Хищники Дня и Ночи

Виктор Ночкин, 2008

Веками тянется великая война между Дневным и Ночным народами. Нескончаемое противостояние давно бы завершилось гибелью одной из сторон, но великие горы посреди континента – надежная преграда для армий, а над единственным ущельем, пронзающим хребет с севера на юг, высится Замок колдунов. Его обитатели четыреста лет назад прервали странствие между звезд, чтобы стать хранителями Равновесия этих земель. Четыре века чародеи следят за тем, чтобы ни одна из сторон не получила перевеса. Вечная война – вот Равновесие Дня и Ночи. Однако чаша весов начинает склоняться в пользу Дневных, поэтому Замок отправляет экспедицию в Испорченные Земли. Там в Полых Холмах таится таинственный артефакт Древних, благодаря которому народ Ночи сумеет противостоять армии Дня. Колдун Джеремия Свифт и королевский оруженосец Чаглави отправляются в смертельно опасное странствие…

Глава 2

Замок

Обратный путь занял пять суток — всего лишь днем больше, чем дорога на Джейхур. Дружинники не понимали причины спешки. Они бы возвращались не спеша, делали бы остановки у каждого болотца, где можно покормить ангваргов, в каждом поселении, где можно устроить пиршество в честь славной победы. Воинам все казалось простым — они успели вовремя, ударили по Дневным совместно с джейхурцами, и вот — война выиграна! Дружинники не знали, что тревожит короля, да и знать не хотели. К чему воину королевские заботы? У каждого — свое предназначение, свои тяготы. У каждого своя ноша. Когда они складываются, пересекаются и дополняют друг друга, получается равновесие. Равновесие — выше забот одного человека — стало быть, человеку и тревожиться не о чем. Исполняй свое дело — и мир пребудет в равновесии!

Чем ближе к великим горам, тем полноводней ручьи, тем чаще встречаются купола над входами в подземные лабиринты. Их окружают поля, изрытые шерванами, усеянные одинаковыми пирамидами склизких выделений. Свежие блестят на солнце влажными боками, старые высыхают и разваливаются. Дружинники с удовольствием глядят на знакомый пейзаж и думают о своих поместьях.

А Лашман был хмур и задумчив. Чаглави несколько раз пытался задавать вопросы, его-то, королевского оруженосца, беспокоило настроение владыки. Но король отвечал коротко и непонятно. Юноша видел, что у Лашмана зреет план, который тревожит самого короля… и который владыка Ночи желает держать в тайне — в том числе и от соратников. Чаглави знал причину беспокойства — она находилась далеко в будущем, десятки лет пройдут, прежде чем свершится то, что волнует Лашмана. Никому не ведомо, будут ли они живы спустя столь долгий срок. Один лишь король обязан глядеть так далеко вперед. Простые дружинники — не обязаны. Их тревоги не удаляются больше чем на три дня.

Когда великие горы из синей полосы на горизонте превратились в остроконечный частокол, так что можно было разглядеть знакомые вершины, и воители Ночи достигли вечной тени, дружинники стали отпрашиваться — навестить поместья, лежащие в стороне от дороги на Джейхур. Каждый обещал явиться не поздней, чем через три дня. Воины видели, что веселого пира в столице не будет, король Лашман спешит вовсе не на праздник — стало быть, пока владыка мрачен и озабочен, лучше навестить семью и проверить, как подрастают детишки, как жиреют домашние шерваны. Королю на глаза следует показываться, когда он весел и милостив.

Лашман отпускал воинов кивком, не тратил слов — будто боялся расплескать клубящиеся в голове мысли.

Ангварги неутомимо несли седоков, мерно перебирая сильными лапами, головы покачивались в такт на длинных шеях. Великие горы росли впереди, почва становилась все более влажной, а тень — все более густой. Наконец поредевшая колонна достигла столицы. Здесь было уже совсем прохладно, а вода многочисленных ручьев, бегущих с великих гор, журчала и пела повсюду. Дорога, вымощенная широкими плитами, вела к высоченным башням, между которых чернел зев ворот. По обе стороны дороги лежали болота, где плескались и ворочались шерваны — когда пресная вода в достатке, а солнце никогда не выглядывает из-за горных хребтов, черви могут не прятаться под землей. Здесь зародилась цивилизация Ночи. Пастухи и погонщики, занятые на пастбищах шерванов, махали вслед колонне, приветствуя храбрецов. Гонцы уже доставили весть о великой победе.

Стражи в воротах закричали, потрясая оружием. Воины славили подвиги короля и его спутников, они выражали сожаление, что не смогли принять участие в джейхурском побоище. Лашман ответил на приветствия взмахом руки и, не улыбаясь, направил черного ангварга к дворцу.

Внешне обиталище повелителя Ночи выглядит куда менее внушительно, нежели пирамида Джейхура, королевскому дворцу нет нужды символизировать великие горы — они отсюда и так хорошо видны. Округлый купол венчает невысокое сооружение, вокруг все вымощено истертыми каменными плитами. Камень, а не глина гончарных червей — вот истинная роскошь. Дело не в размерах, не в высоте кровли, ибо в глубину дворец повелителей Ночи уходит на десятки человеческих ростов, а подземные галереи тянутся из-под него на тысячи шагов. Им сотни лет.

Сейчас на площадь высыпали толпы обитателей дворца — жены, дети Лашмана, его слуги и сановники. Чаглави спрыгнул на камни и принял поводья черного ангварга. Когда король спешился, толпа встречающих дружно склонилась перед владыкой. Лашман подождал, пока спины разогнутся, отыскал взглядом в толпе массивную фигуру Дземдара и двинулся к старому слуге и другу. Придворные расступались перед королем. Все понимали, что если Лашман ведет себя необычно, тому есть причины.

— Дземдар, отправляйся в замок колдунов, сговорись о встрече. Я желаю видеть Юзифо Дженкинса. Немедленно.

Теперь Лашман, упрекавший джейхурцев в торопливости, спешил сам. У него было мало времени, отчаянно мало — всего-то десять или пятнадцать лет. Не больше.

* * *

Пока Дземдар находился в отлучке, король не обсуждал его миссию ни с кем. Лашман отдохнул, принял доклады управляющих шервановыми садками, выслушал погонщиков и пастухов. Король обошел дворец, обнял жен, понаблюдал, как упражняются в воинских искусствах сыновья, одарил привезенными из Джейхура бронзовыми клинками. Домочадцы расспрашивали короля о великом побоище, но владыка Ночи не стал рассказывать, ответил лишь:

— О славной битве у стен Джейхура вам поведают песни сказителей. Одна десятая часть от того, что услышите в песнях, — правда.

