Мерцание

Василий Арсеньев, 2023

У Алексея Золотарева – опасная работа. Для него потерять бдительность значит рискнуть жизнью. И однажды он оказывается на волосок от смерти. Очнувшись после девяти месяцев, проведенных в коме, Алексей понимает, что его жизнь уже не будет прежней. Потому что он обрел способность видеть то, что недоступно другим…«Мерцание» – вторая книга трилогии, продолжение «Путешествия».

Часть первая. Герой

Глава первая. Контора

2050 год

Жара. Солнце палило нещадно. Раскаленный ветер обжигал лицо. Было тяжело дышать.

Пески. Кругом простиралась бескрайняя пустыня.

Крики. Безудержный плач ребенка, которого несла на руках неизвестная женщина. Черты ее лица расплывались перед глазами.

Потом появилось мерцание. Как вдруг всё исчезло, словно мираж, как призрачное марево растворилось в черноте.

Алексей Золотарев долго, глядя в потолок, лежал на постели. Сердце всё еще бешено стучало в его груди, и он искал причины своего беспокойства, пытаясь вспомнить подробности только что виденного сна. Но всё было тщетно. Перед его мысленным взором мелькали лишь неясные обрывки, которые не удавалось сложить в полную картину. Вместе с тем сновидение было столь реальным, что он всё еще ощущал чудовищную сухость во рту, словно действительно побывал в пустыне…

Он встал с кровати и двинулся на кухню, чтобы испить воды, но внезапно замер посреди спальни. Впереди возник образ женщины с ребенком на руках. Он мерцал в темноте.

Это видение продолжалось лишь мгновение.

Алексей Золотарев закрыл глаза, как делал когда-то в детстве, когда ему что-то мерещилось по ночам в пустой комнате. Вновь посмотрев вперед, он уже больше ничего не увидел. И тогда, тряхнув головой, продолжил свой путь…

***

Часы на стене показывали ровно 9, когда Алексей Золотарев вошел в двери ресторана, выходящего окнами на набережную Москвы-реки. Он сразу приметил человека, сидящего за столом в дальнем углу помещения. Человек тот обратил на него внимание. На мгновенье они встретились глазами. Потом Алексей Золотарев опустился на потертое кожаное кресло за столиком у окна. Вскоре к нему подошла услужливая молодая официантка, и он заказал ей чашку кофе.

Проводив взглядом уходящую женщину, Алексей Золотарев мельком оглядел зал ресторана, где в этот ранний час, помимо него, было всего трое посетителей. Минут через десять двое других вышли, и Алексей Золотарев, который делал вид, что просто пьет кофе и просматривает последние новости в экране планшетного компьютера, тотчас же отметил это про себя.

«Похоже, всё в порядке», — подумал он.

В следующий миг за его столик подсел тот человек, который ранее находился в дальнем углу ресторана. Это был мужчина лет пятидесяти на вид, гладко выбритый, с блестящими серыми глазами. Он заговорил приглушенным голосом, торопливо и сбивчиво…

Алексей Золотарев внимательно слушал своего собеседника, пытаясь понять, что стоит за этой встречей. Уже с первых слов ему стало ясно, что дело не настолько значительное, чтобы о нем нельзя было сообщить накануне, — в той электронной переписке, в которой они состояли. Однако Егор Иванович, — так звали этого человека, — пожелал с ним встретиться лично.

Запечатлев в памяти слова собеседника, Алексей Золотарев испытующе глядел на него. Тот был бледен, некоторое время колебался, а потом все-таки проговорил, явно сделав усилие над собой:

— Вы, должно быть, задаетесь вопросом, зачем я пригласил вас сюда, хотя… В общем, мне нужны деньги…

— Ах, вот как, — чуть усмехнулся Золотарев. — Но вы ведь регулярно получаете от нас… по договоренности. Вам этого мало, а, Егор Иванович?

— Я вам очень благодарен, но… — вздохнул мужчина. Он потупился, а когда поднял свой взор, Золотарев увидел, что его глаза наполнены слезами.

— Что-то случилось?

— Моя дочь… Она умирает! Ничто не помогает…

Услышав эти слова, Алексей Золотарев изменился в лице — он вспомнил, что слышал о семье Егора Ивановича: его маленькая дочь была тяжело больна — у девочки выявили рак.

— Но… — запнулся Алексей, — я думал, что она идет на поправку.

— Наташа год назад прошла курс химиотерапии, — дрожащим голосом рассказывал мужчина, — и врачи давали благоприятные прогнозы. Но… — он остановился, и слезы полились из глаз. — Месяц назад ей внезапно стало хуже… Теперь врачи говорят, что нужна операция по пересадке костного мозга, но пока нет подходящего донора. Правда, есть альтернатива. Я поговорил с главврачом, он сказал, что в Германии разработана новая методика лечения рака. Но это очень дорогое лечение — больше ста тысяч евро… У меня нет таких денег. Я просто не знаю, что делать…

Мужчина всхлипнул, его руки дрожали, и он тщетно вытирал слезы.

Алексей, наблюдая за ним, вдруг увидел девочку, лежащую в больничной палате, с бледным почти восковым лицом, кругами под глазами и косынкой на голове, скрывающей отсутствие волос…

Он живо представил себе этот образ (или это было видение?) и испытал сочувствие к убитому горем отцу, который находился в полном отчаянии, не зная, как помочь своему ребенку.

Но Алексей Золотарев привык прятать свои подлинные чувства, а потому поднялся с места и с прежним спокойствием, как ни в чем ни бывало, проговорил:

— Егор Иванович, главное — не унывай. Я постараюсь помочь твоей дочери.

Плачущий мужчина изменился в лице — в его глазах вспыхнули огоньки надежды.

— Вы… говорите правду?

В ответ Алексей Золотарев утвердительно качнул головой и даже дружески похлопал его по плечу.

***

Когда Алексей Золотарев на своем новеньком «москвиче» ехал по улицам столицы, он вспоминал этот разговор в ресторане, испытывая при этом противоречивые чувства.

С одной стороны он действительно хотел помочь человеку, который мог потерять свою маленькую дочь. История больной девочки, хоть он и не показал вида перед ее отцом, не оставила его равнодушным, к тому же воскресив в памяти события недавнего прошлого, которые все еще болью отзывались в нем…

С другой же стороны, Алексей Золотарев мысленно упрекал себя за минутную слабость, — он осознал, что мог слишком обнадежить этого человека. Ведь контора, где ему довелось служить последние семнадцать лет, хотя и считалась весьма влиятельной, все же являлась бюрократической структурой, ресурсы которой тоже не безграничны (Алексею уже не раз доводилось сталкиваться с ситуацией, когда его инициативы отвергались начальством). К тому же Егор Иванович был лишь одним из многих лиц, которые сотрудничали с конторой на конфиденциальной основе. И с точки зрения вышестоящего начальства Алексея такие люди не оправдывали тех денег, которых им выплачивали по негласной договоренности.

Вот, и теперь сведения, сообщенные Золотареву его информатором, на первый взгляд, не содержали ничего особо ценного: Егор Иванович рассказал о подозрении по поводу своего начальника из отдела кадров, который, возможно, продавал кому-то персональные данные. Единственным, заслуживающим внимания в этой истории было то, что речь шла не о каком-нибудь заурядном предприятии по производству бытовой техники, а о Центре подготовки космонавтов, который размещался в Звездном городке.

«Я вошел посреди обеденного перерыва и увидел, как он делал фотоснимки с личного дела космонавта. Кого именно, я не заметил, поскольку он сразу же отложил его в сторону задней стороной. На мой вопрос он отвечал, что просто хотел сделать копии, а фотографировал, потому что ксерокс не работает. В общем, объяснение мне показалось притянутым за уши, хотя аппарат действительно был сломан», — вспоминал содержание разговора со своим информатором Алексей Золотарев. Потом он вырулил на парковку возле здания, которое располагалось неподалеку от печально известной Лубянской площади.

***

Алексей Золотарев шел по коридору первого этажа здания, где в 2050 году располагался центральный аппарат Федеральной службы безопасности. Сам Алексей за семнадцать лет службы в этой конторе дослужился до звания подполковника и теперь возглавлял аналитический отдел в оперативном управлении Департамента контрразведывательных операций Службы контрразведки ФСБ.

Он остановился возле двери своего личного кабинета и хотел было уже приложить карту к магнитному замку, когда услышал в коридоре шаги. Обернувшись, Алексей увидел своего сослуживца — седовласого коренастого полковника Андрея Громова, — тот приветствовал его улыбкой и крепким мужским рукопожатием.

Двое мужчин, которых связывала многолетняя дружба, восходящая еще к временам учебы в Академии ФСБ, разговорились.

— Как поживает Настя? — осведомился Золотарев, имея в виду жену Андрея Громова.

— Да, вроде неплохо, — улыбнулся Громов. — Кстати, недавно вспоминала о тебе и привет передавала. Ты у нас давненько не был. Кажется, года два. С тех пор как… — он хотел еще что-то сказать, но вовремя спохватился, заметив, как помрачнело лицо Алексея. — Прости, кажется, я напомнил тебе о твоей утрате. Но надо жить дальше…

— Да, — нехотя согласился Золотарев. — С некоторых пор работа для меня и есть жизнь.

— Но надо иногда и отдыхать, — заметил Громов. — Ну, в общем, и Настя, и я, мы оба зовем тебя в гости — приезжай на выходных к нам на дачу. Там как раз сейчас полно работы. Наши фруктовые деревья увешаны плодами. Яблоки, груши… И еще, — он сделал многозначительную паузу и подмигнул, — там будет моя племянница Катя. У нее, кстати, юбилей — тридцать лет, и мы будем отмечать это событие.

— Это что же, с меня подарок? — усмехнулся Золотарев.

