Звонок на экзамен

Вера Лондоковская

История простой преподавательницы колледжа, столкнувшейся с коварными интригами коллег, бессмысленной бюрократией и коррупцией. Вероника Антоновна имеет любимую работу, молодого любовника, пишет научный труд, но в один день привычный мир рушится, и начинаются неприятности по всем фронтам. Теперь героине предстоит не только восстановить свою испорченную репутацию и остаться на плаву, но и воплотить в жизнь все свои мечты, несмотря ни на что.

Глава 3. Интриги

В настоящее время

Есть у меня одно правило, которое я довожу до студентов в первый же учебный день.

— Никогда не беспокоить преподавателя во время перемены, — четко объясняю я, — полтора часа занятий выматывают настолько, что эти драгоценные пятнадцать минут на перемене хочется именно потратить на отдых. Давайте так, я на перемене не трогаю вас, а вы не трогаете меня, все вопросы решаем во время пары.

Но, как известно, у любого правила есть исключения, которые лишь подтверждают правило.

Поэтому, когда я после очередной пары увидела взволнованную Ксюшу, — это еще одна моя замечательная девочка, старшина четвертого курса, — я не стала ей напоминать о том, что вообще-то сейчас перемена.

Я попросила остальных студентов выйти, и когда мы с Ксюшей остались одни, закрыла дверь на ключ. И даже с закрытой наглухо дверью мы старались разговаривать потише.

— Вероника Антоновна, я вам сейчас кое-что расскажу, а вы постарайтесь не волноваться, хорошо?

— Хорошо, — улыбнулась я, чувствуя, как заколотилось сердце и затряслись руки. Вид у Ксюши был такой взволнованный и тревожный, что я поняла — новости будут не из приятных.

— Вчера я ждала Сан Саныча в его кабинете, чтобы передать ему заполненные ведомости, — начала Ксюша, — и вдруг с другого входа в его каморку зашли Потопова и эта, как ее, Суходнищева. Я думала, они сейчас зайдут в кабинет, но они остались в каморке и меня не видели. Сначала я, конечно, хотела уйти, ведь подслушивать чужие разговоры нехорошо, но потом подумала, что мне тяжело будет после пар стоять в коридоре, и я осталась. Тем более, что я там такого подслушаю?

— Да конечно, — поддержала я, — они наверняка просто пришли попить чаю, какие там могут быть секреты?

— Сначала да, они доставали еду из холодильника, что-то там еще делали. А потом вдруг заговорили, да с такой злобой! Слышу, Потопова такая говорит: «Почему ее не уволили, я не понимаю? Уж за такое точно должны были уволить! Она на взятке попалась!»

— Это они про меня говорили?

— Скорее всего! — подтвердила Ксюша. — Потопова продолжает возмущаться: «Да кто ее крышует, интересно? Мы же были уверены, что она после такого сама побежит увольняться, и Говенко так говорил, что дело решенное. А у нее, скорее всего, какой-то покровитель есть?»

Я не удержалась от нервного смеха:

— Да, конечно, у меня тут и крыша, и покровитель, сама даже не знала о себе такого. А что Суходнищева, тоже ругалась?

— А она Потоповой говорит: «Ну вы же знаете, я сделала все от меня зависящее, как мы и договаривались, я и с девочками из своей группы поговорила, и попросила, чтобы они мамам своим рассказали, и у старшины всю информацию узнала, ну я все сделала! Я тоже так надеялась на результат, и вот на тебе, облом полный!»

— Я вспомнила! Ксюша, вот если теперь сопоставить, то, получается, что это точно Суходнищева организовала. Я тогда не обратила внимания на эту деталь, а теперь все понятно становится. Сейчас расскажу, и вы поймете.

В тот день, аккурат перед тем, как меня вызвали на неприятный разговор к завучу, ко мне явилась Суходнищева. И с вызовом начала выговаривать:

— Вероника Антоновна, вот вы некоторым девочкам из моей группы ставите «тройки», могу даже перечислить фамилии.

— И что? — удивилась я.

— А то, что у этих девочек «тройки» только по вашему предмету! Вы понимаете, что портите мне показатели по моей группе? Вы понимаете, что портите девочкам всю картину успеваемости?

Тон был возмутительным. Я тоже бегаю насчет своих мальчишек, но я разговариваю с преподавателями совсем по-другому. Я умоляю, расшаркиваюсь, стараюсь задобрить, приношу подарки. Ведь понятно же, что плохие оценки не просто так. И преподавателя нельзя злить. И уж тем более нельзя разговаривать в таком тоне. Выбери Суходнищева тон попроще, может, и разговор бы получился иным.

— А вы понимаете, что это предмет по инженерно-технической специальности? — ответила я. — Такие предметы не каждый поймет и осилит, тут особый склад ума надо иметь, ну на худой конец старательность! А вы зря так надрываетесь ради своих девочек, они не оценят!

— Так вы не исправите им «тройки»?

— Конечно, нет, — я пожала плечами.

— Ну хорошо, Вероника Антоновна, я больше с вами разговаривать не буду! Я по-другому буду действовать!

