Порок

Виталина Дэн, 2021

Лихие 90-е. Горячее время. Темное. Беспощадное. Царствует эпоха голода, разрухи и нищеты. Страна обросла руинами, на которых стоит въевшийся кровью пропагандистский штамп, а материальное и мертвое крепко переплелись между собой. Денис Туманов уже в подростковом возрасте осознал, что нужно крутиться и выкарабкиваться из убогости, которая его окружала и зловонием впитывалась в него. А тут еще так вовремя Туману поступает сомнительное предложение войти в одну из молодых группировок. Он не задумываясь принимает его. Ведь представился шанс сорвать куш. И для него совсем не имеет значения, что он наплюет на закон и переступит его, поскольку сама власть в свое время о нем забыла. Содержит нецензурную брань.

Пролог

Торопливо перебирала ногами, вышагивая по мокрому убитому асфальту, и в тишине улицы звонко отстукивала своими пятисантиметровыми каблучками.

— Веееришь, не верииишь, я лишь одно тебе скажууу, — не веришь, свои сомненья не тая, — улыбаясь крутила головой по сторонам и вслух напевала себе под нос одну из песен, не боясь быть услышанной, потому как на город опустились сумерки и никого рядом со мной не было. — Нааа-на-на-нааа, — хихикнула и немного подпрыгнула вверх, взбивая свои пышные белоснежные блестящие волосы.

Теребя пальцами один конец шифоного голубого шарфика, повязанного на шее, закусила нижнюю губу и вновь вернулась мыслями к построению своего будущего. Но внезапно в одну секунду застопорилась, когда черная машина визгливо просвистела передо мной покрышками, перегораживая путь.

Первоначально меня одолело недоумение и ступор… Мозг еще не в силах оценить происходящее из-за резкого выброса адреналина в кровь.

Уверена, что это из-за того, что на тебя сейчас чуть не налетела машина?

Таращусь округлившимися загнанными глазами на черный BMW M5 и даю трезвый ответ своему подсознанию.

Нет…

Так какого черта ты до сих пор стоишь, ведь он еще не вышел из нее?! Поздно… У тебя была минута.

Она бы меня не спасла…

Молодой темноволосый парень лениво выбрался из салона авто и оказался стоящим ко мне спиной, задерживая свое внимание на мирно лежащей линии беспросветно-холодного горизонта.

Он — безучастный, равнодушный, отрешенный. И я — дрожащая, одеревеневшая. Щеки запылали, но вразрез этому чувству меня окатила лавина холода и ужаса. В солнечном сплетении все сжалось в скрюченный комок и с запозданием ухнуло в пятки.

Долгая доля секунды, и он расслабленно разворачивается ко мне, встречаясь со мной взглядами.

Его глаза… Неживые. Мертвые. Неподвижные. Глаза, отражающие металлический холод острого лезвия ножа. Карие глаза цвета растопленного шоколада смотрели сквозь меня, но просверливали мою душу. Пугающие глаза, обладающие эффектом оцепенения, пленили каждого: воздействовали на тебя, не отпускали с места, вводили в транс.

Почва уходит из-под ног, сердце колотится, как дурное, а реальность смазывается в размытое пятно.

Делаю шаг назад, но неосмотрительно оступаюсь. Застываю. Каменею. От его потемневших глаз и просочившейся в уголках губ тени насмешки. Он, не отпуская моего взгляда, своим будто бы прицеливается… возводит курок.

И вот он, момент…

В голове простреливает сильной болью. Это понимание… осознание моей скорой неминуемой гибели. Уничтожение моей жизни… Разрушение моих планов, мечтаний, фантазий, существования.

Я стараюсь держаться и не показывать ему всей своей слабости, но в противовес моим желаниям и жалким попыткам слезы каплями стекают по щекам.

Шатаюсь, как маятник на ветру, словно я нахожусь на краю глубокой бездонной черной пропасти. Рефлекторно сжимаю в кулаки покалывающие безвольные пальцы и начинаю дышать. Глубоко. Часто.

Вдох-выдох. Смотрим друг другу в глаза.

Вдох-выдох. Оба неподвижно стоим, как будто мраморные статуи.

Вдох-выдох. Реанимирую свой онемевший язык.

— Денис… — шелест моего голоса доносится до него на небольшом расстоянии. — Я тебя… прошу… — шепот насквозь пропитан мольбой.

Но он смотрит все так же, не отрываясь от меня. Без капли сочувствия или сострадания.

Ублюдок!

— Одумайся, — с искренностью заглядывая ему в глаза, всем видом говорила, что я не хочу. — Денис…

И это мой конец… Секундная стрелка двинулась вперед. Последняя минута моей жизни. Нынешней… Отсчет пошел.

Его глаза загорелись предвкушением, а у меня с губ слетает неслышный испуганный стон. Но на самом деле в глотке застрял истошный вопль.

Оглушительный выстрел из ствола пистолета его нацеленных на меня вот уже вечность глаз. Свинцовая гильза эхом ударяется об асфальт, распространяя вонючий пороховой дым в виде его убийственной страшной энергетики.

Звон… Грубый звон его голоса в ушах. Свист. Шаг ко мне, и напеваемый жуткий свист, чередующийся со словами песни.

— Крутится, вертится шар голубой, — нарочно стреляет глазами на мой шарфик на шее и вытаскивает из кармана своих черных трико платок со стеклянной бутылочкой.

Вдох-выдох. Панический. Громкий. Под его ироничный пересвист.

— Прошу, не делай…

— Крутится, вертится над головооой, — выливает хлороформ на ткань, находясь уже практически рядом со мной. Очередной протяжный звук. — Крутится, вертится, хочет упасть, — сделал последний шаг и грудью оказался ко мне вплотную. Свист над моей головой, и вот уже его зябкие глаза на уровне моих говорят о многом. — Кавалер барышню хочет украсть…

Насильно прижимает платок к моему рту и носу и уверенно держит за затылок, обездвиживая меня. А я и не думала рыпаться, потому как это бесполезно. Не убегу. Не скроюсь. Приговор был ясен до того, как он вышел из машины.

Медленно прячу под веками расфокусированный пьяный взгляд, проваливаясь в тягучую невесомость.

Здравствуй, новая жизнь… Не ждала? Так и я тебя не желала.

Глава 1

В одном из городов России. 1991 год. Денис. 16 лет.

— Туман, стопорни-и-и! — отчаянно рыкнул мне сквозь плотно стиснутые челюсти Птичьев и, находясь на одиноком пустыре около небольшого пруда, начал настороженно отступать от надвигающегося к нему меня. — Ты сам посуди, как бы ты на моем месте поступил?! Я как и ты! Мы с тобой пешки в большой игре! — он нервно сглотнул, не отрывая своего загнанного взгляда от моего: пустого, безразличного, сощуренного из-за бьющихся об мою непроницаемую рожу тяжелых капель сильного дождя.

Пернатый пятился назад ближе к затхлой тинистой воде, тяжело перебирая конечностями в грязных кедах, и уже предугадывал плачевный итог этого дня для себя.

— Ты кому накидываешь, Птичьев? — подошел к нему впритык и склонил голову к правому плечу, изучающе впиваясь в его расширенные глаза. — Я же тебе сказал: не мельтеши у меня под ногами. Не капай мне на мозги. Ты ж знаешь, чем это чревато, — неслышно проговорил в холод раннего вечера и, задумчиво глядя на него, медленно прошелся языком по верхним зубам.

Откровенно усмехнулся от его стягивающей все лицо загнанной обреченности. Повесил голову и задумчиво изрек ему с подрагивающими уголками губ:

— Нет, пернатый… У тебя взыграло чувство собственного превосходства, — смотрел на свою раскрытую, мокрую от дождя ладонь и широко разведенные пальцы. Сжал кулак и сильно натянул зажившую за эти два месяца кожу на костяшках. — Ты решил за мой счет стремно выползти в первые ряды. Ты, хуеплет, надумал со мной мериться елдаком. Задумал подергать меня за яйца, — исподлобья плавно кинул на него изменившийся пытливый взгляд. — Заебешься, птица.

И на этих словах я резко прописываю обсосу кулаком в харю, с первого удара разбивая левую скулу и откидывая его к пруду. Он машинально конвульсивно дергает головой, но спустя секунды, благодаря бесчисленной практике за этот год, приходит в себя и бросается на меня с озверевшим оскалом. Мгновение, и он в досягаемой от меня близости. Удар отрывистый, мощный, хлесткий. Отточенный прямой в нос: так, чтобы уверенно с хрустом сломать до громкого болезненного рева.

— Сука-а-а-а-а! — горько завыл.

— Это я еще добрый, — криво повел краешком губ в нечто похожее на улыбку. — Ты ж заметил, я явился к тебе с пустыми руками… — спокойно уточнил. — А? Кстати… А ты в какой руке держал нож в тот вечер? Ты правша или левша? — нахмурился, немного склонившись к нему. — Да похуй, если честно, — повернул голову и сплюнул в болотистую воду.

— Туман? Дай сказать… — выставил он в останавливающем жесте свою окровавленную лапу.

— Ну правая, так правая.

Безразлично передернул плечами и, схватив его за вытянутую конечность, вывернул ее назад, выгибая все его тело дугой до судороги. Он во все горло заорал и попытался сделать мне подсечку, но рефлексы сработали быстрее меня. Второй смачный удар пришелся ногой под дых, придавливая его к сырому месиву черной земли. Уткнулся рожей в вонючую жижу, пытаясь отхватить побольше кислорода, но вперемешку с воздухом приходилось жрать и грязь.

— Давай я в последний раз тебе напомню, что лучше не стоит мне переходить дорогу?

— ААААА… Ту-у-ума-а-ан, харэ-э-э-э! — хрипло завопил он, когда я, стоя с его выкрученной назад рукой, принялся ломать каждый палец в разные стороны.

— С чего вдруг? — искренне удивился, приподнимая бровь. — Я же не попросил тебя сделать мне отсос. Я же не заложил тебе за щеку!

— АААА… Пидо-о-ор!

— Но я тебя все равно опущу. Ты ж знаешь мои методы. Вон позади стоят пацаны. Слава пойдет, стоит нам только переступить черту города, — пытался заглянуть ему в глаза, но бросил это гиблое дело и перешел после пяти пальцев на запястье.

— Сука, не смееей! — бульканье в его горле переплетено с паническим страхом и хрипом.

— Птичьев, только для тебя. Только сегодня. Сделаю быстро. Уговорил, — кивнул и резко сломал предплечье, когда ногой ударил его в руку. — Да не визжи ты, как скотина, — брезгливо поморщился. — Еще не закончили, — пошел к головке плечевой кости.

Мой удар. Характерный треск плечевого сустава. Его прерывистый обессиленный рык вперемешку с рыданием, перетекающим в мучительный стон, балансирующий на грани реальности.

