Дома мы не нужны. Книга седьмая. И все-таки она вертится!

Василий Лягоскин

Таинственные камни-ключи… новая миссия. Хватит ли у Александра Кудрявцева и его товарищей сил, выдержки и знаний, чтобы исполнить ее? Может и не хватить! Тогда на помощь придет второй полковник Кудрявцев, а потом третий и четвертый. Вместе им под силу изменить мир, в одной части которого царит вечное, безумно жаркое лето, а в другой – такая же беспощадная зима…

Глава 4. Анатолий Никитин. Три тракториста, три веселых друга

Анатолию было безумно жаль детишек. Тех, что спали искусственным сном в прицепе. Почему-то еще больше ему было жалко родителей — и тех, что сейчас дежурили вместе с четой Левиных в прицепе, и тех, кого обстоятельства, и обязанности перед племенем не отпустили из привычных болот. Может, потому он, стронув с места махину «Варяга», а вместе с ним и прицеп, воскликнул, поворачиваясь к Кудрявцеву:

— А что, товарищ полковник, махнем, не глядя, к побережью. Припасов хватит. А домой детишек привезем здоровыми, без всякой заразы.

— Вполне приемлемый вариант, — кивнул полковник, — но он противоречит нашему с Александром Николаевичем первоначальному плану. А планы, как вы понимаете, надо исполнять.

Анатолий не рискнул задать вопрос: «А что это за план, товарищ полковник?». Может, потому что надеялся, что командир не станет таить задачи на ближайшее время от своих помощников? Себя Никитин по праву причислял к этой когорте. И оказался прав — и насчет плана, и насчет помощников.

— Не буду скрывать нашей первоочередной задачи, — усмехнулся командир, явно ощутивший нетерпение и Анатолия, и профессора Романова с Марио, которые и располагались сейчас в комфортных креслах кабины, — от друзей, и самых надежных помощников у меня секретов нет. Как и у второго полковника, я думаю…

Он помолчал; потом его усмешка превратилась в широкую улыбку, в которой бывши тракторист все-таки прочел изрядную долю тревоги:

— А может, и третьего, и четвертого. Вот к ним, прежде всего, нам нужно попасть. Условно говоря, нам нужно спешить на помощь третьему городу, а ребятам на шаре — четвертому. А поскольку есть основания предполагать, что наша цель расположена где-то в океане, то мимо побережья; мимо племен мы никак не пройдем. Вот тогда и остановимся — и детишкам постараемся помочь, и вождей послушаем. Думаю, что за сотни лет что-нибудь да прибило к берегу. Что-нибудь такое, на что мы прежде не обратили никакого внимания, а что теперь может оказаться жизненно важным. Ну, и еще одна, не менее серьезная причина — почему нам необходимо сделать остановку дома. Догадываетесь?

У самого Анатолия были определенные мысли, связанные прежде всего с картинкой гигантского шара, который медленно поплыл в противоположную от курса «Варяга» сторону, и которого до сих пор можно было разглядеть в зеркала заднего вида кабины. Полковник, как оказалось, размышлял в том же направлении, но гораздо глубже.

— Вы вспомните, — шлепнул он ладонью по плечу профессора, — что бы обещали нашим боевым подругам? Оксане, Бэйле… Я лично обещал, что в следующий поиск обязательно возьму их с собой. А ты, Анатолий, предложил мне сейчас нарушить обещание. Нехорошо.

— Ну тогда, товарищ полковник, — не смутился Никитин, — нам сам бог велел поднять в небо и наш город. Только вот время… Сколько его понадобилось другому городу, чтобы «вырастить» вокруг себя шар таких размеров? Не думаю, что плантация пластмассовых деревьев у них больше. Или производительней.

— Правильно думаешь, — кивнул командир, — пожалуй, у нашей плантации урожайность даже выше; причем значительней. Нам ведь не нужно было копить энергию солнца; его в степи и так с избытком. Но в другом ты ошибаешься. Вернее, недодумываешь. Это на тебя так старые шаблоны действуют.

— Какие шаблоны?!

Анатолий нахмурил лоб, пытаясь вспомнить… Нет — разговоров о летающих городах не было!

— Зато были твои же предложения, — продолжил Кудрявцев, — помнишь — когда мы решали, как подняться на плато, где в первый раз столкнулись с капитаном Джонсоном?