И она ушла, как потом выяснилось, навсегда. Больше я ее в свой кабинет не пускала. Она пыталась пару раз зайти по делам своей группы, но дальше порога я ей пройти не разрешила.

–…Значит, после этого разговора она и пошла к Говенко рассказывать про мифическую маму, — говорю я Ксюше.

— Но почему он, заведующий отделением, пошел на это, почему послушал ее?

— А он привык ее слушаться. Суходнищева была начальником учебного отдела, пока ее не сняли за косяки. А еще, как выясняется, Потопова хочет, чтобы меня уволили. Скорее всего, они вместе и надавили на Говенко.

Ксюша задумчиво слушает и произносит:

— А вы знаете, я ведь много раз видела, как Потопова заходила в кабинет к Суходнищевой. Вот наверно они там свой план и обсуждали. Я только не пойму, Потоповой-то это зачем? Чья бы корова мычала, а ей бы вообще помалкивать, она сама с нас за свою курсовую берет. Кто ходил на пары, те платят поменьше, кто не ходил — побольше.

— А я еще, кстати, вспомнила такой момент. Я в тот день написала Потоповой сообщение с просьбой скинуть электронный адрес внешнего эксперта. Я ведь в этом году подала заявление на высшую категорию, и мне нужен внешний эксперт из другого колледжа. Мы сто раз с ней об этом говорили, она обещала скинуть мне эти данные. И вот, в тот же самый день, я ей написала, а она — не ответила. То есть прочитала сообщение, а отвечать не стала. Хотя обычно всегда отвечает. Я вот теперь думаю, что она неспроста мне не ответила. Она, видимо, знала, что мне это теперь не понадобится. Она была уверена, что меня уволят.

— Какая же она тварь, — восклицает Ксюша.

— Привыкайте, Ксюша, таких людей много, к сожалению. Всегда начеку надо быть. У меня есть одно такое предположение, почему Потопова могла захотеть меня уволить, но я не совсем уверена, верно мое подозрение или я ошибаюсь…

В общем, пару недель назад я встретила в вестибюле сестренку Потоповой, Олю. Было заметно, что девушка очень расстроена.

— Представляете, только вышла из декрета, всего три месяца отработала, и директриса меня попросила, — рассказала она мне.

— Как попросила? — ахнула я.

— Да как, потребовала уволиться. Я надеялась, что сработаюсь с ней, но нет, не получилось. А мне увольняться никак нельзя, мы же с семьей в общежитии колледжа живем, на свои деньги в комнате ремонт сделали, мебель купили.

— Так может тогда хоть преподавателем здесь остаться? Вы же психолог по образованию?

— Да я и психолог, и по вашей специальности у меня диплом есть. У нас же тетя всю семью выучила, и меня, и мою сестру…

Так, может, Потопова решила сестренку на мое место пристроить? В общем-то ее можно понять, своя рубашка к телу ближе, ведь то коллега, а то родная сестра.

— Вот это вполне возможно, — согласилась Ксюша, — скорее всего, так и есть. И вы знаете, что еще Потопова сказала? Она сказала: «Ну ничего, до мая мы ее отсюда уберем. Подловим на чем-нибудь и уберем».

— До мая? — переспросила я. — Странно, почему именно до мая? Наверно, это с чем-то связано, все становится понятным после тщательного анализа.

Перемена уже заканчивается, скоро студенты начнут выламывать дверь, и мы с Ксюшей решаем расходиться. Она, как обычно, просит меня держаться, а я благодарю ее за поддержку.

Выхожу вечером из кабинета, собираясь идти домой. И вдруг сталкиваюсь с неприятной теткой огромных размеров. Это и есть Потопова. Она совершенно без комплексов, своими размерами очень гордится:

— У меня есть на что посмотреть, — хвастливо говорит говорит она при случае.

Из-под короткой, как всегда, юбки выглядывают слоновьи ноги. А еще она любит надеть обтягивающие ее массивную пятую точку джинсы или платье. При этом грязные волосы, висящие как сосульки, абсолютное отсутствие косметики, пронзительный неприятный голос. А если внимательно посмотреть ей в глаза, то можно с ужасом осознать, что перед вами находится психически неуравновешенная личность. Сначала я думала, что это профессия сломала ей психику, но потом поняла, что нет, нет и нет. Ведь в нашей профессии работает множество адекватных людей.

Прости меня, Господи, конечно, за критику внешности. Человек может и не виноват и не в состоянии справиться с недостатками внешности, да и у любого найдутся такие недостатки.

Но у Потоповой полное отсутствие комплексов проявляется не только во внешности. Она отличается вызывающим, неподобающим, отвратительным поведением. Например, если студент опоздал, заставляет его танцевать. Если сама опаздывает, а это случается часто, тогда сама танцует перед студентами. Представляете танцующего слона?

Ко всем без разбору обращается на «ты», будь это человек намного старше или студент. Когда звонит родителям своих студентов, позволяет себе высказывания вроде:

— Понятно — какие дети неадекватные, такие и родители.

— Чтоб вы понимали, у меня зарплата маленькая, поэтому я не буду заниматься лишней работой.

— Понаехали тут из деревень.

На паре может встать к студентам задом, согнуться, похлопать себя по заднице и сказать:

— Вот вы где у меня все будете!

