Бриллиант Фортуны

Валерия Вербинина, 2011

Секретный агент российского императора Алексей Каверин получил малоприятное задание: убить на дуэли назойливого поклонника великой княжны Александры Михайловны. Девушка уехала в Ниццу на лечение и позволила себе завести неподобающее знакомство. Каково же было удивление Алексея, когда во фрейлине княжны он узнал Полину Серову, коллегу по особой службе и вечную соперницу! Но это была не единственная неприятность: дуэль закончилась совсем не так, как планировал Алексей. Однако когда они с Полиной все же нашли способ избавиться от сомнительного ухажера княжны, их планы нарушил старый знакомый – знаменитый французский сыщик Видок. Он ищет драгоценности французской короны, пропавшие во время революции, и теперь Алексей с Полиной вынуждены помогать ему, ведь компрометирующие княжну письма находятся у Видока!

Глава шестая,

в которой тетушка открывает глаза племяннику на истинное положение вещей

Вечером того же дня Алексей Каверин лежал в своей комнате, закинув руки за голову, и размышлял. Размышлял он о многих вещах — о том, есть ли что-то между великой княжной и Эльстоном, о Полине и ее новой роли фрейлины, о неожиданном появлении Видока и о том, что тот предпримет теперь, получив отказ помочь ему. Кто-то еле слышно поскребся в дверь.

— Entrez!^[7] — крикнул Алексей.

Он думал, что это будет миловидная русоволосая Жанна, та самая, кого Видоку будто бы до зарезу нужно было разговорить, но вместо горничной вошла рассыпчатая фрейлина, приставленная надзирать за там, чтобы Александра Михайловна вела себя благонравно и не выходила за рамки приличий.

— Вы лежите? Ничего, ничего, не вставайте…

Алексей сумрачно поглядел на нее. Варвара Федотовна улыбалась какой-то хитренькой, неприятной, заискивающей улыбкой, отчего ее лицо казалось еще более отталкивающим, чем обычно. «Что там Видок говорил про крокодила?» — смутно подумалось Каверину. Тем не менее он сел на диване и быстро пригладил растрепавшиеся волосы.

— Простите, Варвара Федотовна, я устал, и потом эта дорога…

— Я все понимаю. — Она села на стул возле него и легонько дотронулась своей клешней до его руки. — Не стоит извиняться.

— Этот… — внезапно спросил Алексей, — ботаник уже ушел?

— Мсье Сорель? Да. Занятный человек, не правда ли? Жаль только, что он ни в чем не разбирается, кроме своих цветов.

«Ну в этом, положим, вы совершенно заблуждаетесь», — подумал молодой человек.

— Я думала, вам будет интересно узнать, — после небольшой паузы сообщила Голикова, — что мсье Эльстон и ее высочество уехали кататься на лошадях.

— Одни? — быстро спросил Алексей.

— Нет. С ними эта… вторая фрейлина и Жермен, один из наших слуг. — Судя по тону Голиковой, она скорее удавилась бы, чем назвала Полину по имени.

— Понятно. — Каверин потер лоб, думая, какой бы еще вопрос задать. — Простите меня за откровенность, Варвара Федотовна, но… Ее высочество часто бывает одна?

— Никогда, — убежденно ответила фрейлина. — Я, вторая фрейлина или кто-то из слуг всегда находится поблизости.

«То ж самое мне говорила и Полина. Но тогда… Тогда и поводов для беспокойства нет», — подумал Алексей.

— Однако ее высочество подозрительно часто выезжает с этим Эльстоном, — продолжала Варвара Федотовна. — Могут пойти толки…

— Разумеется, — поспешно сказал Каверин. — Ну а сам Эльстон? Что вы можете о нем сообщить? Из какой он семьи, кто его родные?

Голикова недовольно повела плечами.

— В том-то и дело, сударь, что здесь решительно ничего не понятно. По его собственным словам, мсье Эльстон происходит из Австрии. Но, — многозначительным шепотом прибавила фрейлина, — когда я заговорила с ним по-немецки, он не понял ни слова, а потом заявил, что у меня ужасное произношение.

— Австрийская империя весьма обширна, — заметил Алексей. — Может быть, он чех, или венгр, или ломбардец?