Король, как и всякий мужчина, был не прочь прихвастнуть. Даже если десятая часть от того, что припишут его доблести придворные поэты, оказалась бы правдой — это значило: Лашман — величайший из воинов, когда-либо живших под небом Ночи.

Жены обратили внимание: о чем бы ни беседовал владыка, мысли его далеко. Сперва каждая из них подумала, что супруг разлюбил ее, именно ее — но после, сопоставив наблюдения, собрачницы успокоились. Причина отрешенности супруга заключалась вовсе не в чувствах Лашмана к ним. Король озабочен, король встревожен. Верные жены не должны нарушать его сосредоточенность.

А владыка размышлял, что он сможет противопоставить десанту Дневных, когда варвары снова появятся у стен Джейхура. А они появятся, нет сомнений… И вовсе не известно наверняка, что горные колдуны снова снизойдут до такой милости — известить короля Ночи. Всем ведомо, что до сих пор они, хотя и рассуждали о равновесии, неизменно оказывали помощь Дневным варварам.

Даже если чародеи пожелают помочь, и тогда — сумеет ли войско Ночных одолеть врага без помощи шерванов? На протяжении веков варвары собирают все более многочисленные армии и вооружают их лучше. А умение Дневных сражаться строем — сродни волшебству. У них много волшебства… слабого, мелкого.

Благодаря начаткам магии, которые Дневные позаимствовали у колдунов, число и достаток южан растут. При том способе, каким набирают войско старейшины Дня, это означает, что растет число рекрутов, ибо Дневные — варвары и не понимают, что война не ремесло, а искусство. Они полагают, что войной следует заниматься всему народу, тогда как у Ночных это благородный образ жизни, удел высшей касты. Издревле почтеннейшие роды народа Ночи оттачивали и совершенствовали боевые приемы.

В любом поместье хранятся фамильные доспехи, имеющие определенный вид, родовитого северянина можно узнать по форме шлема и очертаниям панциря. Оружие каждого воина имеет собственное имя и историю. Меч обладает душой! Меч или палица — словно член семьи для потомственного воителя.

Дневные же стали изготавливать военное снаряжение из меди и бронзы. Мастер-оружейник изготовит тысячу одинаковых клинков — и где поместится душа? Как ей не заблудиться среди сонма неотличимых кусков металла? Нет, оружие Дневных бездушно, оно может быть теплым, словно человеческое тело, пока его держит рука воина, — и становится холодным, будучи оставлено. Лашман привез трофейные мечи, как игрушки для малышей, но когда дети подрастут — в бой они пойдут в доспехах из панциря ванмара и с роговым оружием, усаженным зубами бейраха. Тела могучих хищников помогли изготовить оружие, а души зверей пойдут, незримые, в бой рядом с воинами, станут пугать и лишать мужества врага, выпивать его отвагу, терзать душу. Хорошо бы в этом будущем бою воинам Ночи помогли шерваны…

Снова и снова мысль обращалась к одному и тому же — как Джейхуру обзавестись большими шерванами? Деревни на побережье время от времени подвергаются набегам Дневных, которые истребляют шерванов, там есть водяные черви, но они все сплошь малыши, даже меньшие, чем джейхурские звери, уцелевшие после битвы. Шерваны поселений и поместий в глубине материка? Возможно, там найдутся крупные особи, но как их доставить в Джейхур? И Шамкат прав, они могут не выжить в соленой почве у моря.

Ничего не надумав, Лашман созвал совет мудрецов и задал им задачу: как в ближайшие годы Джейхуру обзавестись большим шерваном? «Я не тороплю вас, думайте, ищите ответ, — заявил владыка Ночи старикам, — у вас есть время до моего возвращения». Дземдар привез ответ колдунов — они ждут владыку Ночи. Юзифо Дженкинс примет короля.

* * *

Отправляясь в Замок колдунов, король взял с собой только малую свиту. Незачем беспокоить чародеев, являясь с многочисленным посольством, а если коварные колдуны замыслили недоброе — от их волшебного оружия не защитит и все войско Ночных. Поэтому Лашмана сопровождали Дземдар, Чаглави и шестеро опытных дружинников, знакомых с повадками обитателей гор.

К северу от столицы народа Ночи великие горы производят странное впечатление — кажется, будто они склоняются над тобой, нависают, заслоняя небо. Во всяком случае, солнце никогда не поднимается выше величественных хребтов, не жжет и не слепит, так что гордые сыны Ночи могут глядеть в небо широко раскрытыми глазами, а шерваны, даже самые крошечные, спокойно пасутся на поверхности. С другой стороны, у подножия гор черви никогда не достигают предельного размера, ибо им тесно среди камней, а уж камней, по мере приближения к подошве скал, становится все больше и больше. К Длинной долине, прорезавшей великие горы насквозь, от столицы ведет широкая мощеная дорога. За ее состоянием присматривают, поврежденные плиты вовремя заменяют. Дорога — прямая, как джудовый стебель, гладкая. Сперва по обе стороны там и сям высятся полукруглые купола усадеб, до самого горизонта, насколько хватает глаз. Затем дорога переходит в каменистую почву предгорий, которую нет нужды мостить, ибо вода здесь не в силах размыть тракт. Фермы встречаются все реже, поскольку шерванам неуютно в узких ложах ручьев и перемешанной с гравием почве скудных пастбищ. Гравия в этих местах всегда много — его несут талые воды с гор. Каждый год во время таяния снегов ручьи выходят из берегов и разносят новый слой камней, перемолотых стремительными потоками.

Вместо куполообразных строений появляются временные хижины пастухов, вокруг бродят отвратительно волосатые газлоны, стучат копытами по каменным россыпям, подбирают мягкими губами пучки травы, жуют, моргают, роняют слюну. Газлон — мерзкое животное, возиться с ними могут только отверженные, отбросы общества. Проезжая мимо хижин и шалашей, Лашман задрал подбородок и уставился в необъятный склон горы, прямо перед собой, чтобы не пачкать взгляд о согбенные фигуры газлоньих пастырей. Пусть кланяются, пусть заискивают — их труд позорен, и владыка Ночи не станет смотреть в их сторону.

Затем пошла вовсе не плодородная земля, а верней сказать — камень. У подножия великих гор громоздятся груды каменных обломков. В ином месте эти валы сами по себе считались бы огромными горами. Основание слежавшихся насыпей образуют гигантские валуны, которые свалились с вершин в незапамятные времена, когда колдуны завершили странствие среди звезд и сошли на землю, чтобы стать хранителями нового равновесия. Так они сами утверждают. Врут, разумеется…

Но, как бы там ни было, пока Замок колдунов опускался с небес, великие горы тряслись и трепетали, с вершин валились огромные камни, их засыпали лавины обломков помельче, и с тех пор талая вода несет гравий и гальку, которые слой за слоем наращивают насыпи у подножия великих гор. Король искоса глянул на серые завалы камней. В них зияют черные провалы — пещеры, как естественного происхождения, так и искусственные. В этом каменном хаосе тоже живут люди. Еще более мерзкие, чем даже пастухи газлонов. Сейчас они попрятались — боятся или стыдятся. Им не хочется даже на глаза попасться сынам Ночи, ведущим правильную жизнь. Изгои ютятся здесь, подбирают то, что падает с горных склонов. Чем они питаются? Камнями? Отбросами, которые сваливают под откос колдуны? Или воруют волосатых газлонов у пастухов?

