Дома мы не нужны. Книга седьмая. И все-таки она вертится!

Василий Лягоскин

Таинственные камни-ключи… новая миссия. Хватит ли у Александра Кудрявцева и его товарищей сил, выдержки и знаний, чтобы исполнить ее? Может и не хватить! Тогда на помощь придет второй полковник Кудрявцев, а потом третий и четвертый. Вместе им под силу изменить мир, в одной части которого царит вечное, безумно жаркое лето, а в другой – такая же беспощадная зима…

Глава 2. Виталька Дуб, вождь русов. Жди у моря непогоды

Весь мир племен издревле составляли несколько нерушимых частей — солнце, небо, горы с пещерами, необъятный океан. Здесь они жили, и здесь же черпали силы и неутомимую энергию. А еще — эти части привносили в жизнь ту необходимую частицу непредсказуемости, без которой жить было бы скучно, и неинтересно.

— Сюрпризы — как сказал бы Товарищ Полковник, — улыбнулся Виталька.

Он довольно оглянулся, обозревая внутренности самой постоянной из частей родного мира — племенной пещеры.

— Нет, — поправил он себя, — самое постоянное — это солнце. Даже в самый жестокий ураган оно есть. Там, за тучами. Ждет. Чтобы снова показать, кто главный в этом мире. Небо? Оно тоже предсказуемо. Его «сюрпризы» предсказуемы. Стада, несущие нам мясо и молоко бешеных коров. Дожди, которые питают источники в самых глубоких пещерах. Что еще? Так — по мелочам, как сказал бы друг Толька из Города. Но больше всего сюрпризов дает океан. Особенно после шторма.

Мысли вождя, неспешно текущие в его голове, когда-то принадлежавшей отцу Витальке-старшему, а сейчас одарявшей ласковыми взглядами жену, возившуюся в углу пещеры с ребенком, остановились. Именно на этом слове. Потому что за толщей камней действительно завывал, отдавая последние силы, свирепый шторм. Почему последние? Виталька и сам бы не смог сказать, что позволяет определять ему, как стихия, прежде полная сил, ревет подобно раненому зверю, и теряет кровь и саму жизнь.

— Теперь, — решил он, — осталось не больше одной руки малых кругов, и можно будет выходить наружу. Идти к берегу океана, и искать под ногами сюрпризы. Если их раньше не найдут мальчишки.

Он усмехнулся — вспомнил собственное детство; тот волнующий миг, когда вместе с Толькой, будущим Трактористом, нашли в глубокой луже, образованной очередным штормом, страшное чудовище с пучком длинных щупалец, которые угрожающе шевелились. А еще у этого чудовища-недоростка был единственный глаз, из которого на пацанов брызнуло свирепостью, и безысходностью. Виталька тогда пожалел это чудо; вместе с дружком, с Толькой, перетащил упругое тело морского гада в океан. Он даже сейчас, сквозь годы, был уверен, что детеныш чудовища сверкнул напоследок своим черным взглядом, и махнул самой длинной беспалой «рукой». В приветствии, и с благодарностью. И с обещанием: «Я обязательно расплачусь!».

От последнего Виталька, конечно же, сразу же открестился. От такого существа он не ожидал никакой благодарности. То, что он сам, или кто-то из близких окажется в открытом океане, где, собственно, и могла понадобиться помощь спрута, вождь не хотел даже представлять. Потому что издревле всем было понятно: океан — это смерть; более ужасная, чем в нутре подземного червяка, или от передоза молока бешеной коровы. Виталька непроизвольно потянулся всем телом, и блаженно прищурился. На губах словно полыхнуло огнем — это он вспомнил те редкие случаи, когда древние ритуалы разрешали использовать «огненное зелье». Во всех остальных случаях злоупотребление напитком, которое уносило в мир волшебных грез, а потом жестоко мстило непреходящей головной болью и жестокой ломотой в суставах, было под запретом. Табу. Скорее всего, потому, что любители тайком приобщиться к запретному питью уже не могли избавиться от пагубной привычки. Однако таких в племени было немного. На памяти самого Витальки не больше, чем пальцев на одной руке.

Вождь даже не захотел утруждать памяти именами изгоев. Потому что эти несчастные изгонялись из племени. Насовсем. Вместе с памятью. Не так было в других племенах. Те же еврогеи и африканы питие молока возвели в культ; создали даже отдельные ритуалы. И еще насмехались над русами, которые отказывали себе в «маленьких радостях жизни».