Ее безобразные крики с угрозами студенты постоянно записывали на диктофон, присылали мне или кому-то еще из старших, но… Дарья Степановна стабильно на хорошем счету у начальства, ее хвалят на всех педсоветах, к ней обращаются с важными вопросами. Почему так происходит? Потому что она типичный представитель смешанного коллектива, из тех женщин, кто пошустрее и способен прибрать к рукам мужчин-начальников. Тот же Говенко ее прикрывает постоянно, и все эти выкрутасы просто не могут дойти до ушей нашей директрисы.

На первых же парах она дает понять студентам, что жаловаться на нее бесполезно.

— Пытались тут на меня жаловаться, но я никому не по зубам.

А как же, ведь кроме Говенко, Потопову всегда защитит и методист отделения, ее лучшая подружка Полуянова. Да и сама Дарья Степановна прекрасно за себя постоит.

Умеет, как говорится, себя преподнести. В разговоре с начальством всегда уточняет, что она здесь работает уже двадцать лет, завышает, как может, свою значимость, часто не брезгуя принизить заслуги других.

Ну и вот, столкнувшись после пар с Потоповой, я вижу на ее лице испуг, сменившийся маской радушия и приветливости.

— Ой, здравствуй, моя дорогая, — произносит она, — а я же так и не отправила тебе адрес эксперта, представляешь, забыла, вся замоталась, забегалась и забыла!

В ответ я широко улыбаюсь и говорю:

— Здравствуй, Дашенька! Я так тебя понимаю, у тебя столько дел, столько забот! Ну ничего страшного, сегодня пришлешь, я подожду.

И мы расходимся в тесном коридоре.

Дома Денис говорит:

— Да подставь ты их уже, как они тебя подставляли. Подсунь им наркотики в сумки, пусть докажут, что это не их. Пока будут доказывать, их за это точно уволят.

Мысль неплохая, но я не решаюсь ее воплотить в жизнь. А что, если меня саму поймают, когда я буду нести наркотики на работу? Вот закон подлости сработает, и все, попадется по пути патруль с собакой, еще и уедешь в места не столь отдаленные.

Зачетная неделя закончилась, и наступило самое страшное время — как для студентов, так и для преподавателей, — сессия.

Подготовишь билеты с вопросами, отправляешь на подпись — а методист говорит, нет, в этом году новые бланки билетов, переделывайте. Переделаешь и методист подпишет, но тут в позу встает завуч — нет, вопросы слишком простые, надо посложнее придумать. И сидишь весь вечер переделываешь, потому что экзамен уже завтра, и подписать билеты надо завтра утром в режиме аврала.

Некоторые преподаватели составляют билеты только для проформы, потому что так положено. Например, та же Потопова во время экзамена проводит тестирование на компьютерах. Программа автоматически определяет процент правильных ответов и сама ставит оценку. У Говенко в билетах два вопроса, а оценку он выставляет произвольно, на свое усмотрение.

Я делаю по-другому, давно уже изобрела эту систему и постоянно ею пользуюсь. Система пяти вопросов: студенту предлагается ровно пять вопросов, на сколько правильно ответил, такая и оценка. Это на мой взгляд самый справедливый метод. Если я буду за мелкие недочеты ставить не «пятерку», а «четверку» или за серьезные недочеты и вовсе «тройку», то обязательно начнутся ненужные споры. Студент будет доказывать, что он же ответил правильно в общем и целом, а то, что упустил несколько важных моментов, так это ерунда.

Я не люблю кому-то что-то доказывать, тратить на это время и нервы, поэтому у меня все прозрачно: первый вопрос — это определение какого-либо понятия, второй — решить задачу, третий — начертить деталь или схему, четвертый — раскрыть тему и пятый — ответить кратко на вопрос.

Наступает день первого экзамена. Приходят ребята четвертого курса, все торжественно одетые, собранные, слегка взволнованные. Я и сама на взводе, наблюдаю, как они рассаживаются, занимая свои привычные места. Билеты разложены на первой парте, там же черновики для ответов. Ведомость лежит у меня на столе, а сама я стою лицом к аудитории.

— Ну что, настроение приподнятое? — говорю я приветливо. — Сегодня вы заканчиваете курс сервисной деятельности на транспорте, который изучали несколько лет.

— Так этого предмета у нас больше не будет? — с удивлением спрашивает кто-то.

— Не будет, — подтверждаю я, — оценка, которую вы сегодня получите, пойдет в ваш диплом. Поэтому я вам советую максимально ответственно подойти к ответам на вопросы, ну а я со своей стороны постараюсь проявить максимальную лояльность к вашим ответам. Я уже знаю, что вы большие молодцы, отлично усваивали материал на занятиях…

И тут дверь открывается, и заходит целая толпа. Весь учебный отдел, а их человек шесть, во главе с начальником учебного отдела, и замыкает странное шествие Говенко.

Растеряна я, в шоке студенты — таких проверок мы еще не видели!

Вместо слова «здравствуйте» начальник учебного отдела Кученко начинает орать на студентов:

— Пересаживайтесь! По одному человеку за парту! Это экзамен!

