Хроники Бальтазара. Том 3

Влад Волков, 2023

Лорд Бальтазар получает известие со своей родины – из морозного и скалистого Фуртхёгга, что его ожидают по решению вопросов наследства династии Кроненгард. Некромант соглашается, так как новые союзники в противоборстве с укрепляющей свою мощь Империей не помешают. В пути его ждут новые встречи, чужие тайны, удивительные создания и жуткие твари, а также возможность посетить родные края, навестить свою первую любовь и вновь столкнуться с потомками и наследием великого вампира Волдриани.

Бессмертная армия

I

Полуденные лучи зимнего солнца как могли нагревали величественный замок с облицовкой из чёрного мрамора. Голые деревья сада напоминали застывшие в муках скрюченные силуэты гигантов. Лишённые листвы и цветов кустарники едва-едва напоминали контуры тех зверей, форму которых им придавали, да и то в основном благодаря снегу.

Ветер мягко гнал серебристые мерцающие снежинки по каменным дорожкам и узорчатым обрамлениям заледеневших фонтанов, пустых цветников, мощёных площадок, отряхивал пустующие лавочки. Вокруг замка было довольно тихо. Даже на кладбище: все мертвецы здесь давным-давно окоченели, не важно, мирно спящие или преисполненные тёмной магии.

Внутри тоже царила тишина, нарушаемая лишь шарканьем бурых сапогов спешащего по ступенькам владельца. Он заглядывал в разные комнаты, постукивая своим буроватым посохом, искал здешнего владельца и, несмотря на изнурённый вид, продолжал нестись по лестницам и коридорам.

— Милорд! — насыщенный и трескучий голос чародея Ильдара разбудил лорда Кроненгарда, лениво приоткрывшего свои фиолетовые глаза.

Казалось, они в гневе даже блеснули каким-то магическим блеском, заискрившись изнутри. Тёмные брови нахмурились, каскад платинового оттенка волос был небрежно зачёсан назад, а сам их обладатель попытался принять на кровати сидячее положение, слегка откинув одеяло с крепкого торса.

— Который час? — бросив мельком взор за незашторенное окно, Бальтазар Кроненгард зажмурился, прислонив к лицу ладонь, словно ощупывая, на месте ли то. — Как можно так бесцеремонно врываться, старик.

Недопитая бутыль бушвальского элитного вина с длинным тонким горлышком и бочковатым расширяющимся дном стояла рядом с хрустальными гранёными фужерами. На опустевших блюдах лежали остатки от винограда и сложенные вместе косточки от других фруктов, что доставляли сюда иногда даже зимой с южного тракта из Таскарии и северного из Лонгшира через Урд и Страгенхолм.

В спальне преобладал ярко-выраженный аромат фиников, к которому примешивались лаванда, сирень, персик и бергамот, всё это с тонкими, но заметными нотками лайма, апельсина и других цитрусовых. А от бокалов до ноздрей доносился шлейф вина с кориандром и пряным мускатным орехом. Бальтазар тяжело вздохнул, потряся головой, словно сбрасывая с неё остатки сна.

— Час защищать Кроненгард! Дело-то неотложное. Вы спите, а там люди гибнут! — заявлял своим скрипучим насыщенным тембром смуглый бородач с посохом, зашагивая внутрь красивой, но довольно узкой по аристократическим меркам спальни.

— Люди всегда гибнут, чародей, хотим мы того или нет. Старость, болезни, лесное зверье, разбойники на дорогах, пьяные драки, несчастные случаи, укус ядовитой змеи, жертвоприношения… — отмахивался тёмный лорд, зевнув.

— Друг ваш, лорд Мордред из Лактура вест прислал, — потряс свёртком пергамента маг под громкое карканье.

Проснувшийся Бальтазар только сейчас заметил, что у того на плече сидит чёрный ворон. При этом вставать из постели и куда-то стремглав бежать он явно не планировал. Разве что до столика с напитками в надежде, что ещё осталось вино.

— Его, видать, птица. Ну, что встал столбом? Зачитывай, коль уж заявился, — проворчал тёмный лорд.

— Дайкон обошёл горы Шетур и напал на города наши, — кратко пересказывал ему вместо чтения вслух чародей. — Оттуда беженцы бегут в Лактур, вот король и шлёт весточку. Порядок надо на землях навести, а то завоюют нас, не ровен час!

— Дайкон, говоришь, — припоминал чернокнижник последнюю встречу с дамой-послом из тех краёв.

— Воины Нипа, самой восточной области Дайкона, перешли по замёрзшей реке и давай разорять поселения Вольных Городов! Надо срочно туда выдвигаться! — заявлял Ильдар, вспыхнув одновременно и жёлтыми молниями в глазах, и янтарным навершием своего посоха.

— Коней тогда запрягай, что стоишь-то, — лениво вздохнул лорд-некромант, кривя губы. — Карту давай сюда. Что там по пути? Я не поведу войско нежити отсюда через весь Кронхольд. Надо на месте с погостов войска собирать. Или, может, из живых кто воевать соизволил?

— Тамошнее ополчение сопротивляется как может. Полно весточек от жителей и наместников, от старост деревень, от чародеев, — сообщал смуглый бородач.

— А ты мой личный почтальон, что ли? — усмехнулся Кроненгард. — А, так даже лучше, — махнул он на чародея. — Пусть пишут тебе, а не мне. Возьмёшь потом в казне себе жалование, — повернулся он, усевшись в профиль для входящего и уставившись в окно. — И почему мы просто впасть до весны в спячку не можем…

— Не сурки и не белки, милорд, — подметил Ильдар.

— Не сурки… Из горных сурков похлёбка хорошая, мне старик Редгар рассказывал, да знати пищу такого рода не подавали. Как и кашу «сурчону», знаешь, как готовится? Идёт крестьянин на поле, ищет нору суслика какого-нибудь. Если неглубокая, то до кладовой рукой тянется и всё зерно оттуда выбирает. Получается каша из десятка разных злаков. Вкус даже представить не могу, а вот польза о-го-го, говорят. Потому в Фуртхёгге всегда были крепкие мужики. Не то что я… — оглядел Бальтазар свой вполне рельефный торс в зеркало, но тем, что было, казалось, явно не доволен. — Тощий, как лапоть. Избаловали, что в особняке, что сэр Даскан… Ладно, давай сюда письмо, — протянул он руку.

— Желаете сбросить пару фунтов? Вы молодой, вам бы… — начал было бородач.

— Ой, не брюзжи, старый пень, — отвернулся от него некромант, вглядываясь в текст послания.

— Карета уже готова, кони запряжены, припасы с собой собраны, — докладывал подошедший Ильдар, у которого лорд выхватил из рук послание. — Позвать кого не желаете?

— Твою походную повариху? — усмехнулся Бальтазар.

— Ну, что ж сразу Дарину-то в очаг войны, — запротестовал чародей. — Я подумал, может, чародейку Миранду в помощь взять хотите.

— А ты на что? Боишься не справиться, старик? Годы уже не те, да и посох всё с янтарём? — посмеивался некромант. — Взял бы давно из сокровищницы лорда Мортимера здесь какой-нибудь уже рубин или хотя бы берилл…

— Киру Морвен, — тогда предложил Ильдар.

— А тут уж думаешь, клинка моего мало будет? Нет, — качал головой некромант, поглядывая на свою одежду поверх отодвинутого стула. — С Дайконом шутки плохи. Ты тоже здесь давай оставайся… будет, кому…

— Нет уж, я точно поеду с вами, — заявил чародей таким тоном, что даже Бальтазар спорить с ним не захотел.

— Дело твоё, когда помирать, — фыркнул чернокнижник. — Голова от тебя трещать будет только, — вздохнул он. — Ну, в конце концов, будет, кому врага по ночам подсвечивать, — поиронизировал он над возможностями мага.

— Если никого не ждём, то предлагаю позавтракать и выдвигаться, — предлагал чародей.

— Это ты хорошо на завтрак к лорду напросился, — потянулся Бальтазар, обнажая клык в едкой ухмылке. — Одобряю. Винца для здоровья чуток. А с собой побольше.

— Платья для дамы? Муфты, шерстяные накидки? — поинтересовался бородач.

— Дамы? — попытался некромант изобразить удивление.

— Пяточку видно, — вскинув свои густые брови, как-то поделикатнее попытался произнести это чародей, пальцем чуть указав на край кровати.

Девичья нога под едва слышимое ворчание тут же скользнула под бархатное тёмно-фиолетовое покрывало с золотистой изящной вышивкой в виде изогнутых таскарских клинков. Бальтазар вновь глубоко вздохнул, тоже явно недовольный раскрытием.

— Она тем более не поедет, — заявил некромант чародею.

— Да пусть хоть вылезет уже, — покачал тот головой. — Есть у меня ещё одна бобровая шапка…

— Она стесняется тебя, старика, — усмехнулся Бальтазар.

— Стесняется? Куртизанка? Меня?! Все ж свои, — дивился Ильдар Шакир под карканье ворона.

— Она не одета, — подметил очевидное тёмный лорд.

— Да и вы тоже, — справедливо отметил чародей Яротруска.

— Но мне-то всё равно, — пожал Бальтазар плечами.

— Ох… карета подана милорд, добираться до гор Шетур сами знаете, сколько, — закатив глаза, Ильдар с птицей на плече величаво зашагал прочь, опираясь на посох из красного дерева с пульсирующим желто-рыжим камнем, освещавшим ему путь вниз по лестнице из спальни в высокой башни. — Буду ждать вас внизу.

— Нельзя, чтобы наши границы нарушали, их надо только расширять, — пробудилась в груди царица-тьма.

— Да иду я, иду, тьма вездесущая… Мало нам с востока проблем от Империи, теперь ещё с запада Дайкон давит, — проворчал вслух некромант.

— Скучаешь по Эдгару? — из-под покрывался раздался девичий голосок, подобный звенящему ручейку.

— Он пусть скучает. Он с хозяйкой, а я в путешествие к границам. А ты даже не смей запрыгивать в телегу, — строго пророкотал некромант своим низким баритоном. — Каждый мешок мечом потыкаю, дабы убедиться. Ясно тебе?

— Ох, любитель потыкать, — зашевелилась девица под одеялом.

— И отшлёпаю, — продолжал тот угрожать. — Зимой кругом одни розги торчат, бери — не хочу.

— Это и так всегда пожалуйста, — захихикала та. — Любитель отшлёпать.

— Не уймёшь тебя, здесь жди, в общем. В погребах холодных фрукты есть. Мертвечина вся спит, все упокоены. Никто не придёт, не тронет, не побеспокоит. Платья там примеряй разные, замок изучай, всяко больше баронского, сам тут теряюсь, выходя из библиотеки, — говорил ей некромант.

— И что ты там вечно читаешь, — вынырнула наконец растрёпанная светловласая Люция из-под сиреневой ткани.

— Пророчества о черном клинке, — одеваясь, взял в руки пояс с ножнами и своим обсидианово-чёрным клинком в золотой гравировке Бальтазар. — И о многом другом. В том числе о Дайконе. Это очень самодостаточный закрытый регион, не пускающий к себе странников и торговцев. Они не покупают, только продают своё. Отсылают послов и купцов в разные страны да города. С одним из таких послов я серьёзно поссорился в Бушвале, можно сказать. Так что давай без фокусов. Ты здесь, а я там буду всё улаживать. Жители Дайкона мстительны, агрессивны, мастера пыток и казней. К таким в плен лучше не попадаться.

— Ах, беспокоишься за меня, — улыбалась кареглазая девчонка, хлопая ресницами.

— Кто ж мне тогда массаж делать будет, — продолжал одеваться некромант в утеплённый мехом чернобурки кожаный мундир с обилием позвякивавших цепочек, застёжек и посеребрённых украшений-черепов.

— Угу, так мы теперь это называем? — посмеивалась Люция.

Бальтазар, зажмурившись, провёл пальцами по переносице, массируя уголки глаз. Вздохнул и поглядел на тёмно-синюю бутыль в прозрачных росписях на матовой поверхности расширяющегося книзу сосуда. Всё, что оставалось на дне, он перелил в один из бокалов и залпом выпил в одиночестве, вернув тот на стол.

— Раз спальню не запираешь от всяких проходимцев, — мотнул он головой в сторону распахнутой двери и винтовой лестницы, ведущей вниз, куда-то в темноту, намекая, видимо, на покинувшего уже комнату Ильдара. — Больше не дам тебе ключи.

II

Король Мордред в блестящей короне с острыми зубцами поверх длинных локонов и меховой багряной накидке с лисьим воротом встречал карету с телегами припасов в военном лагере, где в опустевшей деревне Нагаловке пытались возводить что-то типа заставы. Хвойные деревья здесь были целиком укутаны снегом, напоминая заготовки скульптора или истерзанные временем да ветром мегалиты прошлого.

— Лорд Кроненгард, — приветствовал с улыбкой своего знакомого высокий плечистый мужчина с густыми усами и небольшой бурой бородой.

— Король Мордред, — удостоил его Бальтазар ответным кивком.

— Мы привезли помощь, провизию, ваше величество, лекарственные травы, — сообщал тут же Ильдар. — Кстати, ваш почтовый ворон, — передал он с рукава птицу королю, но та выпорхнула ввысь, просто кружа над ними, никуда не улетая.

— Что ж, пригодится. Велетир, подойдите к нам, — махнул король рукой седеющему старику в бурой накидке и тёмно-синем, почти чёрного отлива, мундире. — Это Велетир, избран ополченцами своим генералом как самый опытный.

Это был мужчина крепкий, но с годами уже суховатый. Напоминал могучее старое дерево. Морщинистое лицо сверху покрывали почти растерявшие свой истинный цвет тёмно-серые волосы, а пологая арка щёточек-усов и прямая густая борода уже и вовсе почти сливались с окружающими снежными пейзажами.

На нём была тёмно-зелёная ферязь с длинными рукавами, без воротника и перехвата, сшитая из волнистой объяри и плотно сидящая поверх багряного тёплого кафтана. Сапоги у старика были кожаные, старые, обитые мехом вверху и со скрежетавшими ребристыми пластинами металла на подошвах, защищающими от скольжения зимой. И, как показалось некроманту, со шпорами, выдав в подошедшем господине некогда всадника, ныне уже воевавшего не верхом, а отдающего приказания ополченцам.

— Наш городок, Нихамань, недавно захватили, — рассказывал он слегка хрипящим голосом. — Мы благодарны, что вы столь быстро явились нам помочь, — низко поклонился он Бальтазару.

— Вон какой седовласый, всё лицо в бороздах, а ты говоришь ещё, я старик, — тихо бубнил Бальтазару на ухо чародей, поглядывая на подошедшего.

— Так что ж здесь случилось? Дайкон без повода начал вторжение? — любопытствовал тёмный лорд.

— Ах, добрый лорд! Сначала всё было как обычно. Выезжали из-за каменных дайконских стен их, казалось бы, торговые обозы. Купцы кто в кабак по пути заскочит, кто в харчевню, кто в дом увеселений или в карточный клуб, — рассказывал генерал. — Но в этот раз они вооружились: на облучке военачальники, а в телегах оказались их припрятанные воины да боеприпасы. Выпрыгнули да сразу в атаку на мирных граждан пошли! Захватывают деревни, сёла, города! Кто из местных успел — убегает, переселяется. А кто нет — тому смерть. Пленных не берут, — утверждал он, в ужасе сверкая серыми глазами.

— Славься, Кроненгард! — с победным кличем, завидев приехавшего лорда, задрал кулак один из молодых воинов, что стояли кругом, переговариваясь между собой неподалёку.

Остальные обернулись на приезжих. Постовые были вооружены луками, патрули охраняли границы лагеря, часть воинов возводила частокол, другие сновали, что-то переносили: ящики, мешки, вязанки дров. Иные вот так стояли компаниями, приглядывая за всем вокруг да держа мечи наготове.

— Хитро придумали, войска под обозы замаскировать и ринуться россыпью на пограничные города, — хмыкнул Бальтазар, размышляя над тем, что сообщил ему Велетир.

— Так это ещё что! С ними ещё экая невидаль всякая скачет! Погосты разоряет! Добрый лорд, хорошо, что вы приехали! Без некроманта не разобраться, — едва в ноги Бальтазару старик не кидался.

— Сдохни, некромант! — сдавленный рывком голосок раздался откуда-то справа.

Некто лысоватый в рясе с откинутым капюшоном, коренастый, с длинными кудрями от затылка ринулся с кортиком на Бальтазара сбоку. Но тот успел увернуться от выпада, лишь задев плащом чародея. Пока тот взмахивал посохом, тёмный лорд уже успел схватить обидчика за горло, так что крепкие пальцы вонзились глубоко в закровоточившую плоть, и поднять над заснеженной землёй. Чернокнижник принялся поглощать душу нападавшего, пока тот ещё был жив.

— И что это было? — скривился Бальтазар, отбрасывая посиневшее безжизненное тело. — Кому-то явно стоит объясниться, — недобро уставился он на короля Мордреда.

— Ах, это капеллан Порфий, — прикусил губу мужчина в короне. — Вы, знаете ли, хорошо похозяйничали до меня в Лактуре, вытравив какую-то монашку, а при ней была целая паства верующих. Даже пришлось угомонить их, выстроив небольшую церквушку, чтобы было им где собираться. Внутренние работы идут до сих пор, но службы для прихожан уже проводят. Вот это священник оттуда, взятый в войска, как положено. Видать, у него зуб на вас до сих пор за то дело.

— Видел уже, заглянул в прошлое через его душу, — проговорил Бальтазар, отчего генерал Велетир нервно сглотнул.

— Значит, должны понять, что я к этому отношения не имею, — заявил ему Мордред, высокомерно приподнимая лик.

— Звали бы в войска лучше магов, — проворчал некромант.

— Многие убиты, отдавая свои жизни в попытках защитить мирных жителей, — рассказывал ему король. — А даже если кто остался, я же не даю колдовать силам врага, — достал он из-под плечевого запаха накидки рожок военного музыканта, что на цепочке висел у него на шее. — Значит, и свои колдовать не смогут.

— Уводи своих в город, и пусть позаботятся о беженцах, — велел ему Бальтазар.

— Увести?! — широко раскрыл глаза Мордред от удивления.

— Там могут быть новые заговорщики, а также те, кто недовольны сменой власти. Сначала займись дисциплиной своего войска, чтобы знали, за кого воевать. Присяга, поднятие боевого духа, организация мышления и чувства патриотизма, — недовольно глядел на него Бальтазар.

— Ну, с патриотизмом, Лактур всё ж таки к Дунейру относится, я просто хотел помочь, чтобы мои люди отвоевали западный Кроненгард, — заметил король.

— Поможешь, если имперцы к нам вторгнутся. Но туда нужно вести преданное войско, а не предателей, чувствуешь разницу? Уводи войска, чтобы мне никто не мешался. Пусть останется генерал со своим ополчением. И посмотрю, что в ближайших городах творится на кладбищах, — проговорил тёмный лорд.

— Что ж, расставлю свои патрули на границах Дунейра, если и к нам дайконцы захотят влезть из-за своих стен. Мы здесь потеряли немало поселений, но я делал всё, что мог, сдерживая агрессию врага до вашего появления, — отвечал некроманту Мордред.

— Мне дуделки твои не пригодятся, только мешаться будут, а вот тем, кого ты впустил, нужна вода, тепло, пища, кров… Я сообщу, когда им можно будет вернуться. Мой почтальон разошлёт, — с усмешкой глянул лорд Кроненгард на Ильдара.

— Хорошо, мой друг, мы позаботимся о беженцах из Кроненгарда, — обещал король. — И займусь дисциплиной в войсках, пока до новых покушений не дошло.

— Как там Льдинка-Альдинка? Оттаяла или к зиме наоборот? — поглядел Бальтазар вновь на Мордреда.

— Она… сложный человек, но такая роскошная женщина! — в пафосной стойке король приподнял свой бордовый взор к небесам. — Ради такой красоты можно и горы свернуть! Угодить столь придирчивой особе сложно, настоящий райский цветок, требующий особых ухаживаний и элитного подхода.

— В общем, у вас всё сложно, — констатировал Бальтазар, уставший от высокопарных завываний.

— Мы идеально с ней друг друга дополняем. Я пытаюсь что-то сделать для народа, а она держит меня в колкой узде, дабы я не выглядел слишком мягким. Правление Улофа кончилось, народу стоит это понять и принять. Мы с Альдиной начали новую эру. Строгие порядки, новые регламенты, указы, но при этом сохранили пивные, налаживаем торговлю вином, продаём свою медовуху. Сейчас ещё пушнина к зиме хорошо пошла, — рассказывал король Лактура.

— Догману там привет передавай, — усмехнулся некромант. — Пусть охотится, волчий хвост. Добывает вам эту пушнину. Хе! И смотри, если от твоей благоверной восстанет народ, опять же меня сюда звать будешь. А я потому и приехал по-тихому. Узнай Император, что я чёрти где, а не в замке, сразу с востока ударит.

— В карете — это «по-тихому»? — расплылось округлое бородатое лицо Мордреда в ухмылке. — Более незаметно было бы в крытой телеге какого-нибудь крестьянина.

— Не знаю, сколько выдержат мои орки и фоморы на нашем союзе, но надолго здесь задерживаться точно не стоит, — говорил некромант, осматривая военный лагерь и даже поглядывая за его пределы: на зимние леса, холмы и видневшиеся белые равнины.

— О людях думать надо, — пренебрежительно в адрес соседних рас проговорил Мордред. — О своих пекутся в первую очередь, о других уже если сил и времени хватает. Я тоже рад, что вы прибыли и не бросили этот край в беде. Надеюсь, быстро со всем здесь разберётесь, иначе кормить из зимних запасов столь увеличившееся население мне будет проблематично.

Он махнул своим отрядам, подозвав к себе и отдавая приказ к отступлению, чтобы все вместе покинули гарнизон. Те ринулись к казармам забирать свои вещи. Теперь подобную заставу им мастерить и возводить предстояло на юго-западе, под горным склоном. Почтовый ворон всё кружил над королём, но тоже двинулся следом, сопровождая правителя.

— Прикроем мы подходы к Лактуру от Дайкона, — заверял королю вслед Бальтазар. — Но стражников лучше расставьте на границе. Что там, генерал, — повернулся он к Велетиру, — чудища дайконские кладбища разоряют, говорите?

— Разрывают могилы, о добрый лорд, — сообщал немолодой генерал, — бесчинствуют!

— Видать, хитрее, чем я думал, — скривил губы Бальтазар. — Вскрывают гробы, калечат или достают трупы. Не оставляют мне под служение мертвецов. Ничего, в округе их ещё, думаю, хватит.

Глядя на воинов вокруг, можно было сразу невооружённым глазом заметить по одеянию и снаряжению, что где-то на треть войско состоит действительно из городской стражи и дружины, ещё на треть из охотников, а оставшуюся часть составляют ополченцы невоенных профессий. Скорняки, мясники, лесорубы, плотники. Мужчины да молодые парни, способные держать клинок. Впрочем, были и такие, у кого на поясе красовался какой-нибудь серп для жатвы.

Почти все в малахаях на голове — пушистых меховых шапках, украшенных сзади хвостом пушного зверя, обычно енотовые, но встречались и рыжие с хвостом лисицы. Невольно вспомнилась некроманту одна оживлённая живность из лесов Гедельбурга, которую могла бы ждать похожая участь.

— Обойдём окрестности, надо же жителей предупредить, чтобы в другие города бежали, — проговорил Ильдар. — Мало ли что. Заодно кладбища посмотреть, до которых ещё не добрались.

— Вечереет, а они нападают как раз по ночам. Так врасплох-то всех и застали, — уверял Велетир.

— Стало быть, и сегодня захотят дальше продвинуться, — недобро сощурился, глядя на дальние леса, Ильдар.

— Каждый день пытаются под себя хоть несколько селений подмять, но король действительно помог их сдерживать, — сообщал генерал.

— Тогда перераспределяйтесь. Где его стража, где твоё ополчение. Пусть дозорные стоят, где должны. Мы пока прогуляемся, — махнул Бальтазар рукой чародею.

— А-апчхи! — раздалось из-под покрывала тоненьким голоском, едва некромант прошёл мимо телеги.

— Нет… — заскрипел Бальтазар зубами. — Ну, тебя ещё не хватало, — стянул он ткань с бочек, меж которых на боку лежала подрагивающая от мороза девушка с длинными перламутровыми локонами и в лёгком для зимней погоды светло-сереньком платьице.

— А я ведь эту телегу проверял, милорд, — клялся ему Ильдар. — Залезла уже, когда я отошёл, видать. Стоило только отвернуться, — притопнул он ногой, взмахнув руками с досады.

— Я тебе что велел? В замке сидеть, у камина греться! — вытащил Люцию из телеги некромант, чей взор разразился по лицу паутиной чёрно-фиолетовых молний.

— Продрогла в пути… Я ж говорил, возьмём муфту, и шапка бобровая есть у меня… — оглядывал увязавшуюся с ними девицу чародей.

— Разве ж я могла тебя на войну от-отпустить, а-апчхи! — отвела взор девчонка.

— Я ж предупреждал, мечом всё проверю! Ты гляди, не поверила даже! — недовольно ворчал некромант.

— Мешки с зерном? С мукой? Бочки с вином мечом протыкать? Ты же не свихнулся ещё, — робко подняла Люция карамельно-карий взор на Бальтазара.

— Но на грани, — свирепо заметил тот, скидывая свой плащ и обернув вокруг девушки. — Ступай к походным кухням, отведи её обогреться, и пусть накормят. Горло ей вылечат, — велел Бальтазар чародею.

— А как же наша прогулка к окрестным селениям на погосты? Без провожатого двинетесь? Одного некроманта там народ может встречать не столь добрым словом, как наш уважаемый генерал, — забеспокоился маг Яротруска.

— Тем лучше, — засверкал сиреневой аурой некромант — Разбегутся от меня, выживут. А разбегутся от нашествия дайконцев, там им в спину много всего прилететь может. И стрела, и сюрикен, и кинжалы.

Качавшему головой Ильдару и чихавшей Люции, кутавшейся в плащ, не оставалось ничего, как только глядеть Бальтазару вслед да исполнять распоряжения, ожидая, когда тот вернётся. А лорду-чернокнижнику предстояло прогнать с насиженных мест деревенских жителей да забрать их почивших сородичей, пробудив окоченевшие трупы из-под грубой промёрзлой земли. Благо внутреннего жара для такой работы сейчас хватало с лихвой.

III

За полночь в лагере старик Велетир под восторженные возгласы и оханье молодых бойцов показывал, сидя за столом, фокус с ножичком, быстро перебирая им по промежуткам между пальцами расставленной на серой дощатой поверхности пятерни.

— В старом дайконском храме одна старуха как-то забыла зонт, — умудрялся он ещё и байки травить в процессе опасного представления. — А столетия спустя одна юная теньши, убегавшая от похотливых желаний своего господина, среди ночи заскочила…

— Наступают! Наступают! — вбежал короткостриженный хрипатый мужичок с широко раскрытыми глазами к солдатам в столовую, а вокруг вовсю забили тревогу и принялись разжигать костры.

За его спиной блеснул в блеске чародейских молний и вернувшийся Бальтазар. Подходящий к дверям некромант был с припорошённой снегом причёской, суровым взглядом и словно застывшими в недовольной кривой гримасе губами. Ильдар и Люция тоже были здесь, в накинутых на плечи волчьих плащах они уставились на лорда весьма разнящимся меж собой взором.

Ильдар уверенно кивнул, готовый тут же двинуться помогать с защитой не просто военного лагеря, а всей пограничной территории. Люция же выглядела растерянной. Ни воевать, ни колдовать она не умела. Боялась за Бальтазара и не знала, куда же ей деться. Воины и их седой генерал похватали оружие и дружно ринулись наружу гурьбой, готовые сражаться за родные края и отвоёвывать занятые деревеньки обратно.

Впрочем, с уверенного и боевого их настрой и взгляд сменился, едва они увидели воинство покорных живых мертвецов, стоявшее позади некроманта. По костям и гниющей плоти ползали личинки, жучки и сороконожки. Едва сложенные вместе кости окружало яркое сиреневое свечение. Пустые глазницы горели, казалось, каким-то потусторонним огнём из чёрной бездны своего черепа.

Велетир взбадривал бойцов, призывал им не обращать на «зомбаков», как он выразился, никакого внимания и вёл вперёд к частоколу, где со сторону заснеженного поля уже подступала дайконская армия. Щуры с узким разрезом глаз неслись вперёд под весом составных пластинчатых доспехов. Сначала вооружённые двуручными чуть изогнутыми мечами, потом с двумя клинками разом.

Воздух пронзило зловещее шипение стрел. Присвистывая, те рассекали морозную ночь, успевая лишь сверкнуть остриём и гладким бамбуковым древком в танцующем свете пламени сигнальных огней. Кто успел, поднял округлые щиты. Ильдар сотворил расходящийся пламенный купол, яркий подле него, но всё сильнее угасающий своим сиянием по мере расхождения, пока тот совсем не растворялся в ничто.

Заклятье успевало подпалить ворох стрел в воздухе. Иные попадали в живых мертвецов, не принося тем, казалось, никакого вреда и дискомфорта. Что-то ударялось о кости или сбивало пару из них наземь, как бы отрывая куски, что-то застревало в гниющей плоти. Иные пущенные снаряды оказывались где-то в рёбрах или красовались своим волнистым, похожим на стружку, оперением из пустых глазниц. Никто даже не дрогнул, воинство мёртвых послушно стояло и ждало приказаний своего повелителя, пока к заставе приближались вражеские мечники.

Ополченцы и сам старик-генерал с драгунской шашкой встречали набегавших на них дайконских пехотинцев. Щуры с волосами, собранными в хвост либо пучок на макушке, иногда с широкой повязкой на лбу, изредка в гладких шлемах или пластинчатом кабуто с торчащими рогами яростно неслись на гарнизон, не только разя местных воинов, но и сокрушая опорные столбы башен, снося ворота и стены.

Велетир с необычайной для своих годов ловкостью парировал сразу двоих. Взять над ними верх, увы, не мог, пятился да отступал, но прикрывал спины своих бойцов, умудряясь следить за ходом сражения и отдавать команды. Повинуясь его приказаниям, те, кто и прежде служил в деревенской охране да городской страже, формировали отточенные построения.

Те же, кто прежде занимался ремеслом и лишь сейчас был вынужден вступить в армейские ряды, сражались как могли, но слабину не давали. Нехватка опыта отчасти компенсировалась комплекцией. Несмотря на доспехи, можно было легко заметить, что агрессивные дайконцы не отличаются горой мышц, большим ростом и крепким телосложением. В основном, судя по видневшимся лицам, воины их были довольно худощавыми и мало чем примечательными. Чаще всего гладко выбритыми, но встречались, конечно, и щуры с различной формой усов и бороды.

Позади первых отрядов вышагивала, словно не боясь мороза, в серебристо-белом одеянии с расплывающимися по воздуху, как по воде, лентами шла черноволосая женщина. Движения её одновременно казались и плавными, и довольно уверенными. Это было похоже на ритуальный танец и боевой марш, совмещённые в каждом отработанном движении. В руках её сверкали боевые веры, будто составленные из скреплённых в рукояти извилистых кинжалов. Лёгкое, но помпезное одеяние — кимоно «хёмонги» содержало голубоватый рисунок ниспадающий с плеч на рукава. Лицо её было бледным, как у призрака, белым, словно фарфоровая маска, — столь блестел в лунном свете нанесённый грим-макияж.

А правее неё из темноты выползал целый сонм уродливых созданий, стремглав понёсшихся на гарнизон. В разгар загремевшего сражения эти твари до визга пугали не подготовленных к их внешнему виду оборонявшихся. Были здесь и собачьи головы с щупальцами-хвостами. И похожие на гоблинов рыбоглазые прямоходящие существа с шипами и перепонками. Создания, внешне похожие на нагих черноволосых женщин с грудью без сосков и хвостом, только лица их напоминали змей или жаб. А были и наоборот, змеи с головами, походящими на уродливого человека.

Какие-то вертящиеся червеподобные чудовища, вьющиеся спиралями и вытягивающие свои шеи и конечности. Кусающиеся парящие головы, полные украшений, покрытые росписями и мерцающими татуировками. Лохматые тёмно-серые существа с длинными шершавыми языками, что скакали на корточках и передвигались на четвереньках, как обезьяны, имея короткие задние и крупные передние лапы. А ещё средь них ползали существа, внешне напоминавшие голого обезглавленного человека, ходящего задом наперёд, чей единственный глаз зорко выскакивал меж ягодиц. К подобному зрелищу даже байки деда-генерала молодых воинов не готовили.

Кто бежал в панике, бросая оружие. Кто сходил с ума или попросту отвлекался, лишаясь жизни в бою. Многих задевали и стрелы, так как чары купола Ильдара уже рассеялись, а тот спешно составлял некое, подобное бутону, мерцающее рыже-жёлтыми переливами заклятье от жутких тварей, не особо представляя, что они такое и как с ними справляться. На обороняющихся нападали и воины, и монстры, но, спасая местное ополчение, Бальтазар направил к месту сражения свою поднятую из могил армию.

Глядя, как мертвецы расправляются с инородной нечистью, солдаты кое-как начали приходить в себя. Возвращались к построению, прикрывали друг друга, отражая удары. Но едва живые или зомби своими клинками отсекали головы, руки или разрезали пополам вражеских самураев, как те рассыпались в песок и заново собирались вместе со всеми конечностями, доспехами и оружием.

— Это ещё что за магия, — покусывал губы Ильдар, испуская с янтарного навершия своего посоха светящиеся шары, создававшие защитные барьеры.

Любая отрубленная конечность вражеского воина обращалась в горстку сухого песка, а культя начинала рассыпаться, пока все горстки не объединялись вновь и не формировали повреждённый кусок тела. Да и не только тело: стоило этим воинам сломать клинок, как и он формировался заново из песчинок, а потом опять блестел в свете луны настоящим разящим металлом.

Некромант закончил сооружать ладонями вокруг себя чёрных волков со скорпионьими хвостами, ринувшихся усмирять нрав захватчиков. Сотканное из тёмной магии зверьё кусало врагов, разило когтистыми лапами, а когда те окружали любое из этих созданий, то скорпионий хвост раздваивался несколько раз, создавая целый пучок извивающихся отростков с толстыми иглами жала на каждом.

Бледно-зелённые каппы — водяные демоны с клювами и черепашьими панцирями — имели гладкую ледяную макушку и растущие во все концы от неё лохмы. Одноглазые ямаваро были ростом с ребёнка, имели густой мех и длиннющие ноги. Самые разные твари, невиданные в этих краях, сейчас бежали в бой, но были поражены цепью разросшихся молний.

Некромант буквально в воздухе формировал траектории, по линиям которых ударит пущенный мощный разряд. Прямые дорожки, ломанные линии, кривые изгибы — пальцы так и плясали в воздухе во время многочисленных пассов рук. Казалось, все бугры на ладонях пульсируют, мышцы сводило приступами боли, а сдавленно кричащий Бальтазар продолжал сооружать всё новые разящие заклинания.

Молниями удалось одолеть и некоторых представителей песчаного войска. Если те были в своём «рассыпанном» стоянии, то обращались от трескучих разрядов в груды стекла. Из него уже воины не восстанавливались, но этого всё равно было мало. Ополчение только и отступало.

Частокол принял на себя ряд уродливых, стремглав несущихся монстров, но военный лагерь разносило в щепки подкрепление. Бальтазар было ринулся вперёд, но бессмертные песочные стражи попросту не подпускали его к своей военачальнице, закрывая её и преграждая путь даже в чародейских рывках.

Лорд Кроненгард просто ударялся о глыбы песка. О воинов, рассыпавшихся перед ним, будучи рассечёнными магией и чёрным клинком на несколько кусков. Их оружие не выдерживало сопротивления чёрного клинка и ломалось, но запасные мечи то и дело грозились пронзить мундир Бальтазара, оплавляясь в раскалённую капающую жилу буквально за дюйм до его тела, а то и зависнув на расстоянии с ширину ногтя между остриём и нарядом чернокнижника.

Пущенные в разные стороны два голубоватых черепа, оставлявших хвост-след, словно кометы, сходились в единой точке, взрывом с густым синим дымом атакуя отряды наступающего врага. Деревья тряслись, некромант видел, как во все стороны средь кустов разбегаются встревоженные лесные обитатели — барсуки, лисы, еноты. Кто лез на дерево, кто стремглав мчался куда-то в черноту чащи. В своих норах под снегом им оставаться уже явно не хотелось, не чувствовали они там себя в безопасности, когда здесь творилось такое.

Ильдар обратил свои барьеры густой сдерживающей субстанцией, позволявшей ополченцам отступать. Вражеские чудища, оказавшись внутри рыжеватого поля, будто попадали в какую-то густую слизь, болото или гигантское желе, проползая и прорываясь сквозь подрагивающие вязкие комья.

— Бери Люцию и уводи отсюда, — велел Бальтазар чародею. — Двигайтесь в следующий лагерь или поселение, где генерал будет оборудовать гарнизон. Слышишь, он зовёт к отступлению? Иначе все тут полягут.

— Милорд! А вы?! Как можно?! — дивился маг, ещё ярче посохом освещая ночную округу.

— Хочешь победить армию, убей её генерала, — ринулся некромант в сторону статно вышагивавшей женщины в серебристом кимоно. — Будут всякие наглые вампирши мою землю топтать, отсеку сейчас ей башку. Проверим, чего новый меч стоит. А ты девчонку защищай!

Белоликая военачальница имела гладкие черты лица, маленькие очерченные чёрным губы и подведённые миндалевидные глаза, преисполненные черноты, а вот зрачок её выделялся бледно-жёлтым необыкновенным цветом, как будто на фоне ночного неба светила полная луна.

Внешне она казалась женщиной удивительной красоты. Мягкие расчёсанные волосы в сложной причёске с пучками и отпущенными прядями, стройная фигура, подчёркнутая национальным изысканным нарядом из дорогого шёлка с красивой росписью, но вот взор её был сосредоточен и холоден. Некромант не видел в ней злобы, однако по одним только этим глазам было понятно, что свой захват эта дайконская леди просто так не остановит.

Незнакомка разложила в воздухе свой веер на составные кинжалы, как бы перебрасывая их перед собой спиральными движениями рук, держа их, словно телохранителей, подле себя. Бальтазару, сумевшему на краткий миг избавиться от песчаных стражей, теперь предстояло биться будто бы с вооружёнными невидимками, сражаясь чёрным клинком с летающими по воздуху длинными лезвиями из веера.

Это напоминало бой одновременно с несколькими противниками. Порхающие кинжалы норовили пронзить то сзади, то слева, то справа. Не подчинялись обычным законам, могли взмыть куда выше, чем способен замахнуться привычный оппонент, или атаковать издали резким неожиданным выпадом, заметить который довольно сложно.

Несколько пропущенных таких ударов стоили лорду Кроненгарду изодранного мундира и ряда глубоких порезов. А вот пробиться сквозь «невидимок» к иноземной чародейке у него никак не получалось. Он и сам сотворил вокруг себя вращающиеся тёмные клинки, набиравшиеся силы и твёрдости, лязгающие в парировании об носящиеся по воздуху кинжалы, но их обладательница была преисполнена коварства.

Черноволосая парящая дама сама чуть приподнялась в воздух, взмыв в левитации. После чего, ни разу за бой не изменившись в лице, вдруг дрогнула уголками губ, вновь притянула свои лезвия в форму вееров и принялась изламывать чёрные колдовские мечи на осколки. Те таяли язычками полупрозрачного исчезавшего дыма ещё до своего касания заснеженной земли. А затем женщина элегантным взмахом направила их вперёд, надеясь поразить хоть одним из стремглав полетевших клинков Бальтазара.

