Хищники Дня и Ночи

Виктор Ночкин, 2008

Веками тянется великая война между Дневным и Ночным народами. Нескончаемое противостояние давно бы завершилось гибелью одной из сторон, но великие горы посреди континента – надежная преграда для армий, а над единственным ущельем, пронзающим хребет с севера на юг, высится Замок колдунов. Его обитатели четыреста лет назад прервали странствие между звезд, чтобы стать хранителями Равновесия этих земель. Четыре века чародеи следят за тем, чтобы ни одна из сторон не получила перевеса. Вечная война – вот Равновесие Дня и Ночи. Однако чаша весов начинает склоняться в пользу Дневных, поэтому Замок отправляет экспедицию в Испорченные Земли. Там в Полых Холмах таится таинственный артефакт Древних, благодаря которому народ Ночи сумеет противостоять армии Дня. Колдун Джеремия Свифт и королевский оруженосец Чаглави отправляются в смертельно опасное странствие…

Глава 1

Джейхур

Лашман натянул поводья. Черный ангварг послушно остановился. Королю Ночи положено ездить на черном животном и носить черные одежды, но здесь, вдали от тени великих гор, ритуальный наряд становится неудобством. Солнце нагревает черные доспехи, и королю жарко. Его ангварг тоже дышит тяжело, черная шкура лоснится под ремнями, охватывающими мускулистые бока. Ремни сходятся на широкой груди и перекрещиваются между маленьких передних лапок, ангварг шевелит конечностями, коготки подрагивают.

Зверь переступил мощными задними лапами, подняв облачко серо-зеленой пыли. Он устал, четвертый день марша подходит к концу.

Лашман стащил тяжелый шлем и повернул голову. Его кавалерия растянулась по дороге. Все устали, но Джейхур уже близко. Скоро отдых, потому что сражение начнется только после заката, когда Ночные смогут призвать из глубин больших шерванов. Чаглави, королевский оруженосец, остановил своего ангварга чуть позади черного зверя Лашмана.

— Плохо видно, — пожаловался юноша.

Впереди лежала широкая плоская равнина, на другой стороне которой Джейхурская бухта и город. Яркое солнце заливает плоскую степь слепящим светом, лучи отражаются от светлой поверхности, над землей встает душное марево, все расплывается и бледнеет. Король обратил к оруженосцу тяжелое лицо, бледное, бесформенное, похожее на кусок сырой глины, только что исторгнутый гончарным шерваном. Сходство усиливалось из-за струек пота, сбегавших по складкам серой кожи.

— Ничего, Чаглави. Скоро солнце сядет, и мир придет в равновесие.

— А что там, повелитель, впереди? Это уже Джейхур?

— Да. Едва стемнеет, ты разглядишь стены города и осадные сооружения Дневных. Вон там, различаешь? Серые высокие фигуры. Это их башни. Они возвышаются над равниной.

— Я вижу, повелитель. Над ними блестящие точки.

— Полированная медь. Большие круглые щиты, вогнутые вовнутрь, будто на них надавили каменным шаром. В полированной меди заключена магия, ты увидишь нынче ночью. Это ведь твое первое большое сражение?

— Да, повелитель… Очень плохо, что они успели поставить башни.

Чаглави не хотелось говорить о том, как он юн и неопытен.

— Они понимают, что мы нападем ночью, как всегда.

— Если бы колдуны предупредили нас пораньше, Дневные не успели бы поставить башен. Что им стоило известить нас заранее?

Король покачал тяжелой головой. Черный ангварг выгнул шею, чтобы глянуть на наездника: чего он шевелится?

— Горные колдуны могли вовсе не сообщать мне о появлении флота Дневных. Прежде они всегда были на стороне варваров. Кто знает, что теперь на уме у хитрых чародеев? Если бы они не послали мне весть, я б наверняка опоздал к Джейхуру, и, явившись на берег, мы нашли здесь только руины. Благодаря колдунам мы успели прежде, чем город пал. Теперь будет битва.

— Чародеям выгодно, когда мы убиваем друг друга?

— Кто знает…

Отставшие кавалеристы подтянулись, и Лашман слышал позади топот и тяжелое дыхание ангваргов. Он ткнул пятками своего зверя в бока, черный потрусил дальше. Еще немного — и Лашман остановит кавалерию. Ангварги и всадники отдохнут. А после заката — битва. Со стен Джейхура их заметили. Заметили их также и Дневные с высоченных башен.

— Я думаю, — на ходу бросил оруженосцу король, — чародеям выгодно, когда ни мы, ни Дневные не одерживаем окончательной победы. Пока мы заняты войной, на их горную твердыню никто не покушается. Поэтому они оказывали поддержку Дневным, пока мы были сильней, а теперь вот помогли мне отстоять Джейхур.

Чаглави ничего не ответил, он наверняка был согласен: город спасен. Воин, готовясь к битве, не сомневается в победе. Но Лашман знал, что битва будет не из легких. Дневные становятся сильней с каждым годом… Король задумался.

Чаглави прервал размышления повелителя Ночи:

— Владыка, а разве кто-то может угрожать колдунам в их Замке? Кто в силах победить чародеев? До сих пор это никому не удавалось.

— И не удастся, пока мы и Дневные заняты друг другом. Потому-то чародеи помогали Дневным, пока сильней были мы. А теперь помогают нам. Видимо, таково их понимание равновесия.

* * *

Лашман остановил кавалерию на значительном расстоянии от берега. Здесь можно было не опасаться, что Дневные нападут. Трусливые варвары ни за что не осмелятся нападать вдали от кораблей. Их много, наверняка больше пяти тысяч, но на равнине пешие южане уступают тяжелой кавалерии Народа Ночи, к тому же они не решатся подставить тыл под удар из Джейхура. В городе большой гарнизон.

Воины расседлали ангваргов и пустили в болотце. Здесь, на опаленной солнцем равнине, заканчивал бег один из ручейков, питаемых ледниками великих гор. Пресная вода смешивалась в низине с соленой жижей, выступающей из-под земли. Когда колдуны сошли с небес, была буря и трясение тверди. Море выплеснулось из берегов, прошли гигантские волны, которые достигли этого места… С тех пор миновали века — но до сих пор воды в болоте солоны. С другой стороны, существуют естественные процессы, вследствие которых морская вода просачивается в подземные полости. В Джейхуре пьют воду, поставляемую шерванами-опреснителями. Интересно, как Дневные получают пресную воду на побережье? Еще одно хитрое волшебство, полученное от горных колдунов? Или они научились приручать опреснителей? Вряд ли, они боятся шерванов и не умеют обращаться с ними.