Иногда вместе с мусором сюда сваливаются некие занятные штучки, несомненно чародейского происхождения. Говорят, изгои подбирают артефакты и обменивают на еду у Дневных, которые рискуют появиться в Длинной долине. Впрочем, риск не так уж велик. Колдуны запрещают воевать и драться под своим Замком, блюдут мир в узком пространстве, зажатом между гладкими отвесными склонами. Что же, они в своем праве — это их земля, Длинная долина, они ее создали. Щель в горной гряде образовалась, когда они сошли с небес.

* * *

Архитектура колдунов совершенно чужда человеческим взглядам на мир. Она нелогична, она не имеет ничего общего с сооружениями по обе стороны гор. Она не направлена к удобству, экономии и красоте. Даже Дневные в своих попытках подражать горным чародеям не идут так далеко, чтобы копировать строения, образующие Замок. Достаточно сказать, что основные сооружения находятся по левую руку, если приближаться с ночной стороны, а вход расположен — по правую. Можно ли это объяснить? Вряд ли.

Лашман знал, что дальше в ущелье находится большой поселок, там селятся Дневные, которые приходят к колдунам по торговым делам. Если молва не врет, туда являются изгои — обменивать обломки волшебных артефактов, падающие с мусором им на голову. Возможно, это неправда… но владыки Ночи никогда не опускались до того, чтобы проверять подобную мерзость.

Порядок, установленный в незапамятные времена, таков, что становище варваров от входа в Замок отделяет порядочное расстояние. Колдуны поселились почти в центре Длинной долины, несколько ближе к ночной стороне, но, во всяком случае, путь от края гор к Замку довольно далек — с какой стороны ни иди.

Большую часть ночи Лашман и спутники потратили на дорогу. Им и ангваргам темнота не была помехой. Перед рассветом они оказались у входа в Замок. Собственно, сам Замок возвышался над ними, уходил причудливыми уступами к вершинам великих гор, а вход — вот он, широкая пещера, подсвеченная странным мертвенным огнем волшебных светильников. Гости вступили под каменные своды. Ночные, значительную часть жизни проводящие в подземельях, не страдают клаустрофобией, но размеры зала не могли не поражать. Гигантское пустое пространство, заключенное под каменным сводом, — ничего подобного никогда не удавалось воздвигнуть без помощи магии. И удивительно, что обширный зал не используется — как будто колдуны нарочно подчеркивают собственное богатство и могущество, пренебрегая удобной пещерой.

Ровное свечение круглых белых огней высоко под сводами обширной ниши в горном склоне ничуть не напоминало яростное ревущее пламя, которое Дневные разводили во время ночной битвы у Джейхура. Лашману показывали трофейный светильник и по требованию владыки как-то ночью разводили огонь. Разумеется, зеркало из полированной меди благоразумно отвернули в сторону. Тот огонь, который использовали для сражения Дневные, был диким, юным, мечущимся. Спокойный свет в пещере у подножия Замка, в сравнении с пламенем варваров, казался дряхлым и старым. Вообще, все, что имеет отношение к горным колдунам, несет отпечаток глубокой древности.

Ночные въехали под своды и спешились. Огромная пещера была пуста, всякий звук рождал гулкое эхо, даже легкое потрескивание камешков под лапами ангваргов. Лашман подумал, что здесь, во владениях чародеев, каждая мелочь приобретает вес и значение — точно так же, как обрастают гулким эхом незначительные звуки.

Прошло несколько минут. Пришельцы молча ждали — таков порядок. Ни Лашман, ни его воины, ни даже юный Чаглави — никто не подал виду, что очарован или подавлен искусством горных колдунов. Никто не озирался, не задирал голову, чтобы оценить размер зала, высоту свода и тяжесть нависающих каменных глыб… Они просто стояли и ждали.

Наконец внутри горы что-то затрещало, послышался гром и скрежет, будто медленно перекатываются огромные камни и куски металла. Эти звуки не рождали эха, они — внутри горы. Ночные ждали. Скрежет прекратился, гулко стукнуло совсем рядом — так, что содрогнулся пол пещеры, где-то с шорохом осыпались мелкие камешки. Громадная скала, до сих пор казавшаяся частью монолита, поехала в сторону. Тусклые круглые лампы вспыхнули ярче. Начинались чудеса Замка.

* * *

За отъехавшей в сторону скалой открылась новая пещера — совсем маленькая в сравнении с первой. Стены ее были гладкими, а сама пещера имела невероятно правильную четырехугольную форму.

В ней стояли трое колдунов. Чаглави, который впервые оказался в Замке, не догадался прикрыть глаза, когда колдовские светильники стали ярче, и теперь усиленно тер кулаками. Юноше хотелось рассмотреть чародеев повнимательней, но некстати выступившие слезы застили взор. Наконец глаза приспособились к освещению.

Колдуны оказались худощавыми и невысокими, разве что немного крупней, чем Дневные, с которыми Чаглави сражался под Джейхуром. Двое держались позади и были укутаны в темные одежды, даже лица закрыты, остались лишь глаза. Передний одет легко — в куртку и короткие штаны из кожи серого ангварга. Талию стягивал широкий пояс с ножнами. Все в фигуре колдуна было непривычным, неправильным. Слишком прямая спина, слишком длинные и стройные ноги, широкий торс… а уж лицо-то! У переднего лицо было открыто. Чаглави никак не мог заставить себя оторвать взгляд от лица чародея. Ничего более удивительного не встречал в жизни! Особенно — глаза. Нос, губы, щеки, даже вертикальная полоса от рта до лба и продолженная полосой белых волос — все было странным, даже уродливым, но не слишком удивительным. Ведь колдун — не человек, как-никак! А вот глаза… Слишком узкие по сравнению с глазами людей Ночи, но и не такие щелочки, как у Дневных, странно маленькие зрачки, и особенно — радужная оболочка!

Конечно, Чаглави не раз слышал о том, какими странными могут быть глаза колдунов, но одно дело слышать, а совсем иное — увидеть самому! Глаза чародея были такого цвета, каким бывает небо на рассвете.