— Ты отключиться решил раньше времени, что ли? — недоуменно спросил у него, больно схватив его за перепачканные в дерьме из грязи и крови патлы на башке. — Рано еще, фуфел.

— Пошел… ты… сссуук… — с усилием неслышно выдавил он, оскаливая черные, забитые землей зубы.

— Алёёёё? — на расстоянии сбоку от нас с раскатистым свистом позвал меня Кот.

Упираясь руками в свои колени, лениво перевел взгляд на Макса. Единственного человека, который отчасти — если так можно было сказать — приходился мне в этой жизни другом. Своеобразный, покореженный, сгнивший, как и я, но он был подобием приятеля. Ближнего.

Кот развел руками, мол, говоря: тормози. Сквозь дождь не вижу его хари, но без труда разгадываю его действие.

Помрачнев, непонимающе свел брови на переносице и, стиснув до скрипа зубы, с прищуром все еще вглядывался в Макса.

Ну все, так все…

Выпрямился во весь рост и словил на себе расфокусированный нечеткий взгляд стеклообразных зеленых глаз, подобных вонючей тинистой воде в пруду.

— Ту-уман… — слабо прохрипел он, когда я из спортивных штанов вынул член.

— Одуплись, пернатый, — равнодушно усмехнулся и начал поливать мочой его рожу.

— МММММ, — замычал он, прикрывшись от меня здоровой рукой, и сунул репу в месиво лужи.

— И впредь чтобы я тебя не видел. Ни тебя, ни твоих псов. Иначе я начну резать. Радииикально, — беззаботно улыбнувшись, стряхнул хуй и снова спрятал его в трико.

Уже отошел от него, как в спину прилетела разъяренная угроза, наполненная униженным тоном:

— Ты за это ответишь! — выплюнул Птичьев на грани истерики.

Не поворачиваясь к нему, мерзко гоготнул про себя, зная, что за этого опущенного черта уже никто не впишется. Но я и так заранее осознавал, что в любом случае перед Барином мне придется держать ответ, так как я пошел напрямик в обход него. Но случай двухмесячной давности я не собирался спускать на тормозах. Уж точно не я.

Уверенно перехватил тягостный взгляд Кота своим твердым прищуренным и, сокращая между нами расстояние на пустыре, решительно не отпускал его с места.

Котов Макс. 16 лет.

Я напряженно вглядывался в Дэна, которому явно не пришелся по вкусу мой взбрык, направленный в его сторону. Даже под приливным дождем, на довольно приличном от него расстоянии моментально учуял, что запахло жареным, и это, откровенно говоря, очень хуево. Этого прущего от Тумана зловония пытался избежать каждый из наших.

Он тяжелой поступью неторопливо надвигается на меня, взяв взглядом на мушку. Разодрал одно гнилое мясо и отправился на охоту за другим свежим куском. Сцапал черта за сраку и отправил на парашу, устраняя своего конкурента, который вот уже год как вставлял Туману палки в колеса.

Боялся ли я его…? Нет… Но я совру, если скажу, что с первого дня нашего знакомства не чувствую рядом с ним собачьего холода. Пацан из среднестатистической семьи оказался на удивление бездушным куском холодного несгибаемого металла. Озлобленный и жестокий. Да еще и система в стране поставила их семью раком. Страна, которая с каждым годом откровенно превращалась в помойку.

На расслабоне наступал на меня шаг за шагом и давил морально. Движения его — плавные, ленивые, спокойные, уверенные — говорили мне уже о многом. Острый взгляд перемалывал и держал на коротком поводке каждого из нашей стаи. И поводок этот мы ему передали собственноручно. Не потому, что умен или силен телом и духом… Потому что он не видит берегов. Как и ни единой границы. Границ, которых нет ни в его поступках, ни в его глазах. Пустота… Не зря его кличут Туманом. Плющит он не по-детски, и хрен проссышь, что вертится в его глазах и в отмороженной башке.

Вальяжно остановился напротив и с ног до головы смерил меня придирчивым оценивающим взглядом, выбирая точку обстрела на моем лице.

Неосознанно дыхание замирает, будто перед прыжком в глубинную пропасть.

— Тебя что-то не устраивает, Кот? — с напором жестко поинтересовался у меня. — Беспокоит? — следующее выдает уже с сарказмом.

В темных мутных глазах, в которые лезла мокрая рваная челка, осела горечью тень ехидства, возрождая чужеродную в нем сущность. Падаль, истребляющую всех и всё.

Время замедлило свой ход, и я в этот миг ощутил, как сердце учащенным ритмом быстро начало разгонять по вздувшимся венам отравленную кровь.

Выругался про себя.

Отвык ты, Макс, что ли, от него за два месяца? Какого черта происходит? Он все тот же…

Но казалось, что после крайнего случившегося с ним инцидента в нем разбились вдребезги последние остатки человечности.

Он и так сходу все подмечает, а тут и ты, Кот, тормозишь на ровном месте. Не дееело… Не успеешь из-за своей тупости оступиться, как сам станешь неугодным ему. А он среагирует мгновенно. Прыгнет и сожрет тебя с потрохами.

Противно скривился. Не понравился дружно играющий хоровод мыслей в башке. Это все-таки Туман. Из нашего зверья я, пожалуй, буду ему ближе всех: как-никак столько лет рука об руку.

— Я вопрос тебе задал, — невзрачная интонация и нечитаемая мимика. Он будто о погоде говорит, но в то же время расплющивает твой мозг, душит тебя удавкой. Змей, который в одночасье из спокойного состояния превращается в убийцу. — Че ты на панике? — приблизился ко мне и уже демонстративно подчеркнул в тоне угрозу.

— Я не видел в этом смысла, — киваю в сторону все еще валяющегося на земле пернатого и удостаиваюсь удивленного говорящего взгляда друга: дескать, ты ебанулся, зёма?

Закатил глаза. Ну нахер, его кроет.

— Кот, я сделаю вид, что мне показалось, — вдруг произнес он странную фразу, а у меня тут же ладони вспотели и на кончиках пальцев тремор заискрил. — Все! — повышает тон, привлекая внимание всех пацанов на поляне, и набок смахивает с глаз мешающую челку. — Возвращаемся. С Барином сам все перетру, чтобы никто из вас не смел раскрыть пасть при нем, — скомандовал твердо, отрывисто и коротко. Следует своим установленным правилам, которых придерживается не только сам, но и на нас вешает без разбору.

Кинул на меня последний предостерегающий взгляд и широким шагом направился к пустынной дороге, в сторону припаркованных жигулей. Пацаны молча последовали за ним.

— Че не так-то? — ударил в плечо Миха, задерживаясь возле меня. — Ты лупишь на него, словно никогда не был знаком с Дэном. Кот, давай просыпайся. Все. Лафа закончилась. Туман вернулся. А значит, сейчас рекой потечет грязная работенка, — издевательски хохотнул он.

— Да хер его знает, — ощерился, глядя вслед высокой фигуре друга.

— Э-э-э? — свистнул издалека нам Туман, обернувшись. — Девочки, свидание окончено! По домам и в кровать!

Загоготали, помимо нас, еще и впереди идущие пацаны. Так, под обрывочные смешки и мерный шаг, на меня накатывала тяжелая волна воспоминаний, связанных с другом.

Глава 2

Основные действия. Конец 1989 года. Денису 14 лет.

— И он, прикинь, мне такой говорит: иди, займись полезным делом, неуч. Не-е-е, ну это уже ни в какие ворота. А я ему такой: слышь, че, пиздить, как вы с мамкой? Ну и… отхуярил он меня ремнем и не преминул куском хлеба упрекнуть. Су-у-ука… Зажравшееся животное, — угорая, пересказывал мне очередные терки со своим отчимом Макс, когда ступили на лестничный пролет в школе, поднимаясь в кабинет на урок. — Да я и без их помощи подниму бабла! — я после его слов усмехнулся и стрельнул в него лукавым взглядом, чем вызвал неподдельное возмущение Кота. — А че-е-е? — всплеснул он руками в стороны. — В наше время каждый крутится, кто как может, — толковал он мне на серьезных щщах. — Я же не лезу в их дела, вот и они пускай нос свой не суют в мою жизнь. А то, видите ли, у них тупоголовый сын — бездарь. А, да, как же я мог забыть — еще и уголовник! А онии… — после незначительной заминки. — Через пару годков посмотрю на них, — тихо заржали с ним оба, не спеша поднимаясь на четвертый этаж. — Э-э-э? Ты вообще слушаешь меня? — ухмыльнулся Кот, толкнув меня в плечо, когда заметил мой заинтересованный взгляд на телочке, идущей впереди на пару с подружкой.

— Угу… — отозвался, не отрывая глаз от зачетной задницы девицы с выпускного класса, которая обсуждала хахалей и неторопливо перебирала ногами по оккупированной школьниками лестнице.

Рука так и потянулась вперед, чтобы смачно вдарить по мельтешившим перед рожей булкам, спрятанным под школьной серой юбкой в клетку.

Брюнеточка с кудрявым начесом на голове подпрыгнула на месте и резко развернулась к ржущим нам.

— Де-е-енииис! — рыкнула она, подаваясь ко мне и деланно злобно прищуриваясь. А я демонстративно начал тыкать языком в щеку, чем еще пуще распалил рядом стоящего с нами Макса и Маринкину одноклассницу. — Иди к черту, Туман! — выпендрившись, закатила глаза и отвернулась от нас, но мигом изменила свою походку и эффектнее завиляла жопой.

— Ко-о-озааа! — прищелкнул языком и удостоился тонкого среднего пальца.

Хохотнули с Котом, но улыбка враз стерлась с лица, а глаза заволокло теменью, когда в поле моего зрения появился ходячий кошелек. Дятел спускался вниз и, заметив меня, дернулся, желая заскочить на третий этаж, но было уже поздно. Рука в очередной раз неосознанно потянулась вперед, нелюбезно хватая жабу за шкварник.

— Ты куда намылился? — озабоченно поинтересовался у пацана и повалил тушу на лестницу нашей шараги.

— Туман, отцепись от меня! — растерянно пробубнил себе под нос с дрожью в голосе.

Да, уже какой год не самая приятная молва слыла обо мне в стенах учебного учреждения. Да и этот индивид знал меня лично и понимал, чего ожидать.

— Добрый день, Павел, — интеллигентно завел с ним диалог, улыбаясь.

Все-таки имею честь вести разговор с человеком из семьи интеллектуалов. Про мать его не помню, но вроде медик, а вот отец — первый секретарь обкома. Служебная волга, служебная дача за городом, трешка в центре города, импортные шмотки и зарплата другого уровня, нежели у простых смертных, которые перебиваются с копейки на копейку.

— Отвали! — суматошно заелозил на лестнице, с волнением оглядываясь по сторонам.

