Ушла из дома и не вернулась…

Василий Веденеев, 1987

3. Сотрудник уголовного розыска

… Молчим. Момент визуального знакомства, как определил один начитанный стажер. Проще — разглядываем друг друга.

Их двое. Смотрят одинаково — с настороженным интересом. Можно ли мне доверить свою беду. Мне, человеку совершенно незнакомому? Не обману ли я их надежд?

Эти первые секунды важны. Во всяком случае, для меня. Начнут мне верить — больше расскажут. Больше расскажут — легче работать. Умение нравиться людям — для нас, сыщиков, качество.

Может они ожидали чего другого? Этакого супермена? Но чего нет, того нет. Так, коротко стриженный, чуть полноватый, выше среднего роста, лет тридцати. Костюм вполне приличный, хотя и не по последнему писку моды. В общем, вполне нормальный средний человек. Между прочим, самая лучшая внешность. Быстро становишься своим. На супер сыщиков хорошо любоваться, а разговаривать проще с таким же, как и ты. Он как-то ближе.

Я тоже их разглядываю. Во-первых, надо сразу понять, какой стиль разговора, выбрать, во-вторых, чисто по-человечески интересно, а что это за люди? Конечно, работая в уголовном розыске, в новых знакомствах недостатка не испытываешь. Но человек, которому приедаются встречи с людьми, который больше не испытывает к ним никакого интереса, может работать на любой другой, лучше бумажной работе, но только не в розыске. Слишком близко мы стоим у человеческого несчастья. Неловко повернешься и вместо помощи можно принести новое несчастье.

Честно говоря, не особо выдающаяся пара, с достатком несколько выше среднемосковского.

Привыкли следить за собой. «Сам» — в хорошо пошитом темном костюме, свежей сорочке. Галстук в тон. Скорее всего, такой парадно-деловой вид — для него обычно-повседневно. Иначе к чему наряжаться к середине ночи? Только вот на левом манжете нет запонки. Потерял или забыл в спешке? Скорее второе. Вон другая, с декоративной цепочкой. Такую потерять сложно.

Она одета тоже хорошо, хотя менее тщательно. Волнуется. Глаза заплаканные, припухшие. Судорожно мнет в руках маленький надушенный платок. Духи дорогие, по-моему, французские. На ногтях старый маникюр, лак уже облез.

На вид — добропорядочные супруги со стажем. Как у нас отмечают в документации — «благополучная семья», что же с ними стряслось?

Я прерываю затянувшуюся паузу:

— Слушаю вас?

Она вздрагивает, подается навстречу.

— У нас… — она всхлипывает-, подносит платочек к глазам. Он берет ее за локоть, сжимает, успокаивая. Я думал, что он заговорит сам, но продолжает она.

— У нас несчастье… Наша дочь не вернулась домой. Ушла еще днем и не вернулась…

Вот оно что… А я — то думал…

Впрочем, нечто подобное ты сразу и предположил. Это уж потом в голове всяких страстей накрутил.

Минут десять назад звонок дежурного поднял меня с дивана в кабинете. Чертыхнувшись про себя, я снял трубку. Когда по городу дежурит Викула оперативнику покоя нет. Все время дергает. Может, совпадение, может, нет, но в смену Сердюкова или Дайкова поспокойнее. А тут только с выезда вернулся и на тебе — опять…

— Спустись, дорогой, в дежурку. Заявители пришли… — голосок у Викулы мягкий, вкрадчивый. Прямо масло из телефонной трубки закапало. Так и понял, что-то совсем неинтересное. Выдернул из розетки шнур электрического чайника, тщательно оберегаемого от пожарников, застегнул хомут кобуры, и по скрипящему старше паркетом коридору, пошел к внутренней лестнице во двор. Вот тогда-то и придумал страсти. В который раз убеждаюсь, что первым предчувствиям нужно верить.

Ладно, эмоции эмоциями, а у людей несчастье. Надо работать.

