Непонятное дело Полины Томпсон

Виктор Горошин

Девятнадцатилетняя студентка Полина Томпсон считается едва ли не самой перспективной среди молодых ученых Соединенных Штатов. Крупнейшие технологические компании страны предлагают ей свои стипендии. Но волею обстоятельств девушка оказывается вовлеченной в мир шпионажа, порнобизнеса и наркотиков. И в результате становится основной подозреваемой в деле об убийстве. Удастся ли специальному агенту ФБР Энтони Дювалю и его помощникам доказать невиновность русской иммигрантки?

© Виктор Горошин, 2018

ISBN 978-5-4490-9084-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Когда она вернулась в комнату, он сидел в своем любимом кресле. Точно в такой позе, в какой она оставила его пятнадцать минут назад. Неподвижно, уставившись в экран телевизора. Пальцы его крепко вцепились в бокал с красным вином. Все переживания сегодняшнего вечера еще читались на его лице. На первый взгляд, ничего не изменилось. Только на его рубашке почему-то кровоточила маленькая дырочка. И он был мертв.

Полина готова была просто разреветься от досады. Вот такой подставы она уж точно не ожидала. И от кого? От своих собственных родителей. Это ж надо придумать! Целую неделю собираться на вечеринку к этому Томпсону, обнадежить ее свободным веселым вечером без их неусыпного надзора и вдруг в самый последний момент объявить, что и ее высочайшее присутствие там просто необходимо.

Мама так прямо и сказала:

— Доченька, мы с папой думаем, что ты должна пойти с нами.

«Слово-то какое противное нашла: должна. Никому я ничего не должна.»

Мистер Томпсон был вице-президентом «Берни Инкорпорейтед» — компании, в которой работал папа. Полина как-то случайно познакомилась с ним, заглянув к отцу в офис.

Они стояли коридоре, а навстречу им шел дядечка лет пятидесяти в элегантном голубом костюме. Было заметно, что он очень рассержен, потому как бурно жестикулировал и что-то сурово выговаривал плетущемуся рядом парню. Тот лишь понуро кивал в такт каждому его слову. Полина тогда подумала, что, видимо, вот так и отчитывают провинившихся сотрудников. Но когда расстояние между ними сократилось до нескольких метров, ей удалось разобрать несколько слов из той гневной тирады:

— Мне надоело вытаскивать тебя из всякого дерьма, Стив. Мало нам с матерью твоих постоянных пьянок и теплых отношений с полицией. Так теперь до тебя еще и cпецслужбы добрались.

— Папа, это же просто обидная случайность.

— Ну, если ты думаешь, что лет восемь тебе от этого будет легче…

И в этот момент он заметил Полину с отцом. По каким-то, конечно же, не зависящим от девушки причинам, лицо его мгновенно преобразилось. Только секунду назад сердитое и раздраженное, теперь оно излучало неподражаемую смесь восторга и доброжелательности.

— Игорь, что за чудо ты скрывал от нас все это время. Правду говорят, что вы — русские — умеете прятать свои сокровища. Здравствуйте, прекрасная незнакомка. Уверен, что у вас какое-нибудь загадочное славянское имя…

— Полина.

— По-ли-на, — с удовольствием повторил мистер Томпсон. — Осмелюсь предположить, что вы — дочь одного из моих лучших сотрудников.

— Да! Единственная! И я обожаю слушать комплименты в его адрес.

— Помилуйте, дорогая? Какой же это комплимент? Это — факт. — Он неожиданно перешел на шепот. — Скажу вам по секрету: в ближайшее время вашего папу ожидают весьма приятные новости.

Полина посмотрела на отца. Тот шутливо делал вид, что ничего не слышит.

— Ну, по секрету — так по секрету. Я ему ничего не скажу.

Мистер Томпсон засмеялся. Стоявший рядом Стив с интересом разглядывал девушку.

— И чем вы занимаетесь в свободное от посещения нашего офиса время? — спросил вице-президент.

Полина про себя отметила, что при ближайшем рассмотрении мистер Томпсон оказался весьма милым и обаятельным экземпляром.

— Я учусь в университете. Второй курс.

— Вероятно, что-нибудь гуманитарное…

— А вот и не угадали. Интересуюсь электроникой, как папа. Правда, конкретного направления пока не выбрала.