Тот ощутил, как мерцающие острия пронзают и ломают выставленный барьер. Чужеродная магия была довольно могущественной, оплавить их, замедлить и остановить у него возможности не оказалось. Пронзённый ворохом кинжалов он вмиг оказался пригвождён к земле, издав столь громогласный вопль боли, что отвлёкся даже Ильдар-чародей, защищавший деревню изрядно поодаль. Изогнувшийся в агонии Бальтазар был ранен насквозь дважды в живот, в оба плеча, в левое бедро, сквозь левую ладонь, но кое-как жмурящимися глазами взглянул на приближавшуюся соперницу.

Силы, казалось, его покидали, разум не мог сосредоточиться из-за пульсирующих ран, словно на допросе у церковной инквизиции. Вокруг уже заново собирались рассыпанные им воины, так что выигранное время ускользало буквально как песчинки в стеклянных часах. От чародейки будто расходился какой-то морозный ветер, удерживающий «текущие» в разные стороны ленты декора и струящиеся с концов сложной причёски пряди ухоженных смольно-чёрных волос.

Каждое движение и даже полное бездействие казались немыслимой пыткой. То и дело с окровавленных мужских губ скрывались крики и стоны, яростный рык в попытках вынести и вытерпеть, но не потерять ни сознание, ни рассудок. Умирать прямо здесь и сейчас некромант не собирался.

Свободной рукой, сколь было энергии во внутренних ресурсах, с усиленной концентрацией, вкладывая в чары всю собственную боль и ярость в разряды, лорд Кроненгард сотворил несколько слетевших с лезвия меча молний, не позволявших остекленевшим глыбам обратиться самураями бессмертного войска. Тем временем на зов к нему подступали и вооружённые чем попало мертвецы.

Черноволосая военачальница жестами рук, подойдя ближе, вырвала свои клинки из плоти некроманта под гулкий мужской стон жертвы, собрав из них сверкающие веера. Будто в движениях грациозного танца под лунным сиянием женщина окружала себя защитным заклятьем, а потом вновь выпадом вперёд распустила предметы из рук новым ворохом острых лезвий.

Они поразили подходящий отряд зомби, проламывая черепа и грудные клетки. Однако те тоже по мановению пылающей сиреневой ауры и воли пробудившего их чернокнижника вновь поднимались и собирались обратно в готовое сражаться войско, раскрывая рты и издавая пронзающее до мурашек злое потустороннее шипение. Это столь удивило таинственную особу, будто она никогда в жизни ничего подобного не видела. А Бальтазар старался, как из последних сил.

— Что? Думала, одна ты на такое способна? — кряхтя, криво усмехнулся окровавленный некромант, отползая назад средь ног ковылявших к сопернице мертвецов.

Те набрасывались на обидчицу. Били в прыжке, замахивались мечами, кусали — по крайней мере, пытались. Едва оружие касалось защитной капсулы, как та сверкала, наполняясь серебристым свечением, и отталкивала оживший скелет со взрывом, разбрасывая кости прочь в разные стороны. Зомби, пытавшийся ухватиться зубами ей за руку, покрывался льдом и с треском распадался на куски, собственными осколками пронзая насквозь рядом стоящих.

Разомкнув свои чёрные губы, черновласая дева из Нипа со свистом метели создала стрекочущее мелкими льдинками морозное дыхание, собираясь застудить приподнявшегося некроманта на месте. Тот мог лишь закрыться не раненной рукой с клинком, сотворяя подобие чёрного щита с уродливым черепом, как если бы у костей была эдакая своя мимика, способная на озлобленные гримасы. Бальтазар начинал подозревать, что перед ним не отнюдь не вампирша, как поначалу казалось. И от такой чужеродной магии чёрный щит мог и не сберечь.

Всё тело чернокнижника ощущало слабость от обилия кровопотери, обращаясь от многочисленных ран в один клубок накатывающей волнами боли. В глазах темнело, конечности уже плохо слушались. Было явное ощущение, что этот бой он проиграл, что соперница готова к нему и превосходит во всём. В груди был жар, в сердце — тьма, а вот всё остальное будто бы похолодело от ощущения приближающейся смерти.

Яркий поток света ударил чародейке прямо в лицо, отбрасывая назад. Ильдар спешил сквозь мертвяков и подрагивающие останки, собиравшиеся уже не столько в прямоходящих воинов, сколько в каких-то аморфных големов с несколькими черепами и руками.

— Идёмте, милорд, разлеглись тут, привал устроили, некогда отдыхать, — оттаскивал по плотно примятому снегу и слегка приподнимал некроманта чародей, приговаривая.

Сверкающий янтарный посох дарил тёплый свет, расползавшийся аурой исцеления, а чародейские агаты, что всегда были при смуглом чародее, наоборот, давали эдакую прохладу облегчения в местах ранений. Два серьёзных увечья в живот мешали Бальтазару толком ощущать своё тело. Сквозная рана в бедре не давала подняться на ноги. Там и тут были также порезы, ныли пронзённые плечи, зато почти потеряла на морозе всякую чувствительность продырявленная левая кисть. Правда, от этого Бальтазару было лишь хуже. Отморозить что-нибудь до полной ампутации очень бы не хотелось.

Из темноты наступали новые войска. Лорд Кроненгард проговорил заклинания, притупляющие боль. Ими он постоянно пользовался: уловка чёрных магов, когда раны слишком велики и собственные ощущения лучше притупить, чем использовать с вектором внутренней ярости. Правда, откат потом настигал в том числе и от них, что рисковало усилить боль или последствия: судороги, паралич, разрыв сосудов, внутренние кровотечения. И всё же сейчас он полагал, что может позволить себе такой риск. Видимо, надеялся, что Ильдар поможет целительством, как тогда в Яротроуске.

— Милорд, а вы правы, неплохо бы вам сбросить пару фунтов, — пыхтя, тащил Ильдар истерзанного некроманта по снегу.

Некромант пошевелился, будто пытался встать на ноги, что без помощи смуглого бородатого чародея бы ни за что не получилось, но тело не слушалось. В лучшем случае он и сам, будто зомби, заковылял бы вслед отступившему войску, но истерзанные ноги не желали стоять и напрягать повреждённые мышцы даже в сиянии целебных камней. Удалось лишь одной здоровой рукой держаться за мантию и утеплённый кафтан своего спасителя, заставляя того притормозить.

Территория лагеря и возведённый гарнизон, и опустевшие деревни были отданы под натиск врага. Этот бой они проиграли, что, быть может, стоило чернокнижнику жизни. Он был не готов к этой воинственной ведьме из Дайкона. Часть поднятых мертвецов была повержена и разрушена в труху. Сил поднимать тех, кого ещё можно было собрать по кускам, уже не осталось. Сознание меркло: слишком много крови было потеряно от этих ранений.

— Я же… — схватил некромант чародея за грудки, — велел тебе охранять Люцию… — Рот его наполнился кровью, а в глазах потемнело даже в сиянии яркой луны с чистого звёздного неба.

IV

— Предлагаю какое-нибудь интересное пари, сколько ещё раз ты вот так будешь бродить по грани между жизнью и смертью, — эхом где-то по чёрному непроглядному междумирью раздавался мягкий шёпот царицы-тьмы.

— Что тебе от меня надо? Я же явно однажды сдохну и, видимо, вновь где-то здесь окажусь, — гремел повсюду в ответ низкий баритон Бальтазара.

— Ох, люди смертны, в этом и дар, и проклятье. Не будь смерти, как бы ты стал некромантом и достиг величия? — интересовалась нематериальная собеседница.

— Я слышал, смерть для каждого имеет свой облик. Кому улыбчивая дама, дающая напиться из ладоней, кому пузатый дружелюбный старик, приглашающий на пир, кому озорная девочка с чёрными косичками, кому старуха с косой… Девы-валькирии, уносящие на крыльях в иной мир, какие-то врата в райские сады, весы с сердцем и пером… И так далее, — без движения губ «говорил» некромант.

— Хочешь узнать, как смерть будет выглядеть для тебя? — интересовалась тихая собеседница.

— Это ведь просто какая-то выдумка, персонификация. Смерть — это явление, а не персона. Она как бы есть, но её нет. Вот как радость, например, — говорил ей лорд Кроненгард.

— Что может чёрный маг знать о радости? Когда ты в последний раз её испытывал? — звучала с усмешкой царица-тьма.

— Так я же и так сказал, что «её нет», — усмехнулся бы и Бальтазар, если б мог, но он даже своего лица сейчас не чувствовал.

— Ты молчишь, а я вижу весь поток твоих мыслей, — хитро нёсся женский шёпот, словно налетавший ветерок. — От меня не утаишь. Вино, постель, вкусная еда, массаж… Кажется, ты всерьёз путаешь понятие «радости» с «наслаждением». Мир соткан не только из физических удовольствий.

— Чтобы познать остальные, нужно выйти из тела, — хмыкнул некромант. — Как сейчас.

— Не уверена, что где-то здесь тебя может ждать собственное счастье, — в медленной задумчивости проговорила та.

— У тебя голос дрожит, такого ещё не случалось, — подметил Бальтазар.

— Это не от тревоги, а от ярости, — хмыкнула невидимая собеседница, а точнее та, кто был всем вокруг, абсолютной непроглядной чернотой неосязаемого, но густого пространства. — Куда ты полез?! Видел же, что силы не равны. Что ты ничего о ней не знаешь, что вокруг неё ледяная аура, а ты, напомню так, на всякий случай, может, ты забыл, — повысила она голос, — ты некромант, а не пиромаг. Щиты из огня и всякое горячее воспламенение ты не создаёшь. Лишь ледяное, из замогильного холода.

— Она жива? — поинтересовался некромант.

— Жива, что с ней сделается! — фыркнула на это царица-тьма.

— Я не про ведьму с Дайкона, я про Люцию, — пояснил Бальтазар.

— Да и я про неё. Будто я тебя не знаю, а! — хмыкнула собеседница. — Не слишком ли много печёшься о своей куртизанке?

— Она за мной увязалась, промёрзла ещё вся, простыла, небось, — проворчал Бальтазар.

— С каких это пор ты несёшь за неё ответственность? Увязалась бы и замёрзла, замешкалась бы и погибла, тебе-то что?! Помнишь Кастор? Что я тебе говорила тогда? Не привязывайся! Влюбишься и, — щёлкнуло что-то вокруг, словно сотня когтей или клювов, — тобой можно будет манипулировать! Привязанность — это слабость! Друзья, любовницы, питомцы… Хватит! Переспал с одной, с другой, с третьей, ищи следующих. Без наследия не останешься, кто-нибудь да родит от тебя, чего переживать-то? С твоей ненавистью к родителям продлевать именно династию Кроненгардов ты никогда не собирался, сколь я тебя помню.

— Не ты ли меня как-то просила определиться уже, наконец, с моими женщинами? — хмыкнул некромант.

— Одно дело — беспорядочные разовые связи и совсем другое, когда из раза в раз ты словно бы заводишь отношения с одними и теми же, — явно вздыхала собеседница, хоть и не умела дышать. — Ты человек, в конце концов, вам свойственно торопиться с продолжением рода. Есть, конечно, способы продлевать себе жизнь и даже молодость, но…

— Уймись, я не собираюсь становиться вторым Волдриани. Какой прок жить вечно, видя эти рожи типа отца Дамиана или Сетта Догмана, — закатывал бы глаза к потолку чернокнижник, если б здесь у него были глаза, ну или хотя бы где-то в пространстве развернулся бы потолок. — Это я ещё императора не видел. Уверен, тот ещё выродок. Апогей гротеска. Плод столь затянувшегося инцеста внутри рода Гростернов, что у него должен быть двоящийся череп от сросшихся близнецов, шнобель до колена, рот в слюнях и слизи, мужские и женские гениталии, кривые ноги, причём три — одна прям из задницы. Столь страшный, что даже в цирк уродцев к той змеюке подколодной бы не взяли, всех посетителей бы им распугал до сердечных приступов, и никто уже не вернулся.

— О своём сердце бы лучше подумал. Ты убил Волдриани, — напоминала царица-тьма. — Мог столько раз убить и Дамиана, и Догмана…

— А ты говорила, мы изменим мир… — с грустью вздохнул Бальтазар.

— И ты уже это делаешь, — шелестел загробным ветром ответ. — По крайней мере, делал. Вершил историю. Менял устои городов и регионов, заключал немыслимые союзы, обманывал судьбу. Яротруск должен был исчезнуть давным-давно из-за яда. Страгенхолм должен был стать краем орков. А Эхри Дальмейн полечь костьми подле баронского замка, а не зимовать с дочерью в новой избе. Кстати, именно там, в Яротруске. Заодно, да, ты избавил этот мир от Волдриани. Дольше, чем он в этом мире живут разве что боги.

— Кто они? Эти боги. Расскажи мне о них. Почему одни воскрешают детей, а другие требуют их себе в жертву? Если все они всего лишь марионетки, кукольный театр, головы на щупальцах раскинувшегося зверя Хаоса! — требовал Бальтазар.

— Не говори со мной о Хаосе, — рявкнула царица-тьма. — Без него всё пребывало в покое. А затем появились день и ночь, звук и тишина, лёд и пламя, твердь и небо, точка и пространство…

— Как хотя бы может существовать святая магия, если творца выдумали имперцы, дабы подчинить себе волю верующих? — любопытствовал некромант. — Почему ничто создаёт что-то? Почему за идеей оказывается реальная сила? Почему рукотворные боги становятся могущественнее истинных, вполне существующих духов и созданий?

— Сам скажи мне, что такое «Бог». Я для тебя бог? — интересовалась со всех сторон собеседница. — В этом мире родились рептилии и те, кого принято именовать демонами, если так тебе легче. Гоги и дракониды развивались и эволюционировали параллельно, как две ветви: одни в подземных пещерах, другие на поверхности. Одни молились могучим чудовищам — древним драконам, другие — более могущественным демонам-гигантам. И те, и другие пожирали всякую мелюзгу, отнюдь не заботясь о пастве своих верующих. Так и появились жертвоприношения. Дабы бог умилостивился, уснул, успокоился. Как дикари, кормящие первой красавицей племени неповоротливого гигантского крокодила, дабы тот залёг на месяц-другой на дно и не мешал рыбной ловле. Что есть Творец, если не первородный Хаос, из которого всё вышло. Ненавижу разговаривать о таких вещах!

— И что дальше? — рокотал мужской баритон.

— А ничего! Ступай в свой мир живых и не морочь мне голову, — фыркнула царица-тьма, обернувшись вокруг, словно зверь с густой шерстью.

Ощущение сохранилось и когда Бальтазар открыл глаза. Он был укутан шерстяным одеялом, по периметру которого ещё был обит мех с соболиных хвостов, щекочущий шею и немного лицо. Теперь уже его мужчина мог ощутить. Болел порез под левой щекой, опять ныли плечи, бедро, больше всего, конечно, живот. Но уже не так.

Он не чувствовал себя израненным и измождённым, умирающим страдальцем или немощным калекой. Скорее это было что-то фантомное, будто старые травмы открывались и давали о себе знать. Обе кисти синхронно попытались сжать простынь. Правая ладонь чуть болела по линии, начинавшейся между средним и свадебным пальцем косо, практически до запястья, сквозь все мышцы.

А рассудок гудел от одной единственной мысли. Дикой, странной, навязчивой. Есть ли у Тьмы голова? Последние слова той, что свернулась комочком где-то у сердца глубоко в груди, не давали покоя. Можно ли «морочить голову» тьме? И что ещё у неё может быть, если уж есть голова.

— Очнулся! — ещё сильнее прижимая к телу мех, накинулась на него с объятьями Люция, всхлипывающая не то от эмоций, не то от простуды и насморка.

— Живая… — заключил вслух очевидное Бальтазар, опираясь на обе руки и пытаясь принять сидячее положение.

— Я-то? Ап-чхи! За мной генерал Велетир присматривал по поручению градоначальника Ильдара, — заявила девушка. — Такой интересный человек, столько притч знает, фокусы разные умеет, в костяшки меня играть научил сегодня утром.

— Я уж и забыл, что старый чародей ещё и городничий Яротруска, когда только всё успевает, — вздохнул некромант.

— На то и волшебник! — запустила Люция пальчики в мужские волосы, плавно расчёсывая платиновые пряди. — Благодарность ему сказать не забудь! Это он тебя окровавленного без сознания из сражения вытащил по снегу, он лечил, не отходил ни на шаг, каменьями обкладывал, травами, мазями, заклятья шептал, посохом взмахивал! А-ап-чхи! Меня б так кто так выхаживал…

— Сколько прошло? Сколько я вот так провалялся? — спрашивал её некромант. — Задушишь… Раз так тискаешь, значит, немало. Но и не слишком много, иначе от тела моего бы несло так, что даже самая влюблённая полоумная девка б не обняла, даже самая продажная за мешок золота.

— Эй, мог бы и тоже в ответ обнять и сказать, что рад меня видеть, — надула губки девица. — А тело и протирать влажным платком можно.

— А то ты без объятий не знаешь, — проворчал Бальтазар, оглядывая деревенскую избу, в которую его поместили.

Крестьянское убранство, простенькие сундуки, пара полок на стене с поделками из дерева да оленьими рогами, горстка резных идолов божков земледелия в красном молельном уголке: на дождь, на всходы, на урожай, на защиту яровых от крыс, болезней да насекомых.

— Три дня где-то ты так валялся, — сообщила ему Люция. — Мы ж под вечер приехали, я не знаю, как толком считать. Сейчас полдень близится. Ильдар тебя лечил своими камушками. Военного лекаря же ты убил. Тот, который священник. У тебя это прям какая-то привычка: то наш Гаспар, теперь этот, что кинулся.

— Ещё травника в Заххаке погубил, если забыла, — нехотя припоминал тёмный лорд.

— Здешнего святошу хотя бы не жалко! Я б сама ему! Ух! А-ап-чхи! Так испугалась, когда Ильдар мне всё пересказывал! Умерла бы, если б увидела! — потёрлась Люция щекой о лёгкую щетину, образовавшуюся за это время на прямоугольном лице чернокнижника.

— Потому я и не брал тебя на войну. Это ты ещё не видела, как меня в решето пыталась одна дамочка-ведьмочка превратить, — фыркнул Бальтазар.

— Жаль я не ведьмочка, — сцепила свои пальчики на спине мужчины Люция в замок. — Я бы этой дамочке… А-ап-чхи! Хоть бы сказал «Будь здорова!», — нахмурилась девица на некроманта.

— Будешь, куда денешься, если уж меня с того света снова достали… — глядя в никуда, задумался тот.

— А что там? На том свете? — полюбопытствовала Люция.

— Понятия не имею, царица-тьма вновь не пустила даже одним глазком посмотреть… — ответил Бальтазар.

— Царица-тьма, говоришь, кто она для тебя? — зазвучали в голосе куртизанки явные нотки ревности.

— Голос, чьи наставления порой могут слышать некоторые некроманты. Путеводная чёрная звезда, зовущая и несущая сквозь бездну. Наставница, советчица, а иногда ей нравится поиграть в мою совесть, которую я зарезал вместе с родителями. Сегодня, например, обсуждали, есть ли у неё голова… — шумно выдохнул некромант.

— И как? Есть? — любопытствовала Люция.

— Свою на плечах носи и больше не думай увязываться без спросу, тебя могли убить! И всё ещё могут! — рявкнул на неё некромант. — Отвары пей, горячий бульон, выздоравливай и домой греться, печку топить. Здесь опасно! Совсем, что ли, о себе не думаешь?! Здесь вторжение в Дайкона, песчаные бессмертные воины, какие-то твари, могучая черноволосая ведьма с бледным лицом!

— Это ты обо мне никогда не думаешь и никогда не берёшь с собой, — фыркнула девица. — А-ап-чхи! Ой…

— Только подумать, угоди она, например, в горло… То всё. Прямо там, прямо сейчас, — задумался некромант.

— Ну, не надо о таких вещах! Бальтазар! — всё крепче жалась к нему Люция. — Давай я тебе лучше супу принесу? Хотя бы горячий бульон? Или выпечку с мясом, восстановить силы. Хочешь?

— Или в сердце, — не слушал он её. — Говорят, тогда высвободятся все порабощённые некромантом души и разорвут оппонента на куски. Хоть отомстил бы, получается…

— Мсти так, чтобы остаться в живых, — просила девушка, ластясь, как котёнок. — Я как смогла зашила дыры и прорези на твоём костюме.

— Пальцы, небось, исколола… — недовольно ворчал Бальтазар. — Три дня, говоришь? А эти? Они ж с каждой ночью наступать должны, — проговорил некромант.

— Мы относительно далеко забрались, но к нам уже подступают. Глядишь, сегодня-завтра, и уже пришлось бы тебя тащить, погрузив на телегу, — отвечала Люция. — Сюда перегнали скот, тут есть очень милые горные альпаки. Такие мягкие!

— Ладно, дай уж одеться. Где там эти наши чудики бородатые, — вздохнул Бальтазар, имея в виду Ильдара и Велетира.

V

Генеральская ставка была в опустевшей от чиновников ратуше деревенского старосты. Хлипкой деревянной постройке с единственным этажом и чердаком-хранилищем, облюбованным ныне спящими осами. Крышу сейчас заносил снежком лёгкий кружащийся ветерок. Голые деревья по обе стороны стояли практически неподвижно.

Местных жителей почти всех вынудили перебежать в города подальше, да не просто в соседние селения, которые тоже рискуют попасть под удар. Помогли собрать вещи, провизию и на запряжённых телегах увезли женщин и детей, оставив лишь тех, кто готов воевать.

Велетира за столом окружали двое молодых близнецов с одинаковой причёской средней длины тёмных пышных волос за ушами. Один из них и кричал тогда «Славься, Кроненгард!», строкой из гимна приветствуя приехавшего к заставе лорда. Оказалось, что у парнишки есть ещё и брат.

Оба кареглазые, без усов, с каштановыми выразительными бровями и округлым толстым кончиком носа. Вязаный свитер на одном из них был бело-зелёным, а на другом — бело-красным со схожим рисунком хвойного леса и бродящего там стада лосей.

Оба не то чтобы крепкие или плечистые, просто рослые парни, готовые к разному труду. Такие могли быть и пахарями, и плотниками, а вот прямо-таки грозными сильными воинами не выглядели. Может, потому и были не в дозоре и патрулях, а эдакими советниками при пожилом генерале.

Народу здесь было немало, и чародей Ильдар Шакир в их числе. Он сейчас что-то активно обсуждал во время переговоров с пузатым седобородым господином в костюме с огромными пуговицами, похожим скорее на гнома-переростка, чем на человека,.

— Ну? И какие у нас новости? — стараясь не жмуриться от ноющей боли в местах заживлённых ранений, проговорил Бальтазар, подходя к ним.

Все тут же умолкли, уставившись на чернокнижника. Воеводы и старшие офицеры вокруг зашептались, стоит ли доверять некроманту и действительно ли тот хочет им помочь. Обсуждали войско нежити, которое пришлось оставить под Нагаловкой. Меж собой обсуждали, реально ли лорд силён, коль уж едва не погиб в недавней схватке.

На всех простое утеплённое одеяние: тулупы, епанча, простенькие кафтаны. Никакой брони и доспехов, не считая наплечников из толстой кожи, иногда в пару слоёв, будто одни были надеты поверх других. Старик-генерал, как и прежде, был в тёмно-зелёной ферязи, а пузатый тип рядом с Ильдаром поверх одеяния имел плотный плетённый нагрудник, трещащий на нём по швам, но едва ли способный защитить от вражеской стрелы.

— Очнулись, ваше благородие! — заулыбался Велетир. — Приятно видеть нашего доброго лорда в добром же здравии!

— Милорд, — поклонился смуглый чародей в бобровой боярке.

— И я рад тебя видеть живым, старик, — поглядел некромант на Ильдара.

— Это Нил и Вильям, — представил своих помощников Велетир. — Из Нихамани, хорошие ребята. Были мальчишками, я их играм настольным учил, что и досуг коротают, и уму тренируют тактикой.

— Мы дружно, все сразу Велетира генералом назначили. Почти все его с детства и молодости знают, помнят и любят. Хоть и живёт он обособлено, на отшибе, в хибаре подле кладбища. Жил точнее, сейчас бы отвоевать назад Нихамань. Военное прошлое у него богатое, опыт есть, разум подкован тактически, чтобы планировать стратегию на битвы, — пробасил тот, по имени Вильям, что сидел левее, в красно-белом свитере с высоким горлом, слегка загнутым, словно бьющая струя фонтана. — Все мы у него учились такому мышлению по настольным играм. Нет более лучшего кандидата среди народного ополчения.

— Только битвы сами видели с кем, — произнёс похожим тоном Нил.

Он-то, похоже, несколько дней назад и поднимал кулак с лозунгом в честь лорда. Голос первого напоминал вибрацию толстого древесного сука в полом стволе, когда такой оттягиваешь вниз до упора и отпускаешь, создавая в воздухе массивные колебания. Брат его тоже был с низким тембром, но чуть менее гулким и скрипучим. Казалось, по одиночке их ещё как-то можно спутать, а вот когда оба были рядом — уже нельзя.

— Что за белое чудище в виде женщины? — сразу перешёл к делу некромант.

— Кагуя-химэ, принцесса Нипа, самого восточного региона Дайкона, как раз граничащего с нами. Поговаривают, она дочь бога луны, — ответил ему Велетир. — Как-то у одной бедной и уже довольно пожилой семейной пары резчиков бамбука из провинции Такэтори, что в Нипе, совсем не было детей. И они молили бога Цукиёми послать им хоть кого-нибудь. Божество сжалилось. И однажды, собирая бамбук, в самом толстом стебле старик обнаружил младенца-девочку.

На лицах близнецов заиграла благоговейная улыбка. Казалось, им очень нравилось, когда Велетир рассказывал всякие сказки и былины. Правда, эту стоило воспринимать всерьёз куда больше, ведь они действительно столкнулись с чем-то необычным и довольно сильным.

— Кожа её была бледной, как снег и сверкала в лунном сиянии. За это её назвали Кагуя. Из крохи девочка выросла довольно быстро, — продолжал генерал, — выглядела, как вполне обычный ребёнок. Очень красивой была. Отдали её на обучение теньши, пристроив в касту особых слуг. «Ангелочки», вам, аристократам, — глядел он на Бальтазара, — наверняка близко понятие «фаворит». Только это обычно касается какого-нибудь взрослого, уже состоявшегося деятеля — художника, учёного, а в Дайконе не так. Там держат придворных «ангелочков».

— Это когда придворный на содержании и обучении, не являющийся в прямом смысле прислугой, как виночерпии или горничные, — пояснил Нил с эдакой робостью в голосе, словно стеснялся перебивать наставника, но всё же хотел дополнить и помочь с объяснениями.

— Теньши — юные девушки и девочки, живут во дворцах знати. Читают стихи, рисуют, танцуют, поют, играют на музыкальных инструментах, составляют компанию в настольных партиях и других играх, — рассказывал Велетир своим хрипловатым, но красивым голосом. — Услаждают глаз, слух, ухаживают за гостями, например, разливая вино.

— Многие из них потом становятся гейшами в чайных домиках и постоялых дворах. Или, например, придворными менестрелями, работницами сада и цветника при дворце, если любят ухаживать за растениями и проводить время где-нибудь в оранжерее, — дополнял его Нил, поглядывая за реакцией, не будет ли старик гневаться на то, что он встревает.

— В наших традициях ничего такого нет, — спокойно произнёс, после чего вздохнул и призадумался генерал. — Ну, разве что «мальчики для битья», растущие вместе со знатными отпрысками, словно дети знати. Но это другое. Да и, конечно, теньши никто не бьёт. Если, конечно, сами не озорничают. Дети ж разные бывают. В Дайконе вместо розг используют тонкие стебли бамбука. Тем не менее, девочки там обычно послушные и покладистые. Там вообще отношение к женщинам своеобразное, всё воспитание строится на почитании отца, начальника, правителя. Девушки могут быть на важных постах, но никогда не занимают наивысших, всегда работая на своего господина. В этом главное понятие чести. Смысл существования.

— В общем, выросла теперь принцесса Кагуя, дальше что? — поторапливал сказочника некромант. — Ведьма, видать? Что за твари при ней? В Кните учился чёрной магии, о таких, с глазом в заднице, не читал и не слышал. Что за разновидности бледных ползунов?

— Ёкаи, — отвечал Велетир. — Не совсем демоны, не совсем призраки, нечто среднее, эфирно-астральное, способное к материализации в ночное время. Днём обычно безвредны, невидимы, вне этого мира или же притворяются людьми. А по ночам удлиняется шея, руки, обращаются в свой истинный облик. Во многом сродни нашим домовым, шишигам, богинкам, болотницам. Они тоже то есть, то нет, то духи, то вполне материальные создания. Низшие сущности из потусторонней реальности.

— Иногда они связаны с проклятьем, иногда с неупокоенной душой, — дополнял Нил.

— Как русалки с утопленницами, например, — подал голос и более басовитый близнец. — Вот вы сказали, бледные ползуны, а все эти стрыги и прочие такого рода твари нередко из одичавших банников и домовых получаются. Когда дом разрушен, деревня выжжена или хозяева съехали. Остаются одни, без крова, без забот, без людей. И дичают, деградируя до опасных чудовищ с годами. Духи же не люди. Это мы отшельниками сидеть где-то в землянках можем. А домовые сущности, что дворовой, что овинник, они не такие. Они без призвания своего чахнут, злобятся, меняются…

— Ладно, дайконская нечисть меня куда меньше волнует, чем эти воины. Что за бессмертное войско из песка? — спрашивал Бальтазар.

— А вот тут, добрый лорд, мы и сами не ведаем! — развёл руками в своей ферязи Велетир.

— Не нуждаются во сне и отдыхе, в еде и воде, не ведают страха… — скрежетал зубами Вильям, явно испытывая к такому врагу ненависть и презрение, но, как казалось Бальтазару, но на деле просто за этой агрессией пытаясь скрыть свой сильный внутренний страх.

— Практически как ваше войско нежити, милорд, — усмехнулся Ильдар.

— Эти сильнее, — нехотя признавался некромант, скривившись. — Нежить нерасторопна, недолговечна, куда более хрупкая. Чтобы зомби и скелеты воевали как следует, ими необходимо управлять и контролировать, подчиняя воле. Эти же словно воюют сами по себе, будто с подобием самосознания у каждого. Нежить со временем истощается. Из груды костей можно вновь создать одного воина или, на крайняк, голема. Но чем больше раз это всё помирает, тем больше останков, которые уже не принимают участие в битве. А здесь песок восстанавливает им каждое лезвие, каждую пластину, каждый волосок! Они вечны!

— Значит, нужен другой подход, — спокойным тоном заявил раздосадованному до дрожи в сжатых кулаках некроманту пожилой генерал. — Всегда есть шансы на победу, главное — верная тактика.

— Молнии превращают песок в стекло. Я могу устроить грозу на поле боя, но она заденет всех: и своих, и чужих. В таком случае биться с песочниками должна исключительно моя нежить, — заявлял Бальтазар. — Но кто знает, каково их войско на самом деле. Я полягу без сил в очередных откатах и лихорадке, а подкрепления Дайкона тем временем захватят весь Кроненгард. Надо бы всё разведать.

— При мне охотники да кузнецы, патрульная стража, но не шпионы, — говорил ему Велетир.

— Хороший охотник зверя выслеживает незаметно и скрытно, — поспорил Ильдар.

— А войско нежити-то там полегло, едва вы сознание потеряли, — отведя взор, пробасил Вильям. — Все кости с погостов там лежат. Здесь кладбища пусты.

— Вот те раз, — кривил губы Бальтазар. — И вправду…Тьма беспросветная… Даже не подумал об этом. Значит, вернусь в захваченные города, подниму полегшие трупы. Что делать-то остаётся?

— Думай, как поступить, — мурлыкала из груди потревоженная царица-тьма. — У тебя же всегда есть план, верно?

— А вот это неплохая тактика даже, — наклонился вперёд над столом с бумагами Велетир. — Экая невидаль! — стал он в нервном воодушевлении перебирать постукивающими жёсткими пальцами по деревянной поверхности. — В новинку и в диковинку ведь подобное будет! Кто о таком когда-либо слышал? Чтобы враг объявился посреди лагеря сам по себе. Они не ожидают атаки изнутри. Никто не ожидает. Дайконцы каждую захваченную деревеньку обживают, словно переселяются туда на веки вечные. Это не столь военный оплот становится, сколько обустройство нового места. Разве что жён да детвору не привозят. Печи натапливают, танцы у костров снаружи устраивают, словно праздник какой-то! Странные они… От души веселятся на чужих костях. Им каждую захваченную деревеньку стенами и частоколом не окружить. Без труда проберётесь. И уж когда посреди их веселья мёртвые восстанут из промёрзлой земли, там уж захватчикам мало не покажется! У нас карта есть, — расчистил он от разных документов и свитков поверхность стола перед собой.

— Пойдёшь, старый пень? — поглядел некромант на Ильдара.

— Да с вами хоть в разведку, милорд, — усмехнулся тот.

— Туда и отправляемся, — пробурчал Бальтазар очевидные вещи.

— Старый пень молодое деревце от сруба бережёт, — поглаживал чародей с янтарным посохом свои густые тёмные усы.

— Главное — это молодость в душе! — заявлял Велетир. — Сердцем не стареть, и всё получится!

— Вы, генерал, тогда здесь за главного. Расскажете, какие есть пути отхода, если сюда нагрянут войска. Где вас искать в случае чего. Людьми не рискуйте, бой не принимайте. А мы разведаем обстановку, что там за плясуны у костров такие избы чужие обживают, — отдавал распоряжения лорд Кроненгард.

— Удивительный вы некромант, — дивился Велетир. — Другой бы, потеряв армию скелетов, наоборот бы просил больше крови. Что б живые гибли да мёртвыми вы их к себе поднимали. Это ж где видано, чтобы чернокнижник о людях думал!

— Наш милорд на то и правит Червегором, — заявлял Ильдар, — что из всех подобных самый уникальный.

— Ага, десять раз, — хмыкнул Бальтазар. — И, между прочим, Кроненгардом.

— Прошу простить, милорд, привычка, — досадливо наклонил голову вбок чародей.

— А люди мне нужны, чтобы тут не какое-то песочное войско жило, а чтобы живые семьи росли и преумножались, покойников хоронили, чтобы с каждым поколением кладбища росли всё больше и больше. Костяных драконов собирать, войска поднимать. Я вдаль гляжу, планирую наперёд.

— Так и нужно, добрый лорд. Ценный, своеобразный вклад в будущее, — призадумался пожилой генерал.

— В общем, оклемаюсь чуток, приведу себя в порядок, перекушу, посмотрим на карту, на маршруты, что где есть, кто где сейчас стоит. И выдвинемся с чародеем в разведку. Девушку тут сберегите, увязалась, домой хрен отправишь, — кривил губы некромант.

— А не боитесь, что вас опять придётся тащить сюда на носилках? — пробурчал пузатый бородач подле Ильдара. — Или того хуже?

— Я умею создавать двойников-фантомов, если сил хватает, — заверял его Бальтазар. — Не ожидал просто такой смертоносной прыти от худощавой барышни. Думал, очередная вампирша, а там нечто совершенно иное.

— Не могу остаться тут, а вас отпускать, добрый лорд, — поднялся генерал из-за стола. — Там обычаи и нравы другие. Мало ли что может случиться. А я дайконцев узнал за свою жизнь неплохо. К нам они приезжали, что торговцы, что переселенцы. Без меня вам сложно будет во всём разобраться, — напрашивался он за компанию.

— И кому я Люцию оставлю? Этому вон? — мотнул некромант в сторону пузатого бородача. — Он хоть кто тут такой будет?

— Уилфред, городничий, — представился тот. — Нечего нас бояться, это мы вас должны, по идее, — хмыкнул он, скрестив руки на груди. — Не пропадёт ваша девка.

— Здесь сплошняком одни мужики, я смотрю, и ты предлагаешь оставить девушку в такой компании?! — кривился Бальтазар.

— Они ж военные! Защитники! — заявлял Велетир.

— При моём правлении здесь баб не насиловали, — заявлял Уилфред. — И не будут. Без их согласия, — загоготал он.

— Сейчас я тебе устрою, — ринулся с расходящейся, словно языки дыма, аурой в окружении рвавшихся наружу теней некромант, а городничий аж шкаф с выдвижными ящиками за собой повалил, столь сильно попятившись.

— Милорд, спокойнее, он ведь знает, что отвечает за неё головой, — встал между ними Ильдар.

— Пусть подумает о своих самых худших страхах. И если вдруг ему спокойно, что его жена и дети где-то далеко, то случись что с Люцией… — скалился и сверкал глазами Бальтазар.

— Прекрати! Нельзя всем показывать, как она тебе дорога! — шипела изнутри недовольная царица-тьма. — Не выдавай свои слабости! Ведёшь себя как мальчишка!

— А ты себя ведёшь как ревнивая девчонка, — рявкнул ей вслух Бальтазар.

— Я?! — изумился, округлив свои рыжевато-карие глаза, Уилфред, так как не мог слышать реплику царицы-тьмы. — Извольте! Мне нравятся барышни посолиднее, — обрисовывал он на себе руками пышногрудую фигуру.

— Славься, Кроненгард! — выставив кулак и сомкнув ноги по стойке смирно, воскликнул Нил. — Мы о ней позаботимся, ваше благородие! — заверял он, пытаясь унять разгоравшийся конфликт.

— Да! — поддержал его брат, тоже поднимаясь из-за стола. — Мы доверие генерала и ваше не подвёдем! — тоже поднял он кулак.

— Ну, и что эти твои двое из дворца одинаковы с торца? Можно им доверять? — с недовольным видом уставился Бальтазар за Велетира.

— Нил и Вил прекрасные ребята, чуткие, грамотные, умные! Из всего ополчения, будучи назначен генералом, я бы не выбрал в помощники себе никого лучше них. Это для нас большая отрада, добрый лорд, что они согласились остаться защищать границы родины, а не поехали охранять эвакуированные семьи, — заверял генерал.

— Будь по-твоему, — шумно выдохнул Бальтазар, словно разъярённый бык. — Все за неё головой отвечаете. И приглядывайте, а не просто охраняйте. Не давайте сбежать. Не говорите, где мы и куда пойдём. Просто пусть сидит в тепле и не голодает.

— Сказы ей поведаем, что нам генерал когда-то рассказывал, развлечём историями, — заверял Нил.

— Да, повспоминаем что-то интересное, — кивал и его близнец в бело-красном свитере. — Про рыбака и большую рыбу, про гонки с улиткой, про благодарную лягушку, волшебный эльфийский котелок.

— Она ж не малый ребёнок, — закатил Бальтазар глаза. — Я с вами не дитё оставляю, чтоб нянчиться.

— Да разные байки мы знаем. И супа ей горячего принесём, и перепелов на вертеле. Ступайте, ваше благородие, пока захватчики всё не огородили. Раз можно пробраться и всё разведать малой группой. По возвращении будем ждать приказаний, как действовать. Если ничего не разведать, то где ж здравую тактику взять. Может, заодно узнаете, как с песчаной армией разделаться, — надеялся Нил.

— Вернуться б ещё всем живыми из такой разведки, — вздохнул некромант. — Начнём тогда собираться.

VI

Дабы быть ещё менее заметными, Бальтазар с его спутниками вышли уже под вечер, чтобы оказаться в захваченных селах, когда вовсю начнёт темнеть. В тёплых накидках от зимней вьюги, меховых шапках и с небольшими торбами со съестными припасами и согревающими ягодными настойками они шагали по заснеженной опушке, опасаясь выходить на равнины и даже к холмам. В основном, держались лесистой местности.

К концу дня погода с ветряной сменилась на мягкую. Облака были разогнаны, давая возможность полюбоваться насыщенным ярко-красным закатом. Вокруг было довольно тихо, словно лесные звери разбежались или затаились по своим логовам. Ни шуршания веток, ни пения птиц, ни стрёкота белок и клестов, ковырявших хвойные шишки. Возможно, те как раз всю свою активность вели днём, а сейчас уже отдыхали.

