Порок

Виталина Дэн (2021)

Лихие 90-е. Горячее время. Темное. Беспощадное. Царствует эпоха голода, разрухи и нищеты. Страна обросла руинами, на которых стоит въевшийся кровью пропагандистский штамп, а материальное и мертвое крепко переплелись между собой. Денис Туманов уже в подростковом возрасте осознал, что нужно крутиться и выкарабкиваться из убогости, которая его окружала и зловонием впитывалась в него. А тут еще так вовремя Туману поступает сомнительное предложение войти в одну из молодых группировок. Он не задумываясь принимает его. Ведь представился шанс сорвать куш. И для него совсем не имеет значения, что он наплюет на закон и переступит его, поскольку сама власть в свое время о нем забыла.Содержит нецензурную брань.

Глава 3

Денис. Основные действия. Конец 1989 года.

— Скоты! — бушевал подвыпивший батя за кухонным столом в кругу нашей семьи.

Я скучающе с безразличием всматривался в окно, отрешенно наблюдая за тем, как ночное зимнее небо орошало снегом город и шапкой окутывало ветви и стволы елей.

— Андрей… Что ж теперь? — испуганная матушка медленно осела на выдвинутую между отцом и Никитосом табуретку.

— Что-что, Надька? Обычным рядовым стану, — громко бахнул об стол стеклянной бутылкой водяры с красно-белой этикеткой, название которой гласило «Русская». — А полковника ВДВ больше не существует. Расформировали бригады, сократили и отправили, как это принято говорить, в отставку, но только для того, чтобы протолкнуть своего человечка. Короче, отправили на вольные хлеба. Как будто я до этого у них катался как сыр в масле. Мало того, что год назад — в восемьдесят восьмом — сняли гриф с секретной уголовно-правовой статистики, и каждый теперь может купить себе огнестрел, так еще и расформировали. Да что я говорю… Это еще не предел. И за армию скоро возьмутся… Тупоголовое стадо.

Сморгнул сгустившийся мрак в глазах и, зажмурившись, утомленно потер переносицу. Нутро жутко полыхало от изнуряющей агонии, отдавая разрядом иголок от затылка до копчика. Не из-за бати или несправедливости, а элементарно от вонючей жопы, из которой не можешь изо дня в день высунуть свою башку. Родился в дерьме и, похоже, подохну в нем же.

Откинулся на деревянную спинку стула, наталкиваясь на коренастого крупного мужика с военной выправкой и невыносимо-жестким характером. Высокий лоб, острые выделяющиеся скулы, прямой нос, тонкие губы, в которые уже нервозно заложена папироса, и от природы кучерявые смолянистые волосы, сбритые под единицу. У нас с ним что волосы, что цвета ореха глаза идентичны друг другу, и, казалось, на этом наше с ним сходство заканчивалось… Ну, может, еще тело, поскольку в свои почти пятнадцать лет я довольно рослый и крепкого телосложения. А в остальном — два абсолютно непохожих человека, совершенно по-разному смотрящих на этот мир и людей.

— Пускай катятся к едрене фене, — взбешенно пробормотал он, прикуривая спичинкой приму.

— Хорошо, что хоть успели переехать из общаги в квартиру, — потерянно прошептала мать. — Если бы не твоя работа…

Отец с запозданием глубоко втянулся и, вытащив папиросу, махнул целую рюмку водки, с горечью в глазах заливая ее в глотку. Занюхал черным хлебом и откусил соленый огурец, нападая на каждодневно-тошнотворные макароны.

— А что теперь будет с моей музыкалкой? — ожил Никитос, опасаясь очевидного.

— Скажи мне, ты баран? — спокойно обратился к этому недоразвитому, переведя на него бесцветный взгляд.

— А ну, ца! — гаркнул отец и разъяренно ударил пятерней по столу, заставив подпрыгнуть не только посуду на ровной поверхности, но и родительницу с братцем-кроликом.

— Андрей, у тебя сердце! — тут же вклинилась наивная матушка, думая, что незаметно отодвигает подальше от бати пустую рюмку.

— А еще ты! — он возмущенно уставился на меня. Глаза напротив дурные, бешеные. — Все никак не успокоишься, Денис? Скажи, мне тебя нужно так же пиздить ремнем, как отчим твоего закадычного дружка. А?

— Андрей, прошу, не выражайся. Давай поспокойнее, — с мольбой схватила батю за плечо наша жалостливая мать.

— Не лезь! — яростно приструнил ее одним суровым взглядом. — Опять в школу вызывает директор? — он снова вернулся ко мне. — У меня сейчас будет больше времени. Я за тебя возьмусь, так и знай. Прихерел ты, сыночек! Хочешь вылететь из школы, не получив аттестат? Ты там всем осточертел! — сцепляет до скрежета квадратную челюсть.