— Ну-ну, зачем же хамить? Не тужься ты. Я же культурно к тебе подошел, Паша.

Девчонки, свесившись с перил и наблюдая за нами, развеселились и выкрикнули:

— Денис, а ты даже слово такое знаешь?

— Где ты, Туманов, и где культурно?! — хихикая, подкалывали они.

Вскинул голову и полоснул по ним суженным взглядом. Мигом заткнули свои варежки и сорвались с места, преодолевая последний пролет до четвертого этажа.

— Паша, одолжи червонец, — вернулся к своему спонсору и начал шарить по его карманам, не дожидаясь этого тормоза.

— Туман… — он хотел сказать, что нет ничего, но я уже вытащил из прямых черных брюк двадцатку.

Присвистнули с притихшим Максом, стоящим все это время подле меня.

— Ляжку то все это время не жгло? — я довольно ощерился, спрашивая богатенького буратино.

Только передал деньги Коту, как позади нас раздался грозный визгливый голос нашей классухи, Елены Дмитриевны:

— Котов, Туманов! Это что за безобразие творится? Почему Вознесенский лежит на лестнице?

А еще я стою, нависнув над ним, и держу за воротник отутюженной белоснежной рубашки.

Блядство, как не вовремя!

— Да он оступился и упал, Елена Дмитриевна, — отозвался весело. Дергаю пацана за шкварник вверх и ставлю на ноги. — Примерзни, — неслышно процедил ему. — Иначе уйдешь на вечную зимовку. Я лично организую после уроков, — заиграл желваками, чувствуя, как Кот кулаком незаметно предупреждающе ударяет меня в бедро, а училка, цокая по лестнице маленькими каблучками, гневно печатает шаг.

Желторотик напротив кивает и испуганно отступает от меня. Кислород ему перекрыл и хлебальник захлопнул. Хоть и знал, что не посмеет его раззявить. Но никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Подстраховался, а теперь можно и по ушам проехаться этой доморощенной праведнице.

— Воскресенский, что тут произошло? — остановилась рядом с нами классная.

Скучающе перевел внимание на Макса, который открыто посмеивался над ситуацией.

— Я задумался и, запнувшись, упал…

— Что ты сделал, Туманов? — резко перебила его преподаватель и злобно уставилась на меня, уже подозревая, что клещами не выпытает у дойной коровы правдивую информацию.

— Вы слышали его, — негодующе развел руками, кося под дебила.

— Бегом за мной к директору!

— И что же вы ему скажете? — хамовато сыронизировал я, пакостно расплываясь в полуулыбочке.

Эта дура напротив покраснела, сжала зубы и кулаки, поправила круглые очки и выцедила из себя:

— Скоро узнаешь. В кабинет директора, живо! — особо выделила эту фразу, решив устроить мне очную ставку. — И почему у тебя рукава рубашки засучены? А ну-ка бегом приведи себя в надлежащий вид!

Передернул плечами и посторонился, освобождая ей проход, мол, говоря: вперед и с песней, флаг тебе в руки, доморощенная овца.

Разъяренная классуха молча полетела вниз под оглушительный звонок на урок, тоже навешивая мне на погоны хуи.

Ухмыльнулся и хлопнул пятерней Кота.

— Давай, слезки сильно не лей. Бабки после учебы попилим между собой, — подковырнул он меня и взлетел на четвертый этаж.

Обсоса уже и след простыл.

Поморщился и беспечно проследовал за женщиной, которая рявкнула на меня, подгоняя, и на проходящих девчонок…

— Райская, это что за вид? Ты что, на дискотеку явилась?! Ну-ка юбку опустила ниже. Стыдоба! А ты, Котова, что застыла, как оловянный солдатик, бегом на урок! Для кого звонок был? — разгоряченно распалялась неврастеничка.

Резко поднял голову, услышав знакомую фамилию и, глядя исподлобья, встретился с серьезным взглядом со светловолосой девочки десяти лет. Девочки, которая обеспокоенно бегала зелено-голубыми глазами под сенью пушистых подрагивающих ресниц от меня к учительнице, и пыталась сообразить, что произошло.

Тело вмиг налилось невесомостью рядом с Прищепкой, но в солнечном сплетении, как и всегда, что-то возбужденно всковырнуло наизнанку.

Насупилась, когда я лениво пошел вперед, не отпуская ее глаз. Кудрявая кукла с блестящим водопадом волос до поясницы и большим белым бантом на голове, удерживающим тугой хвост.

Смешная.

— Что случилось? — с тревогой негромко спросила у меня и коснулась моих пальцев, когда я проходил мимо них.

— Котова, ты не поняла меня? — выкрикнула училка, мгновенно вызывая во мне волну ненависти к ней.

— Все хорошо, — подмигнул ей и достал из кармана ириску. — Жуй, Прищепка. Оох! — наигранно охнул и неслышно засмеялся, когда ударила меня кулаком в бок.

— Дурак! — разозлилась из-за прилипшего к ней с детства прозвища, но конфетку нагло и ловко из пальцев выдернула.

Голубая заводь ее глаз просветлела, стирая ластиком неугодную ей зелень. Неуверенная улыбка расцвела на не сильно пухлых малиновых губах, и последовал глубокий вдох облегчения полной грудью. И так всегда… Не должно этого быть. Вздохов, таких взглядов, волнения, веры в меня, в мои слова, но, увы, есть… С самого детства. С первого нашего с ней знакомства.

Отвернулся от нее и злобно вдавил большой палец в нижнюю губу, задумчиво потирая ее по всей длине. Смотрел себе под ноги и знал, чувствовал, что смотрит мне вслед. С каждым пройденным шагом, отражающимся гипнотическим гулом в ушах, я необратимо тонул в мареве своих воспоминаний.

1984год. Денису 9 лет.

— Задрал! — разъяренно выкрикнул в пустой комнате, лежа на своей кровати. — Я тебе сейчас смычок в очко засуну, а твою доморощенную скрипку выкину с пятого этажа! — ударил кулаком в рядом стоящую стену, обтянутую невзрачными темно-коричневыми обоями с изображением опавших листьев.

— Мне заниматься нужно! — просительно вторил мне дрищ Никита, приходящийся мне родным младшим братом с разницей в один год. — Я и так к родителям в комнату ушел от тебя, пока их нет.

— Я сказал, заглох! — приподнял голову от подушки. — Еще один звук, и ты будешь под подъездом собирать щепки от своей виолончели или скрипки. Меня не ебет, музыкант хуев! — с психу стопой толкнул стоящую у подножья кровати отечественную деревянную тумбочку.

Секунда, и образовалась такая желанная мною тишина. Закатил глаза и башкой повалился обратно на подушку, пытаясь уснуть после школы. Но, похоже, сегодня была не судьба, как и во все предыдущие разы.

Переплетенный яростный тихий рык с негодованием выскользнул из меня, когда у соседей под нами раздался очередной детский визг, писк, хныканье, и до того громко, что даже подушка не заглушала этих раздражающих воплей.

— Вот же суки!

— И че ты на меня гонишь, когда у новых соседей снизу уже неделю играет свой аккомпанемент, — с затравленным вздохом завалился в нашу с ним комнату Никита, намекая на соседского спиногрыза.

— Скройся! — спрятал голову под подушку.

Меня хватило от силы на пару минут бездействия, пока вновь не раздалось оглушительное визжание, словно это исчадие расчленяли на куски.

Слабая нервная система не выдержала.

Сорвался с кровати и по пути к выходу из квартиры со всей дури зарядил ладонью в деревянную, окрашенную белой краской обналичку, с одной мыслью, что я их там сейчас придушу в ответ за изнасилование моей башки.

Пролетел в подъезде на пролет ниже и затарабанил руками и ногами в соседскую железную дверь.

Кровожадно оскалился, когда бесноватый ребенок наконец-то заткнулся.

— Кто? — раздался по ту сторону удрученный голос подростка.

— Открывай. Свои, — гаркнул на весь подъезд.

За дверью осеклись, но, отдать должное, не стушевались и дверь открыли. Напротив оказался короткостриженый русоволосый пацаненок с зелеными глазами, примерно моего возраста.

— Че? — скривился он и нелюбезно поинтересовался.

— Хуй в очко, слышал о таком? — на серьезе загоняю ему эту дичь и носком бью его в голень сначала левой ноги, а следом и в правую, вкладывая в удар все внутреннее напряжение и бешенство.

— Ты с башкой не дружишь? — взвыл он и завалился на пол около двери, хватаясь за место ушиба.

— Отчасти, — усмехнулся. — Угомони ребенка, и дайте поспать.

— Сосед, что ли? — сквозь зубы выдавил, растирая место, куда пришлись удары.

— Максюша, кто к нам пришел? Это мама, да? Максюююша? — тонкий голосок и топот маленьких ножек неумолимо приближался к нам.

Заржал от скривившейся рожи Максюши. Но в полной мере насладиться этой картиной помешала малявка, которая распахнула на всю дверь и так и застыла с открытым ртом, глядя на меня.

Присел к ней на корты и сцепил пальцы в замок.

— Звать как? — серьезно осведомился без улыбки, не сюсюкаясь с ней.

Но она молчала, и мне казалось, что с каждой секундой ее глаза и зрачки становились шире, а золотистые медовые кудряшки подпрыгивали в такт ее учащенному дыханию.

— Ты немая, что ли? Хотя, так горланить на весь дом… Рот прикрой, а то муха залетит.

Нахмурилась. Свела и изогнула маленькие бровки к переносице и поджала губы в прямую линию.

— Я не немая. Я — Уля! — гордо вскинула подбородок и, как царица, выставила ножку вперед, а у меня еще в башке щелкнуло, что она сейчас ручку мне подаст, чтобы я ее поцеловал.

— Юля, что ли? — усмехнулся и, озорно сощурившись, смотрел на нее в упор.

— Уля! Это не я немая, это ты глухой! Но оооочень даже ничего… — смерила меня каким-то серьезным и заинтересованным взглядом, чем заставила нехило так прихуеть от детской борзости. — Ульяна я… — остановилась на моих глазах, что-то возбужденно соображая.

Помедлив, обратилась к своему брату, закладывая ручки в карманы своего комбинезона, довольно неплохого по нашим меркам.

— Максюша, давай его заберем к нам жить. Ты уговоришь папку? А то он после нашего последнего собрания у подъезда с бабой Нюрой все еще на меня злится.

Губы непроизвольно задрожали и расплылись в широкую улыбку. Мать твою, когда я вообще последний раз улыбался так искренне?

— Ты кто, ребенок? И какого черта ты так визжишь на весь дом?

— Я так играю с братом, — невинно разулыбалась, демонстрируя свои уже частично потерянные молочные зубы, и кокетливо стрельнула в меня ярко-голубыми глазюками с изумрудным ободком по кайме.

