Вкус крови. Рассказы. Повесть

Виктор Гусев-Рощинец

Авторский сборник рассказов, в художественной форме отражающих современную российскую действительность на фоне окружающего её мира.

Аглая

(Из цикла «Украина в огне»)

Максим Шербан освободился из заключения в январе 2014 года. В свои годы он был еще крепок, силен, по-мужски красив и даже образован, — по нынешним временам в избытке, потому как познания его для жизни плохо годились. На воле он заведовал центральной библиотекой Канавинского района в Нижнем Новгороде. Однажды, будучи в состоянии небольшого подпития он оказал сопротивление полиции, был осужден на два года исправительно-трудовых работ и сослан в колонию-поселение на севере Вологодской области.

Вскоре после того как Шербан осел в вологодских лесах, жена его подала на развод, он не имел ничего против и не стал чинить препятствий, детей у них не было, семейная жизнь, как нередко случается, «выдохлась», а лучше сказать «задохнулась» в быту, где кроме горячо им любимой библиотеки и дачного домика на берегу Оки, он почитал приятным проводить время в «пивном ресторане», благо тот лежал на пути от дома к месту работы. Именно там и случилась беда, повлекшая за собой столь неприятные последствия.

Лагерное начальство Шербана «заметило», вскоре по прибытии он снова был назначен заведующим — теперь «колониальной» библиотекой и продолжал «нести свет в массы». К своему удивлению обнаружил, что «массы» читали здесь много больше, чем на воле. Сказывался избыток свободного времени и недостаток «зеленого змия».

Он понимал, что если вернется в свои края, все пойдет по-старому. Где жить? Где работать? Пьянил воздух свободы. И он решил податься в Крым. Сказал остающимся друзьям — «Из Вологды в Керчь». Как некогда (он усмехнулся в душе) отправился в поисках лучшей доли провинциальный актер Аркадий Счастливцев. Шербан был испорчен литературой.

Путь пролегал через Москву. Здесь была зацепка — адресок старого друга-однокашника по Библиотечному еще институту. Шербан без труда нашел знакомый дом в Марьиной Роще, недалеко от станции метро, зашел во двор, и тут странная робость овладела им — будут ли рады в семье, как-никак лагерник, бывший зек.

Он присел возле спортплощадки на скамью под пластиковым пологом от дождя, достал из рюкзачка банку пива. Смеркалось. И было решил уже не заходя ехать на Киевский вокзал, как забежал и плюхнулся рядом на лавку мужчина, показалось Шербану постарше, но тоже крепок и прилично одет.

Разговорились. Появилась на свет вторая бутылка пива. Неведомо как незнакомец распознал в Шербане «освобожденца». Оказалось, и сам два раза уже мотал срок, сначала пять, потом восемь лет. За что? Из Ташкента фуры перегонял с товаром, а в запасках и всех возможных машинных недрах — наркоту. Рассказывал смачно, с подробностями. — Завязал? — спросил Шербан. Незнакомец то ли утвердительно, то ли сокрушительно качнул головой. Потом сказал: «Сейчас лафа, поезд Москва-Пекин-Москва». — А как же? — было заикнулся Шербан. Незнакомец усмехнулся: «Понятно, да? Денежки. Они все решают. Абсолютно надежно».

На этом их беседу прервали. Незнакомцу позвонили по сотовому телефону. Он долго слушал, потом сказал: «Аглая, не суетись. Все будет хорошо. Успокойся». Убрал телефон и обратился к Шербану: «Дорогой, спасибо за угощение, но тебе лучше уйти. Ко мне тут сейчас ребятки придут, поговорить надо».

