Палки и колёса

Максим Олегович Неспящий, 2023

Когда мы задумываемся над тем, что такое ужас, что первым приходит в голову? Громкий звук? Напряженная мелодия? Резко выпрыгивающая бука из-за угла? Разве все перечисленное – не испуг? Возможно, ужас – это что-то, что осознаешь, но не понимаешь до конца? Что-то, что приходит в самом конце?

Мутная белая вода ледяными тяжелыми каплями срывалась со сталактитов, шлепаясь в крошечные лунки, проеденные ею в камне за сотни лет. Это была настоящая вода-такая редкость нынче. Но ее нельзя было пить-она пахла солью, а на вкус была невыносимо горькой — наверняка ядовитая. Плюхающиеся звуки падающих капель сплетались в какую-то причудливую витиеватую мелодию, словно в стельку пьяный музыкант наугад набросал на клочке бумаги безумную нескладную симфонию. Эта симфония-какофония отражалась от стен пещеры многоголосым органным эхом, уходя далеко к сводам, где теснились в темноте, толкая друг друга во сне, черные грозди летучих мышей.

В пещере было темно. Лишь через полукруглый зев входа-узкий на столько, что пролезть в него сможет не каждая живность-проникал серый жидкий дневной свет, оставляя желтоватое пятно на противоположной от входа стене. Вход продолжался узким лазом в несколько метров длиной, затем свод пещеры поднимался все выше и выше, вскоре исчезая в темноте. Пройдя около сотни шагов, можно было наткнуться на развилку: две дороги вели в тупик, одна-к небольшому подземному озерцу с пресной водой, и еще одна-в просторный зал, стены которого терялись в сотнях шагов темноты.

— Дай сюда, — раздраженно сказал Гвар, пытаясь выхватить из трехпалых лап Сона два сточенных растрескавшихся камешка. Сон вцепился в них своими толстыми пальцами, пытаясь держать правильно — так, чтобы можно было высечь искру, но ему мешало отсутствие больших пальцев на обеих руках-на их месте были атрофировавшиеся шишковидные отростки, словно шпоры на лапах петуха, которые только мешали сделать все так, как показывал его пятипалый товарищ. Радужки глаз Сона слабо мерцали в темноте болезненным зеленоватым светом. Он еще раз ударил камень-о-камень, высек слабую искорку, которая шлепнулась на пол, совсем рядом с горкой ветоши, и быстро погасла.

— Ты безнадежен, — буркнул Гвар, — мы тут замерзнем пока ты разведешь огонь. Да еще камень зазря переводишь. Дай сюда.

Сон обиженно что-то буркнул и отдал камни. Через несколько минут тьма испуганно шарахнулась от затеплившегося костерка и неистово забилась о невидимые стены. Стало немного теплее и двое стянули с плеч мохнатые свалявшиеся шкуры, кое-как сшитые высохшими жилами, расстелили их на полу и уселись, скрестив ноги. Сон достал из кармана расползающихся, потерявших цвет и почти потерявших форму штанов кусочек окаменевшей бурой глины, неуклюже зажал в одной из своих трехпалых лап, помогая другой и принялся что-то царапать на стене пещеры. Гвар молча смотрел на огонь, время от времени наклоняясь к вязанке хвороста, чтобы подпитать костер.

— Скоро Ном придет, — пробормотал Гвар, — он пошел наверх, посмотреть.

— Ноом, — промычал Сон, оторвавшись от своего занятия и посмотрев на товарища, чтобы убедиться, что правильно его понял.

— Да, да. Ном. Придет.

— Угу, — согласился Сон и вновь принялся за свое дело, высунув язык от усердия и обильно пуская слюни. Его тощее тело абсолютно не соответствовало неправдоподобно большим кистям рук, так что Гвар постоянно удивлялся, как это он может поднимать такую тяжесть и вообще хоть как-то управляться с этими колодами.

В темноте что-то зашуршало и Гвар схватил в руки древнее проржавевшее ружье с рассохшимся и растрескавшимся прикладом. Судя по виду ружья и по бурым отметинам давно высохшей крови на прикладе, им вот уже несколько сотен лет пользовались как дубиной. Из темноты показалась Зарра, и Гвар, облегченно вздохнув, прислонил ружье к стене.

Конец ознакомительного фрагмента.