Гибель короля

Виктория Фрэнсис

Враги короля Вальтэриана обрели силу и жаждут кровавой расправы. Жрец Нави мечтает открыть портал между мирами и скинуть туда короля, чтобы избавить от него магическое сообщество. Придворные замышляют ослабить Вальтэриана, создав смертельный вирус. Лишь фаворитка короля сохраняет ему преданность и готова ступить в мир демонов, чтобы предотвратить войну. Героев нет. У трона остались только злодеи.

Глава 10

Порок в сердцах не дремлет

В библиотеке обители Кастор искал упоминание о испытании для мессии… и не находил. Подозрения насчёт Майслава усиливались. Высший жрец потёр переносицу, откинувшись на спинку стула, и убрал прогоревшую за ночь свечу.

Старший жрец пересёк порог библиотеки, тихо шурша мантией. Лучи восходящего солнца, пробившись через закрытые окна, осветили его лысину и напряжённое серое лицо.

— Брат Майслав! — поприветствовал Кастор. — Что ты хотел?

— Облегчить твои поиски, — вздохнул старший жрец. — Я выдумал легенду об испытании для мессии… В купели омывались при посвящении в навьяны. Перестали, потому что вода утратила волшебные свойства.

— Ожоги Вартана тоже твоя вина? — спросил Высший жрец.

— Моя, — подтвердил Майслав. — Когда он оказался в купели, я ушёл в другую комнату и поднял рычаг, нагревающий воду.

— Ты чуть не погубил ребёнка! — ужаснулся Кастор.

— Я надеялся, Шератан образумится и не станет рисковать его жизнью, — поведал старший жрец.

— Не прикрывай свои грехи грехами другого.

— Ты не знаешь мир, как знаю я. Было время, мы на крови отстаивали праведность культа Нави. Шератан посягнул на власть в обители, презрел трактат о мессии, а, значит, стал отступником. Он поставил личные интересы выше общих. Я вынужден был пожертвовать Вартаном ради сохранения порядка.

— Создатель такого не одобрит.

— Не суди. Ты не застал времена, когда тысячи навьянов горели на кострах. Жрецы Четырёх Стихий рассказывают о доброте и милосердии, хотя сами купались в нашей крови. Их религия стала верховной, потому что они коварнее. Из-за нашей доброты мы проиграли. Теперь большинство жителей Сноуколда называют нас отступниками. Глупцами. Презирают. Клеймят и сжигают. Всё было бы по-другому, плати мы жрецам Четырёх Стихий их же монетой. Больше я не стану смотреть, как рушится мой мир. Покривлю душой, если надо, но спасу его.

— Разрушишь чужой мир, чтобы выстроить на обломках свой?

— Так строились все великие королевства. Я не виноват, что закон мироздания суров.

— Насилие не приемлемо, — возразил Высший жрец.

— Без него не остановишь разбойников, пришедших грабить и убивать, — молвил Майслав. — Проповедник им подобен. Он вредит обители, пытаясь установить в ней свои порядки. Ты мессия! Гааврил не ошибся, вверив тебе судьбу культа. Ложь Шератана опасна. Она идёт против мудрости Гааврила.

— Ты тоже считаешь меня избранным? — уточнил Кастор.

— Разумеется, — закивал старший жрец. — Я сделаю всё, чтобы защитить тебя и обитель.

— Ты согрешил и я, как мессия и настоятель обители, вынужден наложить на тебя олоткарию, — заявил Высший жрец. — Ты искупишь грехи заточением в комнате, строжайшим постом и молитвами.

— Как считаешь нужным, — повиновался Майслав.

— В главном зале я поведаю братьям и сёстрам о твоём грехопадении, — предупредил Высший жрец.

— Собратья не сочтут мой поступок грехом, — возразил старший жрец. — Однако я предстану перед ними, если тебе угодно. У братьев не должно быть секретов друг от друга. Только помни: расскажешь, что я грешен, придётся упомянуть, что испытания для мессии не существует. А значит, доказательств твоей избранности нет, и выживший мальчик тоже имеет право на священное звание.

Кастор вяло улыбнулся. Ему не хотелось рушить веру братьев и сестёр в свою избранность. Однако долг перед Создателем того требовал. По звону колокола навьяны собрались в главном зале и стали в круг. Высший жрец, пройдя в центр, объявил:

— Испытание для мессии было ложью. Майслав подстроил его, чтобы Шератан не смог обмануть ваши чистые сердца и объявить избранным обычного мальчика. Братья покаялись, и я принял решение наложить на них олоткарию.

Шератан и Майслав покорились воле Кастора. Проповедник жалел, что подверг ребёнка опасности. Старший жрец — нет. Ведь замысел удался, пусть мессия и не принял его сторону.

По распоряжению Кастора младшие жрецы увели провинившихся, одаривая снисходительными взглядами. Высший жрец помолился за души грешников и вернулся в библиотеку.

— Я сам грешен, — рассуждал он, листая древний трактат о жезле Четырёх Стихий. — Разве можно мне карать других? Хотя… олоткария не кара, а избавление при жизни от грехов, привилегия, дарованная только жрецам Нави.

— Не скучно одному корпеть за книгами? — бесшумно вошла Ликея.