— Находится в свободном поиске, — вставил Игорь, чтобы хоть как-то принять участие в разговоре.

Мистер Томпсон с нескрываемым состраданием посмотрел на сына.

— Смотри, бездельник, какие чудеса еще встречаются. А ты целенаправленно выискиваешь истеричных тунеядок. Да и сам… Тоже в свободном поиске. — Он вздохнул и взглянул на часы. — Увы, мне пора. Надеюсь, когда-нибудь еще пообщаемся. А может быть и поработаем вместе… Игорь, заглянешь ко мне в офис минут через десять?

Еще пару месяцев назад Игорь Каминский и мечтать не смел о вечеринке в пентхаусе вице-президента компании. Но недавно молодой ученый, как мистер Томпсон и обещал, был назначен начальником отдела и сразу же оказался в элитной группе, обеспеченной и всеми сопутствующими прелестями: неимоверно возросшей зарплатой, собственным кабинетом, опытной секретаршей. Ну, и, конечно, приглашениями на различные мероприятия, недоступные всяким там рядовым клеркам.

Сегодня мистер Томпсон отмечал двадцатипятилетие своей супружеской жизни. Эту дату они с Хелен не пропустили еще ни разу с того самого вечера, когда в их клетушку, расположенную на последнем этаже какого-то допотопного строения, набилось человек сорок. Это был один из самых счастливых и веселых дней его жизни, который он до сих пор помнил в малейших деталях. Его как-то не особенно смущало то странное обстоятельство, что по мере его продвижения по служебной лестнице, от той веселой компании в их жизни не осталось ни одного человека. Ну, и ладно. Пришли другие. Не менее веселые и оригинальные. А некоторые и несколько от него зависимые, что делало ситуацию даже немного пикантнее. Но, видимо, какая-то ностальгия по тем временам в душе вице-президента все же осталась. Поэтому, если в его доме намечалась вечеринка, мистер Томпсон всегда просил Стива пригласить и своих молодых друзей. Да и гостям не возбранялось приводить своих выросших детей. В «Берни Инкорпорейтед» об этой причуде большого босса было известно. Поэтому Каминский и не удивился, когда за день до праздника мистер Томпсон, пригласив его в свой кабинет, сказал:

— Игорь, я не забыл твою очаровательную дочь. Так что, можешь захватить ее завтра с собой. Если у нее нет других планов, конечно.

Другие планы у Полины были. Уже несколько дней они с Томом представляли, как прекрасно проведут время в большом и уютном доме, на целый вечер покинутом обычно бдительными родителями. Это вам не какая-нибудь комнатушка в дешевом мотеле. Да что мотеле? На него у Тома и денег-то не всегда хватало. Поэтому, как ни стыдно в этом признаться, обычно их любовные свидания проходили на заднем сидении старенького автомобиля, готового развалиться в любой момент от их обоюдной страсти.

И вот, когда счастье было так близко, так возможно, мама вдруг находит это гнусное слово «должна».

— Мама, ну зачем мне идти в компанию каких-то ископаемых? Слушать их заунывное старческое брюзжание?

— Не пугай меня. Там почти все наши ровесники. Мы с папой для тебя тоже ископаемые?

— А чем вы круче других? Только тем, что у вас лучшая на свете дочь? Но так… для сведения: иногда это происходит не благодаря, а вопреки.

— Да? И у нас, конечно, тот самый случай?

— Возможны варианты. Ваши инвестиции не забыты. Вернисажи, премьеры, плачущая Таня на ночь… Английский с пяти лет, балетные танцы — с семи… Наконец, спасение от путинской диктатуры. Все учтено, записано, подсчитано. Проценты капают, не волнуйся. Одного не понимаю: причем здесь сегодняшний жертвенный костер?

— Я тоже не понимаю. Но папа просил, чтобы ты пошла. Они там, наверное, уже приелись друг другу. Хотят видеть новые лица.

— А также и другие части тела…

— Полинка… Остановись. Мы тебя не в портовый кабак зовем.

— Мам, ну, опять не в ноты… Могут у меня быть какие-то свои планы?

Наташа задумалась. Она понимала, что дочь совершенно права. Ей и самой было бы в тягость в девятнадцать лет тащиться к каким-то родительским сослуживцам. Но Игорь рассказал ей о причуде босса. И о том, что его собственное положение на новой должности пока еще достаточно шаткое:

— Да, есть у мужика придурь — хочется и ему среди молодежи потолкаться. Дело абсолютно безвредное, ни под одну статью уголовного кодекса не подпадает.

