Образцовая участковая

Василий Боярков, 2022

Сюжет основан на реальных событиях. Он повествует об обычной неделе, взятой из повседневной жизни участковых уполномоченных, несущих непростую, подчас опасную, службу в глубокой российской провинции. В предложенном повествовании нет ничего особо экстраординарного, зато приводятся правдивые факты, какие зачастую случаются в отдалённых пунктах полиции.

Глава I. День первый. Знакомство

Выйдя из кабинета начальника, Слава экипировалась по надлежащей выкладке, а после, изрядно гружённая, направилась на местную автостанцию. К половине двенадцатого она добралась до определённого ей к несению службы населённого пункта. Полицейское отделение находилось неподалёку, и, следуя неспешным шагом, новоявленная участковая через пять минут приблизилась к невзрачному кирпичному зданию. Оно представлялось одноэтажным, не отличалось значительными размерами, покрывалось ржавым железом, снаружи окрашивалось жёлтой, давно облупившейся краской; окна вставлялись старые, обшарпанные, ещё деревянные. Металлическая дверь оказалась открытой и манила немедленно проследовать внутрь… что вновь прибывшая сотрудница и не замедлила тут же проделать. Невзирая на внешнюю неказистость, внутренние помещения смотрелись весьма просторными. Когда заходишь, в первую очередь попадаешь в непродолжительный коридор; прямо напротив входа располагается камера предварительных заключений; дальше следуют четыре маленьких кабинета (по два с каждой стороны); в конце упираешься в служебное пространство, ещё совсем недавно занимаемое начальником (сейчас оно надёжно закрыто и за́перто на весомый, едва ли не амбарный замок).

Очутившись внутри, полицейская (она всё-таки прислушалась к совету Беляева и переоделась в утеплённые брюки, сочетавшиеся с однотипным бушлатом), беспрепятственно миновала некомфортную КПЗ и остановилась напротив комнаты, находившейся первой справа. В ней посиживал внушительный человек, одетый в зимнее обмундирование, выдавшее старшего прапорщика. Он примостился за письменный стол, вплотную приставленный ко второму, точно такому же. Ещё из мебельных принадлежностей выделялись четыре непрочных стула, изготовленных на деревянной основе; они обтягивались разноцветной, местами дранной материей. Рыжий незнакомец посматривал на вошедшую красавицу ясными голубыми глазами, казавшимися, ну! просто бездонными. Больше всего остального, он выделялся короткой стрижкой да многочисленными веснушками, в нескончаемом количестве рассыпанными по круглой физиономии. На ней бросались в глаза следующие особенности: немного приплюснутый нос; тонкие, но широкие губы; бесцветные, едва заметные, брови; простодушная, искренне доброжелательная улыбка. На вид ему исполнилось годов, наверное, сорок два, что соответствовало существовавшей действительности и что подтверждалось избыточным весом, массивной фигурой, средним ростом, немалой физической силой. По внешним признакам дипломированная особа сделала ряд правильных выводов: первый — что будущий помощник обладает добродушной натурой; второй — что он не отличается скверным либо вздорным характером; третий — что внутренний мир его склоняется к практичной хитрости, а временами фальшивой неискренности; четвёртый — что, в случае отчаянной надобности, характер может сделаться и прямодушным, и преданным, и надёжным.

— Кажется, Шара́гина Слава? — поинтересовался он, пока будущая сослуживица знакомилась с беззаботным, лукаво непринуждённым, видом. — Мне, насчёт тебя, позвонили, сказали, мол, сегодня подъедешь… Хм, Слава?.. Ты не находишь: для девушки имя немного странное?

— Вы, я так понимаю, Евгений Павлович? — мотнув в знак согласия, уточнилась не менее любознательная брюнетка; дальше, отвечая на протянутую ладонь традиционным рукопожатием, она, немного засмущавшись, добавила: — Ещё меня называют Лада — можете обращаться так; но, честно скажу, самой мне второй вариант не очень-то нравиться… Почему? На машину похоже…

— Отлично! Я понял, — продолжал улыбаться старослужащий прапорщик; он учтиво привстал и сейчас, уподобившись человеку-горе, массивно возвышался над хрупкой красавицей, — только давай-ка мы сразу договоримся об одном, по-моему немаловажном, моменте. Ты спросишь — каком? — последовал согласный кивок, продемонстрированный новенькой дамской полицейской папахой. — Обращайся запросто, по-свойски, на «Ты», и зови меня Палычем; не то, мне думается, когда напарники «вы́кают», трудно устанавливать доверительность отношений — понимаешь, к чему я сейчас?

— Вроде того?.. — засомневалась неопытная сотрудница, не привыкшая к служебному панибратству, существовавшему среди ближайших сподвижников. — Но как же, ведь Вы… простите, ты… старше меня практически вдвое?

— Ничего, постепенно привыкнешь, — приветливо улыбнувшись, успокоил Алексеев зардевшуюся девчушку, — сейчас давай поговорим о случившемся происшествии…

— Каком? — вырвалось непроизвольным вопросом.