Колдун выступил из маленькой пещеры и спокойно оглядел гостей. Безликие спутники расступились за его спиной — так, чтобы лучше видеть Ночных. В руках у них ничего не было, но пояса, такие же широкие, как и у первого колдуна, оттягивали ножны. Похоже, клинки чародеев были сделаны из металла, как оружие Дневных.

— Приветствую, король Лашман, — внятно произнес первый колдун. — Ты славно сражался у Джейхура, я видел атаку кавалерии. Очень смело.

Лашман кивнул, а Дземдар задал вопрос:

— Почему нас встречаешь ты, Джеремия Свифт, а не великий воин Андарах Луми?

Колдун улыбнулся совсем как человек.

— Андарах отдыхает. Ты же знаешь, Дземдар, что у нас ночь — время отдыха. Таково наше равновесие. Кто из вас поднимется в Замок?

— Я, Дземдар и мой оруженосец Чаглави, — ответил владыка Ночи.

Чаглави чуть не подпрыгнул от удивления, однако сдержался. Он-то думал, что король возьмет с собой кого-то из ветеранов.

— Хорошо, — объявил колдун Свифт, — добро пожаловать в Замок. Те, кто не отправятся наверх, — наши гости. Им будет предоставлено все необходимое.

Шестеро телохранителей поклонились Лашману и попятились, отступая в тень. Таковы были здешние порядки. Когда колдуны открывают вход гостям Замка (не более чем трем), остальные держатся подальше.

Один из чародеев со скрытыми лицами поднял плоскую шкатулку, на которой поблескивали красные точки. Либо красное не было настоящим пламенем, либо чародей не боялся жара — во всяком случае, он касался огня спокойно. Свободный конец шкатулки глядел в скалу. Большим пальцем колдун стал тыкать в странные крошечные выросты на верхней грани странного артефакта. Внутри скалы что-то клацало и скрежетало, однако колдун был не удовлетворен. Повторив тычки несколько раз, он покосился на Джеремию Свифта.

— Используй магию больших чисел, — ухмыльнулся старший колдун.

Чаглави в интонации, с какой был произнесен приказ, почудилась ирония. Младший чародей возобновил попытки, и с пятого раза стена дрогнула и поехала в сторону — как и та, за которой скрывались маги, прежде чем явились в большую пещеру. Открылся темный зев коридора, ведущего в глубину скалы.

— Вам свет не нужен? — скорей утвердительно сказал Джеремия. — Ступайте, я встречу вас наверху.

Лашман, не отвечая, двинулся в темный коридор, Дземдар за ним. Чаглави ничего иного не оставалось, кроме как пристроиться следом. Глаза быстро привыкли — оруженосец разобрал, что они идут довольно узким коридором с параллельными вертикальными стенками и полукруглым сводом. Юноша раскинул руки и коснулся обеих стен одновременно.

— Дальше будут узкие участки, — недовольным тоном буркнул Дземдар. — Этот коридор поднимается по спирали, и кое-где придется протискиваться боком. Тебе хорошо, ты тощий, как девушка Дневных, а мне придется ободрать пузо о камень…

Сравнение с девушкой могло показаться обидным, но оруженосец был слишком увлечен происходящим, чтобы сердиться на старика.

— А что такое магия больших чисел? — спросил он.

— «Если пытаться много раз, когда-нибудь наконец выйдет», — процитировал толстый вельможа.

Дземдар так часто общался с колдунами, что усвоил многие их штучки… и частенько хвастался, что тоже научился колдовать.

* * *

Довольно долго шагали молча. Подъем постепенно становился круче, и заметней стало, что он закругляется, уходит вправо. В самом деле, коридор шел по спирали. Чаглави очень хотелось задать множество вопросов (прежде всего, сколько им шагать), но он сдерживался и медленно трусил за толстым Дземдаром. Сперва идти было легко, но со временем старый сановник начал уставать. Дыхание стало тяжелым, прерывистым. Потом он остановился. Оруженосец привстал на носки и заглянул через плечо толстяка — впереди стены сходились так близко, что королю пришлось протискиваться боком, втягивая живот.

Затем пришла очередь Дземдара. Старик потоптался перед узким местом, громко выдохнул и сунулся в проход. Чаглави подождал, давая толстяку время, потом двинулся сам. Ему было достаточно просторно, чтобы ощупывать стену рукой. Узкий участок тянулся шагов двадцать. По пути рука Чаглави несколько раз встречала отверстия в стене, сгруппированные по три. Ровные, круглые, отстоящие друг от друга на ширину ладони. Юноша припомнил рассказы опытных воинов о коварных ловушках, какие любят устраивать чародеи… представил, как из отверстий вылетают острые копья… стало не по себе. Чаглави ощутил, как по спине стекает прохладный ручеек, и поспешил скорей миновать узкий участок. А ну как не вовремя сработает волшебное копье? В этом месте, где с трудом протискиваешься бочком, не увернуться от разящего острия… Проклятие, вот ведь колдовские хитрости!

Дальше коридор снова расширялся, и старшие поджидали Чаглави. Дземдар растирал брюхо и бурчал, что только чудом не расцарапал кожу о камень, а уж ремень точно потер, и застежка, кажется, треснула.

— В следующий раз снимай ремень, — посоветовал Лашман. — Идем дальше. Еще далеко. Дземдар, пропусти Чаглави вперед. Мы пойдем скорей, пожалуй.

Дальше двинулись быстрее, Дземдар скоро отстал, а королю не хотелось топтаться на месте. Еще трижды встречались ловушки с дырами в стене. Чаглави так и не решился задать королю вопросы, ибо видел, что владыка по-прежнему задумчив. Наконец, когда юноше стало казаться, что подъему не будет конца, спираль завершилась — они оказались на широкой площадке. С одной стороны не было ничего — вместо стены оказалось небо. Не пропасть, не обрыв, а именно небо — это Чаглави сразу понял, едва глянул вниз. Небо было серым — видимо, уже рассвело, но это место находилось в тени. Неудивительно, ведь Длинная долина пересекает великие горы не строго с севера на юг, а под углом. По другую сторону долины была видна серая скала, ровная, гладкая, почти вертикальная. Ни отверстий, ни выступов — и никакого намека на близость Замка.

Колдуны во главе со Свифтом поджидали, сидя у стены.

— Где Дземдар? — спросил Джеремия.

— Идет следом, он старик и не может быстро, — пояснил король. — Подождем его или пойдем через мост?

— Подождем, — решил Джеремия, снова опускаясь на каменный пол, — пойдем вместе. Спешить некуда, Дженкинс нескоро примет тебя.

Лашман с Чаглави присели под стеной по другую сторону от выхода из спирали. Сидеть было неприятно, камень оказался очень холодным, но Чаглави присел. Если король остужает зад, то и оруженосцу следует разделить его участь.

