Красный луг. Приключенческий роман

Виктор Андреевич Старовойтов

Приключенческий роман содержит ряд исторических фактов из жизни села Красный луг, рассказанных стариками. В книге описываются приключения и жизнь семьи Весниных, а также других жителей села.

Лягаево

Окраина Пермской губернии, граничащая с Башкирией. Река Уфа, приток реки Камы. Всего лишь несколько столетий назад данная река по ширине и мощи своей не уступала той же Каме. Тогда в неё впадала река Сылва, да и было множество других водных источников, в том числе и подземных. Вода в реке была чистейшая. С древнейших времён на Южном Урале в мире жили женщины — воительницы Амазонки, они занимали большую территорию от реки Дона до Урала, старейшее племя хвостатых людей и веды, не считая различных переселенцев, пришедших в поисках счастливой жизни на Урал. Все эти люди многие века жили между собой в полной гармонии, пока в их судьбы не вмешались другие силы. Те люди знали истинную правду о Боге, общались непосредственно с ним напрямую, умели понимать язык зверей и прочих земных тварей, знали значение трав и другой растительности. Жили люди Урала по своим ведическим законам, не подвластные никому и ничему. Так было, пока князь Владимир, по прозванию Красно Солнышко, сам не принял новое вероисповедание-христианство и не начал с помощью наёмной силы внедрять христианство повсеместно по всей Руси. Ведов объявили язычниками и начали преследовать, насильно обращать в новую веру, а кто не подчинялся или обращался за помощью к силам Природы, тех объявляли ведьмаками и сжигали на кострах, убивали, сгоняли с обжитых мест. Веды знали, что Великий Разум — Бог создал людей по образу и подобию своему не рабами себе, а как своих детей друзьями и помощниками созидания мира Вселенной, для украшения планеты Земля. Поэтому, зная, что властители мира планеты — жрецы, вставили в учение Иисуса Христа новое слово «Раб», веды не захотели принимать новое вероисповедование, не хотели быть кому бы то ни было рабами. Добрались новые волхвы и поработители и до Урала. Обычно добирались на лодках по реке Сылве, загоняли жителей посёлков в воду рек и насильно крестили, одаривая нательными оловянными или деревянными крестиками. Тогда веды на сходе решили оградить свои поселения от непрошенных гостей, и в 1550 году вызвали землетрясение и горный сдвиг, перекрыв русло реки Сылвы. Сылва вынуждена была искать другой путь и стала непосредственно притоком реки Камы. Река Уфа несколько обмелела и стала судоходной для крупных судов только в весеннее половодье. Конечно, кто послабее духом оказался, тот принимал новую веру, а кто не пожелал — те покидали обжитые земли, селились в глубине бескрайней тайги-урмана по берегам таёжных рек и озёр, образовывая свои посёлки. Были и такие, что селились под защитой змей в горных пещёрах, ставили по берегам оврагов землянки. Не сохранилось имён первых поселенцев, организаторов первых посёлков, но сами посёлки, не отмеченные даже на районных картах, жили веками и остались в памяти потомков тех, первых. После всяких правительственных перестроек и гонений на деревни, многие поселения исчезли с лица земли, но теперь на месте пустырей возникают новые сёла — дачные посёлки. Старых посёлков нет, но в человеческой памяти хранится название села, откуда мы и пришли. Не должны мы быть Ваньками, не помнящими родства, ведь у каждого из нас деревенские корни, даже если мы сегодня родились в городской многоэтажке, и стесняться этого не надо. Это есть наш Кусочек Великой Родины, где родились и жили наши прародители, отцы и деды. Итак, вот об одном таком посёлке я и хочу рассказать в этой главе. Скрываясь от преследований, на крутом берегу реки Уфы в таёжной глуши поселилась семья Ведов. Сначала была одна семья, но по мере подрастания детей, образования новых семей, рос и посёлок. Мужей и жён брали из соседних посёлков от таких же переселенцев или же сходились с башкирами. И в целом жили себе, не тужили, не зависимые от государства, по своим человеческим законам и общепринятой морали, устанавливаемой сельскими правителями-стариками. Было ли какое-то название у тех поселений, не известно. Земли принадлежали Башкирам, но новых поселенцев Башкиры не трогали из-за обладания Ведами великих тайн природы. Да-да, в то время сама матушка-Природа и все твари были на службе Человека и поэтому лихие люди обходили ведовские селения стороной. В дальнейшем по мере строительства заводских посёлков на территории вотчинных башкирских земель земли те снимались в аренду, а зачастую попросту отбирались в пользу государства. Недовольные произволом царских чиновников, башкиры восставали против своих обидчиков и даже нападали на купеческий Кунгур и другие крупные поселения. В 1700 годах набеги обиженных участились и тогда начали создавать для защиты от них крепости. И уже в 1734—36 годах были организованы Красноуфимская, Ачитская, Кленовская, Бисертская и другие крепости. От Красноуфимской крепости по берегу реки Уфы были возведены сторожевые вышки-башни с казацкой охраной, которые непосредственно при помощи дымов и выстрелами из сигнальных пушек предупреждали следующие посты о появлении непрошенных гостей. Вооружение охраны предоставляло возможность на некоторое время сдерживать натиск врага, после чего охрана уходила в леса близлежащей тайги с чувством выполненного долга.

