Новые условия

Виктория Рожкова

Еще вчера она бегала на высоких каблуках, а сегодня оказалась в инвалидной коляске. Двадцатипятилетняя Евгения выжила в ДТП, но ее жизнь изменилась на 180 градусов. Можно ли это принять? Можно ли что-то изменить? Женя пытается.А также вас ждут истории:– про приезд сестры, которую никто не ждал…– про проблему лишнего веса с оглядкой в прошлое…– про расставание с мужем, который встретил другую…– и история про то, как можно любить, не представляя жизни друг без друга…

6

А может, я сплю? Скоро открою глаза и буду всем рассказывать про этот безумный, обросший подробностями сон. Виталик покачает головой: «Ну, мать, ты и накурилась вчера!» И это будет очень смешно. Очень! Все останется таким, каким и было неделю назад. Я же здесь неделю? Работа, друзья, моя уютная съемная квартирка в Ясенево. И Виталик, который постоянно покупает мне печеньки с предсказаниями. Верил ли он в них? Не знаю… Но всегда с таким интересом заглядывал мне через плечо, когда я разламывала печенье. И обязательно просил половинку печенюшки. Что за предсказание было перед аварией? Не помню… Хотя нет. Что-то про изменения. «Вас ждет новая жизнь»? Ерунда какая-то! Не может быть, чтобы в одночасье изменилась жизнь человека, который никому ничего не делал плохого. Правда? Я всегда прихожу вовремя на работу, не бездельничаю. Если кто-то из друзей просит в долг — никогда не отказываю. У нас классная компания, и мы всегда поддерживаем друг друга. В прошлом году Каринка заболела воспалением легких, так я даже куриный бульон пару раз варила и приносила в больницу. А когда Мишка ногу сломал, мы, хоть и ржали (не со зла, нет), но купили ему костыли и гравировку сделали: «Мишане на здоровье». Он пару месяцев плотненько так их использовал, а потом все косточки заросли, и он снова в строю.

Надо позвонить ребятам — они наверняка волнуются. Или пока не звонить? Болит голова, столько кошмарных разговоров. Надо уснуть. И может быть, я проснусь в другом месте. Ведь может такое быть? Мне раньше часто всякая ерунда снилась: и преследования, и нападения. Один раз приснилось, что я умерла и со стороны смотрю на свои похороны. Все меня провожают, пьют, слова хорошие говорят. Сначала меня это немного напрягло, потом умилило. Но, когда я решила сказать, что праздник окончен, и я не умерла, оказалось, что не могу говорить. Никто меня не слышит. Проснулась я в ужасе после того, как меня закапывать начали. В ту ночь я уже не могла уснуть — сидела на подоконнике до утра и курила сигареты одну за другой. А тут всего лишь сломанный позвоночник. Вот проснусь и…

Проснулась я все в той же палате и с теми же соседками. Голова продолжала раскалываться, но лежать и смотреть в потолок было невыносимо. Я попробовала надавить руками на живот и ничего не почувствовала. Из всех моих достоинств — это двигающиеся руки и голова, которая способна поворачиваться налево и направо. Список возможностей так себе — даже на трояк не тянет. Как жить-то? Как? Только телефон способен принести в мой сузившийся мир хоть что-то положительное. Я набрала номер Виталика — «Абонент занят, перезвоните позже». Следующая на очереди Карина.

— Женя! Боже мой! Это ты? — закричала подруга, даже не поздоровавшись.

И у меня сразу на душе стало тепло.

— Карин, привет!

— Господи, как ты там? Твой отец говорил такие страшные вещи — перелом позвоночника, инвалидная коляска. Это он так пугал, чтобы мы бухать перестали? — Карина заливисто рассмеялась.

— Ну, не совсем, — тепло куда-то улетучилось. — Все действительно очень серьезно. Чтобы снова начать ходить, мне нужна операция.

— Женька, боже мой! Это ужасно! А ты уже на инвалидной коляске?

— Нет еще. Пока лежу в больнице. Папа навещает.

— Ну да, далековато от нас, конечно. Я бы тебе бульончику принесла, но сама понимаешь.

— Похоже, мне теперь нужно подгузники приносить, а не бульон…

— Подгузники?! Фу-у! Ой, я имела в виду, все так серьезно? Ты прям в туалет не можешь сама сходить?

— Ничего не могу. Только ложку держать и телефон.

— Ой, Женя, как все плохо. Но ты там держись! Все будет хорошо! Когда вернешься домой?

— Не знаю. Может, через пару недель.

