Маньяк и тайна древнего русского клада

Василий Боярков, 2020

Небольшое поселение Ивановской области внезапно оказывается в центре повышенного внимания. Почему? По причине серии загадочных, изощрённых убийств, совершённых в отношении молоденьких девушек, выделяющихся заниженной социальной ответственностью. В то же самое время Елисеева Наташа, дочь покойного криминального лидера, отправляется во Владимирскую область, где занимается усердными поисками несметных сокровищ. Их спрятали богатые суздальские князья в далёком 13-м веке, во времена ужасного нашествия монгольского хана Батыя. Постепенно встаёт резонный вопрос: как жестокий маньяк-убийца соотносится со страшной тайной древнерусского клада?

Глава III. Жуткое зрелище

Направляясь к участку автомобильной дороги, где расстался с начальником поселкового отделения, Градов уверенной походкой возвращался назад. Он подошёл одновременно с оперативной группой, направленной из районного центра. Сосредоточившись на прибы́вших сотрудниках, Карелин совсем упустил из виду, как подчинённый оперативник молчком увязался за общей процессией, следовавшей на осмотр ужасного происшествия. В обычных условиях спесивый руководитель нашёл бы тому занятие, более, что ли, ответственное, скажем, направил бы опрашивать местных жителей или искать возможных свидетелей; но сейчас, поглощённый детальным изложением значимой информации, он не стал молодому сотруднику никак воспрепятствовать (неумышленно позволил лично удостовериться, что же явилось натуральной причиной нешуточного переполоха, в результате которого даже грозный, высокомерный начальник разом превратился в неуверенного человека, заискивавшего перед приезжими полицейскими, находившимися в чине гораздо меньшим, чем был у него).

Объятый общим тревожным чувством, Денис передвигался чуть позади́ и держался от основного шествия немного поодаль, дабы привлекать к себе, сотруднику, не заслужившему сыскного веса, поменьше внимания и дабы (не приведи Господь!) его не оговорили, не отправили куда-нибудь восвояси. Как и все неопытные сотрудники, он почему-то предполагал, будто приехавшие представители: следователь по особо важным делам, умудрённый эксперт, начальник уголовного розыска — да и самолично Герман Петрович, придут от сложной загадки в немалое замешательство. Ему казалось, что только он один, обладающий исключительным природным талантом и непревзойденным умением выстраивать логические цепочки, сумеет обнаружить те незначительные улики, какие помогут изобличить отъявленного убийцу. Уверенный в собственном превосходстве и увлекаемый в глубь бескрайнего поля, оперуполномоченный поймался на назойливой мысли, что пешая прогулка затягивается дольше предполагаемого. Они отошли уже метров на триста, и у любого нормального человека давно бы возник закономерный вопрос: «Как, черт возьми, смогли обнаружить убитого покойника на значительном удалении — да притом непроглядной ночью! — и от автомобильной дороги, и от ближайшего населённого пункта?» Поэтому у Градова, не являвшегося заурядной личностью, наравне с остальными участниками процессии (по поводу значительной отдалённости) начинали возникать не очень хорошие подозрения. Разрешить их мог лишь спесивый начальник, единолично знающий, где остаётся то мёртвое тело; он как раз рассуждал на основную тему со специальным следователем — молодой, красивой девушкой, отличавшейся высоким ростом, стройным телосложением, приятным лицом и одетой в форменное обмундирование капитана юстиции. Ей-то, кстати, и пришла неглупая мысль, позволившая озвучить вполне обоснованные сомнения, в чём-то смутные, а где-то и явные:

— Интересно, но мы прошли уже добрых полкилометра, — она умышленно превысила общее расстояние, — а ничего покуда не обнаружили. У меня напрашивается нормальный вопрос: как при возникших условиях вообще сумели хоть что-то найти?

— Всё очень просто, — стал разъяснять Карелин, против обыкновения продолжавший оставаться немного смущённым, — двое охотников-браконьеров, блуждавших по лесной окраине в поисках лёгкой добычи, наткнулись на него мимоходом, случайно, спонтанно. Поскольку у каждого местного жителя имеется мой сотовый номер, они тот ча́с же и позвонили, и передали о неприятной находке, отчасти жуткой, а частью зловещей, — сказал и, словно оправдываясь, зачем-то добавил: — Это собака их… ну, тело убитое обнаружила — сами бы они ни за что не нашли!

Пришла очередь вмешиваться квалифицированному эксперту, точно так же увлекающемуся русской охотой, но, в отличии от приведённого случая, всесторонне законопослушного. Молодой, тридцатипятилетний мужчина, одетый в форму майора полиции, он отличался подтянутым, скла́дным телосложением, уверенным, но и приятным лицом, украшенным аккуратно подстриженными усами. Именно он-то и обозначил интриговавшие отправные моменты:

— Вот Вы, товарищ подполковник, сказали, мол, браконьеры-охотники; но почему Вы говорите о них спокойно, словно незаконная охота не является наказуемым преступлением?

— Ты, Андрей, конечно же, прав, — панибратски обратился полицейский подполковник к более младшему офицеру, прибы́вшему для проведения первоначальных исследований, — но что я могу поделать? Охотничьи ружья они успешно попрятали, сейчас же находятся налегке — без подбитой добычи и предательской амуниции. Как ты, наверное, и сам отчётливо понимаешь — доказать им хоть что-то обратное становится практически невозможно.

