Бриллиант Фортуны

Валерия Вербинина, 2011

Секретный агент российского императора Алексей Каверин получил малоприятное задание: убить на дуэли назойливого поклонника великой княжны Александры Михайловны. Девушка уехала в Ниццу на лечение и позволила себе завести неподобающее знакомство. Каково же было удивление Алексея, когда во фрейлине княжны он узнал Полину Серову, коллегу по особой службе и вечную соперницу! Но это была не единственная неприятность: дуэль закончилась совсем не так, как планировал Алексей. Однако когда они с Полиной все же нашли способ избавиться от сомнительного ухажера княжны, их планы нарушил старый знакомый – знаменитый французский сыщик Видок. Он ищет драгоценности французской короны, пропавшие во время революции, и теперь Алексей с Полиной вынуждены помогать ему, ведь компрометирующие княжну письма находятся у Видока!

Глава пятая,

в которой Полина швыряется вазами и выводит кое-кого на чистую воду

Стол поставили прямо на террасе, с которой открывался великолепный вид на море. Всего за трапезой оказалось семь человек: великая княжна Александра Михайловна, знаменитый ботаник мсье Сорель, Варвара Голикова, ее «племянник» Каверин, Полина, доктор Лабрюни, наблюдавший за здоровьем княжны, и, наконец, мсье Родольф Эльстон, чрезвычайно привлекательный молодой человек с обворожительными манерами и приятным смехом.

Алексею представили тех, кого он еще не знал, — маленького вертлявого доктора, Эльстона и ботаника, который оказался совершенно седым горбатым человечком в очках. Знаменитый ученый поселился неподалеку от виллы «Ла Вервен», собираясь изучить местные разновидности камелий, и счел своим долгом отдать визит вежливости соседям.

— Счастлив познакомиться с вами, мсье Сорель, — сказал Алексей, кланяясь. Он не питал иллюзий относительно человеческого рода, но ученые все же представлялись ему людьми совершенно особенного склада.

— О, я-то счастлив вдвойне, — ответил Сорель добродушно.

За столом говорили в основном Эльстон, Полина, доктор и княжна. Варвара Федотовна и ученый лишь изредка вставляли реплики, а Алексей и вовсе молчал. Он наблюдал, сопоставлял и делал выводы. От него не укрывалось внимание, с каким Александра Михайловна слушала самые незначительные реплики Эльстона, и то, как оживленность на ее лице неизменно сменялась чопорностью, стоило кому-нибудь другому — даже Полине — вмешаться в разговор. Самого Алексея княжна избегала даже касаться взглядом.

«Ну конечно же, — думал он, — я невольно оскорбил ее, задел ее гордость, и теперь она меня видеть не желает. Если бы она знала, зачем меня прислали сюда, возненавидела бы меня еще больше».

Что касается Эльстона, то Каверин быстро составил о нем определенное мнение. Этот элегантный черноволосый господин с маленькими щегольскими усиками — приторный учтивый фат, настоящий продукт парижских салонов, человек безусловно светский и, скорее всего, не мыслящий себя вне большого света. Он явно видел, что княжна им увлечена, и это, по-видимому, ему льстило. О последствиях он вряд ли задумывался.

Беседа меж тем текла своим чередом, и в ней причудливо перемешались местные новости, погода, великолепные розы в саду, которыми Сорель искренне восхищался, анекдоты остряка доктора и последние литературные новинки. То и дело в разговоре всплывали имена Ламартина, Готье, Жорж Санд и Альфреда де Виньи.

— А вы, мсье, какие стихи предпочитаете? — вдруг обратилась княжна к Алексею.

Вопрос прозвучал неожиданно, но тем не менее Каверин ответил:

— Господина Пушкина.

Эльстон слегка приподнял брови, услышав незнакомое имя.

— Неужели «Сказку о рыбаке и рыбке»? — притворно ужаснулась княжна.

— Нет, — ответил Алексей, сделав вид, что не заметил колкости, — о царевне Лебеди.

Ему показалось, что княжна немного смутилась, но тут весьма кстати вмешалась Полина.

— Вы к нам надолго? — спросил Эльстон у Каверина, когда принесли десерт.

Особого агента так и подмывало ответить: «Ненадолго, только прикончу тебя и вернусь», но он, разумеется, благоразумно удержался.

— Еще не знаю. Я, собственно, прибыл, чтобы поправить здоровье.

— Застарелое ранение? — осведомился Эльстон с видом знатока.

— В некотором роде.

— Мой племянник воевал на Кавказе, — вмешалась Варвара Федотовна, хотя ее никто об этом не просил.

— Я слышал, там русским войскам приходится несладко, — заметил Эльстон.

— А у вас есть награды? — спросила княжна.

Алексей улыбнулся. Разговор начал его забавлять.

— Нет, ваше высочество.