Вой ветра утих, а с ним, разумеется, скрип деревьев, шорох опавшего с ветвей снега. В этой области, кроме голых стволов с крючковатыми ветвями, виднелись и вечнозелёные, укутанные белым пушистым покровом деревья. В их тени компания из трёх человек плавно скользила в направлении горящих огней и прямых столбиков дыма.

Но чем ближе к поселениям, тем отчётливее слышались голоса, треск костров, хруст снега под обувью от шагов патрулей и просто снующих туда-сюда дайконцев. Требовалось подобраться к ним максимально близко, чтобы разведать, что там у них происходит. Раз это была ближайшая захваченная деревенька, то есть последнее ныне место, которое взяли под контроль вторженцы, значит, и их лидеры должны быть где-то здесь, разрабатывая планы последующих нападений. По крайней мере, раз уж Кагуя шагала среди своего воинства, Бальтазар был в этом уверен.

Холмистый путь с занесённого снегом ельника вёл к замёрзшей реке, дугой огибавшей северо-восточный край деревни, представлявший собой в тёплое время года песчано-каменистый берег с деревянными пристанями, привязанными плотами да пришвартованными лодками. Сейчас разные снасти хранились под крупным навесом. А вот двинуться по льду, проскользнув к ближайшим домам поселения, у разведотряда некроманта не вышло.

По реке, освещённые закатным сиянием, сновали пришлые дайконцы. Но то были не патрули захваченной территории и даже не расставленный дозор. Они из многочисленных прорубей прямо руками резким движением выхватывали рыб из ледяной реки, заворачивали их в белую бумагу и громко шептали: «Окодзе, пошли мне удачу, а в благодарность я разверну бумагу и покажу тебе солнечный свет».

Их бормотание доносилось даже до леса. Не всегда можно было понять слова, и всё же за время своей стоянки на слежке можно было прислушаться и разобрать, что там они пойманной рыбе сообщают. Щуры пританцовывали, прыгая с ноги на ногу, — не то пытались согреться, не то это тоже было частью какого-то странного ритуала.

— Что это с ними? С ума посходили, что ль? — негодовал, выглядывая из-за деревьев, лорд Кроненгард.

— Им нравятся наши окодзокуни, для них эти уродливые пучеглазые рыбы что-то типа символа удачи, — объяснял Велетир. — Вывешивают у себя как талисманы и высушивают. Сейчас будут носить в замороженном виде, наверное.

— А мне всё-таки кажется, у них не всё в порядке с головой, — шумно сопел Бальтазар, недовольный тем, что им помешали пробраться к деревне этим маршрутом.

— В Дайконе эти рыбы малочисленны, там их встретить — и вправду событие. А здесь даже зимой подо льдом обитают. Потому-то я и пошёл с вами, чтобы легче было вникнуть в верования напавших. Непривычно им таких пучеглазых рыбёх видеть. Там-то всякие желтохвосты у них, канпачи, сибас, удильщик — по-нашески: «морской чёрт». Нихамань стоит практически на границе. Даже часть нашего кладбища к Дайкону уходит. И оттуда, с Дайкона, не с кладбища, ха-ха, нередко кто-нибудь переселяется в ближайшие деревеньки Кроненгарда. Весь их фольклор, обычаи, верования, всё это и к нам приходит в том или ином виде. А старики типа меня передают детворе да молодым. Летучие фонарики из рисовой бумаги всегда очень любил, например. Хорошо вот вы меня взяли, а то кто бы вам всё это рассказал? А? — улыбался Велетир, смотрел своим серым взором вопросительно, однако ж ответа не требовал, просто преисполнялся чувством собственной важности в походе.

— А что же это они сказали, вы на отшибе живёте, словно отшельник? Неужто один? Где же супруга? Где дети? Где внуки?! — тихо дивился Ильдар, наседая с расспросами на старого генерала.

— О, так уж вышло, милый чародей, — отвечал тот. — Живу скромно, но не скучно. Городские ребятишки то и дело навещают старика. Будто все они и мои внуки тоже. Сказы им ведаю, загадки загадываю, играм тактическим обучаю, чаем угощаю. Как раз у дайконских купцов его только купить и можно в наших краях.

— Главная нянька на деревне, — ворчал Бальтазар.

— Если вам так угодно. Сидим-беседуем с ребятнёй, я им о чудищах и призраках, а они о своих мне проблемах да выдумках, — усмехался генерал. — Кто отца в «сенет» обыграл впервые, кому стеклянный шарик цветной подарили, кому бабушка шарф связала к зиме, кто первый в семье тарелку щавелевого супа съел на днях. У всех разные достижения и радости, знаете ли. И все достойны внимания и похвалы. Родители не всегда подмечают, когда ребёнок в этом нуждается, а я многих на путь ремесла наставил, кому что нравится. Кто конюхом подался, а кто подковы лошадям ковать стал мастак, кто шапки шьёт, кто в счетоводы ушёл на монетный двор в большой город. Потом благодарные письма шлют. Я все их храню, ничего не сжигаю и не выбрасываю, — заверял старик.

— Те близнецы-то не твои будут? — интересовался Бальтазар.

— О, нет, Нил и Вил сыновья рыбака и ткачихи. Знатная рукодельница, сейчас младших детей нянчит, уехали их родители сейчас подальше от вторжения. Старшие вот при мне служат. Толковые ребята. Как дополнительная пара рук, хе-хе. Две пары! — сделал он пальцами соответствующий жест двойки, улыбаясь.

— Усыновил бы хоть кого, — пожал плечами Ильдар. — У нас в Яротруске семейная пара есть без своих детей, но с кучей приёмной детворы.

— Так Нихамань городок небольшой, нет у нас сироток. Не было до дня нападения, а теперь уж не знаю, что будет. Многих убили. И своих, и пришлых из деревень, кто зерно привозил, кто наоборот, муку с нашей мельницы забирал, эх… Печаль-беда заглянула в края наши, — сокрушался генерал.

— Сапоги со шпорами, сабля драгунская, в войсках служили? — спрашивал Бальтазар.

— Было дело, до поры до времени… — как-то замялся старик. — Да зря это всё, все задания далеко от дома. Вдоль реки, то к озеру, то вообще в горные тропы, куда лошади не горят желанием восходить. А теперь уж столько лет минуло. Ни военачальника того, ни сослуживцев моих, никого… — вздыхал он, глядя себе под ноги.

— Хоть оружие ещё при тебе. Да и навыки, судя по вчерашнему… по тому, что три дня назад было, — поправился некромант. — Сражался недурно, — похвалил он Велетира.

— Сапоги да сабля. Да… — вздыхал старик. — И воспоминания, но не о драгунской службе, а о том, что дома упустил, потерял да не сберёг. Думал, мир посмотрю, деньжат заработаю. Хватит жить, теша себя надеждой на будущее. Жить надо сегодняшним днём. Всем малышам так говорю. А то копишь-копишь, а потом то деньги обесценятся, то вещь уже раскупят или не достать будет, а может, за столько лет уже подрастёшь и расхочешь.

— Что ж, бывает, — согласился Ильдар. — У меня было нечто подобное. Когда стремишься к цели, которая, скажем так, средства по итогу не оправдывает. Рвёшься и рвёшься, но не получаешь ничего. А сейчас я уже поумнел с годами, куда лучше знаю, чего хочу. Да и титул вот сам пришёл, но и без меня есть кому в городе за порядком смотреть, достойную себе смену из помощников воспитываю. И вам бы тоже так, чтобы сказки и навыки ваши не пропали, потому и пекусь я о внуках. И своих, в том числе, заводить пора. Пока мы сами можем воспитать кого-то достойного, лучше дело брать в свои руки, а не надеяться, что кто-то потом вокруг сделает это за нас.

— Надо радоваться каждому дню и проводить время с теми, кто дорог, кого любишь. Не только в наши с вами годы, — толкнул Велетир слегка чародея плечом, улыбаясь. — Заниматься любимым делом, чтобы не ради какого-то будущего в мастерской столяра работать и копить выручку, а от души, потому что нравится мастерить из дерева. Столы, двери, украшения на них, узоры, что б душа пела под рубанок и стамеску. Стеклом увеличительным выжигать росписи! О, мы с ребятней на досках такие рисунки создавали в яркие летние денёчки! Грузила плавили из свинца для удочек. Учил их червей насаживать, чтобы пальцы себе не проткнули. Копать этих червей опять же. Вот они всяким азам учились. Грибы отличать, лопату держать. Помню, клад закапывали и искали потом по составленной карте. Как раз близнецы ещё тогда вот такие были! — показал он рукой себе примерно по живот.

— На кладбище всё было спокойно в последнее время? — отвлекал некромант двух стариков от беседы о внуках, возвращая к реальности и насущным делам. — Может, какие предпосылки к вторжению всякой нечисти или ещё чего? С чего-то же напали эти дайконцы. Что вы им сделали? Камни в огород бросали? — спрашивал некромант.

— Ничего такого, не ведаю, добрый лорд, — качал Велетир головой. — У кладбища смотрителя своего не было, я как мог за порядком приглядывал, чтобы дети там не озорничали, по деревьям да по надгробьям не скакали, как горные козлики. Уму-разуму учить старался тех, кто слоняется по округе. Всем был рад, кто в дом придёт. А пришла беда по итогу. Купцов обоз с воинами, как начали всех на улицах кромсать и резать! Я их с дружинниками хоть унять-подзадержать слегка смог, дав время городским отступить или за оружие схватиться. Но, как мы ни бились, отдать пришлось Нихамань.

— Ничего, отвоюем, — заверял его чародей. — Вон сейчас посмотрим, что в этом городе творится.

— Твари эти прям со звериным хищничеством всё разоряли. Клочья земли с их когтей так и летели! — заверял генерал.

— Даже из разбросанных разрозненных останков можно что-то собрать. Это посложнее, чем пробудить цельное тело с собственными конечностями и костями, определю по ауре, где всё валяется, — говорил им Бальтазар. — Будет ли прок против песчаных воинов.

— Рыбу они ловко ловили! Словно еноты какие, хвать! Хвать! — свободной от посоха рукой повторял движения Ильдар. — Ловкачи настоящие. И ведь, даже если намокали слегка, ничего им не делалось.

— Пока, кроме молний, управу не подобрали. А ты едва ли в чистом небе грозу на всю армию устроишь, — пыхтел некромант. — Надо ещё слабых мест отыскать.

— Будем проявлять терпение. Как прекрасен сегодня закат! Знаете, что такое коморэби? Свет солнечных лучей, пробивающийся сквозь листву деревьев! — рассказывал генерал, улыбаясь всё шире. — Ощущение истинного счастья от созерцания окружающей природы. Дайкон не нужно воспринимать как абсолютного врага и злодея. Нам есть чему поучиться у этого края и его жителей. Надо разобраться, почему они нападают. Что мы им сделали, раз они объявили войну.

— Вот как в деревне будем, узнаем, — нетерпеливо фыркал Бальтазар, глядя на выхватывающих из проруби рыбу дайконцев.

— Пока мы здесь, надо любоваться и ледяными гигантами, что нас окружают, — имел в виду Велетир окутанные снегом ели, — и как блестит корка наста в багряных лучах. Каких цветов бывает небо! Вы только глядите, на западе уже густо сиреневое! Потом чуть светлее, как ваши глаза, добрый лорд, — подмечал он, и собственный взгляд старика сиял, как у молодого. — Как плавно осенний багрянец переходит в летний малиновый, как разгорается докрасна и желтеет, словно это шар огня сияет вокруг нашего мира, даря тепло даже в столь холодные дни.

Пришлось в беседах о том, о сём дожидаться, когда довольные рыбаки разойдутся. Лунный свет лился с небес, вовсю на полотне темнеющего неба проступали своим колючим мерцанием маленькие бриллианты звёзд. Лишь к ночи троица смогла пробраться в деревню.

— Запах-то какой! Сколько с собой привезли разных пряностей, никогда в наших деревнях подобным не пахло! — задирал свой немаленький нос генерал, принюхиваясь. — Перца сколько, бобы самые разные, мясо не наше, никак не крольчатину и не оленину там варят-жарят в домах. А ведь народ с собой явно не все припасы похватал, что-то в погребах оставалось. Но эти едят своё, привычное.

Прячась за избами, они, выглядывая, отмечали переносные храмы-кумирни с алтарями и парой ступенек, которые ставили в определённых местах деревни, зажигали благовония, свечи и по одному подходили молиться пришлые щуры.

Танцующие огоньки освещали внутри красивые изделия из камня и метала, отражались от гладких и начищенных поверхностей, от блюдец-подставок и самих статуэток. Генерал не пояснял, где какие божки, просто в общих чертах, зная верования и традиции, сказал, что они поклоняются в этих молельнях низшим духам — кумирам, гениям, музам, покровителям узкого и конкретного направления, например, успеха в военном походе.

Почти у каждой избы была возведена крыльцом пагода в дайконском стиле, с широкой тёмно-зелёной черепицей и двускатной крышей. Столбы иногда сопровождались резными профилями стражей — кома-ину и шису, эдакой помести собаки со львом и драконом.

Патрульные ходили, помимо ножен с оружием на поясе, ещё и с болтавшимися там же тыквами-горлянкам, где могла быть питьевая вода, сохранявшийся дольше горячим чай, а то и что-то более согревающее. Но даже стражники периодически находили время, чтобы выстроиться в очередь и помолиться. Правда, не все. Одни непринуждённо беседовали меж собой, периодически посмеиваясь. Другие бродили с каменным выражением на лицах или вовсе под пугающими масками из крепкого кипариса. Нечто подобное было в костюме наёмника Такеши, как помнил некромант из своего путешествия в Бушваль.

— Глядите, разыгрывают сценки боевого театра. Одни изображают в масках ужаса трепет тех, кто познал поражение. Другие с красно-чёрными «лицами» играют захватчиков, празднующих победу, — указывал на веселящихся у костра дайконцев Велетир. — Сколько выражено эмоций в этих рисунках! Здесь и скорбь, и страх, и гордость. Кажется, они верят, что творят правое дело. По крайней мере, если сюжет этот имеет хоть какое-то отношение к реальности.

— Почему сапоги на всех ступенях? — кривил губы и изгибал брови в непонимании Бальтазар. — Почему обувь выставили? Не сушиться ж на морозе!

— Такова их традиция. По дому обутыми ходить не принято. Там специальный настил, по которому нужно ходить босяком, — пояснял генерал.

— А если снегопад? По голенище в снегу найдут свои башмаки и сапоги! — негодовал лорд Кроненгард.

— Для того и пагоды «козырьками» поставили, — отвечал Велетир. — Каждую избу ритуалами освещают на свой манер по всем углам. Наши идолы, небось, убирают, своих ставят. Не знаю уж, что делают, но буквально вот этими скорыми пристройками обращают в подобие своего жилища. А ведь не их дома, ты ж смотри! — цокал он языком и осуждающе качал головой.

— Ветром косым всё равно снег надуть может… И ведь не боятся, что украдут! Хе! — усмехался Бальтазар.

— Нравы иные, милорд. Да и тут всё-таки не городок, а пока все свои. Дисциплинированные военные, — проговорил ему Ильдар.

— Вот-вот, — кивал и пожилой генерал. — Нам многие их традиции не понять. Без молитвы есть не начинают, себе накладывать и наливать — дурной тон, не что иное, как проявление себялюбия, гордыни и эгоизма. Радушный хозяин или хозяйка дома, либо теньши, либо гейша должны такими вещами заниматься и следить, чтобы тарелки и стаканы гостей да домочадцев были полны

Завершившиеся обязательной победой «своих» театральные сценки разрастались в затяжной ритуальный танец. Бальтазар заметил боевые веера у тех, кто двигался в окружении хлопающих, притопывающих и пританцовывающих.

Как объяснял Велетир, сложенный и разложенный тэссэн в особом танце нихон-буё может в течение всей вереницы движений изображать и меч, и зеркало, и бутылку вина, много всего по ситуации. Танцоры периодически менялись, передавая те самые веера, словно эстафетную палочку.

— Главное, нам не попадаться. Дайкон славится своими пытками и казнями. В этом весь контраст их культуры. Недаром на их флагах красуется знак из двух переплетающихся капель: белой и чёрной. Вся эта красота почтения, чести, танцев и церемоний контрастирует с тёмной стороной. И я не о страсти к выпивке, безвольных женщинах и публичных домах. А о том, как в Дайконе расправляются с нарушениями порядка. Там живут жестокие и нетерпимые к переменам и смене канонов люди. Те, кто не чтит традиции, совершает преступления или является военным пленником, рискуют познать на себе нестерпимые ужасы, — заверял их седеющий генерал. — Никогда не слышали о казне «человек-свинья»? Пожалуй, самое страшное, что может быть. Затяжное истязательства, когда постепенно отрубают конечности, срезают уши и всё, что болтается, прижигая раны, чтобы не окочурился раньше времени. Лишив ног и рук, языка, органов слуха и зрения, кидают в свинарник, где оставшийся почти неподвижный, но ещё живой кусок плоти просто заживо пожирают обитатели хлева.

— Да уж, с фантазией у них недурно, это не на кол сажать, — хмыкнул некромант, поглядывая на ритуальные танцы.

Ему казалось, что воины действительно веселятся, проявляют эмоции: восторг, смех, восхищение, в то время как патрульные отряды бродили буквально с каменными лицами, не реагируя глазами даже на свет факелов. Хотя заметить, как щурятся щуры — люди с удивительно тонким разрезом глаз, могло быть и не очень заметно для того, кто мало с ними жил и общался, почти не ведая ничего о нравах и культуре. Книги содержали лишь общие сведения, ряд мифов, редко что-то полезное и конкретное, что знал тот же Велетир, часто сталкиваясь с культурой Дайкона, как житель границы.

Хлопки и голосовые возгласы создавали общий ритм, но конкретной мелодии здесь не наигрывали. Музыкальных инструментов не слышалось, как такового пения и хора тоже, но всё равно мужской боевой танец с блестящим веером смотрелся завораживающим зрелищем.

Плавные движения отчасти напоминали разминку и упражнение с клинком, резкие выпады походили на смертоносные удары. Тем не менее, это не выглядело как ещё один отыгрыш сражения или боевая тренировка. Что бы ни изображал тэссэн в конкретный момент движений, он играл всё-таки больше роль аксессуара для образа, а не был ведущим героем раскрытого повествования.

Хотя, быть может, если б Ильдар и Бальтазар куда сильнее разбирались в культуре Дайкона, они бы в языке жестов и движениях тела по мере всего этого затяжного танца могли разглядеть какой-нибудь сюжет или рассказанную цельную историю.

Что вкладывали народные авторы и воины-исполнители в этот ритуал — чародей с некромантом не знали. Но было видно, что бойцы в облегчённых доспехах в свете луны и пляшущих вместе с ними языков костров получают несказанное удовольствие, близкое к тому ощущению абсолютного счастья, о котором им и говорил генерал Велетир.

— Вы ещё кто такие?! — раздался у них за спиной властный и резкий женский голос, пробирающий холодом, ледяным треском и металлическим лязгом.

От неожиданности вздрогнул даже обернувшийся некромант. Театр и танец столь пленили всё их внимание, а старик столько всего рассказывал о культуре вторженцев-завоевателей, что вся компания попросту не заметила приближавшихся к ним женщин.

А помимо той, кому и принадлежал этот, подобный взмаху меча, тон, здесь стояли ещё две не то телохранительницы, не то помощницы, в общем, сопровождающие принцессы Кагуи, хмурящей своё дивной красоты личико и со строгим взором глядящей на троих прокравшихся к ним мужчин.

— Это что у нас? Шпионы? Диверсия! — крикнула она, на что тут же ринулись, прекратив весь свой досуг, воины.

Бальтазар соорудил в ладонях по сверкающему шару, сплетая внутри разряд чёрных молний. Сейчас он такому чародейству доверял побольше своего клинка. Янтарное навершие посоха Ильдара также засверкало, подготавливая либо слепящую вспышку, либо защитный барьер — на боевое заклинание это всё не слишком-то походило. А Велетир спешно вооружился драгунской шашкой, поглядывая то на трёх дам перед ними, то на вставший полукругом отряд дайконских бойцов за спиной.

Они так и замерли. Трое оглядывающихся мужчин, три подошедшие дамы, подбежавший отряд, обступавший незваных гостей. Все ожидали команды. Воины — чтобы ринуться в бой, шпионский отряд — чтобы бороться за свои жизни и отразить нападение. Пальцы дайконцев крепче сжимали рукояти клинков, но они стояли, как статуи, не смея ринуться без чёткого приказания своей госпожи.

Чёрточки густых, но тонких бровей совпадали с тоном подводки миндалевидных глаз ведьмы, создающей от себя холодные ветряные потоки, игравшиеся с прядями и лентами костюма. Кончик аккуратного носа чуть задран, переносица в изящном изгибе, щёки не пухлые, но ярко выраженные, аккуратные и миловидные. Её недовольный взор, в отличие от голоса, внушал не леденящий ужас, а желание угодить такой красавице, дабы на её маленьких пухлых губах хоть раз заиграла миловидная улыбка. Она больше походила на обиженного ребёнка, чем на рассерженную военачальницу.

Волосы принцессы-чародейки сейчас были распущены, спадая по обе стороны от прямого пробора, рассыпаясь позади на плечи костюма и по верхней части спины. Длиною примерно с локоть, они переливались в лунном блеске, словно сменяя оттенок в зависимости от движения головы и угла обзора. Как будто бы её причёска волнами переливалась из жемчужного в густо-чёрный и обратно.

Зрелище было завораживающим, но встрепенувшиеся мужчины уже были начеку, улавливая каждое движение вокруг, не давая себя снова одурманить, загипнотизировать и застать врасплох. Немая сцена затягивалась, и маги-мужчины тому только радовались. Бальтазар уже был готов обратить в стекло весь отряд мечников, Ильдар тоже подготовил заклятье, готовясь уже пустить его с посоха. Воздух становился густым и пронизанным электричеством.

— Полно вам во всех диверсантов видеть, Кагуя-сама, — внезапно нарушила царящее молчание мягким заливистым голоском рыженькая высокая девушка.

Она своими изящными тонкими пальчиками с ярко-розовыми поблёскивающими ноготками поправила ворот сребристого хёмонги своей хозяйки, прикрывая слишком уж эротичный вид груди принцессы, после чего развернулась, оглядывая компанию.

— Какие же они шпионы. Больше похоже на делегацию посла для переговоров, — направилась эта ассистентка-военачальница, совершенно ничего не боясь, в сторону незваных гостей. — Пришли втроём с официальном визитом. Верно я говорю?

Глаза её сверкали розовым светом, как в дни, когда на небе свой оттенок на подобный сменяет сама луна. Казалось, в них был закат, лёгкое вино, лепестки цветущей сакуры, кристаллики горной соли и оперение перелётных фламинго. Сам наряд её спереди облегал соблазнительные формы, имея белый. почти просвечивающий оттенок со сложным золотым узором в духе мандалы, рукава же почти в тон волос были оранжевыми.

От пояса ткани спереди симметричными завитками едва доходили до середины бёдер, не скрывая, а наоборот, демонстрируя роскошные стройные ноги. а вот остальные части составной юбки чередовались белым, расписанным золотом, а также оранжевым и багряно-красным вокруг изящной женственной фигуры.

Пышная асимметричная чёлка в разные стороны покрывала вид висков и ушей, а к затылку уже поднимался разделённый лентой пучок, чьи заколки и блестящий декор, казалось, едва-едва способны сдержать пряди такой густоты. Личико нежное, лишённое веснушек, с маленьким носиком, пухлыми в области скул щёчками, тонкой верхней и более выразительной нижней губой, расплывшимися сейчас в широченной улыбке.

— Кацуми, не подходи к ним! — ледяным тоном приказывала принцесса.

— Хи-хи-хи! Что вы, что вы, они же совершенно безобидны! — Коснулись нахально пальцы с коническими розовыми ногтями курчавой чёрной бороды Ильдара, а тот одёрнул голову в растерянности, не зная, что и делать: пускать в ход посох или реально прикинуться ассистентом посла. — Янтарь! Какой огромный! Настоящий янтарь, Кагуя-сама! В наших музеях нет и близко самородка подобных размеров! — лился густым сладким мёдом её нежный и пластичный голосок.

— Я тебе велела не подходить и не любезничать с нашими врагами! — высвободила поток холодного ветра вперёд чародейка, но помощница её лишь любовалась, как стали подрагивать волосы некроманта от этих дуновений.

Наглая девица обошла Бальтазара, осматривая чёрный мундир, поигралась своими тонкими пальчиками с цепочками, бахромой в эполетах. Мужчина обнажил клык в кривом оскале, всё ярче демонстрируя колдовские сферы в своих ладонях с явной угрозой, но та, которую назвали Кацуми, лишь с восхищением нахваливала шёлк его плаща, ягнячью кожу мундира, мех чернобурки и даже кашемировые брюки.

— Разве ж они враги? Они же гости! Целая делегация к нам! Кто же из них главный, как думаете? — порхая ресничками, оглядывалась рыжая девушка на принцессу. — Седой переговорщик, а с ним телохранитель-некромант и маг-визирь таскарских кровей. Какой интересный оттенок кожи, — приблизилась она к лицу Ильдара.

Отметила советница принцессы и медвежью накидку на генерале, и бобровую шапку чародея, проводя пальчиками и ладошками по всему, словно незрячая, ощущающая мир вокруг исключительно на ощупь. Однако же, судя по движению кокетливых хитрых глаз, эта девушка таковой не была.

Она всё прекрасно видела и тем наслаждалась, что разглядывала посох из красного дерева, меч из необычного чёрного металла. Всё восклицала, восхищалась. Скользила между жавшейся друг к другу троице с таким бесстыдством, развязностью и озорством, касаясь в тесноте кого-нибудь то своей мягкой грудью, то упругими ягодицами, что было видно, как мужчины начинают сильно нервничать.

— Кацуми, что ты творишь?! — негодовала на её распутство хозяйка.

Никто не смел отпихивать её за такую дерзость и бесцеремонность, опасаясь спровоцировать конфликт. При всём своём поведении эта девица определённо не хотела кровопролития. Однако взор её был с хитринкой, мотивы непонятны, а своенравные действия выказывали почти полное отсутствие уважения к личному пространству разведчиков. Она смотрела на них, как на игрушки или забавных питомцев, и обращалась прикосновениями точно так же.

— Ах, Кагуя-сама, нам с вами нужно как-нибудь развлечь почётных гостей, — принялась эта Кацуми массировать плечи рычащего Бальтазара.

От неё ярко пахло цитрусами, яблоками и глинтвейном с лёгкой примесью ароматов дикой розы, растущей в этих краях на горных склонах исключительно краткий сезон. Сейчас, разумеется, аромат этот девушке придавали какие-нибудь эфирные масла, бальзамы для тела или ухода за волосами, душистые мыла либо духи. Достать живые цветы среди зимы едва ли могла даже её госпожа — могучая чародейка.

Слева же от Кагуи скромно стояла, потупив взор, девчонка в утеплённой плотной юкате зеленовато-золотых тонов с примесью белого на рукавах. Причёска её при взгляде спереди напоминала эдакий веер: своеобразными пучками была она зачёсана назад, создавая ореол тёмного полукруга вокруг юного личика. На вид не дашь и пятнадцати, но яркий макияж мог вполне скрывать истинный возраст.

— Допустим, мы послы от Кроненгарда, что тогда? — проговорил уставший от ожидания боя Бальтазар, глянув на Кагую.

— Вот видишь? — с лёгкой улыбкой, прикусив губу, уже не на «вы», обернулась, прогнувшись в спине, на хозяйку Кацуми. — Убить их мы всегда успеем, — с самодовольной улыбкой и хитрым прищуром оглядела девушка всех троих.

— Дайкон не устраивает переговоры. Дайкон берёт своё! Мы трижды писали прошение Мортимеру. Ответа не было, и даймё взяли всё в свои руки! — звонко чеканила ведьма-принцесса.

— Может, это потому, что лорд Мортимер, как бы это сказать, немножко умер? — унял Бальтазар магическое сияние с ладоней, выпрямившись из боевой стойки. — Вы нападаете на Червегор, которого больше нет. Он давно уже переименован в Кроненгард, но не пускающий к себе ни торговцев, ни гонцов Дайкон об этом, видно, не знает.

— Хотите сказать, что писали Мортимеру?! — дивился Ильдар, своё сияние с посоха отнюдь не убирая.

— Да, господин почтальон, кстати, что за дела? Почту прошлого лорда не доставляем? — обратился к нему за спиной некромант, словно сваливая всю вину на чародея.

— Её вряд ли доставляют в Яротруск, милорд, — справедливо заметил смуглый бородач.

Какое-то время принцесса и некромант снова в молчании просто смотрели друг на друга, словно чего-то ждали. Даже рыжая вертихвостка успела вернуться на место по правую руку от госпожи, виляя бёдрами в эротичной неторопливой походке. А тишина вокруг снова сгущалась непонятным напряжением.

— Давайте-ка я вас обучу дайконской вежливости и таинству одзиги, — торопливо забормотал Велетир, словно время поджимало. — Мужчины выпрямляют руки, складывая по бокам. Спина прямая, изгиб корпуса в талии вперёд вот так. Совершаем вежливый поклон, — убрав шашку, продемонстрировал он. — Взгляд на лицо принцессы, но не в глаза. И не ниже шеи, — на всякий случай тут же спешно дополнил старик. — Например, на красивые губы.

— Разве не ей первой кланяться по этикету перед милордом? — перестав-таки сверкать посохом и зажав его выпрямленными вдоль тела руками, кланялся Ильдар. — Он всё-таки правитель этих земель, а она лишь принцесса Нипа, не монарх! Вы сами учили, высшие титулы в Дайконе закреплены исключительно за мужчинами.

— Ох уж эти мужчины, — достала с хлопком Кацуми рыжие раскрывшиеся веера невесть откуда, видимо, из потайных карманов наряда. — Такие сильные, грубые, самоуверенные! Но какие ж бывают наивные! Ты погляди! — двигала она руками, словно в каком-то танце.

То были уже не боевые и совсем не железные веера. У этих имелись деревянные тонкие спицы в основе и плотная сложенная в пластины бумага с росписью огненного заката по всему полукругу. Теперь она будто пыталась прикрыть ими просвечивающую грудь и частично своё лицо, кокетничая во вспышках резких движений с разглядывающей её «публикой».

— Всегда желают быть во всём главнее, не разбираясь в сути вещей, — качала головой Кацуми, обмахиваясь веером зимней ночью, словно в жаркий солнечный день. — Думают, что во всём правы, и никогда не признают ошибок. Верно я говорю, Кагуя-сама?

— Бальтазар Кроненгард, — поклонился, как велел генерал, лорд-некромант перед чародейкой в серебристом одеянии, не став спорить, кому полагается проявить вежливость первым по этикету.

Царица-тьма в груди не возражала. В этом не было жеста унижения или пресмыкания перед военачальницей. Он вполне уважал её силу и способности, как у ведьмы. С подобными этой женщине тёмный лорд прежде не сталкивался, а потому было интересно как состязаться с ней, так и мирно поговорить.

— Кагуя-химэ, — отозвалась та уже более спокойным и мягким тоном, в котором всё ещё гремел металлический стержень, но хотя бы потоки ветра постепенно исчезли, а пряди и ленты её опустились. — Кацуми, моя компаку, вы вряд ли слышали это слово прежде. Для вас что-то в духе старшего советника, камерария или визиря, — снисходительно произнесла она, выпрямившись, плавным изгибом ладони в воздухе представив рыжую женщину справа, а та бесцеремонно схватила хозяйку за руку с хитрой ухмылкой. — И Чиаса, тонери чая, моя личная гейша, она и «широ», и «короби», все обязанности на ней, удивительный человечек, — представила принцесса и девушку слева от себя.

— Здравствуйте, — проговорила робко, но согнулась в поклоне довольно низко юная леди в юкате. — Может, наши гости что-то желают? — спрашивала она, не осмеливаясь даже смотреть в их сторону, глядя куда-то вниз перед собой.

— Желают поговорить как цивилизованные люди. И уладить разгоревшийся в этих землях конфликт, — проговорил им Ильдар.

— О, покормят! Отлично, пойдёмте поедим, — порхала со своими веерами и узорчатыми яркими рукавами, прыгнув вперёд, к «гостям», Кацуми. — Как раз кушать хочется! Заморим какого-нибудь червячка в той избе, где ночевать собирались.

— Я сообщу поварам, — поклонилась Чиаса уже хозяйке, но не так низко, как приветствуя гостей, а более обыденно.

В этом отнюдь не было какого-то неуважения к принцессе, просто иноземный посол, видимо, в традициях Дайкона требовал повышенного уважения и внимания. А поклон на распоряжение принцессы был жестом обыденным, производимым небольшим движением сгибавшегося тела для такой помощницы по нескольку раз на дню.

— Выпечку! Выпечку у них проси! Ням-ням! — вслед ей кричала компаку, кокетливо скрывая лицо ниже озорных розовых глаз за веером, разглядывая мужчин, как будто в этом могло быть что-то таинственное, ведь они уже видели её, причём вблизи.

— Будешь столько есть, растолстеешь, — тихо буркнула ей принцесса.

— Хи-хи-хи! С нашей-то активностью, — залилась звонким смехом та, обмахиваясь, — скажете тоже. Мы столько бегаем в последние дни…

— Не видел вас на сражении три дня назад, — оборвал её Бальтазар.

— Просто нынешние мужики слишком рано падают в обморок! Хи-хи! Не все, как вы, любят стремглав нестись вперёд в первых рядах, — подошла она к нему вплотную, коснувшись небритого подбородка. — Ой, фи. Ненавижу щетину. Вы словно кактус! — оттолкнула она игриво мужское лицо от себя. — Кожа нам дана, чтобы дарить негу от прикосновений! На то нам и пальцы без шерсти. Для тепла есть одежда, мы носим чужие шкуры, не стоит обзаводиться своей. Прелесть тактильных ощущений именно скользить по чему-то тёплому, гладкому и нежному! Я вот убеждена, что единственной зоной для волос на теле может быть лишь голова! А вы? Разнообразие причёсок — это красиво! Всё остальное же, — оттянула она горловину кафтана под ферязью Велетира, узрев волосатую и немолодую мужскую грудь, — мерзко!

VII

Внезапных гостей провели в небольшую избу. Это не было домом кого-то знатного, обычный крестьянский дом с крыльцом, сенями, главной комнатой и общей спальней в соседнем помещении, где пустые кровати были выставлены по периметру стен.

Внутренний пол комнат уже был весь застлан татами — плоскими плетеными матами из тростника, набитыми рисовой соломой. По ним полагалось ходить исключительно босяком, так что всем троим пришлось оставить обувь за дверью.

— Сделали бы их хоть с массажным рельефом тогда, — не был рад так расхаживать чародей.

— А плетёнка тебе что? Не рельёф?! — тихо бурчал ему Бальтазар.

— В Таскарии вот ковры всегда мягкие, шёлковые, — с едва заметной улыбкой проговорил Ильдар.

— Ты ж там никогда не был, — хмыкнул ему на это чернокнижник.

— Да, но читал и слышал, да и к нам оттуда повозки торговцев либо перекупщиков заезжают, — парировал смуглый чародей.

Крестьянская посуда была заменена красивой керамикой с росписью в виде драконов и переплетающихся красных и чёрных узоров. Встречались прямоугольные, чаще всего ровные и квадратные рисунки, иногда из кругов и завитков формировались ромбовидные «бутоны». Плавные и изящные линии превосходили над ровными углами, где-то утолщались, где-то утончались — вся эта роспись выглядела диковинно и необычно.

Рядом с посудой красовались бумажные салфетки, сложенные в форму журавлей, лягушек и змееподобных рептилий. По большей части белые, но некоторые с красным или бледно-розовым узором преисполненных симметрией сложных линий.

Поверх крышек сундуков, на полках и тумбочках поверх бамбуковых покрывал красовались различные привезённые из Дайкона вещицы. Где проволочное дерево с миниатюрными монетками, где фигурки лягушек и черепах, колокольчики с алой бахромой. Композиции из сушёных цветов, украшенные мхом, веточками и колосьями, а также постаменты с причудливыми фигурами из камней и мха, подобные миниатюрным горным пейзажам, словно убранство здесь пришлые захватчики переделывали под себя.

Ножки стола были отпилены до середины, чтобы он стал гораздо ниже, а все стулья были убраны вовсе, дабы за столом можно было разместиться лишь на полу, усевшись на колени. Всем так и пришлось поступить: видимо, таковы были перенесённые сюда традиции Дайкона.

Лорда Кроненгарда усадили в самом дальнем от двери конце стола, в глубине комнаты на почётное, как сказала Чиаса, место для гостя. Принцесса села напротив, а их спутники — по разные стороны, разве что гейша пока на своё место не торопилась, принося блюда и посуду для чая.

— Вам выпала редкая честь находиться в женском обществе, в Нипе, да и во всём Дайконе, прекрасному полу непросто пробиться в верха. Великолепная Кагуя скорее исключение из правил, так что ведите себя тактично и уважительно! — заявляла им компаку, прикрыв глаза.

— Булочки с бобовой начинкой, — скромно произнесла Чиаса рыженькой леди, поставив поднос и спешно накрывая на стол, доставая дополнительные комплекты тарелок и чашек для гостей, умело складывая бумагу в красивые, радующие взор фигурки.

— Булочки! Ням-ням! — растеряв весь свой серьёзный тон и схватив сразу четыре штуки с золотистого зеркального подноса, компаку принялась ими ловко жонглировать.

— Кацуми! — рявкнула на неё принцесса.

— Да-да, именно так меня зовут, — отвечала девица, не отвлекаясь от бросков. — Красивое имя, не правда ли?

Кагуя лишь, прикрыв глаза с недовольным выражением лица, шумно выдохнула, сдерживая гнев. Но просить помощницу вести себя поприличнее ещё раз не стала. Видимо, это заведомо было занятием тщетным и лишь впустую бы тратило время.

— Бабочки выпьют росы с хризантемы, тихо цикады шуршат. Ива склонилась под трель соловьиную. Это поёт душа, — успокаивала юная гейша поэзией свою госпожу.

— Ах, Чиаса! Самая талантливая гейша во всём Нипе, всегда найдет, чем меня успокоить и усладить слух, — хвалила свою помощницу Кагуя.

— Слетела цикада лениво… на вишню в сладком сиропе… вот и вся танка, — хихикала поддержавшая вечер стихов рыженькая компаку. — Как насчёт после трапезы сооружать коллективный бонсай? М?

— Кацуми! — ворчала, строго поглядывая на неё, принцесса. — Чай мы обычно пьём после еды, но, в виду особенностей наших гостей, сегодня можно сделать исключение и провести церемонию сразу, — проговорила она остальным. — И приборы им подай, будь добра, — холодным тоном велела она Чиасе. — Едва ли они к хаси приучены.

— Фыр-фыр-фыр! — цокая языком, покачивала головой Кацуми, глядя на троицу мужчин.

— Я обучен, ваше благородие, — поклонившись сидя, прислонив ладонь к груди, произнёс Велетир, так же глядя вперёд, на принцессу, но не прямо ей в глаза.

— Хоть кто-то, — безразлично хмыкнула она, бережно уложив бурые палочки, в сложенном состоянии больше напоминавшие щипцы или заколку.

— Вот были бы они реально с торца всегда скреплены, как пинцет, всяко удобнее было бы, — бубнил некромант, гордо взяв в руки металлическую вилку, принадлежавшую, вероятно, прежним хозяевам дома.

— Держите, почтенные гости, — кланялась юная темноволосая девушка, — можете воспользоваться влажным горячим полотенцем осибори.

