Провинициалы. Книга 1. Одиночное плавание

Виктор Кустов, 2014

Первая книга "Одиночное плавание" рассказывает о шестидесятых годах двадцатого века и показывает многогранность провинциальной жизни – сначала на Смоленщине, затем в Сибири, куда волею жизненных обстоятельств переезжает семья главного героя. В ней ярко и точно отражена атмосфера тех лет, перипетии становления молодого человека советской державы. Содержит нецензурную брань.

Дядька из Сибири

Он был высокий и крепкий, и мать почти спряталась в его объятиях, а Сашка полетел под потолок, не успев ничего ни понять, ни испугаться, потому что дядю Семена он помнил смутно и совсем другим, тот гонял его, маленького, от берега, когда рыбачил. А еще он помнил, как дядю провожали в армию и взрослые женщины плакали за столом в дедушкином дворе, потому что армия была где-то так далеко, что дядя Семен не смог приехать ни на похороны деда Ивана, ни на похороны бабки Марфы. И вот теперь он опустил его на пол, стоял, обдавая густым запахом одеколона, белея накрахмаленной рубахой, а мать уже суетилась, собирая на стол, и отец чинно присел на лавку, готовясь выслушать женину родню.

— Ну, ты уже совсем большой. — Дядя Семен оглядел Сашку еще раз. — Хорошо, что не стал ничего покупать… Полина! — повернулся к сестре. — Я тебе денег дам, ты моему племяннику, чего надо, купи…

— Сем, да ничего не надо….

— Ладно, я знаю…

Он вскинул на стол большой фанерный чемодан, распахнул его, стал доставать красивые блестящие плитки шоколада (такие Сашка видел в Смоленске в большом магазине), потом бутылки с невиданными наклейками, и тут уже Иван зачмокал губами, стал разглядывать.

— Армянский коньячок, наилучший, в Москве брал, — пояснил дядя Семен. — А это тебе, Поль… — вытащил яркий, в красных цветах, отрез. — Платье сшей… Пока я тут буду…

Полина всплеснула руками.

— Дорогой ведь…

— Не дороже денег, сестренка!

Достал коробку с нарисованной на ней спиннинговой катушкой, протянул Ивану.

— Это тебе… Щук-то ловишь?

— Бывает, — отозвался тот и неторопливо раскрыл коробку, вытащил блестящую большую катушку. — В самый раз угадал, а то все из строя вышли… Ленинградская…

— Я тебе еще чего вышлю в посылке, — махнул рукой дядя Семен. — Я всем вышлю… Не переть же через всю страну…

И засмеялся недосказанному.

— А я коньяк один раз всего и пробовал, — сказал Иван, вертя в руках бутылку. — В сорок пятом, в Риге. Там склады штабные растаскивали, и нам маленько перепало… Но другой был… Французский…

— Понятное дело, у них откуда армянский, не дошли…

— Клопами пахнет…

— Это смотря как пить. Если кружками, то точно… А я привык. Но у меня есть и беленькая… — Из бездонного чемодана он вытащил две прозрачные бутылки с длинными горлышками. — «Столичная», самого высокого качества.

— Не пил, — признался отец. — Мы тут все самогон потребляем…

— Ну-ка, подставляй ладони. — Дядя Семен сложил четыре плитки шоколада, протянул Сашке. — Держи, с друзьями поделишься…

— Зачем так много? — Полина поставила на стол шкворчащую яичницу. — Сынок, ты их спрячь, помаленьку бери.

Сашка помялся, поглядывая на мать, потом ушел в свою комнату.

— Брось ты, сестренка, пусть пацан наедается. Надо будет, еще купим… Что вы, в самом деле, жлобствуете. На, держи… — Широкой мозолистой ладонью он подхватил остальные плитки, выложил на стол, ловко развернул одну. — Коньяк им закусывают…

— А мы не жлобствуем, — скрывая обиду, возразила Полина. — Только на мои шестьдесят и Ванькины восемьдесят широко не разбежишься… Да и не бывает у нас такого, не завозим… Кто покупать-то станет?… Коньяки у нас только начальство пьет, а шоколад их дети едят.

— Ладно тебе, — насупился Иван. — Посуду давай.

Полина выставила стопки.

— А рюмок нет? — поинтересовался Семен.