— Потому, и отказываем, — усмехались обычно на это и сам Виталька, и его соплеменники, — что у нас есть в жизни Цель. Великая.

Теперь же вождь глубоко вздохнул. Не случайно. Вопрос: «Можно ли считать, что Цель достигнута? Что его предки не зря положили жизни на строительство „Капутов“, и путешествия в один конец?». Для себя он определил ответ так:

— Цель пока не достигнута. Но племя передало свою миссию в руки гораздо более надежные и умелые. В руки Товарища Полковника. А он обещал. И свое обещание должен исполнить. Потому что иначе все, чем издревле жило племя русов — бесполезно и никчемно!

Виталька вскочил на ноги — не от этой тяжкой мысли, а от ощущения легкости, что вдруг заполнило сильное тело. Так обычно приходило понимание — шторм отступил; пришла пора покинуть пещеры, и спешить на берег. Туда, где океан еще продолжал волноваться, и выбрасывать на камни те самые «сюрпризы». Побережье встретило его разрывом в тучах, в который тут же брызнули жаркие лучи незаходящего солнца. Картина была привычной: блестевшие от влаги камни; кучи водорослей и каких-то коряг, выброшенных волнами на берег; переполненные водой ямы, которые племена специально вырыли в качестве ловушек для морских обитателей.

Русы владели самыми глубокими и добычливыми ямами. Не удивительно — ведь для таких работ они использовали специальные инструменты, рожденные фантазиями и мастерством поколений Трактористов. А теперь и еще более удивительными механизмами, которыми их наделили новые союзники.

Взгляд Витальки остановился на самой дальней яме, граничащей с участком соседнего племени, с неандерталами. Последние пока не показались из своих пещер, и это было хорошо. Потому что вождь сейчас вспомнил, как часто эти волосатые длиннорукие соседи пытались поживиться чужим добром. Добром, которым поделился океан. В яме, как показалось вождю, действительно что-то тяжело ворочалось. Он поспешил туда, не оглядываясь на тяжелое дыхание соплеменников. Первым, конечно же, ковылял старый Тракторист. Виталька вдруг вспомнил о своих размышлениях в пещере; о молоке бешеных коров. Толька, лишившийся своей главной цели в жизни — передачи наследнику знаний о строительстве очередного «Железного капута», мог сорваться; пристраститься к зелью.

— А может, уже попробовал, — вождь подосадовал на собственную невнимательность.

Долгие круги, что племя провело, не выходя из пещер под буйные порывы шторма, он ни разу не видел Тракториста. Теперь же его словно настигало облако знакомого, и такого желанного аромата. Кто, кроме Тольки, второго лица в племени, имел доступ к пещере, где хранились запасы молока? Только он сам, вождь. Но Виталька провалами в памяти не страдал. В закрытую пещеру не заходил с того круга, когда собравшиеся вместе племена провели Ритуал Смерти. Первый на памяти Витальки. И последний — как он надеялся.

Нестерпимое желание обернуться, проверить самые мрачные предположения, смыло как штормом, или океанской водой, когда вождь остановился у края глубокой ямы, и увидел что… вернее, кто ждет его в бурлившей до сих пор воде. Так же, как в далеком детстве, его встретил бесстрастный блеск единственного глаза чудовища. Того самого, спасенного по какому-то наитию. Морской монстр подрос; теперь его не то что два пацана; два взрослых руса вряд ли вытянули бы из ямы. Но это был он! Точно он! Виталька ни на мгновенье не усомнился в этом. А еще он прочел в огромном зрачке напоминание о давнем обещании: «Помнишь, я обещал вернуться?».

— Помню! — едва не выкрикнул вождь.

— Ну и дела, — рядом остановился Тракторист; остальные подойти поближе остереглись, — сдается мне, что это тот самый недоросток, которого мы уже один раз спасли. А что он прячет в своих лапах?

Лап, в привычном понимании, у монстра не было. Но то скопище щупалец, что непрерывно шевелилось, и вполне могло дотянуться до двух товарищей на краю ямы, действительно скрывало внутри себя что-то продолговатое, размерами вполне сходное с… человеком!

— Человек! — выдохнули оба руса, и чудовище словно поняло их.