— Я думаю, для нее ты сам как подарок, — оскалил белозубую улыбку Громов.

Алексей Золотарев понял недвусмысленный намек своего друга, — он тотчас вспомнил совсем юную девушку, которая когда-то краснела при его появлении.

***

Полчаса спустя, в кабинет Алексея Золотарева вошел молодой оперативник его отдела, которого звали Юрием.

Некогда Юрий был весьма успешным хакером, который, не вставая из-за компьютера, умудрился проникнуть в сервер, находящийся в штаб-квартире ЦРУ — Лэнгли, Вирджиния. И прежде чем в американской разведке успели заметить, что их «хакнули», он скачал множество секретных документов, после чего выложил их в сеть. На счету хакера из России был еще ряд не (совсем) законных деяний, в том числе ограбление одного из иностранных банков. Он был объявлен в международный розыск, и американцы охотились за ним. Юрий бежал из Москвы и некоторое время скрывался от ищеек Интерпола, пока на него не вышли сотрудники оперативного управления ФСБ, которые предложили ему решить все его проблемы в обмен на сотрудничество. И тогда, недолго думая, Юрий согласился. Поначалу он работал на правительство, будучи за штатом, но, пройдя испытательный срок и специальную подготовку, получил официальное трудоустройство.

Алексей Золотарев в недалеком прошлом сам участвовал в вербовке юного дарования, найдя Юрия у дальней родни на Алтае, теперь же он внимательно смотрел на своего сотрудника, почтительно сидящего перед ним в ожидании.

— Алексей Михайлович, вы вызвали меня по какому-то срочному делу, — напомнил оперативник.

— Да, Юра, — улыбнулся Алексей Золотарев, который всегда испытывал симпатию к этому юноше. — В Центре подготовки космонавтов в административном здании работает один человек, который, предположительно, причастен к незаконной передаче конфиденциальной, а, может, и секретной информации третьим лицам.

— Я могу узнать имя этого человека? — осведомился Юрий.

— Его зовут Константин Георгиевич Полетаев, возглавляет кадровое подразделение в Звездном городке.

— Что вы хотите, чтобы я сделал?

— Я должен всё знать о нем — к завтрашнему дню.

— Ясно, — тряхнул кудрявой головой Юрий. — А насколько глубоко я могу копнуть под него?

— Видишь ли, если б дело было связано с каким-нибудь второсортным учреждением, я бы сказал, что можно ограничиться обычным поиском. Но в таком случае я бы и не стал привлекать тебя. Теперь же, возможно, речь идет об угрозе жизни наших космонавтов, а это вопрос национальной безопасности. Потому я не ограничиваю тебя в средствах… Мне нужен максимум сведений об этом человеке: его семья, его счета, его связи и т.д.

— Я вас понял, Алексей Михайлович. Разрешите выполнять?

Алексей Золотарев утвердительно качнул головой, отпуская своего сотрудника. Он знал, что тот всё сделает наилучшим образом. И не ошибся.

На другой день утром, вскоре после появления Алексея Золотарева на своем рабочем месте, Юрий уже вошел в его кабинет с докладом о проделанной работе.

Юноша выглядел уставшим, и Алексей Золотарев догадался, что тот не спал всю ночь.

«Наверное, что-то нашел», — подумал он, пожимая его руку. Потом он опустился в кожаное кресло с высокой спинкой за добротным письменным столом и кивнул Юрию на мягкий стул напротив, приготовившись выслушать его.

— Вы знаете, наша поисковая система безупречна, — начал юноша, — и, благодаря ей, за пару часов мне удалось собрать об объекте массу сведений. Женат, трое сыновей, юридическое образование, начинал с работы на одном из предприятий Роскосмоса, последние пять лет работает в Звездном городке, имеет допуск к гос. тайне. Есть друзья, с которыми состоит в электронной переписке, у его жены — аккаунт в нескольких соцсетях…

— В этой переписке есть что-то, достойное нашего внимания? — быстро осведомился Алексей Золотарев, прервав монотонную речь своего сотрудника.

— На первый взгляд, нет. Во всяком случае, объект похож на добропорядочного гражданина, у которого практически безупречная, можно сказать, образцовая жизнь — нет ни судимостей, ни даже административных штрафов.

— Так что же, он чист? — в нетерпении спросил Алексей Золотарев, который в этот момент уже пожалел, что поверил своему информатору и дал это поручение Юрию.

— Не совсем так, — улыбнулся тот. — Кое-что я всё-таки нашел. Но давайте я расскажу всё по порядку. Когда я провел поиск по базе данных МВД, убедился, что за ним не числится никаких правонарушений. Кроме того, он никогда не попадал под подозрение по линии органов безопасности; меня это насторожило. И я подумал, что объект — либо слишком честный человек, а я знаю, что таких в нашей стране крайне мало, либо… он что-то скрывает, притом делает это весьма профессионально. И тогда я пробил его электронные устройства и выяснил, что с одного из них несколько дней назад он посещал один игровой сайт, где имеется закрытый чат…

— Ну, и что в этом такого? Люди играют в сетевые игры и общаются между собой, — мрачно заметил Золотарев.

— Так-то оно так, — усмехнулся Юрий, — да только наш объект — все-таки не подросток, который не знает, чем заняться. Ему давно перевалило за сорок лет, и хотя, конечно, у людей бывают разные увлечения, но… В общем, мне показалось это странным, и тогда я попытался узнать, что интересует нашего объекта: только игра или, может быть, что-то другое. Для этого я вошел на сайт как администратор — и здесь меня постигла неудача, я столкнулся с неизвестной мне кодировкой, взломать которую с ходу не смог — пришлось задействовать специальную программу, что десять часов подбирала ключ для расшифровки. Это продолжалось всю ночь, и лишь под утро мне удалось войти в чат и прочесть переписку. Признаться, несмотря на сложности с взломом сайта, я не был уверен, что мне удастся найти хоть что-то. Однако после бессонной ночи мои старания все же были вознаграждены. Вот распечатка электронной переписки. Наш объект в ней проходит под псевдонимом «Сапсан».

С этими словами Юрий протянул своему начальнику бумагу, на которой тот прочел следующее.

Буревестник: добрый день. Вы подумали над моим предложением?

Сапсан: да, но, боюсь, это невозможно.

Буревестник: я знаю, что у вас есть допуск к этим сведениям, и готов предложить за них очень хорошие деньги.

Сапсан: я слишком рискую…

Буревестник: какой риск? Это всего лишь персональные данные, а не гос. тайна!

Сапсан: и все же…

Буревестник: за риск я согласен удвоить сумму. 100 000$ — за каждое личное дело. Плюс столько же задаток, который готов перевести вам уже завтра на счет в любом банке. Требуется только ваше согласие…

Пауза (в несколько минут).

Сапсан: хорошо, я согласен, но дайте мне одну неделю.

На этом диалог оборвался.

Алексей Золотарев еще раз перечел эту переписку, остановился на шестизначной сумме в иностранной валюте и удивленно повел бровями.

— А что у них за странные псевдонимы? — обратился он к Юрию. — Буревестник, Сапсан…

— Да, кто их знает, — усмехнулся тот. — Там у них, кажется, игра, связанная с самолетами. Может, поэтому?

— А что этот «Буревестник»? Нельзя установить, кто он такой?

— Я пробил его IP, но он привел к компьютеру из Ленинской библиотеки, — сообщил Юрий. — Можно, конечно, попытаться подключиться к установленным там серверам и видеокамерам, но почему-то мне кажется, что это бесполезно: мы имеем дело явно с профи…

Алексей Золотарев молчал некоторое время, потом, как бы спохватившись, опомнился и сказал Юрию:

— Вы хорошо поработали, товарищ лейтенант. От себя лично выражаю вам благодарность и поставлю в известность о вашей работе Олега Павловича.

Юрий поднялся с места и с улыбкой почти театрально проговорил:

— Служу России!

Алексей Золотарев отпустил его, а сам задумался, глядя на распечатку: «Кому и для чего понадобились персональные данные наших космонавтов?»

***

В тот же день после обеда Алексей Золотарев позвонил секретарю своего непосредственного начальника, который возглавлял оперативное управление ФСБ. Тот был на месте. Вскоре Золотарев вошел в кабинет генерал-майора Олега Павловича Воскобойникова.

Это был человек пятидесяти пяти лет, гладко выбритый, грузный, но осанистый, с глубокими морщинами на лбу и умными живыми глазами.

Алексей Золотарев служил под началом генерал-майора Воскобойникова чуть более четырех лет и за это время проникся к нему уважением как к строгому, но справедливому руководителю.

Теперь же когда он вошел, генерал Воскобойников поднялся из-за стола поприветствовать своего подчиненного, доброжелательно улыбаясь и протягивая ему руку. Потом они сели, и генерал предался ностальгии по ушедшей в прошлое молодости.

— Помню, как я впервые оказался на новых территориях. В 23-м году. То были непростые дни, но об этом времени у меня остались и хорошие воспоминания. И ты знаешь, что это, благодаря твоему отцу. Миша… Это был человек с большой буквы.

— Да, — улыбнулся Алексей, — он рассказывал, как вы вместе служили в Мелитополе.

— Не только там, — усмехнулся генерал Воскобойников. — Но именно в этом городе твой отец однажды спас мне жизнь. Он вообще был хорошим боевым товарищем и другом…

— Спас жизнь? — удивился Алексей. — А отец мне об этом ничего не говорил.

