Холостяк. Выжить после развода

Виталий Штольман, 2023

У меня было 500 рублей, полкастрюли супа, сковородка макарон по-флотски, непригодность к жизни и отсутствие перспектив. От меня ушла жена и теперь я вынужден выживать в этом суровом и жестоком мире!Ни в коем случае не повторять, все трюки выполнены профессионалами.

Глава 2

Я сидел в осознании происходящего, люди еще называют сие «в ахуе». Как дальше жить? Привычные рельсы не просто сломаны, они взорваны партизанами, что неожиданно ворвались в мою жизнь. А все мой поганый язык! Вечно получаешь за него, Виталя! Вот надо ж было ляпнуть Женьке о детях, которых у нее никогда не будет. Ну теперь-то уже никуда не денешься. Может, попробовать ее вернуть? Но как? Вряд ли выйдет, ибо если моя зазноба решила, то хоть потоп, она будет стоять на своем. Как дальше жить? Меня пугала безвестность грядущего. Дома за мной приглядывали родители, да и тогда еще был вкус к жизни, рождающий целеустремленность побега из той жопы, где проживали последние несколько поколений моего бесславного рода Штольманов. В армии вообще было все просто — делай то, что говорят, а если не делаешь, то лучше не попадаться. Времена своей работы на заводе я вообще толком не помню, ибо был пьян. Потом стартап этот моего друга Васьки, я ж тогда при бабках был. Вообще в современном, да и в любом другом мире удобно, когда у тебя есть денежки. Бумажные. Электронные. Неважно. Вжух! И у тебя убираются к квартире. Вжух! И у тебя есть еда! Вжух! Вжух! Вжух! Но деньги не приносят того счастья, когда пишешь новую книгу. Когда ты весь в сюжете, рождая свою историю. Ты спать не можешь, ибо поток сознания постоянно генерирует идеи. Неважно, выдумана она или основана на реальных событиях. Пока ты пишешь, то горишь. Горишь ярким огнем, который освещает все вокруг и дает тебе силы сделать следующий шаг. За ним еще один, еще и еще. И все остальное уже не так важно. Это состояние сильнее любого наркотика. Деньги уже не имеют огромного смысла — бытие, комфорт и все прочее. Хотя у меня, конечно же, все это было. Спасибо моей Женьке, продержавшейся так долго, таща на своей хрупкой шее себя и любимого мужа — безработного ханыгу. Я мечтал стать Печориным, а стал Генри Чинаски. Да-да! Катиться с горы проще, чем лезть на нее.

Теперь я ронин, идущий своим путем. Каким? Мне самому еще неизвестно. Первым делом стоит выжить в этом безумном мире, где через пару дней в холодильнике закончится суп и макароны по-флотски.

Дико хотелось нажраться, но это явно был не выход. Я был на дне, но снизу могли постучать, потому в руках моих оказались блокнот и карандаш. Слышишь, жизнь? Не в этот раз! Если ты увидела во мне легкую добычу, то помни, что Давид бил Голиафа, а значит, и мне под силу выжить после развода.

Я подбил свои запасы. Спасибо дальновидности моей жены! Несколько коробок с гречкой и рисом, большой пакет макарон, какие-то приправы, в морозильнике было даже какое-то мясо птицы — наверно, индейка, но это не точно. Женька даже сигареты покупала мне впрок блоками. К счастью, утром я открыл новый, а значит, еще девять дней вопрос с сигаретками не стоит, но он остр, не стоит его сбрасывать со счетов. Вы вообще видели, сколько стоят сигареты? Этот табак выращивают, похоже, в Бразилии, а потом пароходами везут к нам. Про алкашку вообще молчу, постоянно поднимают этот чертов акциз и уменьшают объем бутылки. Там уже пить-то нечего, а цена все растет и растет. Эти наивные албанцы в дорогих костюмах думают, что мы бросим пить? Ага-ага, бегу и падаю. Полстраны бежит и падает. К какому-нибудь умельцу, собравшему из говна и палок самогонный аппарат и организовавшему массовое производство у себя на кухне или в подсобке. Можно, конечно, с такого и потравиться, но бутлегеры чтят свою репутацию в узких кругах, потому улучшают качество и наращивают производство. Иногда, правда, взрываются, но это уж издержки профессии.