Или восприняло слитный возглас как команду. Длинные щупальца протянулись вперед, и уложили явно бессознательного (а может, давно уже мертвого человека) прямо к ногам вождя. Положила лицом вниз, так что узнать его сразу Виталька не смог. Разве что понял, как и Толька, и другие русы, отхлынувшие было живой волной, а потом шагнувшие вперед, как только монстр подтянул к своему безобразному туловищу страшные щупальца — незнакомец жив. Он вдруг затрясся всем телом, и попытался приподняться на руках, исторгнув вниз потоки воды. Может, от пропитавшейся морской влагой одеяния, удивительно похожего на те, в каких когда-то встретили русов их новые друзья из города. А может — изо рта наглотавшегося воды человека. Вождь почему-то замешкался, и тракторист первым наклонился над жертвой океанской стихии, чтобы помочь тому повернуться лицом кверху. А потом — отпрянуть с громким возгласом, каким в племенах не было принято выражаться в присутствии детей. Последних, кстати, набежало уже немало; пожалуй, все пацаны русов, более храбрые и безрассудные, чем взрослые, сейчас толпились за спиной вождя, не решаясь переступить невидимой черты, которая всегда отделяла Витальку, и его предков от остальных соплеменников.

Но этот негласный запрет едва не был нарушен, когда мальчишки загалдели, и принялись возбужденно скакать на месте. И было отчего! На камнях лежал, и хлопал глазами, посиневший от долгого пребывания в воде, начавший икать (от того же переохлаждения, или нервного потрясения)… Толька Тракторист. Не такой крупный, с затравленным выражением лица (чего Тракторист себе никогда не позволял), но вполне узнаваемый. Еще вернее его было бы назвать копией того Тольки, которого вождь видел в Городе. Там русы и их копии инстинктивно старались пореже сталкиваться. Почему? Ответа не было. Было только понимание — это правильно. Но теперь, от этого незнакомца, отвернуться было невозможно. И Виталька нагнулся, протянул спасенному монстром человеку ладонь: «Вставай, брат!».

В том, что морское чудище спасло незнакомца не случайно; что именно поразительное сходство его с одним из спасителей послужило столь невероятному событию, сомнений у Витальки не было. Как и у Тракториста, кстати. Потому что Толька, подхвативший незнакомца с другой стороны, чуть слышно проворчал, действительно обдав вождя облаком паров молока бешеной коровы:

— Интересно, а твоего двойника там не было?

Спасенный, черты лица которого под жаркими лучами солнца разглаживались, и заполнялись румянцем, дернулся в крепких руках двух гигантов и прохрипел, явно в великом возбуждении:

— Русские! Вы говорите по-русски?!

— Мое племя называет себя русами, — подтвердил, или поправил его вождь.

Он отпустил руки от вполне утвердившегося на ногах незнакомца, и отступил на пару шагов, чтобы окинуть его взглядом с головы до ног, и представился:

— Я — Виталька Дуб, вождь русов. Прежде, чем проводить тебя в пещеру, хочу узнать — как здоровье друга и старшего брата моего, Товарища Полковника?

— Товарищ полковник… Александр Николаевич…, — лицо человека, спасенного морским чудовищем, расплылось в мечтательной улыбке, — что вы знаете о командире? Где он? Жив?

Виталька несколько удивился. Это он первым спросил о вожде Города; больше из вежливости; представить себе, что кто-то, или что-то может навредить Товарищу Полковнику, он даже не пытался. Он пристальней вгляделся в лицо спасенного и, подчиняясь какому-то неведомому чувству, кивнул парню в сторону от входа в пещеру русов. Туда, где наособицу жили жидовки-амазонки. Виталька вдруг вспомнил, как обитал в одном теле с духом старой колдуньи, Бэйлы. Что-то осталось в нем с тех пор; что-то непознаваемое и не имеющее названия в языке племен. Может, это было душевным шрамом от жестокого ритуала Магии Крови, и еще более ужасного ритуала Магии Смерти. Может. Об этом могла поведать младшая Бэйла — она как раз вышла из своей пещеры; словно привлеченная вниманием толпы, которая росла за Вождем, и двумя Тольками — Трактористом, и его двойником, улыбавшимся уже не так растерянно.

Королеве амазонок ничего объяснять не пришлось. Она вцепилась ладошками в запястья — в правое вождя, и левое Тольки-из-океана, и подняла голову, непонятно как уставившись своими колдовскими глазищами в очи обоих парней. Неизвестно, как пришелец, а сам Вождь сразу утонул в этих глазах. Но не так, как «тонул» в них в пору ранней молодости, от которой остались весьма приятные воспоминания, и маленькая Бэйла, будущая королева женского племени. В этом взгляде колдуньи, предводительницы амазонок, в толпе которых сейчас стояли сразу несколько бывших возлюбленных вождя, была какая-то могучая сила, которую Виталька тут же обозвал Магией Жизни. А потом он позабыл обо всем, даже о жене с ребенком, и долге перед племенем, о котором вождю забывать не следует. Никогда. Потому что душа сжалась в испуге, а потом буквально растаяла от прикосновения чего-то невесомого, но невероятно сладостного. Рядом что-то пробормотал, а потом простонал в истоме пришелец.