— Это только для рук, — тихо пояснял Велетир. — Не вздумайте протереть им лицо и уж тем более воспользоваться для грязных губ, как салфеткой. Хозяева весьма возмутятся, если не прирежут нас на месте.

— Водоросли модзуку в рыбном бульоне для аппетита и настроя на еду, — с милой приветливой улыбкой угощала Чиаса гостей. — Вагаси, рисовые пирожные.

— И рисовое же вино… — морщился Бальтазар, пока гейша зажигала благовония, глядя на высокую бутылку с бледно-янтарными содержимым.

— Пироженки! — добавила к своему жонглированию Кацуми и новое угощение.

— Сётю довольно крепкий напиток, так что смотрите, чтобы язык не расплёлся и никого не развезло. Дайконцы, как и Империя, очень любят строгий порядок во всём, — тихо говорил Велетир компаньонам. — Соблюдение всех правил и манеры здесь ценятся высоко, держитесь в рамках традиций, и переговоры пройдут куда легче, чем если станете брать пример с бестактной рыжей барышни. Думаю, она нарочно вас провоцирует, призывая к раскованности.

Та, в свою очередь, сидя на коленях, жонглировала округлыми булочками и рисовыми пирожными, периодически надкусывая всё, что вертела в руках. Девушка попросту веселилась, не зная, чем ещё заняться, и радуясь угощению. А количество съедобных побрасываемых предметов со временем сокращалось по мере их потребления.

Чиаса с нежной улыбкой и явной любовью к своему делу зажгла благовония. Вишня, сандал и успокаивающий аромат ромашки пронзили воздух помещения, наполняя его под тонкий тлеющий дымок плотных палочек, развешенных на подносах с цепочками в особых местах вытянутой комнаты. Это помогало хоть немного расслабиться в сложившейся ситуации.

— Вначале у нас будет холодный чай из обжаренного ячменя, — рассказывала юная гейша. — Мугитя, поричха или дамайча, у него много названий в зависимости от региона в Дайконе.

— Пожалуй, отведаем… — потянулся Бальтазар рукой вперёд, но генерал Велетир осадил, ухватив за рукав мундира.

— Милорд! Наливать самому себе — не что иное, как проявление себялюбия, гордыни и эгоизма, у них так не принято. Пусть мы и на нашей земле, но пока здесь хозяйничают дайконцы, — тихо пояснял пожилой мужчина.

Пришлось ждать, когда из фарфорового кувшинчика с тонким носиком девушка всем разольёт по прозрачным гранёным стаканам буроватый напиток. Для горячего чая здесь стояли отдельные чашки, под горячительные напитки — узенькие маленькие рюмочки.

У некроманта в голове не укладывалось, сколько с собой посуды в военный поход тащили воины Дайкона, когда можно было просто воспользоваться местной из металла и обожженной глины. Но это говорило и о том, что у них хватает людей для перетаскивания немалых объёмов припасов с места на место или распределение по уже занятым городам.

— Попробуем же, что оно такое, — произнёс Бальтазар, глядя в стакан.

— Без тоста пить бестактно, — поучал его Велетир.

— Ну, тогда за здоровье! — воскликнул тогда Ильдар, первым ознакомившись с напитком, сделав крупный глоток.

Вкус был необычным. Ни пряностей, ни сахара, ничего лишнего. Своеобразный привкус жареного ячменя отсылал то к кашам, то к булочкам, то к печенью, навевал воспоминания о скошенном и иссушенном солнцем сене, дарил ворох летних и ярких ассоциаций в разгар холодного зимнего месяца.

— Это же чай, а не крепкий напиток, — опустив одну бровь, негодующе уставилась на него Кагуя.

— Простите, всё попутал, — нервно прикусил губу генерал, втянув голову, а глазки его забегали, с виноватым и чуть перепуганным видом поглядывая на Ильдара и Бальтазара. — Тосты для браги и алкоголя…

— Ещё дельные советы будут? — скалился недовольный некромант.

— Если пожелаете допить суп без ложки, поднимайте плошку на уровень лица, а не наклоняйтесь к ней, как свинья. Но это же и так понятно, задрав к лицу пить удобнее, — усмехался Велетир, надеясь, что юмор как-то умилостивит гнев спутников за неверную подсказку.

Бальтазар тоже отведал чай, стараясь сохранять невозмутимое лицо. Он, конечно, ожидал, что будет как-то непривычно, но чтобы настолько ничего общего со всем, что он когда-либо пил. Ильдар тем временем тянулся к оставшимся булочкам. Велетир сделал аккуратный глоток, отпив совсем капельку, чисто чтобы не обижать хозяйку, но ждал явно чего-то другого.

— Достань хорошего авамори, — как-то нехотя и со вздохом попросила Чиасу Кагуя, словно сомневаясь, достойны ли гости дорогого алкоголя многолетней выдержки, видимо, взятого в поход скорее с целью празднования победы или чего-то ещё, нежели на обычные застолья.

— Тоже из рисового сырья, — тихо бубнил некромант, кривя губы.

— Дайкон не закупает у нас ни виноград, ни что-то ещё, зато у них много вишни, ацеролы, юдзу и персиков, но я не припомню никаких крепких напитков из них, — шептал ему генерал. — Мы могли бы многому их научить или много чего предложить на продажу. Поговорите об этом с принцессой… Жаль, с собой не взяли ничего в угощение, так было бы больше шансов склонить её в переговорах на свою сторону. Так сказать, дав попробовать.

— Да уж, застолье без хорошего вина… Могли бы хоть байцзю предложить, типичная огненная вода, только из дайконских злаков типа почти не растущего у нас сорго, они его называют гаолян или как-то так. Зато близ степей Урда его много, в Страгенхолме варят на ура, шикарный напиток. Что ж всё из риса да из риса, — тихо возмущался Бальтазар.

— Чего вы его так не любите, — пожал плечами Велетир. — В неурожайные голодные времена, бывало, лишь рис да лапша от купцов из Дайкона спасали пограничные деревни Червегора. Вместо денег мы платили сеном, пушниной, всякими поделками. Торговаться с ними нельзя, считается сверхнеприличным делом, сразу же нос воротят, хмурятся и уезжают, если пытаешься цену сбить… Всё только на их условиях возможно… Трещотки они у нас брать любили. Знаете, такие две палочки, соединённые по краям, а сверху силуэты, например, мужика и медведя, лупят молоточками по пеньку или наковальне по центру, если дощечки подвигать из стороны в сторону. Мы с ребятишками вырезали, бывало, несколько поделок за лето! Не у всех получалось сделать ровно или подвижно, зато старались и делом были заняты.

— Видать, Мортимер об окраине совсем не заботился. А ведь укреплять границы — это чуть ли не первое по важности для любого правителя, — бубнил некромант под косой взор Ильдара: мол, а вы-то, милорд, чем тогда занимались вместо укрепления здешних территорий.

— В Дайконе делают лишь плотные цельные статуэтки, изредка составные, направляя кусочки металла, все же подвижные игрушки для них в диковинку. Вот только торговцев туда не пускают. Опасаются, что наши нравы поломают их устои и сложившуюся культуру, тамошние правители слишком чтят древние традиции. Оттуда-то щуры выезжают, к себе потом возвращаются, а с Вольных Городов для нас просто так не проедешь. Редко кому проскочить удавалось, не считая знати с деловыми визитами, — всё рассказывал генерал.

— Хотелось бы обсудить… — отставив стакан с чаем, начал было Бальтазар.

— Сначала трапеза и чай. Потом деловые беседы, — оборвала его принцесса с миловидным округлым личиком, но колким укоризненным взором.

— Когда я кушаю, я никого не слушаю! — поговоркой, перебрасывая последнюю оставшуюся булочку из руки в руку, дополнила Кацуми, словно призывая к хорошим манерам за столом, чем сама ни сколь не отличалась.

Чиаса тем временем достала из коробочки в форме морской раковины сушёный сбор и уже вовсю заваривала густой зелёный чай в узорчатой, бледно-ментоловой по оттенку пиале. Девушка плавными и аккуратными движениями перемешивала заварку утолщённой ложечкой из керамики с изображением двух рядом растущих персиков на бурой ветке с яркой листвой. Рядом красовались изображения синих и сиреневых ягод, а также силуэт подлетающей жёлтой бабочки. В процессе помешивания напитка было видно, что и изнутри тоже есть какой-то фруктовый узор.

Перелив сам напиток, избавленный от палочек и листьев заварки, в особую чашу, гейша попросила передавать её по кругу, чтобы каждый вдохнул аромат и сделал небольшой глоток. Ильдар стонал в изумлении так, словно то был лучший чай в его жизни, даже не хотел делиться и передавать сосуд дальше. Бальтазар вкус не ощутил, ему показалось, что чай слишком горячий, обжигающий язык.

Плавные движения вееров Кацуми создавали лёгкий ветерок, гонящий и перемешивающий густые и тонкие ароматы. Они то обгоняли друг друга, достигая ноздрей поочерёдно и позволяя ощутить каждый по отдельности, то тесно перемешивались, становясь общим букетом. Чем сильнее тлели палочки в подвешенных постаментах и чем насыщеннее становился чай, тем сильнее преображался окружающий воздух, даруя умиротворение и спокойствие на застолье.

Пропадало ощущение реальности, зимняя стужа за окном, какие-то важные дела и тот факт, что за столом сошлись враждующие стороны. Сейчас всё вокруг выглядело таким мирным, радушным и гостеприимным, очаровывая и заставляя позабыть обо всём, окуная лишь в атмосферу чайной церемонии.

Наконец, под религиозные песнопения и молитвы духам домашнего очага был заварен гёкуро — элитный сорт чая, разлитый из особой посуды с тоненьким носиком на отдельные миниатюрные чашки каждому сидящему за столом. За исключением самой Чиасы: все действия гейши включали в себя лишь заботу о других. Но за ней под конец вызвалась поухаживать Кацуми, не оставив юную леди без участия в чаепитие.

Элегантными круговыми движениями все зеленоватые чашечки с мозаикой керамики находили свои блестящие персональные блюдечки, отправляясь к гостям, начав с Бальтазара. Третий чай распили в тишине под аромат с поверхности чашек и душистых палочек благовоний.

У него был весьма сложный многоярусный вкус, сочетавший в себе и легкость, и насыщенность, традиционные травянистые ноты, эдакую молочную сливочность, столь эфемерную и еле-еле заметную, но при этом с ярким и выразительным послевкусием. А сразу после Чиаса отправилась из избы к походной кухне в надежде, что основные блюда уже готовы и теперь их тоже можно будет подать.

В скором времени на столе красовалась красная курица с арахисом и зелёным луком, свинина с ананасами, обжаренные кусочки змеи с цитрусовым соусом понзо, густой черепаховый суп, жареная лапша нескольких видов с ярким красивым гарниром. А также соевый творог тофу, засахаренная вишня в ликёре и несколько рыбных блюд, властно царствующих по помещению своими ароматами.

— Итадакимацу! Смиренно принимаем мы дары богов, духов и живой природы. Всё, что мы делаем и едим, мы делаем ради продления своей жизни! — произнесла Кагуя, прежде чем приступить к трапезе.

— И пусть благословит нас Инари! — добавила Кацуми. — Итадакимацу!

Фразу подхватил и генерал, а с ним и оба других гостя, сочтя тоже за некую традицию. Бальтазар знал о распространённом ритуале молитвы-мантры за столом для очищения блюд от проклятий и скверны. Древний колдовской ритуал, ныне чаще сопровождаемый обращением к определённым богам и духом за благословлением и тем самым очищением лежащего на тарелке. Происходящее здесь явно имело схожие корни.

На вкус всё это было нечто неописуемое, экзотическое. Полная диковинок феерия полученных на язык ощущений. Остро-кислое, иногда с проскальзывающими едва заметными нотками сладости, кажущееся несочетаемым, и всегда сдобренное большим количеством соусов и пряностей.

Похожие на вареники гёдза и луковичной формы вонтоны подавались в отварном и обжаренном виде с начинками из овощей, рыбы, мяса и даже краба с креветками. В качестве закусок предлагали обжаренные в масле овощи, хрустящие кусочки жирной сушёной кожи лосося, лепёшки с ослиным мясом. Угощали и шашлычками из обжаренной мелкой птицы типа клестов и воробьёв, жареными шелкопрядами и цикадами, которых в это время года в природе было не найти, а значит, разводили их пришлые захватчики где-то на особых тепличных фермах.

В квадратных миниатюрных ванночках были налиты дополнительные соусы, в которые можно было макать отдельно взятые кусочки блюд. Например, тёмный солёный тамари из соевых бобов, весьма приглянувшийся Бальтазару под блюда из птицы и мяса. К каждой тарелке супа была принесена особая керамическая ложка со спиральным рельефом и двухцветной росписью.

Особо внешним видом всем запомнился так называемый в Дайконе карп-белка, водящийся и в местных речушках. На блюдах он, предварительно обжаренный на раскалённом масле, застыл, задрав голову, напоминая уже не рыбу, а прямо-таки какого-то дракона. Хрустящее филе покрывалось кисло-сладким томатным соусом, посыпалось смесью зелени и ореховыми лепестками.

Некромант к острой пище не привык, а вот оба его спутника-бородача будто и не замечали никакого жжения. Уплетали за обе щеки, как с голодного края. И если для крестьянина-отшельника — генерала ополчения, это ещё было понятно, то для городничего Яротруска в глазах Бальтазара выглядело довольно нелепо, словно дома так вкусно не кормят.

По крайней мере, хоть терпкий и сладкий ликёр с вишнёвой кислинкой и засахаренными ягодами был действительно тем, что пришлось лорду Кроненгарду здесь по душе. Выделенный на стол запас он приглушил практически в одиночку, пока остальные довольствовались чаем или же крепкими напитками под самые обыденные тосты: за встречу, за успех переговоров, за процветание обеих земель.

Что-то красивое и изысканное говорила разве что Чиаса. Сначала это были поэтические строки о созерцании солнца и луны. Следом описание превращения гусеницы в бабочку с намёком, что все усердия и труды рано или поздно вознаградиться, а к мечте надо если и не идти, то хотя бы ползти, словно гусеничка. И под конец была история о мстительном освобождённом змее и хитрой лисице, вновь поставившей того на место.

Когда доставили на смену новые блюда из крольчатины и медвежатины, а также рулеты и острые закуски из птицы и свинины в кисло-сладком соусе, казалось, что после сытной первой половины застолья уже ничего не влезет. Но та же Кацуми набрасывалась с большим аппетитом, удивляя, правда, не столько им, сколько своей стройной фигурой при такой страсти к еде.

— Я словно птичка. В день половину съедаю… своего веса, — усмехнулась на мужские взгляды рыженькая компаку.

Медвежьи лапы, свиной мозг, сверчки — всё это она уплетала с удовольствием, а Бальтазару многое было в диковинку. Да и Ильдар, с детства росший среди обычаев и нравов Яротруска, даже из таскарской кухни, также полной, к примеру, змей и насекомых, знал и пробовал довольно мало и дивился подобным дайконским блюдам.

Велетир советовал обязательно попробовать «дисансьен» — ароматное блюдо, означающее «три земных сокровища». Представляло собой оно обжаренные в масле до золотистой корочки картофель, перец и баклажан, которые после ещё изрядно потушили в чесночном соусе, дополнительно облагораживающем эти овощи. Вероятно, их так и хранили — обжарив, закупоривали в масле внутри банки как соления. А потом доставали среди зимы, чтобы потушить с соусами в особой посуде, отчего те становились мягкими, нежнейшими, так и таяли во рту.

Пожалуй, самым странным из всего, что они попробовали, оба, и Ильдар, и Бальтазар, признали «суп из гнёзд ласточек». Сладковатый, похожий на желе, главным ингредиентом которого действительно были птичьи гнёзда из особой застывшей слюны горных птиц. Их собирают на скалах, очищают от перьев и используют в приготовлении.

— Её лунное высочество Кагуя-химэ, принцесса Нипа и востока Дайкона, готова вас выслушать, — чуть более торжественным и звонким тоном проговорила Чиаса гостям, когда все наелись и пришло время деловых переговоров.

Молоденькая гейша разлила всем по узким рюмкам авамори, ещё раз предложив выпить за взаимопонимание и успех переговоров уже без всяких стихов и легенд, переходя как бы к официальной и серьёзной части встречи. Казалось, ей самой происходящее между регионами кровопролитие неприятно и она бы хотела вернуться домой из этого военного похода.

— А? Как? Что? Вся еда уже закончилась?! — возмущалась слегка перепачканная вокруг рта и на щеках жиром и соусами рыжая компаку с таким видом, словно она расстроена и не наелась: губы её поджались, светлые бровки изогнулись домиком в жалобном выражении лица, а глаза, казалось, стали вдвое больше, чем прежде, умоляюще глядя на госпожу.

— Кацуми! — строго воскликнула та, отведя взор от пытавшейся разжалобить её ассистентки.

— А я фто? Я нифефо! — углядела она последнюю рисовую булочку и теперь усердно вгрызалась в неё, вспорхнув яркими рукавами своего наряда.

— Держи себя в руках! — хмыкнула принцесса.

— Я лучше вагаси в руках подержу, — жмякала рыжая леди белёсую овальную выпечку.

— У вас определённо свой уникальный язык внутри закрытого региона, но вы так хорошо общаетесь на «Общем», — заметил Бальтазар.

— Более трёх внутренних языков самого Дайкона, не считая обилия наречий, и помимо этого все хорошо знают и говорят на Имперском, иначе какая же торговля, если наши купцы будут плохо что-либо понимать? Их станет легко обмануть, обвести хитростью вокруг пальца, а этого мы совсем не хотим допустить, — строго заметила Кагуя. — Мой край никогда не был частью Империи. Это остальные людские языки они подавили, наши же развивались и процветают. Мы очень чтим традиции предков.

— Но, походу, не слишком дружны между собой, раз вместо единого у них их аж три, — тихо прошептал Ильдар некроманту. — Любые внутренние конфликты всегда можно использовать. Предложите им что-нибудь для возвышение Нипа над остальными провинциями.

— Хотелось бы для начала выяснить, в чём причина того, что мы здесь встретились при таких обстоятельствах, — проговорил Бальтазар. — Никак посол Дайкона натравила на мой край замкнутых обычно за своими стенами соседей.

— Вы звучите так, словно чего-то от меня требуете. Я ведь не обязана отчитываться о своих действиях перед вами, — сверкнула глазами Кагуя-химэ.

— Кхм-кхм… Достопочтенная принцесса, — обратился к ней Ильдар-чародей, чей язык после немалого количества выпивки слегка заплетался, — как я понял, у вас что-то произошло, о чём вы несколько раз писали Мортимеру и сочли, что лорд Червегора остался глух к вашим просьбам. Потому перешли к военным действиям, так как выбора у вас попросту не оставалось. К нашему всеобщему счастью, лорд Мортимер скоропостижно скончался, потеряв голову уж… Сколько месяцев там прошло? — поглядел он на Бальтазара, но ждать ответа не стал, тут же продолжив. — И милорд интересуется, что же случилось? Теперь Бальтазар Кроненгард владеет этими землями. Владел и этими, — похлопал он ладонью по полу, — пока вы деревню не захватили.

— Из ваших мелких вассалов пограничный Нипу край принадлежит рыцарю Дельвигу Хаймлигу, — спокойным тоном, по-женски звонким, но в строгой военной манере чеканила принцесса.

— Дельвиг уж много лет не заявлялся в эти края, не собирал дань и налоги, он совсем отошёл от дел и живёт уединённо в своей башне, — сообщил ей да и остальным Велетир.

— Он заточил в этой башне, как в темнице, дочь моего правителя от первого брака. Микадо Нипа принимал рыцаря как посла со своей делегацией, но покинули они наш край в «расширенном составе», нагло прихватив с собой принцессу Оясунэ! — рассказывала Кагуя.

— Что?! — протрезвел от рисового вина сразу же Ильдар.

— Не может быть… — полезли глаза на лоб у седеющего генерала.

— Похитил! Выкрал! Спёр! Стырил! Уволок в уголок! — жмурясь, перечисляла Кацуми.

— Ешь свою булочку, — фыркнула на неё принцесса, повернувшись затем снова к мужчинам. — Даймё, военные феодалы, по-вашему «бароны» или «князья», были весьма огорчены таким известием. Мы просили правителя разобраться, но нас проигнорировали, пришлось самим начать путь до замка похитителя! — констатировала принцесса.

— Надеюсь, вы уже поняли, что никто вас не игнорировал, — произнёс Бальтазар. — Вышло небольшое недоразумение. Правитель не получал ваших писем. Если вы сдержите натиск, перестав убивать жителей деревень, я отправлюсь поговорить с этим рыцарем и разрешу ситуацию.

— Ах, разве ж может мужчина желать чего-то решить словом, а не кровопролитием? — дивилась Кацуми. — Глядите, какой ценный экземпляр нам попался!

— Чиаса, дай уже ей что-нибудь погрызть, пусть помолчит, — вздохнула, теряя терпение, Кагуя. — Да и что слова?! — хмурилась она. — Надо вернуть Оясунэ, а не разговаривать с похитителем! Вызволить девушку, вернуть дочь отцу!

— Не понимаю, вам-то какой с этого прок? Минус наследница от первого брака, если уж вы вторая принцесса, — произнёс некромант.

— Оясунэ не претендует на трон. Она полукровка от иноземной женщины, которую ещё в качестве теньши взял сироткой к себе наш правитель. У Оясунэ необычные золотистые волосы, она главная красавица дворца, но не самая завидная невеста в Нипе, — рассказывала темноволосая чародейка.

— Вот только госпожа хочет от неё совсем противоположного, — сделав безо всякого тоста большой глоток авамори после того, как съела всё печенье и пирожные, рассмеялась рыжая беззаботная девица.

— Кацуми! — повернулась со строгим взглядом к ней Кагуя.

— Так меня зовут, ага! — жмурилась та в улыбке. — Обожаю слышать своё имя!

— Хотите вернуть девушку, чтобы она взошла на престол вместо вас?! — не понимал Бальтазар.

— Как бы вам сказать… — не повернув головы, говорила принцесса. — Мы помолвлены, но я не слишком рвусь замуж.

— Кагуя-сама выдвинула ряд невыполнимых условий для женитьбы микадо, но он никак не уймётся, — хихикала, доев последнюю булочку, Кацуми, обмахиваясь теперь веером.

— Когда я была совсем маленькой, меня отдали в школу теньши на обучение. Однажды мимо проезжал молодой принц со свитой, объезжал владения, в том числе и к нам в городок заглянул, — рассказывала Кагуя. — Завидев меня, он упал с лошади. Сломал себе руку и бедро, кажется, ещё пару рёбер… И велел привести меня во дворец. Я думала, меня казнят, но сказали, что я самая красивая девочка, которую он видел. Меня оставили на содержание, обучая письму, музыке, танцам, многому. Но я никогда не была влюблена в принца и никогда не соглашалась выйти за него замуж.

— А теперь он сам на престоле и куда более настойчив, — взмахивала двумя рыжими веерами компаку, чьи красивые рукава наряда навевали сравнение с крыльями бабочки.

— Не совсем так, — поправляла принцесса. — Я была простолюдинкой из бедной семьи. Родители-старики вообще говорили, что молились богу луны и меня нашли в бамбуке. В общем, отец того принца, предшествующий правитель Нипа, вынудил его жениться на дочери одного иноземного богатея-чиновника, сумевшего когда-то с семьёй перебраться в наши края и остаться здесь жить. Это было нужно, дабы укрепить торговые связи с дальними областями Дайкона, ведь его подопечные налаживали сеть поставок по нашим регионам. Злаки с полей, ткани, древесина, чтобы мы не вырубали собственные леса.

— Интересно всё складывается, — откинулся некромант назад, так что стена избы не дала ему упасть.

— Аккуратнее, милорд, — заволновался за него чародей.

— Супруга микадо родила ему дочь-златовласку Оясунэ, а несколько лет спустя погибла при покушении враждебного клана. Внутренние войны изрядно потрепали Нип, но нам было чем защититься. И в итоге край выстоял. Девочка не может унаследовать престол, микадо обязан вновь жениться. И он надеется, что я рожу ему сына-наследника, — вздохнула Кагуя.

— Она вам приёмная дочь, выходит? Как-то у вас там всё запутано… — вздыхал некромант, хмурясь в задумчивости.

— Ну, теперь-то можно про три сумасбродных желания? — вертела над собой где-то раздобытую засахаренную вишню за хвостик Кацуми, словно подразнивая самую себя перед тем, как съесть.

— Ох, я не хотела замуж и выставила условие, чтобы он передал мне всю свою армию в подчинение. Разумеется, это было немыслимо и недопустимо. Даже если бы это свершилось, его бы попросту не поняли чиновники, друзья, наместники городов, соседние правители… Этот хитрец собрал мастеров и кудесников, они вылепили точную копию всех, кто служил в Нипе, создали скульптуры воинов и вдохнули в них жизнь, — рассказывала им Кагуя.

— Песчаные големы, чёрт меня побери, — хлопнул по лицу Ильдар.

— Это терракота, жженая земля с крошкой красной глины, минералов и толчёного камня. Но когда они разрушаются и собираются, это и вправду похоже на песок, — поправляла его принцесса. — Керамика без покрытия глазурью, кажется. Сама я таким не занималась, хотя посуду, бывало, лепила.

— И лягушечек! — напоминала с хитрым взором компаку.

Едва вздрогнув кончиками губ, Кагуя смущёно отвернулась. Но Бальтазар заметил, что на нервной почве она теребила в руках салфетку, сложив из неё красивого журавля, словно успокаиваясь этим искусством. Символизировал ли тот желание свободы, как птица в небе или же просто получился сам собой по памяти выработанных движений женственных пальцев с блестящими чёрными ногтями под тон таких же волос, некромант мог только догадываться.

— Госпожа очень талантлива, — улыбнулась Чиаса. — Желаете ещё чаю? — предложила она и принялась разливать по чашкам беседовавших на застолье.

— Кто-то их создал, заклял, оживил, а вы приводите в движение, как марионеток? Сил вам хватает? — интересовался Бальтазар.

— Способности у меня врождённые. Приёмные родители не желали, чтобы я стала ведьмой. Это не самая престижная деятельность в Дайконе. Да и обучить грамоте и искусствам для них было куда важнее и почётнее. А вот во дворце жрецы и советники моим даром восхищались. Нет, восхищались они, понятное дело, моей внешностью, — вздохнула принцесса. — Я не преисполнена гордыни, лорд Кроненгард-сама, но мне всю жизнь только и твердят, какая я красивая. Хочешь — не хочешь, а приходится принимать это на веру. И дабы как-то проводить со мной время, заполучить моё внимание, может, своего рода поддержку и дружбу, придворные чародеи обратили свой взор на мои способности, многому обучили. Я могу держать свою терракотовую армию под контролем.

— Мы и представить не могли, что микадо окажется способен выполнить это пожелание! — широко раскрыла с выражением явного потрясения Кацуми.

— Пришлось уступить ему в венчании. Мы стали помолвлены… Благо оставалось ещё два желания, — отвела взор Кагуя-химэ. — Но и он второе умудрился выполнить. А теперь я попросила его отправить меня на луну. Хочу, мол, увидеться с богом-отцом, так ведь обо мне говорят. Хочу в дальнее путешествие. Надо же было придумать что-то невероятное и попросту невообразимое! Пусть поломает голову. Надеюсь, хоть это ему не под силу.

— На Луну?! — дивился сейчас со взором не меньшим, чем у компаку, Ильдар-чародей. — Сказал бы, что это может быть небезопасно, но с вашими способностями кто его знает… Что, если вы и вправду дочь бога?

— Тогда пусть мой небесный отец хоть раз проявит себя как-то и не позволит мне выйти замуж! — приподняла принцесса глаза к потолку, прокричав нервным голосом. — Я во что бы то ни стало верну во дворец похищенную Оясунэ и уговорю её присмотреть себе жениха из вельмож, даймё, почтенных самураев или сыновей соседних правителей, — опустила она свой пронзительный взор на собеседников. — Многие хотят жениться на златовласке, и не все так уж плохи. Можно было бы устроить тайные смотрины, визиты, свидания… Но приехавший рыцарь-посол всё испортил! Выкрасть дочку микадо и не подумать, что это приведёт к войне?! Каков наглец! Мы ждали три года, послали письма, на которые никто не ответил, а затем начали готовить военную кампанию, — сообщала гостям принцесса.

— А самому этому рыцарю писать не пробовали? Только Мортимеру? — поинтересовался Ильдар.

— Чем же мы, по-вашему, те три года занимались? Он тоже молчал. Но в этот раз мы уже до него доберёмся, — заверяла мужчин Кагуя.

— Схожу навестить этого Дельвига. Хотите со мной? — предложил им Бальтазар.

— Кроненгард-сама, если я приду в его башню, я не выйду оттуда без Оясунэ! — строго заявила ему ведьма-красотка. — Пока я не устроила бойню и не требую головы похитителя, лучше вам разобраться с вашим вассалом.

— Хи-хи-хи! А я бы пошла с удовольствием прогуляться, — улыбнулась Кацуми, кокетливо строя глазки некроманту.

— Так и быть, всё разведаешь и честно доложишь. Ему я так доверять не могу, как тебе, — разглядывала тёмного лорда принцесса, отправляя свою компаку на задание.

— Дайте слово, что до нашего возвращения не будет никаких военных действий, — просил Ильдар-чародей.

— Ну, разумеется, — кивнула ему Кагуя.

— Зря так настойчиво звучишь, — скребла чёрными когтями внутри по рёбрам Бальтазара царица-тьма. — Выдаёшь, что тебе кто-то дорог.

— Просто хочу защитить своих поданных и свою территорию, — звучал некромант как бы и ответом для той, что шептала изнутри, и пояснением для дайконской чародейки.

— Но предупреждаю вас, — угрожала Кагуя. — Если вы наоборот, решите помочь Дельвигу сбежать и увести подальше от наших границ наследную принцессу, мой гнев будет легендарен. Войска пехотинцев, лучники, мечники, самураи! Сколько под моим командованием отрядов!

— Десять взводов по десять, пять взводов по двадцать, семь отрядов особого назначения, три в тяжёлых доспехах и с двуручным вооружением, — тараторила Чиаса. — Шесть полков лучников. Подкрепление из двух сотен пехотинцев. Собранные ёкаи. Всего порядка…

— Спасибо, я не собираюсь делиться данными численности собственной армии, — остановила её Кагуя и вновь поглядела на Бальтазара. — Ваши летописцы с ужасом будут передавать потомкам, как бессмертная армия, не знающая сна, голода и усталости, прошлась по всему краю, как змий Дайкона пожирал всех и вся, как драугр и его воинство нечисти терзало народ нашествием ёкаев!

— Драугр? — заинтересовался Бальтазар упоминанием живого трупа.

— Один из моих генералов, — с гордой ухмылкой отвечала Кагуя. — Всегда молчит, но верно служит. Это он управляет ёкаями, он их собрал и привёл, когда началась подготовка к войне. Сейчас занят местными кладбищами, чтобы вы мертвецов не смогли поднять. А какие союзники есть у вас, Кроненгард-сама? Далёкие орки, тёмные эльфы? До меня всякие слухи доходят.

— Уж не от посла ли в Бушваль? Как там её? Оротойо Бешима? — усмехнулся тёмный лорд. — Передавайте привет и поклон, давно не виделись.

— Набешима Отойо. Она не только в Бушваль, она представляет интересы Дайкона в самых разных концах Иггдрасиля. Может быть, ещё встретитесь, — холодно заявляла ему темновласая чародейка.

— Ещё чаю? — поинтересовалась у Ильдара, первым опустошившего все свои чашки, Чиаса.

— Лучше б ещё крольчатинки, — вздохнула рыженькая девица.

— Кацуми! Угомонись! — ворчала на неё госпожа.

— Эх… Гонят ветра грозовые тучи. Листва опадает. Мчит река яркий хрусталь своих вод. Только еда на столе ждёт неподвижно, — вздыхала та.

— Там же про неподвижные скалы, — хлопнула себя Кагуя-химэ по лицу.

— Скалы похожи на тортик, — облизнулась Кацуми, — посыпанный сахарной пудрой.

VIII

Недоверие между встретившимися правителями было взаимным. Бальтазар тоже сомневался в верности ведьмы-принцессы своему слову и опасался, что та не станет его ждать, а просто сотрёт ещё несколько деревень. А точнее, переоборудует их на дайконский манер, как он уже видел. Завоеватели мгновенно обживали захваченные дома, принося туда свою культуру, своих божков, свои традиции, еду и даже посуду.

Вкус змеиного шашлыка и черепашьего супа, где чеснок, острые перцы, тимьян и майоран застилали собой мясо, всё ещё царил шлейфом воспоминаний не то где-то во рту, не то лишь в его голове. В любом случае, повторять подобную трапезу он желанием не горел.

Быть может, распознать черепашье мясо на вкус помешал обожженный чаем язык, но тогда он должен был притупить и другие ощущения от лапши и ножек дичи со специями, чем-то напоминавших такие же ярко-красные, что он видел у орков в Урде, только пряности здесь были совершенно иными, за исключением некоторых повторяющихся.

Тёмный лорд приказал Ильдару защищать Люцию и приглядывать за ней. На местного, едва знакомого генерала он тоже не то чтобы прямо-таки мог всей душой положиться. К тому же тот был стар, пусть и ловок, и слишком хорошо знал враждебную культуру, будто из-за этого Бальтазар опасался предательства.

Поход к башне-замку сэра Дельвига Хаймлига состоялся всего лишь из двоих человек. Некромант взял с собой лишь навязанную ему Кацуми. Та вела себя беспечно и непринуждённо, словно у них какое-то свидание зимним солнечным днём.

Она оттягивала еловые ветки, швыряясь снегом в тёмного лорда. Пыталась раззадорить его игрою в снежки, потом просила скатать с ней снеговика, собрав тому глазки и носик из кедровых шишек, а обломанные сухие ветки лиственных деревьев вставили сотворённому созданию в качестве рук.

— Вот таких вот слепили и оживили. Целое войско, — качал головой Бальтазар. — Это ж надо…

— Читала про края, где таких чудиков плетут из соломы, а потом сжигают. Нередко с какой-нибудь жертвой внутри для богатого урожая, — делилась с ним рыжая компаку.

— Разные культы бывают, — кривил губы Бальтазар. — А что у Дайкона по жертвоприношениям?

— Раньше при возведении дворца или моста практиковали обычай хитобашира, — рассказывала Кацуми. — Добровольная жертва родившей женщины, которую заживо замуровывали, а дух её охранял от бед и землетрясений. Потом за время войны кланов как-то поняли, что оно не помогает и не спасает. Обычай практиковали все, но одни побеждали других, не все постройки выдерживали натиск стихий, пожары, военный натиск. Сейчас духам приносят, в основном, благовония зажжёнными палочками. На чайных церемониях несколько раз льют чай на угли нередко. Могут принести к алтарям какие-то поделки своими руками. Например, если чего-то желаешь, можно свою мечту сложить из бумаги, нарисовать, сплести, вырезать из дерева, из камня, вылепить из глины. Дети, например, когда хотят в дом собаку, так и поступают.

— Не все желания можно изобразить в виде конкретного объекта, — подметил вслух Бальтазар.

— Вас это вряд ли касается. Вы просто можете сделать трон, в который хотите сесть, — ухмыльнулась рыжая девица.

— Так очевидно, что мне нужен трон? — глядел на неё некромант.

— Император уже писал правителям Дайкона о нависшей угрозе. Со стороны Книта, земель изгнанников-чародеев, объявился чёрный маг, уничтожающий людей и правителей. Замок барона, потом замок лорда. Следующим вашим шагом должен быть поход на имперский замок. Зря, что ли, вас там так опасаются? — хихикала собеседница.

— А союз против Империи ваши эти даймё не желают со мной заключить? — поинтересовался Бальтазар.

— Верните её падчерицу, и госпожа Кагуя подумает наш таким предложением, — улыбалась Кацуми.

— Хорошо её знаете? Давно служите? — спрашивал Бальтазар во время прогулки.

— Хи, познакомились мы ещё в юности. Всё-то вам расскажи! — строила глазки рыженькая компаку.

— Вы тоже не слишком похожи на коренного дайконца, как и та, кого мы разыскиваем, — заметил некромант.

— Что поделать, не все могут быть столь прекрасны, — заявляла ему Кацуми, хлопая длинными ресницами.

— Тоже колдуете? — пытался прочувствовать её ауру Бальтазар.

— Может, немного. Самую малость. Этому тоже могут завидовать простые дайконцы. Я редко их понимаю. Я генерал при Кагуе, но я как-то ближе к природе. Спать и есть, любоваться цветами, встречать закаты, смотреть на облака, изучать звёзды. Пение птиц, цветение деревьев. Слышали когда-нибудь о коморэби? — спросила компаку.

— О да, — поминал разговор с Велетиром некромант.

— Значит, должны понимать, что такое абсолютное счастье в созерцании природы. Наблюдать, как падает капля росы, как порхают бабочки, как раскрывается бутон цветка! Ах, сколько их на полях! И каждый цветёт уникально. Чудо природы! Вы любите цветы? Кроненгард-сама? — глядела на него Кацуми.

— Разве что чёрные розы, — проворчал тот, ускорив шаг.

— Фи, никогда такие не видела, — поморщилась девушка. — У вас красивые сиреневые глаза. Есть сорта вишни, цветущие прямо точь-в-точь этим оттенком! Приезжайте к нам посмотреть как-нибудь по весне в Виридис и Флорус.

— У вас месяцы называют на общем? — удивился Бальтазар.

— О, нет, это просто чтобы вам было понятнее, — хихикала она, прикрываясь веером.

— Зачем они, кстати? — спрашивал о предмете в руках у неё некромант. — Ну, я понимаю, что это аксессуар, как мои застёжки и цепи, но какой прок зимой от веера? Я даже зонтик бы понял, от снега в конце концов.

— А вы ведь знаете, что изначально зонт был придуман именно на территории Дайкона и призван был защищать представительниц знати от переутомления на солнце? — лучезарно улыбалась Кацуми. — Это уже много веков спустя придумали конструкцию обтянуть парусиной. И то поначалу придумали просто чехол для зонта на хранение, дабы красивые кружева не попортились. Но, видимо, кто-то попал в дождь под чехлом и смекнул, что тот не промокает. Обидно, что эта жительница моей родины даже в летописи не попала. Зонтик ведь тогда был исключительно женским предметом. Как мужчины что-то изобретут, так всегда своё имя впишут. Фи! — пыхтела она, шагая подле некроманта.

— Что там про веера? — вернул её к своему изначальному вопросу Бальтазар.

— Смотрите, какие рыженькие! — махала она ими перед его лицом. — Такой закат изображён! Они придают ярких красок в довольно скучное время года. Развлекают меня. Я люблю всё пёстрое, особенно цветы. И фрукты. Фрукты даже больше, наверное, они дают не только приятный вид и аромат, но и вкус! Все чувства должны быть задействованы!

— А слух? — уточнял Бальтазар.

— Хруст мякоти сочного спелого персика или дыни, когда их вкушаешь, тактильное ощущение на губах, поднося ароматный плод! — закатывала та глаза. — Вскрою я бархата зелень… с центром кровавым… ножом… сладкий арбуз! — возвышенным тоном читала Кацуми стихи.

— Ваша госпожа не удостоила вчера подробностями своё второе желание от микадо, — припомнил некромант.

— Боюсь, я не уполномочена это обсуждать с иноземцами, лорд Бальтазар, — более серьёзным взглядом обвела мужчину собеседница.

— И не нужно. Я знаю, что это была просьба отыскать для неё легендарный древний артефакт. А в Дайконе давно уже скрывается щит-артефакт, — заявил тёмный лорд.

— Хрэти-ГалДур, красивенький! Уж всё знаете? — ахнула Кацуми.