В Америку они приехали шесть лет назад. Обоим тогда уже было за тридцать. Игоря, как ему и было обещано, пристроили почти сразу. Талантливый электронщик с прекрасным английским пришелся ко двору в «Берни Инкорпорейтед». А вот у Наташи, с ее историческим факультетом, пока не ладилось. Все попытки найти работу в каком-нибудь учебном заведении натыкались на неистребимый уже акцент и несколько иную трактовку некоторых исторических фактов. Правда, около года назад ей, наконец, удалось устроиться в районную библиотеку. Зарплата, увы, как была маленькой, так и осталась, но возиться с книгами ей нравилось гораздо больше, чем со швабрами. А после служебных успехов Игоря, материальные вопросы вообще отошли на самый задний план. Наташа даже подумывала уйти на сокращенную рабочую неделю. Или вообще бросить работу и заняться домом. Понятно ведь было, что мужа на работе любят и ценят. Вот и на элитные вечеринки начали приглашать. Да еще и с семьей. Разве можно на такие предложения отвечать пренебрежительным отказом?

Конечно, Наташа прекрасно знала об отношениях Полины с Томом, который ей, кстати сказать, очень нравился. И хорошо понимала, как именно дочь собиралась распорядиться свободным субботним вечером. Но таких вечеров у них еще будет великое множество, так что одним можно и пожертвовать ради семейного благополучия.

— Полина, ну мы договорились?

— А как же Том? Мы хотели встретиться…

— Догадываюсь. Встретитесь как-нибудь в другой раз.

— И не жалко тебе мальчишку? Он может быть побрился, причесался, рубашку сменил, а тут такой облом…

— Ничего страшного. Лишняя тренировка не помешает. Предложи ему сохранить укладку до завтра. Сходите в кино… На утренний сеанс.

— Точно. В кино. И именно на утренний. Познавательно и целомудренно.

— Все. Кончаем пререкаться. Звони Тому, вали все на меня — старую идиотку — и бегом на водные процедуры и боевую раскраску. Через час выезжаем.

Полина молча поплелась в свою комнату, понимая, что любая реакция Тома на ее звонок будет заслуженной и абсолютно справедливой.

Если бы Игоря Каминского спросили, зачем он тогда вместе со всеми отправился бить этого совершенно незнакомого ему парня, он бы лишь недоуменно развел руками. Но рядом с их школой стояло музыкальное училище, и одному из одноклассников вдруг показалось, что какой-то там скрипач или — хуже того — виолончелист как-то косо на него посмотрел. Ну, и объявили крестовый поход. Мобилизация была тотальной, и деваться Игорю было некуда. Со многими он учился с первого класса, когда за отказ поучаствовать в массовом мордобое, могли устроить и мордобой персональный.

Положение Игоря в классе да и во всей школе было двояким. Будучи всеобщим любимцем, гордостью, победителем различных олимпиад и непременным ведущим всех мероприятий, он одновременно чувствовал себя и изгоем. В школе ему было нестерпимо скучно. Он совершенно не разделял еще детских увлечений одноклассников, но и отойти от них окончательно тоже не мог. На занятия-то нужно ходить каждый день.

В свои шестнадцать он играл за сборную города в баскетбол, активно занимался в студенческом театре, даже опубликовал пару научных работ. А ему предлагали сигаретку около школьного туалета. Активные девчонки-спортсменки и актрисульки студенческого театра давно приметили высокого, симпатичного парня, объяснили ему что к чему и с удовольствием демонстрировали это на практике. А школьные приятели рассказывали ему как, оказывается, приятно прижать к стенке одноклассницу. Но, тем не менее, он был еще школьником и не собирался нарушать писаные и неписаные правила сложившихся взаимоотношений. Вот и поперся наказывать неизвестного музыканта.

Но добраться до скрипача-виолончелиста мстителям было не суждено. На пороге училища возник какой-то мужчина лет шестидесяти, который и предложил им убираться подобру-поздорову, покуда он не вызвал людей в форменной одежде. А рядом с ним стояла хорошенькая блондинка и, пылая от негодования, разглядывала незваных пришельцев.

