Псевдо

Виктор Крейг, 2020

Крис – молодой судмедэксперт, чья размеренная жизнь внезапно превращается в настоящий кошмар. Привычный мир меняется до неузнаваемости – люди пожирают друг друга, а города утопают в крови. Но даже это – лишь малая часть той страшной тайны, которую раскроет главный герой. Былые устои пали: удастся ли Крису выжить в новых условиях, не утратив человечность? Комментарий Редакции: «Псевдо» – это роман-аттракцион, исследующий внутренние состояния измененного сознания, которые можно физически ощутить благодаря кинематографичному стилю описания с резкими наездами и эффектом монтажа. В этом постмодернистском романе автору удается совместить сразу несколько жанров: это и психологический триллер, и научная фантастика, и киберпанк в одном флаконе. Оригинальный стиль и безумный финал истории способны удивить даже самых искушенных читателей.

Возвращение

Под ухом вибрирует телефон. Старается изо всех сил, будит меня, вытаскивает из лучшего мира.

Как же громко… Не желая окончательно выходить из сна, я перекатываюсь на другую сторону кровати.

Пара секунд, и он умолкает.

Главное правило выходного дня — не брать трубку. Особенно, после шести рабочих смен подряд… Мне все равно. Даже Артем и Ева потерпят хотя бы пару часов.

Не проходит и минуты, как мочевой пузырь вопит о нужде. Блеск. Приходится шаркать в туалет.

Сон улетучивается.

— Доброе утро, — вернувшись в комнату, я приветствую Варю и падаю спиной на кровать.

Спешить некуда, особых планов на день нет: зайти в любимую булочную, прогуляться по центру, посидеть на набережной… Может, что-нибудь придумать по ходу дела.

Телефон вибрирует три раза и затихает. Дотянувшись до него, я рисую пальцем замысловатый узор на экране блокировки: один пропущенный вызов и одно новое сообщение от Стычко — коллеги-судмедэксперта. Он заступил на дежурство после меня.

«Утром вызов был. Опять труп с рвотой и клаудовской сигаретой, а эти на фургоне через пару минут приехали, и нас отозвали».

Пятый случай уже…

Укоризненный взгляд от Вари.

— Да, ты права. О работе нужно думать на работе, — я с ней полностью согласен. — Надо бы проветриться…

В глазницах вспыхивает вопрос.

— Ненадолго я. Обещал же, что поболтаем.

* * *

Сегодня Невский проспект чересчур оживленный. Благо, что булочная, в которую я обычно захожу, находится совсем недалеко от метро, к тому же, приезжие редко ее находят.

Завернуть с Невского на небольшую улочку, пройти пару домов, сократить через дворики, попасть в переулок, выйти на еще одну улочку… Вот тут-то и прячется…

Та самая булочная.

Не слишком большая и не слишком маленькая, она никогда не бывает набитой людьми, но и никогда не пустует, персонал вежливый, но не навязчивый… Цены не кусаются, а качество выпечки и напитков всегда на высоте.

Кажется, что здесь во всем соблюдается золотая середина.

Массивная дверь с легкостью поддается на толчок ладонью, а мелодичный звон «музыки ветра», неизменно висящей над входом, растворяется в галдеже посетителей.

— А можно с собой?

— Вообще-то, я тут стояла…

— Лена, я заняла здесь!

— Как закончились? Совсем?

— А что тут у вас самое вкусное?

Небольшая очередь тянется мимо витрины с пирожными, тортиками и булочками, от разнообразия которых у посетителей разбегаются глаза. Исключением, наверное, являются такие завсегдатаи, как я. Невольную улыбку вызывает рыжеволосая девочка лет пяти, прильнувшая к стеклу, что запотевает от каждого ее выдоха. Взглядом голодного хищника ребенок сверлит кусочек «Медовика» на белом блюдце и готов буквально броситься на него…

— Добрый день! Что будете заказывать?

Я вздрагиваю, несмотря на то, что голос приятный и мягкий. Откуда он?

Кто это сказал?

Перед глазами все расплывается, девочка и витрина пропадают.

