Спящий Ангел. Они знали, что проиграют, и шли вперёд

Валерия Лисичко

Одинокая девушка на обочине жизни. Кошка, которая меняет судьбу хозяйки. Таинственная библиотека. Разочарованный писатель. И ангел под рёбрами. Книга содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 6 ПРЕДСКАЗАНИЕ БИБЛИОТЕЧНОЙ ЦЫГАНКИ

Мне подойдет любой нелестный и грубый эпитет,

Так что можешь выбрать сам, за что меня полюбить

Anacondaz

Девушка в откровенном модном наряде шла к отелю. Вечером её ждал трансфер на загородную виллу. Мимо красотки прошла скромная проводница, она тянула за собой по мощённой камнем дороге тяжёлый чемодан на колёсиках. Они прошли друг мимо друга, как жители параллельных миров.

…

Ева закружилась. И красная лоскутная юбка взвилась вверх, замелькала красными бликами перед глазами, поднимаясь выше и выше, заливая красным маревом улыбающихся людей, детей, пока не залила всех. Красная волна.

— Утонули в крови, — мелькнуло у Евы и кольнуло резью в животе. Больно. Как от удара.

Цыганка в пышной лоскутной юбке, с десятком подъюбников, приветствовала детей на входе в детский зал. Тянулась руками, хватала за одежду:

— Эй, — кричала библиотечная цыганка, — дай ручку позолочу! Эй, красавица…

Перед ней — столик. На нём — колода бывалых, пожелтевших карт. А на плече Тайра поблёскивала озорными глазами.

Родители тянулись к предсказаниям. И, независимо от вытянутой карты, цыганка сулила дамам мужа щедрого, детей дюжину, жизнь долгую и богатую и просила положить побольше денег в бочонок-копилку. Мужчинам — жену-купчиху и сына-наследника. А чтоб сбылось — денег в бочонок. А дети норовили потрогать голубоглазую кошку, устроившуюся вместо попугая или совы на плече хозяйки. Кошка метала на детей строгие взгляды и ластилась к рукам их мам.

Кто бы узнал в цыганке Еву?

Грим преображает. Перестаешь быть собой. Прячешься на дно собственной души, давая надетому образу отыграться.

После гадания гостей ждала детская зона. Там ребята из клуба исторической реконструкции обучали детей фехтованию и боям на деревянных мечах.

Над головой Тайры пролетел как раз такой — игрушечный и деревянный.

— Чёртов детский зал! — выругалась Ева. — Одни опасности.

Синица метнул на неё грозный взгляд. И Ева прикусила язык.

Ева потянулась к очередному посетителю. Коснулась. И внутри всё упало — тоска. Ева заглянула в глаза — в печальные глаза. И сказала что-то, не успев понять что. Слова сами вырвались. И Ева увидела, как на дне зрачков забрезжили искры жизни и надежды.

Живот пронзил спазм. Ева почувствовала, как кровь отхлынула от лица.

Пару раз крутанулась, позволяя лоскутной юбке взлетать вверх. Тайра прижалась к хозяйской спине и слегка выпустила когти. Это отрезвило, взбодрило. Вдох, выдох. Мысли прочь. Отпустило. И Ева потянулась к следующему посетителю. Тайра отёрлась о Евину щёку.

И опять внутри всё погасло. И отразилась волна радостных всполохов. Ева ухватилась за счастливую молодую мать.

Прикосновение за прикосновением — с каждым Ева на несколько секунд теряла себя и внутри разворачивался чужой мир.

Еву замутило от внутренней карусели.

В кармане ждала металлическая трубочка. Нестерпимо захотелось почувствовать бодрящий вкус газировки. Переключиться с цикла чужих миров, с дурмана в голове. Целиком впиться в одно простое ощущение. И Ева стала поглядывать на Синицу и прикидывать, как бы незаметно улизнуть в магазин. А до этого успеть стрельнуть денег у Жеки до зарплаты.

Мимо прошёл парень в тканом доспехе. Он слегка задел Еву плечом. И её словно на удочку подцепило, развернуло. Внутри поднялось большое тёплое солнце. И оно тянуло Еву за собой.

— Егор, — кто-то окликнул парня, подошёл. Связь рассеялась.

«Что со мной вообще происходит?» — подумала Ева.

Мысли отправились к началу дня — пробуждению.

Этим утром Ева проснулась здоровой, несмотря на приключения с доставкой бумаг накануне. Но тёплый плен кроватного лона не отпускал. Тайра свернулась на груди, а Крысь устроилась в коленях. Внутренний голос сладко уговаривал продлить утреннюю негу: пять минут, десять, пятнадцать…

Ещё чуть-чуть. И ещё чуть-чуть. Глубокое моргание. Время выхода из дома. И ещё чуть-чуть…

Опоздание на пять минут… Чёрная комета за окном, прогорклое «Ка-а-ар». Ева вздрогнула, моргнула, и резко в лицо заглянул Синица. Поправил очки и прокашлялся. Ева подскочила. Сонная нега развеялась. Видение исчезло. Но холодок от взгляда начальника остался под кожей. Если она опоздает, Синица просто испепелит её взглядом.

