Осень давнего года. Книга первая

Виктория Булдашова

Приключения Иры, Светы и Саши – теперь уже семиклассников – продолжаются! Они прямо из школы попадают в чудесную страну Нелживию, где сражаются с монстрами и учатся ещё крепче дружить. Но оказывается, что путь ребят лежит ещё дальше – в Москву 17 века.

7. Новое знакомство

— Правильный вывод, Александр, — одобрительно заметил Кирилл, приземлившись рядом с нами. — Только, я бы сказал, слишком радикальный. Что значит «пока», мой юный друг? Душу и совесть убить невозможно. Они бессмертны. Поэтому твои угрозы Леониду глупы и абсолютно бессмысленны.

— Ха, Леониду! — закатил глаза Сашка. — Так Рыбу только родной отец зовет — я сам слышал — и учителя иногда, а остальные…

— И все-таки это его настоящее имя, не так ли? Остальное — прозвища. Впрочем, не буду отрицать: Щукин заслужил их своим поведением — весьма недостойным с моральной точки зрения.

— Точнее, мразевым! — заявил Иноземцев. — Он и сейчас врет, будто валяется без памяти. Такого бугая катком не задавишь! А Щучара лежит, ручки-ножки раскидал.

— Ошибаешься, Александр, — возразил скворец, — Слишком большое потрясение сейчас перенес этот мальчик — сознался перед вами в дурных намерениях. А это для Леонида — совершенно незнакомое ощущение.

— Ну да, — кивнула Светка. — Он же всегда пакостит исподтишка, когда взрослых нет. Вечно изворачивается, врет. Хитрый, как лис! Но почему Щукин сейчас признался? Мы здесь одни, и…

Кирилл взлетел и уселся на ветку цветущего боярышника. Теперь скворец оказался на уровне наших глаз.

— Дело в том, — задумчиво произнес он, — что совесть Леонида уже давно больна. Вся его зависть, и злоба, и мстительность камнем лежат на ней. Мальчик изнемог под тяжким грузом.

— Кто — Рыба изнемог?! — крикнул Сашка. — Да в нем стыда ни капли нет и не было! Ему хорошо, только когда другим плохо. Вот Рыба и старается, пяткой упирается, гадит всем, как только может. Главное, чтоб никто о Щукиных художествах не узнал и его не наказали. А Вы говорите…

— Александр, ты делаешь сейчас ту же ошибку, что и Леонид! — Кирилл удивленно развел черными крыльями. — Этот юноша тоже до сих пор думал: главное — чтобы его вину нельзя было доказать. Будто если окружающие не знают о совершенной Леонидом подлости, то ее вроде бы и не было! Но человек-то помнит о содеянном им зле. И совесть негодяя никнет от мерзости совершенного. Она стонет и кричит, а хозяин ее не слышит, постепенно превращаясь в чудовище. Но главное человеческое счастье состоит в том, что совесть остается с нами всегда, что бы мы ни совершили. Надо только захотеть ее услышать! Это относится почти ко всем людям, кроме одной, сравнительно небольшой группы населения, о которой вы тоже узнаете здесь.

— Погодите, уважаемый Кирилл, — не очень вежливо перебила я скворца. — Вы хотите сказать, что Щука захотел признаться?! И только поэтому мы узнали, что троица дураков готовила Робиковой сестренке?

— Не без вашей помощи, др-рузья мои! — провозгласила птица. — Р-разумеется, вы в своем пр-раведном гневе подтолкнули Леонида к откр-ровенности…

— Особенно когда по тыкве Рыбе съездили, — ввернул Сашка.

— Да. Но и сам он, поверьте, давно измучился от упреков нечистой совести, которых старался не замечать, — проскрипел скворец. — И, оказавшись один, без помощи приятелей, в безвыходном, как ему казалось, положении, не выдержал…

— И что, Щука теперь так и будет на траве валяться? — проворчал Иноземцев.

— Нет, конечно. Просто он впервые за много лет поступил честно. Леониду сейчас легко и радостно! Не будем ему мешать, пусть Щукин спит и дышит чистым воздухом Нелживии. Главные испытания юноши еще впер-реди!

