Девочка Грома. Любовь – ненависть

Татьяна Тэя (2024)

Подруга подставила и продала меня бандитам. Не знаю, что было бы со мной, если б не старый знакомый. Гром меня выкупил и теперь я ему обязана. Сказал, что возьмёт расплату, когда пожелает. Неприятности сыплются одна за другой, и помочь мне и моей семьей может только он. Только долг мой перед Громом растёт. Смогу ли я не потерять себя, если этот мужчина то как огонь, то как лёд. То ли любит, то ли ненавидит.

Глава 1

Вот я дурёха, что попёрлась сюда с Лялей. Но она говорила, здесь всё прилично и безопасно, а по факту приехали в какой-то притон с бандюками, и, если бы не Громов, неизвестно, кто бы сейчас был на его месте и тащил меня в пустую комнату для известно чего.

— Пусти! Я с тобой никуда не пойду!

— Пойдёшь.

— Не пойду.

Схватив меня за локти со спины, он тащит по длинному коридору.

— Пойдёшь, как миленькая.

Острыми каблуками туфель царапаю рябой линолеум, настойчиво упираясь ими в пол.

Громов разворачивает меня к себе, наклоняется ниже, наши лица совсем близко друг к другу. Мне хочется отшатнуться: от его силы, от его гнева, от его притяжения. Когда-то давно я столкнулась с ним лицом к лицу. Побывала в его руках. И вот опять. Он слишком рядом. Слишком близко. Громов умеет подавлять, но и я научилась сопротивляться. Его глаза пылают от гнева, в моих — отчаяние и испуг. И в то же время я нахожу силы сопротивляться.

— Нет, ты не имеешь права так со мной обращаться!

Дёргаю рукой, но Юра держит её очень крепко, очень сильно, до боли в костях. Ах, как мне хотелось, чтобы он до меня дотронулся, но не так. И не здесь, если уж на то пошло.

— Гром, какие-то проблемы с бабой? — проходящий мимо мужик широко улыбается, демонстрируя внушительную щербину между верхними зубами.

Юра останавливается, и я затихаю, не желая привлекать особо пристальное внимание левого чувака.

— Всё нормально, Новый, — кидает Громов.

В короткой фразе мне слышится «отвали, сам разберусь». А тут иначе и нельзя. Сразу понятно, у кого какой авторитет.

— Несговорчивая? Помощь в убалтывании нужна? — грязно ухмыляется, окидывая меня сальным взглядом с головы до ног.

Мне тут же хочется одёрнуть короткую юбку и прикрыть не супер-откровенный, но всё-таки низкий ворот футболки.

Перестаю вырываться, готовая уже прятаться за спину Юры. Он, по крайней мере, никогда не смотрел на меня так.

— Да уж сам справлюсь.

С этими словами Громов вталкивает меня в комнату, куда пытался затащить до этого. И я поддаюсь, потому что осознаю: другой вариант — вернуться в зал с великовозрастными кабанами, от которых меня оторопь берёт.

Внутри одинокий кожаный диван и низкий столик перед ним. Окно наглухо зашторено. Обои в мелкий цветочек освещаются единственной лампочкой Ильича, висящей по центру на тонкой проволоке.

Накрываю ладони щеками, прохожу глубже, хочу отодвинуть ярко-алые занавески и посмотреть, куда выходит окно, но Громов резким «эй» притормаживает меня.

— Не высовывайся. Присядь, — кивает на диван, затем без улыбки добавляет: — А ещё лучше приляг.

— С чего?

— С того!

Смотрю на него исподлобья.

— Ты моя на сегодня. Я тебя выкупил. Забыла? — это он чуть ли не выплёвывает.

А на меня против воли нападает странная дрожь. Не от ситуации, конечно. Всего лишь от пары слов.

Сколько раз я мечтала услышать от Громова «Ты моя» даже не сосчитать!

Моя не на сегодня, естественно, а моя навсегда. От другого Громова. А не от этого. Он всегда был резким и дерзким, сколько его помнила, но сейчас стал опасным. И непредсказуемым.

Тогда это был, видимо, не наш случай. Я для него всегда была слишком маленькая, слишком худосочная, слишком глупая, слишком простая, слишком не такая, каких он обычно любил. А сейчас странный интерес в его взгляде меня пугает.