— Теперь знаю, — улыбнулся он на её реакцию, а девушка тут же покраснела, нахмурилась, надула щёки и сжала кулачки. — Ваша хозяйка же так и сказала: мол, «есть чем себя защитить». Вот только я был уверен, что речь об Эгиде — куске стены, что заграждала Дайкон, а у вас Хрэтигалдур, что блокирует магию. Как интересно.

— Обманули! Провели! Перехитрили! Это ж надо! — возмущалась она, не зная, куда себя деть, чем его треснуть со злости, лишь разбрасывала снег вокруг, да дёргала за ветви деревьев, припорошив белыми хладными хлопьями и без того довольно светлую причёску лорда.

— Ха-ха, иногда нужно смотреть наперёд, — самодовольно улыбался Бальтазар, ускользая из-под снегопада.

— Я сама могу обхитрить кого угодно, но чтобы меня вокруг пальца обвели! Грр! Фи так с девушкой поступать! Фи таким быть! — тыкала она пальцем в застёжки плаща его мундира.

— Тише ты, у нас важное дело, — остановил её некромант, когда дыхание прижавшейся, почти накинувшейся девушки, уже вовсю паром обдавало его лицо.

— Что важного? Видим рыцаря, узнаём, где ключи, сносим ему голову, захватим как трофей. А потом пойдём вызволять пленницу, если жива. Кто знает, может, он безумец, похищающий знатных девушек! — хмыкнула Кацуми.

— Тогда я должен ощутить обилие трупов в его подвалах или какие-нибудь захоронения, — заверял её Бальтазар, отцепляя её хваткие руки от своего мундира.

— Может, задержимся тут ненадолго? — прикусив губу, вновь провела по его торсу сквозь кожаный наряд рыжая компаку.

— Соблазнительное предложение, конечно, но нет, — нежно схватил за запястье, но удерживал поодаль от себя её руки некромант, дав понять девушке, что ничего не получится.

— Фи какой вы! — надула она снова губки. — Это из-за Кагуи? В неё влюбились? Как же все по ней сохнут! Ей мужчины не интересны, зря стараетесь! Иначе б давно уже вышла замуж за микадо. Пассии лучше в Дайконе не найдёшь всё равно. А у вас я кольца не видела, чтобы вы так отнекивались. Ещё не поздно передумать. Думаете, снег, лес, холод нам помешают? Страсть топит любой лёд, Бальтазар-сама! Люди нагие… тесно телами сплелись. Любят друг друга, — проговорила она вновь в стиле дайконской поэзии.

— Способны ли вы любить кого-то так же сильно, как вы любите поесть? — глядел на неё некромант.

— Хи-хи, я тот ещё проглот, это да, — умилялась девушка. — Вас это так отталкивает? Это ведь не сказывается на фигуре! — провела она по своему телу левой рукой.

— И вправду уникум, — подметил Бальтазар, разглядывая просвечивающие формы, и двинулся дальше.

— А я что говорю! В жизни главное — это удовольствия! Наше материальное тело и все вот те чувства, о которых мы говорили. Вкус, обоняние, зрение… Всё нам дано, чтобы наслаждаться! Красивым видом, нежностью прикосновений и вкусной пищей в том числе! Куда ж без неё! — заявляла Кацуми. — Как я уже говорила, какой-нибудь персик или арбуз — это всё сразу. Хруст, аромат, текстура, сладость, ах, вы только вдумайтесь! Только представьте! Что представлять… лучше попробуйте! Ешьте не чтобы утолить голод, не потому что вам нужны силы на что-либо. Попробуйте получить от еды максимум удовольствий! И сразу снизойдёт дзен. Полное удовлетворение. Счастье. Коморэби!

— Примерно так и живу, но блюда у вас больно острые, сжёг весь язык этой ночью, — заявлял Бальтазар.

— Ой, как же так, давайте я поцелую, и всё пройдёт. — Коснулась женская ладонь его подбородка. — Фи, даже не побрились перед нашим свиданием! — отдёрнула Кацуми руку от мужской щетины.

— С чего вдруг это свидание, — хмыкнул некромант. — А если б с нами пошёл Ильдар или Велетир? Ещё сопровождающие. Ваша госпожа или её гейша.

— О, Чиаса слишком скромная для таких дел. Она, как хвостик, от Кагуи ни на шаг, бегает щеночком с самого детства, как её приютили. Услужливая, милая, любит рисовать зверьё и бренчать на цитре, если никого нет рядом. Стесняется, — хихикала рыженькая компаку.

— Тоже сиротка? — предположил Бальтазар.

— Нет, младшая из пяти детей одного из соседних даймё, с которым дружен наш микадо, и госпожа хорошо ладит с его женой и старшими дочерьми. Потому договорились, что пристроят талантливую младшенькую во дворец. Она должна была просто быть «ангелочком». Ну, знаете, теньши — девочки для услады глаз, слуха и досуга не в нашем с вами его понимании. Танцы, стихи, настольные игры. Для интимных услуг есть таю, а для сословий поскромнее — юдзе или асобимэ. Я держу несколько публичных домов, доходное дело, — улыбалась Кацуми. — Я знаю, что нужно моим клиентам.

— А «змий Дайкона» это кто или что? Вряд ли просто метафора, — уточнял Бальтазар, не ведясь на все её поглаживания и ухаживания.

— Ох, я при слове «змий» думаю совсем о другом, — провела девушка по застёжкам в области живота некроманта, спускаясь в сторону кожаных брюк.

— Мы же две враждующие стороны в войне, — вновь схватил Бальтазар девушку за руку. — А ваша распущенность меня поражает.

— Но я же вижу, как вам хочется, как вы облизываете губы. Буквально облизываете меня взором, пожираете глазами. Разве я не спелый и сочный персик? М? Говорю же, я довольно опытна в таких вещах и всегда вижу по человеку, какие ласки и какие клиентки ему нравятся, что ему подойдёт. Вам вот непременно нужна такая, которая будет вас боготворить. Таким, как вы, с такой гордыней, это у нас явно общая черта, Бальтазар-сама, — кокетливо хихикала Кацуми, — угодить непросто. Ваша супруга или таю должна любить играть в служанку и властного хозяина, в жертвенную девственницу на алтаре и явившегося бога, в озорную влюблённую дочку для похотливого папочки.

— Хватит уже, — фыркал тот, снова ускорив шаг по снежной тропе через лес.

— Что? Хочешь сказать, не желаешь уложить меня на свои коленки и хорошенько отшлёпать? — скакала вокруг и заливалась звонким шаловливым смехом рыжая девица. — Тебе нравятся несносные хулиганки и плохие девочки. Любишь побеждать и укрощать строптивых. Они для тебя словно трофеи. Вот только рядом с собой видеть ты хочешь всё равно хорошую, покладистую, верную, боготворящую. Принимающую тебя любого в горе и в радости. Которой плевать на твои сокровища и неудачи. Потому что своенравным и плохим девочкам ты не доверяешь. Я хорошо знаю этот типаж «сплю со всеми подряд, но жду ту единственную», ага. Не думай, что такой особенный.

— Ты больно особенная! Будто первая, кто ко мне так клеится, — хмыкнул Бальтазар.

— Я никогда не утверждаю, что лучше других! Я же не виновата, что другие хуже меня! — чуть не прыгала ему на спину Кацуми, снова уронив с еловой ветки снег мужчине на волосы. — Ждёшь, чтобы я первой разделась? А укутать, согреть, осыпать горячими поцелуями? Все вы, мужчины, одинаковы, ждёте нагого тела на снежной земле. Чтобы вам всё на блюдечке подносили.

— Я не жду, я беру что хочу, — с безразличием отвечал ей некромант.

— Смотри, я ягодка спелая. Когда вернёмся, другого шанса у тебя не будет. Хи-хи-хи! — заливалась звонким смехом девица.

— Боишься, что госпожа заревнует? — усмехнулся Бальтазар, отряхиваясь и зачёсывая каскад своих волос назад.

— Да как вы смеете! Кагуя-химэ самый чистый и честный человек во всём Дайконе! — колотила его кулачками рыжая компаку по спине.

— Это мы ещё выясним, посмотрев по возвращении, сдержит ли она своё обещание, — чуть вибрирующим от такого «массажа» голосом говорил ей некромант. — Ну, всё, хватит ребячиться, почти пришли.

Из леса они вышагали на территорию зимнего сада рядом с каменной высокой башней. Виднелись мощёные дорожки у лавочек и покоящихся в это время года фонтанов, арочные каркасы, голые аллеи и укутанная снегом хвоя в небольшой рощице.

По сугробам можно было понять расположение декоративных кустов, холмики клумб, цветники на пологих склонах насыпей и маленьких холмиков. А в заледеневшем округлом озерце справа от постройки отражалось яркое солнце в сине-голубом чистом небе.

IX

Замок-башня внешне выглядел обшарпанным и старым. Дубовая дверь имела перекрёстную металлическую окантовку. На окнах первого этажа висели толстые решётки, край одной из которых выпячивался и выгибался: крайний нижний гвоздь проржавел и сломался, перестав держать правый угол. А хозяин дома будто этого не замечал, закрывал глаза и не стремился украсить своё высокое жилище.

Вширь строение было примерно с обычную мельницу. Не слишком тесно, куда просторнее крестьянской избы, но при этом без сеней, без крыльца и явно меньшей площади, чем аристократическая усадьба. Рыцарь-феодал, что жил здесь, вероятно, был небогат и не мог позволить себе содержание более масштабной архитектурной композиции.

Судя по тому, что на выступах стен не было ни единой снежинки, внутри они отапливались подвальным котлом. В случае каминов были бы видны трубы с помещений на разных этажах и белёсые холодные шапки держались бы где-то с противоположных концов от дымохода. Вполне вероятно, где-то рядом с котлом должна была располагаться ванная. Гнать воду по трубам ввысь было накладно. А этот аристократ явно старался обжиться как подешевле.

— Не слишком ухожено, но представляю, какая здесь красота по весне и особенно летом! Когда всё цветёт, спеет и созревает! — вздыхала, сложив ручки вместе под подбородком, Кацуми, оглядывая сад. — Наверняка ещё и птицы щебечут, белки всякие скачут! Вон там, кажется, дуб с желудями как раз, — чуть щурилась она, вглядываясь в раскидистое дерево позади лавочек и оправ для кустов.

Бальтазар же шататься по двору не желал, ринулся сразу ко входу в башню. Дверной молоток представлял собой скалящуюся медвежью голову с зажатой в зубах рукоятью — родовой герб Хаймлигов, хотя имя рода к звериному царству не отсылало и означало буквально «тайну». Тёмный лорд дважды громко постучал, прежде чем изнутри раздались шаги.

Кричать и звать владельца замка на морозе некромант не хотел. Помнил ещё, как в детстве в Фуртхёгге связки себе отморозил и потом с месяц сипел. В крайнем случае, конечно, пришлось бы и крикнуть, но всё-таки рыцарь явно был дома и уже вовсю к ним спускался.

— Чего вам? Обогреться пришли? — дверь открыл белобородый круглолицый мужчина немного за тридцать, высокого роста, с округлым животом, удлинённым кафтаном серебристо-голубого отлива и голосом низким и трескучим, как поваленное дерево с крупным дуплом.

В его тембре был и рокот, и гул, он казался крепким, но всё же, не считая живота, довольно тощим для рыцаря. Так скорее мог выглядеть какой-нибудь избалованный жизнью помещик из низов аристократии, кое-как, за счёт связей и, может, наследства, держащийся в высшем сословии. На воина он едва ли походил, и это не выглядело так, что он когда-то был могучим кавалеристом, а сейчас себя запустил. Скорее и титул его был больше по бумагам, доставшись от предков, нежели по личным военным заслугам.

— Дельвиг… прошу прощения, сэр Дельвиг Хаймлиг? — поинтересовался Бальтазар, пока мужчина, будучи на полголовы выше ростом, оглядывал вокруг, нет ли с этой парочкой ещё кого, а заодно какой-нибудь кареты или коней, верхом на которых те заявились.

— Смотря кто спрашивает, — нехотя, но при этом с богатой артикуляцией угловатых и немного припухлых губ отвечал ему этот длинноволосый и синеглазый аристократ.

— Лорд Бальтазар Кроненгард, — представился некромант.

— И леди с Дайкона? — изучал мужчина взглядом рыжую девушку. — Тоже в бегах, что ль?

— Я ком… — начала было возмущенная Кацуми.

— Моя помощница, — взял её за запястье вздёрнутой руки Бальтазар, и та успокоилась.

— А что ж вам нужно-то от сэра Дельвига вдруг? — переводил хозяин дома свой взгляд с одного незваного гостя на другую и обратно.

— Прислали донесение: мол, несколько лет назад после посольского визита сэр Хаймлиг исчез вместе с одной знатной особой. Не хочу никого обвинять в похищении, просто просили разобраться, — сообщил ему Бальтазар, не опасаясь, что на него нападут, и готовя контратаку заклятьем в центре левой ладони на всякий случай.

— Оясунэ, иди, глянь! Тут какие-то лесные цуцыки пришли в снегах и говорят, что я тебя похитил! — расхохотавшись, позвал он свою «пленницу», махнув рукой.

Через малый промежуток времени по лестнице раздался стук туфелек. Примерно со второго или третьего этажа вниз спускалась молодая женщина с выпяченным в ожидании малыша животом. Волосы её были золотистые, сложенные в два хвоста позади деревянного узорчатого обода, оставляющего лишь пышную чёлку на манер как у Кацуми.

Цвет глаз целиком совпадал с нынешним оттенком чистого зимнего неба. А одета она была в застёгнутое лишь на две верхних пуговицы под горлом сине-зелёное платье поверх белой шёлковой сорочки, расшитой голубоватыми дугами, спиралями и силуэтами маленьких птичек в профиль.

— Оясунэ! Сколько лет, сколько зим, хи-хи-хи, ваше высочество! — улыбнулась, чуть качая головой и будто не веря своим глазам, рыжая компаку.

— О, и ты здесь! А этот господин? Наёмник? — изучала Оясунэ чёрный мундир.

— Она? — на всякий случай тихо уточнял над ухом рыжей особы Бальтазар.

— Она самая, на притворщицу не похожа, — тихо проговорила, чуть-чуть обернувшись к нему лицом. Кацуми. — Не тануки какой-нибудь, настоящая принцесса Оясунэ.

— Наш с тобой лорд, глупышка! Помнишь, я ж говорил, какой-то некромант сверг сначала Казира, а потом самого Мортимера! Мне ещё Бронгир с Милдред из Бримстоуна писали об этом. Сколько прошло? Надо б им весточку послать, как мы тут зимуем, — приобнял рыцарь свою, по всей видимости, супругу.

— Вы проходите, лорд Кроненгард, — поклонилась как смогла Оясунэ, развернувшись внутрь прихожей замка-башни. — И ты, Кацуми. Располагайтесь! Я чего-нибудь сейчас…

— Ух, я тебе «чего-нибудь»! — смеясь, пригрозил ей кулаком Дельвиг. — Куда тебе мотаться с угощениями с таким пузом! Страх и стыд потеряла, себя не бережёшь! Марш отдыхать, — шлёпнул он крепкой рукой проходящую вперёд златовласку по попе. — Сам всё сделаю! А ты в кресло удобное ляг и скажи, что подать. Воды, может, хочешь, салфетки у нас где… Я гостей года три здесь не видел, — лазил он по верхним полкам вдоль левой стены, под которыми стоял разделочный столик, а на стене висели сушёные овощи и вязанка рыбы.

В холле были развешены картины-пейзажи, выпирала чучелом клыкастая кабанья голова, мешаясь в проходе, красовались несколько портретов знати в позолоченных рамках. Возле одного из них Бальтазар простоял какое-то время в задумчивости. Изображён там был чернокудрый юноша, почти мальчишка, подросток, с длинной шпагой, в буром жилете с обилием вышивки поверх белой шёлковой рубахи.

— В погребе есть пиво, угости наших гостей бочонком, — советовала женщина.

— Садитесь за стол, сейчас что-то сварганим. Варенья достанем, — открывал Дельвиг дверь в подвал, столь же громадную, как и входная, будто мастер сделал сразу два экземпляра: один поместили в полу, а другой — в арочный проём на пороге.

— О, покормят! — хлопнула в ладоши Кацуми, заняв первой местечко за небольшим прямоугольным столом вместимостью на шестерых в комфорте и где-то на восьмерых, если потесниться по краям.

Если во главе усадить пару детей или влюблённую парочку, например, на свадьбе, то можно было уместиться вокруг и в девять-десять человек. Но лишь бы при этом не было рослых эльфов или тучных гномов. А уж полуросликов и вовсе бы разместилось здесь вдвое больше.

Большинство стульев стояли спинкой к стене поодаль, используясь как полки для подручных вещей. Там были какие-то ткани, корзинка с клубками для вязания, лежала пустая плошка, холщовый завязанный белой лентой мешочек. Всё это вернувшийся из погребов Дельвиг спешно перекладывал, дабы освободить пару стульев и они вчетвером бы здесь разместились.

— Пиво, холодненькое, — посмеивался мужчина. — Есть бутылочка сливового вина. Есть рисовое.

— О да! — воскликнула Кацуми.

— Спасибо, нет, — выставил ладонь вперёд Бальтазар.

— Солнце моё, захвати бутылку одуванчикового с подоконника, вчера открыли, по рюмке выпили, былое вспоминая, а сейчас повод разделить с гостями будет. Ну, а к печенью и баранкам таскарский кофе могу предложить и дайконский чай ещё, — предлагал Дельвиг.

— Чай для начала застолья было бы замечательно! — кивнула Кацуми. — А потом и что-нибудь покрепче! — облизывалась она.

— Забавные вы в Дайконе, — усмехался Дельвиг на неё и свою жену, — Вот она, вся разница культур! Мы здесь, в Вольных Землях, рюмки хлебать приучены сразу с закусок, хоть под салаты, а под конец застолья — уже чай со сладостями. А вы наоборот, начинаете с чая, а потом пускаетесь в отрыв, ха-ха-ха! — гоготал бородач, поглаживая свой живот.

На стол были поданы соления, печенья, варение, сладкие, пряные и солёные сухари, вяленое и копчёное мясо, глухарь на вертеле один на всех — кому крылышко, кому ножку. В чугунках были разогреты рубленные колбасы в смальце. В течение застолья сготовилась похлёбка из сушёных грибов телятины, хорошо хранящейся зимой долгое время.

Кацуми многое казалось довольно пресным, но когда дошли до горячительных крепких напитков, то уже и пища Вольных Городов стала казаться сносной. Лёгкое одуванчиковое вино придавало приятной лёгкости. Атмосфера радушия и большое желание хозяина замка угодить гостям, угостить, предложить то да сё рыжей компаку определёно нравилась.

Пряностей в блюдах было не столь много, как она привыкла, в основном украшением всюду служила какая-нибудь сушёная зелень петрушки, кинзы и укропа, изредка где-то встречался базилик, а веточки розмарина были поданы лишь к разрубленному пополам запеченному картофелю. К нему же Дельвиг вытащил кусок плотного сливочного масла, почти заледеневший в погребе.

Бальтазару же всё нравилось. И колбасы, они даже чем-то напоминали родные вкусы Фуртхёгга, возможно, имели схожую рецептуру, и грибной суп, и пиво из бочонка с металлической короткой трубкой, затыкаемой пробкой. Разве что корочка вокруг глухаря показалась слегка пережаренной и обуглившейся в нескольких местах, зато внутри мясо было сочное, пропёкшееся, в самый раз, волокна расходились и буквально таяли во рту.

Домашняя, почти крестьянская пища казалась некроманту сейчас вкуснее различных изысков аристократии. И даже простой картофель с маслом, крупной горной солью и розмарином дарил невероятную радость. Недавняя феерия необычных кисло-сладких неописуемых вкусов забывалась и уходила далеко на второй план.

Он уже почти начал разделять убеждения Кацуми, что хорошая еда — залог простого человеческого счастья. Как ощущался вкус, текстура, хруст печёной картошки и малосольного огурца на закуску душистого пенного пива, тёмного и насыщенного, вероятнее всего из Бримстоуна, как ближайшего крупного города в башне-замку, откуда могли что-либо поставлять.

— Так что, любезная, не похищал вас этот человек, выходит? — откинувшись в этот раз уже действительно на спинку стула, протирая пальцы от жира над тарелкой, преисполненной птичьих костей, проговорил лорд Кроненгард, бросив свой фиолетовый взор на беременную златовласку по левую сторону стола.

— Ни в коем случае, милорд! — взволнованно наклонилась та вперёд и схватила его за руку. — Я сбежала сама с ним. От участи быть выданной по расчёту, от жизни, где женщин ни во что не ставят. Кацуми, как ты терпишь этот мужской мир?! — поглядела она на рыжую советницу принцессы.

— Ой, и не спрашивай, кручусь, как белка в колесе. Хочешь в Дайконе чего-то достичь, научись ставить их на место и преподносить себя так, чтобы слушали и уважали. И всё равно они всерьёз не воспримут. Скажут: мол, знай своё место и не вмешивайся, мы сами всё знаем, всё умеем. Мужики одним словом, — закатывала Кацуми глаза, словно у них чисто женская беседа, а Бальтазара и Дельвига рядом нет. — Если ты дочь, значит, ты должна почитать власть отца. Мы рождаемся рабынями. Они думают, это у нас в крови. Так и воспитывают: навыки шитья, готовки, стирки… Даже рикшу тягать и то не дают, профессии строго разделены на мужские и женские, не так уж часто пересекаясь в общие для всех.

— Да уж, тебе вот повезло, нашла себе местечко, и отца такого, как у меня, у тебя нет, — вздыхала Оясунэ. — Что ни делаю, ему не нравится. Хотела научиться вязать, он говорит: зачем? Привезут лучшие шелка, бархат, меха. Платья, кофточки, накидки, юкаты. Хочу научиться читать, он говорит: зачем? Забьёшь голову чужими проблемами и трагедиями. И так на всё. Для музыки, мол, есть теньши и менестрели, можно даже Нип открыть для странствующих музыкантов, если я захочу, чтобы концерты давали. Но это же всё не то! Я же хочу сама! — глядела она на свою знакомую в попытках найти поддержу.

— Ну, а тут, смотрю, спицами что-то вяжешь, рукодельничаешь, — улыбнулась Кацуми.

— Да, есть немного. Строгаю, из дерева слонов и свинок получилось вырезать. Вот дитё родится, чуть подрастёт, будет играться. Я ещё отшлифую всё, чтобы гладкие были, заноз на наставили. Технику потренирую. Готовлю здесь много. Не сейчас, правда. Дельвиг не даёт, — косилась Оясунэ на супруга.

— Да куда ей напрягаться! Вот-вот дитё на свет появится! Меньше волнения, меньше напряжения, покой и отдых. Что я, картошки в суп нарубить не смогу?! — говорил тот. — Всё могу, и то, и это, и простыни развесить в саду меж деревьев, и ковры выбить, и суп сварить!

— Но читать так и не научились? — отчего-то спросил некромант.

— Что поделать, у нас тут и не библиотека, — вздохнула светловолосая женщина. — Без книг хватает разглядывания сюжетных узоров на гобеленах, шторах и коврах. Здесь на этажах довольно разнообразное убранство. Сказки о созвездиях, про трёх маралух, например, или как мамонт со змеем мир вокруг делали. Один поднимал со дна почву да горы, а другой проползал, создавая русла рек. Красивая и понятная история безо всякого текста.

— А где ж вся прислуга-то? — дивился некромант. — Мажордом, приглядывающий за хозяйством, горничные, кухарки, дворецкий башни над ними. Кто роды-то принимать будет?

— Думаете, я не смогу, да? Сомневаетесь во мне, да, милорд? А я ж и в лес по дрова, и охотничьим промыслом, и рыбу даже из проруби зимой, вон окуни висят! — мотнул Дельвиг головой на вязанку. — Ещё налим засоленный есть внизу, заготовки там всякие из судака. Правда, ершей я отпустил, возни с ними… Быстрее другой рыбы начищу, нарежу, нажарю. Масла льняного и подсолнечного много у нас, хотите картошки обжарю?

— Да мы наелись, спасибо, — не хотел Бальтазар отступать от темы визита.

— Кар-то-шеч-ка! — захлопала в ладоши Кацуми. — Ням-ням! У нас её почти не бывает, совсем изредка даже во дворце, трут с мукой, луком, чесноком и сыром, лепят котлетки, обсыпают пряностями и сухарями, обжаривают. Получается остренькая хрустящая корочка, мягонькая серединочка такой стружкой-волокнами в сырном соусе… Но у вас тут прям подход другой! Вот эта половинчатая была прямо восторг! На дар-подношение щедрой Инари потянет! Наши божества таких кушаний не пробовали… Остроты бы добавить, и в самый раз!

— В общем, рыцарь Дельвиг на все руки мастер? — усмехнулся некромант, наевшись ещё со всеми и обжаренной картошки, нарезанной кружками-ломтиками, обсыпанными сушёным луком и измельчённым чесноком.

— Да… — как-то странно улыбнулась Оясунэ, замявшись и отведя взгляд и от Бальтазара, и от супруга, словно не желая подобных расспросов и чувствуя себя от них как-то неловко.

— Придётся сообщить Кагуе, что вы здесь на добровольном «заточении», что никто не вывозил и не похищал, — поднялся лорд Кроненгард из-за стола. — А то ведь волнуются там за вас. Едва войной на нас не пошли.

— Войной?! — перепугалась женщина.

— Тише вы! Нельзя ей волноваться, — хмурился белобородый хозяин дома. — Мы на своей земле, в своём краю. Живы-здоровы, сыты и одеты. Зимуем неплохо, как видите, не жалуемся. Слуг нет, но зато детский смех скоро будет греметь по всей башне, по всему саду! Только и успевай приглядывать за сорванцом или озорницей. А может, там двойня сразу! Живот-то какой! У-у-у! — развёл он руками. — Либо богатырь, герой Кроненгарда будущий, либо сразу целое весёлое семейство нам тут. Вы, милорд, в обиду нас не давайте. А если порубать там надо кого, я возьму топор и…

— Ах, смилуйтесь! Не призывайте его в войска, если на границах неспокойно. Мы лучше уедем подальше, — схватила Дельвига златовласка, взмолившись Бальтазару, а миндалевидные голубые глаза её подрагивали от нахлынувших слёз. — Не могу же я тебя потерять! — поглядела она с взволнованным видом на мужа, обнимая того за шею.

— Разберёмся с принцессой, отцом вашим, что-то придумаем, — шагал некромант в прихожую мимо чучела кабана.

— Ах, благослови вас боги нашего края! Пусть будут они снисходительны и добры к нам! — причитала Оясунэ, выхватив из кармашка белёсый платок и вытирая слёзы. — Здесь лучший мир, жаль, многих, кто был бы рад переселиться, не отпустят из Дайкона. Да и здесь найдётся ли для всех место…

— В Кроненгарде всем рады. Кроме церковников и имперцев. А вот с разными богами надо поаккуратнее. Не они нашей судьбой руководят, а мы сами вершим, как нам жить. Кто хочет сбежать, уже давно бы сбежал. Подкуп стражи, прятки в телеге, бреши в стенах, подкоп, переодевание, попытки улизнуть в качестве помощницы торговца какого-нибудь там, да мало ли способов! Немного смекалки, и готово, — заявлял Бальтазар.

— Да, бывало, что некоторые бежали от отчаяния и переселялись, — соглашалась Кацуми. — Но вы не понимаете, воспитанные в покорности не так хороши в хитрости. Открытость, честность и кротость взращиваются как главные благодетели. Ценится лишь послушание. Это культ отца, культ лидера, культ мужчины. Надо менять само мышление, роль женщины в обществе. Это больше похоже на вещь, на товар, чем на личность. Я пытаюсь сделать, что могу, но я такая же торговка вещицами, как и все. А что поделать, нет выбора. Надо быть как все, если хочешь выжить в этом краю. Дайкон не изменить, традиции в нём слишком глубоко укоренились.

— Быть может, если удастся договориться о мире, можно будет пошире раздвинуть ту щель между границами, что есть сейчас. Но, боюсь, ворох сбежавших дочерей навлечёт на нас новую войну от ваших даймё или как там… — вздохнул некромант.

— Кстати, о щелях, — кокетливо порхала она ресницами, прикрыв личико веером и напирая своей грудью на торс некроманта.

— Доброго пути, милорд, — пришёл проводить их в прихожей хозяин дома. — Там, если что, шлите весточку, куда нам перебраться. Надеюсь, всё уладите.

— Я ни за что домой не вернусь, — твёрдо заявила Оясунэ.

— Это я уже понял. Ох, посмотрим, что ваша мачеха скажет, — качал на это головой Бальтазар. — А потом, что скажет на это ваш отец.

— Я не собираюсь возвращаться во дворец, он тут же выдаст меня замуж за какого-нибудь негодяя ради влияния и отошлёт жить туда, к нему, подальше от подруг, от мачехи… — сокрушалась светловолосая женщина. — Я и так всеми ими пожертвовала, чтобы перебраться сюда, но нашла своё счастье, свою любовь, свою личную жизнь! Надежду на светлое будущее для себя и своих детей…

— Ох, берегите себя, ваше высочество, — обняла её за плечи рыжая компаку на прощание. — Скучаем по вам и будем скучать, — взглянула она своим розовым взором в необычные для дайконцев голубые глаза Оясунэ.

— И вы берегите себя и Кагую, — подержалась златовласка за локти советницы в рыжих рукавах, та кивнула и прошла мимо картин в прихожую. — Спасибо за всё, что вы для нас сделали.

— Ах, да, и ещё кое-что, — прошагал Бальтазар за порог, но вмиг развернулся. — Остался последний вопрос. А где Дельвиг? — глядел он на изумлявшуюся чету, сверкая фиалковым взором.

— Где… Дельвиг… — выронила платок из опустившихся рук златовласка.

— Да. Настоящий сэр Дельвиг, — прошагал некромант мимо глядящей на обитателей башни Кацуми снова внутрь. — Вот этот, — ткнул он на портрет кудрявого мальчугана. — Здесь же подписано, — опустил он палец к нижней части рамы, где была металлическая бляшка с изящной гравировкой «Дельвиг Хаймлиг». — Я, конечно, всё понимаю, с написания портрета минуло лет двадцать, в этих краях яркое солнце, выгорание цвета волос, — оглядывал он светлого хозяина дома. — Но кудри-то вы вот эти как распрямили? — усмехнулся лорд Кроненгард.

Златовласая полукровка с миндалевидным разрезом глаз аж подрагивала, сильно нервничая, не знала, куда деть руки, казалось, едва стояла на ногах. Взгляд бородача сменялся с растерянного на хмурый и обратно. Он будто оценивал, способны они с женой заставить проницательных гостей замолчать или же нет. И, похоже, эту мысленную схватку он проигрывал, не зная, что способен сделать некроманту и его спутнице даже при всех своих умениях.

— Милая, вся дрожишь, лучше присядь, — посоветовал самозванец своей жене, и та спешно плюхнулась в кресло, а взгляд её вновь заблестел от слёз.

— Фи! Живут здесь и народ обманывают, — качала головой и посмеивалась Кацуми. — Как же вы сообразили, что он не тот, кого мы ищем?! — не понимала она, подшагнув сзади к чернокнижнику.

— Она не умеет читать, — мотнул Бальтазар головой на Оясунэ, — Он тоже, по всей видимости, не умеет, раз никто не знает подписей на родовых портретах. Здесь юноши, девушки, старики, зрелые люди, — оглядывал он стены с изображениями, — мальчишка мог быть кем угодно в роду. Но оказался именно детским портретом Дельвига. Они не принимают гостей три года. Не зовут друзей, как думаешь, почему? — интересовался он у компаку, но сам дал ответ. — Он распустил слуг. Вообще всех. Не то ему стыдно, что такому станут прислуживать равные, не то чтобы сберечь свой секрет, так как остался здесь жить. Эти двое ловко всех провели.

— Ты ж смотри, какие лисьи хитрости! — щурила свои розовые глаза Кацуми.

— Гляди на них, сами стирают, сами готовят, сами охотятся. Им почти не на что покупать товары у торговцев. Вероятно, выменивают на какие-нибудь поделки, пепельницы и ковры при необходимости. Хорошо вот картины не продали, но кому сии портреты династии Хаймлигов вообще нужны, разве что они кисти какого-то именитого автора. Это не Дельвиг, — с прищуром оглядывал Бальтазар широколицего бородача. — Это кто-то другой. А ещё вот тут шпага на портрете именная, а он здесь хорохорился схватиться за топор.

— Я был его пажом, — признавался мужчина, потупив взор в пол. — Меня зовут Арне… Я не обучен грамоте, но знаю разное ремесло. И я сопровождал сэра Дельвига в Дайкон, как и во всех его поездках. Присаживайтесь, я расскажу, — снова пригласил он гостей за свой стол.

— Сказочки! — захлопала в ладоши Кацуми, прыгнув на «своё» место, где сидела до этого. — Хи-хи-хи!

— Это не сказочки, это быль, — с серьёзным лицом говорил им Арне. — Мы поехали в Нип по вопросу снабжения чаем. Там мы познакомились с Оясунэ. Дельвиг проводил время на заседаниях и застольях. А я как раз мог составить компанию принцессе. Рассказывал о Вольных Городах, о нашей природе, климате, еде, обычаях, о том, как тут всё устроено: лорд, вассалы, городничие. Мы столько гуляли! Столько общались!

— Я полюбила его, а он помог мне вновь полюбить жизнь и этот мир. Когда маму убили, отец совсем слетел с катушек, — кусала губы беременная леди, дополняя рассказ Арне. — Он считал, мне не безопасна жизнь рядом с ним во дворце. Желал проверить поданных на предателей и заговорщиков. Меня стремились выдать замуж, но я отказывала всем раз за разом. Отец стал тогда одержим идеей жениться второй раз и обзавестись наследником. Он даже провёл венчание в храме Аматерасу, был помолвлен с Кагуей, но та всё отказывалась вступать в брак.

— Мы надумали сбежать. Но не знали, куда, — говорил мужчина, поглаживая свою светлую густую бороду. — А мой господин присмотрел фарфоровую вазу, священный сосуд богини Аматерасу. И захотел выкрасть, забрав с собой. Потому что переговоры не удались. Купцы не снизили цены, не пошли на компромисс. И он захотел отомстить, найдя красивую вещицу во дворце недалеко от входа. Собирался пронести под плащом, выхватив с постамента.

— Это вызвало бы гнев богов, не иначе! — прикрыла ладошкой рот изумлённая Кацуми.

— А я не хотел навлекать на себя проклятье и становиться соучастником подобного. Можно сказать, что и он «с катушек слетел», решившись на такую богохульную дерзость! — восклицал Арне. — Дельвиг разъезжал обычно в фамильных доспехах. Очень гордился ими. Потому у меня родился план. Когда он собирался глотнуть для храбрости перед ограблением, я отравил его олеандром, он был в декоре некоторых икебан, красивое, но смертельно ядовитое растение. Растёр его розовые лепестки, чтобы дали свой сок, и подбросил в лёгкое розовое вино, где и так на дне плавали подобные, только безобидные, от других цветов… — сознавался мужчина. — Когда он умер, я оттащил его к реке. Снял доспехи и верхнюю одежду. Поток должен был вынести его из Дайкона вовсе. Где бы нашли — не опознали. Не того полёта птица была, просто рыцарь, живущий вот в такой скромной башне. Кто его в лицо знает? Ни профиля на монетах, ни активной деятельности в ближайших городах. Ну, а я, в общем, опустил забрало, и все думали, что я — это он.

— Если среди букетов олеандр, не надо удивляться, что супруга была убита, — цинично хмыкнул Бальтазар. — Любопытно, что рыцаря выпустили без пажа и без всяких вопросов.

— Кацуми… — взглянула на рыжую девицу Оясунэ.

— Ну, караул на воротах ведь регулярно сменяется, не всем же знать, какой посол с кем приехал, — пожала та плечами, — А паж… Он мог быть и внутри повозки с вещами, к примеру, не обязательно ехать верхом рядом.

— А доспехи-то как раз и распродали по частям, выменяли на то да сё, чтобы запасы были. А теперь уж сами добывать пропитание можем. И сад плодоносит, и огород с северной части есть с морковью, редисом, картофелем. Дети подрастут, тоже помогать по хозяйству будут… — говорила Оясунэ.

— Вот это подмена! Да? — хлопала довольная Кацуми, поглядывая на некроманта. — Два глаза зверя… страшно пугают меня… Бабочки крылья, — сочинила или же припомнила она дайконское хокку о маскировке в животном царстве.

— Слуг я распустил, сказал, что хозяин погиб, платить им нечем, все и разъехались. Прихватили с собой что смогли, кто им теперь указ… Всем известны жестокие дайконские нравы, никто и не заподозрил ничего. Налоги с городов не беру, никуда не езжу. Мало ли кто узнать может, что я не Дельвиг, вот как вы сейчас. Мы своими силами здесь живём, — сообщал гостям бородач. — Что ж я, семью не прокормлю, что ли? Запасов хватает, свой сад-огород же! Помощнички подрастут, заживём! Хей! — взмахнул по-простецки рукой Арне.

— Как же вас сюда доставили? — поглядел чернокнижник на златовласку.

— Так вот в той телеге с припасами и вещами. Принцесса, накрывшись ковром, в большой сундук спряталась среди поклажи. Так и перебрались в Червегор несколько лет тому назад, — пояснял высокий мужчина.

— Говорю ж, немного смекалки… — усмехнулся Бальтазар.

— Ага, это пока. А потом на выезде всё проверять досконально начнут, — фыркала, не дав ему договорить, рыжая компаку.

— Это уже дело ваше. Могли бы организовать массовую миграцию дайконских женщин. Всем бы место нашлось. Что ж… Ладно, теперь хотя бы всё стало ясно, что здесь творится, — приподнялся лорд Кроненгард.

— Меня… осудят за убийство рыцаря? — интересовался бородач.

— Пожалуйста, нет! — схватив за руку, прижалась к нему супруга. — Арне для меня всё. Мы же никого не тревожим, это было даже не убийство, а кара за святотатство! Его бы и дайконцы к пыткам и казни приговорили, было бы только хуже, чем отравление олеандром.

— О, да, пыточки у нас те ещё, — хихикала Кицуми. — Любимое развлечение знати — виновников истязать.

— Я в ваши дела не лезу, — заявил им лорд Кроненгард, двигаясь к выходу. — Но сказать ничего не могу. Нужно узнать, что скажет на это Кагуя-химэ. Затрудняюсь пока предсказать её реакцию. И лучше, наверное, ей и микадо не знать, что принцесса живёт с пажом. Придётся обставить так, что вы по любви сбежали именно с рыцарем.

— Но тогда никто не узнает, что он защитил свящённую вазу Аматерасу! — воспротивилась и вскочившая со стула Кацуми.

— И никто не узнает, что паж отравил своего хозяина, — парировал ей некромант. — Я о Дайконе читал не так много, но приговорили бы к казни там их обоих. Одного за, как вы выразились, святотатство с этой вазой. А пажа за бесчестный поступок. У вас же честь ценится выше всего, не так ли? — глядел он на рыжую леди.

— Ой, как у вас, мужиков, всё всегда сложно. От этой «чести» одни беды, каждый трактует как хочет, — причитала та, разводя руками и поджав их подле груди. — Спасибо вам за вкусную еду! — обернулась рыженькая компаку напоследок.

— Прошу, не заставляйте вернуться домой! Мне лучше здесь, — умоляла Оясунэ, а супруг придерживал её и крепко приобнимал. — Если нас окружат войска микадо, я, вероятно, просто наложу на себя руки! И страшно представить, что они сотворят с ребёнком, родившимся от пажа-похитителя, как они там считают.

— Милорд, на вашу защиту надеемся, на вас уповаем! Но, коль чего, вы зовите, приду границы отстаивать! — грозил воображаемым врагам Вольных Городов кулаком высокий бородач.

— Арне! — тянула беременная жена его за рукав, опираясь, обнимая и успокаивая.