— В общих чертах, — пустился старший прапорщик в подробные разъяснения, — пока я тут тебя в одиночестве ожидал, у нас «нарисовалось» одно событие, связанное с хищением денежных средств, украденных у престарелой старушки. Случай у «нас», — подразумевалось на вверенной территории, — далеко не первый, — опередился нескрываемый интерес, просившийся с малиновых, скромно напомаженных, губ, — а едва ли уже не двадцатый. Ты, Слава, наверно, не в курсе?.. Ага, вижу, что нет! Короче, у «нас» участились случаи, когда к беззащитным пенсионерам, под видом работников социальных служб, проникают женские особи — а по-другому их просто не назовешь — цыганской национальности, — он въедливо посмотрел на внимательно слушавшую напарницу, — и представляешь, до чего поганые твари додумываются?

— Нет, — последовал ответ и искренний, и очень короткий.

— Под предлогом замены денежных знаков, они предлагают доверчивым жертвам, чтобы те обменивали старые купюры, якобы вышедшие из оборота, на новенькие, мол выпущенные специально, аккурат к запланированному обмену. Главная фишка того прямого «развода» — паническое состояние, вызванное ограниченным сроком замены; дескать, нерасторопные граждане, не успевшие обменять произведённые накопления, обречены на полное обнищание. По их утверждениям старые деньги злополучно «сгорают» и поменять их впоследствии становится попросту невозможно. Чтобы получше втереться в доверие, мошеннические действия сопровождаются видимым заполнением отпечатанных бланков, и даже выписываются липовые квитанции. Хотя заверяются они неразборчивой подписью, а скрепляются непонятной печатью. Ты как считаешь: что делают «закошмаренные» старички, давно уже потерявшие здравый рассудок?

— Да, действительно? — озадачилась любознательная сотрудница, выражая искреннее негодование; следуя за болтливым помощником, она выходила на улицу.

— Обманутые граждане, искусно введённые в заблуждение, безоговорочно верят, — говорил старший напарник уже на ходу, нахлобучивая на гладкую голову поношенную зимнюю шапку, украшенную полицейской кокардой, — и быстренько передают зловредным мошенницам все личные сбережения. В обмен они, и правда, получают, казалось бы, новенькие купюры — вот разве внизу у них меленько-меленько приписано: «Билеты банка приколов» либо «Не является платёжеспособным средством».

— Но неужели столь очевидную подмену не видно?! — наивная, неопытная, она ещё и сочувственно изумилась.

— Может быть — я! — смогу различить, или же, скажем, ты, — рассуждал тем временем Палыч; покряхтывая, он втискивался в служебную «Ниву», отмеченную белым цветом, синей полосой и однотонными маячками (на вид она выглядела старой, обшарпанной, имела несколько вмятин и характерных сколов, свидетельствовавших, что транспортное средство принимало участие отнюдь не в одной погоне), — но утративший разум старый безумец, — не останавливаясь в подробном рассказе, водитель засунул ключ в замок зажигания и ловко запустил прогретый заранее автомобильный двигатель, — который взволнован грядущей утратой и который доведён до состояния, близкого к потере сознания, передает нажи́тые накопления, даже не глядя на бесполезную «куклу», не стоящую ни единой копейки.

— Странно?.. — вновь не поняла Владислава; очутившись в непросторном салоне, она немного замешкалась и выглядывала теперь, куда бы ей засунуть личную папку, изготовленную из чёрной искусственной кожи. — Как они тогда выясняют, что их обманули? Я не думаю, что скуповатые старики, долгие годы копившие финансовую заначку, сразу же, по получении неплатёжеспособных купюр, бросаются их в спешке растрачивать — или я чего-то не понимаю?

— Ты рассуждаешь, по сути, правильно, — согласился опытный сослуживец, правя на поселковый выезд. — В случае обманутых стариков, «прозрение» наступает спустя какое-то время, то есть часа через два, а бывает, и много больше. Они потихонечку успокаиваются, начинают внимательно изучать и, собственно, пытаться понять: а, что же им такое-сякое всучили?

— И обнаруживают досадно допущенную оплошность, — удручённо посетовала обескураженная брюнетка.

— Ага! Затем начинают сразу везде названивать, — неприветливо ухмыльнулся старослужащий прапорщик; он давно обзавёлся, что называется, «толстой кожей» и относился к рабочим вопросам без проявления личных эмоций, — и, требуя немедленно задержать вероломных преступников — а те по всем сопоставимым параметрам успели умчаться, как минимум, в соседнюю область — создают нам глупую работу и дополнительные проблемы.

— Не уяснила?! — непритворно возмутилась не очерствевшая девушка, способная (пока ещё) воспринимать чужую беду как собственную. — Ты хочешь сказать, что мы им помогать совсем не обязаны — так, что ли, Палыч, прикажешь тебя понимать?

— Нет, нисколько, — возразил Алексеев, удивляя «олимпийским спокойствием», — просто я пытаюсь предупредить, что мы едем фиксировать неочевидное преступление, относящееся к разряду «непобедимых»; а значит, раскрыть его навряд ли когда получится. Другими словами, мы следуем «вешать» очередную «темнуху», за которую, обрати внимание, доброе начальство, — он то ли ёрничал, то ли высказывался серьёзно, — нас ничуть не похвалит.