Народ Дня — хитрые бестии, они черпают из двух сосудов, выпрашивают у колдунов и воруют у Ночных.

Воины Лашмана напились из ручья и расположились на берегу. Часть доспехов они сняли. Солнце к вечеру не такое жаркое, так что кавалеристы подставляли его лучам крупные массивные тела. Король с удовольствием оглядел соратников. Несмотря на четырехдневный марш, они выглядели внушительно и грозно.

Ночной из касты воинов едва ли не вдвое тяжелей среднего мужчины Народа Дня. Если поставить рядом, можно и не догадаться, что они представители родственных племен. Родство, конечно, очень отдаленное — как можно равнять благородного воина с убогими Дневными?

В болоте шумно возились ангварги, погружались, поднимали мутные волны, выныривали с добычей в зубах, чавкали. За вечер звери восстановят силы. Лашман устало опустил веки. Что ждет ночью? Король поглядел в западную сторону. Осторожно, чтобы не коснуться взглядом слепящего круга солнца. Еще час, пожалуй, и светило скроется. Потом два часа, и наступит настоящая тьма, соответствующая равновесию.

Чаглави встал и прошелся. Юноше нелегко усидеть, ему охота двигаться, будь его воля — уже скакал бы в бой. Эх, молодость, молодость…

В болоте завозились ангварги. Черный скакун короля и чей-то полосатый одновременно ухватили крайвака, и каждый потянул в свою сторону. Земноводное заверещало от боли. Тело крайвака вытянулось, черный ангварг вздыбился в мокром месиве, приподнимаясь, во все стороны пошли волны, тяжелые, маслянистые, клочья зеленой тины и круглые листья водных растений заплясали, поднимаясь и опускаясь. Полосатый, смирясь, разжал челюсти. Черный победно захрипел, мотнул головой, поудобней перехватывая безвольно обвисшую тушку крайвака.

— Добрый знак! Добрый знак! Черный победил! Счастливое предзнаменование! — зашумели воины.

Суеверные. Черный ангварг Лашмана — самый сильный самец, ведь король бы не стал ездить на другом. В победе над полосатым нет ничего неожиданного, вожак умеет заставить любого отдать добычу. Но воины радуются — радуется даже тот, которому принадлежит полосатый скакун. Ему-то что пророчит поражение собственного зверя?

Пусть радуются. Пусть. А король не нуждается в предзнаменованиях, он уверен в победе…

Всколыхнулась сетка зеленых побегов на мутной поверхности воды, рядом с черным вынырнул светло-серый ангварг, сжимая крайвака — вдвое большего, чем тот, из-за которого дрались вожак и полосатый самец. Возможно, окажись здесь жрец-толкователь, сказал бы, что серый — это горные колдуны…

* * *

Когда стемнело, воины стали готовиться к битве. Свистом созвали ангваргов. Звери, отдохнувшие, остудившие бока в прохладной воде, выбирались на берег и, вытягивая длинные шеи, вразвалку брели к хозяевам. Сейчас, глядя на округлые чрева животных, по которым стекают грязные струйки, трудно поверить, что ангварги могут стремительно мчаться в бой, неся на спине всадника в тяжелых латах, ураганом врываться в ряды вражеской пехоты, молниеносно разворачиваться и совершать огромные прыжки.

Кавалеристы спешили навстречу зверям, опускали на спины седла, стягивали ремнями шершавые бока. Ангварги выворачивали шеи, косились круглыми выпуклыми глазищами на седоков. Они, как и хозяева, предпочитают темень. Они дети Ночи.

Лашман неторопливо облачился в тяжелую броню, составленную из щитков ванмара. Гибкие сочленения были вырезаны из суставов и позвонков, между собой склеены при помощи проваренных выделений клеевого шервана. Сверху броню покрывала лакированная шкура ангварга.

Чаглави помог господину застегнуть пряжки, подал ножны с клинком, выточенным из зуба морского шервана, именуемого еще зофом. Снаряжая короля, юноша то и дело оглядывался и через плечо настороженно посматривал на Джейхур. В стороне от города, среди звезд, зажглись красные огни на башнях Дневных. Варвары расположили лагерь на скалистых холмах, где им не страшны шерваны. В городе огней не было — Ночные в Джейхуре лучше чувствовали себя в темноте.

Теперь, когда исчезло марево, клубившееся над прибрежными болотами, королевские бойцы рассмотрели как следует осажденную крепость. Дневные успели многое — возвели под стенами решетчатые конструкции, на которые опирались пандусы, полого восходящие к брустверу джейхурских стен. Эти акведуки были сделаны из полых стеблей джуда, легких и прочных. Здесь, в болотах, Дневные не могли воспользоваться своими излюбленными материалами — металлом, камнем и обожженной глиной, — влажная почва не выдержала бы тяжелых сооружений.

Лашман ощутил дрожь почвы под ногами — осажденные начали. Они выпустили шерванов, и черви приступили к работе. Немного рановато, подумал король. Жители Джейхура напуганы, слишком велик десант Дневных, и очень уж энергично они в этот раз приступили к осаде. К тому же подоспели отряды варваров из крепостей, которые Дневные удерживают здесь, на побережье.

Горожане спешат начать пораньше, чтобы за ночь сделать больше. Торопятся вынудить Дневных выйти из лагеря, спуститься со скал — тогда джейхурцы выпустят большого шервана, а король получит возможность атаковать кавалерией.

Воины заканчивали облачаться и седлать ангваргов. Лашман сел в седло — это послужило знаком, его люди стали собираться вокруг короля. Они на ходу подгоняли снаряжение, поводили плечами, проверяя, как держатся латы, не мешают ли размаху. Рядом торопливо возился Чаглави — помогая господину, юноша сам не успел снарядиться. Ему было легче, чем старым дружинникам, его кости еще не отяжелели, а суставы не утратили гибкости. Пока что Чаглави сложением скорей напоминает Дневного, такой же легкий и тонкий. Он успеет скорей, чем тяжелые могучие воины.

И в самом деле, оруженосец занял место позади короля прежде, чем последние кавалеристы закончили возиться с оружием и сбруей. Наконец они были готовы. Лашман не оборачивался, но хорошо слышал, как шумно дышат ангварги и наездники, как чавкает влажная почва под широкими лапами зверей. В болоте возились, шумно харкая, крайваки… Завели однообразную заунывную песню мелкие земноводные. Здесь, в солоноватой воде, зверье было крупней, чем в холодных чистых струях у ночных склонов великих гор… но и это — земля Лашмана. Она необходима Народу Ночи, необходим порт, из которого караваны судов уходят к континенту Амагар, где живут родственные Ночным народы… Понимают это и Дневные — потому и захватывают, шаг за шагом, побережье, заселяют крепости у моря своими колонистами. Джейхур — самый крупный порт, которым владеют Ночные, единственный порт, где можно собрать караван больших океанских кораблей. Здесь, вдали от столицы и ночного склона великих гор, решается судьба мира.

