Ушла из дома и не вернулась…

Василий Веденеев, 1987

7. Сотрудник уголовного розыска

Почему до сих пор никто не написал оду московским зевакам? Нет, серьезно. Это же просто уникальное явление… Они бывают везде и всегда, независимо от времени суток, сезона, погодных условие и характера происшествия. Даже реальная опасность не может победить их тяги к совершенно бесполезным знаниям.

Сегодняшняя ночь не исключение. Нормальные люди уже пятый сон добросовестно досматривают, а несколько старушек и пожилых мужчин, терпеливо мокнут, глазея на нас и на «скорую». Пока, правда, им скучновато — ни тебе пожара, ни автомобильной катастрофы. Ничего, сейчас Жданов выведет своего молодого крокодила и сразу станет веселей.

Спешу к «скорой». Потом в больнице, пока прорвешься через заслоны врачей — потеряешь массу времени. Теперь надо поговорить, теперь. Не мне это необходимо — делу.

Только собираюсь взяться за ручку, как дверь машины сама открывается. Внутри салона вижу неестественно яркий с мертвенно синим оттенком свет, колбочки, резиновые трубки и еще черт-те что. Снаружи страшно, а изнутри совсем… Приходилось «пользоваться услугами», после встречи с одними неспокойными «клиентами».

Ладно, пока бог миловал, можно на все медицинские страсти смотреть со стороны. К тому же, есть объект для наблюдения поинтереснее. Хороша доктор! Глаза огромные, копна золотисто-рыжих волос. Королева! Отмечаю, что обручального кольца нет. Я разведенный и среди друзей считаюсь убежденным холостяком, но мысль о необходимости обзаведения семейным очагом меня нет-нет и посещает.

Улыбаюсь, как можно приветливее. Для дела полезно и вообще располагает, чисто по-человечески.

— Доктор, как там потерпевший?

— Плохо.

— Поговорить можно? — вкрадчиво спрашиваю я. Она пристально смотрит на меня. Ясно, разрешать разговор с пациентом ей не хочется. Улыбаюсь еще обаятельней. Надо, девушка, позарез мне задать несколько вопросов. Может тот тип с ножом где-то поблизости бродит. А если он не один?

Вдруг доктор тоже улыбнулась и, сразу же спрятав улыбку, распорядилась:

— Минуту дам. Не больше. У нее полостное, проникающее… У нее? Значит, ранена женщина. Влезаю в машину и тут же натыкаюсь на взгляд расширенных от боли глаз. Лицо грязное, потное, слипшиеся волосы. Совсем девчонка. Лет 17, не больше.

— Я из уголовного розыска, — говорю тихо, низко наклонившись к носилкам. Как же тяжело она дышит. — Где Вас ранили, кто?

–…В кафе… были… Потом нас провожали… Эти подошли… Меня потащили. Я рвалась, потом закричала… Дальше не помню!

Слова не произносит — выталкивает. Трудно ей. Но я не могу уйти ни с чем. Она — единственная ниточка.

— С кем вы были? Кто вас провожал? Имена, адреса, телефоны…

— С подругой…, Алик и Виктор… — потерпевшая обессилено закрывает глаза.

Меня трогают за плечо. Время прошло. Но я же так ничего и не знаю! Ну хотя бы еще один вопрос!

— В каком кафе вы были? В каком? Бело-синие губы медленно разжимаются:

— На Комсомольском проспекте… Фрунзенск… — договорить сил не хватает.

Выходя из машины, оглядываюсь. И только теперь замечаю, что на раненой девчонке — пусть грязный, но светлый плащ, и платье в крапинку, о котором вполне можно сказать — в горошек!

— Как ее фамилия? Документы при ней были? — поворачиваюсь на удине к симпатичной докторше, — Обнаружили одну? Подруга где?

— Не знаю. Никого здесь не было, когда мы приехали. Только сторож, который ее нашел. Документов я не спрашивала. Что еще?

«Королева» начинает сердиться? Понятно, ей тоже сейчас не до разговоров.

— Спасибо, все. Куда сейчас?

— В первую городскую, — она пожимает плечами и поворачивается к машине.

— Простите! — окликаю я ее. — Где вас можно найти?

— На станции «Скорой помощи». Доктор Шамрай…

Бело-красная машина, сверкая маячком, уезжает. Провожаю ее глазами и иду к сторожу. А информации пока практически никакой — только предположения.

Сторож — старичок при исполнении служебных обязанностей — шмыгает носом и солидным басом представляется.

— Рожков наша фамилия. Федор Степанович.

— Очень хорошо, — говорю я по привычке, хорошего-то пока мало, — когда вы обнаружили раненую, где? И прошу вас, Федор Степанович, подробнее. Во сколько, что делали, что видели, что слышали?

— Вон тут и нашел, — он кивает на край тротуара. — Я рядом здесь нахожусь. Ну, а так часу во втором слышу — кричат. Честно скажу — не отреагировал. Думай, покричат — перестанут. И вправду перестали. Потом стон. Стонет и стонет. Вроде раненый, думаю. Я ведь на фронте санитаром был, это дело ой, как знаю, как стонут-то. Вот и вышел. А она тутось и лежит…

— Кричал-то кто? Мужчина? Женщина?

— Ну… Поначалу вроде как мужчина чего-тось крикнул. Не разобрал. Радио у меня играло. Приемничек. Потом уж она, девчонка эта. Тонко так, вроде птицы.

— Она лежала как?

— Обыкновенно лежала. На боку. Рука под ней подвернутая. Кровь-то я поначалу и не заметил. Темно…

Старичок продолжает подробно рассказывать. Я киваю головой, уточняю детали, но думаю о другом. Рожков больше ничего интересного не расскажет. Главное изложил. Судя по описанию позы раненой, ее сначала развернули к себе, рванув за руку, а потом ударили ножом. Коротко, без замаха, чуть снизу и в бок. Вполне профессионально.

За что? Оказала сопротивление преступнику? Слишком много знала или не то увидела? Может, просто так, для забавы? Такое в последнее время тоже встречается. Тогда тот, с ножом, еще страшней. Какую еще новую забаву он придумает?

— Так можно или нет?

Вопрос Рожкова прерывает размышления.

— Что «можно»?

— Идти мне можно? Я на посту.

— Нет, Федор Степанович, нельзя пока… Пойдемте со мной.

Завожу его в салон УАЗика, где терпеливый Прокопыч пытается поговорить со старухами, которые сидят рядком перед ним и, стараясь привлечь внимание милицейского начальника, галдят все разом, не слушая никого, кроме себя. Теперь к ним прибавится еще и Рожков.

В салоне тесно. Я киваю доктору Токареву, забившемуся в угол, чтобы выходил.

Отрешенно слушавший старушек, Прокопыч вдруг настораживается и властным движением руки прекращает нестройное гудение. Одна из женщин сказала, что остался платок потерпевшей, когда санитары уносили ее. Это уже зацепка. Вдруг еще что осталось? Прокопыч кивает мне. И я с Токаревым иду на то место. Надо искать…