Карелин озвучил, по его разумению, правдоподобную версию, упустив из внимания тот (вроде бы?) несущественный факт, что один из незаконных охотников является ему двоюродным братом и что он сам посоветовал ему избавится от лишних предметов, способных указать, чем же они в реальности занимались. Обстоятельство показалось неестественным не только одному эксперту-специалисту, неплохо осведомлённому о позорном факте изобличительного родства, но и его очаровательной спутнице тоже. Презрительно ухмыльнувшись, она язвительно выдала:

— Хорошо, пусть будет так. Внимание, вопрос: а, как они объяснили ночное присутствие в лесном массиве, удалённом от населенного пункта и расположенном вдали от проезжей части? Выходит, их с чистой совестью можно начинать подозревать как основные лица, причастные к совершению особо тяжкого преступления?

— Всё вроде правильно… — нехотя согласился руководитель местного отделения, выдавая и шкурный, и существенный интерес, — но ребята, нерадивые, утверждают, дескать, отправились в лес с отдохнове́нной ночёвкой, дабы насладиться апрельской природой, а заодно и отдалиться от мирско́й суеты и насущных житейских сложностей.

— Вот оно, простое и логичное объяснение, — от души рассмеялся компетентный эксперт, отчётливо понимавший, что сведущему человеку (вот так просто!) получится уйти от любой, и даже вполне очевидной, ответственности.

Больше сказать никто ничего не успел: участникам полицейской процессии вынужденно пришлось замолчать, потому что они приблизились к лесной окраине, где их терпеливо поджидали два человека, мирно сидевшие на ими же сваленном древесном стволе. Касаясь их одинаковой внешности, следует указать, что оба оделись в пятнистую военную форму, что и тот и другой имели тучную, непривлекательную комплекцию и что выглядели они схожими по сорокатрёхлетнему возрастному пределу. Различались они мясистыми лицами: первое казалось потолще и понаглее; второе — поуже и попугливее. Завидев приближавшихся полицейских, они почтительно приподня́лись, для вида хорошенечко отряхнулись и выдвинулись навстречу.

— Показывайте, где находится убитое тело, — не скрывая негативного отношения, холодно распорядилась влиятельная сотрудница, — я, Гришевич Олеся Сергеевна, являюсь старшей оперативно-следственной группы. Касательно вас? Вначале Вы укажете, где располагается место ужасного происшествия, поучаствуете в подробном осмотре, а потом проедете в районный отдел, где дадите правдивые показания — это понятно?

Последний вопрос настырная девушка задавала, чтобы присутствовавшие люди сразу же уяснили, кто именно здесь является главным. Увидев молчаливое, тупое согласие, она махнула правой рукой, изображая известный жест, не требующий дополнительных объяснений и предлагающий, чтобы провожатые сопроводили всех к жуткому трупу.

С почтительной готовностью (всё же изрядно наигранной), сельские жители изобразили законопослушных граждан, и, не пускаясь в пустую поле́мику, послушно развернулись в лесистую сторону; они последовательно углубились в непроглядную, страшную чащу. Общей процессии пришлось отдалиться на добрую сотню метров, пока угодливые селяне не застыли как вкопанные, словно бы находясь в глубоких раздумьях, а следует ли им двигаться дальше?

— Чего «заморозились»? — осознав, что возражений ей, убедительных, не последует, грубо промолвила едкая следователь.

— Вон она лежит, — проговорил первый, лицо которого казалось круглее, — вы нас извините, но повторно разглядывать отвратные мерзости, брр! лично нам бы не захотелось — не существует обострённого интереса. Вы тут осматривайте, как вам, походу, надо; мы же подождём вас на небольшом отдалении. Понадобимся? Вы всегда нас сможете скорёхонько отыскать.

— Хорошо, — согласилась белокурая девушка, выражая барскую милость (она прекрасно осознавала, что от их непременного присутствия либо временного отсутствия ничего уже не изменится), — только, смотрите, сидите на месте, чтобы мне ещё и вас впоследствии не искать.

Второй раз предлагать никому не потребовалось, и оба чудны́х охотника торопливым шагом засеменили обратно, к облюбованному ими древесному возвышению. Оперативная группа, ведомая и Гришевич, и неотступным Карелиным, двинулась дальше — осматривать, что же в нынешнее утро взбудоражило весь местный полицейский личный состав. Им пришлось пройти ещё не меньше пятнадцати метров, прежде чем сотрудники оперативной группы все разом не замерли — они наткнулись на нечто невообразимое, не подлежавшее никакому словесному описанию. Участники выездной бригады, впадая в кратковременный ступор, наполнились и бессильным негодованием, и нескрываемым отвращением, и непритворным испугом (никто из нормальных людей никогда бы не свыкся с чем-то подобным).