Дальше ехали молча. Каждый думал о личном, более чем насущном: послуживший прапорщик — о скорой, вот-вот заслуженной, пенсии; деятельная особа — о применении достигнутых навыков, о проявлении необычайных способностей, о лёгком успехе, об успешном раскрытии сложного дела! Разнившиеся раздумья продолжались вплоть до момента, пока не подъехали к населённому пункту, обозначенному дорожным знаком: «Котасово».

***

Деревушка оказалась совсем небольшой и состояла из четырёх непродолжительных улиц: одной — продольной, следовавшей вдоль трассы; трёх — поперечных. Удивительное дело, помимо одноэтажных и двухэтажных домов, в ней располагался собственный метизный заводик. Углубляться особенно не пришлось: пострадавшая старушка жила на первом проулке, в третьем доме от края. Неприхотливое жилище представлялось постройкой непривлекательной, в основном бревенчатой, снаружи оббитой обветшалыми досками; входная дверь располагалась, как и три основных окна, с лицевого фасада. Она оказалась не заперта́. Престарелая хозяйка дожидалась их в кухонном помещении, имевшему по окружному периметру три метра на два; оно находилось сразу вслед за входным проёмом, минуя холодные сени.

— Канарейкина Агрипина Корнеевна, восемьдесят два года, — шёпотом пояснил Алексеев, отлично знавший всех местных жителей, — говори погромче: она плохо слышит.

— Здравствуйте, бабушка, — обратиться как-нибудь по-другому у Владиславы просто-напросто не повернулся б язык, — расскажите, пожалуйста, что у Вас приключилось?! — как и советовал опытный напарник, она старалась выражаться по возможности громко.

Задав обычный вопрос и дожидаясь вразумительного ответа, кареглазая красавица пристально уставилась на первую потерпевшую, с какой ей довелось иметь служебное дело. Особенно чего-то выделить не слишком и получилось, потому как взору представился вид обыкновенной старенькой женщины, какая отличалась невысоким ростом, худощавым телосложением, сморщенной кожей, потухшим взглядом и ра́звитой тугоухостью. Одежда выглядела неброской и состояла из красного, в разноцветный цветочек, халата, однотонной косынки и лёгких домашних тапочек. Работал газовый котёл и было тепло.

— Что, что ты, внучка, спросила? — переспросила старая женщина, явно что не расслышав.

Новоиспечённая сотрудница было открыла рот, чтобы вновь повториться, но неожиданно её опередил сметливый помощник, в общении с согбе́нными старцами более сведущий.

— Нет, не так, постой… — оборвал он повторный вопрос, а следом обратился непосредственно к престарелой хозяйке: — Агрипина Корнеевна, а скажите-ка нам: где находятся Ваши денежки?

— Ой! — словно проснувшись от долгого сна, всплеснула руками обманутая старушка; она слезливо запричитала: — Украли! Всё стащили, проклятые ироды! Двести тысяч всех накоплений бесстыжие сволочи зараз умыкнули!

— Тише, тише, — Слава всеми силами старалась её успокоить и убедить распространяться только по сути, — пожалуйста, расскажите о случившемся ограблении поподробнее.

Далее, пройдя через великие испытания, усердной участковой (не без помощи опытного напарника) удалось и успешно выведать, и подробно задокументировать примерно следующее: «Сегодня утром, между десятью и одиннадцатью часами, к Канарейкиной явилась незнакомая женщина. Её приметы: светловолосая, невысокая, полная, любезная, одета в чёрную шубу. Она назвалась представителем социальной защиты и предложила обменять денежные знаки, вышедшие из оборота, на новые, пару дней назад выпущенные. После себя она оставила нечто, похожее на квитанцию (с фиктивной печатью и неразборчивой подписью), а также двести бумажных листов. Внешне они похожи на денежные купюры, достоинством в тысячу рублей (каждая), но отмечены характерной надписью: «Не является платёжным средством». Вещественные доказательства упакованы, опечатаны, с места происшествия изъяты». На всё про всё ушло чуть более двух с половиной часов, зато материалы доследственной проверки оформились и в полном объёме, и без единой помарки.

— Садись в машину, и поехали наконец на «базу», — сказал Алексеев, когда они, изрядно подуставшие, выходили на улицу, — сегодня пятница, и дома хотелось бы очутиться немного пораньше. Тем более что неизвестно, чего ещё нынешней ночью случится.

— Постой! — вдруг напряглась участковая, когда уже уселась на пассажирское кресло; она указала на двухэтажный деревянный особнячок, стоявший по тому же самому ряду, но, единственно, установленный на перекрёстке с центральной проезжей частью: — А, в этом доме кто проживает? Мне кажется, Палыч, или у него по всему периметру виднеются уличные видеокамеры?

— Да… ведь и точно, — с удручённым вздохом выпалил враз погрустневший прапорщик; он начинал понимать, что день сегодня затянется, — видеонаблюдение есть, вот только… — заметил он с малой надеждой, — его сейчас дома, наверное, нет? Он человек занято́й, частный предприниматель, находится в постоянных разъездах, и в деревне его днём с огнём обычно не сыщешь.

— Хорошо, — ни на грамм не поверила въедливая особа; со свежими силами она была готова работать до «полной победы», вплоть до раскрытия первого преступления, — сейчас мы твои слова проверим, и если они подтвердятся, то спокойно, с чувством исполненного долга, отсюда уедем. Пока, Палыч, извини, мы не отработали наиболее ответственное мероприятие. Тем паче, — она вновь указала на примечательный особняк, — гляди-ка: там внутреннее освещение в окнах горит, — на улице уже начинало темнеть, — а значит, внутри непременно кто-нибудь есть, и мы обязательно побеседуем.