Шербан не заставил себя уговаривать. Он вышел из-под полога и перебрался на детскую площадку. Сел неподалеку, где потемнее. Казалось, какая-то неведомая опасность сгущается в тусклом свете дворовых фонарей. Не прошло и пяти минут, как из проулка меж двух домов появилась группа молодых людей и проследовала на спортплощадку, где оставался сидеть незнакомец с такой теперь уже понятной судьбой. Их было пятеро. Что-то там происходило похожее на борьбу, потом раздался сдавленный крик, и все стихло. Так же как и прошли, молодые люди медленно удалились. Незнакомец оставался сидеть, за полупрозрачным пологом виден был абрис его тела. Шербан ждал когда тот окажет признаки жизни, но силуэт оставался недвижим. Стемнело. Шербан колебался. Уйти? Не таков он был. Уже поняв, что произошло, он поднялся и быстро прошел на спортплощадку. К счастью, двор был пуст. Незнакомец сидел, привалившись мертвой головой к пластиковой стенке, глаза его были открыты, а из надключичной впадины в распахе ворота торчал нож, по самую рукоятку утопленный в мертвую уже плоть.

Шербан присел рядом. Увиденное вряд ли могло потрясти его. Не раз уже ставила его жизнь перед чем-то подобным. Он понимал одно — надо что-то делать. Протянул руку и достал из кармана убитого телефон. Последний звонок? — он нажал на кнопку соединения. «Аглая?». Шербан с удивлением почувствовал, что у него дрожит рука. Он давно не слышал женского голоса так близко и так соблазнительно обволакивающего музыкальными обертонами совсем по сути простые фразы. Разговор был коротким. Она прибежала через несколько минут, очевидно, притон был где-то рядом.

Она поразила его — не столько внешностью, сколь тигриной повадкой, была похожа на черную пантеру, бесшумно скользнувшую под навес и застывшую над ним в охотничьей стойке. С минуту молча смотрела в мертвые глаза, потом обратила взгляд на Шербана. «Кто ты?». Он замялся. «Я случайно здесь». Она испытующе смотрела на него черными горящими глазами. Пряди черных волос обрамляли восковое лицо, будто выточенное из мрамора искусным резцом. «Пойдем со мной». «А как же…?» «Быстро!»

Она взяла его за руку и потянула за собой. Они вошли в ближайший подъезд восьмиэтажки, отгородившей двор от улицы, поднялись на лифте. В полутемной прихожей забрали спортивную сумку и чемодан. Вещи были заранее приготовлены, как бывает когда собираются уезжать, и что-то непредвиденное вдруг задерживает. Хорошо если это не смерть, подумал Шербан.

— Как тебя зовут, — спросила Аглая.

Шербан назвался.

— Проводишь меня? Только ни о чем не спрашивай. Забудь о том, что ты видел. Если ты свободен, поедем со мной.

Он был свободен, однако все это было так странно, что ему даже не пришло в голову спросить — куда? — он покорно кивнул, взял вещи, и они вышли.

На Киевском вокзале Аглая сдала два теперь уже ненужных билета. С прошлым было покончено. Куда ты хочешь? — спросила. Шербан сказал: «В Керчь», Это, подумал, совпадает с его планами. Они взяли двухместное купе до Киева. Поезд отходил в двенадцать ночи. Он пошел в ресторан, принес бутылку коньяка, бутерброды. Выпили. Сначала за упокой убиенного. Потом со знакомством. Кто он тебе? — спросил Шербан. Никто, сказала Аглая, постоялец. Потом добавила: «Общее дело задумали. Только и всего. Предупреждала — плохо будет. Хотел долги получить».

— Какие долги? — не удержался Шербпн

— Завтра скажу. Давай спать.

Когда улеглись, она в темноте протянула руку и позвала к себе.

Они остановились в гостинице «Украина». На Крещатике гомонил Майдан. Когда уже расположились в номере, Аглая подошла к окну и долго смотрела вниз, будто оценивая обстановку на улице. Отойдя, сказала: «Это нам и нужно».

— Что ты имеешь в виду? спросил Шербан, — Я не понимаю. Разве мы не едем в Керчь?

— Нет, мы не едем в Керчь. Мы будем работать здесь.

— Работать?

— Да. Смотри, — она открыла чемодан и достала жестяную коробку. На крышке была изображена конфетная укладка в обрамлении иероглифов. — Понимаешь?

— Нет, — сказал Шербан.

— В этих конфетках запакован килограмм кокаина. Один грамм — двести евро. Международная цена. Посчитай. Двести тысяч евро. Мы миллионеры.

Шербан от этих расчетов совершенно потерялся. Миллионеры? Да, но как…? Продать же надо!