— Куда ушла? Сколько лет? Фамилия, имя, отчество? Во что была одета?..

Я достаю блокнот, ручка наготове. Специально набросал сразу несколько вопросов. Не надо создавать атмосферу допроса. Лучше потом переспрошу, если что забудут сказать.

Отвечает она.

— Плащ — светлый… Туфли — белые… — начинает почему-то с одежды. — А платье темно-синее, в горошек, с белой кокеткой… Горяева Светлана Игоревна… Недавно семнадцать лет исполнилось. А еще у нее сумка, модная такая, Игорь привез, тоже белая, — она снова всхлипывает. И он опять поддерживает ее под локоть.

Интересно, что ей так дался этот белый цвет — все время акцент делает именно на него? И почему говорит она? Супруг менее возбужден или лучше держится, во всяком случае, мог бы, наверное, более внятно изложить суть дела. Сидит как зритель. Странно.

— Скажите, пожалуйста, ваш адрес?

— Карамышевский переулок, дом…, квартира… Учится она в институте управления… На первом курсе…

Закрытые толстым плексигласом внутреннего окна, за нами лениво наблюдают ребята из дежурной части. Хорошо им — сутки отсидели, двое — дома. А у нас, когда запарка — выходные как награда.

— Когда ушла?

— Мы говорили, сегодня… Наверное, после обеда… Меня не было дома… Игорь на работе…

Смотрю на часы — половина второго. Может, рано паникуют? Хотя родители… Шура Бойцов сейчас, наверное, назидательно произнес бы свою любимую фразу: сам обзаведешься детьми — поймешь… У него двое, ему верить можно…

— В свое отделение милиции обращались?

— Я звонила. Но мне сказали, что разыскивать положено только через пять суток. Закон такой…

М-да. Закон совсем не такой. Сделал пометку. Нужно будет разобраться с теми «композиторами».

–…Вот мы и решили сразу на Петровку… — она говорит настороженно, словно готовится ругаться. И он ослабляет узел галстука. Словно к битве приготовились.

— Решили и хорошо, — она обмякает. Не ждала. — А раньше ваша дочь не задерживалась так поздно?

— Что вы? Никогда! Самое позднее в одиннадцать дома…

— А у подруг, приятелей…

— Мы уже со всеми связались. Ее нигде нет.

— Может свидание… Первая любовь… — трудно родителям задавать такие вопросы. В лоб-то не спросишь о том, что интересует.

— Нет-нет… Мы с ней подруги… Она бы мне рассказала. Она только учебой, ну… подруги. Мальчики просто знакомые…

Нет, нет.

— А вы не поссорились случаем?

— Что вы… Я же говорю, у нас теплые дружеские отношения.

Отец упорно молчит. Кто глава семьи, здесь невооруженным глазом видно. И отчего он такой молчаливый?

Но главное другое. Где может быть эта девчонка? Гуляет? На улице погода не для прогулок. Холодный дождь накрапывает, ветер.

— Ее фотографии у вас с собой нет?

— Что? Зачем?.. А-а-а, простите, не догадались. Игорь подвезет.

— К утру не поздно? — уточняет он.

Я вытаскиваю зеленоватый бланк объяснений и прошу заполнить.

— Господи, Неужели все так серьезно? Я не переживу… — она снова громко всхлипывает и прижимает платочек к глазам. Горяев, поняв, что ему придется заполнять бланк, с некоторым опозданием протягивает руку.

Он пишет быстро, мелким аккуратным почерком. Прошу указать номера телефонов, домашнего и служебного. Говорю какие-то успокаивающие слова и провожаю до дверей. На прощанье передаю листочек со своим служебным телефоном.

Все. Хлопнули дверцы горчичных «Жигулей», мелькнули красные огоньки в нашем старом Средне-Каретном переулке. Все…

Возможно, эта история закончится спокойно и благополучно. Дочь появится сама, и самое страшное, что ей предстоит выдержать, это бурная семейная сцена. Или все только начинается? И финал будет не таким счастливым?..