* * *

Дрожь почвы стала сильней, болото захлюпало — тяжелая, перемешанная с илом вода плескала в берега. Мелкие ночные зверушки смолкли, напуганные непривычным поведением родной стихии. Под стенами Джейхура шерваны буравили мягкую соленую почву побережья, подкапываясь под выстроенные Дневными пандусы. Сейчас трудятся небольшие черви, длиной шагов по десять-пятнадцать. В городе есть огромный шерван, но его берегут для битвы.

Вот снова вздрогнула земля, один из пандусов с треском стал складываться, оседая и проваливаясь внутрь себя. Распустились связи из мягкого волокна, вертикальные джудовые стержни выскочили из упоров, и верхний слой решетчатой конструкции рухнул. Искусство осады крепостей оттачивалось веками, и все приемы обе стороны довели до совершенства. Дневные научились поражать шерванов, разрушающих пандусы. Концы стержней верхнего ряда отточены, словно копья, и обожжены. Стоит шервану подрыть основание конструкции, они падают, набирая разгон, пронзают мягкую взрыхленную почву и убивают червя, который работает на глубине в два человеческих роста. Искусство погонщиков состоит в том, чтобы вести шервана не под самый пандус, а рядом — так, чтобы основание осадной конструкции оказалось подрыто, но острые копья миновали тружеников. Промахиваться нельзя — если червь проложит тоннель слишком далеко от основания, пандус устоит.

В этот раз погонщик не справился. Земля содрогнулась, когда конструкция рухнула, а затем под ногами прокатились еще три волны, каждая последующая слабей, чем прежняя… Пронзенный шерван рванулся в агонии, но джудовые стержни прошли сквозь мягкое туловище насквозь, и червь предсмертными рывками обрушил тоннель, но не сумел освободиться. Скорей всего, погонщик погиб вместе со зверем. От сотрясения рухнул соседний пандус. На этот раз шерван, похоже, уцелел. На стенах закричали джейхурцы, приветствуя успех погонщика. Ангварги, волнуясь, пританцовывали, перебирали лапами на месте, строй кавалеристов шевелился и гремел оружием позади короля.

— Приготовьтесь! — велел Лашман.

В этой команде не было нужды, дружинники знали, что случится дальше, однако воинам необходимо иногда слышать голос владыки — особенно во время вынужденного ожидания.

Красные огни в небесах стали разгораться, становились шире и белее, приобретали форму. Дневные тоже понимали, что сейчас-то и начнется битва, но берегли топливо волшебных светильников на башнях, так что начали подкладывать его в огонь только теперь.

Закачался третий пандус, но устоял, затем начал разваливаться четвертый, последний. Этот оказался плохо скреплен, так что первыми не выдержали не вертикальные, а продольные связи. Часть конструкции, примыкающая к стене Джейхура, осела — да так метко, что подземная дрожь возвестила о гибели шервана. Но большее число решетчатых секций устояло.

Можно было направить против поврежденных конструкций новых шерванов, но джейхурцы по-прежнему спешили. Городские ворота распахнулись, наружу хлынула толпа. Впереди воины — они пытались выдерживать строй, но сзади напирали и толкались работники. Так что воинам пришлось поспешить и продвинуться дальше на равнину, чтобы дать возможность горожанам скорей бежать к поврежденным пандусам. Ночные стремились разрушить остатки осадных сооружений, растащить, разметать и уволочь все, что удастся, в город. Вряд ли у осаждающих большой запас джуда на кораблях.

Солдаты джейхурского гарнизона стали выстраиваться на равнине. Огни на башнях вспыхнули ярче, полосы света выхватили из мрака ряды Ночных и пыль, стоящую в воздухе. На сырых топких берегах нечему было пылить, облака мелкого праха источали разрушенные сооружения осаждающих.

На холмах у берега раздалось мерное бряцанье металлического оружия — Дневные тесными рядами спускались на равнину, чтобы напасть на горожан.

* * *

Лашман, вглядываясь в ночь, тяжело перевел дыхание. Сердце забилось немного чаще. Наступал решающий момент, сейчас все начнется… и закончится. Огонь на башнях Дневных разгорался все ярче, столбы света шарили по равнине, отыскивая то густые толпы горожан, копошащихся, будто насекомые, на руинах пандусов, то нестройные шеренги воинов джейхурского гарнизона. Иногда луч сдвигался назад и захватывал блестящие полированной медью стройные колонны варваров. Перед металлическими рядами Дневных взорвалась земля, вспухла бесформенно-округлая голова небольшого шервана. Джейхурцы снова поспешили.

Король поднял руку, растопыренные пальцы четко вырисовались на фоне серых облаков пыли, подсвеченных волшебными огнями с башен… Лашман махнул — и первым погнал ангварга на равнину. Тяжело топоча и хлюпая в лужах, кавалерия двинулась за королем. Около четырех сотен тяжеловооруженных всадников — их недостаточно, чтобы взломать стройные колонны и растоптать десант Дневных. Поэтому Лашман не спешил, он собирался подобраться поближе, выждать подходящий момент — и тогда уж ударить! Один короткий рывок, тяжелый натиск…

Шерван на равнине вздымался все выше, задирая мягкую голову. В складках податливой полупрозрачной плоти темным сгустком выделялась фигура погонщика. Воины Дня остановились, выставили пики. Тут разом вспыхнули ослепительно-яркие огни на башнях, варвары бросили на огонь магическое топливо, к шервану устремились колонны белого, будто дневного, света. Лашман остановил кавалерию, рядом тихо застонал Чаглави, пораженный невиданным зрелищем.

Зверь пронзительно засипел, в ярком блеске волшебных лучей сырая плоть шервана задымилась, стала плавиться, проседать и разваливаться. Сила Ночи уступала дневному свету. Червь взметнулся из влажной земли, в стороны полетели ворохи мутной грязи, голова умирающего шервана раскачивалась на высоте двух человеческих ростов, наконечники пик Дневных раскачивались в такт, следуя конвульсиям зверя. Погонщик вывалился из шейных складок, скатился на землю, упал, вскочил, снова упал… приволакивая ногу, пополз от агонизирующего, исторгающего потоки мутной жидкости, шервана. Ночные из джейхурского гарнизона пустили в ход пращи. Твердые окатыши, прочеркнули серую ночь, разделенную столбами дневного света, и обрушились на Дневных. Варвары закричали, подняли окованные медью щиты. Несколько человек было сражено. Новый залп — твердые, будто камень, окатыши забарабанили по щитам. Шерван опал в лужу. Умирая, зверь выползал и выползал наружу. Лучи жгли и терзали тело ночного червя, но шерван уже был почти мертв, его голова испарилась, расплавилась в свете Дня, при помощи магии созданного варварами.