Потом появился Дземдар. Пыхтение и жалобы возвестили о его появлении задолго до того, как старик вышел из тоннеля. Пояс он тащил в руке. Джеремия и его молчаливые спутники тут же вскочили, но толстый Дземдар попросил дать ему время отдышаться. Старик застегнул пояс и привалился к холодной стене. Постепенно дыхание его выровнялось.

— Пойдем, — решил Джеремия.

По кивку колдуна один из закутанных двинулся к краю стены и, к удивлению Чаглави, канул в пропасть. Старшие Ночные не удивились, им-то не раз приходилось пользоваться этим путем.

— Идите за ним, — велел Свифт, — мы следом.

Гости подошли к тому месту, где исчез провожатый, — оказалось, что вдоль отвесной скалы чуть ниже уровня площадки идет широкий каменный карниз. По нему быстро движется закутанный чародей, уже далеко успел отмахать. Гости в прежнем порядке — сперва Лашман, за ним Чаглави и в хвосте пыхтящий Дземдар — двинулись по карнизу. Оруженосец сперва глядел под ноги, боязно было, слева — бездна. Потом привык, стал озираться. Но по ту сторону заполненного небом пространства не было ничего интересного, все та же стена. И только через несколько тысяч шагов в скале показались выступы, испещренные отверстиями. Замок колдунов.

Через пропасть к Замку вел мост — тонкий, изящный, слегка выгибающийся по центру вверх. Очень красиво.

* * *

Когда шли по мосту, Чаглави, задрав голову, изучал Замок. К счастью, на мосту имелись перила, а верней — стены в рост человека. И неудивительно — вдоль Длинной долины дул сильнейший ветер. На море, в Джейхуре, такой порыв сочли бы штормом, а уж в столице, где вырос Чаглави, подобных ветров не случалось никогда. Растерявшегося юношу сперва, едва выступил из ниши, швырнуло вбок так, что он едва устоял на ногах и быстро вцепился в перила, к которым отбросил упругий поток воздуха. Так, перебирая руками, распластавшись по камню, Чаглави шел и разглядывал Замок.

Ничего удивительней ему видеть до сих пор не приходилось. Башенки, эркеры, балконы всевозможных форм и размеров уступами уходили вверх, им не было видно конца, группы отверстий правильной формы угадывались все выше и выше — насколько хватало глаз. Слоями проплывали облака, Чаглави с удивлением догадался, что ворох сырого воздуха, который обдал его на середине моста крошечными каплями — тоже облако… Внизу клубился туман, так что разглядеть дно ущелья было невозможно.

Облака на время скрывали фрагменты вырубленных в скале строений, потом потоки серой дымки уносились прочь — и снова открывались башенки, шпили, кубы, сферы и пирамиды, выпирающие из серого тела скалы. В них были прорезаны окна, затянутые плоскими плитами блестящего материала. Кажется, он был прозрачен, но облака, непрерывно обтекающие Замок, не позволяли разглядеть подробностей.

Чаглави невольно замедлил шаг — из-за ветра и из-за того, что любовался непривычной архитектурой. Любовался, хотя Замок не вызывал в мозгу слова «красота». Он был скорее страшен. Но вместе с тем — притягивал взор, так что отвести глаза оказалось невозможно. Уступ за уступом, уровень за уровнем — ввысь, еще выше, еще и еще, к какому-то другому небу, ибо привычное небо, то, в которое обычно глядел Чаглави, оно уже под ногами. У колдунов — другие небеса, не такие, как у людей, живущих по обе стороны великих гор.

Джеремия Свифт догнал пришельцев и прокричал, перекрывая рев ветра:

— Здесь всегда так, с той стороны гонит воздух, дневная сторона уже начала нагреваться! В полдень по мосту не пройти, унесет!.. А жалко, в полдень сюда уже солнце заглядывает, красота!

Чаглави понял, что хозяин объясняет это ему, новичку, и с благодарностью кивнул. Еще он подумал — хорошо, что этот ветер не достигает карниза, по которому они шли к мосту от спирального подъема…

Миновав мост, колдуны и пришельцы оказались в широком помещении, огражденном со стороны моста воротами. Когда створки с лязгом сошлись, рев ветра сразу смолк и тишина ударила по ушам, Чаглави даже не удержался — поднял ладони и взялся за голову.

— Сейчас провожу вас в покои, — заговорил Свифт, — отдохните. Если желаете, сделаем теплую ванну.

— Не нужно, — покачал головой Лашман. — Я хочу говорить с Юзифо Дженкинсом. Когда он меня примет?

Свифт пожал плечами.

— Как только будет готов. Думаю, пройдет некоторое время, прежде чем вас позовут. Идемте.

Теперь они шли по ярко освещенным коридорам. Чаглави понял так, что колдуны хорошо видят только при свете, как Дневные, вот и заботятся о лампах. Иногда свет был дневным, естественным, из окон, которые в самом деле оказались прозрачными; но чаще — исходил от светильников, вроде тех, что были внизу, в большой пещере. Чаглави вздохнул. Пещера у подножия великих гор — как давно это было! Прошло совсем немного времени, но кажется, что миновали годы. Спиральный подъем… ловушки в узких коридорах… карниз, обрывающийся в небо, мост, ураган — и чудовищный Замок, уходящий в невероятную высь! Будто переплыл на другой континент…

В коридорах изредка попадались колдуны, эти не прятали лиц, и Чаглави снова поразился — какие они странные! И уродливые, конечно, как и положено колдунам. Отвратительней всего — газлонья шерсть на головах. И глаза. Очень странные существа колдуны, хотя и похожи на людей, конечно. Еще юноша приметил, что у них нет полосы через лицо, как у Свифта. Видимо, это только его отличительная черта, а вовсе не примета всех колдунов, как Чаглави решил вначале.

На пришельцев обитатели Замка не глядели, так что и Чаглави постарался не слишком пялиться, делал вид, что смотрит в сторону.

Свифт привел гостей в просторную комнату без окон. Ночным полагались темные покои, которые соответствовали их привычкам. Джеремия пообещал напомнить Дженкинсу, что Лашман торопится, и удалился.

Когда дверь за магом-воином захлопнулась, Чаглави замер. Выждал, чтобы глаза приспособились к мраку, и стал оглядываться. Ровный каменный пол, стены покрыты параллельными неглубокими рубцами. В центре — круглый бассейн в два человеческих роста в поперечнике. Мебели нет — только ниши в стенах да мягкие тюфяки странной формы, будто бы со спинками. Кажется, удобные. Лашман с Дземдаром тут же плюхнулись на эти штуки, а Чаглави пошел пощупать стену. Удивительное дело — но ни глаза, ни руки не смогли отыскать швов и стыков. Похоже, большой зал вырублен в скале, а рубцы на стенах — следы инструмента. Великая сила магии!