— Ну, вот видишь — он был настоящим героем, который свои подвиги не выставлял напоказ, — заметил генерал, продолжая. — А я в то время был еще совсем неопытным юнцом, только что после учебки. Начинал службу с военной контрразведки. Тогда мы недооценили нашего противника, который оказался не только коварным, но еще и обладающим весьма разветвленной агентурой. Кто-то выдал меня, и однажды я едва не погиб. Под днище моего автомобиля было прикреплено взрывное устройство, которое приводилось в действие дистанционно. Я уже садился внутрь, когда появился твой отец. Мы с ним служили в одной конторе, но в разных подразделениях: он искал шпионов среди гражданских, я — среди военных. Однако в тот раз он поделился со мной наводкой, что на меня объявлена охота, и предупредил, что может быть использована взрывчатка. А потом он вызвался проверить мой автомобиль и нашел под его днищем взрывное устройство. Предателя, который сдал меня СБУ, мы вскоре вычислили. И… не стали привлекать его к суду, поступили с ним по законам военного времени…

Генерал Воскобойников красноречиво умолк, и Алексей Золотарев заметил блеск в его глазах. «Что это, тень раскаяния?» — недоуменно подумал он. Однако уже в следующий миг генерал улыбался, как ни в чем ни бывало.

— Впрочем, ты ко мне пришел, конечно, не для того, чтобы выслушивать мои рассказы. Итак, я весь внимания.

Алексей объяснил своему начальнику суть дела, с которым пришел к нему, и закончил словами:

— Я полагаю, имеются достаточные основания полагать, что существует угроза национальной безопасности. Кто-то собирает сведения о наших космонавтах и готов выложить за них баснословные деньги. Быть может, это как-то связано с полетом на Марс… (Далее Алексей напомнил генералу о запуске ракеты с космодрома «Восточный», состоявшемся в июне 2050 года).

Генерал Воскобойников слушал своего подчиненного, не перебивая его, и его лицо при этом не выражало ничего определенного, но когда тот кончил, он проговорил задумчиво:

— Всё, что касается программы «Марс-2050», — это вопрос нац. безопасности. Но ты уверен, что это связано с участниками этой миссии?

— Неизвестно, какие именно сведения интересуют наших противников, но, полагаю, что узнать это не составит большого труда, если, конечно, вы дадите добро на разработку этого Константина Полетаева.

Генерал помолчал немного, потом улыбнулся и проговорил:

— Ну что ж, считай, что санкцию ты получил. Однако… — он сделал паузу, — у тебя уже есть какие-то предположения, кто за этим стоит?

— Наверняка американцы, — отвечал Золотарев.

— А зачем ЦРУ понадобились сведения о наших космонавтах? — возразил генерал.

Алексей Золотарев улыбнулся.

— Вот, мы и узнаем это, когда схватим того, кто скрывается под псевдонимом «Буревестник».

Генерал Воскобойников отпустил Золотарева, и когда тот вышел за дверь, он открыл свой ноутбук. На экране в следующий миг появилось видеоизображение. То был зал ресторана, который накануне посетил подполковник ФСБ, и где он встречался со своим информатором.

Нажав на кнопку, генерал оживил статичное изображение, на котором вскоре появился Алексей Золотарев. Он сел за стол у окна, а потом к нему подошел другой человек…

Генерал Воскобойников остановил воспроизведение записи, сделанной камерой видеонаблюдения, скрытно установленной в зале ресторана. Потом он встал из-за своего письменного стола и подошел к массивному сейфу, стоящему у окна с решеткой. Из сейфа генерал вытащил папку с надписью «личное дело».

Он положил папку на стол и, сев, раскрыл ее — внутри оказалась анкета с фотографией молодого, — тогда еще лейтенанта ФСБ, Алексея Михайловича Золотарева. Он быстро пролистал личное дело своего сотрудника — 2011 г.р., школа с золотой медалью, 5 лет в Академии ФСБ на контрразведывательном факультете, отличные результаты в учебе, свободное владение двумя иностранными языками (английский и китайский), блестяще сданные нормативы по физической и военной подготовке. С 2033 года служит в органах безопасности, из них — 13 лет оперативником Московского управления ФСБ и последние 4 года — в центральном аппарате.

Генерал Воскобойников сам принимал Алексея на службу в оперативное управление и уже тогда понимал, что с ним могут быть проблемы. Теперь же он отложил его личное дело в сторону и задумался…

***

На выходных Алексей Золотарев отправился в гости к своему другу Андрею Громову.

Как уже сказано, Алексей и Андрей вместе учились в Академии ФСБ, но потом их пути на некоторое время разошлись. Алексей остался в Москве, а Андрея отправили на службу в Новосибирск.

Снова друзья встретились лет десять назад, когда Андрей Громов получил повышение и перешел на службу в главное здание ФСБ. Это случилось во время оперативного мероприятия, которое Московское управление проводило совместно с Центром («Лубянкой»), поскольку в деле был замешан один из сотрудников ЦРУ, работавших в столице России под прикрытием посольства США. В тот раз после долгих поисков команда Золотарева напала на верный след, что привел его к хорошо законспирированному агенту американской разведки, который передавал в Лэнгли ценную информацию относительно некоторых военных разработок в области перспективных образцов беспилотной авиации. Американский шпион был вскоре задержан, и на допросе он во всем сознался, выдав своего куратора, работавшего под дипломатическим прикрытием.

Сотрудник американского посольства в Москве — именно этот человек поспособствовал новой встрече Алексея Золотарева с его старым приятелем Андреем Громовым. Они вместе взялись за его разработку, и в ходе блестяще проведенной оперативной игры разоблачили его как сотрудника резидентуры ЦРУ.

Когда американец явился на место встречи, назначенной от имени его подопечного (тот к тому времени уже томился в тюрьме Лефортово) сотрудниками контрразведки ФСБ, он тотчас был схвачен и несколько часов провел в здании на Лубянке, где из него пытались сделать «двойного агента». И хотя это мероприятие не увенчалось успехом, а сотрудника посольства США, пользовавшегося дипломатическим иммунитетом, пришлось отпустить (в дальнейшем он был объявлен персоной нон грата), для ФСБ это был успех, что перекрывал некоторые прошлые неудачи.

За проведение этой операции Алексей Золотарев получил звание майора, но особенно он был рад возможности поработать со своим другом, которого не видел много лет. В дальнейшем они часто встречались — уже в неформальной обстановке…

Алексей Золотарев въехал в подмосковную деревушку и вскоре остановил свой автомобиль напротив высокого кирпичного забора, за которым высился двухэтажный особняк. Это был тот самый загородный дом, который в семействе Громовых называли просто «дача», и где он не был больше двух лет.

Теперь Алексей, прихватив с заднего сиденья своего авто пакет с подарком и большой букет красных роз, направился к воротам.

Двор перед домом был тщательно выметен, всё вокруг пестрело яркими цветами и утопало в зелени фруктового сада.

Алексей прошел по тропинке, ведущей к дому, и вскоре заметил тонкий женский стан: незнакомка, одетая в платье голубого цвета, рвала спелые плоды с дерева. Он видел ее со спины, но на звук его шагов она обернулась и с любопытством посмотрела на него.

Катю, племянницу Андрея, Алексей не видел лет пятнадцать, и теперь перед ним стояла взрослая женщина, не лишенная обаяния и привлекательности. Женщина улыбнулась, при этом ее щеки зарделись румянцем.

Признав в этой женщине Катерину Громову, Алексей приблизился к ней, мельком подумав про себя, что она все еще не разучилась краснеть при его появлении. Он приветствовал ее и сказал обычные слова поздравления с Днем рождения.

Катерина просияла и с благодарностью приняла от него подарок и букет цветов.

— Они замечательные, — сказала она, вдыхая аромат.

— Я не знал, какие ты любишь… — запнулся Алексей (в этот миг, обращаясь к ней на «ты», он почему-то испытал смущение). — Но розы, кажется, всем нравятся.

— Да, это мои любимые цветы, — сказала Катерина.

— Они красивы, но с шипами, — заметил Алексей. — Будь осторожна.

Он услышал шаги и, обернувшись, увидел своего друга.

— А, ты времени даром не теряешь! — воскликнул Андрей Громов. Встречая гостя, он широко улыбался и, не ограничившись рукопожатием, заключил его в свои объятья.

Катерина устремилась к дому, унося врученное ей Алексеем. Они двинулись следом.

— Видал, какой стала моя племянница? — нарочито громко, так чтобы она слышала, проговорил Андрей Громов. — Настоящая русская красавица! Ты, наверное, не сразу узнал ее.

Алексей Золотарев весело кивнул.

— Как же время быстро летит!

— Да, время летит, — согласился Андрей Громов, помрачнев. — Впрочем, чего грустить? Алешка, тебе нет еще сорока, и жизнь только начинается. Так что давай забудем обо всем и будем просто веселиться!

Стоял теплый летний день. В загородном доме семейства Громовых собралось множество гостей. Большинство из них Алексею были незнакомы (какие-то «шишки» из разных ведомств), но некоторых он знал по службе в конторе. Большой праздничный стол накрыли во дворе возле фруктового сада: суетилась хозяйка дома, ей помогала Катерина.

И за этим столом Алексей как будто случайно оказался рядом с той, за которую вскоре зазвучали здравицы. Первым виновницу торжества поздравил ее дядя. Андрей Громов не переставал расхваливать свою племянницу — почти как в советском кино: «студентка, спортсменка, комсомолка и наконец она просто красавица».

— Дядя всё обо мне знает, — засмеялась Катерина. — Правда, в молодежном движении я состояла в студенческие годы, которые остались в прошлом, как и занятия гимнастикой в олимпийском резерве.

— Ты была в нашей сборной? — удивился Алексей, который за столом ухаживал за «своей» дамой, подливая вина в ее бокал и накладывая салаты в ее блюдо.

Катерина в ответ застенчиво улыбнулась.

— Да, пять лет назад. Однажды я взяла золото в международных соревнованиях, но, увы, мне так и не довелось принять участие в Олимпийских играх.

Андрей Громов в негодовании махнул рукой.

