Красные кирпичи

Виталий Штольман

Повесть «Красные кирпичи» посвящается людям, которые выросли на рубеже веков. Нынче их называют миллениалами или поколением Y. Они видели рождение интернета и мобильных телефонов. Они жевали гудрон, взрывали карбид в бутылке и устраивали нешуточные баталии с крапивой. Их детство прошло в тяжёлые времена. Времена, ставшие для них счастливыми и незабываемыми. Каждый, кто рос в эту эпоху, найдет отклик и ощутит ностальгическую теплоту в душе. Книга содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 7

И снова первое сентября. Цветы я донес до первой мусорки, потому что тащиться с ними в такую даль было не сильно охота. Снова линейка с ее пламенными речами и стихами непонятных детей-роботов о том, как прекрасно учиться.

Добрая мелодия с Мариной Леопольдовной и отдельным инкубатором для младших классов закончилась, и начался хард-рок низшего звена средней школы с новой классной руководительницей — Ольгой Тирановной.

Если раньше мы сидели в одном классе и все уроки у нас вела Марина Леопольдовна, то теперь надо было ходить по всей школе в поисках новых знаний, но при всем при этом большой брат всегда приглядывал за нами. Ольга Тирановна была лютой учительницей математики в преклонном возрасте, которую побаивались все старшаки. Ее звали Маргарет Тэтчер. И не зря. Эта железная леди держала в ежовых рукавицах абсолютно всех.

На раздолбайство она дала нам неделю, а затем жестко начала карать всех непослушных и нелюбящих математику. Минимум как Пифагор. Однажды она увлеченно рассказывала тему урока у доски, а когда повернулась, то увидела, как Данила вовсю треплется с Женькой. Тогда Ольга Тирановна взяла длинную указку и со всей дури лупанула по парте. Прям между Данилой и Женькой. Мне кажется, у них появились первые седые волосы после этого.

После уроков мы по очереди должны были возвращаться в класс, чтобы мыть там полы и поливать цветы. Ни за что. Просто без причины. Уборщицу нанимать было для школы непозволительной роскошью, а использовать детский труд, прикрываясь великими целями образования, — это всегда пожалуйста. За плохо вымытые полы можно было нагореть на повторное дежурство. На следующий день. С Железной леди шутки были плохи.

За косяки перед другими преподавателями приходилось тоже отвечать перед Ольгой Тирановной. Она знала тысячу и один способ, как задушить человека морально. Мне кажется, в прошлой жизни она была инквизитором, который жег людей на костре.

С переходом в среднюю школу начались и сложные задания, которые, похоже, не всегда знали как делать даже сами учителя. Однажды мне задали делать плакат на тему загрязнения окружающей среды. Естественно, я охренел от такого задания. Алло, я в пятом классе. За помощью я пришел к бате. Тот пил пиво и смотрел футбол. «Спартак», за который болел он, проигрывал своему принципиальному противнику — ЦСКА.

— Пап, мне тут задали плакат рисовать.

— Ну, рисуй. Не видишь, мне некогда.

— Я не знаю как.

— Я тоже, — не отрываясь от футбола, сказал он.

В этот момент ЦСКА снова забил «Спартаку», а я продолжал стоять над душой.

— Тьфу ты, не могу на это позорище смотреть, — зло выключил он телевизор.

— Пап, раз ты освободился, помоги, — улыбнулся я.

— Чего?

— Плакат нарисовать.

— Ну тебе задали, ты и рисуй. Это ты ж у нас ученик. Я свое отучился.

— Ну я не знаю как.

— Значит, получишь двойку, а я тебя потом выпорю. Иди, думай.

Не сказать, чтобы меня часто поколачивали за оценки, но иногда бывало. И вообще, зачем задавать такие задания, которые, хрен знает, как делать? Я забил и стал ждать своей участи.

В назначенный день географичка вызвала меня к доске, но я объявил, что я не готов.

— Это еще почему?

— Я не знал, как делать.

— Ну спросил бы у родителей, они бы тебе помогли.

— А зачем задавать такие задания, чтобы их за меня делали родители?

— Виталий, что ты споришь? Это не я пишу учебную программу.