— Во что? — ошарашенно мотнул головой, понимая, что эта девчонка ненормальная.

— Кто кого быстрее прикончит и отправит на тот свет, — досадливо высказался над нашими головами Максюша, который явно пришел в себя за время моего общения с мелкой.

— Пошли, будем чай с вареньем пить. Я, так и быть, налью тебе, — искусно сцапала меня за руку и потащила вглубь квартиры.

На секунду пересеклись обескураженными взглядами с ее братом, который, словив мое внимание на себе, кивнул головой, тоже приглашая внутрь.

— Заходи. Такой жест благотворительности у нее впервые можно наблюдать. Она, знаешь, какая жадная? — последнее пацан сказал с хищным оскалом и захлопнул входную дверь.

— А вот и нет! — взвизгнула маленькая коза и уперла кулачки в бока, мигом зверея.

— А вот и да! — перекривлял ее Макс и получил в ответ от маленькой занозы язык.

— Он наговаривает на меня, — переключилась на меня и растянула губки бантиком в очаровательной улыбке, возвращая себе маску ангела. — Он сейчас про безмозглую Полинку говорит, которая постоянно отбирала мои игрушки. Конечно я жмотила, но только чтобы к концу прогулки досчитаться всех своих кукол.

— Чай давай обещанный, — сунул руки в карманы трико и чуть не заржал в голос, глядя в эти честные округлившиеся глаза, оправдывающиеся передо мной.

— Иду, иду, — спохватилась и кинулась в кухню, как примерная хозяйка, размахивая ручками, словно птичка крыльями.

Стоило ребенку скрыться, как мы с Максом по команде согнулись и тихо заржали.

— Теперь ты понимаешь, что эту ненормальную невозможно заткнуть, если она того не хочет?

— Примерно начал догадываться, — искренне давился смехом.

Выпрямился и обвел взглядом светлый коридор новоприбывших соседей и уголок комнаты, где стояла темная, сверкающе-лакированная стенка с телевизором и большое объемное зеркало с деревянной витиеватой огранкой.

Удивленно присвистнул, сравнивая в уме свою невзрачную нору и хату жильцов.

— А че ты хотел? Родаки цеховики*(подпольный предприниматель в СССР). Да и отчим часто мотается за кордон, — привлек мой удивленный взгляд пацан. — Ну я думаю, ты не побежишь докладывать? Не сильно-то ты смахиваешь на терпилу, — безразлично передернул он плечами. — Хотя мне по большому счету плевать, — отмахнулся Макс. — Я — Кот. Котов. Будем знакомы, сосед, — вытянул он руку для рукопожатия.

— Будем. Я — Денис. Можно просто Туман, — изучающе вглядывался в него, отвечая ему на знакомство.

— Откуда ты? С пятого или третьего?

— Пятый.

— А ты тоже не славишься тишиной. На чем ты брынчишь все время? — скривился пацан.

— Угораешь? — меня всего перекосило. — Это мой недоразвитый брат-музыкант.

Макс загоготал в голос, призвав свою сумасшедшую сестричку.

— Максюша, что у вас там? Максюша?! У меня все готово! — прибежала к нам егоза, но на этот раз она не остановилась и влетела в меня, повиснув на моей ноге.

— Тише ты, убьешься, — инстинктивно сжал ее хрупкое плечико и невольно перешел к пшеничным мягким волосикам, накручивая кудряшку на палец.

— Пойдем, буду тебя угощать и чаем поить.

— Ну пошли, — беззаботно фыркнул.

— А как тебя звать?

— Денис, — стоило мне ей ответить, как она пару раз беззвучно повторила мое имя одними губами.

Ждал, когда она с меня слезет, но ребенок крепко обнимал мою ногу и со вскинутой головой любопытно с каким-то детским восхищением всматривался в меня.

— Липучка, отвали от него. Тебе только исполнилось пять лет, а ты уже начала маньячить, — Макс легонько дернул ее за волосы, но она не глядя на него отбилась рукой.

— Не мешай мне знакомиться с моим будущим мужем.

Ее брат обалдевши застыл, я поперхнулся и закашлялся, а девчонка скромно захихикала.

— Ой, я сболтнула вслух, да? — показательно прижала пальчики к губам и вновь вцепилась в мою штанину.

— Ладно, пойдем, Прищепка… — отчего-то сконфуженно буркнул и, схватив ее в свои руки, подбросил вверх.

1989 год. Основные действия.

— Туманов?! — пробасила классный руководитель, заставив своим голосом прийти в чувство и отогнать накатившее воспоминание.

Елена Дмитриевна распахнула передо мной дверь директора и довольно блеснула глазами, надеясь, что там во мне вызовут острый приступ совести.

Да только не было ее никогда и в помине. Ни чувств, ни совести, ни морали. Одним словом — мразь в людском обличье.

Проходя мимо учителя, рывком дернулся на нее, чем нехило испугал классуху. Подзатыльник придал мне больше скорости для того, чтобы залететь в карцер для бесполезных пыток.

Все одно и то же по кругу…

Глава 3

Денис. Основные действия. Конец 1989 года.

— Скоты! — бушевал подвыпивший батя за кухонным столом в кругу нашей семьи.

Я скучающе с безразличием всматривался в окно, отрешенно наблюдая за тем, как ночное зимнее небо орошало снегом город и шапкой окутывало ветви и стволы елей.

— Андрей… Что ж теперь? — испуганная матушка медленно осела на выдвинутую между отцом и Никитосом табуретку.

— Что-что, Надька? Обычным рядовым стану, — громко бахнул об стол стеклянной бутылкой водяры с красно-белой этикеткой, название которой гласило «Русская». — А полковника ВДВ больше не существует. Расформировали бригады, сократили и отправили, как это принято говорить, в отставку, но только для того, чтобы протолкнуть своего человечка. Короче, отправили на вольные хлеба. Как будто я до этого у них катался как сыр в масле. Мало того, что год назад — в восемьдесят восьмом — сняли гриф с секретной уголовно-правовой статистики, и каждый теперь может купить себе огнестрел, так еще и расформировали. Да что я говорю… Это еще не предел. И за армию скоро возьмутся… Тупоголовое стадо.

Сморгнул сгустившийся мрак в глазах и, зажмурившись, утомленно потер переносицу. Нутро жутко полыхало от изнуряющей агонии, отдавая разрядом иголок от затылка до копчика. Не из-за бати или несправедливости, а элементарно от вонючей жопы, из которой не можешь изо дня в день высунуть свою башку. Родился в дерьме и, похоже, подохну в нем же.

Откинулся на деревянную спинку стула, наталкиваясь на коренастого крупного мужика с военной выправкой и невыносимо-жестким характером. Высокий лоб, острые выделяющиеся скулы, прямой нос, тонкие губы, в которые уже нервозно заложена папироса, и от природы кучерявые смолянистые волосы, сбритые под единицу. У нас с ним что волосы, что цвета ореха глаза идентичны друг другу, и, казалось, на этом наше с ним сходство заканчивалось… Ну, может, еще тело, поскольку в свои почти пятнадцать лет я довольно рослый и крепкого телосложения. А в остальном — два абсолютно непохожих человека, совершенно по-разному смотрящих на этот мир и людей.

— Пускай катятся к едрене фене, — взбешенно пробормотал он, прикуривая спичинкой приму.

— Хорошо, что хоть успели переехать из общаги в квартиру, — потерянно прошептала мать. — Если бы не твоя работа…

Отец с запозданием глубоко втянулся и, вытащив папиросу, махнул целую рюмку водки, с горечью в глазах заливая ее в глотку. Занюхал черным хлебом и откусил соленый огурец, нападая на каждодневно-тошнотворные макароны.

— А что теперь будет с моей музыкалкой? — ожил Никитос, опасаясь очевидного.

— Скажи мне, ты баран? — спокойно обратился к этому недоразвитому, переведя на него бесцветный взгляд.

— А ну, ца! — гаркнул отец и разъяренно ударил пятерней по столу, заставив подпрыгнуть не только посуду на ровной поверхности, но и родительницу с братцем-кроликом.

— Андрей, у тебя сердце! — тут же вклинилась наивная матушка, думая, что незаметно отодвигает подальше от бати пустую рюмку.

— А еще ты! — он возмущенно уставился на меня. Глаза напротив дурные, бешеные. — Все никак не успокоишься, Денис? Скажи, мне тебя нужно так же пиздить ремнем, как отчим твоего закадычного дружка. А?

— Андрей, прошу, не выражайся. Давай поспокойнее, — с мольбой схватила батю за плечо наша жалостливая мать.

— Не лезь! — яростно приструнил ее одним суровым взглядом. — Опять в школу вызывает директор? — он снова вернулся ко мне. — У меня сейчас будет больше времени. Я за тебя возьмусь, так и знай. Прихерел ты, сыночек! Хочешь вылететь из школы, не получив аттестат? Ты там всем осточертел! — сцепляет до скрежета квадратную челюсть.

Полоснул его острым взглядом, вмиг набычившись. Исподлобья взирал на него, подавшись ближе к столу. Показательно схватил ложку и задумчиво со звоном кинул ее обратно, в тарелку с макаронным говном, мерзко растягивая свою лыбу. Сознание упорно нашептывало угомониться, заткнуться, не связываться с ним, чтобы не расхуярить с ним снова полквартиры, но прокатывающаяся внутри башки лава, сжигающая наэлектризованные порванные нервы, совершенно не давала взять себя в руки.

— На малолетку захотел? Думаю, с таким характером и поведением осталось недолго! — батя прогнозировал мое будущее и взывал к моей разумности.

— Ой, завязывай, а! — скривился и со скрипом отодвинулся от стола, проезжаясь ножками по покрашенному вздувшемуся двп.

Допек! Еще пару секунд этой шарманки, и дело труба. Надо валить, нахрен. Иначе, если заговорю я, то на выражения не поскуплюсь.

— Ты мне поговори еще! — гавкнул на всю хату и отбросил от себя тарелку со жрачкой, грозно упираясь мощными лапами в край стола под огорченный вздох матери и под понурый хлебальник брата.

Матушке в ходе последних событий было жаль отца, но и больно смотреть на наши с ним не сложившиеся с самого детства отношения. Мы с батей как кошка с собакой. Иногда мне кажется, что я вообще не из этой семьи. Другой я. Ни на кого из них не похожий. Как гласят в народе: в семье не без урода. Вот это обо мне. Не было бы меня рядом с ними, жизнь у них стала бы намного легче и проще.

— Мне плевать, кто и что про меня говорит, — заговорил с ними, поднявшись с места. — Меня в себе все вполне устраивает, — подался к ним корпусом, твердо чеканя слова. — И мне безразлично, как вы к этому относитесь. Я такой, какой есть. Нравится? Рад за вас! Нет? На нет и суда нет. Что ж… Можем жить, как соседи! — паскудно усмехнулся, награждая охеревших родичей гнусным взором.