На остатках былой роскоши я продержался пару дней, а затем пришлось вспоминать, как готовить. Я особо никогда и не был-то кулинаром. Несмотря на больной желудок, в моей бурной молодости на прием пищи отлично заходили пельмени и пиво. Ну это когда уже от мамки съехал. Так-то с ней не забалуешь. Без горяченького она не отпустит. Сейчас тема с пищей богов не подходит, ибо у меня банально нет на нее денег, а есть рис, гречка, макароны и какая-то птица. Точно! Будем варить суп. Я видел, как это делала Женька. Ставим на плиту кастрюлю с водой и кладем туда все подряд. Тадамс! Суп готов. На балконе я еще обнаружил лук, висящий в чулке на гвоздике. Как-то раньше не особо попадался на глаза, хотя мои перекуры проходили в метре от него. В темнице балконного шкафа отбывала свой срок морковка. Освободив луковицу и пару морковок, я превратился в Гордона Рамси и пошел готовить. Как-то все изначально пошло не по плану. Я чуть не отрезал себе часть пальца, потому пришлось искать, где запасы медикаментов. Был еще вариант вызвать скорую помощь, но как-то стеснительно сие было. Вата не справлялась, бинты тоже. Нашел какой-то клей БФ-4. Погуглил, что он медицинский и клеит раны. Ну-ка! Ага! Кровища хлещет, но уже перемешивается с клеем. Вроде застывает! Потрогал пальцем, чтобы убедиться. Вроде не течет! Подул на палец. Клей подсох. Лук ушел в суп, приправленный моими слезами и кровью. Хотел порезать морковь на терке, но испугался стертых пальцев. Порезал как смог. И так сойдет. Понял всю глубину философии Вовки из Тридевятого царства. Дальше я все просто вывалил в кипяток. Морковь, курицу, рис, гречку и макароны. Сколько? Как говорят в кулинарных передачах, на глаз. Лупанул от души универсальной приправы. Помешал! По итогу суп получился какой-то мешаниной, впрочем, как и моя жизнь. Дегустация прошла успешно, я не отравился! Значит, можно жить! Не такой уж я и пропащий.

С едой вопрос решен, пора подумать и о другом аспекте своей жизни. Мне срочно нужны деньги, причем не разово, а постоянно! Какой-то доход! По образованию-то я инженер-технолог, но на завод идти было не вариант, ведь если поставил подпись в заявлении о приеме на работу на галеры промышленности, то ты раб, и прав у тебя никаких нет. Ебашь, страдай, умри. Возможно, даже ты доживешь до пенсии. До мизерной, в три копейки, потому будешь вынужден ебашить тут до тех пор, пока система не насытится всей жизненной силой, а после выбросит отработанный продукт, заменив на новый. Этот адов круг не заканчивается никогда, меняются лишь таблички на кабинетах директоров, которые меняют таблички на кабинетах замов, и так по нисходящей. Новый круг крохоборов и набивателей карманов, а что делать обычному люду? Ебашить да облизывать ложку после черной икры, что оставила упитанная рожа, которая изо дня в день ведет борьбу с пуговицей, героически сдерживающей его пиджак от давления сала нутра.