— Племянник, ты слишком скромен, — заметила Варвара Федотовна. — Я точно помню, что государь отметил твои подвиги в особом приказе.

— Не думаю, что княжне это так интересно, — ответил Алексей.

— Я, собственно, тоже прибыл сюда для поправки здоровья, — сказал Эльстон. — Ницца — прелестный городок, хотя летом он слишком… сонный.

Произнося эти слова, он улыбнулся княжне, и она ответила ему улыбкой, красноречиво говорящей: да, сонный-то сонный, но нам с вами это совершенно безразлично.

«Нет, Полина неправа, между ними определенно что-то есть, — угрюмо думал Алексей. — Чувствую я, придется мне все-таки выполнить неприятное поручение… и отправить мсье Эльстона на небеса. Ох, до чего же все скверно, в самом деле».

— Развлечений у нас немного, — меж тем продолжал Эльстон. — Изредка — балы, вечера, у полковника Вадье играют в карты. Вы играете в карты?

— Иногда.

— Если хотите, я познакомлю вас с полковником. Завтра вечером вас устроит?

— Сочту за честь, — ответил Алексей.

— Только не ставьте помногу, сударь, — вмешалась Полина. — Полковник — весьма опытный игрок.

Алексей молча поклонился, показывая, что принял предостережение к сведению.

— В вашем саду великолепные розы, — снова, в который раз, заметил Сорель. — Лично я придерживаюсь мнения, что лучшего цветка на свете нет.

— Что касается меня, то лично я вижу кое-что куда лучше роз, — объявил Эльстон, улыбаясь.

— Вы разумеете вид на море, сударь? — с обманчиво простодушным видом осведомилась Полина.

Княжна порозовела и опустила глаза.

— Не только, — отозвался Эльстон.

— От шума моря у меня болит голова, — пожаловалась Варвара Федотовна. — И вообще я предпочитаю спокойную воду, озеро например.

Доктор тотчас рассказал подходящий к случаю анекдот, над которым все ужасно смеялись, пока он звучал, и из которого впоследствии не могли вспомнить почти ничего, как ни старались. Кажется, присутствовал некий больной, озеро и то ли русалка, которая кому-то померещилась, то ли просто рыба… Но было смешно, и было хорошо, и всем сделалось жаль, когда настало время подниматься из-за стола.

В коридоре Алексею повстречалась Жанна. Она улыбнулась Каверину, но он, занятый своими мыслями, даже не заметил ее. Душу жгла невольная обида.

«Читаете Пушкина? «Сказку о рыбаке и рыбке»?»

«Конечно, ей можно безнаказанно измываться над людьми. Как будто у меня в жизни только и дел, что читать приятные книжечки».

Он сознавал, что это смешно — дуться на шпильку юной девушки, но ничего не мог с собой поделать. Поэтому он не спустился в сад, где собрались хозяйка и гости, а остался в гостиной, разглядывая картины на стенах, и даже не обернулся, когда за дверью раздались легкие шаги. В комнату заглянула Полина.

Алексей насторожился — ему показалось, что она хочет что-то сказать, но не решается.

— В этом доме, — промолвила она рассеянно, рассматривая пестрые розы в большой аляповатой вазе, — решительно творятся странные дела.

— Вы об Эльстоне? — быстро спросил молодой человек.

— А? Нет, я вовсе не о нем.

В следующее мгновение она схватила вазу и что было сил запустила ею в почтенного мсье Сореля, который только что показался на пороге гостиной.

Признаться, Алексей ожидал от своей знакомой — довольно-таки непредсказуемой особы, по правде говоря, — чего угодно, но только не этого. Молодой человек опешил, остолбенел, оторопел и попросту растерялся. Однако почтенного ученого дикая выходка Полины, казалось, отнюдь не застигла врасплох. Так или иначе, он проявил изумительную быстроту реакции: отскочил, распрямился, на мгновение словно став выше ростом, и на лету перехватил пущенную вазу. Вода с громким хлюпаньем перелилась через край и выплеснулась на ковер.

— Полина Степановна! — возмутился Алексей. Однако она не обратила на его негодование ни малейшего внимания.

— Мсье Видок, — притворно сладким голосом осведомилась Полина, уперев в бок кулачок и сверкая в сторону седовласого горбуна незабудковыми очами, — могу ли я спросить, что вы делаете в этом доме?

Алексей вытаращил глаза. Молчание, наступившее в комнате, можно было с полным основанием сравнить с затишьем, которое наступает перед бурей.

— Видок? — пролепетал Каверин. — Как? Что? Где?

— Вдвойне счастлив познакомиться с вами! — объявил знаменитый ботаник Сорель обычным хрипловатым голосом Видока, ухмыляясь во весь рот. После чего отвесил ошарашенным агентам преувеличенно низкий поклон и осторожно поставил вазу на стол.

