Кольцо с тайной надписью

Валерия Вербинина, 2014

Сотрудница полиции Лиза Синеокова отлично помнила тот ложный вызов: Маша Олейникова умоляла взломать дверь в квартиру ее подруги Насти, не отвечавшей на телефонные звонки и стук в дверь. Каково же было удивление полицейских, когда они обнаружили живую и здоровую Настю – ей просто надоела навязчивая приятельница. И вот новый вызов по знакомому адресу! На этот раз самый настоящий – девушку обнаружили зарезанной… Прослушав автоответчик погибшей, Лиза и ее напарник Павел убедились, что та была весьма любвеобильной особой: помимо официального жениха параллельно встречалась сразу с несколькими любовниками! Один из них оказался реставратором, которому Настя недавно передала доставшуюся ей от прадеда картину…

Глава 7. Опасные связи

Человек так устроен, что ему куда легче принять версию о том, что его знакомого убил кто-то посторонний, скажем, забравшийся в квартиру вор, чем согласиться с тем, что убийцей был другой знакомый. Поэтому в реакции Илларионова на сообщение Ласточкина не было ничего необычного — для нас, разумеется.

Сначала Антон Игоревич заявил:

— Нет. Уверяю вас, вы заблуждаетесь!

Затем нам пришлось — уже второй раз за этот день — выслушать хвалебную тираду по поводу жертвы, которая была созданием прямо-таки немыслимой безупречности, чистейшей прелести чистейшим образцом и так далее. Поэтому просто немыслимо было даже допустить предположение о том, что кто-то из ее друзей вдруг вознамерился лишить ее жизни.

— Однако ее все-таки убили, — вернул капитан на землю заговорившегося жениха. — И раз ничего, абсолютно ничего из имеющихся у дамы ценностей не пропало, мы вправе все-таки предположить, что убийство было совершено по причинам личного порядка. Разве не так?

Антон Игоревич нахмурился.

— Может, ее зарезал какой-нибудь ненормальный? — в порыве вдохновения предположил он. — Ну, знаете, есть ведь такие люди, которые ходят по домам и продают всякую чепуху.

— Допустим, — подозрительно легко согласился Ласточкин. — Скажите, у покойной была привычка открывать дверь незнакомым людям?

— Э… Вообще-то нет.

— И потом, вы не обратили внимания на самое главное, — добил его Ласточкин. — Покойная была одета явно для встречи с каким-то человеком. Она сделала себе прическу и тщательно накрасилась.

— Возможно, вы и правы, — без особого энтузиазма согласился жених.

— Так что, — продолжал Ласточкин, щуря глаза, — мы возвращаемся к вечному в таких случаях вопросу, а именно: были ли у вашей невесты враги? Мог ли кто-то желать ей смерти?

— Я не понимаю, — забормотал жених, — почему вам обязательно надо рассматривать все в таком ракурсе… В конце концов, мы все-таки приличные люди, а не уголовники!

Ласточкин тяжело вздохнул. Оценка умственных способностей Антона Илларионова настолько явно читалась на его лице, что не требовала никаких комментариев.

— Ладно, — сказал капитан. — Начнем с самого начала. — Он раскрыл блокнот. — Фамилия, имя, отчество потерпевшей?

— Настя… Ой, простите, Караваева Анастасия Александровна.

— Возраст?

— Двадцать три года.

Лично я дала бы ей не меньше тридцати, но, как оказалось, ошиблась бы почти на десяток.

— Год рождения?

— Одна тысяча девятьсот девяносто.

— Место работы?

Илларионов замялся.

— Видите ли, Настя не работала. У нее имелись свои средства.

— Откуда? — безжалостно осведомился Ласточкин.

— Не подумайте ничего такого, — обиделся Илларионов. — Ее дедушка по материнской линии был академиком и оставил ей приличные деньги.

— Да?

— Да. А ее дедушка по другой линии, кстати, был самым настоящим графом, но всю жизнь скрывал это. У его семьи был в Петербурге целый особняк на Английской набережной. Разумеется, в революцию особняк отняли, а отца дедушки еще и расстреляли. Кое-что, впрочем, семье удалось спасти, и они перебрались сюда, в Москву.