— Помню! Тогда…

— Вот тогда ты и прожужжал нам все уши про воздушные шары. А потом — вспомни получше — сам же сказал, что это не обязательно должен быть шар, — полковник прикрыл глаза, и процитировал — слово в слово — давний разговор, — «… да хоть кубической формы. Теплый воздух внутрь, и через несколько минут мы наверху!».

— Вспомнил, — расплылся в улыбке Анатолий, — я тогда еще не успел сказать, что можно изобразить, и цилиндр, и конус, и пирамиду…

— А теперь и говорить не нужно, — это в разговор вступил профессор Романов, явно осененный мыслью, — пирамида у нас уже есть. Достаточно надежная, чтобы поднять в воздух и город…

— И слой грунта в пятьдесят метров под ним, — закончил за него тракторист, ничуть не обиженный на то, что Алексей Александрович раньше него озвучил очевидное, — пожалуй, у нас защитный слой пластмассы сейчас раза в три больше, чем в шаре.

— Ну, вот и определились, — рассмеялся довольный командир, — осталось «договориться» с куполом.

На это ни Анатолий, ни Алексей Александрович, ни Марио не отреагировали; поняли, что вопрос был чисто риторическим.

— Действительно, — лениво размышлял Никитин, стараясь, чтобы колеса «Варяга» точно вписывались в колею, оставленную ими же несколько дней назад, — если это получилось с шаром, почему не должно получиться с нашей пирамидой? Особенно учитывая, что товарищ полковник предусмотрел «обучение» купола новым опциям? Все у нас получится…

Возвращение домой Анатолий не назвал бы триумфальным. Он даже немного обиделся — и за себя, и (больше) за полковника Кудрявцева, который подробно доложил о рейде вечером того же дня, когда этот рейд закончился. Все — даже его обычно невозмутимая Бэйла — были возбуждены, но явно не от слов командира. Никитин недоумевал недолго; он наконец-то понял и какое-то равнодушие, сквозившее во внимании членов Совета, собравшегося на последнем этаже цитадели, и охватившее всех нетерпение. Кто-то из экипажа «Варяга» явно проговорился о ближайшем будущем, которое ожидало город, и его жителей. Перед перспективой отправиться в путешествие — пусть под защитой купола — померкли все удивительные известия, которые, наконец, закончил излагать полковник Кудрявцев. Он, как догадался тракторист, тоже прочувствовал нетерпение слушателей.

— Ну, вот и все, — сказал он будничным тоном, — если нет вопросов, можно расходиться. Время позднее. Детям (он бросил взгляд в угол комнаты, где из колясок за долгий рассказ не донеслось ни единого слуха — словно младенцы тоже заслушались) пора в свои кроватки, да и взрослым тоже…

— Ничего не пора, — подступила к центральному столу штаба, где сидел командир, Оксана Кудрявцева, — она даже подперла бока руками, — рассказал тут красивую сказку, похвалился, и спать?!

— Ага, — не стал отказываться Александр Николаевич, — домой хочу, накатался.

— А мы хотим прямо сейчас увидеть, как наш город оторвется от земли!

— Да, Александр Николаевич, — это к израильтянке присоединилась Таня-Тамара, — да мы сегодня и не уснем. До утра ворочаться будем.

— Хорошо, — вдруг улыбнулся, и даже подмигнул женщинам полковник, — будет вам утро. Точнее, я хотел вам сказать — уже!

— Что — уже?! — ухватилась за его рукав Оксана.

Командир сделал неуловимое (по крайней мере, им, Анатолием, неуловимое) движение, и вот уже русская израильтянка стоит в плотном, и нежном кольце рук супруга, а на обзорных экранах вспыхнуло солнце!

— Которое, — успел подумать Никитин, — никогда не заходит, но которое сегодня выглядит не так, как обычно.

А потом его грудь исторгла торжествующий вопль, который он с трудом услышал сам — так громко кричали рядом друзья. Купол, подвластный командам полковника Кудрявцева, поменял картинку на экранах. Теперь на город можно было смотреть со стороны. Смотреть, и видеть, как гигантская пирамида висит в воздухе — прямо над темным квадратным пятном посреди бескрайнего оранжевого моря травы.

— Котлован, — не сразу сообразил Анатолий, — то самое место, где раньше стоял город, и откуда в небо поднялись миллионы тонн грунта.

По спине пробежал холодок восторженного ужаса; воображение у тракториста было развито превосходно; лучше, чем у многих в этой комнате. Разве что сам полковник Кудрявцев мог понять его; прочувствовать тот гигантский вес, что подняла сейчас вверх энергия солнца, преобразованная общим разумом горожан.