Красноуфимская крепость, организованная в 1734 году полковником Тевкелевым с командой солдат, постепенно разрослась и, после разгрома Крестьянского восстания под руководством Емельяна Ивановича Пугачёва, получила статус уездного города Пермской губернии. Город рос, строился, обрастал фабриками, заводами. Сохранились сведения, что солдаты Тевкелева сходились с аборигенами, хвостатыми людьми, сожительствовали с женщинами. Несмотря на великий разум хвостатых, и большие знания, они не прижились среди новых русичей, по мере приезда в город нормальных женщин от хвостатых стали избавляться. В результате они вынуждены были укрываться под землёй, в катакомбах под городом.

В городе стало хронически не хватать для строительства материалов, в частности был большой дефицит кирпича. Фабрикант Лягаев, хозяин спичечной фабрики, самолично отправил бригаду геологов по реке Уфе для поисков места, пригодного для выгонки кирпича и с приличным содержанием глины и речного песка. Лучшего места для нового заводика геологи не нашли, чем поселение Ведов. Не затрагивая селян, с разрешения старейшин села, заводик решено было поставить на луге за селом, там же был и пологий спуск к реке, что существенно облегчало загрузку кирпича в барки. Лягаев срочно отправил в село барками всё необходимое оборудование, рабочих с семьями, гужевой транспорт. В самом посёлке для приезжих ставились дома, проблем не возникало, жители были только рады новосёлам. И даже помогали обживаться на новом месте. Позднее посёлок стал называться по фамилии фабриканта — Лягаево. Кирпич барками поставлялся в Красноуфимск и в нижележащие сёла по реке, вплоть до города Уфы. Позднее в Красноуфимске начали своё производство кирпича и надобность в лягаевском кирпиче отпала, заводик прекратил своё существование. Люди тоже стали не нужны и кто переехал жить в город, а большинство остались. Название за посёлком осталось и прожило с ним до революционных событий Гражданской войны. На лугу остались развалины кирпичного заводика и котлованы с зелёной мутной водой, в которой даже лягушки предпочитали не водиться. От посёлка луг отгородился небольшой еловой рощицей и многие годы оставался пустым, не пригодным даже для пастбищ.

Долгое время связь посёлка с внешним миром держалась на лесных тропах да по реке. В город плавали на своих самодельных лодках, возили свои поделки на рынок и обратно везли купленное. По тропам ходили не только на рынок, но и в соседние посёлки; Усть-Маш, Черлак, Тавру, Бугалыш и т. д. Это только после Октябрьской революции и с приходом к власти большевиков, началось строительство дорог между сёлами… А за рекой простиралась бескрайняя тайга. Посёлок же жил своей жизнью; множились, строили дома, разводили скот и птицу, садили овощи, разводили пчёл. Река и тайга обеспечивали людей всем необходимым; орехами, ягодами, грибами…