Что же так озадачило опытных, служивых людей? На первый взгляд, казалось бы, им представился обыкновенный человеческий труп, принадлежавший молодой пышногрудой девушке, одетой в модную, но и дешёвую одежонку (она подражала прославленным заграничным брендам), где особенно выделялись яркая красная куртка, излишне короткая юбка и сетчатые колготки (обуви не было). Некогда красивое одеяние мало того что виделось полностью окровавленным, так оно ещё и находилось в изрядно потрёпанном состоянии, как будто убитая мученица подверглась остервенелому нападению бешенных псов, нещадно рвавших предметы нескромного одеяния, да и нежную телесную кожу тоже; на руках, на ногах, да и на всём, когда-то привлекательном, туловище, присутствовали следы ужасных укусов, оставленных человеческими зубами, ярко выраженными и поглубже входившими внутрь; некоторыми местами, далеко не единственными, наблюдались изрядные нарушения подкожной мышечной массы. Становилось очевидно, прежде чем умереть, измученная жертва терпела долговременные страдания; окончательно жестокие пытки закончились (не исключается, насильственным половым сношением), лишь когда она впала в бесчувственное изнеможение. Но и это было ещё не всё! Вдоволь «наизмывавшись» и закончив глумиться, маниакальный преступник вырезал тёплое де́вичье сердце и отделил от окровавленного туловища беспечную юную голову. Ничего из перечисленных останков не виделось ни рядом, ни где-то поблизости, что давало весомое основание полагать, что бесчеловечный злоумышленник унёс их с собой.

Только сейчас, основываясь на трепетной дрожи, неприятной и неестественной, ранее незнакомой, Градов воочию убедился, что же так сильно встревожило многоопытного руководителя, и тёртого, и бывалого. Изувеченный труп был изгрызен настолько, насколько на нём не оставалось ни одного здорового места. Как уже упоминалось, следы зубов, что в огромном количестве виднелись на всём истерзанном туловище, не принадлежали никакому известному представителю животного мира — они являлись исключительно человечьими. От лицезрения жуткого, ужасного зрелища на душе у любого, кто воочию видел изъеденный стан, возникало горестное смятение, больше напоминавшее суеверный, сверхъестественный страх.

— Кто, спрашивается — такое! — способен сделать? — раздышавшись от резкого спазма, промямлила представительница прекрасного пола, старшая опергруппы. — Это не поддается никакому нормальному восприятию!..

Денис тоже сумел подавить тот неописуемый, если и не панический ужас, что инстинктивно будоражил взволнованный разум, и при́нялся внимательно разглядывать ближайшую местность. От непонятного ощущения немного кружилась смятенная голова; но всё же он нашёл в себе силы собраться и, напрягая затуманенный взгляд, скрупулёзно изучал прилегавшую вплотную подзольную почву. Обладая сметливым умом и юношеским вниманием, молодой человек разглядел отчётливый обувной отпечаток, равнявшийся сорок второму мужскому размеру; его оставил некий грубый, похоже солдатский, ботинок, на удивление ровный и совершенно не имевший рифлёной подошвы. Что странно? Совсем не виделось ни свежей, ни высохшей крови.

— Не понимаю?.. — пробормотал он вслух сумбурные размышления. — Видимо, её убивали не здесь, а где-то поодаль; сюда же принесли лишь изуродованные останки.

— Действительно, — поднаторелый эксперт, немного справившийся с первоначальным волнением, приступил к прямым должностным обязанностям и пустился в подробные изучения, — определённо, девушку пытали и умерщвляли где угодно, но только не где-то поблизости.

— Вероятно?.. — озадаченно промолвила девушка-капитан, непреднамеренно излучая дрожащие нотки. — Однако непонятно, зачем он проделывал продолжительный, трудный путь и перенёс умерщвлённое тело в несообра́зную даль? Гораздо удобнее выбросить изувеченный труп в боковую обочину, прямиком у безлюдной дороги.

— Удобнее избавиться — проще найти, — вставил начальник местного отделения [в любой ситуации он пытался показывать личную значимость, (что не всегда у него получалось)], — нажрался кровожадный «упырь» наркоты, поганой и мерзкой, либо винища, дешевого и креплённого, гормоны рья́ные заиграли — вот он и пустился в ни с чем не сравнимое буйство. Потом убогий выродок протрезвел — глядь?! — наделал страшных «делов», и сразу же решил преступные следы получше запрятать. А где их лучше всего сокрыть? Конечно, в отдалённом лесу, где его дикое зверьё мал-помалу сожрёт, а растерзанные останки постепенно повсюду растащит.

Мысль являлась абсурдной, да и попросту глупой, но, отлично зная взрывной характер неумного человека, указать ему на объективную несостоятельность приведённого рассуждения никто не отважился; впрочем, отворачиваясь по разные стороны, районные сотрудники не преминули презрительно ухмыльнуться. И лишь, единственно, Градов, не набравшийся нужного опыта и считавший руководителя бывалым, и даже авторитетным, пустился обсуждать заведомо несостоятельную теорию:

— Странно, но до какой же степени надо напиться, чтобы полностью потерять человеческий облик, и уподобиться хищному зверю, и разрывать на мелкие части совсем ещё юное тело? И куда, интересно, делись выдранное сердце и отделённая голова? Как-то не вяжется с временным одурманиванием людского рассудка: здесь явно орудовал чокнутый человек, хотя и психически ненормальный, но отчетливо представлявший, что он конкретно делает.