— Логично, — нехотя согласился зрелый сотрудник.

На продолжительные, крайне настойчивые, звонки, осуществляемые в наружный сигнализатор, уличный домофон, установленный у выдвижной железной воротины, открывать вышел лично владелец коттеджа; он оказался директором регионального отделения фирмы «РУССТРОЙ» и представился Самородковым Андреем Юрьевичем. Как и обычно, первым делом пытливая девушка въедливо его рассмотрела и выделила следующие основные особенности: тридцатипятилетний возраст состоявшегося мужчины; средний, чуть не доросший до высокого, рост; полноватое телосложение, сравнимое с Алексеевым; мордатое лицо, с каре-оливковыми глазами, с вдавленным носом, с лоснившейся кожей, с губами толстыми; чёрные волосы, уложенные аккуратной причёской, зачёсанной строго назад. Одетым он оказался, вопреки домашнему обиходу, в отутюженные серую рубашку и тёмно-синие стильные брюки.

— Чем могу служить внутренним органам? — поступил от него шутливый вопрос, заданный дружелюбным тоном; по-видимому, на чрезмерную назойливость он либо не обратил внимание, либо сразу вошёл в непростое, едва ли не сложное положение [скорее всего, справедливо предположил, что по незначительным пустякам его беспокоить не будут, либо (что наиболее вероятно!) сразился невиданной красотой, отличавшей очаровательную участковую, побеспокоившую в немного неурочное время?].

— Простите, — начала Шарагина с обычного извинения, как только показала служебные документы, — но в деревне совершено серьёзное преступление, и нам потребуется от Вас гражданская сознательность, точнее частная помощь. Какая? Что ж, перейду сразу к делу: у Вас видеокамеры уличные записывают?

— Да, — представительный мужчина немного напрягся, ожидая завуалированного подвоха, — записи хватает на пятьсот гигабайт — это примерно неделя… Какой, вы говорите, вас период интересует?

— Я ничего пока ещё не сказала! — возразила бойкая Владислава, но, быстро сообразив, что к ней обратились с простым, вообще незамысловатым, вопросом, мгновенно поправилась: — Нас заботит сегодняшний промежуток времени, оказавшийся между десятью и одиннадцатью часами — сможем его просмотреть?

— Безусловно, — облегчённо выдохнул частный предприниматель, вероятнее всего замешанный в чём-то противоправном (по крайней мере, так подумалось сообразительной девушке), — чем смогу, тем в общем-то помогу. Прошу проследовать в дом, — он изобразил характерный жест, отчётливо указавший, что почита́емым гостям необходимо следовать впереди.

Очутившись внутри, кареглазая брюнетка отметила, что внутреннее убранство является изысканным и шикарным, соответствующим статусу директора значимой фирмы. Особо она отметила, что стены оббиты лакированной фигурной доской, что потолок является подвесным, исключительно белым, что полы устилаются ровным, идеально гладким, паркетом, что обстановка выглядит современной, предполагающей значительные капиталовложения. Самородков провёл служивых посетителей на верхний этаж, где у него располагалась отдельная комната (техническая каморка), и предъявил компетентному ознакомлению сохранённые видеофайлы. Сам он в электронных нововведениях, установленных в шикарном особняке, разбирался неважно, поэтому подумал вызвать закрепленного за аппаратурой ответственного специалиста; но подключать профессионального сотрудника сегодня ему не пришлось… Взглянув на удручённого Палыча, Слава сообразила, что время расследования излишне затянется, и приняла ответственное решение — согласилась разобраться с просмотром лично. Молодая девушка, в той или иной мере она знакомилась со всеми новинками промышленного прогресса и справилась с возложенной на себя нетрудной задачей в течении каких-то семи минут. Ещё через пятнадцать, в ходе ускоренной перемотки, обнаружила искомый фрагмент, передававший неторопливое продвижение коварной воровки. Увеличив цифровое изображение, она смогла выделить расплывчатый вид незнакомой женщины, светловолосой и невысокой, достигшей возраста, наверное, лет тридцати шести, одетой в чёрную шубу. Описанные приметы совпадали полностью, и зафиксированное фото перекочевало в простенький смартфон модели «Samsung», принадлежавший великолепной участковой-сыщице.

— Готово! — воскликнула усердная участковая, проверяя, что нужный файл сохранился; она засобиралась на выход: — Вот теперь, с успокоенным чувством долга — как не скажет один мой новый знакомый — можно отправляться на «базу». Спасибо, Андрей Юрьевич, — обратилась она к угодливому хозяину, как раз входившему в техническую каморку (всё время просмотра он занимался хозяйственными делами), — Вы очень нам помогли. Я очень надеюсь, что и впредь мы продолжим активно сотрудничать. Возьмите мою служебную карточку, — она протянула заранее заготовленную визитку, — и звоните мне по любому поводу, но только, — она спохватилась, заметив приватную подоплёку, — касающемуся оперативной работы.