Снова взорвалась земля — еще один шерван прокопал тоннель навстречу Дневным. Этот был меньше первого, но сумел продвинуться дальше. Фонарщики на башнях заметили — лучи белого света рывком сместились, скрестились на мягкой округлой туше, показавшейся едва ли не под ногами Дневных. Червь стремительным броском преодолел оставшееся расстояние и рухнул на варваров. Те подняли оружие навстречу, пики пронзили податливое тело, но воины повалились, раздавленные огромной массой… Снова зашипела, сгорая, плоть, шерван заметался, от невыносимой боли выворачивая тело, скручиваясь в кольцо и стремительно распрямляясь. Еще несколько Дневных попали под удар и упали, смятые, опутанные губчатой сырой плотью. Червь дергался все медленней, Дневные подскакивали, кололи пиками и проворно отбегали. Погонщик был убит почти сразу, да и червь вскоре ослаб. Ночные снова засыпали снарядами расстроенные ряды противника. Фонарщик развернул колдовское зеркало полированной меди и повел лучом вдоль рядов пращников, чтобы ослепить и сбить с прицела… Ночные попятились, разбегаясь в стороны — вправо и влево. Земля затряслась под ногами сражающихся — из глубин поднимался гигантский червь, великий шерван Джейхура.

* * *

Колдовские лучи заметались по полю, выискивая место, где покажется гигант. Фонарщики на верхушках решетчатых башен не могли не ощущать дрожь тверди, более того — ажурные каланчи хорошо воспринимали вибрацию почвы, так что площадки с полированными медными зеркалами сейчас наверняка раскачивались все сильней и сильней. Светлые пятна скользили по равнине, столбы белого света между ними и ослепительными огнями на верхушках башен удлинялись и сокращались, шеренги копейщиков Дневных пятились, строй нарушился. Все ждали появления великого шервана. И он явился. Старым червем управлял, конечно, старый опытный погонщик. Обычно — самый опытный погонщик в городе. Этот рассчитал точно — направил зверя в центр строя медных воинов. Учел даже то, что напуганные Дневные подались назад, когда земля заколебалась под ними.

Сперва твердь просела, стала осыпаться в стремительно растущую воронку. Донесся глухой гул. Звук был негромкий, но мощный. Воины в блестящей меди заметались, ломая строй… Вот сразу больше десяти человек, пронзительно вопя, рухнули в яму, соседи кинулись бежать, отталкивая друг друга, лучи с башен скрестились на воронке — и Лашману было отлично видно, как Дневные бегут, падают, скользят по наклонным стенкам ямы, хватают друг дружку за оружие и одежду, увлекают в падении соседей… Пращники Ночных снова стали пускать окатыши, но перепуганные варвары не пытались сгрудиться и прикрыть строй сомкнутыми щитами — они бежали, спешили убраться подальше от того места, где покажется великий шерван.

Сперва растущая воронка имела округлые очертания, затем просел обширный длинный участок почвы, червь развернулся — и земля поглотила большой отряд Дневных. Варвары выли и орали, перекрывая гул и подземный грохот. Потом стало происходить удивительное — вместо того чтобы оседать, земля стала вспучиваться, поползли трещины, из них фонтанами била грязная жижа… Края трещин поднимались все выше… Пласты сырой почвы вставали дыбом, опрокидывались, Дневные пятились, истошно воя, — сила Ночи надвигалась на них из глубин.

Шерван вылетел из-под земли, словно окатыш, выпущенный опытным пращником, — живая гора стремительно взмыла над развороченным болотом, взметнулась к небу, минуя белые лучи. Пронзительно зашипела пронзенная светом плоть, в лучах волшебных светильников бока червя обратились в дымящиеся язвы, однако великий шерван был настолько огромен, что эти страшные раны злили, но не убивали его. Голова чудища обрушилась на Дневных с неба, смяла, вбила в почву целые ряды вместе с их острым оружием и доспехами из полированной меди. Столбы света мгновенно сместились, настигли переднюю часть червя, чудовищная голова метнулась, сбивая пятящихся воинов Дневных, а тело продолжало выползать и выползать из гигантской ямы. Лучи метались, преследовали шервана, жгли и язвили его, свет стал плотным, белым, почти осязаемым. Фонарщики Дневных швыряли, не жалея, волшебный порошок в гудящее пламя, вогнутые зеркала казались кратерами разъяренных вулканов, они исторгали волны яростного излучения, губительного для созданий Ночи.

Король Ночи двинул черного ангварга — он повел кавалерию ближе к рядам захватчиков.

Шерван метался и изгибался на равнине — вернее, его передняя часть. Червь продолжал выползать на поверхность, где его ждали обжигающие лучи Дня. Он уже двигался не так стремительно, язвы на боках и голове росли, становились глубже и шире, но червь сминал и давил все новые ряды Дневных. Лашману было видно, как погонщик быстро-быстро проводит тыльной стороной ладони по лицу. Его зверь умирал, но старик, рыдая, гнал питомца на воинов Дня, не давал уйти под землю, скрыться от жалящего света… Там, где тушу настигли белые лучи, плоть разъедало, она разваливалась, плавилась, разъезжалась гигантскими ранами, стекала мутной жижей и клубилась вонючим густым паром. Червь инстинктивно стремился зарыться в землю, укрыться в темной глубине от жалящих лучей Дня, но погонщик направлял его снова и снова на воинов в медных латах. И шерван рвался из последних сил, необъятные бока раздувались и сокращались, посылая вперед изуродованную голову… Дневные бежали, но, едва оказавшись в стороне от червя, останавливались. Чудовище делало новый рывок — вправо, влево, изогнувшись… То и дело под удар гиганта попадали группы варваров, которые, отыскав ровный участок почвы, собирались, чтобы восстановить строй.

Когда из развороченной ямы показался округлый задний сегмент шервана, король Ночи выхватил из ножен клинок и заорал, перекрывая шум битвы — треск горящей плоти, вопли напуганных Дневных, звон их оружия, плеск и грохот сотрясающихся земель и вод… Громоздкая кавалерия Ночных устремилась на потерявших строй варваров.