— Ах ты ще-е-но-о-ок! — воинственно и медленно начал подниматься с места отец со стеклянными глазами, в которых разнообразными эмоциями играл хмель. — Плевать ему? Соседи? — хватает тарелку и поспешно кидает в меня, но я, успев дернуться, увернулся от фашисткой гранаты.

Развеселившись, смотрел на осколки, которые россыпью валялись возле моих ног.

— Легче, батя? — лукаво скосил на него смеющиеся глаза.

— Денис, прошу, не накаляй и без того гнетущую атмосферу, — взмолилась мама со стоящими в глазах слезами и схватила своего мужа, отрезая ему путь до меня.

— Так не лезьте. И будете жить спокойно!

— Это угрозы пошли? — родитель взметнул кустистую широкую бровь на лоб.

— Что ты делаешь? — развернулась ко мне женщина и смерила меня растерянным неузнаваемым взглядом. — Ты хочешь разрушить себе жизнь? — непонимающе пожала плечами и развела руками. — Мы разве тебе желаем плохого? Почему ты всегда думаешь, что мы тебя как-то хотим задеть, уколоть, сделать больно?

— А она есть? — мигом отреагировал на ее святое и никому не нужное назидание. — Жизнь, мам? Есть? Что в ней хорошего? Перебиваться с копейки на копейку? Давиться одним и тем же? — кивнул им на стол, где стояла кастрюля макарон, консерва, нарезка черного хлеба, банка соленых огурцов, пустой горький чай и водка. — С трудом добывать хавчик, — имел в виду очереди, дефицит и то, что нам, людям, как скотам приходится воровато тащить из-под полы, если хочешь нормально пожрать, и то, если на это наскребешь бабки. — Таскать на себе поношенные или на размер меньше обноски, которые вы оба приносите нам, — безжалостно хлестал их словами, даже не подумав остановиться, когда у матери из янтарных глаз градом потекли слезы.

Врезался в отцовское вскипевшее лицо, окрасившееся в красный цвет, на котором яростно трепетали крылья носа.

— Воспитывать решил? А не поздновато, а? Тебя твоя служба всю жизнь волновала. Только ей ты по итогу даром не сдался. Вышвырнули на помойку, благорассудно позабыв о тебе. А теперь вспомнил о воспитании своих детей? Вон, — повел головой в сторону хлюпика нашего, — его лучше воспитай как мужика. А то всю дорогу под маминой юбочкой. Скрипочки, музычка, шопен, мопен, сраный артист со смычком в заднице. Хорошее воспитание сделает хорошего человека, папочка, — весело разулыбался, прямо намекая, где зарыт топор.

— Ишь, как заговорил, — рухнул на табуретку батя, вызывая из-под нее жалобный скрип. — Слыхала, мать? Херовые мы с тобой. Пахали для них как рабы, выбивали последнее, и херовые, — с долей иронии перевел внимание на изумленную, качающуюся на месте родительницу.

— Да не в этом суть, — ухмыльнулся и с налетом небрежности устало провел ладонью по лбу, смахивая чуть кудрявую отросшую челку. — Просто мелко вы плаваете. А я так жить не хочу. Не устраивает меня барахтаться в этом дерьме и убожестве.

— Убожестве? — с желчью в голосе переспросил отец. — Это ты еще не познал жопу мира. И я бы тебя сейчас с удовольствием туда носом макнул, щенок неблагодарный! — подавил забористые маты, пронзительно всматриваясь в меня. — У своего отожравшегося дружка этого нахватался? — презрительно стреляет глазами вниз, имея в виду Котова.

Сверкнул на него теменью своего взгляда.

— Я поэтому с тобой и стараюсь не то, что не пересекаться, а вообще разговоры не заводить. Мы полярно разные с тобой люди, па-па, — колко выделил последнее слово. — И никогда друг друга не поймем.

— Закрой свой ро-о-от! — буйно взревел. — Ты дорасти сначала до моего возраста. Роди и подними своих детей, а потом я на тебя погляжу и с удовольствием послушаю! А сейчас я вижу только малолетнего утырка без мозгов, который верно и целенаправленно прет не по той дорожке. Узкая тропинка, ведущая на кичу, дорогой мой. Путь, граничащий с уголовкой. А в моем доме басоте и беспредельщику, не видящему границ, места НЕТ! Пойдешь прямиком вон из дома! Ты понял меня? — пробасил и подался ко мне, ядовито прищуриваясь.

— Ну если нужно будет, то перекантуюсь как-нибудь и где-нибудь, — не остался в долгу и оскорбительно подмигнул ему, приводя его в еще большее бешенство.

Мама с Никитой примерзли к местам и с опущенными головами сидели, не двигаясь. Казалось даже, что старались не дышать и не дай бог издать незначительный звук, ощущая витающую в сгустившемся воздухе нашу рубящую энергетику.

— Пшел с моих глаз! — в отвращении разочарованно скривился, отдавая приказ, словно я один из его бывших подчиненных.

А я и так уже был на низком старте.

— Кланяться не буду. С превеликим удовольствием покину вас, мое идеальное семейство, — уже выходя из кухни, бросал им фразочки с подковыркой.

— Сучоныш! — догнал меня врезавшийся в спину острый нож отца в виде его высокопарных ласкательных слов.

И я люблю тебя, папочка.

Оскалился и, не задерживаясь дома, в коридоре начал натягивать на себя обувь и куртку, желая поскорее свалить отсюда.

— Ну куда ты на ночь глядя, Денис? — сходу влетела в меня мать. — Вы же еще хуже завтра сцепитесь. Ну прошу тебя, — мама трогала меня теплыми ладонями за щеки и пыталась поцеловать, но я вывернулся из ее хватки и развернулся к ней спиной.

— Не жди. Через пару часов буду, — залез в карман куртки, нащупывая бумажку.

Ухмыльнулся подрагивающим краешком губ.

— На, — вытянул червонец Воскресенского и протянул опешившей матушке.

— Что это? Откуда? — впилась округлившимися глазами в потертую купюру.

— Это не так много. Бери, — сунул ей в руку и резко дернул дверь, заранее открыв железный засов замка.

— Господи-и, — болезненно зашептала она пересохшими губами. — Только не кража, я тебя молю. Что же будет потом? Что ты творишь! — шустро просочилась между мной и входной дверью, хватая меня за полы куртки.

— Надя, пусть катится к черту! — крикнул отец из кухни. — Отпусти его!

— Отец прав, мам, — хмыкнул и резко вырвался из ее рук, молниеносно кинувшись вниз по лестнице до третьего этажа.

— Денис! — рявкнула она.

— Ма, не переживай. Пара часов, и я приду. Дай выдохнуть, — беззаботно обрубил, фальшиво смеясь.

Затихла, а спустя мгновение дверь нашей квартиры хлопнула, оповещая, что в подъезде я остался один.

Поднялся на пролет выше, стучась к Коту.

— Ты время видел? — задал интересующий вопрос сонный Макс, когда распахнул настежь дверь.

— Собирайся. Есть идея.

— Давай завтра, — прислонился он лбом к косяку и умоляюще взвыл.

— Я сказал, сейчас. Это и в твоих интересах. Тема есть.

— Ладно, — помедлив, согласился и сильнее закутался в одеяло. — Зайдешь?

— Нет. Жду тебя внизу, — кинул ему с лестничного пролета и начал собирать в одну кучу пришедшие в башку мысли.

В принципе, если все сделать с умом, то можно подзаработать.

Глава 4

Конец 1989 года. Денис.

— Туман, ты сейчас мне это на серьезе загоняешь? — последние пару минут душнил Макс, основательно присев мне на уши.

Я стоял с запрокинутой головой в тусклом свете городских фонарей и одним прищуренным глазом вглядывался в ночной мрачный небосвод, с которого сыпались крупные хлопья слепящего снега.

— Кот, если ты ждешь, что я тебя начну убеждать в чем-то, то ты крупно заблуждаешься. Я тебе уже все сказал, — безучастно отреагировав на реплику друга, опустил голову и спокойно на него посмотрел.

Макс понуро снял с себя шапку и, озабоченно погрузившись в смятенные раздумья, почесал затылок.

— Давай по чесноку, Туман? — его вкрадчивый голос просочился в башку, пытаясь прикрутить мои поехавшие по его мнению винтики. — Эта глубина настолько коварна, что ты не заметишь, как погрязнешь в клубке хитросплетения. Увязнешь. Не придашь значения тому, как тебя уже засосет, — взирал на меня сквозь налившийся жидкий свинец своих неспокойных глаз Кот, разводя демагогию.

— А может, я именно этого и хочу? — ощерил в отвратном оскале зубы и перевел внимание на запорошенную грязным снегом нечищеную дорогу. — Ты не задумывался об этом? — без особого энтузиазма озвучил истину вслух.

На короткое время замолкли и начали играть в молчанку. Дал ему право выбора и возможность осмыслить мои слова и предложение, которое несет за плечами нешуточный риск и может привести к масштабным последствиям в жизни. Но глядя на Макса понимал, что ему требуются необходимые слова от меня, а я ни лживых гарантий давать, ни пуха накидывать, чтоб его умаслить, категорически не собирался. Пусть пацан сам протаптывает свою дорожку. Осознанное решение он должен сделать самостоятельно.

Меня же в данный момент все устраивало и наполняла холодная пустота, граничащая с витающей невесомостью в каждой клетке умерщвленного нутра. Безразличие долбит в висках и затылке, прокатываясь опоясывающей пульсацией вокруг сокращающегося сердца.

Я точно знаю, чего хочу от жизни. И я это любыми путями получу. Но если я твердо уверен в своем суждении, выборе, последующих действиях, то Кот же стоит передо мной на измене и не знает, куда от меня спрятать неуверенный взгляд.

— Туман, это уже совсем другой уровень. Одно дело — трясти напыщенных упырей, и совсем другое… ну вот так, — развел он руками и, не сдержавшись, резко со злостью обратно натянул пидорку до глаз.

Сейчас в нашем с ним разговоре имеет место быть выражение «сытый голодного никогда не поймет».

Мгновение, и я растянул ленивую улыбку, приводя друга в недоуменное состояние.

