Волшебник по залету. Книга третья. Магия крови

Василий Лягоскин

Закрытая от Содружества планета. Средневековье, которое судорожно пытается построить новый мир на обломках трех цивилизаций. Может, здесь пригодится что-то еще от одной, земной, русской ее части?…

Глава 4. Гамадриэль — аграф, наследник клана

В этот вояж Гамадриэль отправлялся без всякой охоты. Он и дома, в дворцовом комплексе клана «Серебряные Крылья», чувствовал себя очень неплохо. Да что там говорить — прекрасно он тут жил. Не обременял себя заботами, оставив их отцу, главе клана Амтануэлю.

Но вот в эту поездку к заштатной планетке отец отправиться никак не мог. Занят был очень сильно здесь, на столичной планете империи. И поручить дело чужому, аграфу со стороны, или какому другому разумному, не посмел. Так и сказал Гамадриэлю: «Не смею», — чем изрядно удивил сына. Тот, кстати, не был полным профаном. В смысле, ума хватило, даже чтобы освоить достаточно серьезную нейросеть, с восемью имплантами к ней. Которыми он, кстати, почти не пользовался. Главными «достоинствами» наследника клана были исключительная лень в отношении хоть какой-нибудь работы, и настойчивость, с какой он волочился за очередной юбкой.

Вот и сейчас в корабле, носящем гордое имя «Звездный свет», вместе с Гамадриэлем, четырьмя охранниками-оркусами, соплеменники которых составляли цвет гвардии клана, и опасного даже на вид старика Онтена, существа непонятной расы, сильного псиона, и данника главы клана «Серебряные Крылья», находились две девицы. Томные и тонкие во всех отношениях хакданки. Рабыни Гамадриэля. Назывались они, конечно, по другому — ведь в империи Галантэ никогда не было, и не будет рабства. Просто родители девушек от их имени заключили пожизненный контракт, и исчезли с глаз, и самой жизни наследника, и двух его новых игрушек.

— Может, это были не настоящие папа с мамой?

Гамадриэль себе такого вопроса не задавал. Как и другого — почему в небольшом по численности составе экспедиции не было больше ни одного аграфа? Мелькнула мысль, что на это были особые резоны у отца, и тут же пропала. Он вообще редко когда озадачивался вопросами, не относящимися к его главному занятию — развлечениям. Пил, ел, гулял. Но оставался стройным и даже достаточно приветливым к окружению; хотя и несколько заносчивым на вид — ну, так это все в крови каждого аграфа было записано.

Так что и путешествие это прошло не так уж скучно. Да и длилось оно всего пять дней — столько времени понадобилось малому крейсеру двенадцатого поколения, чтобы преодолеть почти половину галактики. Экипажа у него, кстати, не было. Были только дроиды — абордажные и контрабордажные, бытовые и стюарды, технические и инженерные. А управлял всей этой армией, как и всем кораблем, кстати, живой мозг, откликавшийся на странное имя Адольф.

Впрочем, сам наследник с этим странным и страшным в своей внешности существом общался редко. Да совсем не общался — кроме первого дня, и даже часа вояжа, когда ему пришлось посидеть рядом с прозрачной ванной, обителью этого мозга. Гамадриэль старательно отворачивался от этого отвратительного зрелища, а Онтен что-то бормотал, и водил руками. Так он осуществлял привязку живого мозга к нейросети Гамадриэля.

Наконец, это действо закончилось, и аграф, отягощенный в голове каким-то непонятным, неведомым до сей поры, чувством, удалился, бросив за спину слова:

— Слушайся во всем Онтена.

И все — поездка превратилась в долгий, не прерываемый ничем загул. Девушки были милы, и согласны на все, хотя считалось, что рабского импланта в их головах нет. Зато были другие, вполне благозвучные на слух, но соответствующие своей тайной функции.

Загул все же пришлось прервать — когда «Звездный свет» достиг цели. Планеты, которую называли совсем отвратительно — Самах. Гамадриэль, конечно, вызубрил все, что ему полагалось знать. Для этого много стараний не понадобилось. Просто лег с вечера с нужной базой в нейросети, а утром все уже знал. Ему даже стало интересно — зачем это тут собрались корабли сразу всех основных миров Содружества? И от кланов было целых шесть представителей. Он, наследник «Серебряных крыльев», был седьмым. И команда у него здесь была самой крошечной, не представительной — в численном выражении. Но это не помешало ему сидеть с напыщенным видом на общем собрании, которое устроили на гигантском линкоре империи Аратан.