И Чехия, и Венгрия, и Северная Италия с городом Миланом в ту пору принадлежали Австрии.

— Итальянец с фамилией Эльстон? — фыркнула Голикова. — Не смешите меня, сударь!

Алексей еще немного подумал.

— В городе о нем говорят что-нибудь?

— Ничего такого, что было бы нам интересно. Он явно обеспечен, живет на отдельной вилле по соседству с «Ла Вервен», но держит одного слугу, который ухлестывает за Жанной и то и дело носит ей записочки.

— Жанна — горничная ее высочества?

— Именно так, Алексей Константинович.

Положительно, едва ли не все в этом доме вертелось вокруг горничной.

— Хотел бы я взглянуть на эти записочки, — пробормотал Алексей с улыбкой.

Он произнес эти слова без всякой задней мысли, но Варвара Федотовна повела себя очень странно. Она сказала «гм», поднялась с места, выглянула за дверь, после чего тщательно закрыла ее и обернулась к Каверину, который не без удивления наблюдал за всеми этими приготовлениями.

— Теперь я вижу, что в Петербурге не ошиблись, послав вас сюда, — сказала омерзительная старуха, распялив рот в самой сладкой улыбке. — Держите.

И она извлекла из складок своей юбки небольшой сверток, который протянула Алексею.

— Что это? — спросил молодой человек в удивлении.

— Письма Эльстона княжне, — с готовностью отвечала фрейлина. — Которые она посылает через горничную, изображающую любовь к слуге Эльстона. Вы ведь сразу об этом догадались, да?

И она торжествующе поглядела на него.

— Но Полина… я хочу сказать, вторая фрейлина… — Алексей не мог опомниться от изумления. — Она уверяла меня, что между княжной и Эльстоном ничего нет!

— Вторая фрейлина знает ее высочество всего несколько месяцев, — заявила Голикова. — А я — с самого детства. Это всегда был скрытный, упрямый, своевольный ребенок. Вторая фрейлина уверена, что у ее высочества от нее нет тайн, только потому, что она понятия не имеет об истинном характере Александры Михайловны.

Алексей молча переводил взгляд с Голиковой на сверток и обратно.

— Могу ли я поинтересоваться, где вы достали эти письма? — даже не пытаясь скрыть резкость, спросил он.

— В бюро ее высочества, — с готовностью ответила старуха. — Она хранит их в особом ящичке, о котором вторая фрейлина понятия не имеет.

Алексей хотел было сказать, что это подло — читать письма постороннего человека, отправленные другому постороннему человеку, — но вспомнил, кто он сам, с кем разговаривает, для чего его прислали в этот мирный французский городок, и промолчал.

Нет, ему явно не к лицу было читать проповеди.

— А ее высочество… Я хочу сказать, разве она не заметит…

— Нет, — коротко ответила Голикова. — Ее высочество вернется с прогулки не ранее семи. До семи вы успеете их просмотреть?

Алексей ответил сквозь зубы: «Несомненно» — и протянул руку за письмами. Маленький сверток, пахнущий фиалковыми лепестками (наверное, они хранились в том же ящике), лег в его руку.

— Я бы хотел сам просмотреть их, — проговорил Алексей, не глядя на фрейлину. — Это дело… оно очень щекотливое и совершенно особенное.

Он и сам не заметил, как перешел на язык незабвенного графа Чернышёва.

— Я вас оставляю, — учтиво промолвила Голикова, приседая. — Так до семи, cher neveu^[8].

Она сделала еще один реверанс и скрылась за дверью.

Алексею хотелось выругаться, и он выругался. Но письма были у него, и другого выхода, кроме как ознакомиться с ними, у него не имелось.

Посмотрев на изящные бронзовые часы с херувимами, стоявшие на камине, офицер убедился, что у него в запасе час и десять минут. Преодолев себя, Алексей сел за стол, взял верхнее письмо и вытянул из конверта маленький белый листок.

Почерк Эльстона — грубый и при этом с множеством вычурных завитушек — ему не понравился, но стиль не понравился еще сильнее. Пышные, жеманные фразы следовали одна за другой, придаточные предложения наступали друг другу на пятки, и уловить истинный смысл написанного было весьма и весьма нелегко.