Светка насмешливо покачала головой:

— Подумать только, какие муси-пуси! Что-то мне не верится в Ленечкины… как это? Ира, скажи!

— Душевные искания, — подсказала я.

— Правильно, — согласился Кирилл. — Их еще и не было, Светлана. Щукин сделал только первый шаг, и он оказался трудным для изолгавшегося мальчика. А вы, я напомню, считали, что Леонид искусно притворяется, симулируя обморок.

Но так-то: нежного слабей жестокий,

И страх живет в душе, страстьми томимой.

Ковалева засмеялась:

— Опять Вы, Кирилл, сначала закартавили, а потом перестали. Почему?

— А потому, Светлана, что когда кто-нибудь из вас огорчает меня, я тоже теряю человечность, и птичьи привычки берут верх. Но невозможно не быть человеком — хотя бы в душе! — читая вам, друзья мои, стихи Пушкина.

— Не расстраивайтесь за нас, — протянула Светка. — Мы сглупили с самого начала. Забыли, что эта страна лжи не прощает. Если бы Ленька притворялся, она бы его сразу наказала — как Иру после прилета. Костина боялась очнуться от обморока, и ее за это оса укусила.

Действительно, как мы не подумали! Сашка от досады стукнул ладонью о дерево и поморщился: гладкая, казалось бы, кора оцарапала мальчишку.

— Не мсти природе, Санчик, — вкрадчиво сказала Светка. — Она живая, разве ты не знал?

Иноземцев, как будто вспомнив что-то, повернулся и пошел к кустам, где раньше прятался Щука с мальчишками. Интересно, зачем? Мы с Ковалевой отправились за ним. Но раньше всех там, конечно, оказался Кирилл. Хорошее дело — крылья! Скворец поджидал нас, сидя на стволе диковинной деревянной пушки. Орудие было расписано яркими красками и золотом. Рисунок изображал сказочных зверей и птиц в переплетении цветов. Кирилл прокаркал:

— Если я верно понял, Александр, ты захотел поближе взглянуть на пушку? И убедиться, что она тебе, мягко говоря, не померещилась?

Сашка кивнул и стал осматривать диковинную игрушку с разных сторон. Светка заметила:

— Удивительно! Зачем нужна пушка из дерева? По-настоящему воевать с ней невозможно — как из такой выпускать чугунные ядра?

— Конечно, — солидно подтвердил Сашка. — Ствол же сразу разорвет!

— А между тем, — сказала я, — по размеру пушка как настоящая. Причем она сделана на совесть, да еще красиво разрисована. Дети подобное орудие не смогли бы изготовить, а взрослые не стали бы. Оно же годится только для игры! Вопрос: кому это было надо?

— И второй вопрос: где ее взял Щука? — задумчиво протянул Иноземцев.

— А я ее, Зема, в Париже заказал, а здесь на почте получил, — прозвучал сзади голос Леньки.

Мы обернулись. Действительно, это был наглый вражина! Щука стоял в трех шагах, под кустом ивы, и знакомо щерился.

— Лучше бы ты дальше спал, — в сердцах сказала я. — Чего дуралею не лежалось? Уже прискакал!

Из леса справа донеслись отчаянные крики. Взявшись за руки, к нам бежали Мухин и Акимов. Они вопили:

— Шеф, убегаем! Там ногастый!

— Быстрее когти рвем, а то он нас догонит!

Ага, с Ленькиного лица исчезла улыбка! Он в страхе дернулся и хотел бежать, не дожидаясь приятелей. Но тут из-под ног Щуки взметнулось бледное пламя, накрыло его с головой и сразу же опало. Ленька вскрикнул и замер. Потом попробовал сорваться с места — и вновь оказался посреди костра. Впрочем, огонь быстро исчез. Мы увидели Щуку сидящим на траве — которая, кстати, даже не задымилась! — и сгорбившимся от ужаса. Ладони Ленька прижал к лицу, защищая его от жара.

— Вот так земля горит под ногами лгунов! — воскликнул Кирилл.