Карелину, которому всегда являлось опричь души, когда кто-то оспаривал прочно устоявшееся личное мнение, потребовались лишь доли секунды, чтобы окончательно потерять душевное равновесие. Разразившись отборнейшей матерщиной и заверещав, словно резанный поросенок, он поставил молодого сотрудника на положенное заурядное место:

— Ты откуда здесь взялся?! Слишком умный?! Я что тебе велел делать?! Проводить поквартирный, подворный обход! Ты же чем занимаешься?! Нарушаешь однозначный приказ непосредственного, прямого начальника?! Или ты, «молочный щенок», хочешь мне сейчас рассказать, что обошёл уже каждые дом и квартиру — доподлинно установил всех случайных, «живых» очевидцев?! Конечно же, нет! В общем, нерадивые работники и вовсе мне не нужны, а завтра я напишу разъяснительный рапорт, чтобы тебя скорее уволили! Сейчас же — раз уж припёрся — марш искать понятых! И чтобы через полчаса они были на месте!

Не первый раз сталкиваясь с проявлением неординарного буйства, присутствующим у самодура-руководителя, но так и не умея с ними нормально мириться, Градов впал в некий шоковый ступор; можно сказать, он ни сном ни духом не понимал, чем же вызвал негативное, едва ли не злобное отношение (ведь ежели он чего-то и сделал, то всецело справедливое наблюдение). Опытные сотрудники, прекрасно осведомленные о заносчивой, высокомерной натуре, существовавшей у деспотичного подполковника, сочувственно поглядели на неопе́рившегося юнца, но, опять же, многозначительно промолчали, никак не выдавая устойчивой антипатии, возникшей к несправедливой, поистине предвзятой, враждебности. Понуро опустив повинную голову, Денис неспешно пошёл обратно, на ближнюю проезжую трассу.

— Чего плетёшься, словно в штаны «наложил»? — вдогонку прикрикнул кичливый руководитель, продолжая показывать непревзойденное самодурство. — Шевели худыми «батонами»! Не на прогулку отправился — тебя почтенные люди ждут!

В действительности, в случаях значительной удаленности, можно осматривать места происшествий и без присутствия понятых, а, например, лишь с грамотным применением видео — фотосъемки; но остальные члены оперативной группы хорошо себе понимали, что, удаляя, Карелин желает показать подчиненному оперативнику лишь личное немалое превосходство. Пока он шёл, в Градове боролись две разные сущности: с одной стороны, ему хотелось своенравному мерзавцу чего-нибудь нагрубить; с другой, он отчетливо понимал, что именно от напыщенного руководителя и зависит впоследствии, сможет ли он дальше служить или же нет. Ему очень нравилась сыскная работа и совсем не хотелось расставаться с бескрайне полюбившимся делом. Ничего не отвечая, раздосадованный парень засунул мужскую гордость «куда подальше» и поплёлся, унылый, исполнять негеройское, да и совсем ненужное, дело.

От тревожных размышлений он сумел оторваться, когда очутился на двухполосной проезжей части и когда потребовалось активно включаться в порученную работу (останавливать проезжающий транспорт). Как уже сказано, Градов оделся в «гражданскую форму» и ничем не выдавал уполномоченной принадлежности к сотруднику внутренних органов. Осуществив семь-восемь неудачных попыток, не остановивших ни одну из курсировавших машин, он охватился несвойственным гневом, сопряженным со стыдливыми, конфузными ощущениями. Памятуя о злобной угрозе непременного увольнения, Денис уже ни о чём не думал и больше не осторожничал — он желал побыстрее выполнить бесцельное, но однозначное поручение. Итак, находясь в непривычном, излишне взволнованном, состоянии, обуревший парень вдруг выскочил на середину дороги, повернулся к мчавшейся легковой иномарке, широко расставил обе ноги́, извлёк служебное удостоверение, выхватил табельный пистолет (из специальной кобуры, прикреплённой к поясному ремню) и, демонстрируя перечисленные предметы на вытянутых руках, отчаянно замер; он выдавал и беспредельную решимость, и непоколебимую душевную твёрдость.

По понятным причинам приближавшийся водитель воспри́нял благие намерения, по сути, неправильно — он резко затормозил и остановился, не доезжая до полицейского примерного расстояния, не превышавшего двадцати пяти метров. Не стоит удивляться, что ошалевший незнакомец непонимающе замер, что он наполнился мучительным страхом и что, по-видимому, ожидал наступления наиболее ужасных последствий. Каким же случилось его дикое удивление, когда молодой человек, убирая воронёное оружие и раскрывая «красные корочки», неторопливо приблизился и сосредоточенно объявил, что всего-навсего воспользовался приоритетным законным правом, предоставляемым полицейским, дабы задействовать любого гражданина в качестве беспристрастного понятого. Стараясь казаться вежливым, взволнованный оперативник говорил почтительно, но и немножечко грубовато:

— Уважаемый участник дорожного движения, выйдите, пожалуйста, из машины и проследуйте поучаствовать в недолгом следственном действии.