«Ваша ангельская доброта»… «Ваше отзывчивое сердце»…

Наконец Алексей понял, что речь шла о собаке Эльстона, которая невзначай забралась в соседний сад, принадлежавший княжне, и наделала там переполоху. С этого и началось знакомство Александры Михайловны и мнимого австрийца.

Каверин развернул следующее письмо. Стало быть, снова они встретились у мадам де Сен-Люк на вечере, где представляли живые картины.

«Вы столь же добры, сколь и прекрасны…»

Глупец, в бессильной злобе подумал Алексей, какой глупец! Вот из-за этих вежливых и, в сущности, ничего не значащих фраз мне и придется убить тебя, как куропатку!

Третье письмо. «Я рад, что мой подарок пришелся вам по душе…» Подарком была шкатулка из слоновой кости.

Четвертое письмо. «Ваши глаза сияют, как звезды, во мраке моего существования…» Пятое: «Вы — принцесса моих грез. Я знаю, что надеяться мне не на что, но все же надеюсь…» Шестое: «Я понимаю, что нам суждено быть только друзьями». Седьмое: «Из всех дам, присутствовавших в театре, вы были самой прекрасной, вы затмили их, как солнце затмевает бледные светила…"

Н-да-с. Ну, раз уж дело дошло до солнца, придется мне, милый мой, и вправду тебя убить, тут уж ничего не попишешь.

Алексей просмотрел оставшиеся письма. В сущности, все они были повторениями предыдущих. Каверину они показались претенциозными и неискренними, но он знал, что на молодую, легко возбудимую натуру они оказали бы совсем иное действие. Ведь княжна бережно хранила их в потайном ящичке своего бюро, о котором таки пронюхала пронырливая Варвара Федотовна, и писала на них ответы.

Без десяти семь фрейлина заглянула к своему «племяннику», и тот молча вручил ей письма, сложенные в том же порядке, в котором он их получил.

— Вы прочли? — не удержалась старая доносчица. Ее глаза горели любопытством.

— От первого до последнего слова, — холодно ответил Каверин, не желая вдаваться в подробности.

— И каково же ваше мнение обо всем этом?

Алексей усмехнулся, и, заметив эту усмешку, Варвара Федотовна невольно насторожилась. Точно так же усмехался ее отчим, который бил ее мать смертным боем во все время их недолгой женитьбы.

— Я полагаю, вы поступили совершенно правильно, сударыня, отписав обо всем куда следует. Теперь этим делом займусь я, а господин Эльстон очень скоро пожалеет, что затеял все это.

— Я на вас рассчитываю, сударь, — серьезно сказала Голикова.

— Я счастлив это слышать, Варвара Федотовна. Всегда к вашим услугам, дорогая… тетя.

Фрейлина вышла. Алексей вздохнул, потянулся, лег на кровать и поудобнее устроился.

«Так, с этим делом все ясно: Полина оказалась неправа. Интересно все-таки, что тут делает Видок? Правду он сказал нам о своем расследовании или нет? Неужели он всерьез думает, что можно найти хоть что-то, да еще спустя почти полвека?»

Когда Жанна через полчаса заглянула к Алексею, чтобы узнать, не нужно ли ему чего-нибудь, он уже крепко спал.

Во сне ему привиделся Видок, который бегал по Парижу с огромным пистолетом в руках. За ним в свою очередь гонялись преступники, но он ловко хватал их за шиворот и засовывал в шкатулку из слоновой кости, которую извлекал из кармана. Потом он выстрелил в Каверина, достал шкатулку и открыл ее. Внутри лежала груда бриллиантов. Видок разразился демоническим хохотом, проглотил их и удрал в подземный ход. Фалды его фрака летели за ним по ветру, как два воздушных змея.

* * *

Великая княжна Александра Михайловна села за фортепьяно и откинула крышку. Мгновение — и из-под ее пальцев потекла восхитительная соната, рекой божественных звуков растекаясь по комнате, всей вилле и прилегающему саду.

Фрейлина Голикова тихо застонала. Все утро у нее болела голова, а от музыки боль стала еще сильнее. Наверняка противная девчонка села играть нарочно, чтобы досадить ей, Голиковой. Так оно, в сущности, и было. Посреди труднейших пассажей княжна нет-нет да и поглядывала на фрейлину: что, проняло тебя, старая чертовка?