— Значит так, Макс. Я отдаю отчет всему, что я тебе сказал. Решай сейчас. Ты либо в теме, либо разворачиваешься и пиздуешь домой. Я все пойму. На наше общение это никак не повлияет. Грызться из-за этого точно не будем. Я не баран и умом могу раскинуть, что на самом деле в бабках ты не нуждаешься, — после последнего высказывания он скривился и с горечью сплюнул на тротуар. — Для тебя, как правило, все наши телодвижения являются не более чем сплошной игрой, — крылья носа друга возмущенно раздулись, щеки отчетливо покраснели, только не понять — это из-за режущего насквозь мороза или моих правдивых слов. — Но если ты вдруг наебешь и дашь по газам во время дела, трухнешь и обосрешься, ебанешь мои задуманные планы, подведешь меня под черту — я не посмотрю на нашу дружбу и не церемонясь снесу тебе башку. Так и знай, — честно, как есть, сказал в упор в его шальные глаза, в которых вспыхнувший от злости сапфир затопил всю радужку. Слышал, как из-за моей прямолинейности в его репе затрещал пожар, полыхающий черными ядовитыми языками пламени.

— Туман, тормозни! Вот че ты сейчас накаляешь? — грубым хватом дернул мое плечо на себя. — Че с твоей кукушкой? Какие игры? Ты же знаешь, какие у меня отношения с отчимом! В курсах, что я по возможности стараюсь зелень у него вообще не брать. Значит, так думаешь обо мне, да? Считаешь, что я с тобой от безделья трясу чучел с бумажками?

— До тебя дошел мой посыл, — хмыкнул в ответ на его негодующий взгляд и без усилий высвободился из захвата.

Я знал, что он не спасует, так же как и знал, что он не трусливый слабак. Но Макс довольно импульсивен в своих решениях. После содеянного он может крупно об этом пожалеть. Если сравнивать нас двоих, то в рациональности первенство займет он.

Поднимаю выжидающий взгляд на Кота и получаю взамен безмолвное согласие в льдистых глазах.

— Ну? — качнулся он на пятках и, запрокинув голову к небу, медленно выдохнул струю пара изо рта.

— Баранки гну, — подъебал насмешливо, но сразу перешел на суровый тон. — Ты прикрываешь тыл. Не отсвечиваешь, не озираешься! Дернем через панельки домов и встретимся на нашем школьном стадионе.

— Мы не вместе, что ли, будем? — непонимающе нахмурился Кот.

— Нет, — отрицательно мотнул башкой. — Разделимся. Чухаем и во дворах разбиваем сходняк. Это на случай, если он быстро врубится и рванет за нами. Рискованно на пару гнать. Лучше перестрахуемся. Усек? — подогнул колени, заглядывая в его склонившуюся вниз мрачную рожу.

— Ты потом… — исподлобья смерил меня пытливым взором.

— Мне кажется, с этим вопросом ты не ко мне, Кот, — разгадав на раз, какой посыл несет друг. — Я никогда не смотрел в глаза своей совести. В этом наша с тобой разница. Я еще раз повторю: сейчас ты еще можешь отказаться, если не уверен, не хочешь, — но последние слова я уже кидал ему в спину. Макс развернулся, пропуская разговор мимо ушей, и попер в сторону палисадника, располагающегося под хрущевкой. Под ковром снега схватил примеченный обломок кирпича и заложил себе в карман короткой куртки.

— Зачем?

— Проломить, если потребуется, котел. Откуда я знаю, может, нам попадется спринтер, — вернул себе в голос былой юмор, но голубые глаза оставались серьезными. — Туман, выхлоп то будет от этого?

— Обижа-а-аешь… — вытащил из куртки шарф и приступил перетягивать пол своего лица до глаз. — В нашем случае, а тем более в моем положении, на горизонте маячат баснословные бабки, — Макс последовал моему примеру и тоже с ответственностью подошел к конспирации. — А вообще, не дело, Кот, — открыто развеселился я, прокалывая губы об мохеровый черный шарф. — У кого родичи спекулянты? Должен знать, что мех — это своеобразная валюта, на которую можно приобрести как деньги, так и продукты.

— Я в их дела носа не кажу. Но знаю одного перекупщика, — исподлобья подмигнул мне с гнусной усмешкой на губах. — Если все срастется, то фарш*(наличность) получим уже завтра, — последний раз кинул на меня серьезный взгляд и застыл так на мгновение. Глаза в глаза, готовясь именно сегодня впервые перейти ту допустимую для нормального человека грань.

Подозрение холодными щупальцами касалось сознания и нашептывало, что сейчас мы с Котовым переступим точку невозврата и отправимся стрелой по роковой судьбоносной, затягивающей в пучину грязи воронке нашей жизни.

— Нус-с-с… — прищурился Макс. — С твоей легкой руки? — и я был уверен, что он в данный миг, как и я, давит в томительном предвкушении лыбу.

Всё… Вот теперь и он окончательно сорвал все тормоза. Ждет только мой ход.

— Ты все запомнил? Идем позади. Своей рожей не светишь. Ты отвлекаешь, я сдираю, и ломимся что есть силы. Я буду ждать тебя на стадионе. Кот? — последнее рявкнул ему, глядя в застывшие стеклянные глаза. — Слушай и запоминай! Хватит ебалом торговать! Затеряешься между домами во дворах. Освещения там толком нет.

— Да понял! — кивнул, иронично закатывая глаза. — Погнали!

Одновременно сорвались с места, а уже через час вели с железнодорожного вокзала примеченного лоха. Только стоило нам скрыться от людного вокзала и ступить на опустевшую улицу, переглянулся с Котом и молча выставил перед ним указательный палец. Раз. Второй, и секундная безмолвная пауза для того, чтобы еще раз пронизывающим взглядом пообещать, что будет, если он оступится. Два. Третий выставленный палец, означающий команду «начали», и мы оба с ним тут же резко срываемся с места. Макс напустился на фраера, сходу со всей дури сбивая пижона с ног в сугроб на край дороги, а я тотчас ловко, параллельно действиям друга, срываю с эскимоса черную блестящую меховую шапку под жалящие сознание догадки.

Синхронная и слаженная работа, как и молниеносный побег без секунды задержки. Как я и думал, лох в полнейшей несознанке происходящего. Наша внезапность и его обескураженность от шока.

В глазах вяжет такой сладкий триумфальный дурман, затуманивая рассудок. Тело прошивает электричеством адреналина в сумасшедше бахающем ритме сердца, перетекающим тягучей истомой в сгустившейся крови. Я чуял, как мозг постепенно переходил в состояние анабиоза, впадая в спячку от эйфории. Планку начало срывать от наполняющего кайфа, и я, не теряя ни секунды, глянул на бегущего рядом Макса.

— Расход, — задыхаясь, дал указание и стянул с себя шарф.

Кот кивнул мне, и тут в кои-то веки в мертвой тишине разразился штормовой вопль наебанного рыла:

— Черти проклятущие! Да я! Да я! Да я вас сейчас кастрирую, сучьи малолетки! — взъяренно надрывался в неистовом крике на всю округу мужик и дернул за нами.

Мы с Максом разделились и бежали без оглядки, как я и сказал, через панельки старых хрущевок, забегая в темные дворы, где ночью просыпался беспредел и без труда можно было скрыться под покровом беспросветного мрака.

На автомате несся сломя голову, рассекая морозный ветер, и наслаждался тяжелым переливом прокатывающегося эха наживы внутри. И это было для меня как глоток свежего воздуха в душной, с ума сводящей атмосфере всех моих лет. Я переродился… Я наконец-то ощутил вкус настоящей, наполненной яркими, а не убогими, красками жизни…

Жи-и-и-изнь! Я до кровавых слюней жажду большего. И мне глубоко насрать, что по праву мне это совсем не принадлежит. Значит, присвоим. Значит, без труда сделаем своим. Можно вечно ждать у моря попутного ветра, несущего гроши, которые выеденного яйца не стоят.

— Оторвались! — через полчаса на стадионе ко мне подлетел запыхавшийся и смеющийся Макс. — Ту-у-ума-ан! Ма-а-ать твою! Это же норка! — сцапал он шапку и с подернутой дымкой восторга в глазах начал крутить мех в своих лаптях.

— Ага. Я сразу просек, как только снял. Ништяк. Почти целочка. Нулевая. Глянь, сука, как блестит, — восхитившись, удовлетворенно провел рукой по ней. — Узнай у своего перекупщика, если есть маза, скинем завтра по вечеру ему. Если обломает, значит, через пару недель толкнем ее на другом конце города.

— Во мы с тобой лапы погре-ем, — присвистнул Кот и, от радости ударив меня в плечо, схватил за шею.

— Все, по домам, — без выражения бросил, чуя, что не насытился. Яркие эмоции пошли на сход, оставляя после себя опустошающее послевкусие. Ощущения, походившие на дозу героина, после которой уже не в силах вернуться к прежней жизни. — Я и так перед уходом со своим пересрался. Не хочу завтра весь день выслушивать его нравоучительный треп, — скривился. — Начальник хуев, — бесцветно высказался под громкий гогот друга.

Оказавшись через незначительное время в халупе, которая приходилась мне домом, услышал в коридоре из комнаты родаков их огорченно-убитые голоса.

— Андрей… Я вот думаю попробовать устроиться в ларек. Какую-никакую мелочь домой смогу приносить, да и к основному заработку хоть какая-то прибавка, — со скорбью в тонком голоске прошептала мать, обратившись к отцу.

— Ты с ума сошла? Где видано, чтобы учитель музыки был торгашом? Ты мне это брось, Надежда… — после слов бати я скверно усмехнулся, неприятным взглядом всматриваясь в себя через высокое зеркало трюмо. — Я завтра пойду на поиски работы. Ничего, вытянем. Летом дача, — отец имел в виду нашу развалину за городом. — Огород. Да и фрукты с овощами можно поменять на молоко, сметану, яйца. Помотаюсь в близстоящую деревеньку. И рыбалка нас порадует. Ну все-все, тише, — зашептал отец, когда мать тихонечко сдавленно завыла. — Справимся. Я обязательно что-нибудь придумаю.

Жестко сцепляя челюсти до зубной боли, играл желваками и омерзительно щурил глаза, которые застилала изморозь, отдаваясь в мозгах хрустом.

Справимся… Занимательное выражение.

Будем из года в год тянуть лямку и выживать. Пропадите вы пропадом со своей безукоризненной честностью и справедливостью. Вы живите по своим устаревшим и никому не нужным устоям, а я буду следовать своему зову судьбы.

Глава 5

Основные действия. Начало 1990 года. Денису 15 лет.

Февраль месяц. Вечер. Вблизи панельные дома, серые окраины и ничем не примечательные дворы. Безликие, погруженные в насущные проблемы прохожие без конца торопливо снуют туда-сюда по запорошенной снегом аллее. Холодный сумрак сгущается над городом, наводя внутри неприятную смуту. Но я вот уже битый час продолжаю подпирать плечом металлический лист ограды в слепом закоулке и разводить в башке паралитический дурман для того, чтоб осуществить свой рискованный, но беспроигрышный замысел.

Задумчиво дунул на тлеющий кончик сигареты и, прищурившись, поднял выше воротник куцей куртки, чтоб закрыться от пронизывающего ледяного ветра.