Полоснул его острым взглядом, вмиг набычившись. Исподлобья взирал на него, подавшись ближе к столу. Показательно схватил ложку и задумчиво со звоном кинул ее обратно, в тарелку с макаронным говном, мерзко растягивая свою лыбу. Сознание упорно нашептывало угомониться, заткнуться, не связываться с ним, чтобы не расхуярить с ним снова полквартиры, но прокатывающаяся внутри башки лава, сжигающая наэлектризованные порванные нервы, совершенно не давала взять себя в руки.

— На малолетку захотел? Думаю, с таким характером и поведением осталось недолго! — батя прогнозировал мое будущее и взывал к моей разумности.

— Ой, завязывай, а! — скривился и со скрипом отодвинулся от стола, проезжаясь ножками по покрашенному вздувшемуся двп.

Допек! Еще пару секунд этой шарманки, и дело труба. Надо валить, нахрен. Иначе, если заговорю я, то на выражения не поскуплюсь.

— Ты мне поговори еще! — гавкнул на всю хату и отбросил от себя тарелку со жрачкой, грозно упираясь мощными лапами в край стола под огорченный вздох матери и под понурый хлебальник брата.

Матушке в ходе последних событий было жаль отца, но и больно смотреть на наши с ним не сложившиеся с самого детства отношения. Мы с батей как кошка с собакой. Иногда мне кажется, что я вообще не из этой семьи. Другой я. Ни на кого из них не похожий. Как гласят в народе: в семье не без урода. Вот это обо мне. Не было бы меня рядом с ними, жизнь у них стала бы намного легче и проще.

— Мне плевать, кто и что про меня говорит, — заговорил с ними, поднявшись с места. — Меня в себе все вполне устраивает, — подался к ним корпусом, твердо чеканя слова. — И мне безразлично, как вы к этому относитесь. Я такой, какой есть. Нравится? Рад за вас! Нет? На нет и суда нет. Что ж… Можем жить, как соседи! — паскудно усмехнулся, награждая охеревших родичей гнусным взором.

— Ах ты ще-е-но-о-ок! — воинственно и медленно начал подниматься с места отец со стеклянными глазами, в которых разнообразными эмоциями играл хмель. — Плевать ему? Соседи? — хватает тарелку и поспешно кидает в меня, но я, успев дернуться, увернулся от фашисткой гранаты.

Развеселившись, смотрел на осколки, которые россыпью валялись возле моих ног.

— Легче, батя? — лукаво скосил на него смеющиеся глаза.

— Денис, прошу, не накаляй и без того гнетущую атмосферу, — взмолилась мама со стоящими в глазах слезами и схватила своего мужа, отрезая ему путь до меня.

— Так не лезьте. И будете жить спокойно!

— Это угрозы пошли? — родитель взметнул кустистую широкую бровь на лоб.

— Что ты делаешь? — развернулась ко мне женщина и смерила меня растерянным неузнаваемым взглядом. — Ты хочешь разрушить себе жизнь? — непонимающе пожала плечами и развела руками. — Мы разве тебе желаем плохого? Почему ты всегда думаешь, что мы тебя как-то хотим задеть, уколоть, сделать больно?

— А она есть? — мигом отреагировал на ее святое и никому не нужное назидание. — Жизнь, мам? Есть? Что в ней хорошего? Перебиваться с копейки на копейку? Давиться одним и тем же? — кивнул им на стол, где стояла кастрюля макарон, консерва, нарезка черного хлеба, банка соленых огурцов, пустой горький чай и водка. — С трудом добывать хавчик, — имел в виду очереди, дефицит и то, что нам, людям, как скотам приходится воровато тащить из-под полы, если хочешь нормально пожрать, и то, если на это наскребешь бабки. — Таскать на себе поношенные или на размер меньше обноски, которые вы оба приносите нам, — безжалостно хлестал их словами, даже не подумав остановиться, когда у матери из янтарных глаз градом потекли слезы.

Врезался в отцовское вскипевшее лицо, окрасившееся в красный цвет, на котором яростно трепетали крылья носа.

— Воспитывать решил? А не поздновато, а? Тебя твоя служба всю жизнь волновала. Только ей ты по итогу даром не сдался. Вышвырнули на помойку, благорассудно позабыв о тебе. А теперь вспомнил о воспитании своих детей? Вон, — повел головой в сторону хлюпика нашего, — его лучше воспитай как мужика. А то всю дорогу под маминой юбочкой. Скрипочки, музычка, шопен, мопен, сраный артист со смычком в заднице. Хорошее воспитание сделает хорошего человека, папочка, — весело разулыбался, прямо намекая, где зарыт топор.