* * *

Червь еще шевелился и, понукаемый рыдающим погонщиком, пытался настичь медных воинов, когда Лашман увлек кавалерию туда, где Дневные собрались плотной толпой. Варвары еще не успели выровнять ряды и создать стену щитов. Черный ангварг вынырнул из темноты, словно осколок ночи. Грузное тело зверя опрокинуло Дневных, король взмахнул мечом. Длинный клинок, усаженный острыми зубами бейраха, обрушился на медный шлем, смял и проломил сферическую поверхность, Лашман ударил ангварга пятками, черный совершил длинный прыжок и приземлился среди растерянных Дневных. Фигура Лашмана в черных доспехах, припавшая к шее черного скакуна, сливалась с массивным ангваргом, они вместе напоминали лоскут ночи — истерзанной, прорезанной магическими лучами Ночи, будто тьма явилась отомстить за поругание. Король снова ударил, склонился в седле и еще раз взмахнул черным роговым клинком. Тяжелое оружие вибрировало и упруго пружинило, сталкиваясь с металлическими доспехами. Воины Ночи пробились к королю, окружили плотным, тяжело дышащим кольцом, тяжеленные палицы поднимались и опускались, поражаемые. Дневные пятились, падали, пытались собраться кучей, чтобы противостоять мощному натиску кавалерии, — но не могли, не успевали. Бронзовые наконечники пик царапали панцири из кости и хитина, отыскивали бреши, жалили массивные тела дружинников. Ночные рычали и били наотмашь. Их оружие сметало с одного удара, медные латы варваров прогибались под палицами отборных воинов короля Лашмана. Ангварги сбивали, топтали и терзали врагов, Дневные пятились, их все сильней охватывал страх перед Ночью.

Чаглави уже повредил меч, но, изогнувшись в седле, пропустил удар пики над плечом, перехватил древко, рванул — ноги Дневного оторвались от земли, пехотинец с криком взлетел, перевернулся, отлично выученный ангварг королевского оруженосца дернул шеей, острые зубы сошлись на горле варвара, крик стих, брызнула кровь — черная в черноте ночи. Ночь была повсюду. На вышках фонарщики сыпали и сыпали в пламя магическое топливо, но их действия потеряли слаженность. Часть лучей облизывала, жгла и пожирала тушу агонизирующего великого шервана, другие пытались осветить ряды пехотинцев Джейхура, ослепить и заставить остановиться, еще один — метался среди смешавшихся рядов медных воинов, тщетно пытающихся остановить натиск кавалерии Лашмана. Всадники прошли насквозь беспорядочные ряды Дневных и развернулись. За ними вяло шевелились изломанные, растоптанные, изувеченные тела в медных латах, доспехи, залитые кровью, больше не слали отсветов в ответ, когда белый луч с вышки касался их. Ночь побеждала. На противоположном фланге, у морского берега, медные все еще пытались сомкнуть ряды и дать отпор джейхурцам, но со стороны равнины, когда король развернул всадников для повторной атаки, левый фланг Дневных побежал. Они мчались к скалам, за которыми остались их корабли, бросали на бегу тяжелые щиты, шлемы и неуклюжие пики.

— А-а-а-а! — взвыл Лашман, бросая черного ангварга в погоню.

— А-а-а-а-а-а-а-а! — нестройно вторили королю воины Ночи.

Они мчались, настигали беспорядочно бегущих варваров, били, опрокидывали врагов, пускали ангваргов по телам поверженных… Чаглави тыкал в спины Дневных трофейным копьем, но это оружие оказалось хрупким для воина Ночи и сломалось на третьем выпаде, юноша стал колотить бегущих обломком древка.

— А-а-а! — наконец-то отозвалось и на левом фланге.

Пешие Ночные из Джейхура погнали варваров и там. Огни на вышках стали тускнеть, фонарщики торопливо спускались по канатам, скользили, обжигая ладони, — они знали, что им-то пощады не будет, и спешили на корабли.

Лашман не стал увлекать кавалеристов за бегущими в холмы, он криком призвал воинов и повел влево, чтобы перехватить бегущих там. Стало совсем темно, огни на вышках умерли, ночь наконец-то воцарилась над равниной. Битва была окончена.

* * *

Когда Лашман опустил меч, начинались серые сумерки. Небо на востоке еще не окрасилось розовым, но тьма ночи померкла, утратила силу. Черный ангварг тяжело дышал, вздымая потные бока и раскачивал головой, вправо и влево. Король хорошо изучил повадки скакуна и знал, что зверь так показывает усталость. Лашман спрыгнул на землю. Поднял меч и осмотрел клинок. Лезвие выкрошилось, усеивавшие его зубы бейраха были сломаны. Лашман сунул оружие в ножны и подумал, что скажет оружейник. Подъехал и спрыгнул на землю Чаглави. И сам он, и ангварг были с ног до головы покрыты кровью.

В руке юноши был короткий бронзовый клинок. Оруженосец вертел непривычное оружие, слишком широкий у основания меч не входил в петлю на поясе.

— Ну как, Чаглави? — поинтересовался король.

— Это была великая победа, владыка!

Чаглави вертел головой, разглядывая заваленную телами равнину. Кавалерия Ночных успела перехватить бегущий левый фланг варваров. Этим не удалось уйти в холмы. Такова судьба отважных воинов — они сколько было сил сражались с джейхурцами и не сумели отступить к кораблям, как их трусливые товарищи. Тем удалось спастись. Но не всем, не всем… Лашман раздвинул губы в улыбке.

— Да, это победа. Жаль, что она предвещает гибель королевства Ночи. Не сейчас, спустя годы, или десятилетия… или века.

— Как же так, повелитель? — Чаглави изумился и непроизвольно бросил взгляд на груды мертвых Дневных. — Мы победили!

— Но в Джейхуре нет больше великого шервана. Если Дневные снова появятся здесь, нам нечего будет противопоставить их войску.

— Но мы перебили столько их воинов…

— Новый флот будет собран. Раньше или позже. Через пять-шесть лет подрастет и возмужает новое поколение воинов, а вырастить большого шервана джейхурцы не смогут. Вон едет князь Шамкат, сегодня я буду говорить с ним. Ты послушаешь, Чаглави.

По равнине ехал старый князь Джейхура, толстый, обрюзгший. Шамкат оглядывался и шевелил губами. Он считал убитых. За почтенным правителем следовала свита, а дальше — валила огромная толпа. Жители города вышли собрать тела и трофеи.

За двадцать шагов князь спешился и, тяжело переваливаясь, побрел пешком. Остановился перед Лашманом, поклонился… тяжело выпрямился.

— Мой повелитель…

— Мы победили, Шамкат.

Король протянул руки. Шамкат шагнул и принял объятия. Он был на голову ниже ростом, чем владыка.

— Больше четырех тысяч мертвецов, мой повелитель. И едва ли восьмая часть — дети Ночи.

— Да, князь. Остались ли в городе большие шерваны?