С вызовом смотрю на него, пока иду к дивану и ложусь. Реально ложусь.

— Ноги раздвигать? — задиристо, прекрасно понимая, что нарываюсь.

Лицо Громова будто темнеет. Глаза у него зелёные, тут полумрак и цвет не разглядеть, но я знаю, что это так. Зелёные, дикие, непокорные. Как он сам.

— А ты уже научилась, Илона? — с хрипотцой и издёвкой.

В его голосе я будто слышу нечто большее. И это меня пугает.

— Придурок, — сквозь зубы, но пальцами подхватываю край мини-юбки резинки и безуспешно тяну вниз к коленям.

Тёмный материал настойчиво возвращается на место, собираясь в неровные складки.

Пока я увлечена одеждой, не замечаю, как Громов приближается. Его ладонь ложится мне на плечо, пригвождая к дивану. То место, где меня касаются его пальцы, горит.

— Я тебя спас, а ты обзываешься, ай-яй-яй, — выговаривает с интонацией воспитателя.

Такое ощущение, что он планирует меня отшлёпать. И я сглатываю, очень надеясь, что ощущение таковым и останется.

— А я не просила, — еле слышно говорю в ответ.

— Вернуть обратно?

Он отстраняется, но тёмный силуэт нависает надо мной и диваном. Замираю, не понимая, чего от него ожидать. Я ведь не думала встретить его в подобном месте, а он вон с какими людьми якшается.

— Нет, не надо возвращать. Мне и тут неплохо лежится.

Разыгрываю из себя дерзкую и отчаянную. А у самой поджилки, словно у кролика трясутся.

Гром меня реально выкупил и может делать, что хочет.

Вздох разрезает воздух: усталый и обречённый. В нём всё: нежелание возиться со мной, оценка моего умственного потенциала и, возможно, что-то ещё.

— О чём ты думала, когда сюда пёрлась?

— Я не знала… — в горле пересыхает, а на глаза набегают слёзы, впервые за этот вечер. — Н-не знала, куда…

Уже и заикаюсь.

— Не знала, куда едешь? — в его голосе появляется толика теплоты.

— Не знала, — шёпотом подтверждаю.

Юра садится на диван. Мы молча смотрим друг на друга. Я тяжело сглатываю, давя практически болезненный узел в горле. Комок невысказанных чувств.

«Почему он? — это бегущей строкой, будто курсы валют над обменником, мчится сквозь мой мозг. — Почему всегда он?»

И вот надо же попасть в эту идиотскую ситуацию! Я бы вырвалась, убежала, как-нибудь бы выкрутилась, но нет… Нужно было нам прямо лоб в лоб в этом притоне столкнуться!

Так что Юра теперь знает, что я в неё попала!

А если б не было его здесь, кто б меня спас?

Я реально идиотка. Он прав.

Ладони взмывают к горящим щекам, а они оказываются мокрые. Выходит, я нюни распустила, а сама не заметила? Как так? Тру глаза отчаянно, наверняка, размазывая ровные стрелки, которые с таким усердием рисовала, думая, что мы едем в какое-то прикольное место.

Да уж… хороший прикол вышел. На все сто баллов, так сказать!

— У-и-и-и-и, — вырывается сквозь стиснутые зубы, напряжённые губы дрожат и кривятся. — У-и-и-и-и.

На мою макушку ложиться тяжёлая ладонь. Коротким то ли вздохом, то ли всхлипом впускаю воздух в напряжённые лёгкие.

— Не надо, Илона, не плач, — раздаётся совсем близко. — Не надо.

Его рука гладит по волосам, смахивает слёзы со щёк. Медленно, ласково, с добротой.

— Не надо. Всё будет хорошо.

Он отводит волосы с виска. Пальцами скользит по коже. Я чуть оттаиваю, убаюканная его лаской.

— Не будет, — упрямо спорю с заложенным от слёз носом. — Ни черта не будет хорошо!

— Будет. Обязательно будет, — мягко убеждает, продолжая свои поглаживания, и я расслабляюсь.

А потом его пальцы вдруг ныряют за ворот футболки и с силой дёргают. Мне больно, ткань трещит, впиваясь в нежную кожу, испуганно кричу, пытаясь сесть. Но ладонь Юры опять отправляет меня в горизонтальное положение.

Господи, что происходит? Как же я настолько потеряла бдительность?