Бывало, что в село заходили чужаки, в основном политические беглые, их старейшины принимали настороженно, предупреждали, чтобы не мутили народ пустой болтовнёй о лучшей жизни и, если человек принимал устои деревни, то помогали ему обжиться в деревне, сообща строился дом. А если был холост, то пару сам находил среди деревенских красавиц. Деревенская веда амулет заговаривала, дарила пришельцу оберег, тем самым защищая его от царских ищеек и прочего зла. И, как я уже говорил, жизнью села руководили старики-старейшины, их решения выносились на сельских сход — собрание жителей села и путём голосования решения утверждалось и уже не подлежало в дальнейшем никакому обсуждению и исправлению. На сходе в обязательном порядке присутствовали все жители от мала до велика. И все имели право голоса. Любое дитё могло выйти в круг и высказать своё особое мнение. При этом никто не смел оговорить ребёнка, посмеяться над ним, оговорить и высказаться против. Если предложение ребёнка было не приемлемо в данный момент, ему просто и понятно объясняли, почему его предложение не может быть принято и что необходимо продумать для его принятия. Принятые на сходе решения больше не обсуждались и были обязательны для всех жителей без каких-либо ограничений. Молодёжь не притесняли, но и слишком вольничать тоже не давали. Дружно жили, друг друга не обижали и чужакам в обиду не давали. С молоду каждый мог постоять за честь свою и своего села. Обычай этот был занесён в село амазонками, потомки которых и по сей день живут в районе. Неукоснительно соблюдались и ведические обряды и обычаи, проводились они под неусыпным оком старейшей бабки ведуньи. Позднее, когда переселенцы пришли в село со своей христианской верой, начали принимать и проводить новые обычаи и обряды, не противоречащие укладу жизни села. Горе и радость встречали всем селом, никто не оставался одиноким в беде. Нуждающимся помогали всем миром, никому в помощи не отказывали, будь то цыгане или прохожий калика, лишь бы приходил с открытой душой, без камня за пазухой. Село славилось своими умельцами. На городском рынке спрос на сельские изделия был огромен и сельские жители в установленные дни на лодках, на лошадках и пёхом устремлялись в город, таща свои поделки. Особым спросом пользовался мёд из дуплянок, отличавшийся необыкновенным вкусом и запахом. Из липовой коры готовили мочало, плели верёвки, готовили банные мочалки и лапти. Из бересты делали туески под ягоды и грибы, коробки и шкатулки для городских модниц для хранения украшений и прочей домашней мелочёвки, из ивняка готовились корзинки и коврики, из конопли и крапивы шили грубую одежду, из пуха и шерсти скота готовили праздничную одежонку, шерсть лошадей шла на изготовление войлока. Шкуры забитых животных шли в основном на продажу скорнякам, перо и птичий пух использовалось для подушек и перин городских модниц. Сами жители предпочитали почивать на матрацах и подушках, набитых лесными травами. Лошади, как тягловая сила завезённая Лягаевым, размножились и теперь имелись почти в каждом хозяйстве. Среди молодёжи стало традицией объезживать годовалых лошадей, готовить их к верховой езде и в упряжи. Этим занимались в зимнее время, всё же падать в снег со взбесившейся лошади куда приятнее, чем на твёрдую землю летом. На многие годы также сохранился молодёжный обычай собираться по вечерам на полянке у костра на берегу реки летом, а зимой по очереди в просторных домах села. Под балалайку или гармошку на этих вечёрках пели частушки, песни, водили хороводы, танцевали и знакомились. девушки приносили с собой головки подсолнуха, вязанье, вышивку, дарили любимым свои изделия. В Лягаево на вечёрки собирались и молодые люди из других близлежащих посёлков, особенно нравился посёлок парням, в основном из-за местных красавиц. Веселье обычно заканчивалось под утро, на рассвете молодёжь разбегалась по домам. Для многих не было расстоянием пробежаться по таёжному лесу с десяток-другой километриков. Лягаево, посёлок, был не большим по количеству дворов, и поэтому молодёжи было запрещено покидать его. И уж если кому доводилось влюбиться в чужака, то обязательным условием было житьё в своём родном посёлке. Молодым всем миром строился дом, помогали обзавестись живностью, даже выкапывали свой колодец, приносили одежду и обувь, необходимую утварь для ведения хозяйства. Всё делалось безвозмездно! Только живите в любви и радости. Молодых принимали охотно, а вот беженцев и дезертиров не очень. Долго к ним присматривались, изучали… В помощи не отказывали, но и особым гостеприимством тоже не баловали. Впрочем, и те в посёлок особенно не набивались, предпочитали селиться обособленно, где-нибудь в таёжной глуши или на полянке по берегу реки в своих хуторах-усадьбах. Молодые, конечно, быстрее находили общий язык с поселковыми и чаще переселялись в посёлок.

После Крестьянского восстания в окрестностях от царской расправы много укрылось повстанцев, стихийно объединялись, стихийно организовывали лесные посёлки в таёжной глуши. Были и такие, что жили в землянках и пещёрах. Эти без особой нужды в сёла не заходили, предпочитая держаться от людей и поселений подальше. Из поселений девушки поодиночке тоже не рисковали забираться далеко в лес, бывали случаи, когда молодые женщины и девчата терялись и находились через много лет, обременённые детьми от таёжного жителя.