— Спорт всегда идет рука об руку с политикой. И эти игры — самое яркое тому подтверждение. Не стоит, девочка моя, огорчаться, что тебе не довелось принять участия в этом балагане, который называется «Олимпиадой». Для нас ты все равно победительница. И больше всего на свете я бы хотел, чтобы ты была счастлива. За тебя, моя родная!

Катерина улыбалась. Гости один за другим вставали и произносили тосты в ее честь. Рюмки с дорогим коньяком и бокалы с вином звучно чокались. Потом полилась музыка из колонок, и запел известный артист из Москвы, приглашенный на пиршество в качестве тамады.

Начались танцы — прямо посреди мощеного двора.

Вскоре Катерину пригласил какой-то молодой человек, и Алексей, проводив ее взглядом, наблюдал со стороны, как они танцуют. Потом он заметил тень, что нависла над ним, и, обернувшись, увидел Андрея. Тот сел рядом и стал говорить ему в самое ухо.

— Этот парень — сын одного дипломата, он учится в МГИМО, — сказал Андрей Громов, кивая на того, кто танцевал с Катериной.

— Они встречаются? — спросил Алексей.

— Не знаю, — мрачным тоном отозвался Андрей Громов, — но я бы предпочел, чтобы у Катерины был муж из наших…

— То есть? — не понял Алексей, чувствуя, как после трех или четырех рюмок коньяк начинает действовать на него.

На мгновенье повисла пауза.

— Алеша, — продолжил Андрей Громов, — ты мой друг, и я хочу быть с тобой предельно откровенным…

— Звучит интригующе, — усмехнулся Алексей, усиленно борясь с собой, чтобы сохранить контроль над сознанием даже под действием алкоголя.

— Нет, ты не перебивай меня, — возразил Андрей Громов. — Ты послушай, что я скажу. Катерина — единственная моя племянница, ее отец, мой брат, давно умер, и с тех пор она для меня как дочь. И я ей желаю только добра… Хочу, чтобы она была счастлива. А ее счастье зависит от тебя… Вы могли бы быть вместе…

— Кажется, коньяк ударил тебе в голову, — усмехнулся Алексей, и он обратился к жене Андрея. — Настя, ему больше не наливать!

— Нет, Алеша, тебе не удастся отшутиться, — возразил Андрей Громов. — Я хочу, чтобы ты подумал над моими словами. От этого зависит многое… Можно сказать, это вопрос жизни и смерти…

— Подумай, — настойчиво повторил Громов.

— Хорошо, хорошо, — согласился Алексей, провожая взглядом отошедшего от него нетвердым шагом Андрея, а про себя он подумал: дружище, ну ты и впрямь надрался!

На другой день, когда гости разъехались, и большой дом опустел, Андрей Громов позвал Алексея во двор, где они некоторое время молча сидели на скамейке у забора.

— Ну, так что ты решил? — наконец, заговорил Андрей.

— Ты это о чем? — не понял Алексей, который успел позабыть о вчерашнем разговоре, что проходил как в хмельном бреду.

— О вас с Катериной, — напомнил ему Андрей Громов. — Ты подумал?

— А, ты об этом, — улыбнулся Алексей, потом он взглянул на лицо друга и, заметив, что его глаза полны решимости, удивленно проговорил. — Ты что, серьезно?

— Как никогда! — отозвался тот.

Алексей Золотарев недоуменно повел бровями.

— Не знаю, что и сказать.

— Скажи, что согласен, и я всё устрою, — заявил Андрей Громов. — Не сомневайся насчет Катерины…

— А как же ее молодой человек? — попытался возразить Алексей.

— Забудь про него, — поморщился Громов. — Я же сказал, что всё устрою. Вы с ней будете красивой парой.

— Что-то ты слишком торопишься, — мрачно усмехнулся Алексей. — Вряд ли я сейчас готов к серьезным отношениям. Тем более…

Он не договорил. Андрей Громов перебил его.

— Я понимаю, что ты все еще не можешь забыть свою жену. Но ведь так нельзя. Нельзя жить прошлым. Ты уже два года без женщины. И ты еще молод. В конце концов, не думаю, что Марина была бы против…

Едва сказав эти слова, Андрей Громов тотчас пожалел о них, но было уже поздно — он разбередил рану в душе своего друга. Алексей Золотарев поднялся с места и молча направился в дом. По пути туда перед его мысленным взором проносились те тяжкие дни, когда мучилась и умирала его жена…

***

Алексей Золотарев повстречался со своей будущей женой вскоре после выпуска из Академии ФСБ: она была дочерью объекта — известного ученого, академика РАН, который состоял в разработке у Московского управления в качестве информатора. Вербовка увенчалась успехом, и во время одной из встреч с академиком Алексей познакомился с его дочерью, которая тотчас приглянулась ему.

Марина в тот год оканчивала Московский университет, где училась на журналиста, и Алексей часто поджидал девушку возле главного здания МГУ (сталинской высотки со шпилем), дарил ей цветы, после чего провожал ее до дома.

Отец Марины был резко против ее отношений с Алексеем, зная, где тот служит и чем занимается.

Марина и Алексей полюбили друг друга. Они поженились втайне, поставив несчастного академика перед фактом. Муж забрал жену из дома ее отца, который на прощанье вместо благословения проклял свою дочь, поступившую по-своему, вопреки его воле. Марина, будучи впечатлительным, а, кроме того, религиозным человеком, очень переживала разрыв с отцом. Тем не менее ее печаль растворилась в любви к мужу, который был нежен со своей женой, хотя и проводил с ней совсем немного времени, часто задерживаясь допоздна на службе (впрочем, выходные они в основном проводили вместе).

Вскоре Марина сообщила Алексею о своей беременности. Он был вне себя от счастья. И супруги строили планы…

Однако спустя месяц случилось непредвиденное: однажды Марина проснулась посреди ночи с жалобой на острые боли в животе. Алексей, откинув ее одеяло, заметил кровь и немедленно вызвал врача. В ту ночь Марина потеряла ребенка, а потом она узнала, что больше не может иметь детей…

Это был сильный удар для обоих супругов. Но общее горе не сблизило их. Алексей в тот период ушел с головой в работу. А Марина, угнетаемая одиночеством, — унынием, переходящим в отчаяние, втайне от мужа обратилась за помощью к психотерапевту, а потом еще некоторое время принимала антидепрессанты.

Лишь год спустя, когда Алексей смог наконец уйти в отпуск, он напомнил Марине, что у них так и не было «медового» месяца. И тогда молодожены отправились в Сочи (за границу лейтенант ФСБ, имевший допуск к гос. тайне, не мог отвезти свою жену). Последующие дни и недели, проведенные на курорте, были счастливыми, а вскоре после возвращения в Москву у Марины началась новая жизнь — она устроилась на работу в редакцию одной из известных газет, для которой стала писать статьи. И это помогло ей окончательно справиться с депрессией.

В последующие годы в жизни молодой семьи были взлеты и падения, горе и радость, любовь и отчуждение, согласие и ссоры, — в общем, всё как у всех…

Пятнадцать лет пролетели как один день!

Марина уже несколько месяцев испытывала странную усталость, которую объясняла плотным графиком и стрессовой работой. Приходя домой, она всякий раз валилась в бессилии на кровать, однако отдых не помогал ей, а ведь еще надо было готовить ужин для любимого мужа, который приезжал ближе к ночи.

Теперь Алексей все чаще заставал свою жену спящей, хотя в прежние годы она дожидалась его, и они вместе ужинали, а потом смотрели фильм или разговаривали. Оставалось у них время и для близости…

«Что изменилось?» — то и дело спрашивал себя Алексей, заходя в спальню и глядя на ту, которая теперь лежала на постели, повернувшись к стене. Он ложился рядом и гасил свет от лампы, стоящей рядом на тумбочке, почти сразу проваливаясь в сон.

Однажды Алексей проснулся посреди ночи и увидел, что его жена стоит перед зеркалом, при свете лампы осматривая свою обнаженную грудь.

— Что такое? — спросил он.

— Так… Ничего, — сказала она, не оборачиваясь. — Всё в порядке.

Алексей почувствовал, что Марина неискренна с ним, но ему не хотелось верить в это, и он отмахнулся от этой мысли, вновь забываясь сном.

На другой день во время завтрака он вспомнил о странном поведении жены и снова спросил об этом. Но и на этот раз не добился от нее вразумительного ответа. Потом он подвез ее до места работы, а сам отправился в свою контору. Между тем, когда автомобиль мужа скрылся за поворотом, Марина вместо того, чтобы пойти в редакцию, свернула к остановке, и через полчаса она вошла в двери онкологической клиники.

Женщина пожаловалась на боли в груди врачу, который осмотрел ее и направил на обследования.

Диагноз был неутешительный — рак молочной железы третьей стадии. Требовалась срочная операция по удалению опухоли, но Марина решилась открыться мужу только через неделю.

Однажды, вернувшись после работы, Алексей, вопреки обыкновению, застал свою жену сидящей на постели.

— Что такое? Почему не спишь? — спросил он, снимая с себя одежду.

— Мне кое-что надо сказать тебе… — начала она упавшим голосом. — Прости меня.

— За что? — насторожился Алексей. Он приблизился к ней и только теперь заметил мертвенную бледность на лице своей жены, которую та до сих пор умело скрывала под толстым слоем макияжа. — Что с тобой такое?

— Я больна… — сказала она, давая наконец волю слезам.

Для Алексея настали черные дни. Он и ранее чувствовал, что с Мариной что-то неладное творится, но только теперь, когда она во всем призналась, забил тревогу. И на следующий день вместе с ней отправился к онкологу.

— Есть ли альтернатива операции? — спросил он у врача.

— Вы неправильно поставили вопрос. Эту операцию надо было делать еще вчера, — заявил тот. И тогда Алексей понял всю опасность сложившегося положения.

Он посмотрел на Марину, и в его взгляде та прочла горькую укоризну: «Почему ты молчала?»

