Дым Отечества

Василий Павлович Щепетнев, 2022

Полеты в космос, к звездам, что может быть прекраснее? Возвращение! Вот только трудно вернувшимся узнать своё Отечество…

3

— Однако… — Белопольский склонил голову и снова посмотрел на экран.

Изображение не изменилось. Тускло-багровый круглый шар величиной с яблоко. — И это — Нептун?

— Откуда мне знать, — Фомин повернул микровинт, пытаясь улучшить резкость, но проку вышло чуть. Видно, и без того резкость достаточная, а что рельефа никаких не видно, то ведь и нет его, рельефа, газовый пузырь, что взять. К тому же до предполагаемого владыки морей было неблизко, корабельный же «Галилей» предназначался более для ориентации в пространстве, нежели для глубоких научных исследований. — Моё дело навести на заданную точку, а уж чем точка обернется — пардон…

— Да, да, — не очень и слушая Фомина, астроном застрочил карандашом по бумаге. Фомин вздохнул и пошёл прочь. Считать на бумажке — дело канительное, требующее полной самоотдачи и сосредоточенности. Бортмеханик помочь здесь бессилен, может только помешать.

«Королёв» дрейфовал к Солнцу, дрейфовал медленно, неспешно. Куда спешить? В смысле — в какую сторону?

На Землю, понятно.

Ноги сами принесли Фомина на смотровую площадку. Звёзды, звёзды — и все неизвестные! Ни тебе Большой Медведицы, ни даже Малой.

Одна звезда яркая, не точка, а крохотный диск — Солнце. Будем считать — Солнце, а сомневающиеся пусть помолчат.

Взяв Солнце за точку отсчета, штурманская группа стала искать всё остальное. Находят потихоньку, но астрономы подпускают сомнение — какие-то не такие планеты. И взаиморасположение небесных светил их смущает. Не должно так быть — по расчётам.

Больше всего удивила парочка Земля — Луна. Настолько удивила, что, вместо того, чтобы на всех парах отправиться домой, они решили провести несколько дней здесь. Осмотреться. Разобраться в новой космогонии.

Главным, конечно, было другое. Положим, долетят они до Земли. А ну, как нас там не ждут? Просто некому ждать?

Фомин раскрыл рундук, достал из особого футляра бинокль. Хороший, сорокакратный, с механизмом компенсации дрожания рук. Для людей, соскучившихся по дому, незаменимая вещь.

Он поглядел в бинокль. Землю видно, но если не знать, что это Земля, так и не догадаешься никогда. Возможно, он и не на Землю смотрит вовсе, а на какую-нибудь новую планету. А где ж Марс? Астрономы опять же говорят — вон где, дальше от Солнца на семнадцать миллионов километров, нежели прежний Марс в апогелии. Обозначился, и довольно. Он хотел положить бинокль обратно, как вдруг увидел двигающуюся точку.

Здесь, в четырех миллиардах километров от Солнца, на орбите, почти перпендикулярной к плоскости эклиптики, увидеть движущуюся звездочку означало следующее: либо мстится, либо неопознанный летающий объект находится близко. Очень близко.

Выбрав второе, он и прокричал об открытии на весь «Королёв».

На весь, пожалуй, голоса не хватило, но до дежурного пункта звуковод донёс традиционное «объект за бортом!», потому что оттуда немедленно затребовали Фомина в штурманскую рубку.

Немедленно, значит, немедленно. Аллюр три звезды.

Фомин побежал. Хорошо, что тренировался много. А ещё лучше — бежать недалеко.

В штурманской его ждал Ванштейн и Лобанов, второй штурман «Королёва».

Обзор в штурманской был, пожалуй, хуже, чем на смотровой площадке. Больше полагались на технику, но с той поры, как электроника изменила человеку, пришлось пустить в ход дедовские резервы: глаза и уши. Глаза — понятно, но и ушами человек мог распознать многое. Да хоть бы и одно — Водоворот, Мальстрем, и на том спасибо.

Но сейчас им грозил не Мальстрем. Вообще, неизвестно, грозит ли что-нибудь вообще. Но если неизвестно — считай, опасно.

— Где? — спросил первым делом Лобанов. Действительно, сфера велика, звёзд много, поди, сыщи нужную.

Фомин пальцем показывать не стал, назвал координаты.

Здесь.

— Ага, — быстро сориентировался Лобанов. — Вижу. Перемещается, — он прильнул к окулярам стереотелескопа. — Э, да оно совсем близко.

Ванштейн взял отводные окуляры. Фомину оставалось смотреть глазами. Или в бинокль.

Он пробовал и так и этак. В бинокль «оно» было уже не точкой, но диском. Действительно, близко. Но как близко?

— Сто сорок километров по оптическому дальномеру, — ответил на невысказанный вопрос Лобанов.

Стереотелескоп имел несколько объективов, разнесенных по поверхности «Королёва». Меняя базу, можно определить расстояние до объекта — если оно, это расстояние, было невелико. Но что оно настолько невелико…

— Вектор движения — ноль девяносто пять. Скорость сближения — двадцать два метра в секунду, — «метра» Лобанов выделил особо. В космосе считают на метры не так уж часто.

