Спящий Ангел. Они знали, что проиграют, и шли вперёд

Валерия Лисичко

Одинокая девушка на обочине жизни. Кошка, которая меняет судьбу хозяйки. Таинственная библиотека. Разочарованный писатель. И ангел под рёбрами. Книга содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 7 СКВОЗНЯК

Алое солнце в зените, звенит будильник respawn.

На душе не то Питер, не то Припять, не то Газтаун.

Anacondaz

«Жизнь всё время отвлекает наше внимание; и мы даже не успеваем заметить, от чего именно» Ф. Кафка.

Молодой доктор посмотрел на текст. Он каждый раз перенабирал его вручную. Глазами ловил и фиксировал тонкую связь, зарождающуюся между бумажной книгой и появляющимися на экране копиями книжных слов. В этот момент слова становились настоящими. И вписывались в реальность.

Вот он, молодой доктор. Может тратить слова на то, чтобы строчить на форумах советы по медицинским вопросам. Может тратить слова, чтобы давать советы нуждающимся в помощи. Слова — серебро. Молчание — золото. И он гасит свой голос, уступая его место в мире уже когда-то сказанным словам. Старым словам.

— Собирать цитаты — какая глупость, — усмехнулся напарник на минувшей смене — фельдшер на скорой. — Глупее хобби не мог придумать? Бессмысленное прожигание жизни.

— Жизнь-то моя, — улыбнулся в ответ коллекционер цитат.

— Потрачено, — добродушно отмахнулся фельдшер.

Осталось только выставить таймер. Решить, когда набранные слова вольются в большой мир.

И пока молодой доктор неспешно выбирал время на таймере, Ева вязла в липучем болоте секунд. Они растянулись, размякли, как хлебные крошки под дождём. И Ева слышала глухие удары собственного сердца, а между ними — гулкие паузы. Она слышала паузы, хотя сердце учащённо билось. Время растянулось, замедлило ход. Глаза что-то искали, мозг перебирал детали — хаотично. Ева сама не знала, что ищет.

Душно. Душно. Душно. Пульс стучал в голову. Ева расстегнула куртку, оттянула воротник. Взгляд выхватил маленькую девочку на мосту. Взгляд сфокусировался. Ноги сами понесли к девочке.

Шаг…

…Это началось утром.

По детскому залу носился вой. И дети с криками разбегались.

— Там приведение, — то и дело слышались всхлипы, крики, жалобы детских голосов.

И все библиотекари по очереди повторяли набившее оскомину:

— Это просто сквозняк.

Сквозняк пришёл без приглашения. Просочился под дверью, влетел в щель приоткрытого окна. Зашелестел старицами. Завыл на поворотах. Подхватил детский смех и разлил его по библиотеке жутковатым эхо.

Окно закрыли. Под дверь положили полотенце. Задёрнули шторы. Но сквозняк не уходил.

И дети упорно называли его привидением. А взрослые — сквозняком.

Сквозняк пробрался и к Еве в голову — обрывал мысли на полуслове, не давая вспомнить начало фразы. Сбивал взгляд. Лязгал чем-то над ухом. И когда старик зашуршал газетами, Ева воскликнула так, как если бы шелестели у неё в голове.

Синица, конечно, проходил мимо и поймал этот восклик, неодобрительно посмотрел на Еву, которая неодобрительно посмотрела на шуршащего старика.

— Соберись, — прошипел мини-босс и поправил очки.

И за его спиной заклокотали спрятанные бутыли. Ева знала, за какими книгами они стоят. И на мгновение испугалась, что Синица сейчас услышит их клокот. Но Синица не слышал.

А детский смех, который разнёсся по библиотеке, пронзил голову Евы как стрела.

Странная девушка без лица говорила что-то усталому приятному парню. Стоило Еве посмотреть на неё — вот они черты, стоит отвести взгляд, и девушка в памяти превращается в дымчатый силуэт с пятном вместо лица.

Она говорит:

— Эй! Не слушай никого! То, что ты делаешь, важно. Лицом к лицу лица не увидать. Те, кто рядом с тобой, просто не могут увидеть картину в целом. Ты собираешь жемчужины на дне реки. Ты своими цитатами говоришь с океаном смыслов, тревожишь их.