— Так они тогда все не поместятся, — пытаюсь я возразить.

— Кому места не хватит, пусть ждут в коридоре! Одно место освободилось, один человек из коридора зашел!

Мне так неудобно перед студентами! Получается, показали отношение ко мне, а хуже сделали ни в чем не повинным ребятам.

И тут подает голос Говенко:

— Вероника Антоновна, предъявите нам ведомости на экзамен!

— Да пожалуйста, — я протягиваю ведомости.

Он надевает очки и добавляет:

— Нам надо убедиться, что ведомости пустые, а не заполненные.

— Что? — у меня брови удивленно ползут вверх.

Сотрудники учебного отдела рассаживаются по разным местам в кабинете, внимательно следят за действиями студентов и за моими. Говенко так и вовсе уселся за первую парту, на которой лежат билеты.

— Послушайте, Вера Васильевна, — обращаюсь я к Кученко. — Тут и так обстановка нервная, все-таки экзамен, студенты и так волнуются. А тут столько посторонних людей, я боюсь, они забудут все, что учили, от страха. И будут стесняться отвечать.

— Ничего они не стесняются, — обрубает Говенко.

А Кученко уже помягче добавляет:

— Мы все равно ничего в вашей специальности не понимаем, так что пусть особо не волнуются.

Студентам выделяется на подготовку полчаса времени, и мне удается потихоньку отвести Кученко в сторону поговорить.

— Что случилось? — напрямую спрашиваю у нее.

Она вздыхает:

— До нас дошла информация, что студенты к вам на пары не ходят.

— Как не ходят?

— Ну как, платят вам деньги до экзамена, и вы сразу ставите оценки в зачетки и в ведомость.

Наверно я меняюсь в лице, потому что Кученко быстро проговаривает:

— Я вам не скажу, кто об этом донес, можете не спрашивать.

— Поэтому меня и попросили показать ведомость, — догадываюсь я.

— Конечно. И, честно говоря, мы удивились, что вся группа пришла. Нам сказали, что студенты не придут, потому что у них давно все куплено.

Тут уже меня начинает разбирать смех, но я сдерживаюсь, и Кученко возвращается на свое место.

Изредка сотрудники учебного отдела менялись, одни уходили отдохнуть, на их место приходили другие. Но весь этот надзор продолжался до самого конца экзамена.

Говенко не уходил с первой парты, внимательно слушал ответы студентов, иногда говорил:

— Он так мало рассказал, а вы ему «четверку» поставили.

Я в ответ молчала, мне было уже все равно.

Одна из сотрудниц учебного отдела громко сказала, обращаясь ко мне:

— А вот этот студент списывал, я точно видела.

— Да? — удивленно-радостно произнесла я. — А вот я этого не видела! Кто-нибудь еще видел?

Но все промолчали.

И этот студент тоже получил высокую оценку, как, впрочем, и все остальные.

Как только этот цирк закончился, и все вымелись из моего кабинета, я устало опустилась на свой стул и перевела дух.

Не спеша достала из ящика стола ту, другую ведомость, которая была заполнена раньше, и сверила оценки, которые поставила сегодня во время экзамена. Конечно, совпадало не все, не могу же я помнить тридцать с лишним оценок. Взять новую ведомость? Нет, сегодняшние оценки же уже стоят в зачетках. Да ладно, и так сойдет, сплошь «четверки» и «пятерки», и все довольны.

Тут дверь тихонько открылась, и в кабинет неслышно, как говорится, на кошачьих лапах, вошла Ксюша.

— Ксюша! — подпрыгнула я. — Как же вы все меня сегодня удивили! Вы такие молодцы, я аплодирую стоя вашей группе! Передайте им мою великую благодарность, я их обязательно отблагодарю при возможности! Скажите, а как так получилось, что они прекрасно ответили на вопросы?

— Вероника Антоновна, ну я же ходила на ваши пары.

— Да, вы с вашими девочками такие молодцы, всегда ходили.

— Ну и вот, когда началась эта котовасия, я вышла с другими в коридор, ждать своей очереди. У меня в телефоне были все вопросы и ответы на них, и я их скинула в группу в мессенджере. Вот так каждый студент получил возможность легко списать и сдать экзамен.

— Боже, Ксюшечка, спасибо вам огромное, дай Бог вам здоровья, хорошего жениха и всех благ! А как так получилось, что вся группа пришла на экзамен в полном составе?

— Ну мы же видели, что происходит, слышали, в чем вас обвинили, поэтому посоветовались с ребятами и решили подстраховаться. Нам ведь тоже не хотелось потом пересдавать экзамен.

— Вы абсолютно правильно поступили. Конечно, если бы сегодня они пришли, а группы не было, то это все, назначили бы другой день экзамена и другого преподавателя.

Мы еще долго обсуждали прошедшие события, анализировали, решали, как быть дальше.

— Я думаю, вам надо бежать отсюда, Вероника Антоновна, — твердо сказала Ксюша, — они ведь не отстанут. Да и вам зачем находиться в состоянии стресса?

— Может, вы и правы, — задумчиво отвечала я, — когда ситуация так складывается, это всегда означает, что где-то впереди ждет лучшее. Но меня останавливают два таких момента, знаете ли. Первый — если ты бежишь, значит признаешь вину и боишься разоблачения.