— Не разжились за ненадобностью, — отозвался Иван, открывая бутылку «Столичной».

Вышел Сашка.

— Мам, я пошел.

— Куда?.. — спросила Полина. — А завтракать?

— На рыбалку… Я шоколадку взял…

— Давай, племяш, продолжай традицию, у нас в родове все рыбаки…

— Семен проводил Сашку взглядом. — Я уезжал, он ведь во был, — показал рукой ниже колена. — Бежит время… Это сколько ж я не приезжал?..

— Лет десять, — вздохнула Полина, присаживаясь рядом с мужем и любовно глядя на брата. — Уж мамку пять лет как похоронили.

— Не мог, сестренка, приехать, не мог…

Семен налил в рюмку коньяку, посмотрел на Полину.

— Тебе чего?

— А давай этого твоего, попробую… Чего его так начальство любит?..

— Полезно… А насчет клопов — привыкаешь и не чуешь…

— Только немного. — Она придержала бутылку за горлышко.

— Давайте помянем мамку с папкой, — поднял стопку Семен.

Выпили не чокаясь, молча закусили.

— А я дом-то ваш не видел толком. — Семен покрутил головой. — Справный дом… Порося держите, вижу…

— Курей еще… — подсказала Полина.

— Картоху садите…

— А без нее не проживешь.

— Давай за встречу, — разлил Иван.

— Давай.

На этот раз звонко чокнулись, и Полина недопила, отполовинила.

— А чего так? — поинтересовался Семен. — Сегодня выходной вроде. Всесоюзный.

— Да хозяйство ж… И к портнихе схожу. — Полина кинула взгляд на отрез, лежащий на подоконнике.

— Это надо… Это понятно, женский нетерпеж…

— А ты женился или все один, как бобыль?

— Один остался. — Семен посерьезнел, потянулся за бутылкой. — Давайте по третьей, как положено, за нас, а потом беги к своей портнихе…

Выпил, не ожидая остальных, зажевал долькой шоколада.

— Когда батя помер, я телеграмму-то через неделю только увидел.

Мы тогда на трассе были, в тайге, ЛЭП ставили, торопились до весны закончить, пока земля мерзлая, вкалывали без выходных… И связь с миром — от вертолета до вертолета. Домой вернулся, а уже и девять дней скоро. И помянуть нечем, сухой закон у нас был…

Он помолчал, вертя в руках рюмку.

— А когда мамка померла, телеграмма вовремя пришла, я отпуск мигом оформил, на аэродром начальник на своей машине отправил, а тут запуржило на четыре дня. Все четыре просидел в вагончике дежурного — ни одного борта, даже грузового… Вот так получилось…

Поднял голову, взглянул на Полину.

— Завтра сводишь… Нет, сегодня давай к ним сходим.

— Сходим, — согласилась Полина. — Как жил-то?.. Я Сашку попросила, чтоб показал на карте в учебнике, — далеко-о… Там же холодно, и зима все…

— Привыкаешь… Служить-то меня в Комсомольск-на-Амуре привезли. Дальше только Колыма да Сахалин. Там и демобилизовался.

Домой собрался вертаться, да Зинку зацепил. Она в столовой работала. Пацан у нее маленький был… Два года мы с ней пожили.

— Пацан твой, что ли?

— Да нет, от первого ее… Она потом с ним опять и зашурымурила.

Я по снабжению в партии геологической работал, разъезды частые, а они опять и спелись… Я рассчитался, в поезд сел, решил: все, домой еду. А в вагоне-ресторане с одним вербовщиком разговорился, тот и уболтал. Чуть за Байкал переехали, я и сошел с ним. Есть там такая речка, Мамакан. Вот на ней гидростанцию мы строили. Там я трассу под ЛЭП и бил… Там и на аэродроме сидел. И с Иркой жить начали.

Сейчас покажу…

Он снял с гвоздя на стене пиджак, вытащил из внутреннего кармана объемистый бумажник, достал оттуда фотографию, протянул Полине.

— Красивая, — сказала та, передала Ивану.

Тот посмотрел, вернул Семену.

— Гарная дивчина. Хохлушка, похоже…

— Хохлушка. — Семен вздохнул. — Из Одессы.

— Ну и чего же ты с ней не приехал? — поинтересовалась Полина и догадливо добавила: — Не слюбились?..