— Софи, ты всегда так увлечённо говоришь, что хочется верить, — отвечает парень.

— Верь. Верь мне. Твои цитаты — жемчужины. А ты — охотник за сокровищами.

Взгляд в сторону. И кажется, что парень сидит один. Может быть, это он беседует с призраком? А вся библиотека слышит гул и свист сквозняка.

Железная соломинка больше не помогала, горячая лежала в кармане. Пара выпитых почти залпом банок колы тоже. В полдень Ева поняла, что стены играют с ней — то сужаются, то расширяются. Ещё минута в библиотеке, и она просто сойдёт с ума.

И Ева вышла на обеденный перерыв раньше времени. Решила променять обед на прогулку по парку. Но внутреннее волнение нарастало. Мозг судорожно примерял причины, как наряд на вечеринку. Ева понимала: череда причин — подтасованные карты. Нечто поднималось из глубины. А причины подбирались для оправдания этой странной волны.

Но сквозняк, похоже, решил выйти на прогулку вместе с Евой. Прямо внутри её головы. Взгляд выхватывал детали — стальной половник на рекламном плакате вместо улыбающейся женщины, которая его держала.

Красная буква «Я» в начале слогана: Ярче! Живи ярче! Живи интереснее!

А при попытке прочитать фразу на боковине трамвая в голове помутнело и живот скрутило от подкатывающей темноты.

«Хорошо им там в библиотеке оставаться без сквозняка», — зло подумала Ева.

Яркие образы и концентрация на деталях. В спину с ухмылкой смотрел кирпичный флигель библиотечного крыльца. В спину с оскалом смотрел кирпичный флигель библиотечного крыльца.

Ноги идут по дороге — или по воде? Вода-вода-вода, не проточная — в раковине течёт, заложила — стылая вода и дорожки вен на руке. Как застыла вода, застынет и кровь в жилах, остановится. Перед Евой — узкие дорожки родников. Она смотрит — и видит вены. Смотрит на свою руку — такой же рисунок.

Петли дорожек привели к подмосткам над заболоченным озером.

Тревога отступила, когда в поле зрения Евы попала маленькая девочка. Она лежала на животе, свесив голову с мостика, и прутиком водила по воде. Мысли рассеялись. Вакуум пустоты и девочка. Ева сделала несколько шагов в сторону ребёнка. Девочка потянулась к воде чуть сильнее, потеряла равновесие и окунулась вниз.

Плюх. Испуганный крик, хлюпанье. Ева подскочила и, прежде чем выхватить ребёнка из воды, увидела, что малышка зацепилась капюшоном, неудачно завернулась и не могла поднять голову, чтобы схватить воздуха.

Ева вернулась в библиотеку. Сквозняк потерялся где-то в парке. Может быть, остался охранять девочку, завывать сочувственно над её ухом.

Ева поняла, что её жизнь изменилась. На мероприятии, когда цыганская юбка взлетала к потолку, в Еве отпечатывались тени отдельных людей — ярко выступали внутри их чувства. И вот теперь в ней отразился сразу весь район, как в зеркале.

Приступы беспокойства стали регулярно выгонять Еву на улицу. То она помогла мужчине, валявшемуся у обочины. Прохожие шарахались от него, как от бездомного. А у него по пути на работу случился сердечный приступ.

То вызывала скорую старой бомжихе, которая вывихнула шейку бедра, пробираясь к тёплому месту ночёвки через теплотрубы.

Тайра верной тенью сопровождала свою госпожу.

Именно она смело шагала в тёмные переулки и бесстрашно шла вперёд, навстречу нарастающему страху.

А однажды вместо тревоги накатила злая безысходная тоска… Она пульсировала и звала. Ева следовала за ней по улицам, меж домов, пока не нашла источник — пожилого мужчину. Он сидел на лавочке. Его губы шевелились: мужчина что-то зло обсуждал сам с собой.