— А кто?

— Чиновники. И вообще, зубы мне тут не заговаривай. Штольман, двойка. В следующий раз будешь думать.

Так я стал жертвой образовательной системы, которая снова отправила меня на обещанную встречу с ремнем. Кажется, в школе нам не хотели давать знания, а пытались сделать оловянных солдатиков, выполняющих по команде задания любой ценой, даже бессмысленные. Я начал познавать навык списывания, раз нужны были только хорошие оценки в журнале. Зачем учиться-то?

Русский и литературу у нас вела родная сестра нашей классной — Вера Тирановна, только она совсем не была похожа на свою сестру, поэтому мы постоянно на ней ездили, как на ломовой лошади. После этого она, конечно, жаловалась сестре, а та устраивала нам экзекуцию. Этот замкнутый круг не заканчивался до самого выпуска. За здоровенные очки Вера Тирановна получила прозвище Муха.

Над доской в классе русского и литературы висела картина Веры Тирановны в молодости, написанная карандашом. Эта была отличная мишень, при попадании в которую можно было достичь наивысшего респекта от одноклассников. Оружием была трубка от ручки и бумага. Как бравые индейцы, мы плевали не только друг в друга во время урока, но и в картину. Мастерство плевания и точность отрабатывались на практике. Когда кто-то попадал в глаз или лоб нарисованной Вере Тирановне, то класс просто заливался над этим, а Муха, не замечая, продолжала вести урок.

На смену охотничьим трубкам индейцев пришла артиллерия. Снаряды изготавливались из жеваной бумаги, помещались на линейку и отправлялись точно в цель. Зона поражения была просто огромной. Шлепок, долетевший до цели, разлетался во все стороны. Можно было прекрасно поражать сразу несколько целей. Идеальное оружие массового поражения.

Однажды Митька Царев решил снова покуситься на святая святых Мухиного класса. Он прожевал целый тетрадный лист и мастерски отправил снаряд в картину. Но это был не быстролетящий мелкий калибр, выпущенный из трубки, который можно было вполне не заметить. Это была самая настоящая бомба. Бомба медленного реагирования. Дальше все происходило, как в замедленной съемке.

Снаряд был выпущен. Муха заметила его. Мы заметили, что Муха заметила его. Его траектория четко направлялась в картину. Муха резко перестала говорить. Тишина. Мощный шлепок жеваной бумаги попадает прямо в лоб рисованной Вере Тирановне. Расплющивается, закрывая полглаза, и медленно стекает по картине вниз. На Мухе буквально на было лица. Она пулей вылетает из класса.

— Митяй, ты че, кукухой поехал? — начал Данила. — Сейчас наша Тирановна придет и всыплет нам по первое число.

— Ой, да ладно, что ль, не первый раз, — парировал Митька.

— Дима, ну так же нельзя, она же обиделась, — подключилась Катька.

— Я после уроков сидеть не буду, — сказал кто-то с первых парт.

— А вам, задроты, кто вообще право голоса давал, сидите и книжки читайте, — осадил отличников Митяй.

Я молча наблюдал за ситуацией. Муха мне не нравилась, но классная не нравилась еще больше. А я уверен, что она уже полубеговой походкой несется в нашу сторону. Уничтожать. Казнить. И карать. За преступление века. Преступление против семьи. Ее семьи.

— Ты должен признаться и понести наказание, — снова сказала Катька.

Меня тошнило от ее правильности.

— Катюха, да пошла ты, поняла? А если настучишь, то я тебе все космы повыдергиваю, — резко ответил ей Царь.

Катюха замолчала. Митяй начал рисовать что-то на парте. Он явно понимал, что перегнул палку, и немного нервничал.

В класс забежала Ольга Тирановна. Мухи с ней не было. Глаза ее были налиты кровью. В классе снова воцарилась тишина. Митькин шлепок уже съехал с картины, упал на доску и затем на пол.

— Кто это сделал? — сурово сказала Тирановна.

Тишина.

— Я 30 лет работаю в школе, и вы — самый худший класс, который мне доставался.