Ребята несколько подрастерялись и от угрозы старика, и от негодующего взгляда девушки. Они ведь не были ни отморозками, ни отпетыми хулиганами. Простые пацаны, ищущие выход адреналину и по-своему понимающие справедливость и мужскую взаимовыручку.

— Зачем вы сюда пришли? — кричала девушка. — Что вам здесь нужно?

— Не волнуйтесь, Наталья Сергеевна, — успокаивал мужчина.-Мальчики пришли подраться. Вот мы им сейчас объясним, что они для этого выбрали неправильное время, а, главное, место, и они уйдут.

— Да вы посмотрите на них, Валерий Моисеевич. Вы что, серьезно думаете, что вот этим можно что-то объяснить?

— Конечно, можно. Каждому можно что-то объяснить. Вон посмотрите хотя бы на того, высокого… У него даже проблески мысли на лице угадываются. — Старик явно издевался. — Я о вас говорю, молодой человек. — Он указал рукой на Игоря. — Не очень глубокие, конечно, но… угадываются. Вы, юноша, случайно не знаете, кто такой Гендель?

Игорь молчал.

— Не знаете… — огорчился Валерий Моисеевич. — Попробуем что-нибудь попроще… Стравинский? Тоже не припомните? Как же вы так? Может быть сами кого-нибудь назовете?

Ребята смотрели на Игоря, ожидая его реакции. Он по-прежнему не произносил ни звука.

— Пойдемте, Валерий Моисеевич, — сказала девушка. — Не о чем с ними разговаривать.

— Ну, как это не о чем? А предупредить их, что если еще хоть раз здесь появятся, то глубоко об этом пожалеют. Разве это не наша с вами обязанность? Или хотя бы право.

— Да они и так уже все поняли… надеюсь.

— И не надейтесь, Наташенька. Тут такой случай запущенный, что намеками да экивоками не обойдешься. В общем так, ребята. Судя по вашему количеству и воинственному виду, пришли вы сюда явно не с благими намерениями. А нам незваных гостей не нужно. Так что разворачивайтесь и идите в свою школу. На физкультуру… Или труд. Говорят, что он облагораживает. И делает из обезьяны человека. Хотя, иногда в этом приходится сомневаться. Все. Концерт окончен. Ступайте себе с Богом.

Мальчики как-то неуклюже потоптались и стали нехотя разворачиваться. На месте остался один Игорь.

— А вы что стоите, молодой человек? Хотите что-нибудь сказать?

Такого жгучего чувства стыда Игорь не испытывал еще никогда в жизни. Он понимал, что объясняться или, хуже того, оправдываться означало поставить себя в еще более нелепое положение. Мужчина смотрел на него с интересом. Девушка — с насмешкой.

— Извините… — только и смог сказать он. — Я очень не хотел сюда идти…

— Да знаю я, что не хотели, — язвительные нотки в голосе Валерия Моисеевича внезапно исчезли. Сейчас он говорил мягко и как-то очень устало. — И то, что про Стравинского с Генделем, по крайне мере, слышали, тоже знаю.

— Откуда?

— Живу давно…. Правда ведь, слышали?

— Слышал, — улыбнулся Игорь. — И даже слушал. Например, «Соловья». В Венеции. Как раз неподалеку от могилы Игоря Федоровича.

— Вы были в Венеции? — вдруг спросила девушка.

— Был. На фестивале студенческих театров. Мы участвовали.

— Точно. Теперь я вспомнила откуда я вас знаю. Вы же из «Бригантины»?

— Из нее, — неохотно согласился Игорь.

— Я видела некоторые ваши спектакли… Мне понравилось.

— Спасибо. Приходите еще.

— Да к вам не пробиться.

— Я помогу с билетами.

— Тогда приду. Хотя у нас и очень необычное знакомство. А что вы здесь делали в этой компании?

— Эта компания — друзья моего детства. Вы же знаете — их не выбирают. Мы все еще учимся в одном классе. А вы музыкант?

— Нет. Я учусь на историческом. На третьем курсе. Здесь подрабатываю.

— Преподавателем?

— Почти. Веду факультатив по истории музыкальных инструментов.

— От трещотки до синтезатора? У тебя потрясающий диапазон знаний.

— Мы уже перешли на «ты»?

— Извини.

— Не извиняйся. А ты на актерский собираешься?