Сорокалетний мужчина, представлявшийся невысоким и умеренно тучным, облегченно вздохнул: ему-то напросился вполне естественный довод, что нетипичное явление станет последним, какое доведётся видеть перед скорой и неминуемой гибелью (он даже мысленно попрощался с жизнью, совсем не ожидая благоприятного окончания). На удачу, он оказался не одинок — с ним ехала молодая, красивая девушка, выделявшаяся изумительно сложённой фигурой, подчёркнутой плотно облегавшим красивым нарядом (как впоследствии выяснилось, она приходилась невезучему водителю родненькой дочкой). Ей точно так же не оставлялось иного выбора, как согласится проследовать в лесистую местность — напрямую к страшному происшествию. В отличии от зрелого родственника, обутого в удобные плоские туфли, идти у недовольной красавицы получалось с немалым трудом: высокие каблуки то утопали в рыхлой земле, то зацеплялись за различные кочки и камни (что сильно замедляло их общее продвижение). Денис, отошедший от недавних переживаний, чувствовал себя несколько неуютно и начинал испытывать нормальные угрызения; однако, делать нечего, незавидное служебное поручение необходимо всё-таки исполнять.

К месту следственного мероприятия, проводимого другими участниками следственной группы, они приближались уже не одни — их догнали двое представителей областной кинологической службы, прибы́вшие с оперативно-служебной собакой. Они моментально приступили к привычным мероприятиям: во-первых, позволили животному получше обнюхать (уже) оголённый деви́чий труп; во-вторых, побежали лёгкой трусцой, следуя по эффективно взятому следу. Что касается понятых, приглашенных не очень естественным способом, никто из них не роптал, прекрасно осознавая, что стали простыми заложниками непредвиденной, безвыходной ситуации; впрочем, непривычные, они всё-таки попросили, чтобы им позволили хоть чуточку отдалиться. Получив необходимое разрешение, и тот и другая отошли к известному брёвнышку, где в то же самое время находились и двое горе-охотников. Карелин взвалил на себя активное, излишне пристрастное, руководство, следил за всеми осуществляемыми процессами и раздавал ненужные, едва ли не тупые увещевания (суть его действенной натуры была такова, что он считал себя человеком опытным, наполненным разносторонними знаниями, приобретёнными за долгие годы службы, а значит, непременно должен был указывать, как правильно фиксировать добы́тые доказательства). Полицейские сотрудники, присланные в профессиональную помощь (надо отдать им должное), прекрасно зная о неприятной особенности, не уделяли своенравной натуре (необузданным проявлениям) соответственного внимания, а спокойно занимаясь собственными прямыми обязанностями. Градову великодушно «разрешили» остаться, но предусмотрительно «дали» короткое наставление: «Под ногами не путайся, побольше наблюдай, поменьше умничай, а главное, не суй свой длинный нос туда,"куда Макар телят не гонял"».

В ходе последовательной процедуры изуродованное тело неоднократно переворачивалось и основательно изучалось. Как подведённый итог, эксперт Андрей (фамилия которого, как оказалось, имеет татарские корни и звучит немножечко странновато — Кубаев) изрёк лаконичную фразу, повергшую остальных в ещё большее негодование и крайнее возмущение:

— В заднепроходном отверстии имеется какой-то инородный предмет…

— Что?! — удивлённо воскликнула поражённая следователь, составлявшая ответственный протокол и заносившая в него любые доскональные тонкости. — Что ты сейчас сказал?

— Что во время садистских издевательств, — ответил опытный криминальный исследователь, не скрывая к преступному извергу предельного отвращения, — мучивший истязатель что-то засунул внутрь ещё живого туловища, а следом там же и обломил.

— Неужели похожее зверство возможно?! — воскликнул молодой оперативный сотрудник, впечатленный проявившимся обстоятельством (он впервые столкнулся с бесчеловечными пытками).

— Опять суёшься?! — оборвал его грубый руководитель. — Тебе-то какое дело? Иди-ка лучше обследуй лесную округу, осмотри всё — внимательно! — и поищи-ка отделённые голову с сердцем. Авось «ублюдочный» выродок случайно их где-нибудь обронил? — распорядился, но, видимо осознав, что сморозил абсолютную ересь, моментально поправился: — Или специально запрятал, а возможно, и попросту выбросил.

Дениса прямо подмывало вытянуться по струнке, отдать солдатскую честь и язвительно выкрикнуть: «Есть!» — выказывая негативное отношение к тупому начальнику (в полиции так делать непринято); но он в очередной раз умело сдержался, подавил нараставший гнев и пошёл выполнять несложное поручение, хотя и сформулированное в необычной манере, но целиком и полностью справедливое. Не успел он отойти на какой-то десяток метров, дотошно присматриваясь к лесному весеннему благоденствию, как услышал громкий окрик руководителя, призывавшего немедленно возвращаться обратно:

— Эй, сержант, — за младшим оперуполномоченным сохранялось армейское звание, — хватит впустую «копытами ленивыми» мять! Иди сюда: надо отправляться на более важное дело!

«Ну, — Денис не удержался от крепкого слова, отображавшего поистине негативные пожелания, — опять, очевидно, главного грамотея посетила несусветная, глупая блажь? Наверное, снова заставит заниматься несвойственными, тупыми обязанностями? Однако! С начальником разве поспоришь? Тем более что — как принято говорить — если кому-то что-то не нравится, то никто и никого нигде не задерживает. Можно, конечно, уйти «на гражданку»; но… чего я, собственно, там собой представляю? Да ничего по ровному счёту конкретного, более-менее стоящего. Поэтому надо чётко исполнять должностные инструкции, а на бестолковых самодуров поменьше обращать преувеличенного внимания». С невеселыми, если не удручёнными размышлениями молодой оперативник последовал на настойчивый призыв, последовавший от непосредственного начальника. Не успел он приблизиться, как тот заторопил его в обычной, циничной манере:

— Давай пошевеливай уже худыми «батонами»! Нам позвонили ивановские кинологи и ответственно сообщили, что их тренированная собака привела к искомому дому разыскиваемого убийцы. В общем, они устроили неподготовленную засаду и с нетерпением дожидаются нас.