После революционных событий 1917 года и дальнейшей Гражданской войны, интервенции и последующего становления повсеместно Советской власти, в уральских лесах поскрывалось множество дезертиров и прочего отребья, кто был не доволен приходом новой власти и всем им хотелось жить, причём жить не хуже старого, а может быть и лучше… Лилась кровь человеческая по любому поводу, а чаще без всякого повода, мертвечину расклёвывали вороны. Голод, холод, болезни и злобная ненависть ко всему живому сгоняли нечеловеков в тайгу, заставляли сбиваться в стаи-банды и бесчинствовать на дорогах и в отдалённых от города посёлках, нападая всегда неожиданно и внезапно, также быстро и исчезая, сделав своё чёрное дело, оставляя после себя смерть и разруху. Появлялись они и в Лягаево, но здесь внезапности не получалось. Тут царствовала некая особая аура и даже птицы, гады и звери, пчёлы восставали против зла, на подходах к селу вели неусыпное наблюдение и защищали посёлок от нападения всеми имеющимися своими силами. Знающие обходили посёлок дальними дорогами, а не знающие дорого расплачивались за своё неведение, порой даже жизнями, всё зависело от степени несомого в посёлок зла. Некоторые из этих людишек пытались обескровить село, лишить его защиты Ведов, колдовской силы, но всякий раз находилась сила, мешавшая им выполнить злой умысел. Всё же однажды вражеский снайпер сумел убить бабушку Мелиссу, старейшую из Ведов. После этого в посёлке была создана дружина самообороны, на всех подступах к посёлку были выставлены посты. Окрестные хуторяне — жители из пришлых, были ещё не приняты под защиту Природы, были беззащитны против бандитов, и вынуждены были шестерить перед ними, снабжая оружием и продовольствием, давая сведения о действиях новой власти. Многие имели от банд охранные грамоты. Впрочем, на хуторах оставались в основном одни старики, молодые предпочитали жить в посёлке. Старики же боялись расстаться с нажитым хозяйством, но зато довольно часто теряли свои жизни. Каждая банда ненавидела другую, и шестёрок, работавших на соперницу, старались перевербовать или же уничтожить.

В село приходило множество противоречивых слухов о новой власти и старики не могли понять, чему можно и нужно верить, а чему и нельзя. А в соседних сёлах новая власть уже устанавливала свои права, появлялись коммуны, сельские Советы, открывались школы Всеобуча, торговые лавки. Об этом говорила и местная молодёжь, бывавшая на Посиделках в соседних сёлах. Но пока что для стариков все эти слухи и разговоры были если не пустым звуком, то по крайней мере не малой головной болью и бессоницей и они не знали, то ли отправлять ходоков с челобитной к Новой власти, то ли ещё погодить. Из-за отдалённости от больших дорог посёлок оставался незатронутым войнами и прочими катаклизмами, в царское время в него даже жандармы не заглядывали, не брали рекрутов на войнушки. Так, выжидая и боясь, и надеясь на русский «авось пронесёт» и жил посёлок в самом начале всех тех событий. В стране произошёл государственный переворот, царь добровольно отрёкся от престола, закончилась временная власть Керенского, пришли большевики во главе с Ульяновым-Лениным, началась Гражданская война… Стариков пугала новая власть тем, что отказалась от Бога — Отца, создателя всей Вселенной и всего сущего, расстрелом царской семьи, в том числе и детей, всё это никак не укладывалось в старческом разуме. Все воюющие стороны считали себя правыми, били себя кулаком в грудь, с пеной изо рта доказывая свою правоту, хватались за оружие. Приходили белогвардейцы, выискивали сочувствующих Советам, жрали деревенский самогон и рыгая чесночным запахом и самосадом, пытались что-то доказать старикам… Изредка заходили красноармейцы-ополченцы, от самогона тоже не отказывались, но вели себя менее вызывающе, много рассказывали о новой власти, политике партии, обещая новую счастливую жизнь. Но и эти разговоры не приносили успокоения. После разгрома белогвардейского отряда у посёлка Усть-Маш, там, где после находилась лисоферма чернобурок, часть белогвардейцев появилась в Лягаево. Как обычно пили самогон. Веры в скорую победу над большевиками уже не было, поэтому старались в спиртном найти утешение, матюкались и проклинали всё и всех на свете, гонялись за девчонками, стреляли по заречным камням из револьверов. Дед Михей, старейший из Ведов, пытался приструнить распоясавшихся вояк, но над ним лишь подсмеивались, а один из вояк даже выстрелил в старика, но пуля, не долетев, рассыпалась в прах, не причинив деду никакого вреда, но и это не остановило бандитов. Двое из них сходили в стариковский дом и приволокли жившую у деда внучку Оксану, на берегу пытались её изнасиловать. Старик опустился среди беснующихся бандитов на колени, прочитал заклинание и простёр руки к небу. И с чистого безоблачного неба ударили молнии и сожгли беснующихся бандитов заживо. Старец поднялся с колен, сказал в пространство «Спасибо, отец мой» и, опираясь на руку внучки, прошёл в свою хату, лёг на кровать и больше уже не встал. Похоронили его с почестями, как подобает Герою. А для новой власти Лягаево, не приметный посёлок на берегу реки Уфы, не остался не замеченным. Прошло некоторое время, очистился район от белогвардейской нечисти, восстановилась Советская власть, и в один из знойных летних деньков со стороны Усть-Маша постовыми дружины была задержана миловидная женщина с мандатом Красноуфимской партийной организации ВКПб и доставлена на собеседование к старейшинам села.