Еще немного.

Мир становится вновь четким и различимым.

— Вы не определились? — все тот же приветливый и бодрый голос, но с ноткой неуверенности.

Теперь я стою у прилавка, а мне улыбается девушка с пепельными волосами, поблескивающим пирсингом в носу и недоумением в серых глазах.

Опять провал в памяти? Может просто совпадение…

Может.

Тонкие губы, тонкая изящная шея, тонкие запястья.

На бейдже выгравировано золотистыми буквами далеко не современное имя — Зина. Раньше я ее не замечал. Новенькая.

В списке вещей, которые мне не нравятся, перемены входят в первую десятку — восьмое место. Но провалы в памяти я не люблю больше — почетное третье место. Они могут говорить только об одном…

Он вернется.

Вернется.

— С вами все в порядке?

— Да… наверное… Простите, мне черный кофе, — после невнятного бормотания я выдавливаю из себя кислую улыбку.

— Что-нибудь еще? Булочки с корицей только-только испекли!

Предложения от продавцов-консультантов и кассиров — седьмое место.

— Нет, спасибо.

Но это же булочки с корицей…

Я передумываю. Сам.

— Все-таки возьму одну булочку, спасибо, — я стараюсь улыбнуться получше.

— Вам с собой или здесь? — у девушки радостный блеск в глазах. Дополнительная продажа всегда радует новичков, придает уверенности в себе.

— Здесь, — я расплачиваюсь и сажусь за дальний столик так, чтобы полностью видеть помещение.

Иллюзия контроля.

Плетеное кресло еле слышно скрипнуло подо мной, призывая откинуться на спинку, расслабиться и забыть на время обо всем на свете. Так я и делаю, немного отпив из матово-черной чашки. Обжигающий терпкий кофе заставляет поморщиться. То, что нужно.

Тихонько вибрирует телефон в кармане. Замысловатый узор — сообщение от Артема. Не звонок, а значит, ничего срочного. Вспоминаю, что он сегодня на дежурстве и, скорее всего, прислал историю, неуместную к столу, я решаю прочитать ее в более подходящей обстановке.

* * *

Глоток за глотком. Чашка наполовину пустая.

Если что-то опустошать, то оно не может быть наполовину полным. Если что-то наполнять, то оно не может быть наполовину пустым. Все зависит от действия.

Наполнять себя или опустошать? Самосовершенствование или самодеструкция?

Красная таблетка или синяя?

Заверните обе.

* * *

Посетителей заметно прибавляется, и создается та атмосфера, за которой я сюда захожу: не яркое, но и не тусклое освещение, довольные лица, частое жужжание кофемашины и воздух, пропитанный некой беззаботностью, наполненный приятными ароматами горячей выпечки и свежемолотых зерен. Идеальное сочетание, чтобы отправить мысли за пределы досягаемости. Ни до одной не дотянуться. Да, я не в восторге от скопления людей, но это место — исключение. Звуки постепенно смешиваются в единый не напрягающий фон, глаза фокусируются на невидимой точке в пространстве, и, кажется, я даже забываю дышать.

Идеальный коктейль.

— А тебе не кажется странным, что они уже пятое тело забирают?

Голос бесцеремонно врывается в голову. Как всегда.

Рука, которой я тянусь за чашкой, предательски трясется. Пятнадцать дней мысли принадлежали только мне, и вот опять…

— Ты и сам знаешь ответ, — я почти не шевелю губами.

— Надо же было с чего-то начать разговор.

— Не лучший выбор.

— Все-то тебе не так. Опять не выспался? Меньше бы пил всякую дрянь…

Я тру указательными пальцами виски. Возвращение Голоса мало радует. Совсем не радует. Его псевдозабота тем более.

— Не сейчас.

— Как хочешь. На плакаты посмотри, что ли…

Сделав глоток стремительно остывающего кофе, я обвожу взглядом стены, усеянные ретро-плакатами и останавливаюсь на одном из них. Пальцы сами начинают тарабанить по столу. Друг за другом, по очереди.