— Прости меня, я знаю, как виновата, — отвечала она на его невысказанный вопрос.

На другой день Марина легла на операционный стол и заснула под действием анестетика, а хирург вырезал ей опухоль, а вместе с ней и почти всю левую грудь.

Алексей, тем временем, отпросился со службы и дежурил у дверей операционной. Когда появился врач, делавший операцию, он тотчас бросился к нему с расспросами.

— Операция прошла успешно.

Этими словами доктор обнадежил его и удалился.

На другой день Алексея впустили в палату, где лежала его жена. Она была бледна и при виде его залилась горючими слезами.

— Что такое, родная? — осведомился Алексей, присаживаясь на стул возле ее постели. — Тебе больно?

— Теперь ты не будешь ничего испытывать ко мне как к женщине, — отвечала она, а он заметил: что-то изменилось с ее телом в области груди. И сразу всё понял, но отмахнулся от этой мысли.

— Не думай об этом. Главное, что ты поправишься.

Он взял ее за руку и некоторое время сидел рядом. Но когда уже собрался уходить, Марина, не отпуская его, проговорила с лихорадочным блеском в глазах:

— Это всё он виноват. Он даже с того света не отпускает меня!

— Что? — не понял Алексей. — О ком ты говоришь?

— Это он… мой отец. Это его проклятие висит надо мной: сначала тот выкидыш, и я не могу родить ребенка, теперь эта болезнь… Он не успокоится, пока я не уйду вслед за ним.

— Не надо, родная. Думай о хорошем. Всё будет в порядке, — говорил Алексей, покидая палату.

Потом он еще некоторое время сидел в коридоре у стены, вспоминая слова своей жены и безумие, сквозившее в ее глазах…

Две недели спустя Марину выписали из стационара. И она вернулась домой. За это время с ней произошла чудовищная перемена. От той веселой жизнерадостной женщины, которую знал Алексей, не осталось и следа. Потухший взор, круги под глазами, бледность лица, — она стала как тень, которая блуждала целыми днями по пустой квартире.

Алексей, помня, как Марина была счастлива во время их «медового» месяца, достал путевки в Крым, но и эта поездка не вернула его прежнюю жену. Уныние, переходящее в отчаяние, захлестнуло ее волнами, и к этому добавилось известие о рецидиве болезни, которая пустила метастазы в кровь и легкие. Алексей хотел поместить жену в частную клинику, но Марина отказалась и проходила курс химиотерапии дома, где ее навещал лечащий врач, делавший болезненные инъекции.

Теперь Алексей видел свою жену, потерявшую одну грудь, с лысиной вместо выпавших из-за действия ядовитых препаратов волос и ломающимися ногтями на руках и ногах. Теперь он старался как можно меньше встречаться с ней взглядом. И Марина чувствовала, что его отношение к ней изменилось…

Однажды, вернувшись с работы, Алексей кликнул свою жену, но она не отозвалась. Подумав, что она спит, он принял душ, поужинал в одиночестве и еще некоторое время смотрел телевизор в гостиной. Поздно ночью он вошел в свою спальню и замер на пороге. Из прихожей туда изливался поток света, и взору Алексея предстала сюрреалистическая картина: нечто, подвешенное к потолку на люстре. Не включая свет в спальне, он уцепился за мысль, что это какая-то шутка: «Но зачем она повесила мешок посреди комнаты?» И тотчас отчаянная догадка ворвалась в его сознание. Он сделал несколько шагов в темноту, а потом рухнул на колени и, зарыдав, обнял ставшие ледяными обнаженные ноги своей жены, висящей в петле…

***

— Наши сегодня стартуют со станции, — прервал воспоминания друга Андрей Громов.

— Что? — переспросил Алексей Золотарев, оборачиваясь к нему.

— Космонавты отправляются в путь к звездам, — пояснил Громов, включая плазменный телевизор, висящий на стене гостиной, где теперь они находились.

В этот самый миг велась прямая трансляция из главного зала подмосковного ЦУП; там, на большом экране появилось изображение с камеры, установленной в кабине космического корабля «Орел»: четверо космонавтов, облаченных в скафандры, сидели в креслах. Какой-то человек за кадром комментировал происходящее.

— К расстыковке готовы, — прозвучал голос с акцентом, принадлежащий командиру экипажа — китайцу Ван И.

— Приступить к расстыковке, — поступила команда из ЦУП.

Всё семейство Громовых собралось в гостиной перед экраном телевизора. Пришла из кухни жена Андрея, которая осталась стоять в дверях с ложкой в руке. Племянница Катерина опустилась на диван, чуть поодаль от того места, где сидел Алексей. Но особенно в восторге от происходящего был сынишка Андрея, который сел на пол, прильнув к экрану, где в это время уже шел обратный отсчет времени, оставшегося до старта миссии «Марс-2050».

Есть зажигание!

Включились двигатели ядерного буксира, который за считанные секунды разогнал корабль «Орел» до второй космической скорости.

Потом в зале ЦУП началось какое-то беспокойное движение, и голос комментатора внезапно умолк. Так продолжалось всего несколько мгновений.

«Какая-то внештатная ситуация?» — успел подумать Алексей Золотарев. Как вдруг командир экипажа Ван И бодро отрапортовал на русском языке:

— Все системы работают нормально. Полет проходит в штатном режиме. Самочувствие отличное.

Это известие в ЦУП было встречено всеобщим ликованием. А потом на большом экране появилось второе изображение — хорошо узнаваемого человека в деловом костюме, сидящего за столом, позади которого был трехцветный флаг России. Он с чувством произнес краткую речь, которая заканчивалась такими словами:

— Друзья, весь мир наблюдает за вашим полетом! Берегите себя. Счастливого пути!

Вечером того же дня Алексей Золотарев распрощался с семейством Громовых и вернулся в столицу.

Глава вторая. На грани

В понедельник утром начальник кадрового подразделения Константин Полетаев подъехал к административному зданию Центра подготовки космонавтов. Он выключил двигатель своего автомобиля и хотел было уже выйти из салона, когда внезапно дверца отворилась, и в переднее пассажирское кресло опустился какой-то человек с портфелем в руке.

— Что это значит? — возмущенно проговорил Полетаев. — Вы кто?

Незнакомец — лет сорока на вид, крепкого телосложения, с темными глазами и густыми русыми волосами — раскрыл перед ним служебное удостоверение. И оторопевший мужчина прочел: Золотарев Алексей Михайлович, подполковник ФСБ, Департамент контрразведывательных операций.

Осознав, кто перед ним, Константин Полетаев заметно побледнел — его гнев улетучился, а в его глазах мелькнул страх.

— Что вам нужно? — выдавил он из себя с усилием.

— Сотрудничество, — улыбнулся Алексей Золотарев.

— Не понимаю, — голос Полетаева дрогнул.

— Сейчас объясню. Нам известно, что вы продаете конфиденциальную информацию… — подполковник ФСБ остановился, наблюдая за реакцией своего «объекта».

Однако Константин Полетаев сумел совладать с первым испугом и проговорил спокойным тоном:

— Должно быть, здесь какая-то ошибка. Я юрист и соблюдаю закон.

— Разумеется, — усмехнулся Алексей Золотарев. Потом он раскрыл свой портфель и достал из его недр лист бумаги. — Это распечатка вашей тайной электронной переписки с заказчиком.

Дрожащими руками Константин Полетаев взял переданную ему подполковником ФСБ бумагу и пробежал ее глазами.

— Ничего не понимаю, — снова проговорил он, пытаясь выглядеть спокойным. — Какие-то птицы: Буревестник, Сапсан… Что это такое? Ерунда! И причем тут я?

И тогда, видя, что объект продолжает запираться, Алексей Золотарев решил надавить на него.

— Думаете, нам сложно связать вас с тем человеком, который вошел на закрытый чат игрового сайта под псевдонимом «Сапсан»? — резко повысив голос, сказал он. — Вы по уши вляпались! Сотрудничество с иностранной разведкой — это статья об измене Родине, за которую предусмотрена высшая мера наказания — расстрел. Ваше положение таково, что только чистосердечное признание способно облегчить вашу участь…

Алексей Золотарев красноречиво умолк, следя за изменением выражения лица своего «объекта». Тот нервно сглотнул, мертвецки побледнел и начал говорить, то и дело запинаясь и прерываясь:

— Я… я ничего не сделал. Я и подумать не мог, что тот человек может быть иностранцем или работать на разведку. Я никогда не видел его лица. Мы просто играли с ним в «самолеты», а потом он вдруг начал писать мне сообщения, говорил, что грезит космонавтикой и хочет больше узнать о жизни наших космонавтов, тех четверых, которые полетели на Марс. В их личных делах нет ничего секретного… То есть по большей части это общеизвестные сведения… Я правда, не думал, что это может быть связано с делами разведки… Я бы никогда! У меня… нет ни одного взыскания за всё время службы… Вы должны поверить, что я бы никогда не пошел на измену… Никогда!

Алексей Золотарев с удивлением увидел, как этот взрослый мужчина вдруг зарыдал как малое дитя.

Подполковник ФСБ помедлил с ответом, давая возможность своему «клиенту» дойти до «нужной кондиции» самостоятельно. Наконец, тот взмолился:

— Прошу — помогите мне, а я всё для вас сделаю!

— Я готов пойти вам навстречу, но только если вы готовы выполнить два моих условия…

— Какие?

— Во-первых, мы с вами подпишем договор о сотрудничестве, так что вы с этого дня станете внештатным работником ФСБ. А, во-вторых, те деньги, которые вам заплатил человек под псевдонимом «Буревестник», вы перечислите на счет, что я вам дам.

— Деньги? — переспросил удивленно Полетаев. — Вы хотите, что я вам перевел эти деньги?