* * *

Пока Чаглави бродил вдоль стен, ощупывая каменные рубцы, старшие Ночные сидели неподвижно, только поглядывали на юношу и иногда снисходительно улыбались. Оруженосец не смущался, ничуть не зазорно удивляться чудесам Замка колдунов. Что есть в мире удивительней, чем это место? Ничего нет.

— Юзифо Дженкинс — хитер, — громко и внятно произнес Лашман. — Он заставляет нас ждать, чтобы у нас было время почувствовать, как он велик. Но на меня это не подействует. Я уважаю верховного чародея, мое уважение к нему складывалось годами, так что за короткое время ожидания оно не станет больше.

Чаглави догадался, что колдуны подслушивают и старшие специально говорят то, что должны услышать хозяева Замка.

Однако прошло немало времени, прежде чем в стене открылся освещенный прямоугольник двери. Открылся, надо сказать, вовсе не в той стене, сквозь которую пришли гости! Быть может, чародеи умеют отворить проход в любой скале? Велики чудеса волшебного Замка!

За гостями явился не Свифт с закутанными молодцами, а совсем другие чародеи. У этих лица были открыты, а волос на голове оказалось еще больше, чем у коротко стриженного Джеремии. Пряди шерсти были аккуратно уложены волнистыми пучками, и Чаглави решил, что колдуны считают эту отвратительную растительность на голове красивой! Рука невольно потянулась погладить собственную макушку, обтянутую шершавой кожей — не выросло ли там мерзости за время пребывания в Замке?

Волосатые колдуны поклонились королю Лашману — не слишком почтительно, но демонстрируя уважение — и пригласили следовать за ними. Чаглави пристроился следом за королем и Дземдаром. Гостей провели по освещенным коридорам, и вскоре они оказались в высоком светлом зале. Окон здесь не было, но волшебные лампы под сводом горели ярко и ровно. В зале было шестеро колдунов.

Один восседал в высоком кресле — наверное, это и был сам повелитель Замка Дженкинс. У этого шерсть была не только на макушке, все лицо чародея заросло побелевшим от возраста волосом. Чаглави понял, что его догадка была верна — местные находят растущие на теле волосы красивыми, всячески ухаживают за ними и холят. У главного колдуна длинные белые пряди, аккуратно расчесанные, свисали на грудь и доходили почти до пояса. Мерзко, неудобно, некрасиво — даже не разглядеть, какие одежды на Юзифо Дженкинсе, да и ему за пазуху не полезть. Странные привычки!

Второй колдун стоял рядом, держась рукой за спинку кресла — возле головы Юзифо. Судя по тонким чертам лица и слабым пальцам — это женщина. Шерсти на лице у нее не было, напротив — лицо казалось гладким и даже блестящим чистой белой кожей. Пожалуй, в этой сияющей, неестественной белизне чувствовалась странная красота. Рот женщины был большой и яркий. Зато волосы, что на голове, были еще длинней, чем у мужчин. Широкими черными волнами они спускались по обе стороны белого лица, окутывали верхнюю часть фигуры колдуньи. Под ними угадывалась грудь — точно, женщина. Чаглави ощутил странное противоестественное вожделение. Как гибко она изогнулась… Если бы не эти длинные пряди по обе стороны слишком узкого лица и не странный нос… Пожалуй, колдунов от людей отличает не столь многое, как ему показалось при первом знакомстве. А когда женщина улыбнулась — ему улыбнулась, Чаглави — и провела кончиком розового языка по ярко-красным губам, юноша понял: он сумеет привыкнуть к необычным привычкам чародеев. Но привыкнет не сразу.

Во всяком случае, Чаглави поспешил отвести взгляд от хрупкой женщины и осмотрел остальных колдунов — это, конечно, были мужчины. И, конечно, это были воины. Пояса их, такие же широкие, как у Свифта и его закутанных спутников, были увешаны многочисленными коробочками и футлярами. Каждый предмет на поясе этих колдунов, несомненно, был оружием. К тому же в руках они держали длинные, матово блестящие трубки. Расположились воины по обе стороны трона Юзифо Дженкинса лицом к гостям. В расслабленных позах колдунов чувствовалась готовность действовать, а трубки в их руках таили угрозу. Среди четверых воинов выделялся ростом и сложением великан, заметно превосходящий даже рослого Лашмана. У этого оружием оказался увешан не только пояс, но и ремни, скрещивающиеся на широченной груди, как сбруя ангварга. Разумеется, это был знаменитый Андарах Луми, величайший воин Замка. Его главное оружие было куда массивней, чем трубки простых охранников. Андарах держал в руках массивный продолговатый предмет в руку толщиной. Предмет покрывала замысловатая вязь крючков, блестящих наростов, всевозможных рычажков и пластинок. И об этом оружии, и о самом Андарахе Луми среди народа Ночных ходили легенды. Если прежде Чаглави сомневался, то теперь, поглядев на огромного воителя, он был готов поверить всем страшным сказкам сразу.

А еще Андарах Луми был лыс. Его круглая розовая макушка блестела в свете колдовских ламп, будто смазанная маслом. Блестела так же, как оружие в руках могучего чародея. И хотя отсутствие волос как будто роднило Луми с Ночными, голая гладкая голова выглядела так уродливо и отвратительно, что Чаглави постиг: у колдунов есть немалые основания для того, чтобы отращивать на макушке мерзкую шерсть. Меньшее из зол!

* * *

Пока Чаглави из-за спины короля разглядывал колдунов, переговоры начались. Лашман хмуро буркнул:

— Ты не спешил принять меня, Юзифо Дженкинс.

— Важное дело не терпит спешки, — верховный колдун покачал головой, так что пряди белой шерсти, спадающие на грудь, неприятно зашевелились. — Теперь я слушаю тебя, великий Лашман, владыка Ночи. Ты одержал славную победу над Дневными. Джеремия Свифт, отважный воин, наговорил немало похвал твоей доблести.

— Свифт?

— Да, он следил за ходом битвы при помощи Всевидящего Ока. Колдунам все известно. Итак, с чем ты явился теперь в Замок?

Король помолчал, громадный Андарах переступил с ноги на ногу. Чаглави подумал, что тучному великану тяжело долго стоять, не меняя позы.

— Я пришел просить помощи, — наконец неохотно вымолвил король. — Во имя равновесия.

— Мы всегда стоим за сохранение равновесия, — снова покачал головой главный чародей, и белые волосы опять неприятно зашевелились. — Но ведь ты победил, великий король! Почему ты явился с этим разговором именно сейчас?