— И моим тоже, — с гордостью отметил Анатолий, кивая в ответ командиру, явно «услышавшему» его чуть тревожные мысли.

Командир, наверное, с этим кивком отдал еще одну команду куполу, и темное пятно внизу, которое отображалось на одном из центральных экранов, начало расти.

— Нет, не расти — раздваиваться! — воскликнул про себя тракторист, — это же тень, что отбрасывал город на котлован, сдвинулась с места. А значит…

— Летим! Мы летим! — раздался чей-то ликующий крик, и Никитин присоединил свой громкий крик к общей радости, которая, наверное, выплеснулась наружу, за пределы штаба.

Потому что совсем скоро, когда Анатолий с Бэйлой все-таки спустился вниз, и вошел в столовую (оттуда доносился приглушенный шум голосов), оказалось, что там вовсю идут приготовления к празднику, который в представлении Зинаиды Сергеевны означал прежде всего столы, ломящиеся от яств. В этом, кстати, Никитины были полностью солидарны с шеф-поваром города. Единственное, что несколько омрачило настроение Анатолия, была мысль о другой Егоровой; о той, что сейчас улетала в противоположном направлении в городе-шаре, и у которой, наверное, никогда не будет на лице улыбки.

— Вот такой, — решил Никитин, подходя вместе с супругой к Егоровой, и уже вслух, громко, как обычно, выплескивая на нее свое восхищенное изумление, — и когда ты только все это успела, Зин?

Этот вопрос тоже был из разряда риторических. Волшебству рук, и команд Зинаиды Сергеевны не нужно было удивляться; им нужно было пользоваться. Что Анатолий и сделал, заняв вместе с Бэйлой свое место за командирским столом. Там уже сидели профессор с Таней-Тамарой и Марио с Ириной. Не было только Кудрявцевых.

— А вот и они, — обрадовался Никитин; прежде всего тому, что тот промежуток времени, что разделил выбор тракториста самого лакомого, на его взгляд, кусочка нежного мяса летающего барана, лежащего в общем блюде от того момента, когда этот кусок окажется на его персональной тарелке, оказался таким незначительным.

И вот уже источающий изумительный аромат баранье ребрышко заняло свое законное место — в ожидании, когда прежде него в желудок ненасытного тракториста провалится внушительный глоток вина («Свойского, городского!»), а слух ублажит торжественный тост командира. Который, как оказалось, задержался, чтобы задать курс для дежурной смены…

Сам Никитин (вместе с Бэйлой) принял смену уже на подлете к побережью. «Рулить» громадиной купола оказалось ничуть не сложнее, чем «Варягом». Приблизив на одном из экранов картинку расстилавшейся под ними на расстоянии в полкилометра поверхности земли, Анатолий даже разглядел давние следы колес внедорожника. Не в степи, где оранжевая трава уже приняла свой обычный вид, а на подходе (подлете) к горной гряде, отделявшей побережье от остальной части этого мира. Бэйла тем временем укрупнила картинку на другом экране. Там, далеко позади, показались какие-то темные точки. Вариантов здесь было несколько. Никитин предпочел бы, чтобы одним курсом с городом сейчас летело стадо баранов, или коров; тогда бы к тем подаркам, без которых, конечно же, не обошлись бы гости племен, добавилась свежая дичь.

Увы, этим надеждам не суждено было сбыться. Анатолий понял это, как только увидел лицо своей прекрасной половинки. Зрение у Бэйлы, бывшего израильского снайпера, и раньше было отменным; теперь же она могла разглядеть в прицел своего «Барретта» такие подробности, что Никитин только диву давался. Вот и сейчас она выдохнула, словно нажимала на курок снайперской винтовки: «Орлы!».

Тракторист, который сегодня был старшим по смене, тут же принял решение:

— Стоп машина!

И сам нажал на кнопку, отвечающую за плавное торможение летающего города.

Купол завис над самой вершиной горной гряды; Анатолий даже разглядел далекие фигурки аборигенов, которые вдруг замельтешили; начали исчезать — скорее всего в своих пещерах.

— Скорее всего, потому что увидели нас! — самодовольно подумал тракторист, поворачиваясь к двери.