Вообще-то он собирался просто посмотреть на это сборище идиотов, разменивающих свою жизнь на бесконечные дела, интриги, желание побольше урвать от кормушки. Дистанционно, естественно, на огромном экране, который занимал целую стену в его покоях. Но тут на его личном присутствии настоял Онтен — вступил в силу приказ отца, который гласил: «Если Онтен скажет, что нужно что-то сделать — сделай. Он сильно тебя напрягать не будет!».

Вот и получилось, что сидел он (а не лежал в своих покоях, вместе с хакданками) в зале, за круглом столом, где собрались десятка четыре руководителей делегаций. Сам Гамадриель, немного отягощенный знаниями предмета, только удивлялся;

— Ну, и что — «Красная угроза»? Ну, и что — в первый раз открывают? Лучше бы тогда, триста лет назад, разбомбили ее до конца, и не отрывали бы теперь от важных дел очень занятых разумных.

У него, наследника клана, такое дело было всегда. А если и заканчивалось… ну, всегда можно было заключить новый контракт с «родителями» очередных девушек.

Тягучее течение собрания прервало появление одного из охранников наследника. Гамадриэль этих оркусов по именам не различал. Точнее, даже не отличал их друг от друга — делают они свою работу; не мешаются под ногами, и ладно. Но вот теперь один из этих страхолюдин наклонился за спиной к нему, и прошептал — на весь большой зал:

— Господин, потребовалось твое личное присутствие на крейсере.

Наследник кивнул, не сгоняя с лица важного выражения. Потом повернулся к председателю с таким же каменным лицом. Ни слова не проронил, но пожилой аратанский вояка, кажется, адмирал, вскочил, и почтительно склонил голову. Не соглашался на отбытие Гамадриэля — еще чего! — но провожал его с почтением. И это чуть примирило наследника с таким долгим отсутствием в своих покоях. На косые взгляды соплеменников, и почти не скрываемые насмешки с их стороны он, как обычно, не обратил никакого внимания.

— Что случилось, — так же величественно, еще не отойдя от атмосферы торжественности, царившей в зале, спросил он у придворного псиона, когда челнок, который возил его к чужому кораблю, вернулся на «Звездный свет», — зачем ты оторвал меня от важных дел?

Онтен никак не высказал своего отношения к этим словам; просто кивнул, и сообщил новость, которая, наверное, должна была поразить наследника:

— Мы обнаружили следы вашей сестры, господин. Здесь, на планете.

— Ну и что? — невольно вырвалось из уст аграфа.

Сестру свою он не помнил. Она пропала больше ста лет назад, тогда он и стал наследником — четырех лет от роду. А сейчас все же сообразил, что может лишиться этого статуса, но этот момент не слишком опечалил его. По правде сказать, совсем не опечалил. Гамадриэль не был пофигистом — просто знал, что образ жизни его не изменится, если сестра, Неистовая Амалиуэлия, как ее называли все, вернется домой. Просто у него станет чуть больше свободного времени — все же ему, как наследнику, приходилось принимать участие в официальных мероприятиях.

— Ну, и что? — повторил он в нетерпении, пока Онтен в изумлении таращился на него.

Очевидно, что даже для него стало некоторым шоком такое поведение наследника, безразличие к судьбе ближайшей кровной родственницы.

— На этот счет есть четкое указание вашего отца, господин, — псион чуть обозначил головой поклон, — бросить все, и принять все меры к поиску и спасению наследницы.

— Вот, я уже и не наследник, — с каким-то весельем отреагировал аграф на его слова, — и что мне теперь делать? Нет, не так — зачем меня оторвали из-за этого? Хотя, конечно, то, что не приходится сидеть на скучном собрании — это здорово. Это просто здорово!

Увы — пришлось сидеть в другом месте, не менее скучном. В рубке крейсера, рядом с кошмарной головой живого искина.