Васькин стартап, где я раньше неплохо зарабатывал, выкупила крупная фирма, и он теперь на полученные бабки живет на каком-то острове в Атлантическом океане, потому этот вариант с работой тоже отпадает. А что если я буду сдавать комнату? У меня ж двушка! Уберусь там, да пусть живут себе. Так, глядишь, бабенка толковая попадется, кормить меня будет, а может, и перепадет чего поинтереснее. Ну на край пару семейную. Молодую. Без кошек, собачек и грудных детей, конечно же. Был у меня опыт такого соседства. Сверху тут заезжали. Вот веселуха-то была! Не спал неделю. Еле сбагрил! В общем, это надо обсудить с кем-то шарящим. Я взял телефон и набрал своему другу Лёвке Коновалову.

— Алло, Лёва, здоров!

— О, Виталя, привет! Как ты, друг?

— Норм, я теперь в твоей тусовке!

— В которой?

— В тусовке счастливых разведенцев.

— А что случилось?

— Да если вкратце, то терпение моей благоверной закончилось.

— Твоей Женьке памятник при жизни надо ставить, за то что она тебя терпит.

— Терпела!

— А ты просрал ее.

— Таков путь!

— Ну ты даешь!

— Так, давай без нотаций. Ты вообще на чьей стороне?

— На твоей, конечно же.

— Так вот меня и поддерживай — я жертва, меня бросили.

— Сопли сам себе вытирай! — засмеялся в трубку Лёвка.

— Приходи, кароч! Надо перетереть кое-че!

— А выпить есть?

— Откуда? Я ж на мели.

— Печалище. Ладно, сейчас приду!

— Ну ты прихвати чего-нибудь, а то на душе кошки скребут, финансы же все ушли на алименты.

— Че ты мне лепишь, алиментщик?

— Ну раздел совместно нажитого, как там у вас это называется.

— У нас, Виталя, у нас!

— Все, давай! Жду!

Через полчаса на моем пороге нарисовался Коновалов Лев Платонович. Почему я позвонил именно ему? Да потому что он уже на опыте в этих делах. Женушка его Авдотья, зазнав о похождениях благоверного, выгнала его из дома к едрене фене, да еще и сожгла его фантастический роман в трех томах, неизданный и в единственном экземпляре. Мы ее теперь коллективно ненавидим. Не только Лёвка да я, но еще и многие представители Люберецкого клуба высокого искусства, который мы посещаем периодически. Да, я согласен, при живой жене ходить по другим дамам, какие бы они ни были, хоть красивые, манящие или даже просто доступные — дело недопустимое, но жечь годы труда человека и хоронить в нем великого писателя, а я читал, Платоныч действительно великий, но увы, сил в себе он больше не нашел, чтоб собрать старые материалы и написать все заново или придумать что-то еще, как и удержать член в своих штанах. Так они еще и разводились с великим скандалом и чуть ли не ножовкой пилили совместно нажитое. Лёвка, конечно, виноват, но ненависть к Авдотье от порчи чужого творческого наследия все равно не проходит.

— А закусить есть чего?

— Тещины разносолы.

— Нормально. В последний раз отведаем. Тебе ж теперь ничего не светит, — басовито заржал Лёвка.

— Ой, не говори ничего, теща у меня святая женщина, а закрутки у нее вообще космос, это тесть у меня мудак.

— А Женька?

— Женька — моя любовь и ей останется, даже если не вернется.

— Недостижимая муза Виталия Штольмана. А вернуть не пробовал?

— Нет. Я вообще-то жертва. Да и если она решила, то хоть конец света, ничего ее не переубедит.

— Это да, даже я ее побаиваюсь.

— Тебя она хоть скалкой не колотит.

— Бьет — значит любит.

— Ага. Кстати, суп будешь? Я тут приготовил.

— Ты?

— Ну да, а че там сложного?

— Удивил. Ну давай.

Я налил Лёвке тарелку супа, он весело поднимал ложку с этой жижой и плюхал ее обратно.

— М-да-а-а, это суп?

— А че нет-то? Я пробовал, вроде ничего.

— Вылей-ка ты его на хер, пока не потравился, а то сдохнешь тут в своей конуре один, — Лёва почесал затылок. — А продукты есть?