Слова «просить помощи» были произнесены — теперь ясно, кто выше и кто ниже. Посему хитрый колдун избегает повторять вещи, обидные для владыки Ночи лишний раз. Он не сказал «почему ты явился просить помощи», а «почему ты явился с этим разговором» — обтекаемая формулировка. Чародеи обходительны, но доверять им нельзя. Женщина, стоящая рядом с Дженкинсом, изогнулась еще многозначительней, под блестящей тканью сильней обозначилась грудь, теперь она глядела на короля. Чаглави ощутил странное недовольство.

— Явился теперь, после победы над Дневными, чтобы у тебя, Юзифо Дженкинс, не возникло ложного мнения, будто я слаб и не могу найти иного выхода. Я пришел к тебе, потому что счел это правильным, а не потому, что счел единственным выходом.

— Какой же помощи ты ждешь от нас?.. Если разговор будет долгим, я велю подать тебе и твоим спутникам стулья.

Лашман покачал головой:

— Мы постоим. Послушай, Дженкинс. Сегодня я победитель, но нужно заботиться о будущем. Я гляжу вдаль, я король и обязан размышлять о том, что оставлю в наследство будущим королям Ночи. Сегодня я победитель, но Дневные становятся сильней с каждым поколением. Не меня, нет — моих внуков они победят, уничтожат, обратят в рабство… Равновесию грозит сила Дня. Сегодня оно лишь немного поколебалось, а спустя годы будет окончательно и бесповоротно разрушено. Легче восстановить его сейчас. Что скажешь, Юзифо Дженкинс?

Чародей тихо рассмеялся. Смех колдуна показался Чаглави таким же неприятным, как и волосы на его лице.

— Я тоже владыка своего народа и обязан думать о будущем, — заявил Дженкинс, разглаживая мерзкие волосы, спадающие на грудь. — Что, если с победой Дневных равновесие не нарушится, а станет иным? Новое равновесие? А, король Лашман?

— По одну сторону великих гор — День, по другую — Ночь. Это и есть равновесие. Другим оно быть не может. Ты хочешь уйти от искреннего ответа? Или просто не хочешь мне помочь?

— Я думаю, король Лашман, я не готов ответить тебе, я все еще думаю… — Колдун откинулся на спинку кресла, опустил веки и будто уснул, только узкая ладонь ходила вверх и вниз, разглаживая белую шерсть.

Ночные молчали. Время шло. Чаглави подумал, что король Лашман мог бы согласиться, когда предлагали стулья, но тут же сообразил — владыка желает подвигнуть колдуна к скорому ответу, потому и отказался.

Наконец Юзифо Дженкинс заговорил:

— Послушай меня, король Лашман. Когда-то равновесие было поколеблено. День и Ночь, как и ныне, царили по обе стороны великих гор. Но твои предки набрали великую силу. Они строили корабли, они достигли новых стран, заселили острова, затем и континент Амагар, они обогнули берега этой земли и стали нападать на поселения Дневных по другую сторону гор. Они разрушали дома и убивали людей. Они увозили пленных, обращали Дневных в рабство, потому что были сильней. Равновесие было нарушено, и мои предшественники сошли со звезд, чтобы его восстановить. Знаешь ли ты, король Лашман, каким был первый разговор тогдашнего короля Ночных с первым великим колдуном Замка?

— Мне известны предания, — буркнул Ночной.

— Мой предшественник обратился к твоему предку со словами увещевания, — мерно продолжал Дженкинс, не обращая внимания на ответ короля. — Он просил повелителя Ночи оставить Дневных в покое, пощадить их, ибо они слабы. Ответ короля был неразумен и преисполнен гордыни. Он не желал слышать о равновесии, он сказал, что воспользуется Длинной долиной, чтобы напасть на столицу Дневных, ибо благодаря проходу в горах теперь избавлен от необходимости плыть морем вокруг континента. Мой предшественник предостерег короля, но тот не внял доброму совету. Ты знаешь, что было потом?

Андарах Луми звякнул сбруей и перехватил поудобней громоздкое оружие. Женщина рядом с Дженкинсом, улыбаясь, оглядывала поочередно гостей. Лашман пожал плечами и спокойно ответил:

— Колдуны уничтожили войско короля Ночи и убили его самого при помощи волшебного оружия.

— Длинная долина стала кладбищем лучших сынов Ночи, — кивнул Дженкинс. — Мы не гордимся этой победой и до сих пор сожалеем, что пришлось так поступить. Но во имя равновесия…

— Я знаю. Зачем ты повторяешь рассказ о старых делах?

— Каждый правитель этого Замка напоминает королю Ночи эту историю. И посланцам совета старейшин Дня я тоже рассказываю о побоище в Длинной долине. Вы поступаете неизменно одинаково — и короли Ночи, и старейшины Дневных. Киваете, твердите, что помните… но не извлекаете урока из этой трагедии. Увы, теперь Дневные стали сильней, и они тоже требуют, чтобы им позволили вторгнуться в королевство Ночи коротким путем. Король Лашман, мы не позволяем им пройти Длинной долиной. Мы, колдуны из Замка.

— Благодарю. Но, быть может, стоит им позволить?

— И что тогда?

— Будет битва.

— А кто победит? Кто победит, король Лашман?

Владыка Ночи опустил голову и задумался.

— Если битва будет ночью, победим мы.

— А если днем?

* * *

В зале стало тихо, только шуршали одеяния женщины.

— Они не решатся сейчас, — нарушил молчание Дземдар. — Их лучшие воины пали у Джейхура, они не решатся пройти Длинной долиной.

— Верно, — согласился Юзифо, — пройдут годы, прежде чем старейшины Дня снова попросят пропустить их. В тени великих гор они сейчас не осмелятся напасть на Ночных. А если они повторят нападение на Джейхур?

— И этого не посмеют, — отрезал Лашман. — Напротив, мои воины штурмуют их крепости на нашем берегу.

— Знаю, — верховный колдун вяло махнул рукой. — Твои воины повсюду терпят поражение. Если хочешь, я пришлю к тебе Свифта, он расскажет, что узнал при помощи Всевидящего Ока. Флот Дневных не вернулся на юг, он движется вдоль берега вслед за войском князя Джейхура. Когда твои воины идут на приступ, с кораблей сходят экипажи и помогают отразить нападение. У тебя, король Лашман, по-прежнему нет на севере портов, кроме одного лишь Джейхура.

Чаглави, стоявший позади владыки, увидел, как плечи Лашмана поникли. Юноша понял — у чародея что-то на уме, он готовится выложить какой-то козырь. А король не догадывается, он обдумывает весть о поражении.