Через пять минут, ещё не успев до конца проснуться, она вышла из подъезда и на автомате зашагала вверх по узкому бульвару, по направлению к проезжей части.

— Дворами быстрее! — с запозданием возмутился здравый смысл. Но ноги уже несли Еву в выбранном направлении. И мысль о том, чтобы сейчас менять маршрут, отозвалась волной раздражения. Бульвар вёл к эстакаде, поэтому Ева шагала вверх и могла видеть более короткий маршрут с высоты. Девушка заметила, что её обычный маршрут перекрыт: вскрытый асфальт приветствовал её разинутой пастью.

Краем глаза заметила знакомую тень: за ней увязалась Тайра. И когда успела? Выскочила вместе с ней из квартиры, а она, растяпа, и не заметила? Возвращаться домой поздно. Ева подхватила кошку и посадила за пазуху.

Не успела Ева выйти к дороге, как подходящий трамвай встретил на прилегающей остановке.

— Двойная удача, — отметила Ева и ощутила странную тревогу. Мысли упорно клонились в сторону чудес и повышенной интуиции. Она обрубила этот поток наивных метаний. Как человека, не раз битого, большая удача пугала — вызывала в ней ожидание расплаты. Вот и теперь волна радостных мыслей принесла на гребне страх получить увольнение за опоздание. Или прийти к закрытым и опечатанным дверям.

Но, как ни странно, стечение событий спасло девушку от опоздания.

Библиотека встретила её менестрельными мелодиями. И попугаем в полном парадном обмундировании: на голове миниатюрный шлем, а на шее повязана цветастая мантия.

Ева и забыла, что в библиотеке сегодня день Средневековья, турниры и прочие увеселения.

— Костюм, быстро! — прошипел Синица, проплывая мимо в образе придворного шута.

Жека в ростовом костюме медведя похихикал.

Тайра выглянула из кармана балахона.

Ева осваивалась в роли цыганки. А Тайра старательно исполняла роль наплечного попугая, отвлекаясь на обнюхивание клиентов и фотосессии.

Строгий Синица бросал острые взгляды на расшалившихся читателей, от чего они каменели, как от взгляда Горгоны, и спешили спрятаться за ближайшим стеллажом.

Никита играл средневекового крестьянина, путался в роли и периодически пытался фотографировать.

Маша радушно встречала гостей в барском костюме.

А вот Жека блистал вовсю! Он менял облачения каждый час: вот он рыцарь в доспехах, уже лучник в легком трико. И каждый костюм сопровождался то боями на тямбарах (мягких мечах, как выяснила Ева, к удивлению Евы, он неплохо фехтовал), то меткими выстрелами из спортивного лука (стрелял хуже, но луком владел уверено).

На щитах воинов герб — падала под ударами молний массивная башня. На любую силу найдется большая мощь.

Мечи глухо стучали, и удары мягким эхо стихали в библиотечных коридорах. Еву привлёк странный отзвук. Глухой, ритмичный. Но его ритм не повторял звуки ударов. Ева вслушалась. Тот самый, как будто мячик-прыгун по полу. Ева вздрогнула и обернулась. Толпа гудела, рассеивая звук. И всё же Ева улавливала его. Она подошла к знакомой полке с пузатым ликёром, выдвинула книгу. Прислушалась. Тишина. На всякий пожарный коснулась бутылки. Тишина. Вернула книгу на полку. Звук спрятался. Ева выдохнула и вернулась к празднику.

Толпа гудела, переливалась, растягивала Еву, противоречивые указания от Синицы и Маши, которые приходилось ловить на лету и разрываться, успевая везде. Все это сливалось в единый шум суеты — мельтешащий, зернистый, выматывающий.

Вечером небо урчало и предостерегающе гремело. Люди рассеялись.

И Ева получила возможность высказать свои восхищения звезде сегодняшнего шоу — Жеке-Великому.

Спортсмен-реконструктор умело прятался под личиной смешливого библиотекаря. Жека стал рассказывать о своём хобби. И Ева погрузилась в мир средневековых боёв, эстетики неоязычников и культуры восстановления быта тринадцатого века: одежда, оружие. Возможность отправиться на несколько сотен лет в прошлое.

Звучали имена, названия фестивалей. И Еве хотелось идти и идти по тропинке рассказа Жеки, захотелось своими глазами увидеть реконструкторов не на библиотечном шоу, а в своей среде. Нечто забрезжило странной надеждой внутри Евы, как будто кто-то зажёг маяк, или хотя бы керосиновую лампу. Даже Тайра навострила уши и накренилась в направлении рассказчика.

— Смотри, — Жека прервал рассказ и указал на странноватого молодого парня, завсегдатая компьютерного зала. Вот и сейчас он сидел, уперевшись в монитор.

— Что? — спросила Ева с недоумением. А Тайра, которая воротником успела растечься по её плечам, заговорщически заурчала.