Толстый старик понуро развел руками:

— Водяные шерваны роют быстро.

Здесь было объяснение. Джейхурцы спешили и послали против Дневных водяных червей, в том числе и самого большого, и прочих, размером побольше. Теперь потребуется долгий срок, пока оставшиеся водяные достигнут такого размера, чтобы стать оружием.

— Прошу, владыка, пожалуй в мой дом. Тебе нужен отдых после великой битвы, а люди Джейхура будут счастливы воздать почести непобедимому королю Лашману, который уничтожил силу Дня и прогнал варваров от наших стен.

Король кивнул и пешком двинулся к городу. Черный скакун ковылял следом, вокруг горами громоздилось свежее мясо, но зверь так устал, что даже не мог есть. Чаглави шел следом, дружинники стали собираться за ними и присоединяться к шествию. Повсюду копошились джейхурцы. Местные люди были не похожи на людей Ночи, к которым привык Чаглави, и юноша глядел на них с любопытством. Мелкие, сухощавые, высушенные солнцем, здешние жители были вынуждены подолгу выносить солнечный свет и сделались похожи на Дневных. К тому же многие из них были потомками пленников, доставленных кораблями народа Ночи в незапамятные времена, когда Ночные совершали набеги на южные берега континента, по другую сторону великих гор. Теперь-то все изменилось…

Джейхурцы собирали медные доспехи и бронзовое оружие, оказывали помощь раненым — тем, кто склонялся к жизни, помогали выжить, умирающим облегчали путь в их сторону равновесия. Горожане будут возиться весь день, отгоняя мерзких фейзулов, которые, конечно, слетятся на заваленные трупами поля… а ночью из-под земли покажутся трупные шерваны. Эту равнину необходимо поскорей возвратить к равновесию.

Из холмов возвращались пешие воины, которые преследовали Дневных до самых кораблей… Стало светлей, на востоке занималась заря. Над медленно тающими останками великого шервана громко рыдал и причитал старый погонщик…

* * *

Лашман проспал до полудня. Потом сел в постели и потянулся — на шум тут же заглянул Чаглави, юноша быстрей пришел в себя после четырехдневного марша и сражения. Эх, молодость… Король почувствовал, как болят мышцы и ноет спина. Оруженосец доложил, что угощение готово и если владыке угодно… Владыке было угодно. Король встал. Роскошное ложе оказалось изрядно выпачкано. Вчера Лашман не стал отмывать грязь дороги и войны. Но к трапезе он не приступит, не приняв ванну. На зов возвратился Чаглави.

— Пусть приготовят омовение.

Оруженосец удалился, чтобы передать распоряжение слугам Шамката, а король прошелся по спальне. Гладкий пол из отлично перемешанной глины холодил босые ступни, приятное ощущение. Через комнату непрерывно веял легкий ветерок, поднимал тонкие занавеси. С одной стороны ткань светилась, пронзаемая солнечными лучами, с другой была тень. Король прошел в затененный угол и откинул мягкую ткань, искусно сплетенную из нитей шелковичного шервана. Перед ним расстилался город — далеко внизу. Лашман стоял на балконе, огибающем одну из верхних ступеней пирамиды. Да, верно, вчера им пришлось долго подниматься, князь предложил кликнуть носильщиков, но он, Лашман, отказался. Грузному Шамкату, разумеется, волей-неволей приходится совершать восхождение на руках слуг.

От земли спальню отделяло не меньше тридцати человеческих ростов, и внизу все было серовато-желтым. Такого цвета глину, стало быть, выделяют местные гончарные шерваны. Или она так выгорает под солнцем? Надо же, король успел позабыть Джейхур… Здесь все выглядит иначе, нежели в столице, в тени великих гор. У нижней ступени пирамиды сновали люди, с балкона они казались крошечными. Входили, выходили — под пирамидой расположены входы в подземелья Джейхура, отсюда ведут тоннели к лежбищам шерванов, им непрерывно подносят еду и убирают продукты их жизнедеятельности.

Позади зашлепали босые ноги, явился Чаглави и двое местных. Мелкий здесь народ. Даже юнец оруженосец выше и массивней этих взрослых мужчин… Король бросил еще один взгляд на город, на серую равнину за стенами, на море — зеленое, сверкающее, жалящее глаза острыми искрами бликов играющего на волнах солнечного света. Здесь некрасивое равновесие. Лашман вздохнул и побрел за слугами. Короля повели низким коридором с округлым сводом. Внутренние помещения не освещались, как и надлежит в жилище князя Ночных. Пока дошли до бассейна, глаза Лашмана привыкли к тьме. Архитекторы спроектировали пирамиду таким образом, чтобы коридоры из наружных помещений, где имеются окна, были соответствующей длины. Это соответсвует равновесию Ночных.

Бассейн был невелик — десять шагов в длину и ширину. Да и то — непросто поднять воду на такую высоту! Лашман снова вспомнил, как с трудом добирался наверх, время от времени делая остановки. Двое слуг вылавливали из воды ароматных шерванов. Один из сопровождавших короля поинтересовался, не нужно ли подать свет? Нет, так хорошо. Выловленных червей запустили в бочонок, затем слуги, все четверо, взялись за концы сети, выступающие из воды, потянули… Показался теплый шерван, спокойный, едва извивающийся. Лашман сбросил одежду и с наслаждением погрузился в согретую воду, пахнущую тонкими ароматами юга. Да, давно ему не приходилось бывать в Джейхуре… Как славно пахнет.

— Чем вы откармливаете ароматных шерванов? — не оборачиваясь, поинтересовался король.

— Местными травами, владыка, — прошелестел тихий голос слуги. — Если угодно, можно пригласить женщин. Они помогут…

— Не надо, — потом подумал, что, возможно, поторопился с ответом и добавил: — Быть может, после.

Лашман затаил дыхание и погрузился с головой. Бассейн оказался неглубок, пришлось присесть. Он на вершине пирамиды, припомнил владыка Ночи. Здесь не получится сделать большой бассейн, слишком много воды пришлось бы таскать, да и слишком тяжелый груз для стен и перекрытий. Под водой все казалось иным. Таинственным, мягким. Лашман вынырнул, провел ладонями по лицу, стряхивая воду. Побрел вдоль борта бассейна, отыскал устланное мягкими тюфяками сиденье, опустился. Откинул голову на подушку и закрыл глаза. Пожалуй, можно еще подремать. До вечера далеко, все важные дела будут решаться затемно, потом пир… пир с князем и соратниками… в честь великой победы… победы… гибельной… Король заснул.