— Будем думать. Вот сейчас бы той самой смекалки щепотку, — вздохнул Бальтазар, шагая за порог башни-замка.

Лёгкий зимний ветерок сбрасывал снег с древесных макушек. То там, то тут раздавались хлопки птичьих крыльев, а солнце продолжало подмигивать своему отражению в заледеневшем озере по правую сторону высившейся каменной башни. Возвращаться предстояло тем же путём, и за это время была возможность поразмышлять над услышанным.

X

Лорд Кроненгард и компаку её высочества Кагуи-химэ направлялись не в город, где на заставе ждали Ильдар, Люция и генерал Велетир, а непосредственно на захваченную дайконцами территорию. Докладывать предстояло самой принцессе.

Та же деревня, те же патрули, то же веселье на реке с рыбой, завёрнутой в белую бумагу, теперь уже не на закате, а ясным солнечным днём уже рядом с новыми выдолбленными прорубями. Вчерашние затянулись уже коркой льда.

На самой территории целые очереди в кумирни, чтоб помолиться. Воины меж собой разговаривали, посмеивались, шутя шутки, что-то рассказывали о своих семьях. Бальтазар дивился, как песчаные статуи могут себя вести подобным образом. А принцессу застали во всё той же избе, где та за чаем, в компании Чиасы, теребя узорчатую салфетку, дожидалась итогов похода.

— Принцесса Оясунэ жива и в добром здравии, — заявил ей с порога лорд Кроненгард.

— Приветствую правителя Вольных Земель, — нахмурилась и поклонилась ему очаровательная Кагуя, недовольная его бесцеремонностью, но заметив хотя бы, что тот соизволил снять обувь перед заходом в жилище.

— И я вас приветствую, о священная сакура Дайкона, дочь бога луны, — вежливо поклонился на её жест Бальтазар.

— Где же она? Где Оясунэ? — оглядывала вошедшую парочку Кагуя-химэ.

— Понимаете ли, никто её не похищал. Девушка абсолютно по собственному желанию покинула Дайкон, — отвечал некромант.

— Принцесса сбежала, — развела руками Кацуми, цокнув языком и пожав плечами.

— Сбежала?! — с возмущением подплыла к ним, левитируя по воздуху, Кагуя.

— Вы же сами не хотите замуж, неужто не можете понять свою падчерицу? Предложенных ей кандидатов она явно отвергла. Рыцарь Дельвиг из этих земель приехал по торговым делам, уладить цены на чай, поговорить о насущном и важном. В перерывах между встречами он общался с принцессой. Слово за слово, полюбили друг друга, уехали вместе. Она повстречала любовь и рванула с ним, — объяснял Бальтазар.

— Бессовестная! Бесчестная! — причитала Кагуя, заискрившись белыми молниями. — Несносная беглянка!

— Она там счастлива, госпожа! Обнимаются там, целуются, ребёночка ждут, — сообщала Кацуми.

— Ребёночка?! — сверкнул взор принцессы.

— Она в положении, — деликатно объяснил Бальтазар.

— Сбежала с иноземцем, с иноверцем, с каким-то рыцарем! Ещё и ждёт от него дитя, какая наглость! Какое бесчестие! Микадо будет в ярости, — активно жестикулировала принцесса.

— Оясунэ обустроила свою жизнь, там ей вполне хорошо, — рассказывала Кацуми.

— Рядом, небось, ни святилищ, ни статуй наших божеств! — восклицала Кагуя.

— Да, но там довольно милый садик, есть озеро, где можно помедитировать и созерцать красоту мира. Можно складывать камни, устроив священное местечко, вытесать фигуры зверей, украшая округу. У фонтана и за лавочками там были различные менгиры и статуи, — припоминая компаку, что видела.

— Вы двое даже не понимаете, да? Это предательство своей культуры, своей веры, своего народа! Своего правителя в первую очередь! Она опозорила семью и свой титул, сбежав с этим оборванцем! Мне нужно вернуть девушку в Такэтори любой ценой. Сама она сбежала или нет, её отца не волнует. Это дело чести!

— Госпожа… выпейте ромашкового чаю, — предлагала переживавшая за неё гейша.

— Это ваше личное дело, — не согласился с ней некромант. — Вы исключительно для собственной выгоды прикрываетесь общественными интересами, столь желая, чтобы она приняла титул, вышла замуж, родила наследника. Это всё нужно не микадо, не народу, не религии, а только вам.

— Как вы смеете! — разрядом молнии вышвырнула Кагуя Бальтазара во двор, так что тот, не успевший подготовить защиту, распластался спиной на снегу.

— Ох, стало быть, не уймётесь, — отряхиваясь и поднимаясь босяком, кривил Бальтазар губы, глядя на выходящую принцессу.

— Я не потерплю здесь таких оскорблений и такого отношения к себе! — рычала ведьма-аристократка.

— Ах, господин лорд, ваша обувь! — обеспокоенная Чиаса метнулась с порога к Бальтазару, протянув ему сапоги.

— Вам всё равно, что она счастлива, вы хотите поменять её жизнь на свою. Поменяться местами, чтобы стать свободной, словно журавль в ваших руках, — вновь замети он сложенную бумажную салфетку, сложенную на нервной почве в прекрасную птицу.

— Я действую в интересах своего господина и своей страны! — притопнула с порога Кагуя, спешно в смущении пряча журавлика.

— Госпожа Кагуя, успокойтесь, пожалуйста. Вновь у реки соловьиные трели слышатся в роще с утра… — начала было гейша.

— Не до соловьиных трелей мне сейчас, Чиаса! — прервала её принцесса Нипа.

— Давайте я за безопасность вашей падчерицы дам вам ценную информацию и предупреждение? Это может стоить жизни многим, а вы заодно присмотритесь к окружению, — предложил Бальтазар Кагуе, медленно обуваясь.

— Что вы хотите? И о чём речь? — хмыкнула та.

— Ваша посол — вампир, — докладывал он об Отойо, а Чиаса аж вздрогнула.

— Да, я знаю, и именно поэтому ей удаётся добиваться нашей независимости и жёстко отстаивать интересы Дайкона. — Сверкали ничуть не удивлённые глаза Кагуи.

— Вы в курсе? Удивительное дело, — качал головой Бальтазар.

— Что вы хотите от той, кто воюет вместе с армией ёкаев? — Впервые узрел некромант на её лице искреннюю, но довольно зловещую и самодовольную улыбку.

— Ваши условия, — вздохнул лорд Кроненгард, практически сдавшись и не находя больше слов для уговоров. — Что вы хотите, чтобы оставить в покое Оясунэ, Дельвига и мой край?

— Кагуя-химэ не ставит условий, — с такой же ухмылочкой вышла рядом с госпожой Кацуми. — Она берёт своё.

— И ты не желаешь её вразумить? — поглядывал Бальтазар на обеих, переводя взгляд, пока к тем возвращалась Чиаса.

— Из двух принцесс Нипа я служу Кагуе-химэ, её интересы превыше всего, — заявила ему рыжая леди. — Как скажет она, так и будет. Любовное гнёздышко Оясунэ приведёт Дайкон к новым землям и завоеваниям, расширит границы Нипа. Это выгодно всем. Чтобы беглянка отказывалась вернуться, провоцируя войну и этот поход. Нам надо расселиться по этому чудному краю, — распростёрла она руки, оглядывая всё вокруг.

— Уже обжили чужие дома, поставили своих идолов, используете «похищенную» принцессу лишь как предлог для своих бесчинств! — скалился Бальтазар.

— Дельвиг и эти его земли отныне будут принадлежать Дайкону! — заявляла Кагуя. — Такова моя воля. Я не буду, как Оясунэ, я не опозорю своего микадо. Это дело чести, исполнить обещание и вернуть нашу голубоглазую неженку во дворец. Я ни перед чем не остановлюсь, Кроненгард-сама. Но вы можете попробовать. Интересно, как вы собрались убить тех, кто не жив и не мёртв, — улыбалась на, пока лорда обступали терракотовые рыцари.

— Ах, госпожа, убивать посла… разве ж это по чести? — перепуганным дрожащим голоском проговорила Чиаса, глядя, как некромант собирает вокруг пальцев стрекочущие тонкие молнии непроглядно-чёрного цвета.

— Гхм… — стиснув губы из довольной ухмылки, снова нахмурив взор и недовольно прорычав, повернулась к ней Кагуя-химэ. — Ты права, — нехотя проговорила она, отведя взгляд. — Дайте ему уйти. Пусть бежит, поджав хвост. Может, успеет ещё кого-то спасти. Но если Оясунэ не окажется в башне рыцаря, мы пойдём дальше, лорд. Сберегите хоть часть земель вместо того, чтобы устраивать оборону возле рыцарского замка против тех, кого вам не победить!

XI

— Как всё прошло? — интересовался Ильдар, вместе с Люцией встречая на входе в город-стоянку спешно шагавшего к ним Бальтазара.

— Никак, эти женщины… — кривился лорд-некромант… Что у одной на уме, что у другой. Сначала одно, потом другое… Сам дьявол не разберёт! Труби всем подъём или сигнал с посоха подавай. К ночи будет тут бессмертная армия.

— Ничего не вышло?! — расстроено взглянула Люция.

— А ты вообще манатки собирай и домой на ближайшей телеге! Больше мы с ними переговоров не ведём, они и слышать ничего не желают. Будут брать все посёлки до ближайшего замка рыцаря. Там, видать, будет главный оплот обороны у нас, — сообщал Бальтазар.

Он обо всём рассказал генералу Велетиру и его помощникам. Тот до прихода некроманта играл на деревянных ложках да голосил песни с подпевающим взводом, а теперь был серьёзен и хмур в преддверии грядущей битвы. Забили тревогу, подняли войска на построения. Расчистили путь отхода в следующий город, расставив дозор и вывозя продукты, одеяла, заодно и Люцию подальше от военных действий.

Отчего-то и Бальтазар, и пожилой военачальник вполне предполагали отступление отсюда, отправляя своих бойцов со всем, что можно отсюда забрать на новое место. Обыскивали шкафы, погреба, побросанные владельцами сундуки, конфискуя на нужды армии что-либо полезное из оставленных вещей да припасов.

Уже на закате забили тревогу. Пока не подоспели ночные ёкаи, способные сражаться в любое время суток терракотовые воины вовсю маршировали, вооружаясь мечами и копьями. Чародею, некроманту и генералу с его бойцами требовалось выиграть время, чтобы прикрыть своих.

Капитаны командовали с башен залп лучникам, но пронзившие терракотовых воинов стрелы не наносили тем никакого вреда. Какие-то выскакивали из их тел или выталкивались сыпучим песком, другие глубоко застревали, но не могли навредить ни костям, ни мышцам, ни органам — тех просто не было внутри.

У подножья холма начался бой. Дайконцы в этот раз с обстрелом из луков не торопились. Их научил прошлый раз, когда маг защищал всех огненным куполом. Тот делал это и сейчас, ведь нельзя было мгновенно охватить сразу всех. Нужно было постепенно уплотнять и расширять барьер, да ещё так, чтобы он не подпалил волосы и одежду своим, не оставил ожогов, не устроил пожар, ведь кругом всё, от частокола до изб, было деревянным и даже крыши без всяких листов металла и черепицы.

Тем не менее, назвать сражавшиеся отряды какими-то сверхсильными было нельзя. Ополченцы клинками и топорами блокировали вражеские удары, отпихивали, наносили раны, не без труда, конечно, но какими-то особыми навыками, казалось, бойцы бессмертной армии не обладают.

Ильдар призывал грозу и самолично пытался формировать молнии. С учётом, что он не был мастером ни ветряной, дабы нагнать туч, ни водной стихии, выходило у него создать в небе шторм довольно паршиво. Гром-то гремел, что-то сверкало, но вот надолго всё это задержать и направить управляющим всплеском разрядов исключительно на врага выходило с трудом.

Частично оплавленные и остекленевшие в ряде мест воины продолжали сражаться той своей частью, которой могли. Хватали за ноги, даже кусались. Никогда не отдавали друг другу приказов и вообще обычно хрипели, шипели или сдавленно кричали не очень по-человечески, без слов и фраз, без боевых кличей, в отличие от народного ополчения западного Кроненгарда.

Это роднило их с полчищами зомби, которые тоже, растеряв части тел, лёжа на земле, ещё вполне могли сопротивляться и изрядно мешать врагам. Вот только поднимать с погостов сейчас особо было некого. Лишь одно кладбище да звериные кости с опушки, сплетенные в гибриды волков, кабанов и оленей, из чьих костей они по большей части и были сотканы некромантией в единые чудища.

То, что начали готовиться к схватке заранее, на Бальтазаре никак не сказалось, в отличие от остальных. Ильдар собирал облака, чтобы было из чего мастерить грозу, Велетир с близнецами по разложенной карте отдавали распоряжение и планировали ход возможного боя. Воины готовились, разминались, выполняли приказы и сейчас встречали дайконцев куда лучше, чем в прошлый раз. Хотя о победе всё равно мечтать не приходилось. Отступление было лишь вопросом времени.

Удавалось самое главное — задержать войска, отбросить их на околицу. Раз за разом отряды мчались в укреплённый городок и их натиск спотыкался об оборону Вольных Земель. После захода солнца сил у Бальтазара прибавилось, нежить стала более изворотливой, да и мастерить рядом с собой из сгустков тьмы можно было без солнечного света чудищ пострашнее.

Себя некромант не жалел, однако знал, что откаты после сильных заклятий недооценивать не стоит. Даже если усталость и лихорадка не сломят его сутки спустя, то доберутся попозже. Мышцы уже сводило судорогами, пусть и не так, как когда управлять приходилось воинством изрядно большим.

Сейчас он видел, что к бою присоединилась Кацуми. Окружённая рыжевато-розовой аурой, вероятно, капсулой защиты, она без брони и доспехов шагала, отдавая приказания пешим воинам. Армия была будто поделена надвое: одни подчинялись левитирующей ведьме-принцессе, взмывавшей на уровень макушек деревьев и разящей лезвиями своих вееров, а другие слушались рыжеволосую компаку.

Отряд несущихся на некроманта воинов сверкающим крупным разрядом энергии был отправлен в заснеженные кусты на опушке, откуда в панике разбегались всякие лисы и барсуки, а вот бойцы из Дайкона уже на ноги не поднимались и не показывались.

Но подкрепление щуров не заставило себя ждать. Ближе к полуночи лорд Кроненгард узрел третью армию. Драугра — живого мертвеца с собственным сознанием, в отличие от покорного и потерявшего личность зомби, который командовал полчищем причудливых уродцев — низших хтонических духов.

Непохожие друг на друга ёкаи были одинаково безобразны. Одноглазые, зубастые, ползущие и ходящие. Кто-то с тысячей глаз на ногах, глядящих во все стороны, кто-то с несколькими парами рогов, медвежьей тушей, ногами оленя и драконоподобной головой.

Одноногие, четвероногие, длинношеие — каких только диковинных существ здесь не наблюдалось. И все они под пронзительное улюлюканье ринулись в бой. Некоторые казались похожими на человека, другие лишь отдалённо выглядели людской имитацией, мимикрируя под людской род, но имея самые разные дефекты, уродства, длиннющие шеи и вьющиеся конечности

Ильдар создавал барьеры, но не обладал святой магией, которая могла бы всерьёз задержать эти полчища. Удавалось изранить, замедлить, кого-нибудь ослепить, дав возможность защитникам Кроненгарда нанести фатальные удары по разным чудищам. Воины читали защитные мантры, обсыпали уродцев сушёным чесноком, чертополохом и крупной солью, нанося дымящиеся раны да отпугивая от себя подальше.

Сражение плавно переходило с насыпей и склона в саму деревню. Тут-то вторженцев встречали с разных сторон затаившиеся в избах отряды. Зажимали в тиски, резко выскочив из дверей, притом, что у окон было расставлено по паре лучников, расстреливавших ёкаев и пехотинцев в упор.

Некоторые ополченцы затаились на крыше, а потом спрыгивали прямо на голову или на спину наступающих. Подчинённые Велетира пятились заготовленными и оттренированными маршрутами по безопасным участкам, а вот дайконцы познакомились с ямами-ловушками, прорытым здесь за часы до рассвета. Во многих успели расставить колья, затруднявшие возможность терракотовым воинам вновь целостно собраться и выбраться. Да и обилие стрел в конечностях тоже многим стало мешать передвигаться.

Бальтазар, охваченный чёрной аурой, с раскрывавшимися магическими крыльями ринулся вперёд, сбивая вражеские построения, пронзая насквозь тела терракотовых воинов своим чёрным клинком-клэйбэгом. Ильдар-чародей больше старался помочь простым ополченцам, нежели приглядывал за лордом, но всё же то и дело искал своего правителя в гуще сражений.

Чёрные волки, костяные големы, вооружённые чем попало зомби с городского кладбища встречали натиск врага, сохраняя жизни местных бойцов. Песчаные воины Кагуи вновь постепенно срастались, готовые к бою, а вот хитрое воинство Кацуми обступало город с намерением взять поселение в клещи.

Когда магические барьеры ослабли и были сорваны всяческой нечистью, впитавшей на себя лучи и разряды сотворённых заклятий, были отданы приказания дайконским лучникам. Первый залп был встречен заслонами и щитами. Ко второму были подготовлены сверкающие колдовские вспышки, ворохом молний разящие уже не по песчаным стражам, а воспламеняя древко стрел и раскидывая те от намеченных траекторий.

Рослые близнецы в кожаной броне и металлических плотных шлемах, словно те были малы им по размеру, кружили вокруг своего генерала, всегда будучи где-то рядом. Прикрывали его с боков, со спины, а сам он отчаянно бился за свои земли, не желая отдавать и этот городок в распоряжение завоевателей. Но третий залп лучников-щуров всё-таки нашёл свои цели. В том числе угодил глубоко и в плечо генерала.

— Дядька Велетир! — переполошились Нил и Вильям.

— Тихо, ребятки! А ну цыц! — кряхтя и морщась от боли, грубым тоном ответил им тот, сломав древко торчащей стрелы. — Укус комара, ничего больше. Нас таким не сломить! А вы не отвлекайтесь давайте! — заметил он новый залп, и все трое присели, прикрываясь своими щитами.

Кагуя самолично налетела на чародея с янтарным посохом, мешая тому колдовать. Ледяной ветер гнал льдины и снег на лицо и одеяние Ильдара, изранивая смуглую кожу, обмораживая нос и щёки. Но тот бил своим орудием о землю, создавая волны и импульсы, заставляя направленные клинки вееров замереть в воздухе и изогнуться назад, словно эластичные листы метала или завивающуюся древесную стружку. Так что нападавшей пришлось их спешно оттягивать на себя, дабы не оплавились и переломались.

Ведьма-принцесса вновь собрала из них огромный тэссен — боевой веер. Ими она, как щитом, отражала вражеские стрелы и чародейские вспышки, но маг сейчас тратил уйму сил, сосредотачиваясь на барьере вокруг себя. И вот сквозь него пробиться Кагуя никак не могла.

Снег и лёд таяли, опускаясь каплями на промёрзлую землю, но даже там формировали мокрую лужицу, не оборачиваясь скользкой коркой. Рыже-жёлтое свечение переходило с посоха на всё тело смуглого волшебника, расходясь его контуром во все стороны на расстояние примерно вытянутой руки. Сперва волны были яркими, потом всё тускнели. Но защита продолжала держаться.

Бальтазару пришлось испустить молнии из рук, но те на врагов не подействовали — всю их силу подавляло что-то могучее, и это был не просто купол, запрещающий колдовать. Лишь верный меч смог угомонить дайконцев, да и то ненадолго. Рассёчённые на несколько частей мечники грозились вот-вот собраться заново и без устали ринуться вновь на тёмного лорда.

За время пока они поднимались лорд Кроненгард сотворил крупный шар из расходящихся щупальцами чёрно-сиреневых искр в надежде одним большим взрывом обратить в стекло большой вражеский взвод. Но заклятье упёрлось в серебристо-белый барьер и было поглощено. Сам же щит при этом, пульсируя, вновь становился прозрачным.

Испустив змеящиеся, похожие на корневую систему деревьев, потоки тьмы, некромант ощупывал пространство вокруг, пытаясь понять суть защиты. Энергия казалась чистой и светлой, при этом древней, не относящейся к церкви Творца и другим поздним верованиям.

Глаза вскоре обнаружили источник — драугр тащил за собой передвижное святилище, на постаменте которого вместо божка сиял большой круглый щит. На вид из бронзы, с золотой росписью, красными иероглифами, рунами, колдовскими символами, а в центре у него красовалась скалящая морда звероподобного дракона.

Рассмотреть всё это ему позволили лишь мельком. Сиреневый взгляд Бальтазара выдавал изумление, а вокруг уже грозились его пронзить и нашинковать. Он сделал замах, получив подсечку и упав на землю. Удалось избежать двух клинков, глубоко вошедших даже в твёрдую промёрзлую почву. Но едва в прыжке некромант встал на ноги, как получил в нос плечом при рывке ещё одного самурая, и опять распластался на снегу под ногами вражеского отряда.

Тогда он сам крутанулся, ударяя по защищенным бронёй ногам, пронзив мечом в грудь ближайшего, который уже склонился над ним в своём выпаде. А потом клинок разразился чёрными молниями во все стороны, меняя раскалённой температурой и вспышками структуру терракоты, заставляя этих созданий остекленеть.

Велетир с двумя торчащими из левого бедра стрелами, превозмогая боль, командовал лучниками на башнях, махал рукой на новые залпы, выискивая приближавшиеся цели. К стрелкам наверху уже подползали по балкам и опорным столбам ёкаи разной степени уродливости, которых, в свою очередь, пытались отстреливать те, кто глядел из распахнутых ставней в окнах деревенских домов, прикрывая соратников.

Взрыв чародейского барьера Ильдара своей накопленной мощью отбросил Кагую и всех, кто был рядом: пехотинцев, ёкаев, подоспевавшие фаланги вооружённых дайконцев. Принцесса заметила, как со сверкающим тёмным клинком некромант несётся прямо в сторону ценной реликвии, и по воздуху ринулась туда, устроив настоящий град из кинжалов собственных вееров.

Все лезвия попали в цель, ни одно не промахнулось. Они прошли насквозь в голову, в плечи и шею, должны были пригвоздить намертво тело к земле, но вместо этого дымка иллюзии развеялась, словно никакого бегущего чернокнижника здесь и не было.

— Кажется, попалась, — усмехнулся тот, вышагивая из черноты деревьев лесной опушки вместе с костяными големами, ринувшимися на Кагую и хватавшими за руки.

Подобно хитрой Кацуми, он за счёт иллюзий обогнул вражескую армию, не став пробираться к реликвии, а дожидаясь, пока её саму подведут ближе к городу. Принцесса пыталась скинуть костяных чудовищ, взлететь ввысь, но ей не позволяли. Она старалась вернуть свои кинжалы, но была далековато от них после броска, да и сосредоточиться ей эти твари не давали.

Некромант жестом руки сотворил парочку кобр в три человеческих роста, раздувавших свои чёрные капюшоны и издавая потустороннее шипение, от которого мороз шёл по коже. Сам же он ринулся к вонзившимся кинжалам, выхватив часть из них прямиком из снега, и направился в сторону передвижной кумирни.

Взять сразу все составные лезвия веера попросту не хватало рук, да и свой чёрный меч Бальтазар убирать в ножны не собирался. И теперь тёмный лорд вновь обратил внимание на то, что столь изумило его в первый раз. Отнюдь не сама древняя реликвия, про щит уже проболтались и Кагуя и Кацуми. Изумился он внешнему виду её главного стража.

Здесь были рычащие кома-ину, какая-то призрачная женщина с волосами до земли, но вот тащил за канаты постамент тот, кто командовал всеми ёкаями. Оживший мертвец с ликом-черепом, изодранной нижней одеждой, поверх которой не было ни доспехов, ни даже накидки, однако же на голове его сохранились тёмные кудри, очень похожие на те, что были у юноши на портрете в той башне.

И догадка была похожа на правду, с учётом, что рыцарь сей был убит на чужой земле, дух его жаждал мщения, и он сумел пробудиться, обратившись вот этим драугром. Бальтазар на пороге замке задавал вопрос, где же истинный Дельвиг, и вот ответ стоял уже практически перед ним.

Рычащие помеси льва и собаки, покрытые драконьей чешуёй и изрыгающие пламя, ринулись на некроманта гурьбой. Он спешно сплетал сеть, способную опутать и сдержать свору кома-ину, заодно парализуя их болезненными импульсами, но его опередил сонм свистящих лучей, как если бы сзади кто-то сотворил разовый залп ярких стрел, угодивших в эту самую зону.

Ильдар прикрывал с тыла, колдуя сверкающие лучи, обращая ими демонических собак в каменные статуи, которыми любят украшать мосты и фасады, причём не только в Дайконе. Бальтазар кивнул приглядывающему за ним чародею, а сам приблизился к драугру, размахивающему руками. Он руководил осадой башен, чтобы избавиться от стрелков, не был готов к нападению с тыла.

Но и Бальтазар встал на месте от неожиданности, когда, как комок чёрного меха, перед ним предстала прыжком высокая длинноволосая женщина с застывшей приветливой улыбкой, от которой глаза её казались прикрытыми в умилении.

Вот только волосы её были непомерной длины и шевелились, словно живые. Кожа её была бело-серой, как у покойника, даже не такой серебристой, как бледный лик Кагуи, а оттенка, близкого к каким-нибудь упырям и бледным ползунам. На даме было чёрное кимоно с красным контуром, и расходящиеся далеко во все стороны пряди обращали её в подобие не то паука, не то осьминога.

Бальтазар крепче сжал куски боевого веера и рукоять своего меча, принимая бой. А женщина развернулась, встав к нему спиной, демонстрируя чудовищную зубастую пасть на собственном затылке, вокруг которой и начинали свой рост все эти густые чёрные волосы и куда, вероятно, желали притянуть любую схваченную жертву.

Смуглый чародей старался сдерживать принцессу-аристократку, раненный генерал и его подопечные избавлялись от ёкаев и загоняли в ловушки терракотовых бойцов, сейчас рассчитывать лорд Кроненгард мог лишь на собственные силы.

А «щупальца» волос уже тянулись к нему со всех сторон. Одни из них формировали изгибы лапок, на которых женщина-монстр быстро перемещалась, другие змеились вокруг ноги, хватали за торс, тянулись к запястьям и шее. Как мог вертелся и отбивался от них Бальтазар. Ощущая сдавливания сапога — высвобождал ногу, подмечая приближение к торсу — срубал кончики плотных прядей.

Причём вблизи он видел, что это не просто волосы. Оканчивались они какими-то крючьями, способными содрать кожу или даже разорвать плоть человека на куски. Оно было и понятно, каким бы огромным, с весь затылок, не был зубастый чудовищный рот улыбчивой злодейки, целиком проглотить она едва ли кого-то могла. А вот оторванные куски и конечности — очень даже. И за своими некромант присматривал в оба, прекрасно понимая, что одна ошибка здесь может навсегда стоить жизни и уже потом с грани времён, болтая с царицей-тьмой, вновь не очнёшься в кровати. А если и очнёшься, то без рук и без ног.

Лезвия от веера помогали, некромант сжимал их в руках, словно ножницы, а благодаря проводимости металла пропускал через них чёрные жгучие импульсы с самых ладоней. Волосы удавалось кромсать, обрезать, подпалить, и те вспыхивали, обращая демоническую женщину в факел, вот только та, облысев, опять отращивала новые, преисполненные всё тех же крючьев и жуткого вида изогнутых колючек.

Её шипы пронзали иногда сквозь мундир, оставляя болючие раны, но чаще всего проткнуть сразу весь наряд и кожу мужчины они не могли. Много энергии уходило на пылающую ауру, чтобы каждое прикосновение волос-щупалец не проходило для них даром. Они оплавлялись, сжигались, седели и ломались, а свистящие лезвия помогали продвигаться вперёд, срезая неугомонные пряди.

По итогу Бальтазар метнулся из стороны в сторону, провоцируя крючковатые волосы дружно двигаться в его направлении, а сам уже скользил по снегу в соседнюю область, вертясь вокруг странной дамы. Довольно быстро он обратил её преимущество против хозяйки, буквально опутав её саму этим коконом из чёрных шевелящихся локонов. А когда та собиралась крутануться в обратном направлении и распутаться, как веретено, он уже совершил бросок лезвий-кинжалов ей в голову, пронзив насквозь невесть с какой стороны. Чудище упало на снег, путь к драугру теперь был свободен.

Но всё преимущество от внезапной атаки пропало: оживший мертвец был теперь в курсе о приближавшемся некроманте и издали наблюдал, чем закончилась эта его дуэль с хари-онаго, той монструозной женщиной. В руках у драугра была красивая шпага. Едва ли нарочно тому оставленная вместе с поясом, кажется, что, снимая доспехи с трупа, Арне её попросту не заметил. Например, покойник лежал на ней, валяясь на животе лицом вниз, так что она была с другой стороны, иначе бы вряд ли паж-отравитель не прихватил с собой и этот трофей.

Щит-реликвия разошёлся резким импульсом, сбивая некроманта с ног и отталкивая прочь, не позволяя к себе подойти. Бальтазар поднялся, отряхиваясь от снега, метнулся плечом вперёд, но вновь был отброшен. На расстоянии примерно в десять шагов вокруг передвижного постамента имелся невидимый барьер, создаваемый Хрэтигалдуром — древним щитом, скованным, чтобы отражать заклинания. Соответственно магия здесь помочь не могла.

— Сэр Дельвиг Хаймлиг? — поинтересовался некромант у посмеивавшегося над ним генерала-покойника.

— А кто спрашивает? — вопросом на вопрос ответил драугр, почти как и тот, кто изображал его в башне-замке: видимо, Арне изрядно понабрался говора у своего господина за время службы.

Голос его напоминал целый сонм воющих тембров с глубинным эхом, как если бы небольшой хор упал на дно старого колодца. Скрежет зубов и скрип костей, словно сухие старые ветки, потусторонний гул и зловещие завывания будто бы искажали его, выдавливали, составляли каркас, гремя бок о бок, как старые заржавевшие цепи.

— Лорд Кроненгард, владыка этих земель, в том числе и твоих, — заявлял Бальтазар Дельвигу.

— Мои земли я скоро верну, — заверял тот. — Предатель даже не представляет, каких пыток я насмотрелся за эти годы в Дайконе и что теперь его ждёт. Мало у кого была столь мучительная участь, некромант.

— Кто ещё здесь предатель, — парировал Бальтазар, всё пытаясь пробраться через невидимый, иногда сверкающий белым ореолом барьер артефакта. — Сражаешься за вторженцев, за завоевателей, за Дайкон, отбирающий твою родину.

— Такова уж цена контракта. Мои земли в обмен за месть. Сладкую месть, лучшее блюдо, о котором можно мечтать, лорд Кроненгард, — гудел драугр.

— Блюдо? Звучишь, как одна знакомая, не от Кацуми ли такого набрался? Я думал, мёртвым не нужна еда, — усмехнулся чернокнижник, поглядывая вокруг в поисках рыжей хитрюги, командующей вторым обходящим город войском.

Он не просто так болтал с мертвяком, забалтывая и отвлекая от битвы Дельвига. Всё это время Бальтазар использовал себе на пользу, стоя прямо на границе барьера, ощущая его всем телом, проникая собственной аурой и ощупывая, изучая структуру и магию, из которой тот состоит.

— У мёртвых есть вечность, чтобы получить свою месть! Им не надо размениваться на пустяки, лорд Кроненгард, — скрежетал зубами гниющего рта и сверкал красным огоньком из глазниц практически обнажённого черепа вместе лица Дельвиг.

— Отдал свои земли Дайкону… — качал головой некромант, оглядывая переливы защитного купола.

— Мне уже всё равно. У меня нет наследников, наглый паж лишил меня будущего! И я уничтожу всех, кто ему дорог, прежде чем отправиться на покой! — задирал ввысь свою шпагу драугр.

— Прости, не могу тебя пропустить, — воскликнул ему тёмный лорд.

— Прощаю, а вот ублюдка Арне не прощу, — скрежетал Дельвиг в ответ.

— Что ж… — сделал шаг назад некромант, обхватив обсидиановую рукоять меча двумя руками.

Защитная структура артефакта оказалась невероятно плотной и могучей. Из древней магии, сравниться с которой могла лишь сила иного артефакта. Недаром реликвии придали именно форму щита. Вероятно, это был один из прочнейших магических куполов, что только можно было сотворить, однако же потенциал Хрэтигалдура не был раскрыт до конца.

Вокруг него могли бы стоять жрецы, читаться молитвы, его могли зарядить в полнолуния и солнцестояния, и поклоняющиеся ему дайконцы, разумеется, что-то из этого когда-то делали. Но в последние годы явно свою реликвию берегли, скрывая от чужих глаз в каких-нибудь сокровищницах, в глубоких подвалах, забывая о различных службах и ритуалах.

Это позволяло заполучить какие-то шансы на преодоление. Бальтазар прошептал имя своего клинка, сконцентрировался на мече, полыхавшем густой чёрной аурой, среди которой, как в глубине грозовых туч, искрились тончащие сиреневые разряды. А потом он ударил по невидимому барьеру, соприкасаясь, как если б тот был из жёсткого-жёсткого камня.

Прозрачный купол вскоре дал трещину ввысь, но всё ещё не поддавался. Драугр со своим мечом явно занервничал и двинулся ближе. Но пока он подходил, напор некроманта усиливался. Теперь уже тёмные вьющиеся щупальца порождал некромантический меч. Новоявленный артефакт, тоже не получивший всю мощь подзарядки, не намоленный, но закалённый в боях, впитавший немало крови и рассёкший множество тел и душ за время существования тех двух мечей, из которых он получился. Всё это сейчас хранилось внутри и высвобождалось наружу по воле лорда-чернокнижника.

Когда Дельвиг успел подойти, некромант уже пронзил купол защиты и лезвия их клинков соприкоснулись. Началась схватка, в которой никто не собирался долго расхаживать и присматриваться к врагу. Никто не ждал, не изучал повадок соперника. Они в мгновение ока схлестнулись в жёсткой, яростной, почти звериной схватке, атакуя со всех сторон, испытывая друг друга на прочность и пытаясь методом тыка отыскать слабину во вражеской обороне.

Некромант рычал, испуская с гримасы лица вопящие черепа, но драугра таким было не вспугнуть. Он сам кого угодно мог до смерти перепугать пустыми глазницами и скрежетавшими зубами. Правда, и Бальтазар на живых мертвецов за свою жизнь насмотрелся сполна, чтобы не дрогнуть от такого противника.

Главной проблемой было то, что Дельвиг не чувствовал боли. Бить по ногам, по коленям, нанести порез было бессмысленно. Все свои раны он не замечал, победить здесь можно было лишь наверняка, окончательно его упокоив. И некромант занялся именно этим. Тем, что у него лучше всего получалось. Попросту пронзил своей волей плоть неуспокоенного рыцаря, сражаясь с его духом внутри, дабы забрать контроль над поднявшейся мёртвой тушей.

В огоньках красных глаз можно было заметить, как сплетаются в диком вихре фиолетово-чёрная энергия мага-воина и контуры рыцаря со шпагой, имевшего ещё то самое лицо, которое он носил при жизни. Дуэль проходила в измерении его души.

Вокруг сменялись года, красовался ухоженный замок, цветущий сад и озеро, к которому слетались птицы. Затем хлестал осенний ливень, ветер сдувал в глаза опавшие листья, а лязг мечей всё не умолкал. День и ночь сменяли друг друга. Пространство вокруг разрушалось, обрушиваясь в бездну, как жизнь и надежды самого Дельвига. Всё вокруг было лишь иллюзией.

Дуэлянты могли ступать по отвесной стене башни, как по мощёной дорожке в саду. Пылающее солнце уходило с закатом за горизонт, но не исчезало, тут же сотворяя рассвет нового дня, переворачивая искажённую реальность. То, что было справа, оказывалось слева. Мир вращался и изменялся вокруг пары схлестнувшихся воинов.

Они могли зависнуть вниз головой, так что под ногами блестели лишь бесконечное небо и луна, быстро превращающаяся в собственное отражение на гладкой поверхности ночного озера. И по воде двое непримиримых соперников двигались, не боясь сорваться вниз и утонуть, шагая, как по чему-то твёрдому, хотя и не было похоже, что водяная гладь была скована льдом.

Все детали вокруг искажались, деревья закручивались спиралями, как если бы им не посчастливилось встать на месте открывавшегося портала. Водоворот засасывал в себя камни, листву, комья травы, дикий потусторонний смерч пожирал окружающую реальность вместе с памятью и волей Дельвига, разрушая не структуру мира вокруг, а частицы его сущности.

Воспоминания о доме сменились Дайконом. Теперь двое бойцов сражались на мозаичной каменной кладке. Всё вокруг стремительно преображалось: что-то таяло, а где-то уже вовсю формировались и застывали контуры новых объектов, словно причудливые изделия из мастерской литейщика или же стеклодува.

Квадратные площади в сложном узоре, тростниковые крыши с черепицей, напоминавшей слои самурайской брони. Те самые кома-ину — каменные стражи, различные изваяния, элегантные и детально точные статуи богов такой величины, словно они когда-то являлись эльфийскими предками.

Причудливую архитектуру забрасывало опадающими розово-фиолетовыми лепестками сакуры, как если б все деревья вокруг мгновенно вдруг облысели. Листопад сопровождался свистящими завихрениями ветра, словно обращаясь в густой крупный снегопад с аккомпанементом стервозной вьюги. Вместо луны в небе сверкал огромный щит-артефакт, а звёзды напоминали сияющие дайконские монеты из чистого серебра.

Мимо проносились войска различных эпох, но тоже были лишь иллюзией. Бальтазару начало казаться, что здесь он теряет контроль. Что ему видится то, чего Дельвиг не видел и не мог знать, словно это место выпытывает у памяти сцены из прошлого, сотворяя их карикатурные образы. Чайная церемония, добрая гейша, хихикающая рыжая вертихвостка, обмахивающаяся не двумя, а десятками красных, рыжих и ярко-розовых вееров, порхая сонмом рядом летящих бабочек над изысканными цветниками хризантем.

Перенесённое сознание помутилось, а пол под ногами вздымался, кренился, разламываясь на куски вместе с дворцами и площадями, пока из-под них вылезало огромное зеленоватое чудовище. Ветер гнал лепестки со всех сторон, девичий злорадный смех звучал в ушах, будто бы раздавался отовсюду какофонией гремящих тревожным набатом колоколов.

Гонимые потоками яркие лепестки напоминали неспокойный рой трепыхавшихся бабочек: сновали по воздуху с места на место, принимали различные причудливые формы, словно тоже символизируя некие образы из воспоминаний.

И, глядя, как замешкался от происходящего хаоса сам рыцарь Дельвиг, Бальтазар, оттолкнувшись от треснувшей глыбы, в прыжке поразил кудрявого аристократа в самое сердце. Всё вокруг вмиг померкло, замерло и сменило цвет, как если бы мир был слеплен на берегу из песка. И сейчас все эти строения, персонажи, деревья и чудовища засыхали, а неумолимые ветра срывали частичку за частичкой, разрушая творения невиданного мастера.

Былое великолепие осыпалось песчинками, пока всё вокруг не обратилось в огромную пустыню-воронку, закручивающую обе фигуры. Но Бальтазар взмыл в воздух, левитируя над спиралью песка, а растерянный Дельвиг со своей блестящей шпагой провалился прямо во тьму — в нижнюю колбу огромных песочных часов, растворяясь на дне в бездне забвения. Ведь его время вышло.

В центральной перемычке гигантских часов зиял сверкающий щит Хрэтигалдур, словно луна, зависая теперь прямо над головой некроманта. А вся окружавшая его прозрачная колба из стекла представляла собой купол защитного барьера, внутри которого лорд Кроненгард и находился.