В штаб стремительными шагами вошел командир. Ситуацию он оценил одним взглядом. А потом еще быстрее оказался у стола; полковник не присаживаясь (то есть, не сгоняя с места Анатолия, забывшего вскочить при появлении начальства) нажал на ряд кнопок — так стремительно, что Никитин не успел проследить за пальцами Александра Николаевича, понять, что за команды он сейчас отдает куполу. Но догадался, когда увидел, что не такая далекая уже стая вдруг посыпалась вниз, и в стороны. Анатолий был уверен, что железноперые птицы — какими бы злобными хищниками они ни были, сейчас верещат от ужаса, и от нестерпимой боли.

— Значит, — понял тракторист, — товарищ полковник раздвинул сейчас границы защитного поля города; еще, наверное, и раздвинул их вдоль долины племен. Это чтобы аборигены сдуру не подставили себя под «выстрелы» их железных перьев. Помнится, здешний Виталька, вождь русов, говорил, что никаких орлов, метающих смертельно опасные стрелы, и громадных ящеров здесь никогда не было. Ни с дубинками, ни с мечами.

— Товарищ полковник, — воскликнул он, пока все наблюдали за тем, как пернатые преследователи, на удивление быстро пришедшие в себя, растекаются вдоль границы защитного поля; буквально выстраиваются вдоль нее, — сдается мне, что скоро и тираннозавры тут появятся. Может, пока не поздно, покончить с этими?

Он кивнул одновременно на окно, в котором было видно самое большое количество орлов, и одновременно собственной супруге — словно предлагал ей показать свое мастерство непревзойденного снайпера. А рядом еще стояли мало чем уступающие ей в искусстве стрельбы Оксана Кудрявцева и Ира Ильина.

— Откуда в тебе такая жестокость? — кажется, вполне серьезно спросил командир, — и тебе не жалко этих птичек?

— Не жалко, — насупился тракторист, — я, товарищ полковник, себе представил, что парочка из них прорвется сквозь защиту, и нападет вон на тех ребятишек.

Анатолий махнул в сторону далекой толпы аборигенов, среди которых были вполне различимы мелкие детские фигурки. Толпа, кстати, зашевелилась; скорее всего, люди там заметили летающий город.

— Хорошо, — лицо полковника тоже покинула улыбка, — а если я скажу, что эти летающие убийцы сослужат нам хорошую службу?

— Тогда да! — тут же изменил свое отношение к «птичкам» Анатолий; он прежде остальных понял, что командира сейчас озарило очередным предвидением, — только… надо бы на них «уздечку» покрепче накинуть. Такую, чтобы ни одна тварь не вырвалась.

— Уже накинул, — опять улыбнулся командир, — не вырвутся. Пусть пока подождут.

Теперь Никитин сравнил бы хищных орлов с голубями; такими, каких человек заточил в крепкую голубятню. Птицы метались в каком-то ограниченном пространстве, не в силах пробиться сквозь невидимые стены. Трактористу даже стало их немного жалко. Совсем чуть-чуть, но все же…

— Ведь это уже не враги, — подумал он, — союзники, хоть и поневоле. Знать бы еще, в чем.

Впрочем, внимание Анатолия Никитина, как и всех в штабной комнате, переключилось вперед — туда, где большая часть аборигенов разбегалась, размахивая руками. Он, кажется, узнал того, кто возглавил это позорно бегущее «войско».

— Точно! Жюлька, бывший вождь еврогеев! — воскликнул он, когда экран одним мгновением увеличил изображение, и его заполнило перекошенное от ужаса лицо аборигена.

— А это я… мы! — тракторист ткнул пальцем в другой экран, с которого на надвигающуюся гору летающего города смотрели немногие оставшиеся на месте хозяева долины.

Анатолий узнал бы, наверное, многих из них. Но сейчас он смотрел лишь на тех, кто своим обличьем стопроцентно напоминал его самого.

— Посмотри на того, что справа, — дернул его за рукав камуфляжной куртки профессор Романов, — это вообще твоя полная копия. Даже ремень на поясе камуфляжа свисает… не буду говорить на что.

— Нет! — тут же заявила Бэйла, прищурившая правый глаз так, словно она целилась в копию своего ненаглядного в прицел снайперской винтовки, — этот парень не мой Анатолий. Заморенный какой-то, и не такой…

— Красивый, — хохотнула Ирина Ильина.

— Все, — командир положил конец дискуссии, превратившейся в обсуждение статей копии Анатолия, — садимся. Дежурной смене занять места согласно боевого расписания.