— Потому, — размеренно объяснил ему псион, — что мы сейчас нарушим установленный ордер общего построения кораблей. Никто, конечно, слова не скажет наследнику клана…

— Вот, я и опять наследник, — совсем не обрадовался этому Гамадриель.

— Но нужно, чтобы все видели — решение исходит именно от вас, господин, — еще раз поклонился Онтен; уже глубже, — ваш отец одобрил бы такое поведение.

— Ну, что ж, — чуть капризно протянул аграф, — раз отец одобряет, значит, я посижу здесь. Только пусть мне принесут туда поесть… нет! Не надо (это он вспомнил про голову искина)! Вина, и побольше.

— Будет исполнено, как скажет господин, — поклон псиона опять стал едва заметным.

А Гамадриэль почему-то с этого дня стал раздражительным; даже ласки хакданок его не радовали. Говорили, что прабабка наследника трона (одна из них), была провидицей. Может, частичка ее дара проснулась сейчас в правнуке?

Как бы то ни было, но время бежало, складываясь в дни, а крейсер все кружил над одним пятачком планеты, где сходились две аномалии — огромное пятно развалин некогда величественного города, и лес вокруг него, который даже для него, Гамадриэля, показался каким-то мрачным и опасным.

— Там действительно таится какая-то сила, непонятная мне, — помрачнел Онтен, когда показывал наследнику этот участок растительность далеко внизу.

Зачем показывал? Да просто именно там, в этом лесу, как оказалось, и обнаружились следы аграфской принцессы. А потом целая неделя никаких новых всплесков энергии, присущей Амалиуэлии. Она тоже была сильным псионом, и трудно было понять, какие причины могли побудить аграфку скрываться тут больше ста лет.

— А главное, какого харша ее вообще потащило в эту дыру? — удивлялся совсем другому Гамадриэль; его все же иногда выдергивали из покоев, и заставляли сидеть с умным лицом перед экраном, в рубке корабля, — сидела бы дома. Рабов себе выписала бы… посимпатичней.

А потом Онтен словно взбесился. Он буквально ворвался в покои наследника, не испросив разрешения, да еще орал в полный голос, напугав девушек, да и — чего тут скрывать — самого Гамадриэля тоже.

— Господин, — кричал он, надрывая легкие, — мы нашли ее!

— И что?! — в который раз спросил его наследник; теперь испуганным голосом, — зачем ты мешаешь мне? Нашел — спасай!

— Без тебя, мой господин, снижаться, а потом садиться на планету нельзя. Собьют ударами орбитальных крепостей.

— А со мной?! — наследник вдруг почувствовал, что все внутри живота буквально скрутило от ужаса, — со мной не собьют?

— Нет! — резко возразил псион, на мгновение сорвав с лица маску угодливого слуги; под ней оказался оскал зверя — опасного и беспощадного.

Зверь этот оскалил клыки, и вытянул из подушечек мягких лап когти — так оценил Гамадриэль его поведение. Псион буквально тащил аграфа по коридору, и дальше — в помещение, где находился тот самый челнок, что возил наследника на совещание. Теперь Онтен утверждал, что именно на нем, таком маленьком и хрупком, нужно будет опуститься на такую негостеприимную планету.

— На которой, к тому же, была объявлена Красная Угроза, — вспомнил аграф.

Он взбрыкнул, дернул рукой, попытавшись выдернуть рукав из цепких пальцев псиона, и это его движение словно сорвало с места лавину событий. Первым стал удар, который отбросил Гамадриэля в долгое забытье. И не одного его, наверное — иначе тот же псион, или кто-то из охранников первым делом пришли бы к нему на помощь. Они и пришли, а конкретно — Онтен.

Гамадриэль резко дернул головой, охнув от приступа боли, которую разбудил этим своим движением. Открыл глаза, и увидел, что над ним, лежащим прямо на железном полу, навис своей фигурой псион. Который водил над ним руками, и отчего-то морщился. Аграф не успел задать вопрос; да и не сумел бы, пожалуй. В горле пересохло, как никогда прежде. Псион сам заговорил, и наследник понял, что тот чем-то сильно удивлен, а еще — испуган.

— Не работает, — почти прошептал тот, и уточнил, — кибердок не работает. Или… мой дар!…

Гамадриэль, в свою очередь, попытался удивиться, а потом возмутиться:

— Зачем тебе кибердок? Ты же псион!