Алексей Золотарев качнул головой (он понял, что его приняли за взяточника).

— Не мне, а человеку, дочь которого тяжело больна. Этой девочке требуется срочная операция, так что у вас есть возможность загладить свою вину перед Родиной, сделав одно небольшое, но доброе дело.

Он немного помолчал, а потом продолжил:

— А теперь скажите, какую информацию вы уже передали своему заказчику?

— Я еще ничего не передавал, — заявил Полетаев. — Он дал мне неделю, чтобы сделать фотоснимки, — этот срок истекает завтра утром.

— А что потом?

— Далее я должен был оставить упакованную в целлофан флешку с фотографиями под камнем у мостика через овраг Нескучного сада в парке им. Горького.

— Значит, закладка в тайнике, — подытожил Алексей Золотарев. — Что ж, это не ново! Стало быть, личная встреча между вами не была предусмотрена?

Он посмотрел на Полетаева: тот отрицательно качнул головой.

Алексей Золотарев задумался: «А что если попытаться пригласить этого таинственного «Буревестника» на встречу? Нет, это может его вспугнуть. Лучше не рисковать!»

Он раскрыл свой портфель, из которого достал стандартный договор о сотрудничестве, — его Константин Полетаев дрожащей рукой вскоре подписал. Потом Алексей Золотарев передал ему номер банковского счета, который принадлежал Егору Ивановичу (имя владельца счета Золотарев скрыл от Полетаева, чтобы не выдать своего информатора).

Когда эти дела были улажены, подполковник ФСБ проговорил:

— Значит, мы поступим так. Завтра вы, как и было условлено с «Буревестником», сделаете закладку в парке…

— А это не нанесет ущерба государству? — взволнованно осведомился Полетаев.

— Не беспокойтесь, — усмехнулся Золотарев. — Место, где вы оставите флешку, будет под нашим полным контролем.

Алексей Золотарев возвращался из Звездного городка в Москву, обдумывая детали предстоящей операции, потом он вдруг вспомнил о маленькой девочке, у которой теперь появилась надежда на выздоровление. (Ранее Алексей пытался выторговать нужную сумму в финансовом департаменте ФСБ, однако предсказуемо получил отказ — чиновница, заведующая отделом, заявила, что такие траты выходят за рамки годовой сметы ведомства).

***

Вернувшись в Москву, Алексей Золотарев первым делом направился в главное здание ФСБ: ему нужно было посвятить в детали операции начальство. Генерал Воскобойников был на месте и сразу принял его. Выслушав Алексея, он одобрил его план, который предусматривал создание оперативно-тактической группы, выставление засады на месте тайника, а также его оборудование аппаратурой слежения. Время поджимало — менее суток оставалось до того момента, когда Константин Полетаев произведет закладку.

Генерал Воскобойников вскоре подписал соответствующий приказ о проведении оперативного мероприятия, а в состав оперативной группы были включены, помимо людей Золотарева, которые занимались, в основном, аналитической работой и должны были оставаться в фургоне слежения, также сотрудники, работавшие в отделе Андрея Громова. Им, как «полевым» оперативникам, отводилась основная роль — организация засады в парке Горького и захват того, кто должен был прийти за флешкой с персональными данными космонавтов.

С подробностями своего плана Золотарев тотчас ознакомил Громова, который слушал его, не перебивая, а потом молча поставил свою визу на проекте приказа.

— Мои ребята — в твоем распоряжении, — сказал он. — Только будь осторожен, Алеша.

— Да, что со мной может случиться?! Это же то, что мы с тобой проделывали много раз, — усмехнулся Алексей Золотарев, но заметил, что его друг молчалив и как будто чем-то озабочен. — А ты… Ты что-то невесел. С тобой всё в порядке? Какие-то проблемы?

— Проблемы… — мрачно усмехнулся Андрей Громов. — А у кого их нет? Но я не буду тебя утомлять своими заботами… Удачи, дружище.

Они распрощались. Алексей Золотарев оставил приказ о предстоящей операции в приемной Воскобойникова у его секретаря (сам генерал отлучился на обед). Тогда, взглянув на часы, Алексей подумал, что и ему самому не мешало бы подкрепиться.

Он покинул здание ФСБ и отправился в то место, где ранее встречался со своим информатором (там он обычно обедал).

***

Алексей Золотарев ехал вдоль набережной Москвы-реки и вскоре остановился у знакомого ресторана.

Небо было безоблачным. Солнце сияло в зените. Было жарко, и он оставил свой пиджак на сиденье автомобиля, а потом закрыл дверцу и, включив сигнализацию, направился к парадному входу.

Три ступени на крыльце ресторана Алексей Золотарев преодолел за одно мгновенье. Впереди была стеклянная дверь, которая внезапно зазвенела и осыпалась. Битое стекло упало к его ногам. Алексей Золотарев в немом изумлении замер на месте. В следующий миг он почувствовал острую боль, что пронзила ему грудь. Опустив глаза, он увидел темное отверстие в своей рубашке, вокруг которого стремительно разрасталось красное пятно. Потом подполковник ФСБ потянулся рукой к поясу, где он обычно прятал свой пистолет, но теперь его там не оказалось.

«Я стал слишком беспечным. И вот пришла расплата. Это конец!» — молнией мелькнула мысль в его сознании.

Алексей Золотарев сделал еще один шаг к ресторану, где мелькали какие-то люди, но тотчас вторая пуля настигла его. Снова что-то зазвенело, но на этот раз это был шум в его голове. Алексей качнулся, перед глазами его всё поплыло, но этот человек, наделенный недюжинной силой воли, продолжал упрямо стоять на ногах, — до тех пор, пока свет не померк перед его взором…

Падение человека с парадной лестницы ресторана произошло на глазах мимо проходящего мужчины. Тот бросился к нему с расспросами, но, заметив, что всё вокруг залито кровью, немедленно достал свой мобильный телефон и позвонил по короткому номеру в службу спасения.

Прошло несколько минут.

На месте происшествия уже собралась приличная толпа зевак, среди которых были и такие, кто снимал лежащего у подножия лестницы, истекающего кровью человека на камеру телефона.

Наконец под вой сирены подъехал микроавтобус скорой помощи. Появились санитары, которые погрузили раненого на складную каталку, что быстро исчезла в недрах микроавтобуса.

В салоне дежурный врач осмотрел пациента, что находился в крайне тяжелом состоянии: был без сознания, нитевидный пульс у него едва прощупывался, в груди с левой стороны зияла сквозная рана, из которой вытекала кровь, но, кроме того, имелась травма головы. Врач не смог определить, чем она вызвана, и он предположил, что эта травма была получена в результате падения.

Один из санитаров разорвал рубашку на груди раненого человека и подсоединил к его телу датчики монитора ЭКГ, который показал 45 ударов в минуту. Пульс стремительно падал. 40, 35, 25… И вскоре сердце остановилось.

Дыхательная маска легла поверх лица пациента, санитар сделал ему внутривенный укол адреналина, а врач приступил к выполнению массажа сердца, надавливая сложенными руками на грудину.

После нескольких минут подобной реанимации, когда уже казалось, что всё кончено, на мониторе наконец появился сердечный ритм.

Это был первый раз в тот день, когда Алексея Золотарева вытащили с того света. Через несколько минут его доставили в ближайшую больницу, где стали готовить к операции.

При более тщательном осмотре пациента выяснилось, что травма головы явилась вовсе не результатом его падения с невысокой лестницы, а следствием проникновения инородного предмета — это была пуля, что стало понятно лишь после того, как был сделан рентгеновский снимок. Пуля пробила затылок, «протаранила» мягкие ткани мозга и остановилась только в лобной доле…

Во время операции, когда хирург делал трепанацию черепа, чтобы извлечь из мозга этот инородный предмет, у пациента, лежащего на столе, снова остановилось сердце. Другой врач приступил к реанимации, которая вновь сопровождалась инъекциями, искусственной вентиляцией легких и массажем сердечной мышцы.

Состояние клинической смерти на этот раз продолжалось около пяти минут. И вновь показалось врачу-реаниматологу, что пациент потерян, как внезапно он задышал, а сердечный ритм стал восстанавливаться…

Между тем, в больницу стали подтягиваться люди, знакомые с Алексеем — в основном это были сотрудники конторы (медик, ознакомившись с удостоверением, которое нашлось при пациенте, немедленно связался с центральным аппаратом ФСБ). Первым приехал генерал Воскобойников, следом за ним — Андрей Громов, потом появились оперативники из отдела Золотарева.

Десять человек сидели в коридоре возле дверей реанимации, где врачи боролись за жизнь Алексея Золотарева на протяжении долгих шести часов, пока шла операция.

Всё это время Алексей находился на грани — между жизнью и смертью. Его беспокойный дух летал во тьме, не зная света. Ничего не было вокруг, — царила полная безмятежная пустота. Потом он узрел в черноте какое-то мерцание, которое приблизилось к нему и обрело очертания человеческого силуэта. То был знакомый до боли образ женщины, которую Алексей любил, но потерял, в чем винил себя всё последнее время. Теперь он видел ее такой, какой она была в лучшие годы их совместной жизни — молодой, красивой и жизнерадостной. Она сияла, она светилась, она мерцала, как крохотное солнце, как звезда, которая светит в ночи.

Он видел этот мерцающий образ, который был перед ним подобно прекрасному воспоминанию, — и это был первый раз, когда сердце Алексея остановилось. В этот миг он пожелал остаться здесь, рядом с той, которую любил больше жизни. Это стремление наполнило всё его существо — он впервые за долгое время возмечтал о покое. Но потом женский образ исчез, и вновь воцарилась пугающая чернота, из которой он захотел вырваться.

Тогда-то по пути в больницу врачу впервые удалось вытащить его с того света.