Тут с нами поравнялись Пашка с Антошкой. Они чуть притормозили возле Щуки и попытались подтолкнуть его к бегству. Где там! Ленька даже не шелохнулся. Мальчишки удивленно охнули и рванули дальше. В нескольких шагах впереди них с шорохом поднялся невысокий земляной вал — вроде «лежачего полицейского». Мухин и Акимов на бегу споткнулись об него и растянулись во весь рост. Ойкнули от боли, вскочили и заковыляли вперед. Под землей прошел гул. Полоска вздыбленной почвы сдвинулась с места и, прокатившись, как волна, под ногами мальчишек, опять выросла на их пути. Но теперь она стала куда шире и выше — в два человеческих роста. И такая крутая! Мальчишки остановились перед новым препятствием. Постояли немного, растерянно обернулись в нашу сторону.

— Шеф! — крикнул Пашка. — Чего делать-то?

Щука по-прежнему был неподвижен и не отзывался на обращение своих прихвостней. Светка ответила за него:

— Не пытайтесь бежать. Ваш шеф тут натрепал, что пушку эту заказал в Париже и получил по почте. А в Нелживии враки воспрещаются. Вот и огребли вы неприятностей!

Ленька отнял ладони от лица, вскочил и крикнул:

— Я пошутил! А меня всего обожгло! Мало нам ногастого, еще и…

Из-за громадного дуплистого дуба показалась птичья голова — совершенно голая, покрытая морщинами. Но самое странное, что на ее макушке каким-то чудом держалась крохотная военная фуражка! Голова внимательно оглядела нас сначала одним, потом другим глазом. И вот, обогнув толстенный корявый ствол, к нам важно вышел… страус. «О-ох! — пронеслось у меня в голове. — Это, конечно, мне кажется. Ладно еще — кукушка и скворец. Знаем: наши, русские птицы. А что здесь делать африканцу — среди елок и берез?!» Что это именно африканский страус, я не сомневалась. Он резко отличается от австралийского и ростом, и черно-белым оперением — совсем недавно я подробно рассматривала оба эти вида в старом журнале «Юный натуралист». Иллюстрированных изданий много у нас дома — родители сохранили их для меня и Мити. А еще я прочитала тогда в статье под фотографиями, что эти птицы могут быть опасны…

Страус, угрожающе тряся огромными перьями, подбежал к Леньке и басом спросил:

— Кто это здесь ногастый?

Он приподнял когтистую лапу, зацепил ей сбоку Щуку за брюки и повернул к себе спиной. Мощно размахнувшись, отвесил Леньке пинка под зад. Щукин пролетел метра три вперед и приземлился прямо в ракитовый куст. Куст, сами понимаете, задрожал от возмущения — ведь он вырос в Нелживии! — и стал нещадно стегать Щуку гибкими ветвями. Ленька упал на четвереньки и, как пробка, выскочил из ивы на траву. Перебирая руками и ногами, он по-прежнему на карачках пополз к Акимову и Мухину. Страус невозмутимо двинулся за ним. Мальчишки попятились и, конечно, сели на подножие земляного вала.

Ленька хотел на ходу свернуть в сторону от препятствия, но страус опять наподдал ему ногой. Щука покорно засеменил к гряде. Акимов завопил:

— Эй, шеф! Ползи отсюда!

Страус двумя прыжками пересек оставшееся расстояние и ткнул лапой в Антошку, потом в Пашку. Те вскочили и вытянулись, как на параде.

— Отставить разговоры! — рявкнула птица. — Рядовой Щукин, встать в строй!

Леньку подбросило с земли. Он бегом кинулся к приятелям и занял место слева от Мухина. Страус продолжал:

— Рядовой Акимов! Выйти из строя!

Антошка поежился, торопливо огляделся. Переложил портфель из одной руки в другую. Бежать было некуда! Толстяк понурил голову и шагнул вперед. Птица взъерошила перья и вдруг клюнула Акимова в макушку. Тот заорал:

— Отвяжись! Я дяде Коле скажу!

— Рядовой Акимов! Разговорчики в строю! Здесь нет дяди Коли, а есть воинская дисциплина и порядок. Тебе ясно? Отвечай! — гаркнула птица.

— Ясно, товарищ прапорщик! — провыл тот со слезами в голосе.

