Счастье в ладошке… Роман

Верона Шумилова

Роман – о любви, честной, верной, преданной и высокой, которую пронесли влюблённые через все препятствия и невзгоды. Автор талантливо раскрывает все ситуации и события в отношениях главных героев романа, их звёздное счастье, их глубокие страдания… Какие свидания при свечах! Какие встречи наедине!Дух захватывает! Много в романе других интересных событий и историй!Роскошный роман! Достойная книга!Галина Ярлыгина, поэтесса, член Союза литераторов России

ДОРОГА К СЧАСТЬЮ

А вскоре Наталья устроилась на работу. Ей с первых же дней понравилась обстановка: ребята вокруг были веселые, дружные и относились к ней, как к ребенку. И она недоумевала: уже и замуж вышла, несет какую-то семейную нагрузку, а её по-прежнему не считают взрослой.

И правда! Какая же она взрослая! Тоненькая, стройная, с густыми золотистыми волосами да юным личиком с пухлыми розовыми губами. Лишь улыбнется — и детская озорная улыбка, а то и смех-звоночек рассыпается вокруг яркими жемчужинами.

Только Евгения Викторовна да её Максим всегда очень строго к ней относились: ни игры, ни смеха! И часто, как маленькой, ей хотелось расплакаться.

А тем временем беременность начала её беспокоить и приносить первые слезы и огорчения. С одной стороны, она была рада своему положению: Максиму родит сына. О дочери он и слышать не хочет. Нет, и всё! Роди ему сына хоть умри!

А если… И Наташа в первые недели волновалась, будто она была виновата, кого после девяти месяце тревог подарит мужу? С другой стороны, беременность проходила трудно, и она прятала все свои тревоги в глубокие тайники своей раненой души.

Максим всё чаще ходил злой и раздраженный. Цеплялся к жене по мелочам, выговаривал в присутствии Евгении Викторовны её малейшие ошибки и требовал немедленно, тут же, всё исправить и доложить ему. Наташа еще никогда в своей жизни не видела и даже не думала, что кто-то на неё может так злиться.

«А за что?» — думала она, и горечь заполняла ей чистые и еще не выплаканные глаза. А тут еще тошнота стала донимать да голова кружиться. Подойдет, пожалуется Максиму (а кому, как не ему?), но он молчит, а то и отмахивается от неё, как от назойливой мухи: пристала, мол. У всех так!..

Один раз от головокружения чуть не упала. Качнулась, схватилась за тумбочку — и вокруг потемнело. Глаза метнулись к мужу, который тут же сидел за столом, призывая помочь, а тело её, ослабленное, ждало его рук, но в ответ услышала почти злобный, не то ненавидящий, не то презирающий голос:

— Ну что раскисла? Не успела забеременеть, а уже руки под тебя подкладывай. Больше работать надо — и голова не будет болеть.

— А-а-а-а! — застонала Наташа, в беспамятстве бросилась на веранду и забилась в судороге.

На её крик из другой комнаты выбежала свекровь.

— Что с тобой? — засуетилась она. — Наташка! Слышишь меня?

— Мне… Мне очень плохо… А он… он — и не могла Наташа выговорить остальные слова, что давили её, сжимая горло.

— Ты что, Максимушка? — не спросила, а запела Евгения Викторовна. — В таких случаях, сынок, надо помогать.

Взъерошенный Максим напыжился:

— Надоело! Чуть что — и в обморок. Ты, мама, сама рассказывала, что еще отплясывала перед тем, как родить меня. А тут… — и столько презрения было в его голосе, что Наташе казалось, будто небо упало на землю, придавив её с будущим малышом.

— За что ты так со мной, Максим? — прошелестела одними губами Наташа, умоляюще глядя на мужа, ожидая, что он сейчас, услышав её голос, выйдет на веранду и успокоит её, а то и на руки возьмет, хрупкую и легкую.