Никитин чуть помрачнел; согласно этого расписания он, как старший дежурной смены, должен был сейчас сесть за центральный стол, и уже оттуда наблюдать за происходящим.

— И руководить! — воодушевился он про себя, — точнее помогать товарищу полковнику. И наблюдать — вот в этих замечательных экранах.

Штаб опустел. Теперь в креслах сидели лишь четверо — супруги Никитины, и Виталик Дубов с Машей Котовой, которые сейчас по уставу должны были отдыхать — их смена начиналась через полтора часа. Но представить, что кто-нибудь сейчас на их месте смог оторваться от экранов, и отправиться в комнаты этажом ниже, где находилось помещение для отдыхающей смены, Никитин попросту не мог. Так что он кивнул сменщикам: «Садитесь поудобней!», — и нажал на кнопку, оживляя экран, на котором можно было видеть во всех подробностях историческую встречу двух цивилизаций.

— Или трех, — вслух поправил себя старший смены, фокусируя невидимую камеру на лице своего двойника.

Анатолий Никитин (а кто же еще?!) там уже явно пришел в себя; ловко втерся в круг высоких договаривающихся сторон. Он даже попытался встрять в разговор, на что полковник Кудрявцев, с некоторым недоумением отвлекшийся на двойника, как-то отстраненно улыбнулся, и махнул рукой в сторону громады города. Анатолию даже показалось, что он показал сквозь сотни метров, и толщу пластмассы именно на него.

Взгляд машинально остановился на часах — до сдачи смены оставалось всего пять минут; в зал уже вошла очередная пара дежурных, готовых сменить через положенные четыре часа Машу Котову с Дубовым. Анатолий едва дождался, когда эти такие длинные минуты закончатся. А потом внешне неспешно проводил Бэйлу до дома, прижал к груди ребенка, вдохнув такой родной и сладкий запах маленькой Оксаны, и поспешил наружу. Туда, где сейчас творилась история этого мира. Пока без него — русского тракториста Анатолия Никитина. Может, это звучало слишком громко, с изрядной долей бахвальства? Сам Анатолий так не считал. И два его двойника, с которыми он столкнулся прямо на выходе из массивной подземной части летающего города тоже.

— А вот и ты! — воскликнул один из них, отличавшийся от второго (и от самого Никитина тоже) громадным ростом, и слишком хитрым выражением лица, — мы уже заждались!

— Что, уже начинается?

Анатолий не имел ни малейшего представления, о чем договаривались полковник Кудрявцев с местными вождями; но блефовать умел мастерски. Двойники на удочку поддались; махнули оба в сторону пещер с объяснением; вещал опять местный Тракторист:

— Магия Смерти дело непростое. Королеве амазонок нужно подгтовиться. Да и нам тоже…

Он подмигул теперь совсем хитро. Так в прежней, самой первой жизни Никитина подмигивал ему закадычный дружок в родной деревне — когда у него заводились деньжата на бутылку-другую. Анатолий даже устыдился; он даже забыл, когда в последний раз вспоминал ту жизнь, тех ребят и девчат (а теперь уже дедов и бабок) с которыми прожил такую долгую жизнь. А здесь, всего за какой-то год…

Громадный Тракторист не дал додумать.

— У нас есть половина круга, — заявил он, поворачивая две свои мелкие копии в сторону чернеющих недалеко зевов пещер, — как раз успеешь рассказать, что привело вас сюда…

— И как вы тут без нас жили, — добавил Анатолий, весь вид которого говорил о долгом изнурительном существовании.

Этот бывший тракторист (а трактористы, как известно — подобно ментам, или учителям — бывшими не бывают) тоже почуял что-то своим зашевелившимся хищно носом. Потому он и устремился за широко шагавшим местным парнем раньше Анатолия. А наш герой почему-то вспомнил сейчас Бэйлу с Оксаной-младшей, дом, в котором его ждали, и… рванул вслед за двумя новыми приятелями.

— Вот я сейчас им про дочку и расскажу. Надо полагать, что у Никитина-второго — того, что помельче — тоже где-то родилась своя Оксанка…

Он рассказал — после того, как Тракторист, построивший последний в истории племени русов танк, наполнил бокалы прозрачной жидкостью с таким знакомым запахом, и совсем по-русски чокнулся с заробевшими было гостями: «Ну, будем!».