Мне стало жалко мальчишку. Я крикнула через поляну:

— Антон, не бойся! Страусы не служат в армии! Это самозванец, не слушайся его.

— Взво-од, смирно! — скомандовала птица и повернулась к нам.

Потом строевым шагом пересекла поляну, остановилась в нескольких шагах. Молодецки взметнула лапу к козырьку фуражки и представилась:

— Прапорщик Савва Романович!

Сашка, уже выскочивший вперед и заслонивший собой меня и Светку, буркнул:

— Александр, ученик седьмого «Б».

Мы с подружкой хихикнули. Но потом Ковалева кашлянула и сдержала веселье. Четко отрапортовала:

— Светлана и Ирина, ученицы того же класса!

Страус оглядел нас, поворачивая голову то вправо, то влево. Бесцеремонно указав когтистой лапой на меня, заговорил:

— Я интересуюсь. Вы, гражданочка, военнообязанная?

— Еще чего! — удивилась я. — Конечно, нет.

Перья прапорщика опять встали торчком! Это был плохой знак, и я сразу спряталась за Сашкину спину. Иноземцев расправил плечи, вскинул голову. Савва заклекотал:

— Я вижу, тут некоторые штатские слишком много о себе думают! Вмешиваются безо всякого права в строевую подготовку личного состава! Позволяют себе, так сказать, вражеские выпады, дискредитирующие командование военной части в глазах подчиненных!!!

Страус задергал головой и выкатил на нас глаза — опять попеременно правый и левый. Он задыхался от возмущения! Сашка возразил:

— Они пацаны, а не солдаты. И присягу в армии служить не давали.

— А еще Вы их били, мы сами видели, — встряла Светка. — А это, товарищ прапорщик, запрещено законом.

Оперенье птицы улеглось на место. Страус одобрительно пощелкал клювом и гаркнул:

— Четко излагаете, рядовые! Молодцы!

Светка замахала руками:

— Мы не военные, еще чего не хватало!

— Тут все новобранцы, — отрубил прапорщик. — Все учатся не трусить. И главное — стараются искать правду! А вы соображаете быстро, по-бойцовски. Жаль, что состоите не в моем взводе.

Откуда-то сверху — кажется, с самой вершины ели, со свистом слетел скворец и сел мне на плечо.

— Савва Романович, — официально обратился он к страусу, — не пытайтесь превысить свои полномочия. Мои ребята не похожи на Ваших. Они не нуждаются в военных… методах воспитания.

— О! Вы знаете, как я Вас уважаю, Кирилл Владимирович. Но Вы не правы. Страус очень старался быть вежливым. Но его глаз, опушенный густыми ресницами, хитро посматривал на скворца. У меня в голове стучало: «А наш-то гид, оказывается, еще и Кирилл Владимирович! Знакомое имя — вот только откуда? И получается, что птицы давно друг друга знают — раз Савва уважает Кирилла!»

— В воспитании личного состава важен пример, — вкрадчиво продолжал «ногастый». — А мне достались одни шкурники — каждый только сам за себя.

Савва сердито указал крылом в сторону наших недругов. Мальчишки вытянулись, изобразив усердие.

— Зато Ваши призывники все стоят друг за друга. Мало того — они даже за моих хитрованов заступаются, — заметил прапорщик. — Из ребят хорошие солдаты могут получиться! Заодно они рядовых Щукина, Акимова и Мухина приструнят, товариществу научат.

Страус воинственно задрал голову и хвост. Видно, решил, что победил в споре с Кириллом. Светка зачастила:

— Но мы не хотим со Щукой в одном строю ходить! И с его друзьями! И у нас уже есть Кирилл Владимирович — Вы его сами так назвали. Мы хотим остаться со скворцом, потому что очень его уважаем…

Кирилл Владимирович вспорхнул и сел повыше, на ветку ели, точно на уровне головы Саввы. Качнувшись несколько раз, заявил:

— Уважаемый товарищ прапорщик! Вам известны законы Нелживии: у каждого проводника — приданная ему группа, у каждой группы — свой собственный путь по стране. И только позже, при выполнении всех поставленных перед гостями задач…

— Понял, понял, Владимирыч, — повесил голову страус. — Не ругайся.