— Погоди, это мы еще свой потенциал в полной мере не раскрыли, — подумал я и чуть не заржал, что было бы смертельно опасно в этой накаленной до предела обстановке.

Мы больше восприняли это как похвалу, но перечить по-прежнему ей боялись.

— После уроков все у меня в классе.

Тишина.

— Всем понятно?

— Да, Ольга Тирановна, — разнотонно промямлил наш класс.

После уроков экзекуция продолжилась, однако Тирановна не церемонилась, а сказала, что мы не уйдем из класса, пока не сознается тот, кто это сделал, и ушла, дав время посовещаться.

Тут активизировался Бен Аффлек — лучший из лучших, круглый отличник, любимчик учителей и образец для подражания. На самом деле его звали Серега Умнов, но так его никто никогда не называл.

— Почему я из-за кого-то должен тут страдать?

— Я тоже с ним согласна, — поддержала его Катюха.

— Не обломаетесь, если посидите тут часок-другой, чего вам дома делать? — сказал я. — Все равно до ночи нас держать не будут. Ща поговнится и отпустит.

— Мне надо делать уроки.

— Бен, завали-ка, а! — крикнул ему с последней парты Митяй.

— Это нечестно, ты накосячил, а я страдай.

— Его ж родителей в школу вызовут и накажут, а так всем нам ничего не сделают, — сказала Женька.

— Мне еще надо к репетитору, — все не успокаивался Бен. — Я уже опаздываю.

— Так, Бен, че ты разорался, спать мне мешаешь, — проснулся Никитос. — Я тебя после школы градусником в сугроб воткну, если не завалишь, а пацаны мне помогут. Поможете ж?

— Ага, — подтвердили свою причастность Данила, Царь и я.

В класс зашла Ольга Тирановна.

— Ну что?

Тишина.

— Ну сидите, сидите! — она снова направилась к выходу.

— Ольга Тирановна, Ольга Тирановна, — вскочил Бен.

— Я его прибью! — прошипел Митяй.

— Что, Сереженька?

Бена все учителя называли Сереженькой. Бесило. Очень. Да так, что блевать хотелось. Сереженька — солнце ты наше ясное, гордость школы и мамы с папой.

— Ольга Тирановна, это сделал Царев, мы не должны страдать из-за него, — гордо сказал Бен.

Митяй прижался в парте, спрятавшись за впереди сидящими, но было уже поздно.

— Царев, завтра к директору с родителями, ты меня уже достал, — и победоносно вышла из класса.

За ней пулей вылетел Бен. Видимо, очень спешил к репетитору. У нас были другие планы на предателя. Мы ломанули за ним и поймали его на выходе из общей раздевалки на первом этаже. Я, Царь, Никитос и Данила — четыре всадника апокалипсиса. Апокалипсиса имени Бена Аффлека. Прям за школой-то мы его и воткнули башкой в сугроб, а затем Никитос закинул его портфель метров на 50 в сугробы. А там было по пояс, не меньше. Минут 20 еще мы развлекались, наблюдая, как Бен героически бороздит снежные просторы. После того, как он вылез, Царь втащил ему прямо в нос, из которого фонтаном брызнула кровища.

— Смерть предателю, — сказал Царь.

— Смерть предателю, — повторили за ним мы.

Затем пришлось умывать Бена снегом, а то он собирался идти в школу отмываться. Тогда бы Митяя точно отчислили.

Сереженька понял урок и больше не стучал. По крайней мере, в открытую.

Через неделю Данила нарисовал мелом крест на стуле исторички. Та всегда ходила в черных юбках-карандашах в пол. Однако теперь ее украшал еще и белый крест на заднице. Смеху-то было, когда она наворачивала круги, читая лекцию. Когда и этот план был раскрыт, снова прибежала Тирановна, снова после уроков мы остались в классе, но теперь все молчали. Даже Бен, хоть Тирановна и спрашивала его. Спустя два часа морального давления пребыванием в классе Тирановна отпустила нас по домам.

— Не такая уж и железная эта Маргарет Тэтчер, — выходя из класса, сказал Данила.

— Нас голыми руками просто так не возьмешь, мы еще ей покажем, кто тут главный.