Изображение стиляги из 60-х, курящего на вытянутом капоте желтого автомобиля, возвращает забытую мысль о «Клауд»: что, если причина смертей — сигареты?

Во всех пяти случаях — рвотная масса нехарактерного болотного цвета. А рядом лежал истлевший окурок сигареты «Клауд».

Один раз — совпадение, два — случайность, а вот пять — закономерность.

Я даже перчатки не успевал надеть на месте обнаружения тела, как появлялись два человека в гражданской одежде, звонили Анатолию Борисовичу — начальнику следственного управления — и он нас отзывал. Говорил, чтобы без разговоров собирались и ехали обратно. Какие разговоры-то с начальником… Выяснилось, что прикатывают эти «гражданские» на белом фургоне без номеров и каких-либо опознавательных знаков вообще.

Их всегда двое.

Выглядит, конечно, подозрительно. Особенно, если учесть, что отзывать работающую группу с места происшествия — означает рисковать своим креслом. Анатолия Борисовича могут и самого заподозрить… Скорее всего, приказ идет откуда-то сверху, но это лишь сгущает тучи.

Возвращаясь к телам… По большей части мне до лампочки кто, зачем и куда их увозит, и без них хватает забот, но… Это вечное «но».

Отравление?

Может, есть связь? Если их кто-то отравляет намеренно, через сигареты, то это уже убийство, и дело приняло бы интересный поворот. Но нет тела — нет дела…

— Ха-ха! Да ладно? Ну и как она? — мужчина за соседним столиком, громко гогочет и прерывает мои размышления.

Излишне упитанный, коротко стриженый, с двумя подбородками, он с любопытством слушает щуплого паренька, что-то робко рассказывающего, и периодически награждает того одобрительным гоготом. Его похожие на жирных личинок-переростков пальцы ухватываются за белую чашку с горячим капучино, которую только что принесла официантка.

— Ты — хозяин своих эмоций. Ты — повелитель своих действий.

Голос шепчет. Насилие — не выход. Он всегда был против насилия.

Подойти и ударить его головой о стол. Лучше о чашку. Направить это розовощекое с поросячьими глазками лицо прямиком на встречу с чашкой.

Вдребезги. Всмятку.

Возможен ожог первой степени. Возможно проникающее ранение одного или обоих глаз осколками. Возможна частичная или полная потеря зрения. Как повезет.

Как не повезет.

— Я разглядел, — о жуткая минута! —

Толпу нагих дерущихся людей,

В болоте смрадном завывавших люто,

Что с кровожадной дикостью зверей,

Ощерясь, друг на друга нападали

И отгрызали мясо от костей…^[2]

Я терпеливо дожидаюсь, пока Голос закончит цитирование, вливаю в себя остатки кофе и, шумно отодвинувшись от стола, направляюсь к выходу.

— Хорошего дня! — прощается со мной кто-то из персонала, а вместе с ним и «музыка ветра» звенит над распахнутой дверью.

Такой ли он будет хороший?

Я возвращаюсь на Невский проспект, на котором стало гораздо меньше людей, и двигаюсь к следующей на сегодня цели. Во мне теплится надежда на выходной без происшествий. Единственное, что раздражает — «Клауд».

Дым и запах. Запах и дым.

Не спрятаться. Я вынужден это видеть, это вдыхать. Потому что разрешено законом. У меня никто не спрашивал. Ты в меньшинстве — терпи.

Большинство решает.

— Решает тот кто, может все.

Решает власть.

* * *

Густой оранжевый дым — «Дерзкий апельсин» бьет по моим рецепторам.

Синий — «Нежная голубика» атакует мои ноздри.

Ярко-желтый — «Сочное манго» впитывается в мою кожу.

Светло-желтый — «Освежающий ананас» окутывает мое лицо.

Бордовый — «Гранат-Гранат» ловит порыв ветра и летит прямо на меня.

Белый — «Малазийский кокос» просачивается через мою одежду.

* * *

Несколько минут, и поворот на Большую Морскую приводит меня к арке перед Дворцовой площадью. Здесь почти нет ярких пятен курящих «Клауд».