Они обменялись мобильными номерами, занесли их в смартфоны (гостья — в дешёвый «Samsung», владелец особняка — в современный iРhone), и полицейские, сопровождаемые директором «РУССТРОЯ», вышли на улицу. Вежливо попрощавшись, блюстители порядка отправились обратной дорогой.

— Кста-а-ати, Палыч, — обратилась участковая к задумчивому помощнику, когда они выезжали за пределы деревни, — а ты не обратил случайно внимание, что на голове у цыганской мошенницы надетый парик; то есть, мало того что она приехала, по твоему утверждению, незнамо откуда, так она ещё и старается активно маскироваться?

— Нет, — честно признался ей Алексеев, весь период, пошедший на ознакомление с видеоаппаратурой, проскучавший сидя на стуле (он всеми силами старался побороть нежеланную, неожиданно подступившую, дрёму), — единственное, чего я могу утверждать, что явилась она с заводской стороны; а значит, машина её ожидала либо где-то у проходной, либо на противоположном краю. Там наиболее удобное место, чтобы сразу умчаться прочь, устремляясь к границе соседнего региона; между прочим, от деревни Котасово она располагается на удалении всего полутора километров… Но с чего ты взяла?! Я сейчас про поддельные волосы.

— Поверь, я — девушка, — заверила очаровательная брюнетка, выпячивая горделивую грудь, бесподобную и изящную (к мужскому сожалению, прикрытую толстенным бушлатом), — и в подобных вещах хорошо разбираюсь. Словом, не сомневайся, у обманутой жертвы она была в парике. Другой вопрос, — посчитав, что рабочие моменты выяснены, она переключилась к проблемам личным, насущным, казавшимся не менее важными, — Беляев мне пояснил, что якобы ты покажешь мне некий домишко, где я впоследствии буду жить, — это правда?

— Хм?.. — ненадолго задумался Палыч, словно чего-то прикидывая. — Он ничего такого не говорил, но, полагаю, предполагал некомфортабельную избушку-развалюшку, что раньше выделялась райковскому участковому, — имелось в виду «прикомандированному», — и которая, после его слишком уж быстрого бегства, какое-то время пустует. Да, скорее всего, он предоставил тебе конкретно её, потому что других у нас просто не существует. Приедем на место — то́тчас же покажу. Хотя, мне почему-то кажется, она тебе не очень понравится, — невольно его взгляд скользнул по превосходному маникюру, затем по нежной коже, а следом по шикарной причёске, — эффектной дамочке не к лицу проживать в том неприглядном… пристанище, — он хотел сказать «бомжатнике», но, как следует пораздумав, благоразумно поостерёгся.

— Там что-то не так? — поинтересовалась впечатлительная особа, непроизвольно поморщив остренький, лисий носик. — Слишком загажено?

— Нет, но всё-таки… — не представляя, как получше бы объяснить, запнулся смущённый водитель; он как раз въезжал в пределы посёлка, — скоро сама увидишь.

В течении следующих пары минут они неспешно добра́лись до полицейского отделения, однако останавливаться не стали, а проехали ещё метров двести и встали напротив неказистого одноэтажного домика; он крылся железной, изрядно обшарпанной крышей и огораживался дощатым забором, по-пьяному покосившимся, а местами и вовсе отсутствовавшим. Проведя эффектную дамочку сквозь хиленькую калитку, Алексеев остановился пред деревянным крыльцом и достал из-под приступков огромный железный ключ. Неприятно заскрежетал им в старенькой, давно проржавевшей, личине. И вот! Они оказались во внутренних помещениях. Первое, что бросилось в глаза любопытной красавице, — это полное соответствие общим особенностям деревенских конструкций, то есть в будущее жилище можно попасть, минуя холодный коридор, имевший по левую руку крохотную терраску, по правую — простенький туалет. Как и во всех аналогичных постройках, новоиспеченная хозяйка попала сначала на совмещённую с прихожей просторную кухню. С неудовольствием заключила, что морозный воздух внутри, едва ли чем разнится с наружным.

— Бывший участковый установил электрический котелок, но, пока в опустевшей избушке никто не жил, по понятным мотивам его не включали, — как будто извиняясь, внёс ясность смятенный помощник. — Он, в принципе, мощный и нагреет примерно за час, как максимум полтора.

— Тогда включай уже его поскорее, а заодно объясни, как им впоследствии пользоваться, брр! — непривыкшая девушка невольно вздрогнула, передёрнулась всем восхитительным станом. — Странное дело, видимо, прежний жилец не сильно жаловал комфортную обстановку, — делилась она визуальными впечатлениями, осматривая непривлекательное убранство, — значит, хлипкий стол, пара табуреток, допотопный холодильник и электроплитка «Мечта» — это стоит на кухне; сносная кровать, застеленная, по-моему, свежим бельем, платяной шкаф, письменный стол, металлический, похоже что прочный, стул — это в единственной комнате. Что ж, не густо, но и не пусто! Послу-у-ушай, Палыч, — обращаясь к услужливому напарнику, блистательная красавица интригующе растянула начальное слово, — не выделишь ли ты мне чистый комплект «постельки»: на здешней спать я всё-таки не рискну.