— Ни в коем случае. Это только хобби. Я увлекаюсь оптоэлектроникой.

— Тоже неплохой разброс… Знать бы еще, что это такое.

— Неужели совсем ничего не слышала?

— Не больше, чем ты о Второй Пунической войне, — обиженно сказала Наташа.

— Ну, для женщины не так уж и мало.

— Что ты имеешь в виду?

— Что Вторая Пуническая была между римлянами и парфянами. Карфаген, Ганнибал, взятие Сагунта… У Плутарха об этом довольно подробно.

Наташа смотрела на Игоря со все возрастающим интересом.

— Видимо, все же об этой твоей…

— Оптоэлектронике…

–…я знаю гораздо меньше. Когда-нибудь ты мне расскажешь.

Игорь понял, что это уже почти приглашение. Сейчас было важно не упустить момент.

— Вот, помню, когда я был октябренком, нас учили не откладывать на потом то, что можно сделать прямо сейчас?

— А ты честно им был?

— И даже пионером. Успел.

Колебалась Наташа недолго. Этот парень ей уже нравился.

— У меня занятия через десять минут. Освобожусь в два.

— А я сбегу с истории. Теперь у меня есть кому компенсировать пробелы.

Только сейчас они заметили, что мудрый Валерий Моисеевич давно скрылся в здании.

Несмотря на постоянную занятость Игоря, виделись они практически каждый день. Он как-то умудрялся выкраивать время между занятиями, тренировками и репетициями. Уже через несколько дней Наташа поняла, что буквально растворилась в этом мальчике. Ее и радовало, и немного пугало то новое чувство, которого она никогда раньше не испытывала. Выросла она в пуританской семье, где папа — отставной полковник — расписывал жизнь домочадцев буквально по минутам. Малейшее отклонение от расписания или, упаси Боже, опоздание карались немилосердно. Наташа помнила как один раз задержалась на школьном новогоднем вечере. Да разве такое забудешь? Папа приказал быть дома в десять. Он волновался. Аргументы, что позже можно было идти домой в шумной, веселой и безопасной компании в расчет не принимались. Без четверти десять Наташа одиноко побрела к выходу. Но дверь оказалась запертой. А найти вечно пьяного сторожа в большом школьном здании было непросто. Наташа тогда бегала с этажа на этаж, заглядывала во все кабинеты, пугая притаившиеся парочки, даже пробовала кричать. Все было бесполезно. А часовая стрелка неумолимо приближалась к страшной отметке. И тогда она решила попробовать выбраться через окно. Но была зима, и все окна были не только закрыты, но и накрепко заколочены. Все тем же злополучным сторожем. Но она помнила, что в женском туалете на третьем этаже стекло было разбито. Туда Наташа и направилась. В полуметре от окна по наружной стене проходила пожарная лестница. До нее еще нужно было как-то добраться. Наташа, стараясь крепче держаться за скользкий подоконник, полезла наружу. Ей было страшно. Но страх сорваться вниз был слабее, чем страх огорчить папу.

Ей повезло. Через несколько минут она спустилась в школьный двор. Огорчало лишь измазанное ржавчиной пальто и потерянное время. Домой она опоздала на одиннадцать минут. Этого оказалось достаточно для обвинительного вердикта.

— Ну, ничего, — сказал папа. — Опоздала так опоздала. С каждым может случиться. Но месяц придется обойтись без прогулок и киношек. Да… И чтобы подружек твоих здесь тоже не было. Школа — дом. Уяснила?

После школы Наташа сразу же хотела поступать на исторический. Но прогрессивный папа здраво рассудил, что в современной жизни историки не нужны, а нужны физики и программисты, и она отнесла документы в политехнический. Промучившись там год, она неожиданно взбунтовалась, бросила учебу и с нуля поступила в университет. Опешивший папа не успел даже возразить.

Потом в ее жизни появился Костя. Они даже успели пару раз встретиться. Но на семейном совете ей доходчиво объяснили, что такие вечные понятия, как девичья честь и гордость, не теряют своей актуальности даже в самом конце двадцатого века. А Костю попросили больше не звонить и не появляться. Что он и сделал, довольно быстро утешившись Ленкой из параллельного потока.