Успешно огибаю промоутера в костюме зайца, промоутера в костюме зебры и мужчину в костюме Петра I, я застываю в тени, прямо под нишей с доспехами.

Что-то не так.

Туристы с фотоаппаратами на шеях глазеют на все подряд, продавцы сувениров наперебой зазывают купить именно их товар, улыбчивая молодежь что-то громко обсуждает… «Петр I» хватает под руки зазевавшихся людей и предлагает сфотографироваться… Кто-то совсем рядом открывает банку газировки…

В животе просыпается ноющее чувство тревоги. Сердце бьется быстрее, сдавливает виски — плохой знак. Очень плохой.

— Ага! Ты водишь! — мимо пробегает взъерошенная коротко стриженая девочка лет семи, звонко смеется и показывает язык такому же лохматому мальчишке лет шестнадцати.

— Детская безмятежность, нам бы ее сейчас, да?

Голос говорит искренне, с легко различимыми нотками грусти.

— Мне. Да, было бы неплохо…

— Ты разве не узнаешь их?

Они носятся вокруг группы азиатов, которые будто бы их не замечают.

Он специально отстает и делает вид, что устал.

Она хихикает и корчит ему рожицы.

Но вдруг мальчишка наступает на развязавшийся шнурок, чуть не падает и, буркнув что-то себе под нос, приседает на корточки, чтобы сделать новый и крепкий узел. Девочка тем временем врезается в неведомо откуда возникшего Подростка. На вид — ровесник первого мальчишки. Выражение его лица говорит само за себя: кто-то не прочь самоутвердиться.

— Ты знаешь, что будет дальше. Необязательно смотреть…

Галлюцинации. Отрывки из прошлого. Словно сон проникает в реальность и сливается с ней.

Одно целое.

Голосу не нравится, что я всегда стараюсь наблюдать до конца, считает, что это мне только вредит. Наверное, он прав.

Но я хочу видеть… Хочу помнить…

Моргнуть — означает развеять галлюцинацию.

Моргнуть… Безусловный рефлекс, без которого через десять секунд в глазах начинается дискомфорт и жжение, а через минуту слезная жидкость скапливается на краях век и вскоре вытекает за их пределы… Не самые приятные ощущения.

Я хочу видеть… Приходится терпеть нарастающее жжение, игнорировать катящиеся по щекам слезы.

Ситуация накаливается и переходит границы: Подросток толкает девочку с такой силой, что та теряет равновесие и падает на землю. На глазах ребенка сразу выступают слезы…

— Крис!!! — кричит она.

Никто из взрослых не успевает сообразить и помочь девочке, но реакция мальчишки моментальная. С уже завязанными шнурками он без разговоров кидается на Подростка и сбивает его с ног.

Я всегда плевал на то, кто прав, а кто виноват — мою сестру никто не смел обижать. Каким-то чудом до драки никогда не доходило, всегда хватало только слов, но сейчас — другое дело. Увидев на земле плачущую сестру и усмехающегося ублюдка рядом, во мне, шестнадцати летнем мальчишке, что-то щелкнуло, перевернулось…

Перед глазами проскочила белая пелена.

Я не особо знал, как бить и когда нужно прекратить, но сжал кулак и ударил, насколько хватило сил. Костяшки вспыхнули болью, которую перекрыла внезапно охватившая меня эйфория.

Странное чувство. Такое же всепоглощающее, как и ярость, но приносящее наслаждение и новую пелену перед глазами. Подросток не ожидал такого поворота, попытался отбиться, но…

Я не боялся покалечить и не боялся убить. Я просто об этом не думал. А именно отсутствие страха за последствия позволило мне использовать гораздо больше ресурсов и отключило все барьеры…

Превосходство.