— К тому же Вы, как военный, не должны были упускать из виду важные вопросы. А ведь упустили! — отчеканил скворец.

Савва спохватился:

— Я-то? Эх, точно! Тут молодая гражданочка обвинила меня в битье личного состава. Но поймите, новобранцы: не пробудится совесть, если ей не больно! Вашим душам, чтобы жить как надо, оплеухи не нужны. И потому верно сказал Владимирыч: вы пройдете свой путь. А моим субчикам помогут только дисциплина и боль, которую они научатся чувствовать! Сами не хотят быть настоящими людьми, так я помогу. И я не дам им врать! Сразу явлюсь, если хоть один из новобранцев солжет. И задам трепку. А пока не лукавят, пусть ходят свободно, ума набираются. Это тоже закон Нелживии.

— Так значит, Вы пришли только потому, что Ленька нам наврал? — уточнила я. — Но Щукину и так досталось — его огнем опалило всего.

— Мало, мало этого, гражданочка, — покивала птица и шепотом прибавила: — Я ведь люблю своих рядовых и жалею их прямо до слез — сам когда-то лживым дураком был. Потому и ребят новоприбывших насквозь понимаю. А для любви нужно, чтобы душа горела и мучилась — и у меня, и у них. Ясно?

Мы ошеломленно переглянулись. Эта смешная на вид птица говорила необыкновенные вещи! Их еще надо обдумать… А между тем мальчишки у насыпи попадали в траву и, скрываясь в ней, по-пластунски расползались в разные стороны. Прапорщик оглянулся и гаркнул:

— Отставить бегство! Продолжаем учения!

Он круто повернулся и полетел к своим новобранцам огромными прыжками. Те завопили, с перепугу полезли на насыпь. Но их командир был уже рядом! Страус опять поднял свою страшную лапу и дал каждому увесистого леща под зад! Троица мигом скатилась с земляного вала и построилась. Страус скомандовал:

— Смирно! Рядовой Акимов, выйти из строя.

Даже издали было видно, как скривился Антошка. Неужели понимал, в чем провинился? Это так на него непохоже… Но в любом случае деваться мальчишке было некуда, и он шагнул вперед.

— Докладывайте, рядовой, — потребовал страус. — Что есть главная заповедь солдата?

Антон отвернулся и молчал.

— Не знаешь? Тогда повторяйте за мной: сам погибай, а товарища выручай.

Акимов пожал плечами. Страус клюнул его в голову. Антошка слезливо заорал:

— А чего-о?! Больно надо мне шефа выручать! Мы его с собой убегать звали, а он тормозил, на месте рассиживался! А когда Вы нас уже догнали почти, что было делать?

— Значит, себя спасать? Бросив товарища?! — удивился прапорщик.

Мальчишка посмотрел вверх, на морщинистую птичью голову, и упрямо заявил:

— Мой дядя Коля говорит: дружба дружбой, а табачок врозь.

— Врет твой дядя Коля, — заявила птица. — Это тогда вовсе не дружба, если каждый свой табачок втихомолку курит, а другому ни крошки не дает. Ясно, рядовой? Отвечай!

Прапорщик занес лапу для шлепка, и Акимов заголосил:

— Да! То есть: так точно!

Савва медленно опустил ногу и проговорил:

— Запоминайте, салажата — потом с каждого спрошу! Если врет один из вас — отвечают все. Я прибуду сразу, и вам несдобровать! Не бояться! Не быть подлецами! Вы теперь — воинский взвод. А значит, один за всех, и все за одного. Повторить!

Троица нестройно загалдела.

— Молодцы! — одобрил Савва. — Старайтесь быть честными солдатами! А теперь — полевые учения. Кру-угом!

Мальчишки неуклюже выполнили команду.

— Как говорил генералиссимус Суворов, тяжело в ученье — легко в бою! Перед вами земляная насыпь. Она образовалась в наказанье вам, чтобы не смели впредь лгать и трусить. Надо исправить урон, нанесенный земле Нелживии. Для этого вы, рядовые, должны много раз преодолеть этот вал — туда и обратно. Слушай мою команду! Взять препятствие!