XII

Некромант пришёл в себя, находясь в боевой стойке рядом с драугром. Тот застыл в парирующем движении. А огонёк в его глазах с огненно-красного сменился сейчас фиолетовым пламенем. Бальтазар, всё ещё держа меч двумя руками, приказал оппоненту отступить, и мертвец послушался, выпрямившись и опустив свою саблю. Поединок разумов завершился триумфом некроманта. Зомби был подчинён воле своего нового хозяина, забыл своё прошлое и теперь был в распоряжении тёмного лорда.

Чернокнижник приказал ему себя охранять, а сам направился к святилищу. Все его големы, змеи, волки давно развеялись и разрушились. Нужно было создавать новых слуг себе в помощь, но вдвоём с подчинённым Дельвигом уже было спокойнее.

Вот только на подходе к ступенькам приближавшегося Бальтазара остановил вонзившийся в землю рядком ворох клинков. Парящая высоко в воздухе Кагуя приближалась к мерцающему артефакту, а позади неё из-за леса с шипением поднималась громадная змеиная голова.

Морда высовывающего раздвоенный плотный язык чудовища была с чуть изогнутым рогом на носу и ещё небольшой «короной» наростов разной величины за покрытыми мелкими шипами надбровными дугами. Чем ближе исполинская тварь подползала, тем отчётливее становилось видно в лунном свете, как поигрывает её чешуя: чёрная по всей туши, но плавно переходящая в оливковый и густо-зелёный оттенок по мере продвижения от кожи к голове.

— Змей-Боа! Глотатель Слонов! Храни Хрэти-Гхал’Дур, как зеницу ока! — приказывала чудищу Кагуя.

— Милорд! — сразив широкой сияющей полосой выпущенного луча-заклятья вооружённого драугра, по заснеженному пространству проскользил близ некроманта Ильдар. — Смотрю, решили червячка заморить. А вроде планировали скинуть парочку фунтов. Вам одному не многовато ли будет? Не лопните? Может, помощь нужна?

— Помощью был Дельвиг, — покосился Бальтазар на обугленные кости испепелённого заклятьем рыцаря.

— Так он же за них! Он её генерал! — ткнул навершием посоха чародей в сторону притянувшей лезвия своих кинжалов-вееров Кагуи, уже готовой метнуть свои орудия в парочку болтунов. — Я на этот луч уйму сил и времени потратил!

— Ай, долго тебе, пню старому, объяснять, ложись! — потянул его вниз, отскакивая прочь вместе с магом, Бальтазар от резвых кинжалов принцессы.

— Вы на себя буйную красотку берите, вы по таким специалист, укрощать умеете. А я червячком займусь! — спешно поднимался смуглый бородач.

Змей зашипел, раскрыв пасть с мелкими дорожками чуть изогнутых назад зубцов и крупными клыками, способными пронзить насквозь любого попавшегося под хваткий укус высоченной громадины. Существо, задевая деревья, стряхивало с тех весь снег, оставляя голые чёрные ветви скрюченными уродливыми пальцами торчать в лунном свете.

— Хотя… милорд, вы же и по змеям большой мастак, Тескатлетону уже голову отрубили, хотите, вы им займётесь? — пятился Ильдар, широко раскрыв глаза и предлагая с дрожью в голосе определиться, кто ж станет сражаться с этой рептилией высотой с башню.

— Баше, Глотатель Слонов, это о нём шла речь в недавних угрозах, — хмыкнул дивящийся размером гиганта чернокнижник. — Читал о таком в заметках о Дайконе из библиотеки Мортимера.

— Громадина, конечно, но разве ж проглотит такой слона? — не очень-то доверял этому эпитету чародей, глядя на приближавшуюся змеиную голову.

— Дайконские слоны помельче размером, чем в Таскарии, — отметил Бальтазар, не сводя взор со змея-гиганта. — Да и переваривает он зверя обычно три года, а потом выплёвывает кости и ищет следующего.

— Как думаете, милорд, своего нынешнего слона он уже съел или только ищет? — ринулся вбок Ильдар, когда змей в броске бросился клацающей пастью прямо к ним с некромантом.

Отпрыгнув в разные стороны, они избежали острых зубов огромной рептилии, а та постепенно обвивалась хвостом и телом вокруг кумирни, охраняя так мерцающий и расходящийся светлой аурой с постамента артефакт. На них ринулась с собранными боевыми веерами Кагуя, посылая ледяные потоки и слепящие лунные искры сиянием своего наряда.

А ещё больше проблем добавили выскочившие со всех сторон из-под земли терракотовые воины. Судя по всему — те самые, что свалились в глубокие ямы на территории городка-стоянки и не смогли уже никак выбраться. Правда, учитывая, что их сейчас было с десяток, то либо принцесса подозвала сюда не всех, либо другие рыли подземные ходы в ином направлении. Или же всё-таки даже песчано-керамическим стражам хватило некой военной смекалки встать друг другу на плечи, так что большая часть из них вылезла, а вот эти остались рыть тоннели из холма, на котором стояло поселение.

Бальтазар тоже сотворил перед собой большой чёрный веер, направляя его бьющее тёмной энергией остриё полукругом в сторону подступавшего отряда, и высвободил импульс, расталкивая и сбивая с ног дайконцев. Кагуя вертела вокруг себя свои несоединённые кинжалы плавными волнистыми изгибами, как умелый фокусник из руки в руку перебрасывает колоду карт сквозь немалое расстояние.

— Возвращайся в город, вели врыть в землю штырями вверх, что найдут: ножи из изб, мечи, крупные гвозди, осколки, — велел Бальтазар, формируя вокруг себя чёрный вихрь, поднимающий его с заснеженной земли.

— Да, милорд, слушаюсь, — кивнул, поправив затем шапку-боярку навершием посоха, Ильдар, под потоками магического ускорения ринувшись обратно вверх по холму.

— А потом уходите! Слышишь меня? Бросайте город и отступайте, как договаривались. Всё и так увезли в следующий гарнизон, — кричал магу лорд Кроненгард сверху, окружённый громыхавшими грозой потоками густой дымки.

Кагуя было ринулась следом, но некромант создал чёрный смерч в форме собственного гигантского змея из завихрений, и тот ударом хвоста сбил левитирующую принцессу в сугробы лесной опушки. Лезвия, правда, срезали кончик хвоста, и кусок этот сразу исчез, растворившись в воздухе. Восседавший среди рогов на голове своего чудовища некромант обернулся и сделал из обрубка надутый волдырь, а потом пассами расходящихся пальцев формировал выглядывающие оттуда иглы, превращая нынешний кончик хвоста в некую булаву.

Змей из сгустков тёмной энергии при этом ползал боком, как некоторые песчаные гремучники, гадюки и эфы, и вместо того, чтобы атаковать Баше и пытаться забрать артефакт, он пятился в сторону города, как бы отступая, расталкивая булавой драугров, пытавшихся тщетно атаковать огромную тушу своими катанами.

Фиалковый взор некроманта был прикрыт, он будто бы каким-то внутренним взором оглядывал сейчас ситуацию и управлял исполинским чудовищем. Такой монстр требовал невероятной концентрации и сосредоточенности. Подрагивающие ресницы то и дело пропускали меж своих волосков паутину тонких фиолетовых разрядов. Пальцы сжимали роговые выступы, как кучер держит поводья или капитан руль своего корабля.

А потом произошло то, чего не ждал даже сам тёмный лорд. Разбуженная всем этим шумом лесная и деревенская нечисть: болотницы, кикиморы, овинники, обдерихи, а с ними зимние и снежные духи чащи принялись отстаивать свою территорию от незваных гостей, прогоняя ёкаев прочь. А тех уже некому было собрать в единое воинство, все они были предоставлены сами себе и спешно разбегались кто куда от слаженной атаки утопленниц, лесных мавок и сирен — хищных птиц с зубастой женской головой.

Всмотревшись сквозь ткань реальности на более тонкий эфирный и астральный план, Бальтазар увидел, что все они были пробуждены чародейством Ильдара, призывавшим местных духов защищать свои земли и владения от посягательства иноземных. И хотя с неубиваемыми песчаными воинами никакие лешачихи ничего поделать не могли, они хотя бы бросались на ёкаев, терзая духов Дайкона, изгоняя подальше от собственных угодий. А там подключались и другие косматые и бледные сущности, раз за разом не оставляя времени даже на передышку улепётывавшим заграничным страшилищам.

Но видел некромант также, что питает бессмертную армию — совсем не внутренняя сила Кагуи или некий её дар. А все эфирные нити подпитки, оживляющей и придающей им человеческий облик в одеянии и броне, тянутся к самому артефакту. В тот раз он не успел узреть ни подкрепление от рыжей вертихвостки, ни как драугр командует чуждой нечистью, подтаскивая эту реликвию всё ближе. А сейчас всё становилось куда более очевидным, принцесса не так уж и могущественна, как казалось на первый взгляд.

Посох чародея горел в городе уже ярким сияющим маяком, подманивая Баше на свет, будто мотылька. При этом слепящее мерцание янтаря разгоняло прочь оставшихся безобразных ёкаев — лишившиеся своего командира-драугра твари более не знали, чьим приказаниям следовать. Кагуя управляла терракотовым воинством, а сейчас и вовсе пыталась скинуть некроманта с его сотворённого запретным чародейством чудовища. Кацуми вела воинов в обход, вообще не участвуя в схватке.

Сосредоточившись на нападении, Бальтазар из пасти чёрного змея низверг ворох таких же чёрных молний, бивших в отряды лучников и мечников, что были вокруг. Но царящее вокруг щита-артефакта силовое поле хоть и дало брешь, позволив тёмному лорду проникнуть внутрь, не позволяло причинить вред защищаемой армии.

Вкруг самого некроманта сформировался своеобразный тёмно-фиолетовый шар с кольцевыми бороздами, напоминая кокон какого-нибудь насекомого. Подобно змею, на которого забрался чернокнижник, барьер этот был невероятно плотным сгустком отрицательной энергии. Брошенные Кагуей клинки застревали в нём, словно в материальном куполе, и даже атакующий Баше не был способен сжать челюсти достаточно мощно, чтобы сокрушить такую защиту.

Чёрно-зелёное чудовище с рогом на носу ползло вперёд, обвивая хвостом и таща за собой охраняемую кумирню. Щит на постаменте необходимо было двигать в город, чтобы он защищал нападавшую на гарнизон армию, нивелируя все старания бородатого чародея.

Принцесса командовала всё новые залпы, периодически возвращая к себе послушные кинжалы и пытаясь боевыми веерами разрезать защитный барьер. У Бальтазара сводило пальцы, неимоверно ныл позвоночник, словно он не сидел верхом, а тащил какие-то тяжести, ноги практически не слушались от судорог — именно потому он и был верхом, подобрав идеальное для себя положение. Казалось, зубы вот-вот треснут, столь упираясь друг в друга. Иногда он срывался на крик, но всё равно держался за тьму — за непроглядно чёрные рога сотворённой им твари.

Между змеем-гигантом и творением чернокнижника всё сильнее завязывалось сражение. Они кусали друг друга, оставляя глубокие отметины от клыков, обвивались шеями, будто каждый желал задушить оппонента. Только вихри быстро затягивали раны колдовского монстра, хоть и расходуя на то ещё больше энергии Бальтазара.

Чёрно-зелёный Баше бодался рогом, вспарывая плотное брюхо этому магическому чудовищу, а изнутри на него вновь изливался поток искрящихся разрядов, вылетали чёрно-сиреневые шары, бьющие током, отчего великан из Дайкона шипел и извивался в болезненных конвульсиях. Но артефакт, обвитый хвостом, змей с зелёной головой всё не выпускал.

Чешуя создания в скором времени обуглилась и рассыпалась. Новые потоки чёрного электричества из пасти некромантического исполина жалили по оголившейся коже, поджаривая тушу Баше. Воздух наполнялся знакомым запахом: змеиный шашлык подавали как раз на застолье у принцессы. Но та сейчас уже была не столь гостеприимной.

Ловкие веера прорезали барьер всё сильнее, лишая Бальтазара защитного купола, будто разбивая яичную скорлупу, откидывая верхнюю половинку. Булава на хвосте змея из магии взмывала ввысь, угрожая Кагуе, а та пыталась её заморозить и улетала с опасной траектории удара. Живой змей страдал, шипел от ран, то и дело вставал на месте, но с продвижением ауры всё-таки двигался, насаживаясь на новые заострённые колья, копья и вкопанные лезвием кверху мечи.

Монстр из некромантии слабел, уменьшаясь в размерах. Плотной оставались лишь его шея и голова. Зато внизу он становился неосязаемым, почти призрачным, спокойно проскальзывая переливающейся тушей по выставленным штырям и мечам. А вот Баше, лишенный чешуи, напарывался на все разложенные гвозди и осколки, раздирая тушу всё большим количеством царапин, порезов и вонзившихся клинков.

Ополченцы покидали дома, лишаясь позиций для обстрела из окон. Дайконскую терракотовую армию не брали колдовские чары ни Ильдара, ни лорда Кроненгарда. Приходилось лишь пятиться, тем более теперь и аура Хрэтигалдура отражала все пущенные лучи и вертящиеся колдовские полумесяцы.

Велетир умудрялся при своём возрасте крепко отпихивать здоровой ногой в живот дайконских мечников, встречая их катаны своей шашкой и нередко рассекая вражеские клинки, обращавшиеся тут же в песок. Пятясь с окровавленными стрелами в другом бедре, он жмурился, скалился, то и дело сносил головы подбегавшим самураям и успевал раздавать приказания своим ополченцам. Близнецы подле него были изранены стрелами в плечи, да тоже при этом не сдавались, а вовсю продолжали бой с захватчиками.

Новый свистящий залп накрыл ополчение Вольных Городов в самый разгар боя, когда бойцы не успели ещё снова задрать щиты, а были сосредоточены на восстановившихся и собравшихся из мелких песчинок вражеских воинов. Иногда такой обстрел задевал и своих, но рукотворные големы были невосприимчивы к боли. Так что отряды лучников несли угрозу исключительно для живых.

— Генерал! — Пытаясь прикрыть упавшего с пронзённым стрелой животом старика, близнецы словили несколько метких выстрелов в свою спину.

Подбежавший Ильдар направил купол на них, в котором залп новых стрел застрял, словно в вязком желе. Колдовской змей изогнулся, желая дать последний залп по умирающему от ран и кровопотери Баше. В этот самый момент Кагуя, выставив вперёд все клинки, собралась окончательно сбить некроманта с короны из чёрных рогов, пронзая насквозь.

Но не успела принцесса Нипа сделать главный пасс руками, выпустив вперёд заготовленные кинжалы, как в лицо ей ударило что-то крепкое и крупное, а потом ещё и ещё, заставив взмыть выше, зажмуриться, трясти головой, коснувшись ушибленной переносицы.

— Не трогай его! Ты, мымра косоглазая! — вопила ей что есть сил разъярённая Люция с башни. — Думаешь, лицо размалевала, значит, всё можно? Орешков пожуй, бледно выглядишь!

Некромант аж вздрогнул, широко раскрыв искрящиеся сиреневой энергией глаза, заслышав журчащий девичий тембр, отвлекаясь от боя с помирающим Баше, пытавшимся тщетно укусить призрачную тушу магического змея-оппонента.

— ЧА-РО-ДЕЙ! — прокатилось рокочущим эхом, сотрясая постройки, звеня посудой и колоколами среди построек. — Я тебе что велел? — Лик Бальтазара объявился внутри янтарного навершия, как если это он, а не Ильдар, сейчас глядел в него словно в зеркало. — Защищай Люцию! Уводи её отсюда! Где ты там прохлаждаешься!

Ильдар успел залечить лишь раны на спинах Нила и Вильяма. Взор его был растерянным и испуганным. Вокруг ног действиями посоха уже образовывался вихрь, который должен был поднять его на вершину дозорной башни, рядом лежал генерал, истекающий кровью и нуждающийся в срочной помощи.

— Что ж ты стоишь, милок! Беги скорей! Ну же! Спасай девочку! Не думай о старике! — приподнимался кое-как на руке, изогнув в непонимании свои брови, Велетир. — Меня эти парни-жеребцы дотащат, где наша не пропадала! — имел он в виду встающих рядом близнецов, тут же схвативших его под руки, уводя с открытого пространства от новых дайконских стрел.

А стрелецкие отряды времени даром не теряли, только и успевали натягивать тетиву да выхватывать всё, что ещё оставалось в колчанах. Баше лежал уже почти недвижимым, но и чёрный змей некроманта терял свои силы, резко уменьшившись.

Чародей взмыл к Люции, загородив ту от ответных действий Кагуи. Та бросила взор на некроманта, показавшегося где-то на шее чёрного змея среди клубящихся облаков тёмной магии. Только едва она ринулась вниз, как её в полёте попробовал перехватить колдовской змей своей пастью. Огородив себя танцующими клинками, периодически собирая их в веера и атакуя крупные челюсти, она избежала ранений, но увидела сосредоточенного Бальтазара, продолжавшего держаться за рога и управлять змеем.

Другой же змей, приползший с Дайкона, сделал отчаянный рывок шеей вперёд — лишь там его мышцы ещё были целы и не кровоточили, — сжал пастью воспарившего смуглого чародея с намереньем разжевать и раздавить. Посох сверкал изнутри сквозь зубы с зазубринами, девица визжала, пятясь к смотровой площадке дозорных, с других башен в глаза и морду зверя посыпались стрелы, а тот уже пережёвывал и вовсю глотал Ильдара, пытавшегося сотворить хоть какие-то защитные заклятья.

На его счастье у змея уже попросту не оставалось сил, да к тому же брюхо было распорото. Так что он, мерцая орудием так, что аж снаружи это свечение сквозь кожу змея было видно, прошёл по склизкому горлу вниз и выпал на снег среди кровавых ошмётков, весь израненный, исцарапанный, сморщившийся от неприятного запаха змеиных внутренностей. В отличие от подпаленных участков, это отнюдь не пахло аппетитным шашлыком, а скорее вызывало рвотный рефлекс от желудочных соков.

В мокрой одежде, со слизью в бороде, потеряв шапку, вывалившуюся поодаль, Ильдар-чародей хотя бы подавал признаки жизни, всё ещё сжимая свой посох и поднимаясь на ноги. Болели прорезанные предплечья, шея от уха до плеча справа, где красовался глубокий кровоточащий порез, неоднократные проколы от зубов на спине, бёдрах ног, даже зад, да так, что сидеть теперь неделю без быстрого заживления не сможет.

При этом кое-как поднявшийся, кривящийся от боли и державшийся за поясницу бородатый маг из Яротруска себя не жалел, отдыхать времени не искал. Смуглый мужчина снова взмыл вверх, сбрасывая капли вязкой слюны и прочей жижи из чрева подыхавшей громадины, с посоха окутывая себя вновь эдаким пузырём-капсулой, видимо, и спасшим его от совсем уж смертоносных прокусов. Морозный воздух обжигал израненные щёки и влажное лицо, но взор карих глаз был чист и ясен. Он быстро нашёл Люцию на вершине башни, метнув и в её сторону мерцающий пузырь на всякий случай.

Хоть тут и была квадратная крыша со скатами из скрепленных досок, вражеские стрелы так и накрывали городок, а свои войска спешили отступать: победить песчаных воинов не удалось ни ловушками, ни засадами, ни хитростью. Те занимали дома, оббегая все комнаты и погреба в поисках засевших и спрятавшихся, занимали укрепления, мчались по лестницам, балконам и галереям, взбирались даже на крыши, проверяя, чтобы и там никого не было из местных. Нужно было двигаться прочь, пока Кагуя вовсю отвлеклась на Бальтазара.

Взгляд чернокнижника был прикрыт, губы сжаты, руки держались как можно крепче, ведь чёрный змей извивался и всё пытался угнаться за летающей принцессой. Та иногда пролетала прямо сквозь него, получая болевые импульсы от туши создания, но прорезая его шею и голову во многих местах.

В резком рывке по воздуху, создавая мощный ледяной поток, настоящую бурю, она налетела на «всадника», пытаясь сбросить лорда Кроненгарда вниз на покрытую кровью и притоптанным снегом городскую площадь. А к своему удивлению пролетела не только сквозь всё слабеющего и не такого плотного монстра, но и сквозь силуэт некроманта. И руки, и острия прошли насквозь, не ощутив ничего, словно пытались схватить дым.

Отвлекающей иллюзией был не тот, кто скользил вниз по толстой шее, как ей поначалу подумалось, а вот этот неподвижный фантом, сидевший на большой голове. Настоящий Бальтазар уже был внизу и бежал по трупу истерзанного Баше, направляясь к щиту. Кагуя бросила яростный взор на башню, но чародей вместе с девчонкой оттуда уже исчез, мгновенно под гневный рык перевела свой взор вниз, но армия ополчения, таща раненного генерала, оставила город, отступая далеко вдаль, вниз по холму.

А когда она ринулась за чернокнижником вниз, он уже выхватил щит Хрэтигалдур с постамента и закрылся им, направив ударную волну, отбросившую принцессу Нипа далеко в воздух. Она так и застыла в лунном сиянии, окружённая блеском кинжалов, что змеились вокруг неё кольцами и спиралями, поблескивая своим металлом.

Некромант в окружении чёрной дымки, под колдовским ускорением, скача рывками по фантомным теням то влево, то вправо, так что перехватить и даже понять его направление можно было с трудом. Но двигался он явно к лесной опушке, где вскоре и исчез в черноте ночи в глухой тьме деревьев.

Вопль отчаяния разразился в морозном воздухе, разлетаясь от дрожащей в гневе Кагуи спиралями метели, белыми вихрями, лунными лучами и белыми молниями. Город был взят, но какой ценой. Опустевшие колчаны, мёртвый змей из легенд, испепелённый генерал-драугр, разбежавшиеся ёкаи, потерянный древний артефакт, унесённый даже не на новую стоянку здешней армии, а совершенно неведомо куда.

Она ринулась к лесу, пытаясь выследить Бальтазара сверху. Сверкающий и кричащий от внутренней душевной боли силуэт пронесся над головой Кацуми с её обошедшим город воинством, заходящим теперь сбоку. Её подопечные тащили кумирни, телеги с припасами, обозы с деталями пагод и различной утварью.

А над ними ни розовых облаков, ни сверкающих молний. Всё в миг утихло. Больше не раздавалось лязга мечей, свиста стрел и боевых возгласов. Заходящие в опустевшие дома воины веселились, зажигая свечи и занося свою мебель. Кипела работа в попытках изменить здешний быт. Отдыхать, похоже, никто из них не собирался.

XIII

К полудню, когда ярко светило солнце, ждавшая подле главных ворот и промёрзшая Люция, переминаясь с ноги на ногу от холода, наконец-таки заметила знакомый неторопливо бредущий силуэт. Вздох облегчения слетел с девичьих губ, стало легко, будто камень свалился с души. Некромант был жив, сам нашёл дорогу сюда и тащил нечто блестящее в ярких лучах — округлый щит с обилием узоров.

— Чего ты так долго? — надув губки, интересовалась девчонка у некроманта.

— Пытался с Кагуей-химэ в дипломатию, знаешь ли, — вздохнул после дальней дороги лорд Кроненгард. — Дайконцы привыкли решать всё через силу. Не как орки, грубым напором, но используя ум лишь для тактики и стратегии ведения боя. Я надеялся, что можно договориться… Цела-здорова?

— Да в порядке я, что все вокруг спрашивают, — пыхтела Люция. — Не меня змей с дуб ростом жевал-пережёвывал, — кривила она губы, стыдливо отводя взор, беспокоясь за чародея.

— Может, волнуются? — пожал плечами некромант, сурово поглядывая.

— А где мои тёплые объятия? — недовольно ворчала продрогшая девчонка, снова взглянув на него.

— Объятия? А по заднице тебе не дать? — сверкнул Бальтазар сиреневыми молниями из глаз.

— Всё злишься? А-ап-чхи! Мороз такой, что пора бы уже и остыть! — нахмурила светловолосая девица свой карамельно-каштановый взгляд.

— Я тебе где велел быть? Сидеть в безопасности. Куда ты помчалась, ещё и на башню залезла! — возмущался некромант.

— Вот она, вся благодарность. Ты вообще смотрел незнамо куда, ничего не видел, если б не я, тебя бы опять превратили в решето! — сердилась от обиды Люция.

— Ну, встретила милорда хлебом-солью? Иди греться, скоро мы подойдём, — позади девушки показался Ильдар в новенькой красной шубе, положив руку девушке на плечо поверх серой меховой накидки с ромбовидными узорами.

— Как генерал? — сразу же поинтересовался некромант.

— Да плохо… — вздыхал бородач, нынче без привычной шапки-боярки на черноволосой и слегка кудрявой голове. — Без толкового лекаря долго так не протянет, моих сил и камней недостаточно, повреждены и печень, и селёзёнка, раны в бедре, в плечах, вывих ребра от падения… Да и крови он потерял очень много, вон теперь даже встать сам не может, — мотнул он головой в сторону небольшой избёнки, где тот, видимо, отдыхал.

— Досадно, у нас впереди ещё главная оборона замка Дельвига, — задумчиво произнёс Бальтазар. — Ловко ты это придумал, местную нечисть позвать, не ожидал.

— Ну, я ж вам ещё при первой встрече сказал, что я не из церковников и не из белых. А как мы с мавками общались, вы, поди, позабыли, — гордо ухмыльнулся бородач в красно-бурой шубе.

— Сам как? Не сгрызла тебя змеюка подколодная? Нечего было подле меня вертеться, за девчонкой же велел смотреть, — недовольно рычал лорд Кроненгард.

— Ничего… Под шубой порезы не видно. Янтарь и лунный агат с покусами справляются, а вот с генеральскими ранениями, увы, нет. Пока это, вернёмся, царапины мои уже заживут. Шрамы Дарину пугать не будут, надеюсь. А кому это гостинец в руках? — изучал чародей с довольной ухмылкой добытый Бальтазаром дайконский щит.

— Над входом в замок повешу, — усмехнулся тёмный лорд. — Да нет, явится сейчас кто-то за ним. Либо Кагуя, либо одну из своих пошлёт: гейшу с чаем или ту рыжую вертихвостку. Вернуть придётся штуковину, пока у себя продержи, — протянул он Ильдару древнюю реликвию.

— Аж сквозь варежки жжёт, — подметил тот.

— Да я тоже еле дотащил, — показал ему Бальтазар свои розовые мозоли и следы лёгких ожогов на ладонях. — Когда-то, победив чудовище Лейрбримира, вроде дракона, но чёрт его знает наверняка, дайконцы смешали его кости с глиной, песком, камнями, соорудив защищавшую от драконов стену. Со временем та разрушилась, а последний кусок оформили в каменный прямоугольный щит — Эгиду, также известную как Гастропнир. Я думал, что он в Дайконе сейчас и хранится как артефакт. Но это другое, это отлитый из метала ХрэтиГалдур. Вещица, впитывающая и поглощающая магию, так что аккуратнее. Смотри, как бы без сил не остаться.

— То, что у них есть эта вещица, ещё не значит, что где-то за новыми, уже нынешними стенами, не скрывается и той первой, — проговорил чародей, — Эгиды.

— Нам бы сперва отсюда щуров выдворить прежде, чем к ним туда залезать. Да и мало меня волнует закрытый Дайкон. То бились с драконами, то теперь почитают их, как богов. Мне с ними не по пути, — проворчал некромант.

— Вы ведь не гневаетесь, что оставил Люцию без присмотра на секундочку? Я пытался спасти генерала и его приближённых, — оправдывался Ильдар. — Надеюсь, не станете там зла держать, козни мстительные строить, Дарину пытать у меня на глазах, вы ведь из хороших правителей.

— Я и «хороший» понятия не совместимые, — хмыкнул Бальтазар.

— Ну, из вас выходит неплохой добрый злодей, — улыбнулся чародей.

— Это ещё кто такой, что за редкий зверь? — недовольно сопел лорд Кроненгард.

— Ну, тот, кто постоянно жаждет зла, но вечно совершает благо, — посмеивался Ильдар.

— Ты меня с кем-то путаешь, — вздохнул Бальтазар, стоя на морозе в лучах яркого зимнего солнца.

— Я ведь не мог иначе. Умри генерал на поле боя, как бы это сказалось на моральном духе всего ополчения! — твердил ему чародей.

— Ага, а если умрёт Люция? — скривился некромант.

— Вы, вероятно, утопите этот мир в крови… — замялся чародей. — Кто ж знал, что она в бой полезет. Никогда ж не участвовала, ни в Волколецке, ни в долине Червегора, ни в Заххаке… А тут на тебе, взгромоздилась к стрелкам-дозорным на башню, шишки кедровые с кухни взяла…

— Вот объясни мне, что это за существа. Сделаны из глины, из камня, а как пели, как веселились в городе, помнишь? Здесь что-то не так, пойду лучше навещу нашего знатока, — отправился Бальтазар в ставку генерала.

В скромной избе топилась печь, стояла охрана, а также были полураздетые и перевязанные от своих ранений Нил и Вильям, ухаживавшие за немощным генералом, так как ни лекаря, ни сиделки в гарнизоне не имелось. Не тумбе лежали компрессы из трав, кувшин с водой и наполненная глиняная кружка, остатки бурой каши на плоской тарелке с широкой трёхзубчатой вилкой. Велетир же лежал в постели, однако не спал.

— Славься, Кроненгард! — заявил Нил, вскидывая кулак и поморщившись от боли в спине и плече при этом движении.

— Спокойнее, мне без вас пока хватает мертвецов, новый выводок не нужен, — заявил Бальтазар. — Как наш воевода?

— Тяжко ему, — отвечал Вильям. — Потерял много крови, сил нет ни на что. Хоть поел чуток, каши поклевал…

— Глупости, — хрипел тот, приоткрыв занавеску подле кровати. — Добрый лорд, пришли навестить старика! — едва приподнял голову генерал, и лицо его озарило некое подобие улыбки.

— Серьёзно вас ранили, — оглядывал некромант Велетира.

— Серьёзны в этой жизни, добрый лорд, совершенно другие вещи, — взял старик его за руку. — На кухне сейчас обед, все разошлись. Уважьте бутылкой пшеничного спирта. Помогите унять боль старика, — попросил он.

— Нужно повязки сменить, спиртом раны обработать. Ну и ему можно чарку выпить, я думаю, — проговорил Нил.

— Это ещё откуда здесь, — заметил Бальтазар порхающую жёлтую бабочку, влетевшую в избу и порхавшую сейчас над стариком.

— Шпион вражеский, не иначе, — обнажил саблю Вильям.

— Фея, может? Пикси-волшебница из леса! Спасёт-исцелит дядьку Велетира! — надеялся Нил.

Бальтазар ощущал от неё определённую энергию, пытаясь отогнать рукой. Схватить или прихлопнуть насекомое в полёте не получилось. Бабочка, похожая на лимонницу, посреди зимы казалась диковинкой, необычным явлением, но от движений некроманта она лишь выпорхнула наружу.

— Это бы объяснило, чего это создание вдруг порхает посреди зимы, — проговорил некромант. — Но разве пикси не отправляются в какую-нибудь спячку?

— Может, тревожная ситуация вокруг её пробудила? — предложил Велетир.

— Вчера неплохо повоевали. То, что город пришлось сдать, ещё не значит, что мы потерпели поражение, — заявлял ему некромант.

— Мудрые речи, из хорошего игрока выйдет хороший стратег. Вам теперь всех вести в бой, добрый лорд, — крепче сжимал старик руку Бальтазара. — Ваш край, ваши земли, ваши подданные… все надеются на вас.

Через какое-то время, поле недолгой беседы, лорд Кроненгард тоже покинул избу, направляясь в кухонное помещение мимо столовой. Повара сейчас ели сами. Морозный воздух вокруг наполнялся ароматом похлёбки из крольчатины, запеченным картофелем с веточками розмарина, ягодным компотом и сладким клубничным вареньем, что мужчины ложкой размазывали по круглой выпечке.

Были слышны переговоры о том, что некоторые сомневаются в том, выкарабкается ли генерал от таких ранений. Звучали мнения, что без Велетира им всем настанет конец. Несмотря на неплохую еду и тёплую одежду по погоде, лица их были мрачны. Который раз отдавали поселение на растерзания врага, ставящего там свои порядки. Их можно было понять, но Бальтазар верил, что благодаря украденному щиту ещё не всё потеряно.

По дороге к кухне он как раз заметил Ильдара, в сверкающей ауре ощупывающего древний артефакт. Он вертел в руках плотную и тяжёлую диковинку, смотрел магической аурой вглубь предмета, изучая его, насколько позволяли способности.

— Что скажешь? — поинтересовался у чародея некромант. — Надеюсь, не подделка. Если его успели подменить, пока я подменял себя на змеюке, это уже прям какая-то многоходовочка, битва разумов. Током стрекочет будь здоров, должен быть настоящим.

— Настоящий, — ответил Ильдар. — Не пропускает и поглощает любое колдовство извне, но при этом позволяет творить чары изнутри своего барьера. Невероятная, ни на что не похожая структура. А если направить в помощь энергию чародеев или могучего мага, который сможет руководить силой реликвии, то барьер можно расширить на немалую армию, защищая в бою от невзгод.

— Они это и пытались сделать. Стоило рассмотреть энергию местности, как стало видно: уйма сияющих ниточек разбросана от реликвии во все стороны, идёт к разным бойцам, не позволяя им застекленеть, сохраняя структуру. Думаю, и люди под ним оказались неуязвимы. Да и всякие эльфы с орками тоже, — предполагал Бальтазар.

— По нему можно гадать, видите эти борозды и символы? — показывал чародей. — Кладёте плашмя, сюда хрустальный шар ну или хотя бы яблоко. В Дайконе, впрочем, наверное, персик или даже вишенку. И вращаете, а плод катится, пока где-нибудь не останавливается. Щит — это не только отражение вражеской магии или какой-то барьер для своих. Кроме военного, у него множество разных применений.

— Поставим где-нибудь в башне у Арне, посмотрим, что станут делать эти воины-налётчики. Слушай, ты ж эксперт. Големы оживлены магией ведь? — поинтересовался чернокнижник.

— На, а то! Чем же ещё! — усмехнулся чародей, удерживая щит одной рукой, а другой гордо погладив свои усы, припоминая Заххак.

— Вот и ответь, если купол от реликвии обнесёт этот город, допустим, или двор вокруг башни, бессмертное войско ж туда не пройдёт? Наткнётся, застряв, как я? Или как нежить, не способная пробраться за святые барьеры, — спросил Бальтазар.

— Боюсь, всё от разных тонких настроек зависит. Голем не человек, его просто так не остановишь. Магия внутри них, но, думается мне, не станет этот артефакт поглощать их внутренний заряд. Только если в его энергию как-то влезть и управлять, задав все параметры. Но тогда он перестанет защищать от других, настроившись лишь на големов, — качал головой Ильдар.

— Я надеюсь, ты там покопаешься хорошенько, изучай давай, — вздохнул Бальтазар.

— Нам с вами от вчерашнего колдовства теперь несколько месяцев лежать обессиленными. Столько дел натворили, что точно будет и спину ломить, и вены вздуваться, и мышцы ныть по всему телу, будто слоны прошлись или бронтозавры какие, — предупреждал чародей. — Вам-то хоть в замке и есть кому поухаживать.

— Ну, и тебе есть. Привезёт твоя кухарка тебе целебных похлёбок с перцем и чесноком, быстрее меня на ноги поднимет. Так что на голове ходить будешь, — хмыкнул на это некромант.

— Ха, на голове стоять и на руках ходить меня мама в детстве учила, — усмехался бородач, пускаясь в воспоминания, словно видя их в отражении мерцающего Хрэтигалдура. — Мечтал я быть артистом, путешествовать, жонглировать, трюки акробатически выполнять. А по итогу творю трюки магические. По её стопам пошёл, гадалкой-чародейкой была… Откаты скосили, много добра людям делала, болезни на себя тянула, детей от смерти спасала… Себя не сберегла, но не долгими годами красен человек, милорд. Я вот тоже века коротать не собираюсь, могу помочь — делаю. Так жить и следует, я считаю. И не важно, ответят тебе злом, взаимностью, безразличием… Мы творим добро не ради того, чтобы нам потом тем же ответили. Не впрок и не взаймы, а потому что так должно. Как маман поучала, таким и вырос.

— Может, поэтому ходят слухи, что у тебя откаты щадящие… А отец? — нехотя, но с толикой некого интереса поинтересовался у него Кроненгард.

— Плотником был, умельцем. На все руки мастер! Дома в Яротрукске строил, например, тот, где Мингус с женой и приёмной детворой живёт. Я к своему стыду толком ничему у батьки так и не научился, лоботрясом тем ещё был лет до четырнадцати… Так, по мелочи что-то могу: гвозди вбить, доски скрепить, полку повесить, дверцу шкафа на место вернуть могу попытаться. А вот всё это строительство, балки, крепежи, плоты — не моя вотчина, — отвечал ему Ильдар. — Думаете, я всегда был таким спокойным? О, в детстве был тем ещё сорванцом! — усмехался таскарец.

— Таким и остался, — буркнул ему чернокнижник. — Говоришь тебе Люцию защитить, ты непонятно чем занят.

— За всеми не присмотришь, милорд, всех не спасёшь, увы. Но это не значит, что не нужно стараться, — отвечал чародей. — Виноват, признаю. Очень виноват. Говорю ж, не ждал никто, что она выбежит вас спасать от ведьмы.

— Ты всё-таки загляни в замок-то. Не с кухаркой своей поваляться за супчиком, а вместо янтаря чего присмотреть в сокровищнице. Мне-то плевать, какие там рубины-сапфиры, — приглашал Бальтазар.

— Это вы зря! Без янтаря вас после веера кинжалов и не выходил бы, между прочим, милорд. Наняли себе бы хотя бы дворецкого, садовника, пару горничных и пару поваров. Не обязательно много, меньше десятка слуг, и уже замок будет выглядеть не как в страшилках о Волдриани, а хоть чем-то приличным без тёрна и паутины, — советовал чародей.

— Это не тёрн, а кусты диких чёрных роз, — ворчал некромант.

— Угу, и не паутина, а природное украшение, — кивал с иронией Ильдар. — И не мертвецы вам служат, а «сила предков».

— Одно другому не мешает, — устав от советов, некромант всё же двинулся в сторону кухонной постройки.

— Казначея заодно честного бы нашли себе, — вслед продолжал чародей. — Их не бывает, но уж самого честного из бесчестных какого-нибудь. Денежки счёт любят. Что баронские, что мортимерские. Надо знать, сколько добра в распоряжении. Мало ли, подкупить там кого для союза придётся. В войне все средства хороши.

День был ветреным, солнце скрылось за облаком, но не успел Бальтазар дошагать до здания сразу с несколькими печными трубами, как снова снег вокруг заблестел от ярких лучей. Облака проплывали довольно быстро, буроватые клесты и ярко-красные снегири слетали с ветки на ветку, снуя средь ближайших деревьев.

Те осыпали под резкими дуновениями мягкий снег на небольшие сугробы внизу у стволов, заставляя на миг задуматься о природной красоте, где даже зимой в одном месте можно было встретить и бурую кору с более светлым оттенком шишек, и красное оперение нахохленных птиц, и зелёную хвою. Всё это — в окружении бриллиантово-жемчужных переливов ярко-жёлтого солнца в насыщенно-голубом небе. А снизу на снегу красовались чьи-то оставленные свежие следы со стороны леса.

Зайдя на кухню за спиртом по просьбе генерала, Бальтазар снова замер уставившись на незваную гостью. Сразу стало понятно, чьи это следы и кто это вдруг в городок к ним пожаловал. Кацуми, сидящая за столом, тоже никак не ожидала вторжения, раз все повара с помощниками трапезничать.