бить. бить…

— Заткнись! — окончательно потеряв контроль над собой и не понимая, что делаю, я занес руку вновь. Удар вышел сильнее и точнее. Хлынувшая из разбитого носа кровь заливала щеки ублюдка и смешивалась с его слезами. Мне хотелось еще. Боль соперника лишь раззадоривает. Бесконтрольное состояние… Я бил снова и снова, а удары были все быстрее и жестче…

Сокрушительное поражение… Этот… Этот… Мой одногодка, чуть крупнее меня… Лежит и скулит, закрывается руками, что покрылись кровью и налипшей грязью… Но я все равно нахожу «дыры» в защите и бью в открытые места.

Скула. Висок. Ухо.

«Прямой» в сломанный нос.

Ухо. Ухо. Висок.

Челюсть.

Беспомощность. Жертва.

бить. бить. бить. бить…

— Крис! Не надо! Хватит! — просьбу испуганной сестры я услышал, но не обратил должного внимания…

— Мужчина, с вами все в порядке? Мужчина!

Я часто моргаю. Глаза горят. Рядом со мной стоит женщина средних лет и тормошит за плечо.

Галлюцинация исчезла.

Но в памяти все продолжается: еще два удара, отец подбегает и стаскивает меня за шкирку, а глаза сестры полны страха и восхищения.

— Мужчина! Да ответьте же! — женщина беспокоится не на шутку. Несколько человек оглядываются, двое замедляют шаг.

Хоть я и живу в Петербурге с самого рождения, но отзывчивость его жителей не перестает меня удивлять.

— Все хорошо, спасибо… Просто задумался, — выдавливаю я из себя и вытираю слезы, продолжая часто моргать.

— Вы уверены? Вы что-то бормотали! У вас слезы…

— Мысли вслух, а это просто… Аллергия, — я пытаюсь улыбнуться.

Женщина с недоверием смотрит на меня, отпускает плечо и, оглянувшись пару раз, уходит.

Наконец-то биение сердца возвращается к нормальному ритму, боль отпускает виски.

— Не надоело?

Голос меня осуждает.

— Нет.

После того случая отец записал меня в бойцовский клуб «Мясорубка», а позже к тренировкам присоединился и Артем.

* * *

Я выхожу на Дворцовую площадь и слышу, а затем и вижу уличного музыканта — мужчина лет тридцати с короткими темными волосами, в черной футболке и куче кожаных браслетов на татуированных руках.

Расположившись рядом с Александровской колонной, он настраивает аппаратуру, а в это время вокруг него постепенно собирается народ. Как это обычно и бывает летом, многие садятся или даже ложатся прямо на прогретую солнцем плитку. Отличная возможность отвлечься и переключиться с воспоминаний на более позитивную волну.

— Раз… Раз… — мужчина проверяет исправность микрофона и улыбается. — Рад всех вас видеть в этот прекрасный день!

Люди аплодируют. Харизма из него бьет ключом.

Новое лицо в рядах уличных музыкантов Питера… Во всяком случае, здесь, на Дворцовой площади. Можно по пальцам посчитать, сколько ребят посменно берут эту точку для выступлений.

— Не все могут себе ее позволить.

Уличную романтику омрачают подпольные «Девяностые».

Хочешь играть — плати.

Хочешь торговать — плати.

Хочешь просить милостыню — плати.

Хочешь бизнеса без проблем — плати.

Хочешь жить — плати.

Новое лицо…

— Дадим ему шанс… Может, он не так плох?

— Ну-с, не будем тянуть! — произносит «не так плох».

Я выбираю место поодаль, кидаю рюкзак под голову и ложусь, вслушиваясь в слова незнакомой песни…

Твой плач приносит боль и смерть

Для всех, кого любила ты,

И крик разрушит стены те,

Где были сёстры рождены…

Низкий, хорошо поставленный голос.

Приятное тепло от солнца мягко окутывает меня, забирая всякую плохую мысль, а легкий ветерок сдувает остатки негатива.

И тёмный принц дух твой

На привязи держал,

Идти войной на брата мрачно указал.

Но в бестелесной тени ненависть, кипит!

Она дождётся часа — скинет цепи и…

Где-то в небе пытается заявить о себе чайка, но ее крик вытесняет припев.

Кричи-кричи… Пусть знают все, что ты идёшь!