— С этим я соглашусь, лучше уйти когда все будет спокойно, а еще лучше — посреди учебного года, чтобы они остались без преподавателя и не смогли закрыть столько предметов.

— Я тоже уже об этом думала, подставить их посреди учебного года, сами прибегут с извинениями.

— А вторая причина?

— А вторая — вы представляете как обрадуются Говенко и Потопова? Я не хочу доставлять им такую радость.

— А я думаю, вы им этим только хуже сделаете. Ну порадуются они дней несколько, а потом поймут, что им не на ком теперь отрываться, нет громоотвода такого. И тогда они начнут сжирать друг друга, да-да. Так что подумайте, Вероника Антоновна.

В далеком прошлом

Колледж — это хорошо, а высшее образование еще лучше. А самое лучшее — это когда есть и то, и другое. Я своим студентам всегда советую — не поступайте сразу после колледжа на высшее, лучше сначала поработайте, желательно в разных направлениях. Посмотрите, где вам больше нравится, заметьте, где вы добиваетесь успехов, познакомьтесь поглубже со спецификой, узнайте все плюсы и минусы, а потом уже идите в ВУЗ и учитесь заочно. Тогда к получению диплома у вас будет драгоценный опыт, без которого трудно куда-то устроиться, и высшее образование, без которого не продвинешься в карьере.

Не у всех так получается, я знаю много людей, и своих выпускников в том числе, которые поняли слишком поздно, что специальность, по которой они учились столько лет, никак не соответствует их идеалам.

Я и сама много ошибок в своей карьере допустила, и первая из них как раз в том, что я никогда не работала по выбранной специальности, а только преподавала.

Несколько моих хороших знакомых работали и учились в Морском университете, поэтому я решила податься именно туда для получения вожделенного высшего образования. Да, именно это учебное заведение меня приняло, в его стенах я получила диплом, и проработала там в общей сложности целых двенадцать лет. Не уверена, что так повезло бы в других ВУЗах, если учесть, как мне до этого не везло с работами и коллективами.

Правда, выбирать специальность особенно не приходилось. Большинство специальностей там были для мальчиков — судоводители, судомеханики, электромеханики. Была специальность чисто для девочек — психология, но по ней учились только очно. И только одна специальность нашлась, которая подходила как мальчикам, так и девочкам, и на которой можно было учиться заочно — инженер водного транспорта. На нее я и подала документы.

Помню, как собиралась на вступительный экзамен по математике и думала: «Ну какая же это наглость с моей стороны — идти сдавать математику, совершенно к ней не подготовившись!». Школьные знания не назовешь знаниями, сплошные «тройки» в аттестате были нарисованными, а в колледже точным наукам отводилось немного времени. Но ничего, в Морском университете потом всему научили.

А когда отгремели всеобщие восторги и празднования моего поступления, вплотную встал вопрос об оплате обучения. Середина девяностых, все заочное отделение платное, ни одного бюджетного места. И выходы были, целых два. Во-первых, можно было устроиться на высокооплачиваемую работу и две зарплаты отдавать за учебу. А можно было устроиться на работу в этот самый Морской университет и не платить вовсе, поскольку свои сотрудники учились бесплатно.

— Какую высокооплачиваемую работу ты найдешь? — посмеялась мама. — Крупье в казино, как Ленка с пятого подъезда? Так там курсы надо проходить, и не факт, что после курсов возьмут. Или в частную компанию, где вообще потом не заплатят?

Были тогда такие случаи в частных компаниях, увольняли и зарплату не выплачивали. Придешь раз, другой, тебе скажут, что денег пока нет, придешь в третий раз, выйдет амбал-охранник и скажет больше не приходить, иначе убьют.

— И там у тебя ни стажа не будет, ни отпуска, ни больничного.

— А если к вам на рынок?

— Ну торгуют у нас девчонки на наших точках, а ты видела, сколько тулупов они зимой надевают? И водку пьют весь день, чтобы ноги не отвалились от холода. И каждому прохожему кричат «купите ради Бога!». Ты так сможешь?

— А если в моря пойти заработать?

— Чтобы в море работать, надо спать с капитаном или старпомом, иначе ты там не работаешь. А сколько сейчас рассказывают случаев, что моряк пришел в родной порт, а его тут «встретили»? То есть подошли и отобрали все деньги.

— Да, я тоже слышала про такое.

Короче, устроилась я в техническую библиотеку Морского университета. Зарплата мизерная, утром добираться на электричке и на автобусе — целое приключение, а выпивки и там хватало. Тогда все пили и курили, начиная от вышестоящих лиц и заканчивая простым библиотекарем. Время такое было.

Приходишь утром на работу, а на обеденном столе уже красуется бутылка водки. Начальница приготовила.

— С утра болит желудок, а чем лечиться, только этим, — объясняла она.

Ну, мне это было знакомо, мой папа тоже, как начинался у него приступ радикулита, начинал пить водку, называя это «внутренним втиранием».