Однако потом Алексей, блуждающий во тьме, вновь увидел образ своей жены, который теперь мерцал ярче, чем в первый раз, и тогда он услышал ее голос, что зазвучал в пустоте, как натянутая струна.

— Ты должен жить… — сказала она.

«Зачем?» — хотел спросить он, но не мог. Но она поняла его.

— Чтобы исполнить свое предназначение, — сказал мерцающий свет женского образа. — Останься в мире. И спаси ее. Спаси их обоих…

«Что? Кого?» — не понимал Алексей.

— Если спасешь их, спасешь всех, — это то, ради чего ты был рожден, — голос, звучащий как струна, стал приглушенным, а мерцание женского образа — менее ярким. Оно тускнело и наконец совсем исчезло.

Алексей Золотарев вновь оказался в кромешной тьме, которая поглотила его.

***

— Операция прошла успешно, пулю удалось извлечь из головы, кроме того, было сделано переливание крови, — говорил врач, вышедший в коридор к тем людям, которые ожидали вестей о состоянии Алексея. — Но… — добавил он, умолкнув на полуслове.

— Какие прогнозы? — осведомился генерал Воскобойников.

— Рано делать выводы, — уклончиво отвечал врач. — Травма головы у нашего пациента очень серьезная. Я бы сказал — то, что он выжил, это уже большое чудо. Сейчас он находится в коме…

— И как долго она может продлиться? — спросил Андрей Громов, который молчал весь день, пока не вышел доктор.

— Трудно сказать, — отозвался тот. — На восстановление функций мозга могут уйти месяцы, если не годы. Да-да, и такие случаи бывали… Но даже если он придет в сознание, я не берусь оценивать вероятность того, что сможет жить как прежде.

— Но мы в любом случае не бросим Алексея. И если его состояние хоть как-то изменится, прошу сообщить мне лично, — такие слова генерал Воскобойников сказал врачу, передавая ему свою визитную карточку. Тот взял ее и, не прибавив более ни слова, вернулся в отделение реанимации, где в одной из палат на больничной кушетке лежал прооперированный человек с перевязанной головой. Он был без сознания, подсоединенный к аппарату искусственной вентиляции легких, который размеренно приподнимал его грудь, наполняя ее воздухом.

Несколько дней спустя Алексей Золотарев смог дышать самостоятельно, но он все еще не приходил в сознание. Тогда к нему допустили первого посетителя — это была племянница Андрея Громова Катерина, которая узнав, что случилось, явилась в больницу и выпросила у главврача разрешения пройти в палату интенсивной терапии.

Молодая женщина села у постели больного, пребывающего в коме, и прослезилась, глядя на того, в кого когда-то в юности была по уши влюблена. Много лет она не видела этого мужчину, в котором всегда было что-то таинственное и притягательное для нее. И вот теперь он вновь появился в ее жизни, но при весьма трагических обстоятельствах.

Алексей лежал неподвижно на постели, не открывая глаз, и был беспомощен как малое дитя…

В этот миг жалость захлестнула волною душу Катерины, а вместе с тем она испытала давно забытое чувство любви к этому странному человеку.

С тех пор Катерина Громова стала время от времени приходить к нему — в надежде, что однажды он откроет глаза и первое, что увидит, будет ее заботливое лицо. Однако время шло, а состояние Алексея Золотарева оставалось без изменений…

Глава третья. Особое зрение

После череды хмурых дождливых дней из-за туч выглянуло солнце, заливая светом помещение, где лежал одинокий неподвижный человек. Внезапно его веки дрогнули, и глаза открылись…

Медсестра утром обходила своих подопечных, пребывающих в коме, и увидела, что один из них очнулся. Она тотчас поставила в известность лечащего врача, который вошел в палату, разделенную ширмами на несколько отделений. В одном из них он нашел пациента, чьё состояние еще накануне не внушало оптимизма. Теперь же он, вопреки неблагоприятным прогнозам, пришел в себя. И это был явный прогресс!

Доктор осмотрел пациента, посветив ему крохотным фонариком в глаза, и убедился, что зрачки реагируют на свет.

— Алексей Михайлович, как вы себя чувствуете? — осведомился он, но ответа не получил. Пациент по-прежнему лежал неподвижно, и только широко открытые глаза оживляли его мертвенно-бледное лицо. Доктор отметил про себя, что у больного из-за обширной травмы мозга, по-видимому, нарушена речевая моторика.

— Вы понимаете, что я вам говорю? — спросил он. — Если да, то моргните два раза.

Надежда на то, что человек с подобной травмой сможет воспринимать устную речь, казалась минимальной, тем не менее, врач увидел, как его пациент дважды закрыл и открыл свои глаза. Это обстоятельство, как и прочие результаты осмотра, он тотчас занес в историю болезни, воспользовавшись принесенным с собой планшетным компьютером. Потом он велел медсестре покормить больного, а сам отправился к главврачу, из кабинета которого позвонил в центральный аппарат ФСБ.

Вскоре в больницу, где лежал Алексей Золотарев, приехал генерал Воскобойников, которого принял главврач. Он сообщил об улучшениях в состоянии пациента, однако воздержался от прогнозов: «нужно время, в течение которого больной будет находиться под наблюдением».

— Я могу посетить его? — осведомился генерал.

Главврач отрицательно качнул головой.

— В настоящее время больному рекомендован полный покой. К тому же у него нарушена речь, и он ничего вам не скажет.

В общем, в тот раз генерал Воскобойников так и не увидел Золотарева. Но он звонил в больницу все последующие дни, получая один и тот же ответ: «состояние пациента без изменений».

Алексей Золотарев по-прежнему лежал неподвижно на больничной койке, и медсестра с ложечки кормила его бульоном и прочими кушаньями. Это было самое тяжелое время в его жизни. Лишь одному Богу известно, чего стоило бравому чекисту осознание себя инвалидом, человеком, не способным пошевелить ни рукой, ни ногой. Подчас, когда Алексей оставался один, из его глаза вытекала слеза, которая струйкой сбегала по его лицу…

Так продолжалось около месяца.

Однажды медсестра, как обычно, пришла покормить пациента, не сразу осознав перемену, что произошла с ним. Прежде она всегда помогала ему приподняться перед приемом пищи, но теперь он уже сидел в изголовье своей кровати и смотрел на нее взглядом, в котором впервые за последний месяц искрился огонек надежды. Потом он пошевелил пальцами правой руки и даже чуть вынес ее над постелью. Медсестра, увидев это, бросилась искать врача, — тот вскоре явился, чтобы констатировать изменения к лучшему в состоянии пациента, которого еще накануне считали безнадежным инвалидом. Теперь же стало ясно, что чувствительность тела возвращается к нему.

Алексей Золотарев уже мог двигать головой и кивком отвечал на вопросы лечащего врача, а на другой день он жестом (показал, будто хочет что-то писать) попросил ручку и бумагу. Ему принесли блокнот, в котором он дрожащей рукой неловко попытался вывести несколько слов, но долго получались одни лишь каракули. Наконец все-таки ему удалось соединить буквы и написать что-то более-менее внятное. И тогда удивленный доктор разобрал в трудно читаемой фразе вопрос: «Как долго я здесь?»

— Десять месяцев, — отвечал тот, а Алексей Золотарев, который затратил немало сил, чтобы задать этот вопрос, получив ответ на него, сразу почувствовал сильную усталость. Он показал рукой на свои глаза и закрыл их, давая понять, что хочет спать. И тогда его оставили одного. Однако Алексей не заснул в ту ночь, всё думая о том, что случилось с ним. Перед его мысленным взором мелькали события, предшествовавшие тому роковому мигу, когда на него было совершено покушение. Сняв больничную рубашку, он увидел шрам от сквозного ранения в груди, который затянулся.

«Неудивительно, ведь прошло уже достаточно времени», — думал Золотарев. Потом он долго ощупывал свою коротко стриженую голову и обнаружил вмятины чуть выше лба и на затылке.

Стало быть, в меня было выпущено две пули: одна попала в грудь, другая — в голову.

Это открытие поставило его в тупик.

Оба ранения смертельны. Но тогда почему я остался жив?

В следующий раз, когда пришел лечащий врач, он (с помощью ручки и блокнота) задал ему этот вопрос. Тот улыбнулся:

— Вам очень повезло! У вас дважды отказывало сердце, но в самый последний момент его удавалось вновь завести.

Потом Алексей написал еще один вопрос: «А что с моим языком?»

Врач понял этот вопрос, как если бы он спросил: «Почему я нем?» и отвечал:

— В результате травмы мозга был поврежден небольшой отдел его лобной доли, отвечающий за речевую моторику. Поэтому вы не можете говорить.

«Но, — написал Алексей, — речевой навык восстановится?»

— Весьма вероятно, — улыбнулся доктор. — Видите, к вам постепенно возвращается чувствительность тела, что внушает оптимизм.

«Ноги свои я все еще не чувствую», — написал в блокноте Алексей, показав эти слова врачу. Тот осмотрел его ноги, постучав по ним молоточком. Действительно никакой реакции на внешний раздражитель не последовало.

— Всему свое время. Главное — не отчаиваться, — подбодрил своего пациента врач. Потом он направился к выходу, но у дверей остановился и вернулся назад.

— Да, кстати, с вами хотела встретиться одна девушка.

При этом известии лицо Алексея выразило заметное удивление.

«Какая девушка?» — спросил он в письменном виде.

— Высокая, стройная и симпатичная. Ее, кажется, зовут Екатерина? — он обратился к медсестре, стоящей рядом. Та кивнула:

— Да, Екатерина Громова. В первые месяцы, пока вы были в коме, она приходила к вам часто, почти каждую неделю…

— Вы хотите повидаться с ней? — спросил доктор, а Золотарев немного помедлил с ответом. Наконец он написал в блокноте всего одно слово: «Да».