— Таким образом, — снова заговорил Юзифо Дженкинс, — равновесие все еще нарушено. И не в твою пользу, не в пользу Ночных.

— Говори, колдун. Говори дальше.

— Если равновесие нарушено, — неторопливо гнул свое Юзифо, — мой долг его восстановить. Для этого мои предки сошли со звезд. Я могу помочь тебе, король Лашман.

— Товар предложен, — буркнул Дземдар, — сейчас нам назовут цену.

— Я ничего не хочу для себя, — значительным тоном объявил Дженкинс, — моя забота — равновесие. Могу ли я поверить слову короля Ночи?

— Это оскорбление, — хмуро заметил Лашман.

— У меня есть причины ставить вопрос именно так, — не смутился чародей, — веские причины! Сейчас помощь Замка нужна народу Ночи, и ты полон внимания к моим словам. Но едва опасность минует…

— Юзифо Дженкинс, ты не мог бы сказать прямо?

— Скажу прямо. Если народ Ночи одолеет в великой битве армию Дня, не захочет ли король Лашман забрать власть по обе стороны великих гор?

— Нет, если таково твое условие. Однако я не верю, что это условие окажется единственным.

— Тогда я тебя удивлю. Равновесие — моя единственная забота.

— Ты говорил это.

— Так не вынуждай меня повторять! — Дженкинс впервые повысил голос. — Король Лашман, все, что от тебя потребуется, это вызывать на бой Дневных. Вызывать их на бой в таком месте, где они сильнее днем, а ты сильнее ночью.

— Например?

— Неважно, где-нибудь на северном побережье. Полагаю, успехи флота вдохновят Дневных, и они соберут новое войско. Впрочем, можно придумать, как их подстегнуть.

— Подстегнуть?

— Ну да, как подстегивают ленивого ангварга. Устроить набег, выкрасть что-то ценное… и спрятать это на севере. Они пошлют флот с новым войском, будет битва, ты их побьешь. В третий раз они не смогут набрать армию, да и не посмеют. Мы, колдуны, выступим посредниками, и вы заключите мир.

— Хм… здесь есть резон. Но такое место, где я сильней ночью, а варвары — днем…

— Это не моя забота, придумай сам.

— Хорошо. Флот Дневных привезет новое войско. Мы выступим против них и ночью…

— Днем. Ты победишь днем. Именно это должно напугать Дневных так, что они перестанут нападать на ваши берега. Я заставлю их покинуть крепости на севере, отозвать флот… И ты после победы станешь соблюдать мир. Установится равновесие. Тебе нравится мой план?

— План хорош. Одна безделица. Ты сказал, что сражение пройдет днем и там, где варвары днем сильней.

— Если мы договоримся, я сделаю день ночью. Какие у тебя отношения с правителем Амагара?

* * *

Снова воцарилась тишина. Дженкинс улыбался и теребил белые пряди. Грузный Андарах Луми топтался на месте, сопел и вертел могучее оружие, похожее на бревно из металла. Многочисленные коробочки и футляры на его ремнях тихонько позвякивали.

— Я должен был согласиться, когда ты предлагал нам стулья, Юзифо Дженкинс, — задумчиво произнес король.

Улыбка главного колдуна стала еще шире.

— Ты должен был соглашаться на любые мои предложения, ибо они мудры, а ты понимаешь это с запозданием.

— Если бы я соглашался на все, что ты скажешь, у тебя мог возникнуть соблазн предложить мне что-то менее мудрое. Мое недоверие вынуждает тебя действовать осмотрительно.

Дженкинс улыбнулся совсем лучезарно. Чаглави подумал, что из-за улыбки старик становится еще уродливей, потому что тонкая розовая шкура на щеках мага собирается складками под белой шерстью. Мерзость. Чтобы не пачкать взор такой дрянью, юноша поглядел на женщину, колдунья тоже улыбалась, но ее гримаса производила не такое отталкивающее впечатление, даже наоборот.

— Тоже верно, — заявил Дженкинс. — Что скажешь относительно Амагара?

— Я могу оказать влияние на тамошних обитателей. Но этот разговор кажется мне не таким интересным, как превращение дня в ночь. Я было подумал, ты пошлешь своих воинов, Луми, Свифта и других, чтобы помогли нам одолеть Дневных, что в этом заключается твой план. Ты в самом деле способен обратить день в ночь?

— Я могу многое, но я не всемогущ. А о правителе Амагара я вспомнил не случайно. Чтобы план сработал, мне потребуется некий артефакт, который, вероятно, находится на Амагаре. Я предлагаю следующее: один из моих людей отправится морем на Амагар, а ты сделаешь так, что ему окажут помощь живущие там потомки Ночных.

— Помощь?

— Не уверен, что жители другого континента отнесутся к колдуну из Замка с почтением, а помощь может оказаться необходимой. Я не хочу отправлять большую экспедицию, чтобы не привлекать внимания Дневных.

— Это мудро.

— Стало быть, я пошлю одного колдуна, так что помощь ему может потребоваться. Что скажешь, король Лашман? Сможешь дать моему посланнику некий знак, послание для тамошних владык? Сможешь сделать так, чтобы живущие на Амагаре помогли его миссии?

— Я думаю, Юзифо Дженкинс, я думаю…

— Так, может, подать стулья тебе и твоим спутникам? Или вы хотите посоветоваться без свидетелей?

— Погоди, Юзифо Дженкинс, погоди… — Чаглави глядел на владыку со спины, но хорошо представлял, как сейчас морщит лицо король Ночи, ворочая в голове сложные мысли. — Ты сказал много, мне нужно обдумать… А как мне знать, что ты в самом деле сумеешь превратить день в ночь? И… по-моему, это слишком сложное решение.

— Проще было твоему предку послушать моего предшественника. А теперь время простых решений миновало… Как ты думаешь, что сделают Дневные, если ты — не я, а ты — сумеешь превратить день в ночь? Осмелятся ли они хоть раз нарушить равновесие?

— В этом есть смысл. Значит, Дневные будут блюсти мир из страха перед Ночью. Мне это нравится.

Чаглави подумал, что ему бы тоже понравилось. Юзифо Дженкинс больше не улыбался.

— В этом плане есть одно слабое место, — задумчиво бросил колдун.

— Какое?

— Ты.

— Я?

— Ты, король. Поэтому я и говорил нынче обидные слова. Дневные будут соблюдать мир из страха, но тебя сможет склонить к равновесию только верность слову. Как видишь, я готов поверить.

— Ага, — Лашман кивнул, — ты веришь моей честности и ждешь, что я также окажу тебе доверие и не стану сомневаться, что на континенте Амагар тебе нужен именно колдовской амулет, превращающий день в ночь… а не что-то другое. Что ж, будь по-твоему. Я согласен. Но — единственное условие…