Частенько мы устраивали коллективные посиделки в конце рабочего дня. И домой я приезжала глубоким вечером, когда было темно, не помня себя, заваливалась спать, а утром с тяжелейшего бодуна отправлялась на работу. Помню, как по пути темнело в глазах, я едва не теряла сознание.

— Да ты вся синяя, — всплескивал руками кто-нибудь из коллег, — иди в подвале поспи на диванчике.

Вскоре мне уже стали говорить во время наших посиделок:

— Ты завтра на работу не приезжай, лучше отоспись дома.

Работа мне понравилась, мне нравилось работать и в фонде, расставляя по местам сданные накануне книги, и с картотекой, расставляя по алфавиту карточки вновь записавшихся, и с индикатором, находя по шестизначному номеру формуляр книги, и даже на обслуживании, выдавая читателям книги. Приходилось работать и в читальном зале, и на абонементе.

Но и в читальном зале, и на абонементе не обошлось без так называемой «шары». Недаром говорят, что где наличные деньги, там и воровство.

В читальном зале, например, была такая платная услуга как «ночной абонемент», то есть возможность взять редкую книгу на вынос, вечером взял, утром вернул. А кто там считает, сколько именно книг таким образом было выдано? Может, вообще нисколько. Зачем я буду обогащать бухгалтерию, которая и без того мизерную зарплату задерживает, если могу положить эти деньги себе в карман?

А, освоившись на абонементе, я на чем только не зарабатывала! Например, было правило, что книга выдается на полгода, если вернул позже, то за каждый день просрочки начисляется пеня. Поэтому, принимая книгу, я внимательно следила, каким числом она была выдана, и как только видела, что полгода прошли, со вздохом говорила:

— Платите штраф!

— Но я был на практике, в море…

— Это не считается, все равно платите.

Ни один студент ни разу не отказался заплатить, доставал из кармана наличку и протягивал мне. Разумеется, после практики в море деньги у них водились.

Я доставала ведомость, записывала туда фамилию и сумму, и читатель расписывался. Таких заполненных ведомостей было множество, но в бухгалтерию я их, конечно, не сдавала. Была и настоящая ведомость, которую я сдавала, — для отвода глаз, но записей там было совсем немного. А что, читатели у нас воспитанные, сдают вовремя.

— А если придерутся, скажут, не может такого быть, чтобы все читатели сдавали вовремя? — спрашивал посвященный в мои тайны Миша.

— Скажу, что многие отказываются платить. Ну расплакался человек, что у него денег нет… Никого за это преследовать не будут, — отмахивалась я.

Забегая вперед, скажу, что ни разу никто ничего не заподозрил, ни мое начальство, ни сами студенты.

А моя мама, глядя на это, говорила:

— Они вам должны нормальную зарплату платить, чтобы не хотелось такое проворачивать.

— Что ты, у нас хорошие деньги получают бабушки. Которые сорок лет печати на книжки шлепают.

Другая частая ситуация: человеку обходной подписывать, без которого диплом не отдадут, а у него книги утеряны, как на первом курсе в кубрике украли, так и все. Это была самая жирная «шара», ведь утерянные книги оплачиваются в десятикратном размере.

Было несколько случаев, когда приходил человек и слезно просил продать ему определенные книги.

— Понимаете, устроился на работу в порт, а многих нюансов работы не знаю. Нужны обучающие книги как воздух.

— Но как бы это запрещено, — строго говорила я.

— Девушка, да я любые деньги готов заплатить!

Я ничего не откладывала, тратила деньги сразу. В те времена откладывать было невозможно, цены менялись буквально каждый день, сегодня эта коробка печенья стоит две тысячи, а завтра уже четыре. Лучше сегодня купить эту коробку, чем копить непонятно на что.

Тратила на конфеты, на пиво, на косметику и парфюмерию, на одежду. А зарплата была настолько маленькая, что расходилась за два дня. Да и приходила она редко, случалось, по полгода не платили. Наши зарплаты где-то крутились в банках, прежде чем дойти до нашей бухгалтерии. Ректор университета регулярно ездил в Москву требовать наши деньги, но толку было мало.

Незаметно наступила зима, дело подбиралось к первой сессии.

И тут выяснилось, что сотрудники с этого года тоже должны оплачивать сессию — в связи с тяжелой экономической ситуацией. Правда, есть шанс получить скидку, но для этого надо идти на прием к ректору, и если он разрешит, то можно получить скидку пятьдесят процентов.

Я записалась на прием и подготовилась к важному разговору. Ректор наш тогда баллотировался на должность мэра, и в его программе был пункт о «доступности образования» или что-то в этом роде. Взяла с собой эту программку.

И тут меня приятно удивили мои коллеги. Наши женщины из библиотеки написали рапорт, в котором они перечисляли свои заслуги перед университетом и просили предоставить мне скидку на оплату учебы. Под этим рапортом стояли восемь подписей. Господи, я не знала, как их отблагодарить, я до сих пор волнуюсь, вспоминая про этот их жест, и до сих пор храню этот рапорт как доказательство того, что на свете есть добрые, хорошие люди.

Помню в подробностях сам прием, там кроме ректора сидели его проректоры и советники, целая комиссия. Но они приняли меня очень благосклонно, поговорили со мной очень доброжелательно, и в итоге ректор подписал мне скидку не на пятьдесят, а на восемьдесят процентов.