— Ну так, чего-то еще осталось!

— Давай-ка я тебе суп сварю. Нормальный!

— Че, в натуре?

— Ага.

— Лёвка, ты мой спаситель!

— Наливай давай.

Лёвка лихо справился с готовкой нового супа.

— Как ты лихо научился-то!

— Я так-то третий год холостякую.

— И че, обратно в семью неохота?

— С Авдотьей? Не-а. А тебе чего, охота?

— Я пока не понял, но когда на меня постоянно не орут и не трахают мозги, кажется приятным. Начинаю привыкать к этому.

— Это ты погоди! Еще все прелести холостяцкой жизни не ощутил.

— А чего там?

— Всему свое время, мой друг! С минусами разберись для начала.

— Ага, с бытом-то я еще худо-бедно разберусь, а вот с бабками надо чего-то решать. Раньше Женька была кормилицей.

— А че, книжки твои в самиздате не продаются?

— Да разве ж это деньги? Рубль если в месяц упадет, так вообще хорошо.

— Непризнанных гениев чтят после смерти. Не думал о самоубийстве? — заржал Лёвка.

— Да иди ты! Хотелось бы сейчас какие-то дивиденды получать. Я вот чего подумал — буду комнату сдавать.

— Ты хоть знаешь, на что подписываешься?

— А есть варианты?

— Да не особо.

— А сколько с этого можно заработать?

— Ну десятку.

— М-да-а-а! Маловато!

— Тебе по-любому придется устраиваться на работу.

— Куда? На завод я больше не вернусь. Пошли они в жопу.

— Ну в такси. Права-то у тебя есть.

— Ага, есть у меня знакомый таксист. Ездит на арендованной тачке. По четырнадцать часов баранку крутит по московским пробкам. Семь дней в неделю. Это что, жизнь, что ль?

— Ну да, ломовая работа. На склад можешь пойти.

— Лёва, я сейчас обижусь на то, что ты не ценишь мой мозг. Ты как писатель должен меня понимать — ручками, особенно моими кривыми, работать не хочется.

— Лей давай! А чего с газетой той, ну где ты неделю работал?

— Я ж их послал, когда потратил десять штук на поездку на Селигер, а компенсировать этот жирный главред отказался. Ладно бы по своим делам, но нет. Я расследовал дела секты по саморазвитию.

— Виталя, ты их там ножом чуть не пошинковал.

— И что? Они хотели меня утопить. Их главный орал: «Омойте его в озере, ему надо смыть негативную энергетику!». Я им че, Муму? В озеро меня! Херушки!

— Так ты ж материал-то никакой и не добыл.

— А что, моего рассказа им было мало?

— Журналистские расследования работают немного по-другому!

— Не буду больше ничего расследовать! — буркнул я и бухнул рюмкой о стол.

— Ты не пыли! Им рассказы твои нравятся. Тем более главред у них тоже еврей. Вы ж своих не бросаете!

— Лёва, не начинай свою антисемитскую тему! Тем более у нас как-то не задалось с ним. Помнит поди, как я его на хер послал при всех его сотрудничках.

— Молчу, молчу! Ты, главное, начни с чего-нибудь! Хоть как-то зарабатывать.

— Платоныч, дай пять тысяч в долг.

— Я не это имел виду.

— Коновалов! — грозно рявкнул я и показал жест отнимания денег. — Давай деньги! Кошелек или жизнь!

— Ты на меня тут не ори, разбойник кухонный.

— Лёва, ты друг мне или не друг? — сменил я тон на более вежливый. — Я вот сдам комнату и сразу тебе все отдам, клянусь Посейдоном.

— А че Посейдоном-то? — заржал Лёвка.

Я звонко щелкнул по бутылке.

— Так это же Диониса вотчина.

— Ну тем более, Лёва! Спасай друга.

— Ладно, уговорил!