Они вышли на Майдан рано утром. Только еще светало, и было сравнительно тихо. Кашевары трудились у котлов. Катапульты отдыхали. Отдельные группки хлопотали над «коктейлями Молотова». «Беркут» стоял двумя черными стенками, вырезав на Крещатике пятисотметровое поле буйствующей анархии. Шербан был неробкого десятка до зоны еще. Ладно сложен и крепко сшит, мог сойти за своего. Единого центра не было, Казалось, все сами по себе. Аглая было спокойна. Одного их кашеваров спросила: где самый главный начальник? Тот махнул рукой в сторону гостиницы «Украина». Кто? — спросила Аглая. Комендант Майдана, сказал кашевар. В гостинице? — спросила Аглая. Кашевар согласно кивнул. Идем обратно, сказала Аглая.

Они вернулись в гостиницу. Аглая подошла к конторке и спросила: в каких апартаментах комендант Майдана? Ей назвали номер. Они поднялись на третий этаж и тут же наткнулись на дюжих охранников. Комендант занимал весь этаж. По личному вопросу? Их бегло ощупали на предмет оружия и пропустили.

Это оказался маленький невзрачный человечек с глазами умалишенного. Сделку заключили быстро. Он берет всю партию оптом. Для поднятия революционного духа все средства хороши. В топку надо подбрасывать горючего. Демократия требует жертв. Украина таки прорубит себе окно в Европу.

На столе появилась бутылка коньяка. Аглая достала из сумочки конфетку — подарок. Комендант вежливо поблагодарил. Выпили — за успех Великой Украинской Революции. Шербан принес коробку. Это первая партия, сказала Аглая. Если уважаемый комендант пожелает, поставки будут следовать в соответствии с заказами. Еще немного светской беседы, обмен «позывными», и они ушли. В сумочке у Аглаи остался лежать чек в Национальный банк Украины, подписанный неким Д. Брайденом, и «охранная грамота» — пропуск на бланке СБУ Украины.

Нас убьют, сказал Шербан, мы даже не успеем дойти до банка. Аглая усмехнулась. «Не думаю. Деньги-то чужие. Ты видел его глаза? Это фанатик. Фанатики — люди действия. Они убивают — но только за идею. Не из-за денег. Вспомни Французскую Революцию. Тоже ведь „великая“. И наша Октябрьская — не лучше. Но главное — он будет ждать следующего заказа. Демократия ненасытна».

Они благополучно получили деньги и отправились в Крым. Вскоре в Ялте открылся небольшой отель с поэтическим названием «Аглая».

Едва Крым отринул ненавистное бандеровское иго, я поспешил припасть к его многострадальной груди. Мне не терпелось пробудить впечатления, питавшие мою «севастопольскую страду» — моего «Шпиона неизвестной родины». Вновь увидеть Ялту, город моей мечты! Я воспел его безымянным в «Железных зернах».

Я шел по ялтинской набережной, удаляясь от Морского порта. Вспоминал. Передо мной вставали годы — пятьдесят пятый, пятьдесят шестой, годы моей студенческой юности, окрашенные в тона беззаботного веселья. Тирания пала, прогнулся «железный занавес», повеяло оттепелью. Все говорили по-русски, Но все вывески были на украинском. Казалось, это не предвещает ничего плохого. Нам не дано заглянуть на полвека вперед.

В порт вошла туристическая «Бретань». Мы танцевали на причале «буги-вуги» с милыми француженками под звуки джаза. Музыканты в шутовских одеждах восседали на самодельных подмостках.

Я искал пристанища. В дальнем конце набережной я увидел небольшую двухэтажную гостиницу. На фронтоне прочел: «Аглая». Я вошел. Навстречу мне из-за конторки вышел коренастый мужчина лет пятидесяти. Представился — Максим Шербан, администратор. Мы обменялись рукопожатием. Меня поразило будто вырубленное из камня его лицо. Я подумал — господи, вылитый Жан Габен! Он проводил меня в номер..

Нередко случается так, что люди с первого взгляда проникаются взаимным доверием. Мы подружились. Тогда он и рассказал мне эту удивительную историю