Несмотря на то, что мужчина выглядел агрессивно, Ева не почувствовала угрозу. Она нащупала интуитивную тропу и последовала внутреннему зову, села рядом. Тайра аккуратно устроилась у ног хозяйки и заурчала.

— Можно? — спросила девушка, спрятала руки в карманы и чуть нахохлилась, вжимая голову в плечи.

Мужчина только фыркнул в ответ и бросил на Еву недоброжелательный взгляд.

— Охамели совсем, нигде покоя нет, — бурчал мужчина себе под нос, явно сам с собой обсуждая Еву.

Ева вновь почувствовала странную волну. Мысли исчезли. Сознание смолкло. И Ева просто заговорила. Позже она и сама не могла вспомнить о чём. Речь лилась мерным потоком. Было что-то гипнотическое в её словах. И слова эти проточной рекой уносили обиду и злость из старика. После разговора он ушёл умиротворённым, на мягких ногах, как после сеанса хорошего массажа и качественной психотерапии. Глядя в удаляющуюся спину, Ева отчётливо поняла, что спасла старика от опрометчивого поступка, что его внутренний назревший взрыв развеялся. И он сам, и окружающие в безопасности.

Район развернулся картой на поле её чувств. И Ева стала чувствовать жизнь в нём, как будто район жил внутри неё, а разные люди лишь сочетание голосов и откликов.

Ева шла мимо домов и чувствовала настроение жильцов. Они сплетались в букете, как мазки красок на холсте, и создавали общую картину. Можно сосредоточиться на одном чувстве из букета, погрузиться в него, и перед глазами встанет картина, порождающая эти ощущения. И если поначалу картины вырисовывались смазанные, если поначалу все тревоги раскрывались лишь смутным пятном, то с каждым днём Ева видела картину, порождающую чувства всё чётче.

Иногда она ощущала напряжение, такое, как если бы живот крутило. И девушка спешила к источнику дискомфорта. По мере приближения ощущение усиливалось. И Ева шла навстречу боли. Однажды девушка позволила себе остаться дома и не идти на тревожный сигнал, не усиливать его при приближении. Он достиг пика, взорвался и раскатом прошёлся по телу. Бытовая ссора: сын ударил мать ножом. Ева узнала о преступлении на следующий день из паблика местных новостей и слухов. Что могла сделать Ева? Просто постучать в окно — они жили на первом этаже. Поймать мать на выходе из продуктового и дать возможность высказаться, послушать её, разрядиться.

Чужая трагедия стала Евиной. Беда не просто терзала душу, а как незажившая рана вытягивала силы, вылезла простудой над губой, усилилась псориазом за ушами. Район отразился не только внутри неё, но и рисовал узоры на теле: сыпь, шелушение, корки. Теперь Ева знала: это маячки, стоит прислушаться к себе, заглянуть внутрь и почувствуешь, кому помочь, чтобы спасти себя. Кому помочь, чтобы найти целостность.

Ева часто ходила на работу и обратно вдоль монастырской стены. По пятам трусила Тайра, поблёскивая красными зрачками. Ева больше не думала о зданиях как о телах, которым нужны человеческие души. Она всё чаще смотрела на невысокое одноэтажное здание, примыкающее к древней монастырской ограде, — часть монастырского ансамбля. Часовня святого Крестителя Иоанна Предтечи. Ничто не предвещало перемен в Евиной уверенно катившейся вниз жизни. Ничто, кроме наглой дворовой кошки.

Раз за разом натыкаясь взглядом на часовню, Ева ловила себя на повторяющихся мыслях. Мозг бросил якорь. И вид часовни работал как кнопка «пуск» для заезженной дорожки с мыслями: каменные храмы, пожирающие души. Вечные души, ищущие пристанищ в вечных каменных телах.

«Книга должна быть топором для замерзшего в нас моря» (Ф. Кафка).

«Всё, в том числе и ложь, служит истине. Тени не гасят солнце» (Ф. Кафка).

Таймер выставлен. Теперь хозяин цитат-жемчужин знает, когда они выстрелят. Маховик времени с хрустом проворачивается. Цитаты заряжены. Выстрел состоится. И уже известно, в кого попадут жемчужные пули слов.