Вот оно, значит, что. Так вот почему мебель в комнатах выглядела так естественно, не как у современных нуворишей, где она нередко кажется неуместной и только режет глаз. Все это были фамильные вещи, передаваемые из поколения в поколение. Вещи, которые срослись с этой семьей и стали ее частью.

Ласточкин записал данные Илларионова.

— Вы прилетели из Италии этим утром?

— Да.

— Билет у вас остался?

— Да-да, конечно!

— И загранпаспорт тоже покажите.

Капитан изучил билет и загранпаспорт жениха. В романе, разумеется, в конце концов выяснилось бы, что человек, первым обнаруживший тело, солгал относительно времени своего появления в Москве, однако и билет, и штамп в паспорте неопровержимо свидетельствовали, что Илларионов не лжет. Алиби у него было железобетонное.

— Теперь я вне подозрений, надеюсь? — иронически осведомился жених, получив обратно свои бумаги.

— Извините, таков порядок, — отозвался Ласточкин. — Теперь давайте искать органайзер жертвы, или ежедневник, или файл в компьютере — словом, нечто, куда она записывала свой распорядок дня. С кем она собиралась встречаться, и так далее.

— У нее был ежедневник, — заметил Антон.

— Прекрасно, так давайте искать ежедневник. Вы не знаете, где он может находиться?

— Кажется, знаю, — сказал Илларионов.

Он поднялся с места и открыл один из ящиков комода. Внутри оказались дамские прокладки. Илларионов, покраснев, выдвинул другой ящик. Там лежали презервативы на все вкусы. В конце концов ежедневник обнаружился среди кружевных трусиков в самом верхнем ящике. Я тем временем отправилась разыскивать телефоны, которыми пользовалась жертва. Сотовых нашлось аж целых два, а к ним в придачу — аппарат стационарного телефона, стилизованный под двадцатые годы, но при этом с новейшим автоответчиком.

— Нашла, — объявила я, вернувшись к напарнику. — Два мобильника, а на автоответчике точно есть какие-то записи.

— Два мобильника? — удивился Илларионов. — Насколько я помню, у Насти был только один.

— Может, купила новую модель? — спросила я. — Многие сейчас так делают.

Ласточкин включил автоответчик, а сам стал, хмурясь, листать ежедневник.

«Здравствуйте! Мне очень жаль, но вам не повезло. Похоже, что меня нет дома. Говорите после звукового сигнала или перезвоните мне попозже, я всегда буду рада побеседовать с вами. Всегда ваша Настя».

Би-ип!

«Настенька, — говорит взволнованный голос с придыханием, явно принадлежащий мужчине, — мне обязательно надо встретиться с вами! Я недавно перевел Рембо, это что-то фантастическое! Вы обязательно должны выслушать это! Приходите, я вас жду!»

Ласточкин нажал на паузу.

— Кто это?

— Владимир Берестов. — Жених скривился. — Поэт, — прибавил он с легким оттенком презрения в голосе. — Иногда пробует переводить, но ничего у него не выходит. Кстати, его стихи тоже порядочная дрянь.

— А-а, — протянул капитан. — А вы их читали?

— Нет, зачем мне это? — искренне удивился Илларионов.

Ласточкин подмигнул мне.

— Поехали дальше, — сказал он, нажимая на клавишу.

«Настюша, — залепетал сюсюкающий мужской голос, — я звоню вам, просто чтобы сказать, какая вы поразительная! Я никогда не забуду эту ночь! Если вам что-нибудь надо, только дайте мне знать. Я все, все для вас сделаю!»

— Так, — сказал Ласточкин со скучающим видом. — А это кто?

— Наверное, Артем Новоселов, друг детства, — нерешительно промолвил жених. — По голосу вроде он. Только обычно он выражается куда более спокойно.

— А что это за ночь он имеет в виду? — спросил Ласточкин как бы между прочим.

— Наверное, они вместе ходили на дискотеку, — предположил Илларионов. Но в тоне его совершенно не было убежденности в этом.

— Дальше, — сказал Ласточкин.

На этот раз говорила женщина. Голос показался мне знакомым.

«Настя, это я! Как я рада, что ты больше на меня не сердишься! Я пригласила Сережу на вечеринку, ты не против? Я уверена, вы с ним подружитесь! Он такой милый! Настя, я тут в одном бутике видела платье с орхидеями, как раз такое, как ты искала! Точь-в-точь как в журнале!»

Конец ознакомительного фрагмента.