— Это ее душа, — отстраненно фиксировал кто-то внутри Вождя, — Бэйла раскрылась навстречу нам полностью; так, что я сейчас могу проследить всю ее жизнь, и даже жизни ее праматерей. Могу. Но не буду. Потому что не прощу себе этого никогда.

Королева-колдунья, как оказалось, таким запретом себя ограничивать не стала. Она выпустила руки двух мужчин, и принялась вещать — хрипло и торжественно:

— Вижу. Вижу изначальный миг, когда ты (она ткнула твердым пальчиком, «украшенным» острым ногтем попеременно в чужие мужские груди) сидишь в рычащем чудовище цвета морской волны; чудовище, способном поднять бревна весом, неподъемном для десятка таких парней, как ты, Вождь русов…

— Ух, ты! — очнулся, наконец, от грез Толька-из-океана, — так это же она сейчас про мою «Беларусь» рассказывает. Я своим трактором действительно бревнышки в пару кубов в прицеп на раз забрасывал! Я на нем и в наш лагерь попал… вместе с Любой Ульяновой.

Колдунья кивнула, словно ей что-то говорили эти чудные слова.

— А может, и говорят, — подумал рядом Виталька, — мало ли что она разглядела в его душе?!

Он повернулся к парню, чья измученная физиономия сейчас сияла — словно рядом стояло то самое рычащее чудовище цвета морской волны; Бэйла тем временем продолжила изрекать невероятное, невозможное:

— Именно тогда и родилось первое изменение в Ойкумене. В мире, где все было предопределено, вдруг стало два Тольки, разделенных веками.

— Как сейчас? — осторожно спросил Вождь, не отводя взгляда от своего двойника.

— Нет! — торжественно заявила королева, «наградив» теперь мужские груди чувствительными ударами кулачка, — потому что в мире теперь не два Тольки.

— Три?! — тут же спросил Вождь, имея в виду ту копию Тракториста, с которым русы так старательно избегали встреч в Городе.

— Нет! — еще более весомо изрекла повелительница Магии Жизни, которая, как оказалось, позволяла заглядывать глубоко в прошлое, и даже, наверное, в будущее, — сейчас под солнцем, которое никогда не заходит, живут сразу пять Толек… И один из них — третий, считая вас, спешит сюда быстрее, чем шторм гонит по небу тучи.

— Откуда?

Чувство ответственности Вождя перед племенем никуда не исчезало; оно лишь на несколько мгновения отступило, убаюканное магией королевы жидовок-амазонок. Теперь же оно заставило обеспокоенно метнуть взгляд кверху, где над океаном исчезали последние тучки. Именно оттуда чаще всего беды обрушивались на побережье. А что мог принести с собой еще один двойник? Виталька даже передернул в ознобе плечами — вспомнил, как сразу нескольких пришельцев из Города подвергли испытанию Магией Смерти, изгоняя из них злобные сущности.

— Нет! — улыбнулась Бэйла, явно уловившая тревогу Вождя, — смотри сюда.

Теперь ее пальчик указывал на горную тропу, что единственная позволяла с относительной легкостью вырваться из кольца гор, окружавших побережье, в бескрайние степи. Виталька уже два раза проделал этот путь; в первый раз вверх по горному серпантину, отправляясь в поход на «Железном капуте». Второй раз вниз, с остановкой на площадке, с которой так удобно было выстрелить из пушки «Капута» по Вождям, посмевшим нарушить законы Племен.

— Три раза, — поправил себя Вождь, считая еще и поход отца, в чьем теле он сейчас стоял перед своим, и другими Племенами.

Он нашел взглядом «Железный капут». Металлический памятник мужеству десятков поколений русов выглядел сейчас самым могучим творением бытия. Даже рядом со скалистыми кручами, на которых, наверное, до конца не выветрились следы его гусениц. И рядом с океаном. Но не рядом…

На ту самую вершину, где заканчивалась извилистая горная дорога, вдруг начало наползать что-то огромное, никогда не виданное прежде никем из племен. Настолько огромное, что тень от него поползла вниз по скалам, заполняя собой все обозримое пространство. Она безмолвно обрушивалась на побережье, быстро подступая к входам в пещеры; прежде всего убежища русов.

