Новые условия

Виктория Рожкова

Еще вчера она бегала на высоких каблуках, а сегодня оказалась в инвалидной коляске. Двадцатипятилетняя Евгения выжила в ДТП, но ее жизнь изменилась на 180 градусов. Можно ли это принять? Можно ли что-то изменить? Женя пытается.А также вас ждут истории:– про приезд сестры, которую никто не ждал…– про проблему лишнего веса с оглядкой в прошлое…– про расставание с мужем, который встретил другую…– и история про то, как можно любить, не представляя жизни друг без друга…

11

Сегодня у меня появилась моя вторая половина — папа принес инвалидную коляску того самого активного типа, о которой говорил в машине. А вместе с ней целый пакет конфет и шоколадок от каких-то наших знакомых. При взгляде на коляску у меня сформировалась вполне ощутимая мечта — научиться пользоваться туалетом, чтобы даже не смотреть в сторону подгузников. Но это оказалось не так просто. Вправо-влево — коляска меня не слушается! Или я не умею командовать коляской… Руки грязные… Папа ругался, что я за колеса держусь, а тут такие специальные штуки рядом. Но все равно пришлось просить его поискать в шкафу перчатки. Когда-то я несколько месяцев занималась воркаутом, и у меня были очаровательные перчатки с обрезанными пальчиками. Не для инвалидной коляски я их берегла — нет, конечно. Но в перчатках стало намного удобнее.

Позвонил мой невролог Александр Николаевич, предупредил, что готовит заключение, которое затем отправит в бюро медико-социальной экспертизы.

— Господи, а как я туда доеду? Я сейчас из комнаты до кухни по десять минут добираюсь. Коляска меня не всегда слушается!

Не так давно я собиралась ездить на работу на коляске, а сейчас появилась необходимость просто забрать справку из учреждения, которое находится где-то, и меня обуял ужас. Ай, черт, колесом протерла борозду на обоях. Ой, уголок плинтуса выскочил — папа, прости!

— Женя, не переживайте. Сейчас инвалидность оформляют и заочно — на основании заключения врачей. Так что получите справку по почте.

К вечеру мы нашли с коляской общий язык, ну или, по крайней мере, мне так показалось. Теперь можно встречать друзей, которые собрались на днях меня навестить. Это было очень волнительно.

— Пап, помоги снять с вешалки платье!

— Геша, они через два дня только приедут.

— Ну и что? А выбрать я должна сейчас.

Но это оказалась морока еще та. Уже на втором платье мне не хотелось больше никаких экспериментов — пока наденешь да расправишь подол, сходит семь потов. Поэтому я решила остановиться на брючках и стильной футболке. Любовно потрогала сумочку Louis Vuitton. Пока лежала в волгоградской больнице, папа съездил в Москву и перевез мои вещи. Папа хмыкнул:

— Ты еще и сумочку будешь держать?

— А что такого? У меня там зеркальце, платочки носовые! — я ведь чисто автоматически взяла сумку в руки, но после папиных слов решила бороться за нее до конца.

— Ой, зеркальце! — веселился отец. — Сумка, наверное, дорогая. А вы любите друг другу показывать, да?

Дорогая? Да она бесценная! Папа, конечно, не в курсе, что за эти деньги я получаю качество, которое не идет ни в какое сравнение с другими вещами. Производители берут по одной сумке из каждой новой партии и проверяют ее горелкой. Еще кладут туда тяжелые грузы и застегивают-расстегивают молнию пять тысяч раз! Но я знаю, как вызвать папино уважение к Louis Vuitton.

— А ты знаешь, что в рекламе этих сумочек согласился сняться твой любимый Михаил Горбачев? У него с собой была сумка LV — не напоказ, не как сейчас рекламу делают, а эдакий второстепенный участник сюжета. Вот так!

Папа никак не ожидал, что, нападая на Louis Vuitton, он дискредитирует своего дорогого Михаила Сергеевича. И по взгляду я поняла — вес сумочки значительно вырос.

А что, если я продам все свое барахло… нет, если я все отдам, вдруг это поможет снова встать на ноги? Там оценят и вознаградят меня. Господи, когда я в последний раз была в церкви — даже и не помню. Но я крещеная, надо только найти мой крестик, серебряный на веревочке. В детстве носила, а потом сняла, и родители, скорее всего, его спрятали. Может быть, мне надо причаститься? Я грешна. Наверняка я очень грешна. И поэтому все случилось. Надо почитать в Интернете — что это и какие мои действия. Да, я могу ходить на службы, я могу… Ой, как же я буду ходить на службы? Надо выехать из дома, а есть ли там заезд для таких, как я? И сумочки могу прихожанам (или как они называются) отдать. Правда, не знаю, зачем им Louis Vuitton, но это не мое дело. В принципе, я могу все продать на «Авито» и пожертвовать какой-нибудь церквушке на восстановление! Это будет такое благое дело! Это наверняка где-то там учитывается, не может же быть по-другому?

