Хрустальный череп. Третья история из цикла «Анекдоты для Геракла»

Василий Иванович Лягоскин

Сколько таинственных хрустальных артефактов хранится в музеях и частных коллекциях? Тринадцать. А какой из них настоящий, тот, который носил на плечах Предвечный Двухглавый монстр? На этот вопрос может ответить только Алексей Сизоворонкин. Он спешит найти артефакт и принести его на Олимп – ведь там его ждут уже две богини…

© Василий Лягоскин, 2016

ISBN 978-5-4483-4235-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Очнулся Алексей оттого, что стало неприятно холодить мягкое место.

— Ну, правильно, — подумал он в первую очередь, — замерзнешь тут с вами с голой задницей на каменной скамье.

«С вами» — это с олимпийскими богами во главе с Зевсом, которые с понятным нетерпением ожидали, когда Сизоворонкин откроет глаза. Впрочем, на него самого смотрели больше прекрасные представительницы Олимпа. Двое из них — Артемида с Афиной — даже вцепились с двух сторон крепкими ладошками, словно боялись, что обнаженный полубог может исчезнуть так же внезапно, как появился в пиршественном зале. Артемида (которой сам Лешка несказанно обрадовался) еще и тыкала пальчиком в импровизированную набедренную повязку Геракла, которая сейчас лежала на столе, рядом с Граалем: «Это что такое?!».

Но Сизоворонкин оправдываться не собирался; никаких обязательств он ей не давал.

Социологи установили, что женатые мужчины живут дольше, а холостые — интереснее.

— Уж как я стал жить интересно! — воскликнул про себя Алексей, — с Зевсом вон общаюсь, и с его… братцем?

Рядом с громовержцем действительно сидел еще один представительный бородач с трезубцем. Сизоворонкин присмотрелся — кажется, с его бороды до сих пор стекали тягучие капли воды.

— Ты угадал, — грохнул со своего места Зевс, — это мой второй брат — Посейдон Кронид.

— И он тоже явился по мою душу, — еще раз угадал Алексей.

— Ты прав, — кивнул громовержец, заставив воздух в олимпийской столовой тяжко завибрировать, — но сначала давай об этом.

Он протянул перст в сторону имущества, добытого Лешкой-Гераклом в последних странствиях.

— Не отдам, — Лешка дурашливо улыбнулся и прижал обрывки платья к груди.

В тряпку вцепились сразу четыре женские (или, правильнее — божеские) руки, которые еще и заставили гераклово тело подняться, явив к общей зависти все, что оказалось выше столешницы. Афина с Артемидой резво принялись пристраивать импровизированную набедренную повязку на место. Причем действовали их руки так согласованно, что Сизоворонкин невольно поежился. Он чуть слышно прошептал:

Неприлично при посторонних держать руки в карманах брюк. Особенно если вы женщина, а брюки мужские.

Набедренная повязка на брюки никак не походила, но Алексей решительно вынул из нее шаловливую ручку Афины, которая пыталась там все поудобнее уложить. Потом он сел на нагретое уже место — как раз в то мгновение, когда привычно удлинившаяся правая длань громовержца цапнула со стола Грааль и подтащила к себе. Зевс заглянул в артефакт, зачем-то перевернул его над столешницей, не явив замершим в ожидании олимпийцам ни капли содержимого, и вперил тяжелый взгляд в Сизоворонкина.

— Ты пил из него?! — констатировал он очередной факт.

— А из чего я, по-твоему, должен был пить там, в Царстве мертвых? Не нравится — шел бы сам и пил в три горла. А я — и пил, и ел!

— Алло! Привет, Мишаня! — Привет, Андрюшка!

— Помнится, ты мне говорил, что пиво — это жидкий хлеб, говорил?

— Ну, говорил… — А говорил, что водка жидкое мясо? — Ну, говорил…

— Ну что, делай бутерброды, я сейчас загляну…

Зевс чуть заметно поморщился.

— Ага, — немного позлорадствовал Лешка, — кажется, тебе поход в гости — на «бутерброды» не грозит; ты действительно обречен сидеть тут безвылазно, вместе со всей свитой, в которой все повязаны с тобой родственными связями. Конфликт интересов — вот как это называется. Прокуратуры на вас нет.

Зевс глубоко вздохнул, усмиряя гнев, который очевидно зародился в его божественной груди и от факта несанкционированного использования артефакта, и от последней мысли Сизоворонкина, на которую Геракл глубоко внутри отозвался коротким смешком.

— А ты молчи, — прикрикнул на него Лешка, — исчезаешь, понимаешь ли, в самый ответственный момент.

Он тут же сменил гнев на милость — без всяких слов — потому что понял, что олимпиец, поделившийся с ним телом, тоже, скорее всего, не имеет права выхода наружу, в тварный мир. В первый раз Сизоворонкин задумался о том, что ему самому когда-то придется вернуться в собственное тело. И эта перспектива ему не очень понравилась.

— Об этом попозже, — успел подумать он, прежде чем внешне покорно склонить голову перед повелителем олимпийских богов и воскликнуть с обидой, — надо было предупреждать! Думаешь, было очень приятно пить человеческую кровь?..

— Она не человеческая! — громыхнули в унисон Зевс с Посейдоном.

— А чья?!

Боги на мгновение замерли, уперлись друг в друга взглядами, а потом Посейдон махнул рукой старшему брату: «Чего уж теперь, рассказывай».

Алексей еще раз обиделся — теперь уже на олимпиек — Артемиду с Афиной, которые отпрянули от него и уставились на отца с открытыми ртами. Очевидно, в этой зале, где все обо всех всё знали, подлинных новостей божьего мира было очень мало. И вот сейчас своим вопросом Сизоворонкин вызвал к жизни одну такую тайну.

— Знай же, человек, — вздохнул Зевс, — что и этот сосуд, и все остальные изготовило из куска Предвечного камня существо, которое на этом камне и пробралось в наш мир. Ему не было место под нашими звездами, и Крон, наш отец, убил его, как только последний сосуд — вот этот самый — был готов. В него, в Грааль, и плеснуло несколько капель крови Предвечной твари…

— И я, — прошептал Алексей.

— И ты, — голос Зевса достиг уровня грома, — испив этой крови, привязал Грааль к себе. Смотри!

Он опустил артефакт на драгоценную столешницу, громко стукнув об нее каменным дном, и оторвал от него руки. Грааль медленно истаял, чтобы тут же проявиться в другом месте — там, где сам Сизоворонкин его недавно и поставил. Неизвестно, чего больше было сейчас в лице Алексея-Геракла — восторга или мистического ужаса. Скорее все-таки восторга, потому что подлянку — а ее не могло не быть — он пока только чуял одним местом, а пользы от такого артефакта, который невозможно ни потерять, ни продать, ни… подарить?

Конец ознакомительного фрагмента.