У княжны были свои основания злиться на Варвару Федотовну. Вернувшись с прогулки, княжна заглянула в бюро и заметила, что письма Эльстона лежат в ящике не так, как обычно. Она сразу же догадалась, кто рылся в ее вещах, и теперь наслаждалась маленькой домашней местью. Аллегро, аллегро! Ах, у Варвары от огорчения даже нос стал красным! Ну-ка, еще громче, еще выразительнее!

— Ах, ваше высочество! — простонала Варвара Федотовна, изнемогая. — Как вы дивно… восхитительно играете!

Княжна в ответ только лукаво улыбнулась. Несчастная фрейлина тихо сползла с банкетки и поспешила к дверям. У нее возникло впечатление, что голова вот-вот разлетится на миллион кусков.

Княжна закончила сонату и начала играть ноктюрн Шопена.

— Жанна! — неожиданно позвала она.

Горничная, протиравшая пыль в соседней комнате и через полуоткрытую дверь слушавшая игру молодой хозяйки, немедленно явилась на зов.

— Да, ваше высочество?

— Мадемуазель Полина еще не вернулась? Она обещала привезти от мадам Лантелин шелк для вышивания.

— Нет, ваше высочество, ее еще нет.

— А как там наш гость? — осведомилась княжна безразличным тоном.

— Молодой офицер? — уточнила Жанна. Она подумала и сказала: — По-моему, он всем доволен.

— Жанна, я не об этом, — сказала Александра. — Какое впечатление он на тебя произвел?

— Он гораздо приятнее своей тетки, — решительно сказала Жанна, настрадавшаяся в свое время от придирок Варвары Федотовны. — Но у него грустные глаза.

— Правда? — заинтересовалась княжна. — А я и не заметила. Что он сегодня делал, ты не знаешь?

— Утром гулял немного, потом был на конюшне, смотрел лошадей. Ему понравился Сомерсет, тот, который в яблоках.

— Сомерсет совсем дикий, — недовольно заметила княжна. — И вообще плохо объезжен.

— Не знаю, — беспечно сказала Жанна, — но с офицером был как шелковый. Даже конюх удивился.

Ноктюрн меж тем уже успел сбиться на какой-то невнятный прелюд. Княжна заметила это и рассердилась на себя.

— Можешь идти, — сказала она горничной.

— Да, ваше высочество, — ответила Жанна, приседая.

«Мало ей мсье Эльстона, — подумала она, выходя из комнаты, — так теперь еще офицера подавай! Какая вы кокетка, ваше высочество!»

В своей комнате Алексей достал шпагу и повертел рукой так и эдак, прилаживаясь к эфесу. Издалека до него доносилась мелодия — кто-то играл на фортепьяно. Каверин опустил руку и заслушался. Он догадался, кто сидит за инструментом. Закончив ноктюрн, княжна неожиданно принялась за бравурную мелодию польки.

«Жаль ее, жаль, — думал охваченный смятением Алексей. — Первая влюбленность, юг, ощущение свободы вдали от родителей, от постылого двора… Даже босиком можно ходить, когда старая фрейлина не видит. (Он улыбнулся, вспомнив, в каком виде встретил вчера княжну.) А я должен убить его. Это разобьет ей сердце, бедняжке… Но — приказ есть приказ, тут уж ничего не поделаешь».

Он вложил шпагу в ножны и убрал ее с глаз долой. Теперь он почти жалел, что больше не находится на Родосе, где его на каждом шагу могли подстеречь и зарезать. Там игра велась хотя бы честно. Он был с опасной миссией в опасной стране, он выполнял свой долг, и если бы выполнил его плохо, ему пришлось бы пенять на себя. А здесь ему не приходилось, в сущности, ничем рисковать. Все предельно просто. Приехать, разобраться на месте и при малейшем подозрении — уничтожить. Сегодня вечером они встречаются за картами, и сегодняшний вечер решит судьбу Эльстона, — хотя сам Эльстон еще не подозревает об этом. Да, сегодня вечером…

Примечания

7

Войдите! (франц.)

8

Дорогой племянник (франц.).