За спиной испуганно ойкнула жена; еще громче охнул бывший вождь еврогеев. Виталька лишь презрительно усмехнулся, глядя, как Жюлька бросился к своей пещере, до входа в которую еще не добралась тень. Этот тощий ублюдок, в последнее время прятавшийся за спинами соплеменников, сейчас своим торопливым бегом, по-настоящему смешными прыжками по камням заразил паникой свое племя; потом и всех остальных, бросившихся россыпью к родовым укрытиям.

— Кроме русов, — Виталька с гордостью обвел взглядом свое племя, в котором сейчас выдвинулись вперед могучие мужчины; прежде всего Тракторист Толька, — ну, и амазонки тоже.

Последним бежать не было никакой необходимости. Они и так толпились за спиной своей королевы прямо у входа в родовую пещеру. Но и здесь они выказали нешуточную храбрость.

— По сравнению с остальными, конечно же, — Виталька еще раз с любовью и гордостью окинул взглядом соплеменников, теперь остановившись на жене.

По застывшей женской фигурке с малым дитем на руках было видно — она до дрожи боится этой летающей горы, заполнившей собой уже половину обитаемой долины. Боится, но не опускает головы, не закрывает глаз, готовая встретить опасность рядом с мужем. А опасность, между тем, была вполне осязаемой. Прежде всего натянутыми до предела нервами — когда каменная громада над головами заполнила собой весь небосвод. Опустись она сейчас вниз, на долину; что осталось бы от племени русов, и амазонок?

Виталька такого вопроса задавать не стал ни соплеменникам, ни себе самому. Вопрос задал организм, заставивший покрыться крупным потом, а потом с облегчением выпустивший изо рта задержанный надолго в легких воздух. После того, как Вождь убедился — каменная громадина не собиралась опуститься на долину Племен. Она поплыла дальше — туда, где пространство между скалами и бешено рвущимся на берег прибоем было усыпано громадными валунами. Усыпано так часто, что между ними было удобно играть в прятки мальчишкам, но не жить.

Медленно; очень медленно для восприятия людей, уже готовых к мучительной смерти, а на самом деле достаточно быстро летающая каменная туча проплыла над крайней пещерой, где с изначальных времен жили амазонки, и опустилась в Долине камней. Теперь там был один камень, зато какой! Вождю даже показалось, что он расслышал хруст валунов, стираемых в порошок под гигантским весом летающей громадины. И тут же рядом изумленно, и еще более восторженно вскликнул Толька-из-океана:

— Наши!

Вождь и сам едва сдержал в груди ликующий крик: «Город!». Вот так же, с изумлением, граничащим с мистическим ужасом, он когда-то разглядывал жилище новых друзей в степи. Большую часть обиталища пришельцев не было видно из-за чудовищно толстой плиты, на которой покоились все постройки. Но его центральная часть, которую Товарищ Полковник называл Цитаделью, сверкала на солнце своей ярко-зеленой маковкой. Город сам прилетел к нему; ко всем — вместе, как он надеялся, с Товарищем Полковником, его женой колдуньей Оксаной, мудрым прохвесором и многими другими, кого он искренне считал друзьями.

— И с еще одним Толькой, — буркнула рядом Бэйла; она словно читала его мысли.

А Город, между тем, немного приподнялся, будто прилаживаясь поудобнее на жестком каменном ложе, и окончательно замер. Все вокруг тоже уподобились тем самым валунам; неподвижным, вросшим за столетия в грунт, и никак не ожидавшим, что их покой будет грубо и безвозвратно нарушен подобным образом.

Наконец в тяжелом основании, высоту которого Виталька оценил не меньше, чем в две руки собственных ростов, что-то изменилась. Посреди той стороны, что была обращена к Долине Племен, народилась практически неприметная глазу трещина; точнее несколько их, быстро выросших в единый глубокий провал, из тьмы которого практически к подножию крайней в Долине скалы выскочил, и замер «Варяг». Вождь не стал оглядываться, сравнивать свой «Железный капут» с этим многоколесным экипажем, задравшим стволы своих грозных орудий к небу. Потому что знал — ничего лучше и роднее, чем его неуклюжий танк, созданный целым поколением русов, нет и быть не может. Что бы не подсказывал здравый смысл.

«Варяг» тоже выдержал паузу, так же, как прежде громадина городского монолита. А потом распахнулись сразу две передние дверцы, и Виталька с радостью узнал в фигуре, выскочившей из левой двери, и закованный в обычный городской «камуфляж», Товарища Полковника.