Счастью моему и всех, кто меня поддерживал, просто не было предела! Теперь я просто обязана была хорошо учиться и получить свой диплом.

Первые два курса пролетели незаметно, а на третьем начались предметы по специальности. Были и трудности, и много радостных открытий.

Оказалось, это так интересно — с помощью методички решать задачи и даже целые курсовые работы. Я попросила перевести меня работать в фонд, где времени было побольше свободного, и с увлечением шаг за шагом разгадывала эти совершенно новые для меня ребусы. На первый взгляд казалось, что это решить невозможно. Но я погружалась в методичку полностью. Я вчитывалась в текст, рассматривала формулы, рисовала у себя в тетрадке, чтобы лучше понять, как это решается. И вот этот момент, когда до тебя начинает доходить и получается решение — ни с чем не сравнимое удовольствие.

Я и студентам своим сегодняшним про это говорю: начните решать, и не оторветесь, это же так интересно. Однако, подавляющее большинство категорически не соглашаются и предпочитают покупать готовые работы.

В фонде под рукой у меня были все возможные книги, я их все перечитывала и начинала понимать, какое практическое значение имеет та или иная задача. То есть из непонятного набора слов текст постепенно превращался в живую картинку с причалами, перегрузочными машинами, рабочими, судном, которое стоит под погрузкой.

Даже, приходя домой, просила Мишу не подходить ко мне и не мешать, пока я не закончу свои занятия.

Мои однокурсники тем временем все, как один, договаривались с преподавателями за деньги.

— Мне проще заработать и заплатить, — рассказывал мне один из них, — чем сидеть, как ты, над книжками.

Может, так действительно проще. Может, не той я дорогой пошла. Может, надо было не валять дурака в библиотеке, а идти туда, где реально можно заработать. Как я потом, через много лет, жалела, что сидела над книжками, вместо того, чтобы лишний раз пообщаться с родителями, с Мишей.

За всю учебу мне пришлось платить преподавателям только два раза, в совсем уж редких, исключительных случаях.

Был такой предмет «Математические методы и модели в управлении транспортом», одно название чего стоит, это выше любой высшей математики. Вся наша группа заплатила преподавателю по три тысячи, в то время как у меня зарплата была пятьсот рублей. И я нашла студента-очника, который решил мне курсовую за пятьдесят рублей, а экзамен сдала сама.

И был случай, когда преподаватель прямо потребовал деньги. Это произошло на пятом курсе, предмет назывался «Управление работой флота». Его вел странного вида дядечка, который ходил всегда как пьяный. Мы так и думали, что он вечно пьяный, но потом нам объяснили, что у него такой вид из-за сахарного диабета.

Я пришла на экзамен с выполненной курсовой работой, подготовившись накануне по вопросам. Подошла к кабинету, а наших никого почти не было, только две девчонки стояли, ждали кого-то.

— А где все? — спросила я.

— Они уже все сдали и ушли.

— А вы тоже сдали?

— Да, мы ему все заплатили по восемьсот рублей. Принесли ему от группы бутылку коньяка, а он отказался, говорит, оставьте себе, мне только деньги нужны.

Я вошла в кабинет. Протянула преподавателю курсовик, но он резко вскинул руку:

— Мне это не надо!

— А билет можно взять?

— Нет, мне нужны деньги.

У меня было немного денег, но дома ждал Миша, мы очень хотели отпраздновать сдачу экзамена.

Я сунула ему в руку двести рублей. Он перебрал купюры пальцами и протянул недовольно:

— Мало!

— Извините, нету больше, зарплата маленькая.

— Ладно, давайте зачетку.

И он поставил мне «тройку». «Тройку» — когда я сделала курсовик и ответив на вопросы, вполне могла получить «четверку».

После окончания учебы меня пригласили работать на кафедру управления транспортом. Предлагали даже поступать в аспирантуру и начинать преподавать, но я отказалась, мне надо было отдохнуть от учебы, а преподавание на мой взгляд — это такая ответственность, тем более в стенах такого престижного учебного заведения.

И я стала работать заместителем заведующего кафедрой по воспитательной работе.

А еще через пару лет мне все же пришлось начать преподавательскую деятельность, без всякой аспирантуры. Преподавателей катастрофически не хватало. Во время хаоса и ужаса девяностых настоящие, интеллигентные, талантливые преподаватели разбежались кто куда. В основном они уходили в бизнес, либо создавали логистические фирмы, либо шли по найму.

Были курьезные случаи. Сергей Иванович Буйко писал диссертацию три года. Но написать не главное, главное организовать защиту. И вот его руководитель бегает по ученым советам нашего города и соседнего, договаривается, рискует, платит собственные деньги за банкет. А Сергей Иванович буквально за день до защиты пишет заявление на увольнение и прощается с научной карьерой. Потому что понимает, что останься он на кафедре, пусть и с ученой степенью, защитив диссертацию, он пропадет с голоду.