— Без проблем! — воскликнул тот с торопливой готовностью, но следом, немного смутившись, добавил: — Если, конечно, жена, прознав, кому оно предназначено, не окажется против. Короче, ты, Слава, пока обустраивайся, — говорил старший прапорщик, нажимая включатель электро-котла; досказывал же он, когда направлялся на выход: — В любом случае я вернусь, заодно захвачу чего-нибудь к ужину.

— Приезжай в участок! — послышался мелодичный окрик, когда убывавший мужчина одной ногой стоял уже за порогом. — Мне необходимо закончить одно несложное, но чрезвычайно важное дело.

Пока внимательный сослуживец отсутствовал, Шарагина пешком проследовала в поселковое отделение: благо по ходу дела она позаботилась обзавестись вторым комплектом ключей. Когда тот вернулся, она уже усердно работала на допотопном компьютере, установленном в другом кабинете (смежном тому, где при знакомстве находился помощник), и распечатывала только-только составленные ориентировки; особый упор в них делался на цыганскую национальность да наличие у преступницы светловолосого парика.

— Всё, я закончила, — отчиталась старательная напарница, принимая от второго сотрудника свеженькую постельку и незамысловатые съестные припасы (они поже́ртвовались сердобольной супругой, мысленно убеждённой, что ужин собирается скромному, не обжившемуся покамест, парню, но никак уж не бесподобной, умелой красавице), — теперь можно отправиться по домам. Кста-а-ати, Палыч, а ты ведь на машине поедешь? — последовал утвердительный кивок головой. — Тогда, сделай доброе дело, развешай по людным местам штук десять аншлагов, — она протянула ему тонкую пачку отпечатанных на принтере расплывчатых фотографий (внизу значился «кричавший текст», передавший основные приметы и убедительные предупреждения).

Засим они в тот день и расстались.

***

— Ты спишь? — услышала Владислава осторожный вопрос, прорывавшийся сквозь мобильный динамик (несложно понять, что час случился достаточно поздний и что она давно уже находилась в новой постели).

— Уже нет, — разочарованная девушка ответила несколько недовольным голосом (ей снился приятный, едва ли не сказочный сон, а его и беззастенчиво, и беспардонно прервали), — ты чего, Палыч, зво́нишь — ты, вообще, на время смотрел?!

— Давай поднимайся, — убедительный помощник говорил короткими, отрывистыми, но очень понятными фразами, — у нас происшествие… якобы стреляют из автоматов… возьми с собой «пистик»… на сборы пятнадцать минут… всё, жди — я скоро подъеду.

«Хорошо ещё сейчас полуночная темень, и можно не краситься, — первое, о чём разбуженная красавица подумала, взглянув на ручные часы и определив, что стрелки приближаются к двум часам ночи. — Надо только «по-быстренькому» умыться, хорошенечко причесаться, скорёхонько собраться и можно двигать в дорогу — я и так превосходно выгляжу, — она не удержалась, чтобы не посмотреться в миниатюрное зеркальце, прикреплённое в документной папке [перед первым опасным выездом кареглазая брюнетка думала совсем не о том, что с ней может случиться чего-нибудь нехорошее, и даже трагическое; нет, больше всего её заботило, как в момент сурового испытания она сумеет себя преподать (впрочем, как и любая из представительниц прекрасного пола)], — что он там говорил? Ага, обязательно захватить с собой пистолет, хотя, если честно, в «развалившемся сарае» я бы его и без напоминания ни за что не оставила — пусть даже и в металлическом сейфе! — она подумала про железный ящик, прочно прикрученный к полу и расположенный прямо у неё под кроватью. — Ну что, с момента звонка прошло всего семь минут, а я уже полностью собрана, — шептала критичная труженица, помещая табельное оружие в уста́вную кобуру, крепившуюся к широкому поясу, — осталось накинуть тёплый бушлат, меховую папаху и дождаться приезда Палыча». Едва она подумала о прикреплённом напарнике, как послышался характерный сигнал, похожий на громкое кряканье. «А ведь сказал «пятнадцать минут», — посетовала приятно удивлённая девушка, накидывая верхнюю телогрейку и направляясь на выход, — сам же уложился за десять, — говорилось придирчиво, а дальше последовала фраза уже немного шутливая: — Вот и верь после этого людям».

— Чего там, Палыч, случилось? — любознательная особа попыталась дознаться сразу, едва уселась в машину; лишь сейчас она поняла, что излишне разволновалась и что начинает легонько подрагивать. — Ты вроде обмолвился «стреляют из автоматов»?..

— По крайней мере так мне поведал райковский дежурный, — признался откровенный водитель, выводя транспортное средство на основную дорогу (служебное жилье находилось чуть в стороне), — он позвонил и, особо не вдаваясь в подробности, передал, что ему отзвонился какой-то, как всегда, аноним и женским голосом сообщил, как будто в деревни Милошево пьяные придурки учинили автоматическую стрельбу. По сути, на отработку сложного вызова надлежало бы запросить районное подкрепление — что я, не сомневайся, и сделал — но оказалось, что все свободные сотрудники находятся на срочном задании, по их мнению более важном, гораздо существенном. Короче, территория наша, а значит, отрабатывать то стрёмное происшествие нам, а не кому-то иному.

— Ежели, скажем, там целое войско? — продолжала допытываться Шарагина, ощущая, что нервная дрожь становиться интенсивнее; она пыталась за разговором немного отвлечься.