Но вместо этого только просипел что-то невнятное. Перед лицом тут же появилась какая-то емкость — не хрусталь, или золото с серебром, как он привык. Обычная фляжка, какими пользуются, наверное, обычные же солдаты. Но вода из нее — чуть теплая, и не облагороженная даже каплей вина — показалась ему нектаром из священной рощи клана. Ничего вкуснее он прежде не пил!

— Где я, и что со мной? — сумел он, наконец, задать первый вопрос, — и почему здесь темно? И почему у меня все болит?

Последний вопрос заботил особо. Ну, не привык высокородный аграф к боли. С незначительными неполадками в организме — тем же алкогольным отравлением, или резями в животе от переедания — справлялась нейросеть, с ее нанитами; а чего-то более серьезного окружение просто не допускало. Удивительно, что сейчас, впервые оказавшись в переделке, если не сказать в смертельной опасности, наследник был довольно спокоен. Раздраженным, удивленным? Да! Но не испуганным насмерть. Пока. Скорее всего, он просто не представлял, что ему вообще может грозить какая-то неприятность. Максимум — какое-то короткое время без привычных удобств — той же еды с вином, мягкого ложа и девушек на нем.. О хакданках, кстати, он и не подумал — просто подсознательно сгреб все перечисленное, и много чего еще вкусного и приятного, в одну кучу, и сейчас с каждой секундой все сильнее страдал, что всего этого он лишен. Да еще и псион мешал его страданиям и мечтаниям, начав говорить:

— Что-то сбило нас с орбиты. Не понимаю, как мы вообще остались живы! Не сгорели в атмосфере, и не разбились о поверхность земли. Только вот…

— Что — «только»?! — проворчал недовольно наследник.

— Здесь тоже не все ладно, — продолжил свою речь Онтен, словно не обративший никакого внимания на аграфа, — совсем не чувствую свою силу.

Вот глубину этого несчастья Гамадриэль понять мог. Не в плане страданий псиона, конечно. Нет — просто он в душе осознавал, что главным действующим лицом в команде является именно Онтен. И что именно на его плечах лежит тяжелый груз безопасности; прежде всего его, наследника клана. А без своего дара псион был, пожалуй, беззащитней даже его, Гамадриэля. Аграф хоть имел в активе несколько заученных боевых баз.

— Боевых, — попробовал он слово на вкус, — есть же еще оркусы!

Наконец он, кряхтя, поднялся. Скорее не потому, что его тянул с пола Онтен; просто самому надоело лежать на этом самом полу — жестком и холодном. Скафандр — легкий, удобный и высокотехнологичный — почему-то не грел. А сейчас и не откликнулся на призыв своего хозяина. С помощью нейтросети, конечно. Вот последняя работала, в чем аграф, наконец, убедился. Хотя любой другой разумный Содружества обратился бы к ней в первую очередь.

Оркусы действительно появились — вместе с потоком света, от которого Гамадриэль закрыл глаза, поморщившись. Так, практически вслепую, сделал шаг вперед, и еще — навстречу свету. А последний, оказалось, бил сразу в две двери — того отсека, где аграфа с Онтеном и настиг удар неведомого противника, и наружного люка, который тоже оказался каким-то образом открытым. Гамадриэль почему-то обрадовался этим лучам — словно они несли ему избавление от невзгод. А пара оркусов уже ждала его внизу, на земле, почему-то имевшей такой вид, словно ее давным-давно выжгли каким-то особо извращенным образом.

Аграф задержался на какое-то время в проеме, оглядел окрестности. Но стоять тут было очень неудобно — создавалось впечатление, что мир уронили набок. В числе прочего увидел какой-то цилиндр, что застыл невдалеке — явно относящийся к линейке наземной техники. Эти знания тоже были где-то в голове аграфа — задвинутые на самую дальнюю полку головного мозга по причине полной ненужности. Наследник вроде как напряг мозг, вызвал к жизни часть нужных сведений, но определить тип этого цилиндра, по какому-то недоразумению названного кораблем, так и не смог.

— То ли дело мой «Звездный Свет»! — чуть возгордился он после того, как буквально упал в руки телохранителей, едва не споткнувшись на непривычно крутых ступенях трапа.