* * *

Первое, что почувствовал Лашман, пробуждаясь, был легкий прохладный ветерок, овевающий лицо. Король открыл глаза. Две женщины равномерно поднимали и опускали широкие опахала. Лашман подумал, что, будь он помоложе, ни за что бы не заснул, а женщинам нашлось бы иное применение. Годы, годы… Король просто устал. Не так ли устала его страна?

Король пошевелился, женщины тут же склонились перед ним. Лашман снова отметил, что здешние люди — худощавые и тонкие, совсем не похожие на истинных Ночных. Едва служанки перестали махать веерами, явилось неприятное ощущение влажного жара.

— Тепло…

— Владыка, мы осмелились поместить в воду теплого шервана, — прошелестела служанка.

Лашман встал, по гладкой поверхности воды побежали волны. Разнежился в непривычно теплой воде, расслабился…

— Ступайте, — велел служанкам, — и пусть явится князь.

Женщины, непрерывно кланяясь, скрылись, вошел Чаглави.

— Пусть уберут червя, — приказал король.

Слуги, должно быть, ждали поблизости — они сразу явились. И тоже кланялись. В столице у великих гор нравы проще, а в Джейхуре все еще чувствуется разделение на коренных Ночных и потомков рабов, доставленных с юга. Червя убрали. Вскоре, переваливаясь и тряся брюхом, явился Шамкат. Князь спешил. Лашман предложил правителю Джейхура опуститься в бассейн. Тот так торопился, что едва не упал, поскользнувшись на ступенях. Лашман удивлялся суетливости вельможи, но молчал. Слуги подали напитки — сладкую шату и пенный ахс. Король попробовал:

— Интересный вкус.

— Мы подмешиваем перетертые травы равнины, — виновато молвил Шамкат, — конечно, это отступление от традиций, но результат приятный.

— Хорошо. Мне нравится. Я хотел спросить тебя, князь…

— Да, владыка? — В голосе князя Лашману снова почудились странные нотки, виноватые и даже боязливые.

— Почему вы так спешили в бою? Мое прибытие не могло остаться незамеченным. Вы знали, что помощь близка…

— Прости, король, мы полагали, что это не королевская дружина, а ополчение из ближайших городов.

Лашман кивнул. Да, это объясняло спешку горожан. Небольшой отряд кавалерии из соседней крепости не мог повлиять на исход битвы. В Джейхуре рассчитывали только на свои силы и потому бросили в бой все, что было — включая великого шервана.

— Мы высчитывали дни и нашли, что от великих гор ты не успел бы к нам на помощь, владыка. Корабли Дневных высадили десант только два дня назад, потом пришли пешие отряды из их крепостей на побережье. От великих гор намного дальше!

— Меня предупредили горные колдуны, — объяснил король. — Иначе я бы в самом деле не поспел к вам так скоро.

— Прости, владыка, — сокрушенно пробормотал князь и завозился, поднимая волны в бассейне. — Прости, я виноват. Я напрасно погубил шерванов…

Только теперь Лашман понял, чем объясняется странное поведение князя. Шамкат боялся, он полагал: повелитель может разгневаться.

— Нет, Шамкат, ты не виноват, — молвил король. — Я спрашиваю себя: как бы сам поступил, окажись на твоем месте? И отвечаю: я сделал бы то же самое. Ты не мог знать, что сам владыка Ночи явился так скоро от великих гор. Ты не мог знать, что чародеи в этот раз помогут.

— Прежде они всегда были на стороне Дневных, — согласился князь. Он уже начал успокаиваться.

— Теперь времена изменились. Дневные стали слишком сильны. Они соберут новый флот…

— Не сразу, владыка, не сразу! Нынче они понесли такие потери, что долго не смогут оправиться! Ночь одержала величайшую победу!

— Да, благодаря великому шервану Джейхура.

Оба притихли. Гибель великого червя была огромным горем.

— Погонщик не ушел с равнины, — тихо промолвил Шамкат. — Он плачет над останками.

Погонщик великого шервана — уже старик, он более не успеет вырастить нового питомца. Этот червь был последним в его жизни. Разумеется, герою обеспечен пожизненный почет и беспечная жизнь… но погонщиком большого червя ему уже не бывать. Он рыдает над тающими и плавящимися под солнцем останками. Что оплакивает старик? Выращенного им великана? Или собственную жизнь, которая прошла во мраке рядом с огромным, могучим, послушным существом? Нынче эта жизнь потеряла смысл…

— Как скоро вы сможете вырастить нового шервана?

— Увы, владыка. Этого растили тридцать шесть лет.

— Но в Джейхуре остались молодые водные черви?

— Совсем маленькие, по семь-восемь шагов длиной. Их обучали юнцы, подмастерья опытных погонщиков. Мы будем лучше кормить молодняк и не обременять работой, постараемся всячески ускорить рост. Возьмем мальков, чтобы появилось новое поколение. Воду велю возить из ручьев по ту сторону равнины. Теперь несколько лет городу не грозит осада, мы станем запасать в цистернах не так много, как до сих пор.

— Быть может, нам доставить подрастающего шервана из другого города?

— Увы, владыка, чужой червь погибнет в нашей почве, здесь слишком много соли. Шерваны из глубины континента не приживутся. А побережье в руках Дневных.

— Я знаю, — кивнул король. — Это вопрос и твой ответ предназначались Чаглави. Моему оруженосцу. Чаглави, ты слышал?

— Да, владыка, — отозвался из мрака юноша.

— Итак, у Джейхура больше не будет великого шервана, а Дневные рано или поздно оправятся от поражения… Шамкат, сколько я проспал? Далеко ли до темноты?

— Солнце на высоте копья, владыка. На среднем ярусе этого дома готовят зал для твоих воинов. Будем пировать всю ночь!

— Что же, сегодня мы прогоним прочь печали. А завтра, после пира, призовем грустные мысли обратно. Джейхур в великой опасности, и его нужно спасти.

Потому что в спасении города — жизнь народа Ночи. Этого Лашман не стал произносить вслух, ибо печалям уже было велено удалиться.

* * *

Король Лашман провел в Джейхуре семь ночей. Сперва был пир, шата и ахс лились рекой. Победители дружно славили непобедимого владыку, его могучую руку и прозорливый разум. На другой день король призвал грустные мысли обратно. Он обошел, сопровождаемый Шамкатом и Чаглави, подземелья портового города. Смотрел, как трудятся шерваны. Сперва посетил подвалы пирамиды, где гончарные черви испускали клейкую массу, пригодную для изготовления посуды и для строительных работ. Часть тварей оставалась словно вмурованной в стены, на которых покоилось гигантское сооружение, продукт слепых зверей шел вниз, в непрерывно опускающееся подножие пирамиды. Где-то в неизведанных глубинах твердое основание размывалось, рассыпалось… быть может, пожиралось иными, не известными людям тварями? Во всяком случае, без колонии шерванов, обитающих в стенах, пирамида могла бы провалиться, осесть в бездонные прорвы. Работники Шамката исправно подносили пищу к головам слепых зверей, чтобы непрерывно производили строительную глину — взамен той, что опускалась в таинственные глубины.

