а может быть все дело было в том, что помощник губернатора шепнул ему свое пожелание, но Милена с триумфом исполнив мои песни, решила под занавес спеть суперпопулярную песню известного поэта, певца и композитора Александра Новикова «Город древний». После того, как она ее исполнила, разразился грандиозный скандал.

Вы, конечно, помните начало песни:

Город древний, город длинный,

Имярек Екатерины…

Так вот, Милена перепутала всего одно слово, но чего ей это стоило!.. Она спела:

Город древний, город длинный,

МИНАРЕТ Екатерины…

У автора песни в словах «имярек Екатерины» сквозит ирония. «Имярек» — анахронизм в языке, который употребляли, когда хотели сказать о некоем человеке.

Александр Новиков, насколько я понял, если нет, то пусть он меня поправит, обыгрывает это выражение с юмором, мол, Екатеринбург — город некоей Екатерины, как будто не знает, что город назван в честь императрицы российской Екатерины Второй. Это тонкая ирония, и Милене следовало ее если не умножить, то хотя бы сохранить, однако она спела такое, что вместо всероссийского конкурса случился всероссийский скандал.

Журналисты, как по команде, принялись кусать ее, словно злобные псы. Хорошо, что Рогожин сохранил в тайне ее имя и фамилию, — в средствах массовой информации упоминался лишь ее сценический псевдоним. Сам Новиков сказал в интервью особо дотошной журналистке, что исполнение «Города древнего» Идеей Фикс ему лично понравилось, а то, что она оговорилась, не беда, у начинающих певцов еще не такое бывает, и не надо здесь выискивать какой-то злой умысел или, не дай бог, политическую подоплеку. В общем, он отнесся к инциденту по-человечески, с пониманием, однако его интервью не остановило компанию по дискредитации Идеи Фикс, а что такое дискредитация, если за дело берутся средства массовой информации, наверное, хорошо всем известно, тому есть многочисленные примеры.