Кричи-кричи… Врагу вселяя в сердце дрожь!

И пусть ты никогда не станешь той, что раньше…

Несёшь ты гордо имя

«Королева Банши»!

— Привет! Можно я тут сяду?

Я нехотя открываю глаза: на меня внимательно смотрит невысокая девушка азиатской внешности с черной косой до пояса. Ее желтая доходящая почти до колен футболка с названием популярной рок-группы, скрывает остальную одежду.

Шорты? Трусики? Голая?

— Держи карман шире.

Твой истязатель пал,

Но избежал твоей руки.

Весь смысл жизни — месть —

ПРОПАЛ!

Разжались кулаки…

— Садись, — сухо отвечаю я, скрещиваю руки на груди и перевожу взгляд с ее кислотно-красных кед на ангела, возвышающегося на Александровской колонне. Девушка, не стесняясь, садится рядом и крутит в руке сигарету «Клауд».

Карие глаза, большая родинка на шее справа, вздернутая верхняя губа.

Бледные обнажившиеся ноги… Я замечаю край джинсовых шорт.

— А девчонка ничего. Может, поболтаешь?

— Отвали, — недовольно бормочу я.

— Извини, что? — девушка спрашивает чересчур удивленно.

— Что тебе нужно? — игнорируя ее вопрос, я довольно резко задаю свой. Настроение портится.

И на краю стоя, не видя больше цели,

Шагаешь ты во тьму с вершины цитадели…

Валь’кире не позволив заглянуть за край,

Вернули в тело дух

Живи, СТРАДАЙ!

— Просто поболтать хотела…

— Давай же…

Попытки заговорить или познакомиться — шестое место.

— Не в духе, — я закрываю глаза, давая понять, что разговор окончен.

— Как грубо.

Голос усмехается. Он играет, он доволен.

Кричи-кричи… Пусть знают все, что ты идёшь!

Кричи-кричи… Врагу вселяя в сердце дрожь!

И пусть ты никогда не станешь той, что раньше…

Несёшь ты гордо имя

«Королева Банши»!^[3]

Щелчок зажигалки. Запах клубники. Какая наглость…

Бинго! Клубника — четвертое место. Жизнь порой удивляет чередой невероятных совпадений, жаль, что в этот раз они играют против меня.

— Случайности не случайны.

— С кем ты разговариваешь?

Я цокаю языком. Девушка все еще на месте и выдыхает густой красный дым.

Красный — «Игривая Клубника» топчет мой день.

Сколько потребуется времени пламени зажигалки, чтобы добраться из точки «кончики волос» в точку «эпидермис кожи головы»?

Обожженная курица.

— Нет.

Но больше раздражает не она, а «Клауд»…

«Клауд»…

С появлением «КЛАУД» на них помешались абсолютно все и каждый. Почти… И не мудрено: они помогают избавиться от зависимости, которую вызывают обычные сигареты, не содержат смол и никотина, к тому же фильтры разлагаются всего-то за год. Плюс ко всему — бессчетное количество вкусов и дым любого цвета, какой только душа пожелает.

Сказка. Мечта.

Секретов производства и полный состав сигарет компания, конечно же, не раскрывает, чем привлекает к себе немного ненужного внимания, но подавляющее большинство будто не замечает этого.

Слишком хорошо получается. Плюсы, плюсы, плюсы… А где минусы? Где обратная сторона медали? Мы живем не в том мире, где за красивой оберткой скрывается вкусная конфета.

— Не с тобой, — огрызаюсь я, поднимаюсь и, закинув рюкзак на плечо, иду к набережной.

— А песня мне понравилась.

— Да, мне тоже.

Самобытно, с душой и голос то, что надо. Как в старые добрые.

— Знаешь кто такие «банши»?

— Предвестницы смерти, — я вспоминаю свое увлечение мифологией в студенчестве.

— Жаль, что люди исковеркали их образ.

— Люди все коверкают.