Из-под основания пирамиды вели десятки подземных галерей — к скрытым обиталищам разных видов шерванов, в том числе и гончарным. Нынче им было много работы. Выделяемый тварями вязкий раствор мешали с шерстью газлонов, густой, мягкой, отвратительной, словно волосы на голове колдунов. Полученную субстанцию резали и трамбовали в тщательно вымеренных прямоугольных формах, затем тащили наверх — сушиться на солнце. Полученные кирпичи используют, чтобы отремонтировать поврежденные во время короткой осады стены Джейхура.

Посмотрели, как трудятся черви, вырабатывающие тесто, различные масла, сладкую шату и другие продукты. Когда добрались к колонии водяных шерванов, Шамкат принялся шумно вздыхать. Король не стал ничего говорить толстяку, принял поведение князя как должное. Шамкат всячески показывал, как он скорбит — в его городе не осталось ни одного сколько-нибудь крупного червя. Даже среди масляных и гончарных встречались особи крупней, но то были старые звери, которым не суждено вырасти более. Только водяные не знают пределов роста, а тот, которого прикончил колдовской свет в битве, был огромен по любым меркам. Только в столице, в тени великих гор, можно отыскать шервана крупней. А эти мальки, суетящиеся в садках — не менее трех лет пройдет, прежде чем погонщик сможет оседлать такого и приступить к обучению. И никак не меньше десяти лет — прежде чем эти черви смогут стать оружием Ночи. Увы. Джейхурцы поторопились.

После осмотра подземелий король поднялся на поверхность. Долго стоял в тени и моргал, привыкая к злому свету здешнего дня. И думал. Шамкат топтался рядом, кряхтел и искательно заглядывал в глаза. Король не стал ничего говорить толстому пройдохе, пусть сопит.

Началось восхождение на верхние этажи пирамиды. Князя снова несли слуги. Лашман шагал сам. На каждом этаже останавливался, подолгу глядел с балкона — на город, где суетились тысячи Ночных, на стены, где шла работа, на степь, где тлели останки тысяч павших, на дорогу, ведущую на север, к ручьям. По дороге непрерывно тянулись вереницы носильщиков — туда налегке, обратно с бурдюками, полными воды. Недостаток павших в битве водяных червей еще долго придется компенсировать тяжелым трудом. Когда добрались к покоям, расположенным на самом верху пирамиды, решение начало созревать. Лашман не торопил себя, считал: окончательно мысли сложатся во сне.

— Я стану отдыхать, — заявил король, — а ночью поговорим.

В покоях владыку ждал меч. Джейхурские мастера вычистили клинок Лашмана и привели в порядок режущие кромки — удалили сломанные бейраховы зубы и вставили новые, целые. Ровненькие, как на подбор, острые, прочные. Хорошая работа.

* * *

На восьмую ночь после битвы Лашман отправился в обратный путь. Толпа, собравшаяся проводить короля-спасителя, показалась владыке Ночи жидковатой. Обитатели Джейхура, живущие вдали от вечной тени великих гор, переняли привычки Дневных. Они трудились днем и отдыхали ночью. Даже Шамкат зевал, деликатно прикрывая рот ладонью. Наверняка князь радуется отъезду повелителя. Наконец-то жирный старик отдохнет, поскольку не будет нужды изображать перед королем бурную деятельность. Это было чем-то вроде игры: Шамкат притворялся неутомимым и деятельным, демонстрировал, как он бодр и предприимчив, чтобы Лашман поскорей убрался.

Владыка подыгрывал и делал вид, будто не понимает, что суета прекратится с его отъездом. Короля вполне устраивало, что большая часть дел будет исполнена, пока он не покинул Джейхур — то есть очень быстро. А хитрый старик наверняка догадывался, что король видит его насквозь, но притворялся льстивым недотепой… Как бы там ни было, а в итоге все, что надлежало исполнить, исполнялось…

И вот Лашман уезжает. Впрочем, Шамкату не удастся в ближайшие дни предаться покою, у него будет много дел. Единственное, что толстяк выиграет с отъездом короля — беготню и суету он спихнет на ближайших слуг и помощников. Пока владыка Ночи оставался в Джейхуре, князю приходилось повсюду сопровождать деятельного монарха. Особенно по ночам. В портовом городе Лашман оставил половину гвардии, но эти не станут шастать по Джейхуру, повсюду совать нос и проверять, насколько тщательно князь исполняет обязанности. Так что Шамкат будет сидеть в теплой ванне и отдавать приказы, а бегать по жаре и солнцепеку станут его слуги, тощие, загорелые, похожие на Дневных.

Бегать предстоит много и часто. Лашман велел князю немедленно снаряжать армию для осады ближайших крепостей Дневных на этом, северном, берегу континента. Потому и остаются здесь дружинники, чтобы поддержать военные операции князя. Пройдет около двадцати дней, и войско выступит в поход. Солдаты Джейхура возьмут с собой червей в бочонках, чтобы подкопать стены вражеских крепостей, и трофейные джудовые конструкции, чтобы собрать пандусы и взойти на брустверы. С ними отправится тяжелая кавалерия на ангваргах.

Если флот Дневных убрался, никто не окажет помощи гарнизонам, и крепости, которые Дневные удерживают на здешнем побережье, падут одна за другой. К тому же под Джейхуром полегли лучшие воины этих гарнизонов, анклавы Дня на северном побережье обескровлены.

В будущем году варварам придется все начать сначала. Это поможет выиграть время — а оно необходимо! Нужно много времени, чтобы молодые шерваны Джейхура вошли в силу, выросли и набрали вес.

Сборами войска займется Шамкат, командовать в походе станут лучшие из его воинов, а также старые соратники Лашмана. Крепости на северном побережье снова окажутся в руках Ночных. Но, видимо, ненадолго. Пройдет несколько лет — и Дневные снова пришлют флот со вновь набранным войском. Их будет много, а у Ночных не окажется больших шерванов. Даже в Джейхуре. Покидая портовый город, столицу севера, Лашман размышлял, как воспользоваться короткой передышкой, что еще можно придумать, чтобы помешать Дневным окончательно завладеть побережьем. Ресурсы Ночи исчерпаны… Люди, ангварги и шерваны — все, что было в распоряжении Лашмана, уже принесено в жертву. Пожалуй, теперь оставался единственный выход.