— Мне — нет, — вздрогнул от неожиданности Кастор. — Почему ты здесь? Поздно уже… Я думал, ты не любишь читать.

Оборотниха подошла ближе. Её оливковая кожа напоминала расплавленное золото. Чёрное кожаное платье стягивало грудь и открывало плечи. Полупрозрачная накидка скрывала густые чёрные волосы, создавая видимость навьянского одеяния.

— Ещё бы платье с зелёными рукавами надела, — пробормотал Высший жрец, вспомнив наряды штормгротских куртизанок.

Ликея не расслышала.

— Что тебя беспокоит? — спросила она, приближаясь с грацией пантеры.

— Совесть, — буркнул Кастор. — Увы, не всем знакомо это чувство.

— Шератан и Майслав заслуживают олоткарию, — проигнорировала его тон Ликея. — Не печалься о них.

— Тебя произошедшее совсем не тревожит? — разозлился Высший жрец. — Шератан ведь твой друг!

— Не люблю думать о грустном, — улыбнулась оборотниха.

— Книги о смерти и рождении тоже полны грусти, однако наша религия строится на них, — заметил Кастор. — Мы должны изучать мироздание, превозмогая мирские чувства.

— Никогда не любила занудных философов, — призналась Ликея.

— Понимаю, — кивнул Высший жрец. — Многие предпочитают не замечать проблем, а тех, кто указывает на них, называют нудными философами. Глупо жить в неведении и скалиться на каждого, кто хочет показать мир таким, какой он есть. Проблема Сноуколда в том, что умных сжигают на кострах! А глупцы живут и размножаются. Их миллионы. Миллионы слепых глупцов!

— Тише, — удивилась его реакции оборотниха. — Я не хотела тебя обидеть! Наоборот, пришла, чтобы утешить.

— Извини, — протёр вспотевший лоб Кастор. — Я вспомнил рассказ Майслава об убийствах навьянов… Стоп. Что значит «утешить»?

— Не пугайся, как девственница в первую брачную ночь, — рассмеялась Ликея. — Неужели ты, молодой здоровый парень, откажешься от возможности снять напряжение?

Высший жрец оторопел. Зрачки его расширились, руки чуть не выронили книгу. «Как навьянка в священном месте может предлагать мне такое? — недоумевал он. — Мне, давшему клятву отринуть мирское? Не демон ли искушает меня в обличье распутной девки?»

— Не молчи! — потребовала Ликея. — Я предлагаю тебе испытать удовольствие, а не удар дубинкой по голове. Встреча с Создателем не так сладка, как час любви.

Оборотниха хотела обнять Высшего жреца. Но он вскочил со стула, как ошпаренный, и испуганно уставился на неё.

— Что убегаешь, будто чёрт от ладана? — опешила Ликея. — Соргасы, основатели нашей веры, тоже грешили.

— Деяния этих распутников — твой главный аргумент? — вопрошал Кастор. — Я… мне… Мне безразлично мирское удовольствие! Душа превыше всего. Сестра, не уподобляйся демонам и развратникам.

— Говорят, зло притягивает, — прошептала оборотниха. — Однако чистота, подобная твоей, манит не меньше. Позволь ощутить твой свет в себе… Познай мой порок. Добро и зло тянутся друг к другу с непостижимой силой. Злодею нужен герой, а герою злодей. Иначе они чувствуют себя неполноценными.

— Веди себя, как подобает навьянке, а не куртизанке, — приказал Высший жрец. — Не смей порочить словами и мыслями священную обитель. Надень наряд, достойный жрицы Нави. Иначе я и тебя подвергну олоткарии! Не подходи ко мне больше, сестра разврата!

— Ну и дурак, — обиделась Ликея.

Кастор отвернулся к окну, а когда повернулся, она уже ушла. Он схватил книгу со стола и кинул в стену. Оборотниха пробудила в нём желание, избавиться от которого было тяжело. «Я аскет, я праведен, я свят, — убеждал себя Высший жрец. — Предложение Ликеи меня не интересует! Я искренне возмущён её словами. Плоть моя скоро успокоится… Скоро…»

В комнате стало душно. Кастор выскочил во двор, мокрый и красный. К зову мятежного тела он остался глух. Ночной воздух одарил его прохладой. Звёзды, далёкие и неприступные, напомнили о святых навьянах.

Химра, Агафоний, Мадс, Рафаил… Они не успели нагрешить. Смерть рано забрала их. Если бы святые навьяны жили дольше, остались бы они безгрешными или порок запятнал бы и их имена? Высший жрец решил, что все грешны. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Идеален только Создатель, потому что он — энергия, пронизывающая пространство. Кастору стало легче, когда он понял, что идеальным стать не способен, а потому реакция его плоти вполне естественна.

Лёгкий ветерок трепал кудри Высшего жреца. Кастору чудилось, будто духи поют о его победе над соблазном. Он улыбнулся ночному мраку и перестал рассуждать о мироустройстве. Отметил, что Ликея права, и философия навевает только грустные мысли. Зато как сладко, когда знаешь больше других, когда ты правильнее и добродетельнее. Мысль о собственной исключительности ласкала сердце Кастора. Он не заметил, что не победил главный порок. Гордыню.