— Ццц… — недовольно прищелкнул языком и сделал затяжку, ощущая, как начинаю раздражаться и приближаться к своей точке кипения. А мне сейчас как никогда нужно быть спокойным, собранным и по максимуму ко всему внимательным.

В очередной раз выглянул из-за угла, одновременно поправляя припрятанный за пазухой веселый подарочек для нового знакомого, и стремительно пробежался глазами по первым встречным, пытаясь из их числа выделить нужную мне морду. И словно по щелчку, подсознательно среагировав на приближение материализовавшегося откуда ни возьмись образины, обернулся в абсолютно противоположную сторону и цепким прищуром выловил ценного кадра.

Облегченно усмехнулся уголком рта, не выпуская двадцатилетнего пацана из виду, и щелчком пальцев отшвырнул в сторону выкуренную сигарету. Запрокинул голову к затянутому северному небу, удовлетворенно наполняя легкие холодным воздухом.

А я ведь наобум поперся на то же место, где нас с Котом пару дней назад ебнули. Значит, все же чутье не подвело и олух не соврал, что это его район.

Погнали…

Опустил глаза, загоревшиеся ожиданием, которое паленой дымкой остро оседало внутри, тяжеля подогревающийся яд в венах, и увидел, как мордоворот вальяжной походкой на понтах уже заходил в безлюдный сквер протяженностью в несколько кварталов. Потерять его из виду было сродни катастрофе, поэтому недолго думая не спеша пошел за ним, выбивая из-под ботинок хруст снега, и с просветлевшим выражением лица начал перекатывать на языке несравненное чувство азарта между хищником и крысой.

Искушение, проехавшее по тебе и размазавшее катком. Соблазн, давший испытать опьяняющий вкус греха. Влечение, манящее к запретному, чужому, лучшему. Страсть… обжигающая страсть, возникшая после лишения невинности, не дает тебе спокойной жизни, побуждая раз за разом вновь перейти ту недозволенную грань и почувствовать себя свободным, наполненным, живым.

Та первая кража, совершенная на пару с Котовым, была не последней. После было не две и даже не десять. Раз в неделю, а то, бывало, и два, ночью мы с Максом орудовали в городе. Не на одном месте или на какой-то определенной территории, а по всему городу. Мы с Котом как ищейки вынюхивали фраеров, чтобы в определенное время посадить их на шишку. В ход пошли не только шапки, но и котлы, если попадалась на глаза стоящая вещь. Кот случайно прознал о своих выгодных навыках и распробовал новые грани. Этот черт ловко и незаметно сметает, как пылесос, все, что плохо и неровно лежит на поверхностях.

С каждым днем в груди искрило тепло, будоража психику ярко выраженными красками. С каждым разом разгоралось нешуточное пламя в солнечном сплетении, взрывая сознание все еще таившегося во мне адекватного человека. Я понимал, что остановиться уже тяжело. Но хотел ли я притормаживать? И всякий раз ответ для меня был очевиден. Нет. Происходящее меня более чем устраивало. Мне нравился вкус бабок и вес в кармане. От своей жадности с брызгающей в стороны слюной я теперь уж точно не откажусь. Но к глубокой неприязни нам с Котовым после очередной кражи пару дней назад довелось налететь на шайку в районе, название которого было «Молодёжка».

— Тих…Тих! — внезапно из угла вынырнули четверо незнакомцев, когда мы бросились наутек от новоявленного наебанного лоха и резко ударили по ушам, оглушая нас с Максом. — Так-так-та-а-ак… А что это у нас? — один из них вырвал из моих рук ушанку. — Не порядо-о-к… На чужой территории работаем? — с деланым интересом разглядывал он приплывшую находку, пока я исподлобья с ненавистью вглядывался в каждого. — Вы ведь, ребятки, не местные? Дань старшим платить не хотим, но щипаем, да? Ну ничего, исправим! А если исправляться не захотим, то сломаем длинные ручки! — присел ко мне рослый ублюдок с крупным шнобелем, откинув в лапы одному из своих людей шапку, и смерил брезгливым взглядом нас с притихшим Котом.

Еще одно отребье, решившее, что умные и сильные в этом городе только они. Дали нам срок, чтобы вернули им все причитающееся и еще накинули за нанесенный моральный ущерб сверху. Забрали все деньги, что были при нас, новую ушанку и личные котлы Макса, которые подарил отчим, купив их за границей. Уже оба знали, что пиздюлей он получит от него знатных. Его, казалось, больше всего перекосило от маячившей перспективы разборок с отчимом, чем от возникшего движняка, который приключился между нами и местной гопотой.

Они отправили нас со своим человеком, но мы знали, что еще один невидимо прется следом за нами на случай, если мы попытаемся дать по газам. Было бессмысленно срываться, тогда-то я по дороге и придумал план, как все провернуть, чтобы мы с Максом остались в плюсе. Ему ничего не сказал, не желая выслушивать нытье друга, а когда вчера после уроков возле школы заметил пасущегося знакомого гондона, только основательнее утвердился в своих намерениях. И фортуна мне подмигнула, давая зеленый свет и подстилая мне мягкую дорожку как никогда вовремя. Чмошник, который общался со мной в тот вечер, был без своих шавок, и сейчас-то мы спокойно могли побазарить один на один.

Воровато оглянулся по сторонам, сконцентрированно анализируя обстановку рядом с нами. Парк, темное время суток и ни единой души.

В цвет…

Размял шею и, прикрыв глаза, запустил в легкие побольше воздуха. Секунда, чтоб собраться, и протяжный свист, подзывающий пассажира, который по моей задумке сегодня отправится на лечебный курорт.

Остановился. Оглянулся и опешил, прирастая ногами к земле.

Не ожидал?

С непроницаемым лицом спокойно усмехнулся и медленно приблизился к нему, буравя взглядом.

— Ты че, псина шушерская, следишь за мной? — с прокуренным рыком словесно накинулся на меня, стоило ему очухаться и раскинуть умом.

— Я деньги тебе принес, — негромко отозвался, все еще надвигаясь на быка, в глазах которого вспыхнул алчный интерес, переплетенный на пару с пренебрежением. Тонущее отвращение в черных зрачках и в резких чертах худого лица, подтверждающее, что они наткнулись на трусливых пресмыкающихся. Вовремя сорвали джекпот с тупорылых дятлов, не заслуживающих какого-либо внимания.

Сделал последний шаг и остановился рядом с ним, склоняя голову к плечу, чтоб изучающе впиться в него. Он был на полторы головы выше меня, но без своих пацанов казался уже не таким борзым и охуевшим, хотя наша разница в возрасте давала ему ложное предположение, что эту игру все еще ведет он.

Ошибочное мнение и неверный последующий ход. Никогда нельзя терять бдительность и расслабляться, раз ты выбрал путь вышибалы.

— Все принес? — забегал по моим карманам глазами и нахмурился, вернув внимание к моему безэмоциональному лицу и пристальному взгляду с расширенными смеющимися глазами.

— Ну как и договаривались, — безразлично передернул плечами, поведя подбородком в сторону, будто сильнее вдыхаю морозный воздух, но на самом деле готовясь к рывку.

— Быстрее давай, тормоз! Че тупишь? — заметно занервничал и оглянулся через плечо, тоже решив прочекерить местность.

— Даю, — бесцветно кидаю в обратку и резко из-за пазухи вытягиваю арматурный прут. Потребовалась доля секунды, чтобы вынуть, замахнуться и мочкануть по котелку.

Все произошло так молниеносно, что мне показалось, он даже не понял, что сейчас произошло на самом деле.

Крыска попалась в капкан… Ухмыльнулся, наблюдая за картинкой, как грызун зажал левую сторону головы и расфокусированным взглядом потерянно вращал в круговую шарами.

— Боря? — вспомнив, как кличала его подмога. — Вы не на тех налетели. Соболезную, приятель.

Но Боре, похоже, было не до меня…

Презрительно морщусь и с размаху наношу второй удар, в который вкладываю гораздо больше сил, чем в предыдущий. Брызги чужой теплой крови вспрыскивают мне лицо и окрашивают в красный цвет морду человека напротив.

Парень бессознательно всхлипнул и мешком свалился возле моих ног на ледяную аллею, на мгновение задерживая свое дыхание. Я склонил голову, не отрывая от него своего отчужденного стеклянного взгляда. Секунда, другая, и он учащенно задышал с открытым ртом, будто на последних минутах своей никчемной жизни отчаянно вырывает для себя живительный кислород. Валяющееся обмякшее тело посреди пустынного сквера било разрядом судороги, заставляя его беспокойно вздрагивать, словно на него накатил неконтролируемый приступ эпилепсии.

Невозмутимо потянул уголки губ в равнодушной улыбке и присел к нему на корты, пытаясь словить его плавающий взгляд в полуприоткрытых замерзших глазах.

Я не питал фантазий на свой счет. Я не думал о себе лучше, чем или кем я являюсь на самом деле. С детства давал реальную оценку своей гнилой, безжалостной, злопамятной натуре. Вот и сейчас, никак внутри не реагируя на содеянное, бесстрастно вглядывался в него — окровавленного и задыхающегося.

Голодный волк всегда будет готов биться до последнего, если того потребуют обстоятельства. И никогда! Никогда и никто не сможет встать поперек его дороги без дальнейших последствий, которые несут за собой угрозу жизни. Не нужно забывать, что если хищник почуял опасность, то он вправе накинуться и разорвать падаль. Чтобы начали уважать, нужно вот таким умникам показывать, кто есть кто на самом деле, осаживать и указывать на их место. И когда я к нему шел сегодня, уже знал, что при любом раскладе доведу дело до конца, не дрогнув мыслью и рукой. Тут только одно правило, которое нужно огранкой выбить в башке и перед глазами: либо тебя нагнут раком и выебут в очко, делая петухом, либо ты, не смотря на свои силы и ресурсы, положишь врага, не задумавшись кидаясь в бой на чистом адреналине. И тут уже как повезет… Кто бы или какой ни был твой противник, всегда нужно переть до конца и отстаивать себя. Даже если упал, даже если харкаешь кровью, даже если нечестно махаешься, ты обязан выгрызать авторитет и уважение к себе. Не всегда проигрыш будет означать поражение. Смотря как ты выйдешь из той или иной ситуации.

Эта блеющая сука и ее приспешники нас зауважают. Псы, не так давно вставшие на четыре лапы, пересрутся от беспредела, который могут творить малолетки. Страх — мощное чувство, завладевающее человеком и не дающее разумно соображать извилинами.

— Ты серьезно решил поебать нас в разных позах? — скорчив лицо, имел в виду их прессинг.

Боря скосил на меня посветлевшие отекшие глаза, при этом часто и хрипло дыша.