— Время подумать, стало быть, есть, — сказал Командор.

Он вошёл не то, чтобы незаметно (хороша была бы команда, не заметившая своего Командора) — но так, чтобы все поняли: занимайтесь своими делами, не отвлекайтесь на ритуальное выпячивание груди и выпучивание глаз.

— Выслать навстречу катер? — спросил, а, вернее, предложил Ванштейн.

— Катер? — Командор и в самом деле достал свой знаменитый портсигар. Однако! — Катер выслать можно. Отчего ж не выслать. И почёт, и уважение. Но — погодим. Боевая тревога номер два.

«Королёв» создали не только трижды надежным. По старой традиции он был кораблем двойного назначения. В мирное время мирным, а в военное, или неясное — военным. Конечно, военного времени быть не должно, Союз Советских Коммунистических Республик — оплот мира во всем мире. Но мало ли что взбредет в голову какому-нибудь взбесившемуся мелкому буржуа из окраинных стран? Во всяком случае, мощь залпового удара «Королёва» оценивалась в четыре хиры. Это, конечно, за счёт гатрамонного двигателя. Но и оружие калибром поменьше на борту имелось. Традиция.

Ванштейн продублировал команду Командора, и Фомин представил, как люди занимают места боевого расчёта. А как не представить, если тревоги, правда, учебные, проводились три раза в месяц во время всего полёта?

Место Фомина было именно здесь, рядом с Командором. Отвечать за исправность всех механизмов и за устранение полученных в бою повреждений в меру возможностей и более.

А ещё — это уже негласно — напоминать, какие, собственно, механизмы есть на крейсере и на что они способны в бою. Потому что механизмов (а под механизмом подразумевалось всё неодушевленное) на крейсере много, и одно перечисление их, напечатанное на «вечной» бумаге, занимает несколько толстых томов, поди, вспомни, на что способен в военное время «утилизатор палубный, распределительно-распределённый». А от него, быть может, судьба сражения зависит.

— Способ перемещения объекта неизвестен, — сказал Ванштейн. — Реактивный след не зафиксирован.

При разладе электронике и ступоре Цифруши это не удивительно. Или Шар использует гравитационные двигатели? За три года создали?

— Активировать активную броню, — скомандовал Командор. Маслит маслянистое масло, но так уж повелось — броню активируют, даже активную.

— Есть активировать активную броню, — донёсся голос Бардзимашвили из звуководной трубы, и, спустя пять секунд:

— Активная броня активирована штатно.

Активирована-то активирована, а вот как проявит в деле, если до дела дойдет? В полёте не подвела, иначе и полет был бы невозможен — любое столкновение с метеоритом, даже крохотным, на эр-скорости (эр — значит релятивистская) высвобождает массу энергии, массу, помноженную на квадрат скорости пополам. Броня эту энергию переводит на счёт «Королёва», подпитывая всепожирающую гатрамонную топку. Но сейчас — как знать. Радуйся тому, что есть. Активировалась — уже хорошо.

На оптэкране (электронный функционировал нештатно, иными словами — крайне ненадёжно) виден был шарик. Простой такой шарик, светло-серый. Тоже, верно, окутан бронёй. Симптом не самый приятный. Или он изначально таков, шарик?

— Скорость сближения — двадцать один метр в секунду, расстояние — сто девятнадцать километров, — объявил Ванштейн.

Шарик плыл, словно мыльный пузырь. Ну, как лопнет?

Но он и не думал лопаться. Траектория сближения выходила спиралеобразная, без Цифруши понятно. Для полета в безвоздушном пространстве — странная траектория. Так семена-вертолётики с клёнов падают, а какие здесь клёны? Разве что противопушечный маневр? Но пушки в космосе не применялись ни разу, хотя теоретики утверждали, что ядро, выпущенное из электромагнитной катапульты со скоростью от ста километров в секунду и выше гарантировано уничтожит небольшой катер. У маловероятного взбесившегося мелкого буржуа мог иметься разве что катер, так что…

Волнение нарастало по мере приближения шарика, но волнение внутреннее, личное. Общественная же составляющая Фомина была спокойна и бесстрастна. Как и у всех, стоящих рядом с Командором. Умел излучать спокойствие Командор. Чего волноваться, работать нужно. Они и работали. Рассчитали поперечник шарика, вышло шестнадцать метров. Всё бы ничего, только при отлёте подобных шариков в космофлоте не существовало. Могли, правда, за минувшее время и создать. Зачем? А вот и спросим, зачем. Сначала повстречаемся, как положено, а потом и спросим. Вопросов много накопилось. И общественных, и личных. Как там жены и дети? Родители? Друзья и знакомые? У Фомина, положим, как и у подавляющего большинства экипажа, ни жены, ни детей нет, и родителей тоже, погибли в Последнюю Войну, но друзьями он не обижен. А уж общественные дела как любопытны! Удалось ли превратить Гоби в паназиатский сад? Удвоить зеркало Арала? Возродить тайгу на Таймыре? Его, Фомина, правда, больше интересует Марс, но и о Марсе можно будет спросить, стоит только подождать немного.

Конец ознакомительного фрагмента.