Мальчишки бросились вперед и полезли на насыпь. Сорвались вниз, вскочили и снова полезли. Ленька первым оказался на гребне и победно оглядел своих приятелей, едва достигших половины пути.

— Я не удивлюсь, — прокомментировала Светка, — если он столкнет их вниз.

— Рядовой Щукин! — возвысил голос прапорщик. — Что надо сделать?!

Ленька немного помедлил и… подал руку Мухину, начавшему опять сползать вниз. Мы замерли. «Ай да Савва! — подумала я. — Вот тебе и страус! Это ж надо — Щуку заставил поступать по-человечески!» Вот Пашка радостно ухватился за Ленькину руку и вскарабкался вверх. Сел на гребне, свесив ноги. Крикнул Антону:

— Эй, лузер! Чего застрял?

И сразу получил клювом по лбу: прапорщик высоко подпрыгнул, взъерошил перья и глухо рыкнул. Даже нам, стоящим в отдалении, стало не по себе. Щукин и Мухин взвыли от страха — и поспешно протянули руки толстячку Акимову. Антону, понятно, пришлось труднее всех. Мало того, что его левую руку оттягивал портфель, с которым мальчишка почему-то не хотел расстаться. А зачем ему здесь сумка с учебниками, спрашивается? Так еще и мускулатура у пухленького Антона, прямо скажем, подкачала. Куда там взобраться на насыпь! Акимов и на ровной-то земле не может догнать шустрых малышей у нас во дворе. Те его дразнят, обзывают Беконом. Акимов несется за озорниками, пыхтя и ругаясь — но увы! — добраться до них не может. Зато в этот раз — подумать только! — Антон уже почти наверху. Щука с Пашкой делают последнее усилие, втаскивая его за руку на край вала. Антошка со счастливой улыбкой усаживается поудобнее и кричит:

— Спасибо, пацаны!

Те смущенно отворачиваются. Страус размахивает крыльями. Воздух содрогается от звонкого аккорда — будто сразу пропели несколько струн. Насыпь под мальчишками чуть проседает, как снег под солнечными лучами.

— Я приказал взять препятствие, а не только залезть на него! — гаркнул Савва. — Живо на ту сторону!

«Новобранцы» взбрыкнули ногами и исчезли за валом. Страус зычно скомандовал:

— А теперь назад!

И что вы думаете? Не прошло и минуты, как над насыпью — а она была довольно крутой! — одна за другой, но почти одновременно показались три головы — сначала рыжая, потом чернявая и последняя — белая, Антошкина. Вот троица уселась в ряд на гребень. Снова все кругом вздрогнуло от пения невидимых струн, и насыпь немного уменьшилась.

— Ура! — завопили мальчишки и кубарем скатились вниз.

— Новобранцы, не расслабляться! — поприветствовал их прапорщик. — Быстро назад! Преодолеть укрепление!

Мы изумленно смотрим, как его взвод беспрекословно выполняет команду. Опять, конечно, Щука вырывается вперед — он же все-таки самый сильный из тройки, тут удивляться нечему! Но и Антошка с Пашкой стараются не отстать, подталкивая друг друга вверх.

— О! Это, брат, сон! — обращается моя подружка к Иноземцеву. — Что с мальчишками сделалось? Смотрю и глазам своим не верю.

Сашка разводит руками. Тут, действительно, примолкнешь! Мальчишки — все до одного лентяи и хитрецы — по крайней мере в учебе, мы это точно знаем! — уже опять сидят наверху.

Воздух всколыхнулся от аккорда, и насыпь в очередной раз просела — но теперь куда глубже. А мальчишки орлами смотрят с ее гребня, взобравшись на вал уже без команды Саввы Романовича…

Я вздрогнула, когда чьи-то острые когти впились мне в плечо. Ах, это явился Кирилл! Скворец оглядел нас, как полководец свои войска, и предложил:

— Друзья! Идем дальше! Я понимаю: наблюдаемая сцена так увлекательна, что от нее невозможно оторвать глаз. Но у вас здесь свой путь, от него не следует отклоняться. И Нелживия зовет дорогих гостей в дорогу!