Перед ней лежала на две трети съеденная печёная картошка, а за спиной был мешочек такой же, только сырой, наворованной из здешнего погреба и теперь слегка выглядывающей из-под горловины бархатной ткани. Миндалевидные розовые глаза ошарашенно глядели на некроманта, а гостья была теперь явно не в силах продолжать свой тайный обед.

— Так и знал, что Кагуя кого-нибудь пришлёт для переговоров, — хмыкнул Бальтазар.

— А я… А я, может, сама по себе! Хи-хи-хи! — ухмыльнулась компаку.

— Идём прогуляемся по лесу, поговорим, — предложил некромант, видимо, не желая, чтобы она прознала о немощном генерале или не вздумала попытаться выбить щит из рук Ильдара.

— О, зовёшь на свидание, — захлопала она.

— Картошку оставь, — развернулся Бальтазар уже на пороге. — Здешним людям нужнее.

XIV

Лесная прогулка велась неторопливо под пристальным взором яркого полуденного солнца, маячившего меж древесных стволов и голых крон. Птицы щебетали поодаль, клювом расковыривая шишки, любопытные рыжие и серые белки выглядывали из укрытий, мчались по веткам.

Никто не приближался, всё лесное зверьё, шурша кустарниками и прошибая с хрустом сугробы, старалось держаться подальше от беседовавшей парочки. Кацуми рассказывала, что Кагуя вернулась весьма недовольной и полночи пила чай, отчего так и не смогла уснуть. А ей самой уж больно понравились необычные местные блюда, в Дайкон ведь картофель не возят и там его практически не выращивают.

— Я готов вернуть Хрэтигалдур на условиях окончания войны, возвращения территорий и выгодной торговли, — проговорил Бальтазар.

— Хи-хи, не, на это принцесса не пойдёт, — ухмылялась Кацуми. — Даже возвращение щита её не вразумит, этого слишком мало для поруганной чести царствующего рода. Её задача здесь — вернуть Оясунэ. Кагуя-химэ ни перед чем не остановится для достижения цели и выполнения приказа своего микадо. Дело чести.

— Ха! Много ли чести… И обещание вернуть эту «сестрицу» свою не выполнить, и потерять главную реликвию Дайкона, если мы отобьёмся у замка Хаймлига! — хмыкнул некромант. — Кстати, она ей всё же кто? Если Оясунэ дочь владыки, а этот правитель на Кагуе собирается жениться… Тогда уж падчерица, выходит?

— По возрасту скорее младшая сестра, да и по общению, по отношению между ними. У нас нередко нынче знатные пожилые господа предпочитают вступать в брак с молоденькими аристократками, — рассказывала рыжая компаку. — По любви браки редки, это вам не Вольные Города. У нас брак — это, прежде всего, партнёрство, выгода для обеих сторон. Увядающие рода могут поправить финансовое положение и вновь расцвести, да и богатеи получают себе прелестный цветок в виде невесты.

— Теперь её войско под угрозой. Их больше не питает артефакт, не защищает, бессмертную армию в этом походе ждёт провал, — предупреждал чернокнижник.

— До Арне-то она доберётся уж, я думаю. Вы даже с вашими способностями только и отступаете город за городом. А отсюда до его башни уже и рукой подать. Мы скоро будем там, ваш край обречён. Лучше бы вам пойти туда и вернуть Оясунэ вместе с щитом, — советовала в ответ Кацуми.

— И что с ней будет? Что станет с ребёнком?! — интересовался Бальтазар.

— Ух, ну Арне-то в любом случае казнят, похитил он, или она станет свидетельствовать, что всё по любви, навлекая на себя гнев и позор. Не суть важно. Отсекут голову катаной публично. А младенца… Если микадо будет в хорошем настроении, радуясь возвращению дочери, то малышу, быть может, найдут семью. Отдадут какой-нибудь бездетной паре, как бы восстанавливая баланс. Кагую ведь боги также даровали бездетным старикам.

— Или кто-то избавился от младенца, подбросив в бамбуковую рощу, что куда более вероятно, — проговорил Бальтазар.

— Но я бы не надеялась. Никто не захочет, чтобы он вырос и потом имел какие-то притязания на трон по родству. Это может вызвать раскол между кланами, соседями и регионами, спровоцировать внутреннюю войну. Едва ли на это пойдут, — пожимала плечами Кацуми.

Они вышли на залитую солнцем заснеженную поляну, плавно бродя там, где летом было бы полно земляники, и гордо высилась бы сочная трава. А сейчас виднелись лисьи следы да ровный слой хрупкого наста, затвердевший за ночь и сейчас слегка подтаивающий под лучами.

— И вам всё равно? Не жалко? Ни ребёнка, ни Оясунэ, ни Арне? — удивлялся некромант. — Казалось, вас что-то связывает.

— Жалко, Бальтазар-сама, у пчёлки, — достала рыжая девица из кармана ещё одну припрятанную печёную картофелину, ещё тёплую, даже горячую, принявшись ею жонглировать. — Если бы вы жили в Дайконе, вам всех было бы жалко. Одни — заложники традиций, другие — воли отца, третьи — сложившихся обстоятельств. Там все поступают из чувства долга. Не так, как хотят, а так, как надо и как требуется в таких ситуациях. Люди несговорчивы, неуступчивы, своенравны. Каждый род не желает ни под кого прогибаться. И, тем не менее, скажу я вам, выживают самые гибкие и приспосабливаемые.

Вокруг слегка потемнело, будто над ними нависла туча. Снежинки прекратили переливаться, имитируя бриллианты, яркий свет перестал бить по глазам. Птицы разлетелись, будто опасались какого-то налетающего коршуна. Компаку с кокетливым хитрым прищуром обернулась, а Бальтазар остановился на месте.

— Кажется, мы с вами достаточно уже прогулялись, — вздохнул некромант.

— Ах, наконец-то какое-то облачко, — прикрыла глаза с довольной улыбкой Кацуми. — Думала уж, что ослепну здесь. Идёмте в тенёк?

— А я, думаю, узнал, что хотел. Кагуя непреклонна, и даже потеря реликвии её не смущает и не останавливает. Сильная, однако, женщина, — заключил Бальтазар.

— Всё о ней да о ней. Лучше бы обо мне поговорили. Я думала, мы с вами найдём укромное местечко, устроим шалости, отдадимся страсти! Зачем ещё нужны такие прогулки?

— Вынужден вас разочаровать. Хотя нет, есть кое-что, — помахал в воздухе выставленным указательным пальцем лорд Кроненгард. — К вам у меня остался лишь один вопрос. Где вы прячете хвосты?

— Хи-хи-хи, а вы забавный! Думаете, я какая-нибудь там кицунэ? — залилась звонким смехом рыжая леди.

— Давайте на чистоту, — предложил некромант. — Вы тащите с собой кумирни с богиней лис и перевёртышей Инари, поёте песни, устраиваете игрища, пляски, театры… Ваши подопечные в армии Кагуи совершенно не похожи на её терракотовую армию с каменными бесчувственными лицами. Те могут лишь патрулировать да исполнять приказы. В них нет ни души, ни эмоций, им чуждо веселье. А вот разного рода тануки, мудзина, оками — только и делают, что пляшут, болтают, веселятся во всю прыть.

— Что ж теперь, все, кто песни поёт, сразу оборотень-перевёртыш? — усмехнулась Кацуми.

— Когда я атакую ваших солдат, они теряют форму и обращаются в лис и барсуков, разбегаются из кустов во все стороны прочь, — сообщал ей Бальтазар. — Потому они здесь и ловят рыбу буквально руками, точнее лапами, как умеют. Микадо и его даймё не начинали никакой войны. Дайкон не нападает на Кроненгард и не ведёт никакой военной кампании. Вам просто поручили вернуть девушку, сбежавшую с любовником. Точнее вы заставили свою госпожу это пообещать своему правителю. И, между прочим, это вы к их побегу лапу приложили. Недаром вас так обнимала и благодарила за «всё, что вы сделали» Оясунэ.

— Я свела Арне и принцессу не потому, что это был какой-то коварный план. Хватит видеть во мне злодейку! — обижено глядела Кацуми, отчасти напоминая сегодняшнюю Люцию на входе в гарнизон. — Мне это показалось забавным, видела, как паж слонялся по дворцу, а Оясунэ как всегда скучала и кормила лебедей. Они уже скоро тонуть от своего веса начнут, — надула она щёки, пытаясь изобразить располневшего лебедя, но выглядело это больше похожим на хомяка.

— То-то ты не была удивлена ни капельки, когда я раскрыл нашего «рыцаря», — хмыкнул лорд Кроненгард.

— Устроила им несколько свиданий, наблюдала, забавлялась. Помогла им. Это я изобразила пажа рядом с мужчиной в доспехах, чтобы они могли спокойной выехать без лишних вопросов, а потом вскоре вернулась во дворец, будто с прогулки.

— Делала вид, что помогаешь, а на деле развязала войну. Нашла предлог, чтобы переселить своих зверолюдей. Играешь людскими судьбами, жизнями, и на них тебе плевать, — заявлял некромант.

— А почему мне должно быть не плевать на людей?! Что хорошего они сделали для кицунэ, мудзина и других моих друзей? Несут лишь смерть и истребление! — рычала недовольная компаку.

— И вы ловко манипулируете даже своей госпожой, — ухмыльнулся Бальтазар. — Самая настоящая лисица.

— Кагуя здесь, потому что хочет быть подальше от своего суженого, — сверкнула глазами Кацуми.

— Используете её как марионетку, — качал головой Бальтазар, — вами можно лишь восхититься.

— Она ничего не знает, — притопнула рыжая компаку, нахмурившись и сжав в месиво печёную картошку в руке. — Она думает, это даймё послали войска. И не нужно её разочаровывать!

— Много ли пользы от фералов-притворщиков? Зверолюдей, имитирующих дайконцев, — хмыкнул на это чернокнижник. — Ещё повезло, что микадо сделал для любимой теньши терракотовую армию бессмертных и безустанных бойцов!

— Мой народ — тануки, кицунэ и прочие перевёртыши — умеют обращаться людьми. Для нас это отличный поход с возможностью за чужой счёт занять уже обустроенные избы и деревеньки, наладить быт, зажить счастливо своей жизнью, — заявляла ему Кацуми и меняла свой облик на истинный.

Одежда её осталась прежней, в той внешности, пожалуй, только она была настоящей, если не считать в целом рост и сохранившийся цвет глаз. Среди пышных волос в распущенной ловким движением пальцев причёске приподнялись большие мохнатые уши с небольшими кисточками.

Сейчас перед некромантом стояло бело-рыжее создание с густым мехом и девятью хвостами, веером распушившимися за спиной. Слегка вытянутая остроносая морда напоминала причудливую помесь человека и лисицы, имела зубастые хищные челюсти от уха до уха, смыкавшиеся в форме дуги, как если бы у существа всегда была хитрая ухмылка.

— Если вы лиса, что ж вы так картошку-то любите, — обратил мужчина на раздавленный печёный клубень в её руке.

— Во-первых, лисы всеядны, — хмыкнула собеседница, закидывая картофель себе в рот. — Хи-хи-хи! А во-вторых, я ведь лишь наполовину лисица. Да, я люблю кроликов, кур, дикую птицу, но и лапшу с рисом ем с удовольствием. Ценю пряности, пикантный вкус, острый перец, черепаховый суп, вишню в сиропе, крепкие напитки, много всего. Вон булочки с бобами тоже не шибко лисья еда, но они волшебны! Вам ведь досталось? Успели попробовать? И картофель мне очень понравился в гостях у Арне. Разве ж любовь к вкусной еде — это порок?!

— А с чего вдруг такая миграция? — любопытствовал Бальтазар, разглядывая существо, стоящее по-людски на задних лапах.

— А вы хотите жить в комфортном замке? Или ютиться в холодных норах и промёрзлых пещерах? — хмурилась девушка-лисица. — Хотите спокойного сна или ожидать постоянно, что в зверином обличье на вас натравят охотничьих собак или подстрелят из лука? — скалилась она. — Сколько можно жить в угнетении и постоянном страхе!

— Непросто вам было одурачить Кагую, устроившись на служение и добившись такой близости и доверия, чтобы стать её генералом, — отметил Бальтазар.

— Священные соседи во время своего перехода просили укрытия у союзников, мы их приютили, и они посоветовали нам начать здесь новую жизнь. Нам дали достаточно золота, чтобы я притворилась девчонкой из знатных родов, присланной служить госпоже. У меня свои лисьи хитрости, как кого убеждать. Мы с Кагуей давно уже знакомы и через многое прошли вместе, — заявляла Кацуми.

— Священные соседи? Жители Фафнира, я полагаю. Не иначе дракониды в сговоре со фералами — зверолюдьми, — смекнул некромант. — В Дайконе всегда почитали драконов и змей.

— Это их мир, как бы вы ни старались, — презрительным взором одарила его собеседница. — Они просто возвращают своё. А перевёртыши, как и минотавры с кентаврами, как псоглавцы, фелины, серпенты, лишены сейчас нормальных условий и всякого уважения. Нас изгнали отовсюду, нас боятся и недолюбливают, нас истребляют, видя в такой расе только врагов. Драконья раса вернёт себе Иггдрасиль, и такие, как я, больше не будут бояться таких, как вы. Кицунэ и тануки смогут расселиться по городам и деревням, строить свою жизнь, не опасаясь охотников или варваров, не содрогаясь от одной мысли, что нагрянут военные походы людей. Щуры, смуглые, белокожие — как ни смотри, весь ваш род одинаковый. Достойных немного, а желающих мира и сосуществования среди них и того меньше.

— Где же сейчас дракониды? — поинтересовался некромант.

— Так я вам всё и сказала! Опять притворились заинтересованным, осведомлённым и восхищённым, а на деле пытаетесь разговорить! — хмурилась звериной лисьей мордой Кацуми.

— Ну, что, Кагуя-сама, я же говорил: вас ждёт немало всего интересного? — задрал голову ввысь некромант.

— К-Кагуя-сама?! — аж подпрыгнула от неожиданности перепуганная девятихвостка и поглядела наверх.

Солнце на поляне заслоняло отнюдь не столь долго державшееся в такую ветряную погоду облако. Над ними нависла в своём роскошном широком платье с лентами сама принцесса. Очевидно, она всё-таки за своё ночное преследование нагнала некроманта, но не смогла отобрать отталкивающий её щит-артефакт из его рук.

И стало ясно, почему Бальтазар явился к гарнизону только под утро. Скорее всего, договорился с Кагуей встретиться здесь. Пообещал интересный разговор, планируя вывести её помощницу на чистую воду, многое подозревая, а о чём-то лишь только догадываясь. Вся эта встреча и разговор были устроены лишь с целью демонстрации предательства рыжей особы и прояснения её коварных планов.

— Я очень недовольна тобой, Кацуми! — в снежном буране опускалась ближе к земле принцесса Нипа.

— Госпожа! Да это всё он! Он заставил меня так сказать, загипнотизировал, подчинил, — пятилась девушка-лиса.

— Молчать! — метнула ряд острых сосулек в свою компаку Кагуя-химэ. — Я достаточно наслушалась лжи из твоих уст, хитрая наглая плутовка! Твоё войско исчезнет, я изгоню всех перевёртышей, житья им не будет! — сосредотачивалась на своём колдовстве ведьма, создавая порывы морозных ветров от себя во все стороны.

Со своих мест вставали пробудившиеся джухио — ледяные демоны-великаны, застывшие двадцатифутовыми скульптурами на солнце, имитируя занесённые снегом деревья. Когда буран застлал собой всё небо, они потягивались и скрежетали, выхватывая деревянные дубины и начиная свою охоту на затаившихся в лесу перевёртышей.

Помогали им также и ямаваро — одноглазые невысоклики, покрытые густым мехом, что-то типа дайконских йети с примесью циклопов. Может, так они и появились когда-то на свет. На зов ведьмы эти существа стремглав на четвереньках бежали в самую пургу с горных склонов, чтобы обыскать все норы, землянки, пещерки, коряги и другие укрытия.

С ними в изгнании тануки, мудзина и тому подобных участвовали добровольно местные шуликуны и кулеши — ночные зимние демоны, вылезающие из водоёмов, также именуемые краконджалами. Мелкого роста, любящие садиться на людскую шею и кататься верхом, хлеща своим хвостом, словно кнутом.

Покрытые и мехом, и чешуёй, напоминающие одновременно и каппу, и рыбу с лягушкой, и речных чертей. Тоже, вероятно, дикая помесь, зародившаяся в какой-то извращённой массовой оргии тысячелетия тому назад. Но, говорят, что шуликунами могут обернуться дети-утопленники, умершие насильственной смертью, чей рассерженный дух мечтает отомстить.

Они, как жители Вольных Земель испокон веков, мечтали изгнать всё нашествие перевёртышей из своего края прочь, помогая домовым духам отстаивать владения и желая возвращения людей на облюбованные и насиженные места, дабы тем снова можно было докучать, как и прежде. Ведь с тануки и кицуне жить бок о бок такие создания явно бы не смогли.

— Госпожа! Образумьтесь! Это же вся суть притворщиков! Мы только и способны, что на обман, на смену облика! Мы можем быть зверем, человеком и чем-то средним, такова наша сущность! — заявляла ей Кацуми в порванном, пронзённом наряде.

— Это я здесь, по-твоему, безумна?! — возмутилась Кагуя. — Помолчи, я достаточно уже тебя наслушалась! — взмахнула ведьма резкими движениями пальцев, и женщину-лисицу в один миг со всех сторон градом пронзили летающие кинжалы, намертво пригвоздив к земле перекошенным монументом образовавшейся из них колючей фигуры.

— Кагуя — вскрикнула Кацуми, протянув к госпоже дрожащие, но та висела в воздухе с привычно строгим выражением лица, свои руки сложив на груди.

Буран расходился во все концы, двигаясь вместе с армией зимних слуг могучей колдуньи, сотрясая деревья и кустарники леса. Неподвижное тело рыжей плутовки валялось, вкривь и вкось утыканное блестящим металлом. А Бальтазар молча смотрел на неё в противоречивых чувствах.

— Ну, теперь вы довольны? — заговорил он первым с принцессой.

— Нет, — хмыкнула та. — Довольной я буду, когда верну микадо его дочь, — зашагала она к деревьям с занесённой поляны, в сторону трупа Кацуми.

— Я думал, мы договорились: я вам ценную информацию, а вы уводите своих песочных человечков с моих земель, забрав свою крышку от кастрюли, если угодно, — недовольно кривил губы тёмный лорд.

— Это богохульство, так говорить о священной реликвии, — обернулась к нему Кагуя.

— Не уверен, что его выковали именно боги, — хмыкнул на это Бальтазар.

— Мои «человечки» вас ещё удивят, зря недооцениваете бессмертную армию, — заявляла ему принцесса.

— Может, и вы зря недооцениваете здешнего лорда, — пожал тот плечами. — Подумайте, пока есть время. Мы уже столько раз встречались, что однажды только один из нас переживёт сражение.

Кагуя-химэ лишь надменно хмыкнула на эту угрозу, пассом рук вернув себе лезвия из тела Кацуми, собрав вновь из них боевые веера. Но нападать на некроманта сейчас не решилась. Он тоже не стал ей в спину кидать ни свой чёрный меч, ни разряд заклинаний. Для последней дуэли оба знали давным-давно назначенное место.

XV

Чем ближе некромант приближался к гарнизону, тем чище вновь становилось небо. Снежный шторм, разошедшийся во все края с лесной поляны, уходил всё дальше и дальше, терзая соседние леса и просторы западной окраины Кронхольда.

На въезде в деревню его опять встретила Люция, на этот раз, соскучившись, напрыгнув уже с ногами и руками, шмыгая носом не то от нахлынувших эмоций и радостей, не то от простуды. Так что её пришлось тащить до избы генерала, куда первым же делом пошёл некромант.

— Где вот тебя носит? — ворчала девица. — Сказал идти греться, а сам пропал, — обиженно дулась она, прижимаясь покрепче.

— Нечего наружу выскакивать, коль не выздоровела ещё, — ворчал и шагал вместе с ней некромант. Что там наш генерал?

— Ничего хорошего, — с грустью вздохнула Люция. — Говорят, не оправится уже от таких ран…

Прямо со входа было ощущение, что попал не в избу, а в храм во время какого-то торжества. В воздухе царил сильный запах ладана и белого сандала, но под ними разливался ещё целый букет более тонких и нежных благовоний, эфирных масел и ягод.

— Милорд! В этот раз-то всё получилось? — с надеждой смотрел на него Ильдар, исполнявший тут эдакую роль жреца или священника на смертном одре.

Красно-бурая шуба на нём была словно ряса, подвешенный на ремнях Хрэтигалдур красовался на его спине, будто спущенная с головы монашеская каса или саткат — дайконская шляпа с широкими полями, часто коническая из тростника, но иногда и из лёгкого металла с более пологой тульей, реально отдалённо напоминающая щит.

— Долгая история, расскажу позже, — бросил ему Бальтазар, а Люция отошла в сторону, с ужасом поглядывая на умирающего старика.

Велетир был уже крайне бледен. Что-то бормотал, сжимая морщинистыми крепкими пальцами одеяло, приоткрывал рот, покашливая, а кто-нибудь из обеспокоенных близнецов подавал ему воды. Чародей, глядя на некроманта, покачал головой: мол, дела совсем плохи.

— Добрый лорд наш вернулся, хвала Кроненгарду, — просипел Велетир. — При вашем правлении мы славно зажили, — слегка кивал старик проходящему к кровати чернокнижнику.

— Это потому, что Дельвиг Хаймлиг перестал обкладывать налогами свои земли и забирать причитающееся, — лишь усмехнулся Бальтазар.

— Боги с ним, с Дельвигом. Дайкону никогда не понять наш край, не изменить его под себя, — заверял генерал. — Не станет меня, Нил и Вил возглавят ополчение. На этих удалых парней вполне можно положиться.

— Дядька Велетир, да чего вы! Чай сейчас заварят с мёдом, с малиной, с имбирём! Завтра уже сами ходить начнёте! — заявлял ему Нил в бело-зелёном вязаном свитере, встав на колени у изголовья кровати, поровнявшись лицом с головой старика.

— Никогда не теряй своего оптимизма, — улыбнулся тот, едва касаясь немощной рукой и погладив его по щеке. — Ты всегда знал цену победам в настольных партиях, верил в лучшее, не сдавался, не опускал рук и знал, что даже поражение — это ценный опыт!

— Хлебните хотя бы воды, чтобы горло не першило, — поднёс чарку к губам старика другой из близнецов.

— А ты всегда был настойчив, умён, мыслил на несколько шагов вперёд и поражений не принимал, — слегка улыбнулся Велетир, напившись. — Твоя воля к победе поразительна, Вильям. И тоже ведь никогда не унываешь. Знаешь, что даже если шансы малы, они всё равно есть! И стотысячное войско можно одолеть, загнав в узкое ущелье. И великана в один удар одолеть, раскроив камнем череп. Нет ничего невозможного. Взгляните на себя… такие большие, а для меня всё те же озорные мальчишки.

— Бабушка нам от хвори всякой заваривала ромашку, кору дуба, мирт и кедровые орехи! Правда же? — припоминал Вильям, глядя на брата.

— Ага, и сбитень ещё на меду, — кивал Нил. — Может, пойти на кухню, сказать рецепт? Пусть, помимо чая, сварганят!

— Главное, убедитесь, что там лиса какая-нибудь не забралась… — проворчал некромант.

— Не надо, не уходите! — шумно и глубоко дышал Велетир. — В свои последние мгновения я желаю быть со своими друзьями, со своими лучшими учениками! Всегда были рядом, никогда не оставляли старика, — слегка улыбался он.

— Вы весьма помогли мне рассказами о кицунэ, — благодарил его тёмный лорд

— Свет не в том, кто всегда сияет, — проговорил ему генерал, — а в том, кто способен видеть свет даже во тьме!

— Вот… — протянул Вильям выструганную из липы фигурку оленя. — В детстве, помните, у меня никогда не получалось сделать рога… Не хватало усердия. А я ночью спать не мог, думал всё, как вы тут, придёте ли в себя, оклемаетесь… Что-то нахлынуло эдакое в груди. Взял полешко, нож… Пусть будет вам талисманом! Оберегом!

— Красивый олень. Благородный и грациозный! Словно наш добрый лорд, оказавший нам милость, явившись на нашу защиту! — перевёл генерал глаза на Бальтазара. — Защитник и хранитель своей земли. Этот олень, — взял старик в руку статуэтку, — будет мне опорой в новой жизни. Унесёт мою душу, умчит на край света, покажет мне весь мир, мы облетим Иггдрасиль вместе с Солвейги и подыщем себе… Подыщем… — успел он лишь поставить фигурку на тумбу рядом с плошкой воды и горящими свечами, а потом силы совсем его покинули.

Морщинистый рот замолчал, перестав даже хрипеть. Пальцы коснулись дощатого пола, когда рука сама опустилась и больше не двигалась. Одеяло перестало вздыматься с каждым вдохом, и кругом на какое-то время воцарилось почтенное молчание в память о старом Велетире.

— Вот и всё, — томным голосом первым нарушил тишину Ильдар, сделав несколько ритуальных пассов свечой, поменял блюдечки с благовонием местами: северное на южное. — Нет больше с нами Велетира. Отправился в лучший из миров, в Ирей-сад, где боги и духи будут ему теперь песни петь, на гуслях играть, мёдом поить. Вечная память!

— Вечная память! — хором проговорили близнецы, сняв свои енотовые шапки и склонив головы.

— Опять она… — обнажил клык в оскале некромант, глядя, как к мёртвому старику подлетает жёлтая бабочка.

Она села на лоб, проведя там мгновение, перелетела на фигурку оленя, что высилась рогами на тумбе, а затем вспорхнула над свечами, не опасаясь сгореть или сжечь яркие крылышки в танцующих языках голодного пламени, и пронеслась над всеми, облетая комнату в направлении входа.

Бальтазар выждал, когда очередь этого облёта дойдёт до него, и хотел было уже прихлопнуть бабочку, опасаясь шпионящих глаз, назойливого духа, похитителя человеческих душ или чего-то ещё. Но голос во стороны прихожей заставил его остановиться.

— Не надо! — пластичный и льющийся мёдом лисий тембр, который некромант уже никогда более не ожидал услышать, коснулся его ушей.

— Ты?! — повернулся он, встретив взглядом в дверях Кацуми, пропускавшую летящую лимонницу мимо себя.

— Фи, ну и вид, Бальтазар-сама, всё ещё не побрились и смотрите так, будто приведение увидели, — фыркнула она, взором провожая порхающее ярко-жёлтое насекомое.

— Живая?! — дивился некромант.

— Щурятся лисьи глаза… бойся плутовки! Сзади — девять хвостов! — хихикала та, упражняясь в поэзии. — О, кумихо так просто не убить. Хи-хи-хи! Я вам не рядовая кицунэ какая-нибудь, я зверь элитный, маститый! — гордо задирала носик рыжая хитрюга, стоя в своём человеческом привычном для всех остальных обличье. — Кагуя бывает вспыльчива, но также быстро отходчива. Вы просто плохо её знаете, она умеет развлекаться и веселиться в приятной компании. Считайте, это она меня так наказала. Типа отшлёпала, хи-хи-хи! Мы уже помирились, — приоткрыла Кацуми дверь для бабочки. — Потом мило беседовали за сооружением красивого бонсая. Заглядывайте как-нибудь во дворец Нипа, я вам там покажу наши чудеса и красоты.

— Как у кошки, что ль? Девять жизней? По одной на хвост? — усмехнулся Бальтазар. — И зачем ты здесь? Решила прихватить ещё картошки?

— Пришла за щитом, — протянула она ручки вперёд, сжимая пальцы, словно хватая воздух или прося объятий, но намекая, конечно же, на возвращение реликвии. — Кагуя приняла моё предложение. Я притворюсь Оясунэ, — сменила она у всех на виду плавно обличье на златовласку, только без выпяченного живота, — и буду жить во дворце. Присмотрю себе лучшую пассию, рожу наследника, который будет новым микадо в Нипе! С моими связями и должностью помыкать собой никакому муженьку я не позволю. Со мной будет либо неженка-подкаблучник, либо сильный духом и способный меня уважать. Буду, в общем, царствовать, а Кагуя станет вольной и свободной. Теперь уже она при мне будет компаку, хи-хи! Придётся нынешнему микадо свыкнуться, что до луны ему… как до луны! Хи-хи-хи! И вскоре отойти на покой, как наследничка воспитаю. Ну, а я заодно расселю по Нипу своих лохматых тануки, обустрою им деревеньки только для таких, как мы. Может, поля картофельные обустрою… Вот только артефакт вам придётся вернуть в обмен на земли. Войска уже уходят, забирая кумирни, складывая пагоды, даже весь мусор и объедки с собой унося. Можете заселяться обратно. Кагуя верит, что вы человек чести, Бальтазар-сама.

— Ишь ты, перевёртыш! — дивился Ильдар смене её облика.

— Жаль, до дива такого совсем чуть-чуть наш дядька Велетир не дожил воочию поглядать! — качал головой ошарашенный Вильям.

— И будет на троне восточного Дайкона сидеть наследный полукровка-кумихо, — качал головой ошарашенный некромант.

— Что ж вы встали, милахи, идёмте! Неужели вам не интересно, откуда зимой взялась бабочка и проследить за ней? — махнула Кацуми-Оясунэ им рукой и вышла вслед за маленьким насекомым. — Бабочек крылья… весело пляшут в саду… лишь скряга в избе, — развернувшись к стоящим внутри, зазывала она наружу поэтическими метафорами.

Всей компанией, ещё раз молчаливо простившись с телом покойного генерала, Бальтазар, Ильдар, братья-близнецы и бежавшая впереди всех Люция вышли следом за кумихо. Глаза их искрились всеобщим непониманием и удивлением, любуясь, как в свете солнечных лучей, словно попавшая сюда сквозь брешь между сезонами из жаркого лета, жёлтая лимонница облетает двор, уносясь по дороге в сторону въезда в деревню.

— Шубку накиньте, сударыня, — протянул чародей Люции серую меховую накидку, которую та забыла внутри избы. — А вы медный щит тогда держите, не мне же с ним бегать, — передал он лорду Кроненгарду дайконскую красивую реликвию.

Путь их был неблизкий. Бабочка двинулась вдоль соседней деревни, вниз по холмам, вдоль полей и лесной опушки, обогнула оставленный вчера городок. Всё кругом было так спокойно, будто и не проходился по этим лесам буран. Лишь оголённые древесные кроны да осыпавшийся снежный покров с лапок ельника как-то напоминали о произошедшем.

Лимонница летела без устали, а компания, неторопливо её преследующая, не без помощи артефакта, восстанавливающего силы, часами шла мимо освобождённых пустых поселений, любуясь снежными равнинам, лесами, замёрзшими реками каменными и деревянными мостиками.

Причём порхающее яркое создание выбирало именно удобные для своих спутников места для перехода. Она никогда не неслась через болота, не перелетала через канавы, вела себя, будто питомец на долгожданной прогулке, дивящийся красотами зимнего времени года и заставляющий остальных обратить внимание на раскинувшуюся вокруг красоту.

Ноги уже начали уставать, день клонился к закату, а бабочка облетала маленькие и большие деревеньки, всегда двигаясь вдоль дорог, никогда не залетая ни на одну из территорий. Кое-где виднелись позабытые узелки с припасами, ящики и корзины, сложенные колчаны, вымпелы с чёрно-белым кругом и даже пагоды. Но терракотовых войск и перевёртышей уже и след простыл.

— О! Нихамань! Нил, смотри, Нихамань! Эхе-хей! — обрадовался Вильям, показывая вперёд.

Бабочка летела именно туда, в родной город близнецов и их старого генерала. Это было единственным поселением, внутрь которого заглянула уставшая за многочасовое путешествие по окраине компания сопровождающих. Они прогулялись по центру, минуя лавки, ратушу и жилые избы. Прошли город насквозь, взбираясь по холму вверх к одинокой хижине у кладбищенской изгороди.

— Дом дядьки Велетира, — Бальтазару и его спутникам пояснил Нил.

Снаружи стояли столы под ворохом зонтиков, защищавших от непогоды, а на них лежали шкатулки с игровыми фишками, колоды карт в деревянных коробочках, различные настольные игры, доски и поля для них, а также стаканы с игральными костями и прочими принадлежностями. На крыльце виднелся старый чайный сервиз и большой самовар из латуни.

Но дом был уже пустым. Лимонница облетела его, присев на жёрдочку у крыльца, но внутрь не заглянула. Все думали, что она ведёт их сюда, но яркая бабочка запорхала своими тонкими лёгкими крылышками прямо ко входу на старое заросшее кладбище.

Деревья склонялись здесь над руинами склепов, изломанные столбы заставляли воображать, что же когда-то было на их месте — фасад, постамент, статуя или же просто декорированная колонна. Ограды могил обвивали почерневшие и засохшие к зиме вьюны. Лишь одно надгробие и его территория была здесь ухоженной. Именно на эту плиту и села лимонница, взобравшись наверх, на самый край, и, прижавшись, растаяла у всех на глазах, будто скользнула вовнутрь.

— Вот чудеса! — снял шапку и вытер пот со лба Нил. — Видал такое когда-нить? — хлопнул он брата по плечу.

— Чур меня, чур! — отшагнул тот от этой могилы. — Духи предков храните, от зла защитите!

— Солвейга? — прочитала Люция надпись, обернувшись на близнецов. — Судя по датам, она умерла молодой. Двадцать шесть, получается, где-то ей было или двадцать пять даже…

— Да, мама рассказывала, помнишь? Почему старик живёт там один. С нами дядька Велетир никогда таким не делился, — проговорил Нил.

— Да-да, — кивал Вильям, вновь подойдя ближе. — Рассказывала, он служил в драгунском полку, любил девушку, хотел жениться, заработать побольше монет. А она заболела и померла… Он приехал со службы, а её уж нет в живых… — вздохнул молодой парень.

— Потому-то он и твердил всегда, что ценить надо всё, что имеешь. Что не на будущее копить, а сиим мгновением жить! Успевать любить и радоваться, дело найти по душе, а не для заработка… Он так любил её, так жалел, что они мало провели времени вместе, что поселился здесь, на холме, поодаль древни. Прямо у кладбища. И ухаживал, видимо, за могилой. Может, разговаривал даже с ней обо всём. Так больше ни на ком и не женился, не было у него своих детей, — вздыхал и Нил, опустив голову да сняв шапку.

— Неужто душа её за ним прилетела в такую даль? — дивился Ильдар. — Почувствовала отсюда, что он там умирает, полдня пути, сколько ж вёрст мы прошли, сколько городов! А она пришла за ним. Обернулась бабочкой, взяв его дух с собой. Сели на оленя и поскакали по дивным краям, чтобы навсегда уж быть вместе.

— Вот это любовь! — восклицала Люция. — Ждала его все эти годы, а он был верен ей до самой смерти.

— Редкое явление, ничего не скажешь, — отметила Кацуми, приняв свой привычный облик. — Бабочка крылья сложила… Вот и ушла на покой… чья-то душа, — прочитала она поэтические строки, глядя на каменное надгробье. — Вот, ну-ка, держите! — достала из кармашка своего наряда она округлые маленькие штуковины, раздав каждому по одной.

Лёгкие деревянные каркасы, вероятно, бамбуковые, были с одной стороны обложены тонкой рисовой бумагой. А по центру на металлической проволочке располагалась горелка из пропитанной легко воспламеняющимся раствором ткани в окружении воска. Щёлкнув пальчиками, рыженькая кумихо зажгла огонёчки у ноготков и подожгла каждый фонарик, у которого тут же начал набухать бумажный купол, смазанный огнеупорной мазью.

— Теперь отпустим их в память о них, — предложила Кацуми и первой разжала ладони, не удерживая лёгкое изделие.

Фонарик тут же плавно поплыл по воздуху вверх, и вскоре за ним последовали такие же красивые, слегка мерцающие собратья, выпущенные из рук всех собравшихся. Компания глядела, как они уносятся в небо, поминая старика-генерала и заодно любовь всей его жизни, с которой тот, как всем им хотелось верить, воссоединился сейчас, после смерти.

— Вечная память дядьке Велетиру! — воскликнул Нил.

— Вечная память, — повторили хором все остальные.

— Ну, что, солнце садится, оставайтесь у нас. Дом большой, а родителей и младших пока нет, не вернулись ещё, — приглашал Вильям. — Надо ж весточку дать или как им сообщить?

— Завтра проснёмся, вернёмся, — заявлял ему усталый от такой прогулки близнец.

— Вы тут, конечно, сами решайте, а меня Кагуя-химэ с Чиасой дожидаются на границе, мне тоже домой пора. Прошу нашу реликвию и отправляюсь восвояси, — протянула ручки Кацуми.

— Ага, и мешок картошки в придачу, — усмехнулся Бальтазар, протягивая ей щит.

— Ням-ням, не отказалась бы! Вот и потороплюсь к ужину, авамори разопьём бутылочку… Ух как покалывает, как вибрирует! Какая мощь в нём скрыта, я с такой реликвией, усадив ребёночка на трон, горы сверну! — распушила кумихо веером позади все девять своих рыжих с беленьким кончиком хвостов, навострила лохматые ушки с кисточками среди густых волос, но при этом остальным телом оставалась прежней, похожей на человеческую молодую женщину из Дайкона. — Надеюсь, за вашу прогулку вы сегодня хотя бы поймали в себе коморэби — чувство прекрасного, — хитро усмехнулась она.

— Ты будто бы прям не устала, — дивился Бальтазар её энергичности.

— Ух, ещё бы, столько прошла да помножить на десять, хи-хи-хи! — заливалась Кацуми. — Только с остановками на покушать! — сжимала она пальчиками вибрирующий щит. — А уж с этой штуковиной да подпиткой её энергией можно и вовсе весь ваш край обойти и куда-нибудь в Урд выйти или к пустыням Таскарии.

— Вот и используйте во благо, а не для войны с моим краем, — хмурился лорд Кроненгард. — И если что, в Яротруск шлите письма, городничему-чародею Ильдару Шакиру, — мотнул он головой на смуглого бородача.

— А почему мне… ах, ладно, милорд, — махнул тот рукой, тяжело вздохнув и опираясь на посох, — как скажете.

Раны его по всему телу жутко чесались, словно пару недель в бане не был. Похоже, что это энергетическое поле щита так сказывалось на организме, рассасывая синяки да заживляя царапины. Правда, ощущения оттого пока что были не из приятных.

— Сейчас живицу заварим, мёд питный достанем, баньку растопим! Хлеще любых чародейских реликвией зарядимся энергией! — хорохорился Нил. — Правильно я говорю? — поглядел он на брата, обняв за плечо.

— Конечно, правильно! И перцовки отцовской стащим на всех! — поддержал его братец. — А если чего, то соврём: мол, щуры украли дайконские, ха-ха-ха!

Посмеялась с ними вся компания, даже Кацуми, соблазнившись всем этим и решив остаться на такой званый ужин, тем самым заставив Кагую ещё немножечко себя подождать, задержавшись на пару часиков. Западные границы Кронхольда да и всего Кроненгарда были освобождены от нашествия. Дома и деревни ждали обратного заселения своих домочадцев, а те, в свою очередь, вестей о том, что можно вернуться.

Закатное солнце, уходя за лес, освещало напоследок лучами надежды весь край. И растопленную баню в Нихамани, и местное кладбище, и леса, которые начал вновь засыпать и укутывать мягкий, но крупный снегопад с крупными снежинками, похожими на птичий пух.

Озорные ветра напоминали о царящем времени года, обдувая обустроенный гарнизон и крыши построек. Яркие лучики поблёскивали на старенькой черепице конической крыши башни-замка династии Хамлигов, из окон которого раздавался громкий детский плач. Арне внутри строгал из деревяшки соски-пустышки. А беглянка-принцесса Оясунэ под напев своих дайконских колыбельных на руках убаюкивала новорождённых запеленованных малышей.