Анатолий опрокинул в глотку двести граммов обжигающей жидкости, и ощутил, как когда-то очень давно, удар в голову; словно лягнула та самая летающая бешеная корова, молоком которой они сейчас «лечились». В голове зашумело, и в то же время восприятие окружающего мира стало острым, неожиданно ярким и впечатляющим. Никитин сейчас видел каждый камушек в полутемной пещере, тьму которой разгонял единственный факел; каждый волосок бараньих шкур, на которых они сидели. А еще его плечи буквально пригнула книзу — к тем самым камням и шкурам — вселенская печаль в глазах другого Анатолия. Лицо парня мрачнело, подобно небу перед штормом, по мере того, как тракторист летающего города рассказывал о перипетиях последних недель и месяцев — начиная с той минуты, когда Никитин, и все остальные оказались в этом негостеприимном мире.

— А я свою дочку так и не увидел, — наконец, вздохнул он так горько, что у Никитина невольно вырвалось:

— Рассказывай!

— Да, рассказывай!

В пещеру вошел и остановился сбоку от входа, пропуская внутрь спутников, полковник Кудрявцев. Рядом с ним один за другим возникали фигуры местного возждя, гигантской копии дружка — Витальки Дубова; профессора Романова, королевы амазонок, в которой тракторист признал свою Бэйлу, немного постаревшую, но все такую же прекрасную. Наконец, в пещеру вошла, не сгибая головы, как местные великаны, и командир, тоже отличавшийся немалым ростом, его ангел-хранитель, Бэйла Никитина. Оксана-старшая тоже была здесь.

Анатолий, попытавшийся вскочить уже при виде командира, сделал еще одну попытку — тоже неудачную. Молоко бешеной коровки, наполнившее тело свежестью и легкостью, а голову необычайной ясностью ума и остротой всех пяти чувств, напрочь отняла все ниже пояса. Тракторист едва не замычал от бессилия; и от подступавшего чувства стыда. Не от самого факта распития местной «водки» — никто, в том числе собственная супруга не запрещала ему этого делать в свободное от общественных дел время. Нет — просто он, как когда-то давно, принялся оправдываться перед собой: «А что, нельзя?! Даже одного стаканчика?!! Имею право после рабочего дня…». И это воспоминание унижало горше, чем укоризна в глазах командира, и улыбка на устах любимой женщины.

— Улыбка! — Бэйла улыбалась совсем не зло, или обличающее.

Скорее понимающе; словно говорила: «Вижу, что из лап этих монстров невозможно было вырваться».

«Монстры», кстати, тоже пытались вскочить на ноги; так же безуспешно.

— Сидите уж, — махнул сразу всем Александр Николаевич, одним движением оказываясь между Анатолием и местным Трактористом.

В его руках уже был каменный стакан, в который, как уже убедился Толик, вмещалось не меньше двухсот граммов жидкости.

— Наливай и мне, — командир протянул «стакан» хозяину меха, в котором плескалось еще не меньше пяти-шести литров «молока», — кто-нибудь еще будет?

Те самые обострившиеся чувства позволили Анатолию каким-то непонятным образом распознать сложную гамму чувств сразу у всех столпившихся на входе гостей — добрую усмешку и ожидание очередного чуда «от полковника Кудрявцева» у всех трех представительниц прекрасного пола; некоторое смятение, вызванное желанием присоединиться к эксперименту Александра Николаевича, и вполне понятную опаску профессора Романова; наконец, резкое отрицание, и почти страх, промелькнувший в глазах вождя племени русов. Все пятеро дружно замотали головами.

— Ну, тогда присаживайтесь, — предложил-скомандовал командир, — я так понимаю, рассказ будет долгим?

Это он обращался к Анатолию, которого, как уже знал городской Никитин, совсем недавно выловили из моря. Тот судорожно кивнул.

— Успеем до Ритуала? — полковник повернулся теперь к королеве амазонок, которая привычным движением опустилась на шкуру по правую сторону от Никитина.

Родная жена села почти так же грациозно с левой стороны, не забыв «ласково» ткнуть супруга в бок — чуть выше той линии, под которой тракторист ничего не ощущал.

— Без нас не начнут, — усмехнулась амазонка; командир в это время длинными глотками осушал каменный сосуд.

Он перевернул его (совсем так же, как когда-то пластиковую бутылку из-под поддельного «Хеннесси»), крякнул, подмигнул сразу всем трактористам, и сказал; одному из них:

— Вот и хорошо. Давай, Анатолий Николаевич, рассказывай.