— Мы к тебе в гости приедем. Ставь пирог! — на позитиве закончила подруга, но в последний момент опомнилась. — Ну, то есть мы чего-нибудь вкусненького привезем.

Я не могу понять, почему мне тоскливо после этого разговора. Чего-то не хватает, но я не могу понять чего. Может, смущают постоянные Каринкины «это ужасно»? Я это и так понимаю и хочу услышать другое. Типа, все будет хорошо? Ой, кошмар какой! Я совсем запуталась. Папа говорит, что мы справимся, а я злюсь. Подруга ужасается моему положению — меня это задевает. Чего же я хочу? Какой справедливости? Какого отношения?

— Тебя Женя зовут? А меня Анна, — вдруг раздался голос взрослой соседки.

— А меня Света, — отозвалась молодая.

Мне показалось, что я не хочу ни с кем разговаривать, но совершенно неожиданно я зачем-то сказала:

— А папа меня Геша называет…

— Очень ласково, — поддержала Анна. — Я вообще раньше такое не слышала.

— Я тоже, — подхватила молодая.

И тут зашел папа. Как будто он все это время стоял за больничной дверью и ждал контрольного слова «Геша». Вообще-то, я была уверена, что мы с ним поругались, но при виде отца на душе стало так спокойно.

— Пап, а ты правда станешь продвинутым пользователем?

— А то, — улыбнулся отец, как будто не было между нами неприятного разговора. И положил на кровать коробочку, в которой лежал новый смартфон. Не Iphone, конечно, но прогресс налицо!

И тут у меня зазвонил телефон. На дисплее высветилось «Виталик». Я, если честно, не любитель повышенного внимания. Соседки, папа. А у меня, возможно, важный разговор. Но сделать самое простое — встать и выйти в коридор, я не могла. Может быть, сбросить, а потом перезвонить? Папа уйдет, соседки в туалет захотят выйти (по крайней мере, молодая). Или взять трубку и сказать, что перезвоню позже? Телефон замолчал. Пока я принимала решение, Виталик просто положил трубку. Не дождался. И я только сейчас поняла, что на мгновение задержала дыхание. Можно выдохнуть. Я ему обязательно перезвоню. Попозже. И услышу привычное «ежик мой». А пока надо поблагодарить папу, поступок которого принес мне… что это? Облегчение? Я как будто бы почувствовала облегчение — виртуальная ноша на моих плечах чуть уменьшилась. А еще я чувствую радость. Папа всегда отмахивался от современных гаджетов одной фразой: «Даже не уговаривайте!» Я ведь и не уговаривала, правда? Он сам купил! Мой дорогой и надежный папочка, спасибо тебе!

— Спасибо, пап… — да, я сказала это вслух.

— Да за что? Буду осваивать науку. Поможешь?

— Конечно. Ты же у меня умный — у тебя все получится.

Папа как будто бы недовольно цокнул языком. Но это он так, хорохорится. Я поняла, что еще чувствую — ощущение безопасности. Мы справимся — нас ведь так много!

Эта мысль пролетела мимо меня, слегка задев крылышками. Пролетела и улетела. Я пока не знаю даже, с чего начать: новые условия — новые правила игры. В этих новых условиях у меня нет связи с ногами — ноги есть, а связи с ними нет. Я не чувствую свое тело ниже груди. Вечером приходила медсестра и ставила мне клизму. Это так унизительно и беспомощно, когда тебя крутят, словно куклу. Мне больно дышать из-за сломанных ребер. У меня давно немытые волосы, которые раздражают еще сильнее, чем невозможность встать.

— Пап, давай подстрижем волосы и помоем голову…

— Как «подстрижем»? — подпрыгнул папа.

— Я не могу так. Я потом отращу. Попозже. Пожалуйста, дай мне ножницы или сам отрежь.

Папа вскочил, начал озираться по сторонам — как будто рассчитывал увидеть здесь скучающего парикмахера.

— Ты уверена?

— Да. У меня чешется голова. Я чувствую себя грязной и вонючей.

— Никакая ты не вонючая, — поддержал меня папа. — Я попрошу кого-нибудь.

И он попросил уже знакомую мне медсестру Лену. Стильная стрижка мне не грозила. Но после того, как длинные волосы упали на больничный пол, распластавшись, словно маленькие змейки, мне действительно стало легче. А когда Лена ухитрилась помыть мне голову, я первый раз за это время почувствовала себя счастливым человеком. На немножечко, на краюшечку! Но у меня была легкая и чистая голова, и в ней закружились такие же светлые и чистые мысли.