Львы и драконы

Виктор Ночкин, 2007

Мир сотрясается. Началась война Льва и Дракона. Под знаменем Льва выступают войска императора Алекиана, одержимого идеей спасти Империю любой ценой. Знамя Дракона – стяг Гевы, его несет незаконный, но любимый сын Гевского короля, Гезнур. Наступило золотое времечко для авантюристов всех мастей – людей и нелюдей, чернокнижников и некромантов… И, конечно король-демон не останется в стороне. Ведь решается судьба ЕГО Мира!

Глава 1

Войско Алекиана медленно приближалось к столице. После великой битвы минуло три недели, но только сейчас победители показались на подступах к Ванетинии. Позади колонн, неторопливо движущихся по Энмарскому тракту, небо перечеркивали высокие серые столбы дыма. Густые и плотные у основания, они постепенно склонялись, рассеивались под ветром, расползались полупрозрачными клочьями, пятная белесый небосвод. Приближалась осень, но денек выдался погожий, так что дымные столбы особенно четко выделялись в безоблачном небе.

Три недели отряды Алекиана шли от замка к замку, «гонзорский император» выслушивал клятвы верности, принимал вассальную присягу… Замки сеньоров, о которых было наверняка известно, что они приняли сторону Велитиана, беспощадно сжигались, в некоторых, покинутых хозяевами, оставались гарнизоны… Сэр Брудо ок-Икерн, имперский маршал, вел армию не торопясь, чтобы у принца Велитиана было время подумать над своим безнадежным положением и составить торжественную речь — о признании вины и отказа от прав на имперский престол.

Три недели, рассудил сэр Брудо, будет вполне достаточно, чтобы и туповатый принц сумел верно подсчитать собственные шансы.

Алекиан в алых доспехах ехал под имперским знаменем, обвисшим тяжелыми красно-желтыми складками, и вяло оглядывал окрестности. Вокруг, в стороне от дороги, не было видно ни души, даже крестьяне попрятались, узнав о приближении армии победителей. Заколосившаяся и почти поспевшая пшеница в покинутых полях колыхалась волнами — такая же золотая, как и орел на имперском знамени.

Впереди на дороге показалось облачко пыли — гонец сэра Кенперта Вортинского, командира авангарда.

Сеньоры, составляющие свиту императора, подтянулись к знамени, чтобы узнать новости.

— Ваше императорское величество! — гонец осадил коня в нескольких шагах перед Алекианом и неловко поклонился, брякнув доспехами. — Сэр Кенперт остановился у городских ворот. Они распахнуты, и представители цехов ожидают снаружи.

— Горожане готовы принять императора? — осведомился ок-Икерн.

— Сэр Кенперт полагает, что именно так. Не имея приказа вступать в переговоры с посланцами городского Совета, он ожидает на расстоянии двух полетов стрелы от стен. Однако вид ванетинцев говорит о покорности. Стоят без оружия. Велитиана или кого-то из придворных среди них мой сеньор не приметил.

— Что ж, господа, вперед! — бросил Алекиан, пуская коня рысью.

Городские ворота в самом деле оказались распахнуты настежь, а перед ними толпились синдики в темных нарядах. Особой радости их лица не выражали, цеховые старшины внимательно наблюдали за приближением императора. Что готовит им юный повелитель? Въезд младшего принца обернулся бойней и кровавой неразберихой… Оставалось надеяться, что старший брат окажется более благоразумен.

Когда Алекиан, сопровождаемый знаменщиками и оруженосцами, поравнялся с латниками авангарда и, не останавливаясь, проследовал дальше, маршал ок-Икерн догнал его и попросил подождать. Император пожал плечами и пустил коня шагом. Несколько десятков латников галопом устремились вперед… обменялись несколькими словами с горожанами, въехали в ворота. Спешились, поднялись на башню… Ванетинцы, вздыхая, следили за их перемещениями — что ж, недоверие его величества понятно и естественно. Наконец гвардеец с башни подал знак конвою — все в порядке, можно въезжать. Пестрый кортеж двинулся к воротам.

Наиболее уважаемые представители гильдий выступили навстречу Алекиану и, протягивая на бархатной подушке символические ключи от города, склонились перед юным повелителем. Самый старый прошамкал, с трудом сгибаясь в пояснице:

— Ваше императорское величество, благоволите получить символ нашего верноподданнического усердия. Всей душой рады мы возвращению законного повелителя…

Синдики с тревогой следили за выражением лица молодого монарха — как примет он знаки покорности? Особой вины за собой горожане не чувствовали, поскольку большой преданности узурпатору город не проявил, теперь это можно счесть заслугой. К тому же Алекиана помнили рассудительным и даже нерешительным юношей, не склонным к жестокости. Но власть, как известно, меняет людей. Каков окажется новый император на деле?