— Слюбились. Только детей вот нет… Болеет она.

— Так лечиться надо…

— Лечилась… И на моря мы с ней ездили, и в санатории… Эскулапы говорят, надежды никакой… — Он повесил пиджак. — Уехала она прошлой зимой к себе в Одессу.

— Как уехала?

— Сказала, что не хочет мне жизнь ломать, я ж все о сыне ей талдычил, пока не разобрался, что к чему… Она — на юг, а я — на север подался от тоски, новую гидростанцию строить, заполярную. Оттуда вот сейчас и прибыл. У нас лето уже кончилось, дай, думаю, еще зацеплю кусочек, два года уже из снегов не выбирался. У меня ж путевка через неделю, на Кавказ, ванны-грязи принимать…

— А я думала, ты совсем вернулся.

— Не-е, сестренка, засосали меня снега, а может, деньги большие…

Я ведь копейку не считаю… Живу, как хочу… В батькином доме, ты писала, Мишка с семьей теперь?

Полина кивнула.

— Я на него особо уже не в обиде и, как писал, от своей доли отказываюсь. Только в твою пользу.

— Да пусть, Сем, живут. У него две девчонки… Да и вам пора помириться, братья все ж таки… Кровь родная.

— Помиримся, я зла не держу. Но и не забыл ничего…

— Ты тоже виноват…

— Ладно, встретитесь — разберетесь, — вмешался Иван. — Дело житейское… У нас тут и сейчас каждый выходной брат на брата по пьяни кидается… — И уточнил: — Так, говоришь, большие деньги зарабатываешь?

— Нормальные… На все хватает. Там у меня жить есть где, у нас же рыбалка, охота — не сравнить с вашей… Вот думаю лодку купить, мотоцикл «Урал» с коляской, а то машину взять, записался на очередь.

— А чем же ты занимаешься?

— Бригадир я. На Мамаканской бетонщиком был, разряд у меня самый высокий, а сейчас плотниками командую, поселок пока строим. Поставили на главное направление… Я в десанте был в числе первых. Высадили нас с вертолета: скала над рекой, тайга жиденькая, с Мамаканской не сравнить, и ближайшее жилье за сто верст с гаком.

Игарка да Дудинка. И Норильск чуть дальше. До первых двух по воде можно, а в Норильск только вертолетом… Слыхал про такие города?

Иван покачал головой.

— Игарка — на Енисее порт такой речной, лес там грузят на корабли морские, а те везут на материк… Дудинка тоже недалеко. А Норильск — большой город, дома кирпичные, высотные, красивые… И магазины большие, и в них все есть…

— Как это все? — перебила Полина. — Прямо все-все?..

— Из продуктов все. Колбас сортов двадцать, а то и больше, мясо всякое, даже оленина бывает… Ну, зверь там такой живет, навроде лося. Рыбы валом всякой. Шоколада, конфет — глаза разбегаются.

Вина разные, иностранные, консервы…

— Масло?

— И масло, конечно, фрукты даже зимой…

— А фрукты-то откуда?

— Привозят. Самолетами…

— А механизаторы тоже хорошо зарабатывают? — вмешался Иван.

— Не меньше моего. У нас же полярные, коэффициент… Сотни три, а то и больше получается…

— Ну да… — Иван налил Семену коньяка, себе водки. Полина прикрыла свою стопку ладошкой. — Давай за Сталина выпьем.

— С чего это ты? — вскинулся Семен. — Давно уж нет отца народов, а ты вспомнил…

Иван поднял стопку:

— Ладно, помянем и его, человек все-таки был… Благодаря ему, можно сказать, Норильск построили… Для которого мы теперь ГЭС строим. Вот тебе связь… Ты можешь за это выпить, а я — за свое.

Иван выпил, закусил.

— Он нам после войны жизнь как в раю обещал. Всем фронтовикам, говорил, работать не надо будет, пенсион ежемесячный за кровь пролитую выдавать станут, как сыр в масле кататься живые будут… Выжили мы, вернулись домой, оказалось, потерпеть надо, разрушенное восстановить, одни бабы, само собой, не справятся. Понятное дело, рукава засучили. И правда, скоро талоны отменили… Ты их не помнишь.

Конец ознакомительного фрагмента.