Невозмутимый напарник, видимо, придерживался аналогичного направления мы́слей, поэтому не отнекивался, а раскладывал предполагаемую ситуацию по-простецки, охотно:

— Поэтому сразу же в пекло мы не полезем, а вначале проведём коротенькую разведку — проясним реальную ситуации. Убедившись, что справимся сами либо наоборот, примем правильное решение, подходящее конкретно для той обстановки.

Они подробно спланировали предстоявшую операцию и, не доезжая примерно с полкилометра, оставили служебный автомобиль на дорожной обочине, а сами пошли пешком; оба обнажили огнестрельные пистолеты и пристально вглядывались в непроницаемую белёсую мглу. На улице моросил лёгкий снежок, что значительно сокращало дальнюю видимость. Выстрелов никаких не слышалось — на деревенские окраины они входили более-менее успокоенные, уверенные в собственных силах, готовые к активной борьбе.

— Куда идти? — прошептала трепетавшая участковая, стараясь говорить потише и махая свободной рукой вдоль проезжей трассы.

— В конец Дорожной улицы, — старослужащий помощник обозначал необходимое направление и называл присвоенное название, — там есть один интересный домик, в котором тусуются местные отморозки. Кроме них, поверь, здесь и чудить-то некому, потому что живут здесь в большинстве одни престарелые бабки да еле ходячие старички. Пойдём не по тропке, — перешёл он к разработке тактической процедуры, — чтоб нас не разглядели в окошки и не закрылись на все установленные запоры. Придётся немного пролезть по неприятным сугробам, дабы сохранить внезапность появления, невидимость приближения. Всё, пошли спускаться… Сейчас декабрь — снега нанесло немного; а значит, серьёзно мы не утонем.

Выполняя предложенную рекомендацию, поступившую от опытного служаки, единодушные сослуживцы неторопливо спустились с обочины. Погрузились в снежный покров практически по колено и стали медленно приближаться к обветшалой постройке, одиноко стоявшей на самом отшибе. Территория оказалась не огороженной, и через пять минут принуждённого хода полицейские очутились возле входной двери́, тоскливо висевшей на нижней навеске; она осталась раскрытой широко, полностью нараспашку. Внимательно вслушались. Изнутри доносились полупьяные голоса, чем-то напоминавшие непонятное «бу-бу-бу».

— Что станем делать? — продолжая советоваться вполголоса, спросила Шарагина.

— Как «что»? — неподдельно удивился второй полицейский, выпучивая большие глазищи. — Резко врываемся, берём всех, кто оказывается внутри, на ствольный прицел, а если видим оружие, то сразу же конфискуем — чего непонятного?

— Постой… а как же незаконное проникновение в чужое жилище, — не унималась юридически подкованная особа, поднаторевшая в теоретическом праве, — разве мы можем поступиться с законом?

— Сразу видно, что ты только-только приехала из «учебки», — Алексеев не удержался от ироничной ухмылки, — и ничего в основной работе не смыслишь. Короче, забудь про всё, чему тебя там научили и привыкай принимать решения, сообра́зно существующей обстановке, но — опять же! — исключительно в рамках законодательства.

— Как же тогда?.. — договорить любопытная участковая не успела (изнутри раздался умопомрачительный хохот, и торопливый напарник, посчитавший, что медлить не стоит, ринулся в открытые двери).

— Вспомни «Закон о полиции», в части предположения о совершении преступления! — выкрикивал он уже на ходу.

Вдохновлённая показным примером, Владислава бросилась следом. Она быстро миновала холодные сени и возникла перед дверным проёмом, где створка болталась открытой, но свободный доступ перекрывался непроницаемой тряпкой, свободно свисавшей толстой материей. Ожидая коварный подвох, встревоженная девушка остановилась в тревожном недоумении. А! Изнутри уже слышались недружелюбные выкрики, принадлежавшие разным людям; они передавали состояние крайнего возбуждения. Отбросив любые сомнения, отважная участковая решительно кинулась внутрь — последовала за ранее вбежавшим сотрудником. Резким движением отодвинула свешенную преграду и храбро шагнула вперёд, очутившись в загаженном помещении, освещаемом коптившей керосиновой лампой. Первое, что возникло пред очумелым взором, выглядело старинным диваном, пропитанным человечьими нечистотами; по характерным признакам он изготавливался в середине двадцатого века. На нём сидел незнакомый парень — в него прицелился Алексеев. Второй, он же последний, сидел прямиком на голом полу и безостановочно гоготал полоумным, сплошь наркотическим, хохотом — он оказался на прицеле у возникшей сотрудницы.

— Они обдолбанные до самой последней степени, — разъяснил искушённый помощник и чётко, и однозначно; он легонько пинал своего подопечного по оголённой коленке, — но огнестрельного оружия вроде не видно?.. Посмотри в соседней комнате, а я их покуда покараулю.

Спорить? Бесполезно, да попросту глупо, поэтому младшая лейтенант быстро проследовала в смежное помещение. Из неказистой мебели там находился один сервант «без окон и без дверей» да наполовину разваленная кровать — пристальный осмотр занял не больше чем пару секунд.

— Чисто! — доложила напарница проделанную работу и вышла обратно на кухню. — Что дальше?