Алекиан равнодушно поглядел на огромные позолоченные ключи, кивнул и тронул конские бока каблуками, направляя в ворота. Горожане расступились перед ним, переглядываясь не без тревоги: хороший ли это знак, такое спокойствие его императорского величества? Не таится ли здесь угрозы?

Но что же они, простые люди, могут поделать? Остается только ждать. Алекиан пустил коня шагом, за ним по мостовой стучали копыта лошадей конвоя. Потом — гвардейцы, гонзорские рыцари, дружины баронов… Въезд в столицу империи напоминал скорее завоевание, чем торжественное возвращение законного повелителя. Грохот и лязг доспехов, хмурые лица за опущенными забралами, частокол копейных жал покачивается перед окнами второго этажа…

* * *

Ингви потянулся и только потом раскрыл глаза. Потолок спальни в Альхелле — такой знакомый… каждая трещинка в каменных сводах, каждое пятнышко… По стенам — старые выцветшие гобелены — король Кадор-Манонг, точь-в-точь, как и сам Ингви, не решился ничего менять в убранстве спальни. Хотя нет, кое-где прохудившееся шитье было залатано пестрыми новыми нитками. Ингви почему-то сразу решил, что постаралась ведьма Фенька, пассия Кадора. Очень уж выделялось новое шитье на сером фоне выцветших старинных полотен — так же, должно быть, несуразно выглядела эта разбитная вульгарная бабенка в древнем дворце альдийских королей…

Но потолок, разумеется, остался прежним. Ингви вздохнул. Как давно он не видел, просыпаясь, этого потолка… Тем более, что последний год царствования оставался ночевать не здесь, а в кабинете, уступив спальню воспитаннице… Как давно это было… а вчера Ннаонна затащила его в спальню… Ннаонна…

Король пощупал постель рядом — только смятые одеяла, девушки не было. Ингви сел и огляделся. Вампиресса, привстав на цыпочки, глядела в окно. Взлохмаченная макушка черным силуэтом вырисовывалась на фоне унылого неба. Подоконник высокий, вряд ли снизу видно, что девушка не удосужилась одеться.

— Ты бы хоть накинула что-то, — Ингви улыбнулся.

— Вот еще, — Ннаонна, не оборачиваясь, дернула плечом. — Оттуда ничего не видно.

— Простудишься. Пол холодный.

— Ой, какие мы заботливые… Между прочим, я стою на твоем плаще.

В самом деле, одежда в беспорядке была разбросана по полу.

— Отлично, На. Давай его сюда! А то вдруг кто-то заглянет.

— Никто не заглянет, — отрезала девушка. Впрочем, она отвернулась от окна и принялась собирать разбросанную одежду. — Ты вчера шуганул Никлиса и запер дверь заклинанием. Сказал им всем, что хочешь выспаться. Обманщик. Ты вовсе не спать хотел.

Вампиресса швырнула королю скомканный ворох одежд.

— Спать я хотел тоже, — заметил Ингви, натягивая брюки. — Ты, кстати, одевайся. Нам сейчас предстоит очень многое. Первый день правления, не шуточки! Наверняка в коридоре толпа дожидается. А что ты в окно высмотрела?

— Ничего особенного. Это окно во двор выходит. Там все привы-ычно так… Ску-учно-о… Ингви, давай что-то придумаем? Праздник какой-нибудь или еще что-то?

Ннаонна потянула через голову черную шелковую рубашку и ее голос звучал глуховато из-под складок. Ингви с улыбкой наблюдал за девушкой.

— И какой же праздник? Водворение на престол законного монарха? Тоже как-то скучновато.

— М-да, это слишком просто, — вампиресса на минуту задумалась. Потом улыбнулась. — О! Я придумала! Давай поженимся!

— Поженимся? Хорошая мысль. Интересно, как ты этот… этот акт себе представляешь?

— Ну, как… обвенчаемся. В соборе.

— Чтобы все как у людей? — король ухмыльнулся.

— Чтобы все как у людей.

— В соборе?

— В соборе. Епископ, певчие, толпа вассалов. Снаружи народ — это, как его? Ликует! А что?

— Ничего, ничего, — улыбка Ингви стала еще шире, — демон с вампиром у алтаря, и епископ взывает к Гилфингу Светлому, умоляя освятить такой союз. Хорошая идея! Мир содрогнется. Ладно, заканчивай туалет, посмотрим, что ожидает нас в коридоре.