— Ишь, как заговорил, — рухнул на табуретку батя, вызывая из-под нее жалобный скрип. — Слыхала, мать? Херовые мы с тобой. Пахали для них как рабы, выбивали последнее, и херовые, — с долей иронии перевел внимание на изумленную, качающуюся на месте родительницу.

— Да не в этом суть, — ухмыльнулся и с налетом небрежности устало провел ладонью по лбу, смахивая чуть кудрявую отросшую челку. — Просто мелко вы плаваете. А я так жить не хочу. Не устраивает меня барахтаться в этом дерьме и убожестве.

— Убожестве? — с желчью в голосе переспросил отец. — Это ты еще не познал жопу мира. И я бы тебя сейчас с удовольствием туда носом макнул, щенок неблагодарный! — подавил забористые маты, пронзительно всматриваясь в меня. — У своего отожравшегося дружка этого нахватался? — презрительно стреляет глазами вниз, имея в виду Котова.

Сверкнул на него теменью своего взгляда.

— Я поэтому с тобой и стараюсь не то, что не пересекаться, а вообще разговоры не заводить. Мы полярно разные с тобой люди, па-па, — колко выделил последнее слово. — И никогда друг друга не поймем.

— Закрой свой ро-о-от! — буйно взревел. — Ты дорасти сначала до моего возраста. Роди и подними своих детей, а потом я на тебя погляжу и с удовольствием послушаю! А сейчас я вижу только малолетнего утырка без мозгов, который верно и целенаправленно прет не по той дорожке. Узкая тропинка, ведущая на кичу, дорогой мой. Путь, граничащий с уголовкой. А в моем доме басоте и беспредельщику, не видящему границ, места НЕТ! Пойдешь прямиком вон из дома! Ты понял меня? — пробасил и подался ко мне, ядовито прищуриваясь.

— Ну если нужно будет, то перекантуюсь как-нибудь и где-нибудь, — не остался в долгу и оскорбительно подмигнул ему, приводя его в еще большее бешенство.

Мама с Никитой примерзли к местам и с опущенными головами сидели, не двигаясь. Казалось даже, что старались не дышать и не дай бог издать незначительный звук, ощущая витающую в сгустившемся воздухе нашу рубящую энергетику.

— Пшел с моих глаз! — в отвращении разочарованно скривился, отдавая приказ, словно я один из его бывших подчиненных.

А я и так уже был на низком старте.

— Кланяться не буду. С превеликим удовольствием покину вас, мое идеальное семейство, — уже выходя из кухни, бросал им фразочки с подковыркой.

— Сучоныш! — догнал меня врезавшийся в спину острый нож отца в виде его высокопарных ласкательных слов.

И я люблю тебя, папочка.

Оскалился и, не задерживаясь дома, в коридоре начал натягивать на себя обувь и куртку, желая поскорее свалить отсюда.

— Ну куда ты на ночь глядя, Денис? — сходу влетела в меня мать. — Вы же еще хуже завтра сцепитесь. Ну прошу тебя, — мама трогала меня теплыми ладонями за щеки и пыталась поцеловать, но я вывернулся из ее хватки и развернулся к ней спиной.

— Не жди. Через пару часов буду, — залез в карман куртки, нащупывая бумажку.

Ухмыльнулся подрагивающим краешком губ.

— На, — вытянул червонец Воскресенского и протянул опешившей матушке.

— Что это? Откуда? — впилась округлившимися глазами в потертую купюру.

— Это не так много. Бери, — сунул ей в руку и резко дернул дверь, заранее открыв железный засов замка.

— Господи-и, — болезненно зашептала она пересохшими губами. — Только не кража, я тебя молю. Что же будет потом? Что ты творишь! — шустро просочилась между мной и входной дверью, хватая меня за полы куртки.

— Надя, пусть катится к черту! — крикнул отец из кухни. — Отпусти его!

— Отец прав, мам, — хмыкнул и резко вырвался из ее рук, молниеносно кинувшись вниз по лестнице до третьего этажа.

— Денис! — рявкнула она.

— Ма, не переживай. Пара часов, и я приду. Дай выдохнуть, — беззаботно обрубил, фальшиво смеясь.

Затихла, а спустя мгновение дверь нашей квартиры хлопнула, оповещая, что в подъезде я остался один.

Поднялся на пролет выше, стучась к Коту.

— Ты время видел? — задал интересующий вопрос сонный Макс, когда распахнул настежь дверь.

— Собирайся. Есть идея.

— Давай завтра, — прислонился он лбом к косяку и умоляюще взвыл.

— Я сказал, сейчас. Это и в твоих интересах. Тема есть.

— Ладно, — помедлив, согласился и сильнее закутался в одеяло. — Зайдешь?

— Нет. Жду тебя внизу, — кинул ему с лестничного пролета и начал собирать в одну кучу пришедшие в башку мысли.

В принципе, если все сделать с умом, то можно подзаработать.