Увы — гордиться сейчас было нечем. Потому что окинуть взглядом весь крейсер было проблематично. Его округлый край сейчас нависал над разумными, столпившимися у трапа, и было хорошо видно, что некогда светлая, серебристая его поверхность сейчас почернела, и даже местами оплавилась. В общем, картина была удручающей. Гамадриэль вдруг подумал, что крейсер уже никогда не вернется в просторы космоса. Те же самые знания, которые он решил поднять со дна глубокого омута, которым являлся его мозг, подсказывали, что крейсеры этого типа, даже малые, совсем не предназначены для посадки на поверхность планеты. И что потребуются значительные усилия, специальные службы в виде тягачей и других специализированных аппаратов, чтобы вернуть такой корабль на орбиту. Это если он целый. А «Звездный Свет», в отличие от другого кораблика, который завис, практически лежал сейчас своей цилиндрической тушей метрах в ста от…

Он резко повернулся, и пошел — вслед за оркусами, так и не завершив своей мысли. Рядом не столь стремительно двигался Онтен, на лице которого начала проявляться довольная, даже счастливая улыбка. Подсознание подсказало аграфу — к псиону возвращается его сила. И потому наследник непроизвольно развернул плечи и глубоко вдохнул воздух… чтобы тут же согнуться в приступе кашля.

— Господин, — тут же подхватил его под локоть Онтен, — постарайтесь не вдыхать так глубоко. А лучше — вернитесь на корабль. Здесь все пропитано какими-то излучениями; смертельно опасными.

На этот раз слово «опасными» почему-то не впечатлило наследника, не заставило его броситься стремглав обратно, в темнеющее нутро летной палубы крейсера, к медицинской капсуле, которая, быть может, работала.

— Сначала разберемся вон с ними! — властно заявил он.

В аграфе словно пробудились души череды его предков, возглавлявших один из самых влиятельных кланов империи Галанте вот уже тысячи лет. А псион рядом посмотрел на него с удивлением, но возражать не стал. Более того — первым шагнул в сторону чужого кораблика, и какого-то парня, что уже шагал от него в направлении крейсера. В странном таком одеянии, какого аграф прежде и не видел.

— Разве что на охоту такой костюм могли надеть — те, кто эту охоту организуют; зверя загоняют под выстрел, — оценил непривычное одеяние человеческого парня аграф, — ему бы еще лук со стрелами….

Никакого оружия у парня, не считая каких-то коротких кинжалов на ремне, не было. Не то что у его охраны.

Ему и поворачиваться не пришлось — пара его оркусов стояла впереди — так, что и обзор своему хозяину не закрывала, и в то же время прикрывала его своими массивными тушами. Массивными, и накачанными, бугрящимися мускулами — что было хорошо заметно даже под боевыми скафандрами высокого уровня защиты. Какого именно уровня — аграф просто не знал; не интересно это было ему. Он лишь скользнул взглядом по спинам, явно напряженным; по двум парам рук у каждого, в которых даже в таком вот ракурсе были видны части энергетического оружия.

— Да и «ножики» у них посолидней, — улыбнулся наследник, зацепившийся взглядом за огромные ножны абордажного тесака, какими были вооружены все оркусы.

А незнакомец остановился, не дойдя шага до какой-то зеленой черты; невысокого валика шириной и высотой не меньше полуметра, который непрерывной лентой окружал пространство, центр которого мог занимать чужой бот — аграф, наконец, смог отнести это чудо техники к нужной строке в классификации летательных аппаратов. Этот, к тому же, относился к наземным. У его открытого в борту люка, кстати, толпились какие-то местные разумные — с виду почти все дети.

Но подобные мелочи совсем не интересовали наследника. Он просто стоял, уже уставший, прежде всего, от собственного порыва, и ждал, когда ситуацию разрулит… кто?

— Конечно, Онтен.

Гамадриэль словно отдал такой мысленный приказ псиону, а тот будто услышал его. А может, действительно услышал? Не зря основной сферой его деятельности было манипулирование с разумом; и с его вместилищами, естественно — разумными.