И вот теперь этот мальчик, оказавшийся на четыре года младше нее. Она и дня не могла без него прожить. Надо ли говорить, что о «девичьей чести и гордости» было забыто уже на третьем свидании. Подружки с юридического, правда, пугали, что за это и срок можно схлопотать. Игорю было далеко до восемнадцати. Но ее это как-то мало заботило.

Она пересмотрела весь репертуар «Бригантины». А вот на баскетбольные игры ходить не любила. Баскетбол — игра контактная, жесткая, и Наташе было неприятно, когда Игоря толкали и отпихивали. В свободные вечера они успевали посещать премьерные спектакли, концерты, интересующие их выставки. Один раз Валерий Моисеевич подарил Наташе страшно дефицитные билеты на концерт заморской камерной певицы.

— Возьмите, возьмите, Наташенька. Я ее уже слушал в Париже. Сходите со своим драчуном.

Нет, ну, конечно, Игорь не чурался классической музыки. Даже напевал что-то иногда из популярных опер. И Стравинского слушал в Венеции не без удовольствия. Но то представление, на которое привела его Наташа в тот раз, по его мнению, просто выходило за рамки приличия. Необъятная чернокожая тетенька грустно издавала какие-то внутриутробные звуки, и пением это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Игорь уже на пятой минуте повернулся к подруге с предложением найти более приятное продолжение сегодняшнему вечеру. Но Наташа сидела чуть подавшись вперед, крепко вцепившись в его руку и не сводя восторженных глаз со сцены. Примерно такая же реакция наблюдалась и у всех сидевших вокруг. Некоторые еще и пришептывали: «Божественно… бесподобно…»

Игорю стало стыдно. Чтобы немного отвлечься, он начал пересчитывать люстры на потолке, количество балконов, соотношение брюнетов и блондинов.

За полтора часа он рассчитал примерный объем воздуха в зале и поделил на количество присутствующих. Результаты настораживали…

Наконец, Дива взяла какую-то вообще не существующую в природе ноту, зал разразился овациями. Игорь понял, что можно подниматься. Он взглянул на Наташу. Она все еще сидела, не двигаясь, и явно где-то очень далеко отсюда.

— Наташка, наш космолет произвел посадку. Пора возвращаться в реальность.

Подруга посмотрела на него, поднялась и, не выпуская его руки из своей, пошла к выходу, продолжая шептать: «Восхитительно… Неповторимо…»

Уже на улице она пришла в себя, повернулась к Игорю, взяла его руками за лицо и спросила:

— Тебе правда понравилось?

Игорь задумался.

— Вообще-то, конечно… — смущенно произнес он. — Только я не совсем понял… Вот в начале второй части, в пятом такте… Ты не знаешь, она там сознательно взяла ре диез вместо чистого ре или все-таки сфальшивила?

Наташа сначала недоуменно посмотрела на него, потом что-то в ее взгляде изменилось, и она залилась таким заразительным, безудержным смехом, что Игорь вдруг понял: эта женщина останется в его жизни очень надолго. А может быть и навсегда.

Если какой-нибудь умник станет вам рассказывать, что у простого американского миллионера нет в жизни большей заботы, чем послать свое чадо трудиться где-нибудь в магазине, на автозаправке или, упаси Боже, на хлопковой плантации, не верьте. Дети простых американских миллионеров в таких местах не работают. Они вообще нигде не работают до достижения определенного возраста и получения, как правило, очень престижной профессии. Может быть, подобное издевательство и имело место в период первоначального накопления капитала. Тогда разными путями богатели вышедшие из народа дети семьи трудовой. Но с тех пор миллионеры решительным образом изменились. А самое главное, изменились их наследники.

Но Стив Томпсон, пошел еще дальше. В свои двадцать два года он не только нигде не работал, и не учился, но даже и не понимал зачем ему теперь это нужно. Он развлекался. Несколько лет назад по завещанию заботливого дедушки он получил что-то около полумиллиона долларов с оговоркой, что еще столько же будет ему выдано либо по окончании университета, либо в случае его торжественного или не очень бракосочетания. Учиться Стив не хотел, жениться не хотел еще больше. Но полмиллиона таяли с быстротой арктических льдов, и молодому человеку волей-неволей пришлось задуматься о пополнении своих счетов. Выбор средств, прямо скажем, был невелик. Поэтому Стив отправился в аэропорт и первым же рейсом вылетел в город Лас-Вегас. Там он, недолго думая, подошел к рулеточному столу и поставил остатки своего наследства на какую-то первую пришедшую ему в голову цифру.