Не уточняя ту непреклонную убеждённость, что служебное животное привело конкретно к нужному адресу [а заодно и почему сопровождавшие сотрудники не организуют молниеносного задержания лично, а ожидают прибытия дополнительной помощи (по сути, они такие же представители внутренних органов и обличены необходимыми полномочиями)], Карелин моментально переключился на мобильное наставление участкового; он закончил его подворный обход и вызвал к общему сбору — на автомобильную трассу, где оставался служебный транспорт. Стоит отметить, не только к одному молодому оперативнику Герман Петрович относился с чванливой пренебрежительностью; к остальным подчинённым сотрудникам он также проявлял недопустимые вольности и неприемлемую предвзятость [как будто считал себя непререкаемым лидером, авторитетным и безусловным, едва ли не монархическим (по его мнению, подвластные полицейские придавались ему лишь только за тем, чтобы вершить в поселковом образовании абсолютную, сугубо личную, волю)]. Ввиду перечисленных качеств, телефонный разговор, проводимый со старослужащим офицером, выглядел отнюдь не корректным.

— Шаронов! — грубым говором буркнул непристойный руководитель. — Бросай любые дела и по-быстрому «лети» на подмогу, — он почему-то решил, что значимой информации довел не слишком достаточно и уточнил дополнительно: — Ну, это туда, где остались при́бывшие машины… там, на «предпоселкой» дороге, откуда мы отправились к трупу. В общем, ты понял, а ежели нет, то я тебе устрою — ужо! — Чего означало это «ужо!», Карелин не разъяснил, справедливо предполагая, что грозного тона, каким он напутствовал, окажется более чем достаточно (чтобы явственно себе уяснить, что в смысле сказанного слова не кроется ничего особо хорошего).

Едва он договорил, в обратный путь поспешили сразу три человека: руководитель местного отделения, считавшийся мелким царьком, подчинённый ему оперативный сотрудник и начальник уголовного розыска, направленный напрямую с районного центра. На последнем человеке следует остановиться особо…

Бесстрашный Алексей Николаевич, он целиком оправдывал доставшуюся родовую фамилию. Достигнув сорокасемилетнего возрастного отрезка и дослужившись до майорского чина, вот уже на протяжении последних десятка лет опытный сыщик руководил оперативным составом всего местного уголовного розыска. Сотрудником он считался внешне довольно грубым — передавал и напускную жёсткость, и показную безжалостность; на самом же деле уважаемый офицер оставался доброжелательным, мягким, умело скрывавшим настоящие качества, непригодные в опасной работе (он прятал их под видимой личиной наистрожайшей серьёзности). Повествуя о внешнем виде, следует отметить коренастое телосложение, хотя и начинающее легонько полнеть, но продолжающее отличаться немаленькой силой; обратить внимание на смуглое лицо, скуластое и продолговатое, украшенное седеющими густыми усами; не позабыть про серо-голубые глаза, не выражающие эмоций и остающиеся непроницаемыми для любого непосвящённого собеседника; выделить орлиный нос, выдающий неиссякаемую уверенность в собственных силах, рыжеватые волосы, всегда стригущиеся короткой «площадкой», а заодно и ровные уши, плотно прижатые к округлому черепу. Неудивительно, что именно ответственный сотрудник, обладавший открытым сердцем, чистой душой, аналитическим умом и немереным опытом, организовывал раскрытие всех тяжких и запутанных преступлений, случавшихся в пределах вверенного района.

Возвращаясь немного назад, в то время как остальные участники занимались детальным осмотром жуткого трупа, он, бегло оценив привычную ситуацию, приступил к подробному расспросу горемычных охотников, нашедших то мёртвое тело. Ничего нового, более существенного, чем они сообщили первоначально, выведать так и не получилось. Никчёмный допрос нескромно затягивался. Поэтому Алексей Николаевич оказался нескончаемо рад, когда «отзвонившиеся» кинологи «торжественно» объявили, что вышли на основного преступника, и с воодушевлением ухватился за поступившую вводную. Конечно, с привычным делом, предполагавшим задержать единственного маньяка-убийцу, он справился бы единолично; но заведённая инструкция, определявшая «…действовать в любых ситуациях в подготовленной группе», требовала неукоснительного соблюдения прописанных правил — заставляла воспользоваться действительной помощью обученных полицейских. Не воспринимая специалистов кинологической службы как качественную подмогу, Бесстрашный позвал с собою неуёмного начальника местного отделения. Едва лишь Карелин прознал, чем именно придётся заняться, он активно включился в основное мероприятие и призвал к сенсационному задержанию весь подчинявшийся ему личный состав. Через пятнадцать минут к искомому дому, где с немалой долей вероятности находился жестокий выродок, выдвигалось четверо полицейских сотрудников.