— У нас же данные всех наших читателей. Так вот, у этого товарища, Арсения Володкова, сегодня день рождения.

Ева печально вздохнула.

Жека захихикал:

— Новый год такие вот Арсении тоже к нам придут отмечать. Библиотека — ближе, чем семья. Лучше, чем семья, — это возможность сбежать от семьи.

Закончился вечер тасованием книг. И маленькими глотками зелья, которые во время расстановки позволяли себе Жека и Никита.

На улице продолжал своё выступление оркестр ударных облаков. И Ева была уверена, что буря сопроводит её на пути домой. Но буря вместо этого разразилась, как только Ева закрыла за собой подъездную дверь.

Вечер Ева провела «на вилле», в обнимку с Крысей и Тайрой, которые присоединились к созерцанию дождя. Мысли растворялись в шуме. И Ева чувствовала, как её, словно Дюймовочку в скорлупе, несёт по волнам. Она то погружалась в меланхолическую печаль, то взрывалась внутренней энергией: эмоции качали её от злости к сонному забвению, от печали к радости.

На одной из таких волн она заметила старого знакомого — бомжа Евсея, он жадно припал к мусорке у её подъезда и, не обращая внимания на дождь, перерывал её содержимое. Житель компьютерного зала — не по факту, а по своей сути.

Ева подумала сползти пониже, но бомж успел перехватить её взгляд, и Ева внутренне выругалась, но прятаться не стала. От бомжа веяло тревогой, Ева считывала её на внутренней карте.

— Чего не прячешься в убежище?

Так местные бомжи называли небольшую подземку у линии горячего водопровода.

Евсей пробубнил что-то неразборчивое про проклятое место, про то, что больше не вернётся туда, ибо там сгинули все его друзья.

— Там хоть тепло, а то так и помереть от холода и пневмонии какой-нибудь недолго, — возразила Ева сурово.

— Уж лучше по-людски сдохнуть, чем пропасть и поминай как звали.

Непутёвый суеверный мужик вернулся к мусорке.

Где-то в Бангладеше к мусорке юркнула крыса. Она опасливо косилась на людей, проворно перебирая мусор. Бомж хотел кинуть камнем в маленького конкурента, но в последний момент пожалел, обессиленно опустил руки и покачал головой. Крыса углубилась в мусор.

Тем временем у Евы мелькнула мысль скинуть бомжу еды. Но Ева тут же устыдилась этого порыва. Он же человек, почему к нему как к животному. И вообще, он взрослый самостоятельный мужик. Она же работает. Пусть и он найдёт работу!

За этой мыслью потянулись не успевшие погаснуть воспоминания о собственных походах к мусоркам. И как соблазнительно звякали рюмки и булькали горлышками пузатые бутылки на тайных стеллажах библиотеки. Пшик колы в голове.

А потом Ева и вовсе увидела за панцирем из огрубевшей кожи и замызганной одежды маленького несчастно мальчика, чьего-то сына.

«Мужчин жалеть нельзя», — напомнила себе Ева, но не удержалась и вынесла Евсею бутерброды.

Тот расплылся в счастливой улыбке. Поговорили за жизнь.

Он соловьиной трелью пел душераздирающую историю. А Ева чуяла в ней жалостливую оправдательную выдумку. Выдумку человека, с которым не могла не приключиться одна из сотни подобных историй. Историй про:

— умершего сына,

— суку-жену,

— неспособность пережить смерть матери,

— аварию,

— чёрных риелторов…

— Можно, я завтра тоже приду? — жалостливо спросил бездомный великан.

— Нет, — твёрдо ответила Ева.

Она оправдывала себя тем, что её согласие утянет беднягу ещё ниже на дно.

Она боялась, что согласие утянет обратно на дно её.

Он грустно покачал головой, поблагодарил и поплёлся, разрезая мощными плечами стену дождя.

Бангладешский бомж бросил вынырнувшей из мусора крысе корку плесневелого хлеба. Та осторожно подскочила к подачке. Принюхалась. Попробовала на зубок. Не в силах ждать, крыса убежала с добычей. Бомж ещё не решил, чем встретить гостью в другой раз: хлебом или камнем.

Томатный сок, приобретённый на взятые у Жеки в долг деньги, расплескался по полу. Кроваво-красные пятна резанули глаза. Ева вздрогнула. В пятнах она увидела караван людей, уходящих вдаль. Вон там, впереди, — крохотная томатная капля — маленький кровавый человек.

И самая последняя, отстающая красная клякса о том, как женщина в платке с котомкой за спиной.

«Надеюсь, это не я», — подумала Ева.

Маленькая канарейка суетилась в раскрытой пасти крокодила.

Женщина с глиняной чашкой снова смотрела в окно. На этот раз её внимание приковали облака. На этот раз перед ней на подоконнике лежала стопка листов с отпечатанными на печатной машинке литерами. Она переложила рукопись с подоконника на стол.

Кукушка подкинула яйцо в крохотное гнездо маленьких суетливых птичек.