Не прошло и минуты, как Стив с удовлетворением отметил, что дедушкино завещание можно начинать проматывать заново. Чем он немедленно и занялся. Наглотался виски, посадил в машину трех ночных бабочек и помчался наматывать мили по окрестностям. В каком уж направлении он там двигался, история умалчивает. Но когда победно-алкогольный угар пошел на спад, Стив вдруг осознал, что машина его находится в самом центре бескрайней пустыни, над головой ярко светят звезды, а милые попутчицы куда-то бесследно исчезли. События последних часов он вспоминал с трудом. Вроде бы, что-то еще пил, нюхал, курил… Но что именно, где и с кем Cтив не помнил.

Часы показывали половину второго ночи. Невероятным усилием воли Стив заставил себя вспомнить, как в середине дня положил в банк выигранные деньги. Похвалив себя за предусмотрительность, он вновь попытался восстановить в памяти события последних часов. Затея оказалась абсолютно бесперспективной.

Он достал из кармана телефон, который, как и следовало ожидать, был абсолютно мертв. Но, будучи человеком достаточно разумным, Стив осознавал, что куда-то очень далеко он заехать не мог. А потому решил колесить по пустыне до победного: все же это не Сахара. Тем более, что вон там, вдалеке, вроде бы и сверкают какие-то огоньки. В этом направлении он и двинулся. Но светящаяся надежда как-то все время меняла свое месторасположение. То оказывалась справа от Стива, то — слева, а то и вовсе исчезала. Через два часа бесполезной езды по пустыне он остановился. Уже светало. Стив погасил фары.

И почти в ту же секунду, метрах в пятидесяти от его машины, упал тот большой шар. Стив немедленно подъехал, гадая, сразу ли из него выйдут вежливые зеленые человечки? Но никакого движения не происходило. Стив вылез из машины и подошел поближе. Он сразу отметил, что шар металлический, примерно полутора метров в диаметре, и из него торчат несколько антенн. Но никаких иллюминаторов или дверей не видно. Ну, да Бог его знает, как эти гуманоиды проектируют свои средства передвижения. Главное, что он, Стив Томпсон, первым его обнаружил. «Вот все обалдеют, когда расскажу.»

Найдя в багажнике машины веревку, он привязал один ее конец к бамперу, другой закрепил на торчащих антеннах и вновь помчался искать людей, чтобы как можно быстрее донести до них благую весть.

Но все оказалось не так просто. Шарик этот, как впоследствии выяснилось, транслировал опознавательные сигналы, и шесть вертолетов военно-воздушных сил Соединенных Штатов Америки разыскивали его по всей пустыне. И вроде бы уже засекают точное местонахождение, дружно туда слетаются… А шарика-то и нету. Только слабый отзвук доносится откуда-то с северо-востока. Окружают новое место, вроде бы все точно рассчитали. Опять неудача.

Командир группы майор Кейзи решил от греха подальше доложить обстановку своему командованию. Те связались с НАСА. Ситуация накалялась. Из зоны обнаружения постоянно исчезал искусственный спутник Земли. Информация, хранящаяся в нем, была настолько секретной, что разведки многих стран, включая ближайших союзников… Об этом не хотелось даже думать. Решено было поднять в воздух еще восемнадцать вертолетов, но уже с десантниками.

А все это время Стив Томпсон безнадежно колесил по пустыне в поисках хоть какой-нибудь захудалой дороги. Он не знал, что соответствующие службы уже готовили срочный доклад Президенту о том, что спускаемый на Землю аппарат вдруг неожиданно сошел с орбиты, а потом и вовсе исчез из поля зрения радаров. Незапланированный сход спутника с орбиты — явление вообще чрезвычайно редкое, а последующие события отвергали даже мысль о случайности.

Когда лейтенант Маркони обратил внимание на автомобиль, бесцельно петляющий под лопастями его вертолета, никаких подозрений в его голове поначалу не возникло. Мало ли кто там катается. Но дисциплинированный служака все же решил доложить о движущемся объекте.

— Вышка, говорит двадцать четвертый. Вижу автомобиль, едущий по пустыне.

— Двадцать четвертый, это Вышка. Уточните в какую сторону движется автомобиль.