Точное местоположение знал один начальник УГРО; он сразу же взялся за рулевое управление оперативным «уазиком» и погнал его по нужному адресу. Посёлок был небольшой, и добираться пришлось недолго. Однако, чем ближе приближались к вероятному месторасположению (остальным неизвестному), предположительно скрывавшему кровожадного выродка, в молодом оперативнике поселялось росшее непонимание и внутреннее смятение. Встревоженному юноше вдруг показалось, что они на полных парах продвигаются к съёмному домику, выделенному ему во временное жильё благодушной администрацией. Необъяснимое предположение стало более чем очевидно, когда пришлось свернуть на узкую улочку, носившую революционное имя Орджоникидзе. Она состояла из тридцати одноэтажных, разнотипных строений, установленных единым порядком. И именно на ней! В крайней, начальной избе ютился с недавнего времени младший оперуполномоченный Градов.

Едва успев осознать, куда они двигаются, Карелин вытаращил многозначительные глазищи и строго поглядывал на помрачневшего, разом поникшего, подчинённого. В голове молодого сыщика в тот злополучный момент роились нисколечко не веселые мысли (почему-то вдруг вспомнилась недавняя беседа со странной старухой, самозабвенно твердившей, что настоящим преступником является именно он); в один миг им завладело некое интуитивное чувство, говорившее о приближавшейся неприятности, словно чёрные тучи накрывавшей неведомой, страшной силой (схожее ощущение иногда возникает, если готовиться случится что-то непредсказуемое, жуткое и ужасное).

С другой стороны, если местный руководитель и вконец перетрусивший молодой человек уже примерно догадывались, куда их Бесстрашный конкретно везёт; сам же он даже не предполагал, где в Нерше обосновался оперативник, находившейся и в его непосредственном ведении в том числе. Служил он давно и на подведомственной территории свободно находил любое злачное обиталище, но вот такую, казалось бы, незначительную деталь, как основное местожительство одного из подвластных оперативников, он почему-то совсем упустил из надлежащего виду. Впрочем, нерадивое поведение гипотетически объяснимо: ему стольким приходилось заведовать, что, отправив Градова в карелинское распоряжение, он той же секундой про него спокойненько позабыл — справедливо предположил, что тот теперь приписан к иному подразделению, хотя и являвшемуся общей структурной частью, но державшемуся несколько обособлено. Именно в силу слепого неведения, бесстрастный майор, получивший определённый ориентир, уверенно гнал служебный автомобиль и ни сном ни духом не полагал, как же он нескончаемо удивится, когда чуть позднее выяснит, кто же проживает в той маломерной избёнке, уединённой и неказистой. Итак, не обращая внимание на зрительную игру ближайших коллег, Алексей Николаевич уверенно правил видавшим виды «уазиком» и направлял его к самому первому дому.

Наконец требуемая цель очутилась по левому бо́рту, и служебная машина благополучно остановилась; она застыла на незначительном удалении, в пяти-шести метрах от обособленного строения, с виду вроде бы ветхого, на самом же деле сравнительно прочного. Круговое ограждение (может, когда-то и было?), сейчас оно наполовину отсутствовало, предоставляя ничем не ограниченный доступ. Сама невзрачная постройка представлялась одноэтажной, бревенчатой, не выделявшейся большими размерами; внутри имелись единственная комната и непросторная кухонька; уличный вход осуществлялся с открытого навеса-крыльца (он закрывался дубовой дверью и соответственным, амбарным замком).

Двое кинологов спокойно ожидали неподалёку, как и полагается, расположившись, чтобы зрительно охватывать всё прилегающее пространство; их поведение выглядело всецело логичным. Почему? Задняя часть приусадебной территории граничила с точно таким же покосившимся домиком, и появись у матёрого преступника устойчивое желание — он с лёгкостью вышел бы в заднюю дверь, запертую (кстати сказать!) изнутри, и преспокойненько бы скрылся, и лихо пустился в бега.

— Так, значит, — поддаваясь сыскной лихорадке, повелевал начальник районного уголовного розыска, — судя по навешенному запору, дома мы никого, скорее всего, не застанем. Хотя может быть совсем по-иному: сам он засел внутри, а на всеобщее обозрение выставил лишь видимое прикрытие, мол, жилище-то условно пустое. Почему я предполагаю? В здешних местах чересчур продуманные мерзавцы поступают как раз по соответствующей методике: спрячутся в потаённую «норку», потихоньку хоронятся, злорадно посмеиваются и считают нас полными идиотами. В общем, делаем так… — обернулся к Денису, — молодой, сходи-ка в «уазик» и принеси мне железную монтировку. Зачем? Снимем дверной замок и проверим, где же поганый «ублюдок» в реале находится.

— Не надо никакой монтировки, — скрежещущим голосом прорычал подполковник Карелин, грубо хватая оробевшего подчинённого, словно бы опасаясь, что тот вдруг припустится быстро бежать, — у нас основные ключи имеются — ведь правильно Градов? Ты же нам сам откроешь?

— Постойте!.. — проговорил Алексей Николаевич, ничего пока ещё не понявший, — объясните: что у вас происходит? Чего-то я в ваших деревенских инсинуациях совсем «потерялся».

Градов слыл человеком выдержанным и умело справлялся с любыми эмоциями — это обыкновенно; сейчас же, принимая во внимание нешуточную опасность, нежданно-негаданно нависшую над молодой головой, он не сумел подавить мучительного волнения и проявился нервозной, панической дрожью. Трясшимися руками он достал увесистую связку ключей, где один отмечался излишне большим. Осуществив десяток безрезультатных попыток, Денис отчётливо уяснил, что открыть запорное устройство у него, похоже, что не получится.