— Папа, где мой крестик? А в церковь можно заехать на коляске?

Папа загремел выдвижными ящиками в большой комнате — видимо, он даже спрашивать меня ни о чем не хочет. Надо — значит, надо. От мысли, что скоро все изменится, я почувствовала прилив сил. И энергии много. Куда же ее девать? Посуду мыть неудобно, полы мыть неудобно. Осталось только ждать. Например, друзей. Это тоже невероятное чувство! Первый раз, когда я находилась в подобном предвкушении, мне было лет восемь. Тогда друзья открыли для меня новый мир летающих из окон полиэтиленовых пакетов с водой — то еще развлечение для проходящих внизу людей. Несколько граждан даже пытались вычислить мою квартиру, чтобы надрать нам уши. Но мы, затыкая себе рот, чтобы не смеяться в голос, оперативно залегали на пол балкона. Веселье продолжалось до последнего пакета в квартире. А потом друзья слопали все конфеты, которые мама берегла для Нового года. Первые гости, как говорится, комом. Но кого это в восемь лет останавливает? Много чего еще было потом — в другие дни и с другими гостями. Нет, ну признайтесь — кто из вас не глумился над прохожими? Кто сидел и играл с малолетними товарищами в домино в святое время, когда вездесущих родителей нет под боком?

Воспоминания немного расслабили меня, но я заметила, что начинаю грызть ногти. Когда был лак-гель — я себе такого не позволяла. А когда все свое, родное… Тогда можно грызть, впиваться зубами, чтобы немного успокоиться. Я нервничала. Сильно. Виталика я не видела уже пару месяцев. Так сильно хотелось его обнять, и также сильно я боялась его приезда. ДТП, лечение в другой области. Какой будет встреча? Понравится ли Виталик папе? Как мы будем жить дальше — ведь мне необходимо проходить реабилитацию здесь, я просто не доберусь до центра самостоятельно. Так много вопросов, которые я еще ни с кем не обсуждала. Наверное, поэтому моя правая рука превратилась в руку семилетней девочки, которая не знает, почему все в таком восторге от школы, но совершенно непонятно — что ждет именно ее, и поэтому все время грызет ногти. Надо быть отличницей. Надо хорошо себя вести. Нельзя расстраивать родителей. Надо слушаться учительницу. Надо. Надо. Нельзя. Надо.

Звонок в дверь оторвал меня от посягательств на вторую руку. Ну, наконец-то! Каринка несла торт, Лена — пакетик, в котором что-то звенело, а Виталик зашел в комнату с букетом роз. Такое ощущение, будто у меня день рождения! А может, так оно и есть? Ведь я живая! Я, может, родилась на той дороге заново. Эти разговоры о втором рождении и прочей чепухе мне всегда казались смешными: выжил и выжил. Это когда про других, а если тебя касается, то все иначе. Верно? И сейчас мы отметим мое второе рождение! Но весело мне было только первые полторы минуты, потом все как-то не клеилось. Не клеился разговор. Такое ощущение, что ребята боялись сказать что-то лишнее и поэтому выбрали лучшую на их взгляд стратегию — молчание. Лена попыталась оживить нашу встречу историями об общих знакомых, но такое ощущение, будто после двух-трех предложений все понимали, что речь идет о людях, которые ходят, ведут активный образ жизни. Ленка испуганно замолкала, начинала говорить что-то бессвязное, пытаясь выйти на какую-то нейтральную тему. В итоге всем было неловко. И даже мне. Каринка все время опускала взгляд в район моего паха — наверное, пыталась определить: в подгузнике я или нет. Мне даже показалось, что она принюхивается. Но, может, это просто фантазия разыгралась. Что касается Виталика, то он вел себя как друг. Нет, как товарищ. Ни один здравомыслящий человек не подумал бы, что мы жили с ним вместе, и даже собираемся пожениться. Черт, и выйти покурить не получается, чтобы поговорить наедине. Может, и не все так страшно, но пока я доберусь до лестничной площадки… Да и как говорить? На весь подъезд? А девчонки с папой будут молча разглядывать ковер?

Конец ознакомительного фрагмента.