Лейтенант посмотрел вниз, сверился с дисплеем.

— Автомобиль едет в сторону государственной границы. До нее около двадцати миль.

— Опуститесь как можно ниже. Постарайтесь определить марку машины, по возможности номерные знаки.

— Понял. Спускаюсь, — ответил летчик.

Маркони опустился на минимально возможную высоту. Ни марку машину, ни тем более номер ему разглядеть не удалось. Но то, что он увидел, было гораздо важнее и того, и другого. За автомобилем, подскакивая на ухабах, несся, привязанный к нему, искусственный спутник Земли.

— Вышка, это опять двадцать четвертый. Аппарат привязан к машине.

— Сколько до границы?!!

— Примерно десять миль…

— Переключаю на Министерство обороны.

Через несколько секунд в шлемофоне раздался спокойный уверенный голос:

— Вы хорошо видите машину?

— Как на ладони, нахожусь в ста метрах над ней.

— Вы уверены, что она тащит за собой спутник?

— Если это не муляж, то уверен.

— У вас есть какая-либо возможность остановить ее до границы?

— Остановить — нет, уничтожить — да.

— Что при этом случится с аппаратом?

— Скорее всего, его тоже разнесет взрывом.

В шлемофоне на одну-две секунды повисла тишина.

— Считайте, что вам уже поставлена задача.

— Понял, — чуть улыбнувшись ответил лейтенант. — Не впервой.

Услышав прямо над собой рев вертолета, Стив Томпсон решил остановиться. Конечно, надежды, что летчик обратит на него внимание было мало, но попытаться все же стоило. Он вышел из машины, стащил с себя рубашку и начал ею отчаянно размахивать. К его удивлению и радости, вертолет не улетел, а завис прямо над ним. Стив мог даже разглядеть лицо пилота. Палец Маркони остановился буквально в миллиметре от смертельной кнопки. Он доложил на Вышку о странном поведении водителя автомобиля. К нему немедленно были посланы три вертолета с десантниками.

А Стив все это время бегал вокруг своей находки, стремясь привлечь к ней внимание летчика. Он все еще не сомневался, что обнаружил межгалактический корабль.

Не прошло и трех минут, как к месту событий прилетели десантные вертолеты. Из них выскочило множество людей в камуфляжной одежде. И люди эти почему-то не выражали особой радости по поводу скорого контакта с представителями инопланетных цивилизаций. Более того, они повели себя по отношению к Стиву чрезвычайно грубо. Выкрутили ему руки, бросили на капот машины, нацепили наручники и бесцеремонно обыскали. После чего надели ему на голову черный мешок и бросили в вертолет. Вся операция по задержанию вражеского агента заняла считаные секунды.

— Том?

— Привет, Полина. Я соскучился.

— Я тоже. Так хотелось увидеть тебя сегодня…

— А почему в прошедшем времени? Что-нибудь изменилось?

— Изменилось… Родители настаивают, чтобы я шла с ними.

— А ты?

— А я не могу им возразить.

— Полина, пора привыкать: ты свободный человек, в свободной стране. Никто не может заставить тебя идти туда, куда ты не хочешь.

— Заставить не может, может попросить.

— Но ты и не обязана отвечать на все просьбы согласием.

— Том, я не хочу продолжать этот разговор. Встретимся завтра утром?

— И пойдем в кино, на утренний сеанс…

— Как ты догадался?

— Догадался о чем?

— Об утреннем сеансе. Мама как раз нам с тобой это предложила.

— Хорошо, что не кукольный театр…

— Ты сердишься?

— Да нет, конечно. Какой мужчина будет сердиться, когда ему за час до свидания говорят, что все отменяется? Это же так неблагородно… Тем более, что он теперь и понятия не имеет, чем занять субботний вечер.

— Так тебя это волнует?

— Представь себе, и это тоже.

— Не обижайся, Том. Мне всегда очень хорошо с тобой.

— И поэтому вместо свидания ты идешь на корпоративную вечеринку?

— У нас с тобой будет еще много прекрасных вечеров. Сегодняшний ничего не меняет.

— Не уверен… Как я могу знать, что в следующий раз ты не променяешь меня на что-то еще? Или кого-то…

— Том, давай не будем разговаривать в таком тоне.

— Давай не будем. Пока.

— Том…