— Борис, предупрежу один раз, — взял его двумя пальцами за окровавленный подбородок, поворачивая к себе. — Сидите на жопе ровно и к нам не суйтесь. Иначе в следующий раз я уже не буду тебя жалеть и говорить, кстати, тоже. Я просто не остановлюсь и закончу начатое. А из твоей башки этим же прутом, — издевательски с холодной улыбкой на губах кручу арматуру перед его глазами, — сделаю отбивную или прозрачное сито с ма-а-а-аленькими дырочками, — сладко протянул и предвкушающе прикрыл глаза. — Поэтому, Боря, в твоих же интересах сделать так, чтобы все обо всем забыли. А главное, о нас. Мы никогда с тобой не встречались, ты это уяснил? — ниже к нему наклонился и схватился за шею, перекрывая последний его кислород, чувствуя, как под рукой мощно отбивает пульс и хрустят шейные позвонки. — Молодца! — радостно воскликнул, как идиот, добившись утвердительного моргания и кивка. — Ну ладно… — обшарил его карманы на наличность и приватизировал завалявшееся, наверняка, ненужные ему купюры. — Я пойду, — поднялся на ноги и носком ботинка накинул на его голову в крови горстку снежка. — Ты это… — большим пальцем прикоснулся к растянутой в полуулыбке нижней губе. — Не кашляй, что ли… — кратко хохотнул и пошел от него.

Еще и двух метров не прошел, как почувствовал, что стало намного легче дышать.

Ну что… можно снова возвращаться к работе…?

Засмеялся тихо в голос и наклонившись заграбастал в лапы снега, чтоб в следующий момент слепить снежок и довольно зашвырнуть в дерево.

Макс

— Что ты сказал? — не своим голосом завопил, обратившись к Туману, не боясь быть услышанным у себя дома.

Задыхался от гнева и смотрел на друга, силясь разобрать смысл его слов, а он как ни в чем не бывало скучающе вглядывался в окно и делал вид, что не замечает, как я весь изошелся на говно.

— Ты с первого раза разобрал, Кот, — тяжело выдохнул Дэн, на первых минутах разговора начиная уставать от меня. — Завязывай ныть. Я поэтому тебя вчера и не позвал с собой, — состряпал гримасу раздражения на своей роже и щелчком пальцев невзначай ударил по нашей с Улькой фотографии.

— Не ныть? — поднял в очередной раз крик. — Туман, ты хоть осознаешь, что нахуевертил? Тебе живется скучно? Ну отдали бы мы бабки, и хай с ними. Но тебе, как я погляжу, захотелось еще и шоу с ментами в главной роли! На нары захотел? Только ты так и знай: я за тобой прицепом не чухну.

— Хватит галдеть! — лениво повернулся ко мне и сузил глаза, в которых клубились пугающие мысли.

А может, для людей подобного склада это пустяк? Ну вот так смотреть, что когда встречаешь его взгляд, понимаешь, что совсем там нет ничего хорошего.

— Перекрой свой понос и наконец-то врубай мозг, если он у тебя еще работает. Ты думаешь, если бы мы кинули им дань, то они бы просто так от нас отстали? Они бы качали нас каждый раз, когда им это вздумается. А у меня нет лишних бабок. Не обессудь, друг, но я и твою жопу прикрыл, — жестко отрезал и вновь отвернулся.

— Он мог подохнуть! Если, конечно, еще не сдох! — заявляю решительно.

— Ццц… — сокрушенно повесил голову Туман. — Да я та-а-ак… слегонца его обломал, — с задорным весельем в голосе отозвался Дэн, намекая, что он по большому счету срать на него хотел.

Дежавю настигло меня в тысячный раз, нашептывая по нарастающей гулом в уши, что мой друг — больной отморозок на всю башку.

— А если он, как очухается, натравит на нас шайку своих опездолов? Ты хоть отправил…

— Ага, и дальше по тексту… — развернулся в сторону кухни и вскрывающе глянул на меня, силой мысли зашив мне рот.

— Нужно залечь на время… — пошел вслед за Туманом на кухню и обескураженно охреневал от его спокойствия, уравновешенности. Пацан, словно божий одуван, чуть ли не насвистывал себе под нос и наливал из самовара воду в маленькую кружку, размешивая в ней вишневое варенье, которое стояло на кухонном столе. Казалось, для него ничего стоящего не произошло, чтобы стоять на ушах, как, например, я в данный миг.

— Нет… — он отхлебнул морс и небрежно бахнул чашкой об стол. — Ты однобоко мыслишь, Кот. Мы будем и дальше заниматься тем же, чем и всегда.

— Ты понимаешь, что может…

— Я сказал, хватит! — рявкнул на меня, врезавшись взглядом исподлобья. — Ты думаешь, мы с тобой все время так бы втихую и воровали? — сжал кулак и уперся им в ровную поверхность стола. — Рано или поздно пришлось бы зажимать. И этот момент настал. Соберись, Макс, и соображай наконец-таки. Надо было проучить, чтобы неповадно было, чтоб знали в лицо. Не только они! Слух после вчерашнего инцидента как пить дать пойдет. Надо, чтобы боялись. Знали, на что мы способны. Были уверены, что не спасуем. Подотри сопли и вливайся в новую среду обитания. Не устраивает? Я тебя не держу.

— Я с тобой, — сжал зубы и сощурился, приходя в бешенство от того, что Туман уже не впервой не уверен во мне. — Ничего не изменилось. Мы вместе начали и вместе закончим!

— А я заканчивать не собираюсь, Макс. В том-то и дело. Ты не понял еще, что ли? — склонил набок голову друг, пронзительно заглядывая мне в душу, нагоняя своим выражением глаз жуткий холод внутри.

— Я с тобой, — заторможенно повторил, словно язык примерз к небу.

— Знаешь, я даже рад, что так произошло, — со смешинками в карих глазах схватил кружку, выпивая остатки самодельного напитка. — Они навели меня на определенные мысли.

— Что ты имеешь в виду? — непонимающе нахмурился и прошел вглубь нашей кухни, падая плечом на стенку.

— Нужно собрать нормальных людей с района и школы. С Михасей можно перетереть и подтянуть к нам, — беззаботно улыбнулся друг, глядя на мой недоумевающий вид.

— Это тот, что боксер из параллели?

— Да.

— Для чего? — совсем растерялся я.

— Нужно расширяться… — время будто замерло, когда Туман растянул губы в безжизненной улыбке и медленно с паузой начал указательным пальцем отбивать по столу только ему понятный ритм.

А вскоре напряженные минуты тишины разбил громкий хлопок двери, оповещая, что мы с Дэном больше не одни в квартире.

— На-а-арод?! Привет! Я дома-а-а! — звонко рассмеялась сестра, звучно скидывая обувь в коридоре. — Ждали? Скучали? Ау-у-у-у? — взвыла на манер волка и, не выдержав, тихонько прыснула, заставив нас с Туманом искренне лукаво разулыбаться. — Ну где ж вы-ы? Что ж ребе-е-енка голодного не встречаем?

— Дома нет никого! — не удержавшись, по-мальчишески подколол несносную Ульянку.

— Ага, рассказывай! — с торжественным кличем, как у индейцев, забежала на кухню и так с открытым ртом и приподнятыми бровями и зависла, увидев тихо посмеивающегося Тумана.

Обреченно закатил глаза от ее привычки с раннего детства. Столько лет прошло, а она при встрече с Дэном так до сих пор и теряется. Ей как будто требовалась пара секунд осознать, что это не видение, а что ни на есть реальность.

— Привет, — произнес друг теплой интонацией, всякий раз заставляя удивляться его общению с моей сестрой.

И тут-то, всматриваясь в него, я понимаю, что он за все это время впервые расслабился, только когда к нам забежала Ульяна.

Сестра, похоже, очнувшись, кинулась к нему, забыв в принципе посмотреть на родного брата, а Туман, нисколько не смущаясь, на ходу словил ее и закрутился вокруг своей оси, вызывая звонкий смех довольной девчонки.

— Приве-е-е-ет, — с придыханием сдавленно отозвалась она.

Я стоял, подпирая стену, и посмеивался над Денисом и Ульяной, но мысленно был далек от них и своей хаты. Меня не покидало сгрызающее чувство, что наша с Туманом жизнь теперь уже никогда не будет такой, как прежде.

Глава 6

Денис. 2 месяца спустя. Основные действия. 1990 год.

Тридцать подростков стояли на ушах и месили ногами грязь на опушке леса возле небольшого изогнутого озера, пока наша группировка забивала палками чужаков из другой. Фонило кровью, мочой, и исходил удушающий запах гнили от озерной воды. С разных участков поляны доносились выкрики моих людей, голоса, гневные рыки, а некоторые залетные свиньи в изнеможении от боли и ужаса откровенно панически визжали и ссались, не выдерживая свалившейся на их бошки чумы в виде нас.

Вскипевшая кровь давно ударила в голову, сердце сорвано в галоп, а пульсация в сбитых до мяса костяшках колола наслаждением нутро, стоило мне залететь в толпу и с забавой в глазах раствориться в ней дымкой.

— Ложи его нахуй! — доносятся до меня с ветром обрывки рева Михаси в тот момент, когда я озираюсь через плечо и резко ударяю в нос локтем левой руки шакала, который попытался сдавить мой корпус. Бык запрокидывает голову и зажмуривается из-за хлестнувшего ручья крови из своего шнобеля, а я, не теряя времени, разворачиваюсь и отрывисто бью ребром ладони в кадык второму муфлону, так удачно налетевшему на меня.

— Хуярь, сука! — орет Кот дурным голосом. — Цыган, позади! Руби до конца! — он с трудом обращается к нашему пацану из-за нехватки воздуха и времени, поскольку и на Максе повисли двое, атакуя ударами в голову и спину.

— Кот, вставай, блядь! — срываюсь на истошный крик, понимая, что если друг сейчас упадет, то его без сомнения затопчут. — Михася?! — лихо делаю подсечку гопнику, пытавшемуся выбить железным ломом меня из строя. Падаю в лужу, прищурившись от разлетевшихся грязных брызг, и правой ногой с земли подсекаю быдло, чтобы второй ногой ударить в коленную чашечку и рывком вырвать арматуру из его рук. — Помоги ему! — рычу Михе, когда поймали внимание друг друга.

И тут от одного мне со спины прилетает кулак в башку, следом в ухо и таран ударов по ногам, чтоб свалился перед ним на колени, не успев толком подняться.

— Я тебя убью нахуй, Туман! — решил мне сообщить всем известную новость главарь своей «Одинецкой» группировки Бесо. — Крепко держите его! — сжал он меня, но только чтобы кинуть как трофей в лапы двум своим прибежавшим шестеркам и стремительно пинком ноги мощно выстрелить мне в район ребер.

Конец ознакомительного фрагмента.