Бесстрашный, молча наблюдавший за неестественным поведением, в конечном итоге не выдержал, отобрал дверные ключи и самолично отпер массивный висячий замок. Карелин, нисколько не сомневавшийся, что юный оперативник и является тем омерзительным извергом, совершившим безжалостное убийство, цепко удерживал его за верхнее одеяние, не отпуская ни на единственную секунду.

— Никто не заходит! — резко воскликнул начальник УГРО [он намеренно оборвал общее желание оказаться внутри и воочию убедиться, как же ведет себя в бытовых условиях бездушный маниакальный убийца (возможно, он надеялся отыскать пропавшие сердце и голову, а может, действовал и с какими-нибудь другими соображениями?)]. — Я сам вначале всё осмотрю, а дальше дождёмся квалифицированного эксперта.

На беглый осмотр ушло не более трёх минут. Убедившись, что в ветхой избёнке нет ни свежей крови, ни отделённых останков, ни других следов и прочих предметов, способных указать на хозяйскую причастность к совершению беспрецедентного преступления, Алексей Николаевич вышел наружу.

— Так, — первым делом он обратился к обоим кинологам, отходя с ними в отдельную сторону и отдаляясь на приличное расстояние (чтобы их не расслышал Денис, продолжавший находиться в мёртвой хватке второго руководителя), — а теперь расскажите, любезные собаководы, как вы здесь очутились?

— Странный вопрос, товарищ майор, — сказал высокий сотрудник, казавшийся более старшим; он выглядел и увереннее, и гораздо внушительнее, — нас привела учёная псина.

— Это я понял, — пытливый офицер недо́бро нахмурился и заводил железными желваками, как бы предупреждая, что находится в состоянии крайнего возбуждения и вот-вот охватится неописуемой яростью, — сейчас я имею в виду другое: а, не могла ли она, по случаю, ошибиться или удариться по неверному следу? Как, надеюсь, вы поняли, подопечная животина привела нас к жилому дому, снимаемому одним из наших оперативных сотрудников. Он — если вы помните? — имел честь, — он, конечно, сострил, — находиться у мёртвого тела. Вы поняли: к чему я веду? — на секунду он замолчал, а после утвердительного кивка снова возобновился: — Не случилось ли, предположим, что подуставшее животное, по ошибке, напало на утренний след и указало тем самым неверное направление? Как, полагаю, вы понимаете, ситуация непростая, то есть, прежде чем давать конкретизированный, строго определённый, ответ, вам следует основательно надо всем поразмыслить. Итак, повторюсь: вы ручаетесь, что она пошла за настоящим преступником, а не за кем-нибудь посторонним, случайно оказавшимся от убитой девушки в шаговой близости?

— Последнее предположение исключается абсолютно, — ответил профессиональный кинолог, ничуть не поменявшийся в утвердительной мимике, — пёс у нас обученный, прошёл приличную подготовку, отлично освоил сыскные навыки, требуемые хорошей ищейке; словом, он ещё ни разу он не совершил досадной ошибки, отлично представляет порученную работу и отчётливо определяет любые людские отметины. Естественно, каждого, кто находился возле убитого трупа, он досконально обнюхал… И вот тут вы спросите: почему он сразу не показал предполагаемого убийцу? Что ж, на поставленный вопрос существует вполне логичное объяснение: ему отдавалась строгая команда «идти по следу», а не указывать искомую личность. Мне кажется, он с честью справился с поставленной текущей задачей. Судя по всему, нужный человек проделал сегодня лишь два основные пути: дошёл до настоящего дома, а затем вернулся обратно, в лесную чащобу. Полагаясь на приведённый довод, бездумное животное получило доходчивую команду и той же секундой, натасканное примерно на что-то похожее, бездумно бросилось её исполнять.

— Так я и думал, — сделал начальник уголовного розыска авторитетное заключение (он и сам прекрасно разбирался в собачьих повадках, неплохо представлял себе истинные причины, по которым они здесь все очутились, но, единственное, желал услышать красноречивое, весомое подтверждение), — тогда вы оставайтесь здесь, дожидайтесь следственно-оперативную группу — пусть эксперт, умудрённый, обследует ближайшую округу как можно внимательнее. Что касается нас? Мы отправимся в районный отдел, возьмём молодого человека с собой и обстоятельно с ним побеседуем. Что-то тёмное дельце не слишком мне нравятся, а внутренний голос почему-то подсказывает, что не так-то оно окажется просто…

Не уточняя, что ему увиделось сложным, он велел всем (кому требуется) загру́зиться в служебный «уазик», намереваясь отправиться в расположение, наиболее удобное для задушевных бесед и откровенных признаний. Карелин, ни единой секунды не сомневаясь, что поймал безжалостного маньяка-убийцу и что случилось самое жестокое преступление, не имевшее прежних аналогов, выразил неуёмную активность, сочетавшуюся с непреодолимым желанием отправиться тоже (он искренне полагал, что без его многолетнего опыта, а главное, действительной помощи ни у кого так и не получится вывести кровожадного преступника на чистую воду, истинно правдивые показания).