— Ты офицер — ты и думай, — ответил Палыч серьёзно, но, увидев, как взлетели недоумённые брови, добродушно улыбнулся и приветливо посоветовал: — Я бы погрузил их в нашу машину, доставил в «хозяйство», подержал чуть-чуть в КПЗ, дал протрезветь, а после «подробненько» расспросил. Ты спросишь: какое основание для их задержания? Мы вежливо их попросим проехаться, и — я почему-то уверен! — они не откажутся. Всё равно в наркотическом угаре они ничего не поймут, — словно бы подтверждая, старший прапорщик убрал заряженный пистолет, схватил одного из парней за шиворот и несколько раз несильно встряхнул (как пояснил, привёл его в чувство). — Одевайтесь! — прикрикнул он строго.

И тут началось наиболее интересное, по сути смешное: два молодых переростка, едва ли достигших двадцатидвухлетнего возраста, стали отмачивать удивительные приколы. Первый выглядел постарше, имел густые чёрные волосы, выделялся широким лицом, плотным телосложением, невысоким ростом, тёмно-карими зенками; откликался на имя Паландин Руслан, а оделся в поношенный разноцветный свитер и изрядно потрёпанные штаны. Он неожиданно схватился за вязанную перчатку и попробовал натянуть её на кучерявую голову; необъяснимая попытка осуществлялась на полном серьёзе. Второй казался на пару лет помоложе, обладал рыжими, давно не чёсанными вихра́ми, виделся немного худее и выше, а смотрел остекленевшими голубыми глазами; назывался Паландиным Александром, а облачиться изволил в дырявую синюю водолазку и серые джинсы. Он на́чал ползать на четвереньках, дико мычать и изображать из себя разгулявшуюся корову. Объятый наркотическими галлюцинациями, парень периодически подбирался то к застывшей в недоумении участковой, то к усмехавшемуся прапорщику; он взбрыкивал перед ними задом, как бы изображая неуемную тягу к половому совокуплению. Минут через пять, прошедших в одержимых чудачествах, становилось понятным примерно следующее: либо оригинальных затейников придётся гру́зить силком, либо от «желания их куда-нибудь вывозить» придётся отказываться.

— Палыч, — пытаясь оставаться бесстрастной, участковая, так же как неотъемлемый спутник, еле сдерживалась, чтобы бесцеремонно не рассмеяться, — а они нам сильно нужны? По-моему, в себя они и к обеду-то навряд ли придут, а проделанную работу можно отразить простенькими, но подробными рапортами — у нас ведь конкретики не имеется? — одним словом она выразила, что сообщение анонимное, что заинтересованного заявителя просто не существует и что ответ давать никому не нужно.

— По сути, конечно, — согласился не слишком трудолюбивый помощник, меньше всего расположенный к занудным отчётам (но, когда возникали нестандартные ситуации, он отлично справлялся с любыми обязанностями). — Хотя и стоило бы их хорошенечко проучить, но, как, Слава, ты говоришь, чего-либо нормальное они воспримут не раньше полудня. Лично мне бы ещё хотелось немного поспать, тем более что уже четыре часа и приближается новое утро.

— На том и порешим! — ответственная сотрудница отважилась на принятие волевого решения и убрала боевой пистолет; в отличии от разоружившегося напарника, она удерживала его, взведённым, на протяжении всего посещения. — Предоставим полоумным голубчикам кувыркаться и дальше, а сами отправимся набираться духовных да физических сил, растраченных на неурочной работе. Всё равно никакого оружия у них нет, а вызов, похоже, оказался чьей-то и глупой, и неуместной шуткой. Может, они сами, по пьяной синьке, взяли и позвонили?

Палыч хотел напомнить, что голос был женский, но, поразмыслив, что кое-кого обидит, благоразумно решил промолчать; напротив, показывая пример, он неторопливо направился к выходу. Черноволосая сослуживица, окинув обезумевших наркоманов сочувственным взглядом, направилась следом. Когда они вышли на улицу, Шарагина заметила, что вдалеке, на расстоянии около километра, виднеются уличные огни, выдающие принадлежность к дорожному освещению. Сплошная метель поутихла, чёрные тучи, словно специально, рассеялись. Желая прояснить их явную принадлежность, она непринуждённо спросила:

— Что там виднеется за деревня — она наша?

— Да это же Котасово — мы накануне в ней были! — неподдельно удивился старший сотрудник, как будто не понимая, что «ночью все кошки кажутся серыми» (а в незнакомой местности девушка находилась всего лишь первые сутки), — пока нас «тянет» в одном направлении.

— Далеко отсюда Нежданово? — дотошная красавица продолжала проявлять банальное любопытство.

— В восьми километрах — если ехать по трассе, — подробно расписывал тамошний старожил; усаживаясь в машину, он кивнул, что красивой спутнице надлежит последовать показанному примеру, — а ежели идти напрямую, через густые леса, то и того меньше — не больше семи.

— Ладно, поехали уже быстрее домой, — заключила дотошная участковая, усаживаясь на пассажирское кресло и по привычке пристёгиваясь, — мы сегодня и так чересчур заработались. Скоро, и правда, утро, а нужно пускай и немного, но непременно поспать. Хотя у меня, если честно, уже навряд ли получится — столько незабываемых, просто ошеломляющих, впечатлений!