Постепенно состав преподавателей изменился капитально. В основной состав вошли обычные домохозяйки с профильным образованием. Таких устраивало провести три пары в неделю, а все оставшееся время водить детей в секции, заниматься семьей, опять же, они рассчитывали выучить детей в нашем ВУЗе.

При мне однажды произошел такой разговор.

Пришел на кафедру молодой человек, долго сидел, ждал заведующего. Наконец Геннадий Алексеевич его принял.

— Я хочу работать преподавателем, — сказал парень, — я хорошо учился и хочу передавать знания новым поколениям, у меня призвание, у меня желание.

Я думала, что все захлопают и примут его.

Но Геннадий Алексеевич снял очки, положил их на стол перед собой и внимательно вгляделся в человека, сидящего перед ним.

— Вас есть кому содержать?

— Это вы о чем? — растерялся парень.

— О том, что у нас очень маленькие зарплаты, вам будет не хватать на жизнь.

— Почему? У вас же есть общежитие, квартиру не надо снимать.

— За общежитие тоже надо платить. А лет через несколько вы захотите семью и детей, а содержать их вам будет не на что.

Геннадий Алексеевич развел руками, а молодой человек ушел и больше не вернулся.

Я размышляла над словами профессора. Неужели он думает, что человек, действительно хорошо обеспеченный, пойдет преподавать? У таких людей широкий выбор, и они, как правило, занимаются такими вещами, которые принесут деньги, известность, они будут стремиться попасть в кино, на сцену, будут называть себя музыкантами, общественными деятелями, блоггерами, художниками, телеведущими. А профессия преподавателя неблагодарная, никакой славы и влияния на ней не заработаешь. Да еще во времена всеобщей педоистерии, когда в угоду детишкам о преподавателя вытирают ноги все, кому не лень.

Был еще случай, которому я оказалась свидетелем. Приехала как-то девушка-мажорка.

— Да мне неважно, что зарплата маленькая, мне лишь бы на людях быть и дома не сидеть, — уверяла она.

Но когда ей озвучили реальный размер зарплаты, она воскликнула:

— Да вы что, это же два раза мой джип заправить! Нет-нет, моя мама такую работу не потянет, это же ее расходы на меня увеличатся: на бензин дай, на обед дай. А еще я по дому не буду успевать, ни убраться, ни приготовить, потому что дорога в одну сторону два часа занимает.

К своей первой паре я готовилась три дня, сидела за письменным столом, детально разбирала задачу, которую мне предстояло решать со студентами, освежала свои знания, листала учебники, искала информацию в интернете. И, конечно, переживала, получится у меня или нет. Я ведь совсем не имела опыта выступать перед аудиторией, — в школе толком не училась, в университете была заочницей.

Утром того дня дождалась девяти часов и хотела уже отправиться на занятие, но опытные коллеги сказали:

— Подождите минут десять, пусть все соберутся, студенты часто опаздывают.

Тогда я побежала покурить и встретила на нашей лоджии профессора Мельникова. Это был представительный мужчина с белой копной волос, всегда в идеально выглаженном костюме с галстуком. Взгляд у него был слегка скептический, как будто в ожидании подвоха, но невероятно добрый. Он происходил из знаменитой династии нашего учебного заведения, его отец когда-то был начальником факультета. Помню, когда я слушала его лекции, то неизменно восхищалась. Он не просто пересказывал материал, он приводил примеры из жизни, из общественных событий, приводил цитаты известных поэтов и философов.

— Доброе утро, — поздоровалась я.

— Доброе утро, — приветливо ответил он.

— А у меня вот сегодня первая пара.

— Ты что, решила преподавать? — он невольно схватился за голову и посмотрел на меня с ужасом и сочувствием одновременно.

— А что не так, я очень рада, что мне доверили.

— Ты такая добродушная, такая бесхитростная! Я столько лет преподаю, и знаешь, сколько раз мне хотелось развернуться и пойти отсюда куда глаза глядят! Вот вроде бы все хорошо, но попадется на всю аудиторию один какой-нибудь умник, и все испоганит! Буквально вчера — все объяснил, все поняли, а одна девица сидит и повторяет: «А теперь мне отдельно объясните, ну я не понимаю!». Или прочтут в интернете какую-нибудь чушь и начинают спорить, почему вы так сказали, а там по-другому сказано…

И вот я впервые вошла в аудиторию, вся в смятении — а вдруг я буду стесняться, а вдруг у меня голос будет дрожать…

И тут, при моем появлении, все студенты, как по команде, встали!

И у меня как будто камень свалился с плеч. Я моментально успокоилась. Я почувствовала себя, как рыба в воде. И вдруг поняла, что мне с ними — хорошо. И это ощущение не пропало со временем, на всех последующих парах оно так и оставалось со мной.

С молодежью приятно общаться, они в подавляющем большинстве добрые и отзывчивые, не натерпелись еще насмешек от жизни и человечества, ни в чем особо не разочаровались. У них еще далеко идущие планы, оптимистичный взгляд. В их глазах светится уверенность, что они всего добьются, покорят весь мир, заработают много денег, осуществят самые смелые мечты.

Ну а я, со своей стороны, помогаю им адаптироваться в этом сложном мире чисел и формул, понимая, как нелегко прийти в первый раз на занятия.