Соскучились, диабетики?

Влад Костромин

Уважаемые дамы и господа! Не проходите мимо! Вашему вниманию предоставляется свежая порция вкуснейших рассказов от автора сборников «Непроданное», «Гнездовье котов», «Тихая охота».

Погрызень

Рассказ написан на Четвёртый прозаический блиц Литкульта — 2020 «Лучший час» (500 слов). Занял второе место.

— Мам, ты дошлая, досужая, с понятием, мальца убережешь, — выходя из дома, сказал отец.

Мы с бабушкой вышли проводить его.

— Ты уже взрослый, Саша, — отец проверил обойму и положил карабин в «ниву», — должен помогать нам. С бабушкой Валей побудешь, — сел в машину, — мы с мамой потом приедем, когда все наладится.

— А оно наладится?

— Должно. Ты бабушке помогай всяко, Саша, слушайся ее, она плохому не научит.

Машина осторожно тронулась, а я остался, с тяжелой бабушкиной рукой на правом плече.

— Все хорошо будет, Саша, — бабушка смотрела вслед «ниве», — все будет хорошо.

— Возможно, — существовать в глухой деревне, а как иначе прикажете назвать жизнь без интернета и компьютера, по другому язык не поворачивался, — все будет хорошо.

И все было хорошо. Я помогал бабушке управляться с коровой, курами и свиньями, варил месиво и картошку (картоху, как ее называла бабушка), чистил навоз. Управляться по хозяйству оказалось довольно интересно, в каждом деле имелись свои тонкости, до которых городской житель сам бы не додумался. Например, что корову надо поить теплым пойлом, а свиней нельзя кормить горячим. Или что куры, оказывается, могут есть вареную картошку — откуда мне в городе было про такое узнать?

Сам откармливался после города яичницей с зеленым луком, который еще рос в поликарбонатной теплице.

— Кушай, — бабушка подкидывала поближе ко мне большой пук зеленых луковых перьев, — хачапури у нас нема, — гладила меня по голове, — но и ты не Малкин, гол не забьешь.

— Не гол, а шайбу, — я макал лук в соль, а потом в желток.

Утром, ломая первый ледок на лужицах во дворе, смотрел на улетающий на юг клин журавлей.

— Саша, у нас под журавлями в резиновых сапогах не ходят, — бабушка, чопорно поджав губы, стояла на крыльце, неодобрительно глядя на меня. — Не принято это у нас.

— Почему? — удивился я.

— Резиновый погрызень может прийти.

— Это что такое?

— Не дай Бог узнать, — перекрестившись, бабушка повернулась и ушла в дом.

Проснулся среди ночи от боли. Тускло светились синим часы на подоконнике, в ушах шумело, будто за окном проезжал бесконечный поезд. Я лежал, в ужасе глядя на ноги. Тварь, похожая на уродливую птицу, хотя как я помнил из школьного курса биологии, у птиц зубов нет, да и морд, похожих на тощего шарпея, тоже, молча жевала мое левое колено, время от времени поглядывая на меня лиловым взглядом, будто рыжий конь из песни Боярского. Воспоминание о Боярском почему-то помогло встряхнуться: с трудом согнув правую ногу, от души зарядил в клюв твари. Тварь взмахнула головой, надула щеки и недовольно заклекотала.

— Говорила же, — бабушка бесшумно возникла в комнате и взмахом топора раскроила череп мерзкой твари, — резину в дождь не носи и под журавлями не стой, — обухом брезгливо сбросила тельце на пол. — Я на эти штуки дошлая, смысл имею. Сразу смекнула, что придет тварь, вот и приготовилась к встрече. Утром приберешь тут, тварь в печке сожги, — развернулась уходить.

— Бабушка, что это? — потрясенно прошептал я.

— Погрызень, Саша. Обычный резиновый погрызень. Ты не волнуйся. Завтра сапоги твои вместе с ним сожжем и наступит твой лучший час.

— Какой?

— Погрызень больше не придет.

— А в чем я буду ходить?

— В валенках, милый, в валенках.