Онтен выступил вперед, и заявил — торжественно, словно не перед каким-то провинциалом на зачуханной планете, а на торжественном приеме у самого императора Галантэ:

— Представляю принца Гамадриэля, наследника славного клана «Серебряные Крылья»!…

Псион, очевидно, собирался продолжить, но парень вдруг коротко хохотнул, прерывая его, и спросил — негромко, но вполне различимо; он, оказывается, неплохо говорил на общегалактическом. И вел себя как-то расслабленно, словно его совсем не впечатлили грозные фигуры телохранителей Гамадриэля.

— Как ты сказал, — заявил этот невежа, явно не представлявший себе, как следует вести себя перед особой такого высокого ранга, — Gamadril? А что — похож!…

Он не успел продолжить, а сам наследник заполниться обидой и возмущением — в незнакомом слове, вырвавшемся из уст парня, он почему-то прочувствовал целый океан, заполненный издевательствами и оскорблениями. Парня прервал другой поток невнятных звуков, сопровождавших стремительный бег какого-то мальчишки, при виде которого внутри аграфа шевельнулось что-то… необычное — вот. И в то же время два телохранителя впереди сомкнулись телами, создавая живой щит перед сыном своего нанимателя. Это официально; на самом деле оркусам после подписания контракта вживили хитрые импланты, которые мало чем отличались от рабских. Потому совсем естественным для них было вот так закрыть своего молодого хозяина, и рвануть из ножен тесаки. Посчитали, наверное, что остро отточенной стали будет достаточно, чтобы отразить натиск какого-то мелкого, совсем не опасного на вид разумного.

И отразили, просто выставив впереди себя клинки. Аграф даже зажмурился, представив себе, как пацан нанизывается на клинок, или даже сразу оба — как бабочка, или жук на соломинку. Раздался короткий, отчаянный детский крик, и тут же оборвался. А тот оркус, что стоял справа, небрежно шевельнул рукой, и открывший глаза Гамадриэль увидел, как с длинного лезвия срывается куда-то в сторону, на черную землю, мальчишка; вместе с потоками крови, на удивление широкими и обильными для такого некрупного тельца.

А рядом раздался истеричный крик псиона: «Бей!». И сам он, наверное, предпринял какую-то атаку своим даром, потому что наследнику резко поплохело, и не было даже сил отшатнуться, когда совсем рядом пролетели, едва не опалив его скафандра, потоки плазмы. Это задняя пара телохранителей правильно восприняли приказ Онтена. А передняя синхронно — как-то плавно, но очень быстро, отправила свои тесаки в ножны. Гамадриэль даже успел отметить, как с одного лезвия в сторону брызнула россыпь алых капель. И эти оркусы тоже достали свои бластеры. Но выстрелить не успели! Аграф, не успевший провалиться сознанием в бездну удивления, ошеломления, а потом и страха, увидел широко раскрытыми глазами, что перед парнем словно выросла какая-то прозрачная стена. Которая и поглотила два мощных потока пламени.

— А может, и силу удара Онтена, — как-то отстраненно успел подумать Гамадриэль, — потому что он стоит, и не падает. И еще ухмыляется — как-то хищно. Даже зло!

Аграф прекрасно знал; не раз видел, как разумные, которые вызвали чем-то неудовольствие псиона, а чаще — отца, чью волю исполнял Онтен, валились на пол с криками, заполненными болью, и выдирали у себя глаза собственными ногтями. А этот незнакомец стоял, и даже своего оружия не вынул из ножен. Просто поднял руки, направляя их в сторону противников.

Тут не только Гамадриэль занервничал, но даже телохранители, которые, вместо того, чтобы открыть огонь по врагу, шарахнулись в стороны, открывая подопечного ударам противника. А парень, наверное, своими руками просто обозначил ложный замах, потому что удар нанес совсем другим «оружием». Он просто сделал один шаг — к тому самому зеленому валику, оказавшейся мелкой пылью, почему-то не растекающейся в тонкий блин — и пнул его, подняв целую тучу мельчайших частиц. Облако зеленого цвета обволокло фигуру аграфа в краткую долю мгновения; как и всех остальных, наверное. Гамадриэль чуть напрягся, чтобы сильно, от души чихнуть. Но не успел — его сознание опять покинуло тело, и аграф неловко повалился на землю. А рядом падали оркусы и, самым последним, псион Онтен.