Около часа Алексей Золотарев лежал на постели, думая о том, почему его навещала, в общем-то, чужая ему женщина. В последний раз, когда они виделись, — а это было накануне покушения, — она была вежлива с ним, но не более того…

«И тогда, — вспоминал Алексей, — Андрей, кажется, пытался свести нас. Может, это из-за него она приходила сюда?»

В общем, Алексей Золотарев все еще терялся в догадках, когда тихонько скрипнула дверь и в палату вошла молодая женщина. Улыбаясь, она приблизилась к его постели и приветствовала его. В ответ Алексей только кивнул.

Екатерина Громова опустилась на стул, стоящий у кровати, и посмотрела на Алексея, у которого был озадаченный и как будто несколько растерянный вид.

— Я знаю, вы пока не можете говорить, — начала она. — Но уверена, что речь к вам вернется. Вы поправитесь. Непременно.

В ответ на это, почти не глядя, Алексей написал в своем блокноте одно слово: «Спасибо».

Катерина прочла это и снова улыбнулась. Алексей в этот миг невольно подумал, что у нее красивая улыбка. Но он по-прежнему был в недоумении и надеялся, что она сама ему всё объяснит. Однако молодая женщина некоторое время молчала. И тогда Алексей написал в своем блокноте: «Как поживает твой дядя?»

Прочтя эти слова, Катерина спохватилась.

— Дядя Андрей передавал вам привет. Я, правда, его давно не видела: в последнее время мы с ним общаемся только по телефону. Дело в том, что в начале года мне предложили работу тренером в нашей сборной, и теперь я живу в Сочи и провожу занятия по гимнастике на олимпийском объекте.

Лицо Алексея выразило удивление.

«Я очень рад за тебя», — написал он в своем блокноте.

— Спасибо, — отвечала она. — О том, что вы вышли из комы, я узнала еще месяц назад, но только теперь смогла приехать. Вы, наверное, сердитесь на меня…

Алексей еще больше удивился.

«Сержусь? — написал он. — За что?»

Катерина смущенно потупилась.

— За то, что я потеряла надежду и не дождалась того момента, когда вы очнетесь…

Алексей недоуменно повел бровями и написал: «Ты мне ничего не должна».

Катерина прочла это и покраснела еще больше.

— Когда я узнала о трагедии, о том, что случилось с вами… — она вздохнула. — В общем, я много думала в те дни. О своей жизни, о детстве, о дяде Андрее, а он хотел, чтобы мы с вами были вместе. Я сравнивала вас с другими мужчинами, которые были в моей жизни, и я поняла, что ни один из них вас не достоин. Я поняла, что все эти годы любила только вас одного…

Алексей пристально смотрел на молодую женщину, которая признавалась ему в любви. Будучи сотрудником органов безопасности, он знал психологию и неплохо разбирался в людях. Отличить правду ото лжи, как правило, ему не составляло большого труда, и теперь он почувствовал, что ее слова были вполне искренними.

На мгновенье в помещении воцарилась полная тишина.

«Катя, я калека», — написал он наконец, давая тем самым понять, что ей с ним лучше не связывать свою жизнь.

Катерина прочла эту надпись и вспыхнула.

— Не надо думать о плохом. Вы обязательно поправитесь. Врач говорил, что месяц назад вы и рукой пошевелить не могли, а теперь…

Он покачал головой и написал прямым текстом: «Ты молода, красива и успешна. Я тебе желаю только добра. Не трать на меня свое время».

Увидев такие слова, Катерина изменилась в лице.

— Вы что, отвергаете меня? — спросила она, повысив голос.

В этот момент Алексей Золотарев понял, что невольно обидел эту женщину, которая проявила столь деятельное участие к его судьбе.

«Нет, я просто не хочу, чтобы ты жертвовала собой ради меня», — написал он, протягивая ей блокнот.

Катерина, прочтя эти слова, тихо проговорила:

— Вы гоните меня? Вам не нужна моя любовь?

Алексей молчал, избегая ее взгляда, потом он посмотрел на Катерину и увидел слезы в ее глазах. Потом она, ни слова не говоря, поднялась с места и направилась к выходу.

В этот миг Алексей Золотарев раскаялся в своих словах, — больше всего на свете ему захотелось извиниться перед ней; он протянул руку и силился что-то сказать, пока наконец из его рта не вылетел какой-то глухой звук. До слуха Катерины он долетел, когда она была уже в дверях. Женщина остановилась, и в следующий миг уже более отчетливо услышала:

— Не уходи.

Катерина обернулась с сердитым выражением лица, и только потом до нее дошло, что он заговорил…

Она вернулась назад и увидела, как напрягая мышцы лица, Алексей пытается еще что-то сказать ей. Наконец у него получилась целая фраза:

— Прошу тебя — останься со мной.

Мгновенно гнев улетучился, — Катерина села на его постель и возликовала:

— У тебя получилось! Ты заговорил! Я знала! Я верила!

Она еще так говорила, не замечая того, что сидит на его ногах, и в этот миг он почувствовал в них слабое покалывание.

— Но-ги, — не сразу выговорил Алексей Золотарев, кивая.

— Ох, прости, — сказала она, пересаживаясь на стул.

«Я, кажется, что-то почувствовал, когда ты села, — написал он в блокноте. — Скажи врачу».

Катерина прочла эту запись и устремилась за доктором…

***

Чувствительность тела мало-помалу возвращалась к Алексею Золотареву, но еще два месяца ему потребовалось на то, чтобы заново научиться ходить и говорить. В это время он усиленно занимался с физиотерапевтом и поначалу передвигался только на костылях.

Катерина Громова в первую неделю почти постоянно была с ним, но потом ей пришлось вернуться в Сочи. Тем не менее каждую неделю она прилетала в Москву на выходные, и эти дни находилась в больнице — с человеком, которого любила.

Теперь Алексей мог произносить длинные фразы, но подчас ему все еще требовалось прилагать усилия, чтобы выговаривать отдельные слова и выражения. Он был крайне недоволен своим косноязычием: порой из-за этого уныние овладевало им. И то, что теперь рядом был человек, который с пониманием относился к его состоянию, помогало Алексею не скатиться в пропасть отчаяния.

Катерина, приезжая на выходные, терпеливо выслушивала его сбивчивую речь и подбадривала, если чувствовала, что он начинает в себе сомневаться.

— Всё будет хорошо. Главное — верь, и со временем ты вновь заговоришь свободно.

Ее поддержка придавала ему сил.

— Что бы я без тебя делал, — выдавливал из себя слова Алексей Золотарев, улыбаясь при этом.

С тех пор как умерла его жена, Алексей уверил себя, что никакая другая женщина не могла бы заменить ее. Работа стала для него всем, смыслом существования, но… не сделала его счастливым. Теперь же, когда в его жизни появилась Катерина, он с удивлением поймал себя на мысли, что когда ее нет рядом, то и дело думает о ней, представляет тот миг, когда она наконец войдет в его палату — с пакетами в руках и сияющей улыбкой на лице.

Алексей с нетерпением ждал этого момента, и когда он наставал, радовался гостье как мальчишка.

Они вместе смотрели телевизор (в той палате, куда его перевели из отделения реанимации), ели обеды, которые Катерина приносила, готовя сама или заказывая еду в ресторане; в теплые дни, когда не было дождя, совершали неспешные прогулки во дворе больницы и по близлежащей округе.

Катерина рассказывала обо всем, что пропустил Алексей, находясь в коме: о новой напряженности в отношениях между Россией и Америкой, сопровождаемой выдворениями дипломатов, о высадке космонавтов на Марс, о победах российской сборной на международных соревнованиях и т.д., и т.п. Они обсуждали всё: от политики до любимых фильмов, избегая говорить лишь об одном — о своем будущем. Этот вопрос висел в воздухе, но они обходили его стороной…

Алексей теперь постоянно думал о том, что будет дальше. Но первое время его еще преследовало прошлое — неудержимое стремление выяснить, что случилось в тот роковой день: кто и почему в него стрелял? И когда его посетил генерал Воскобойников, — а это произошло вскоре после того, как к Алексею начал возвращаться дар речи, — он первым делом спросил об этом:

— Олег Павлович, что с расследованием моего дела? Удалось что-то выяснить?

— Немногое, — мрачнея, отвечал генерал. — Стрелок — явно профессионал, он использовал дальнобойную винтовку отечественного производства, которую наши люди нашли на чердаке жилого дома по ту сторону набережной Москвы-реки. Он тщательно все подчистил за собой, не оставив ни отпечатков, никаких других следов. Кроме того, для стрельбы он выбрал такое место, где не было ни одной камеры видеонаблюдения. В общем, — со вздохом подытожил Воскобойников, — нам не удалось установить его личность…

Алексей Золотарев слушал молча, не перебивая, а когда его собеседник кончил свою речь, проговорил, запинаясь и прерываясь:

— Думаю, это связано… с тем делом, которое было у меня в разработке тогда. Кража личных данных наших космонавтов. Кстати говоря, каковы результаты… оперативного мероприятия, с планом которого я приходил к вам в тот самый день?

Генерал Воскобойников снова огорченно покачал головой.

— Увы, засада в парке Горького ни к чему не привела…

— Но как же так? — возмущенно проговорил Золотарев.

Генерал развел руками.

— После того, как мы узнали, что случилось с тобой, я принял все меры для того чтобы твой план был претворен в жизнь. В частности, Андрея Громова назначил руководить этой операцией. Твой информатор, — кажется, Полетаев его фамилия, — сделал все, как следует — заложил флешку в тайнике, за которым было установлено круглосуточное наружное наблюдение. Две недели люди Громова просидели в засаде, ожидая того, кто должен был прийти за снимками. Однако никто так и не появился. И тогда, видя бессмысленность дальнейшего проведения операции, я приказал снять наблюдение.

Конец ознакомительного фрагмента.