Ингви натянул сапоги и направился к двери — отпирать. В коридоре короля в самом деле ждали. Никлис, несколько слуг, солдаты в желтых плащах… позади еще несколько человек — лица все знакомые, это цеховые старшины. Когда король перешагнул порог и вышел из спальни, держа за руку Ннаонну, все разом улыбнулись.

— Доброго, слышь-ка, утречка вашему величеству, — выступая вперед, произнес Никлис. — Эта…

Улыбки стали еще шире.

* * *

Как объявился в Геве Гезнур, не знает никто. Ни в одних воротах стража не приметила его появления, граф Анракский не назвался охране и не был узнан. Никого не окликнул на улицах, ведущих к дворцу, ни с кем не поздоровался. Сопровождаемый лишь колдуном Лопсилем и безымянным «цирюльником», граф серой тенью пересек город и назвал себя только караулу в воротах королевской резиденции. И только там снял широкополую шляпу, чтобы его узнали.

Сержант стражи поклонился, скрежеща латами, и Гезнур прошел внутрь. Теперь, напротив, он хотел, чтобы его видело как можно больше народу — окликал слуг, громко осведомлялся, где сейчас его величество. Графу указали покои, в которых теперь находится Гюголан II. Весть о возвращении старшего сына короля разнеслась по дворцу и достигла королевских ушей, прежде чем Гезнур добрался в северную часть дворца, где, как ему сообщили, пребывает отец. Когда граф, припадая на раненную ногу, поднялся по лестнице на второй этаж, навстречу ему уже двигалась целая процессия — сам Гюголан II, телохранители, секретари и вельможи. Старик протянул руки и заковылял к сыну, тот поспешил навстречу и обнял короля. Тело монарха сотряслось, будто бы от рыданий, однако, когда Гюголан отстранил сына, чтобы рассмотреть его повнимательней, глаза старика были сухими. Он не мог не почувствовать, как сын, обнимая его, тайком нащупал под королевским платьем кольчугу, сам же Гюголан, прижимаясь к графу, отыскал у сына заткнутый сзади за пояс кинжал. Оба не удивились — родная кровь!

— Что же ты не предупредил о возвращении?

— Зачем? Напротив, я держал в тайне свой приезд, батюшка, чтобы враги не смогли воспользоваться случаем. Я ехал по стране едва ли не в одиночку, было бы досадно, пережив невероятные приключения на юге, угодить в засаду в собственном краю. Зато здесь, во дворце, я назвался сразу же на пороге. Меня видели десятки придворных и солдат, так что безвестно пропасть мне уже не грозит.

— Ты боишься? В моем собственном дворце? Ты, мой сын?

Намек Гезнура был довольно прозрачен — конечно, никто, кроме самого короля, не мог бы отдать приказ тайно умертвить графа во дворце. Разумеется, теперь, когда его видели и узнали, эта опасность существенно меньше.

— Ты думаешь, кто-то мог бы попытаться напасть на тебя, сын, в этих стенах? Но Адорик мертв, равно как и Вортрих с Дейнстром… — король тяжело вздохнул, вельможи при этом состроили приличествующие скорбные мины. — Я потерял половину сыновей в один день… Как хорошо, что ты здесь, Гезнур! Ох, мне так нужно было, чтобы ты возвратился… Я велел следить за южной границей… приказал, чтобы сообщили, едва ты пересечешь кордоны. Если ты обеспокоен из-за этого, то напрасно. Ты нужен мне.

— Нет, я не боюсь. Однако осторожность не повредит, верно? Я слышал о смерти братьев… Но у тебя еще довольно наследников, чтобы обойтись без меня…

— Сынок, — оборвал Гезнура король, — по-моему, нам лучше поговорить с глазу на глаз. Семейные дела следует обсуждать в семейном кругу.

— Подождите меня здесь, — велел граф сопровождавшим его людям.

— Я распоряжусь, чтобы их накормили, — встрепенулся король, — на кухне.

— Вели лучше, чтобы им принесли что-нибудь сюда, — попросил Гезнур, — они могут понадобиться.

Король оперся на подставленную Гезнуром ладонь, и они зашагали к кабинету его величества. Со стороны сцена выглядела достаточно трогательно — отец и сын вместе после долгой разлуки. Но гевских царедворцев притворная сердечность не могла обмануть. Они тут же принялись шушукаться, обсуждая вероятные изменения в придворном раскладе, неизбежные после возвращения старшего сына его величества.

Когда дверь за отцом и сыном захлопнулась, вельможи заговорили громче, совершенно не стесняясь присутствием Лопсиля и графского телохранителя — да и чего стесняться? Это Гева, здесь подобные разговоры в порядке вещей. И разве не о том же пойдет речь в королевском кабинете?