Но он поднялся и ушел из комнаты, хлопнув дверью. Евгения Викторовна успела лишь вдогонку крикнуть:

— Ты, сынок, уж совсем расхрабрился, да не по тому поводу, — и стала успокаивать невестку тем, что находила какое-то оправдание своему сыну. — Не сердись на него. Мужики — все такие! Они не понимают беременности. Вот ребенок появится, тогда…

Никаких оправданий Наташа понять не могла: в ушах стоял его ненавидящий голос.

Но самое страшно ждало Наташу впереди: ночью, словно ничего и не случилось, Максим пожелал её, не попросив прощения, не развеяв мрака, что уже сгустился над их семьей. Одним словом, он даже не попытался расположить жену к себе. Видимо, считал, что был ей дан урок на предмет воспитания мужества, а на уроки только дураки обижаются, а уж тем более за него не просят прощения.

Несколько дней Наташа ждала раскаяния мужа. Не дождалась. Уходить с кровати больше было нельзя, но чувствовала, что она готова уже отстаивать себя и своего первенца от всяких ничем не обоснованных претензий и нападений. Бунт в её душе постепенно нарастал. Она это чувствовала, она это ощущала каждой клеткой своей чуткой души.

Лучшие дни, увы, не наступали. Всё было не так, как ждала, как жадно вычитывала из книжек. Никто за неё не заступался, не поддерживал на скользкой дороге; наоборот, Максим мог в трудных местах ухабистой дороги перешагнуть лужу или ухабину и, не оглядываясь и не замедляя шага, пойти дальше, оставив её одну справляться со всеми препятствиями, возникшими у них на пути. Сначала все его поступки били по сердцу, а потом, так и не привыкнув к такой, казалось ей, несправедливости, уже ничего не ждала иного и молча, чтобы никто не видел, рыдала от жалости к самой себе.

Зато на работе все ребята наперебой старались ей угодить. Особенно был к ней внимателен Вадим Горин. Всё, что только ни случалось с ней, тут же замечал: то воды принесет, то соленый огурчик, то достанет откуда-то селедочку. Давили слезы: хотелось, чтобы её Максим всё замечал и так делал. Но муж был сух, строг и на любую её просьбу отвечал:

— Оставь свои капризы! Потакать я им не собираюсь. И не надейся!..

Наташа много раз думала: «Какие же это капризы? Я сроду капризной не была», — и надолго задумывалась, чувствуя, как под сердцем уже бьется ее малыш.

Пришло время рожать. Накануне утром, заметив что-то неладное, сказала об этом мужу. Тот почему-то промолчал, не засуетился, не взволновался. В конце дня после работы куда-то ушел. Куда — не сказал, а сама она не спросила. И свекровь ушла, не дав невестке никаких советов.

Наташа заволновалась не на шутку.

Начались боли внизу живота. Поболит — перестанет. Думала — пройдет, но боль не проходила. Уже не стало никаких сил терпеть. Легла на диван, застонала, зажимая рукой рот, чтобы не закричать и не напугать соседей.

И всё-таки своим криком она их напугала. В комнату, которая, к счастью, была не заперта, вбежала соседка Людмила.

— Ты что, милая? — наклонилась она над диваном.

— Мне очень плохо.

— А где же муж? А где же мать, наконец?

— Не знаю.

— Как так «не знаю»? Оставить тебя одну в таком положении? Молоденькую?.. Первородку?.. Кто может себе такое позволить? — Соседка засуетилась.

— Ну-ка, девка, собирайся, а я побегу вызывать машину.

Ойкая и сгибаясь пополам, Наташа всё же собрала необходимые вещички и оделась сама. Вскоре пришла и машина. В комнату вошли двое в белых халатах. Наташе вдруг стало страшно: куда же её заберут? И где Максим?

— Кто с ней поедет? — спросил врач.

— Я поеду, я! — заторопилась Людмила, поглаживая и успокаивая растерянную Наташу.

Всю дорогу в машине Наташа плакала…