* * *

Нева… Ее черные воды притягивают незаметно: сначала наблюдаешь за теплоходами и катерами, провожаешь глазами одну из десятков чаек, что кружат близ берега, и вот твой взгляд на какие-то доли секунды соприкасается с рекой. С этого момента ты ее пленник, и она вольна делать с тобой все, что пожелает. Вдохновить, поселить в сердце тоску или порадовать мимолетным воспоминанием — на каждого у нее свой план… Но проходит немного времени, и в голове остается только шум воды, будто она вымывает все до единой мысли. Рано или поздно в этом нуждается каждый.

Я сижу на каменной плите одного из спусков к Неве.

Подошвы моих кед почти касаются поверхности воды, тело слегка раскачивается в такт небольшим волнам, а влажный воздух освежает как легкие, так и голову, избавляя от ненужного хлама внутри…

Я не моргаю. Я вглядываюсь в Неву — Нева вглядывается в меня. Мы сливаемся в одно целое.

Я — капля воды.

Я — стремительная волна.

Я — мощь черных вод.

Если сейчас из воды вынырнет русалка и поманит, то я, не задумываясь, прыгну за ней. Просто подамся вперед, расслаблю все мышцы и никогда не вернусь на сушу.

Из Невы мы попадем в Финский залив… Проплывем мимо Кронштадта, оставим позади Таллин и Хельсинки… Устремимся к Копенгагену и Мальмё… Минуем и их… Нас будет ждать обжигающий холод проливов Каттегат и Скагеррак, но мы не побоимся… Через Северное море доберемся до Фарерских островов, близ которых отдохнем и устремимся в Атлантический океан…

Мы — величие океанических вод.

Мы — цунами, что несется на человечество.

* * *

Меня отвлекает карканье двух весьма крупных воронов, вышагивающих неподалеку. Они замечают мой взгляд и замолкают.

Когда-то в детстве мы с Артемом узнали, что во́рон и воро́на — это не самец и самка, а разные птицы, и на ближайшем уроке биологии попросили учительницу рассказать, чем же они отличаются. Оказалось, что с ними можно спутать еще и грача. Но во́рон — самый крупный из них, отличался не только размером тела, но и массивным клювом с немного заходящим на него оперением, и раскрывающимся во время полета клиновидным хвостом…

Эти двое — самые крупные из всех, что мне доводилось видеть. В городах ворон — не частый гость. Умная птица — предпочитает селиться вдали от человека.

— Привет, — я не шевелюсь, боясь их спугнуть. — Какими судьбами?

Они неотрывно смотрят на меня и приближаются на три шага друг за другом.

— Знал бы, то прихватил чего-нибудь вкусненького. Извините уж.

В два прыжка вороны подбираются ко мне почти вплотную — протяни руку, да дотронься — но я соблюдаю осторожность и продолжаю сидеть неподвижно.

Они расправляют крылья, каркают и, стукнув по разу клювами у моей ноги, улетают.

— Крупноваты, не находишь?

— Может, цирковые? — я слежу за их полетом над Невой, пока они не исчезают за мостом.

— Может…

Мимо неспешно плывет теплоход с рекламным плакатом на боку, с которого подмигивает и выдыхает бирюзовый дым миловидная девушка. Чуть выше пестрит надпись:

«БУДЬ ЯРКИМ! ВЫБИРАЙ ЛЮБОЙ ЦВЕТ ПОД ЛЮБОЙ ВКУС!»

— Оригинально, ничего не скажешь.

Голос нередко ворчал при виде рекламы «Клауд». Ему с самого начала не нравилась чересчур активная пропаганда нового продукта и неимоверное количество коллабораций с всемирно известными брендами. От этого популярность сигарет росла в геометрической прогрессии.

Девятое место — реклама.

— Мог бы привыкнуть, — я встаю и плетусь в сторону метро.

Напиться — это единственное, чего я хочу.

— Джину из лампы было бы с тобой легко.

Мне не нужен джин из лампы.

Мне нужен ром из бутылки.

Примечания

2

Данте Алигьери «Божественная комедия». Ад, Песнь седьмая.

3

Текст песни «Королева Банши» группы «Fun Mode»