— Я был совершенно уверен, — сокрушенно продолжал он, поворачиваясь к Полине, — что вы меня не раскусите. На этот чертов грим я убил уйму времени, продумал все до мелочей! Даже он, — Видок подбородком указал на ошеломленного Алексея, — не признал меня, когда столкнулся со мною нос к носу! Нет, вы можете мне объяснить, мадемуазель, что меня выдало?

— Я уже говорила вам, сударь, что не запоминаю лица, — заявила торжествующая Полина. — Я смотрю только на глаза, а еще — на руки. Вот они способны рассказать о человеке все, что угодно.

— Мсье Видок, — Алексей повысил голос, — что вы здесь делаете?

Ботаник Сорель, он же Эжен-Франсуа Видок, бывший каторжник, бывший грабитель, бывший начальник французской полиции, а также человек, ставший прототипом множества любопытных персонажей французской литературы — от Вотрена в книгах Оноре де Бальзака до Вальжана и Жавера в «Отверженных» Виктора Гюго — только укоризненно нахмурился.

— Потише, прошу вас, потише, — произнес он скучным голосом. — Мое имя, как и имя господа, не стоит лишний раз произносить всуе.

— Знаете, сударь, — не удержалась Полина, — что мне всегда в вас нравилось, так это ваша поразительная скромность.

— Таков уж я, — просто ответил Видок. — Но что же вы стоите? Садитесь, прошу вас.

Рассудив, что стоять и в самом деле нет смысла, агенты сели. Впрочем, Видок опустился в кресло еще прежде них.

— Прекрасная погода, — заметил он тоном светского завсегдатая. — Именно то, что надо, для некоторых видов роз, особенно…

— Мсье Видок, — прервал его Алексей, — я никогда не поверю, что вы находитесь здесь только потому, что вам взбрело в голову полюбоваться на местные розы.

— А вы? — в тон ему ответил Видок. — Что вы тут делаете?

Вопрос застал Каверина врасплох.

— Это вас не касается, — ответила за него Полина.

— А почему вы думаете, что вас касается то, чем занят я? — осведомился Видок спокойно.

Агенты обменялись быстрым взглядом.

— Я приехал навестить свою тетушку, — выдавил из себя Алексей, надеясь, что его щеки не покраснеют, когда он произнесет эту ложь.

Видок заинтересованно прищурился.

— Позвольте, это кого же? Мадам Барбара Голикофф? И вы всерьез хотите меня уверить, что она ваша тетка?

— А почему бы и нет?

— Ну, тогда, наверное, ваш дядюшка — крокодил из королевского зоопарка. Эта версия ничуть не хуже, чем мадам Барбара в качестве тетушки, и если уж выбирать между ней и крокодилом, то последний куда приятней на вид.

И, сразив противников наповал этим убийственным доводом, Видок широко ухмыльнулся.

— Знаете, мсье Видок… — сердито начала Полина.

— Мсье Сорель, пожалуйста.

— Хорошо, мсье Сорель. Я вполне могу допустить, что вам не нравится госпожа Голикова, но у вас нет никаких оснований…

— Гм, — сказал Видок, пристально изучая лепнину в углах потолка. — Помнится, когда мы встречались с вами в прошлый раз, ваш друг как-то обмолвился, что он круглый сирота и у него отродясь не было ни дядюшек, ни тетушек. Что, положение с тех пор переменилось?

— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос, — быстро ответил Алексей.

— Значит, все-таки не переменилось, — сделал вывод Видок. — Кстати, насчет меня вы тоже оказались правы. Любовь к цветам — это так, предлог, чтобы беспрепятственно приходить на виллу.

— Мы и не сомневались, — заметила Полина, пытливо глядя на бывшего каторжника.

— Строго между нами, — доверительно промолвил Видок, понизив голос. — Я ненавижу цветы и все, что лезет из земли. Когда я представляю, как буду лежать в могиле, а из меня будет расти всякая дрянь, мне становится не по себе.

— По-моему, у вас просто слишком живое воображение, мсье… Сорель.

— Да? А все мои знакомые писатели в один голос твердили мне, что воображения у меня как раз и не хватает. Спасибо, мадемуазель, что вы думаете иначе, чем они. — Видок слегка переместился в кресле. — Надеюсь, вы по старой дружбе не выдадите меня, потому что, признаюсь, это здорово усложнило бы мне жизнь.

— Если это дело связано с великой княжной… — начала Полина.

— С princesse Alexandra^[6]? Ничуть. Нет, меня куда больше интересует ее горничная.

— Жанна? — удивился Алексей.

— Именно. Жанна Лагранж. Мне надо порасспросить ее кое о чем, но никак не представится удобного случая.

— И о чем же именно вы хотите ее расспросить?

Видок улыбнулся.

— Уж, конечно, не о том, какие фасоны платьев предпочитает ее хозяйка. Нет, меня интересует дед Жанны. Его звали Симон Брюле.

— Зачем же он вам понадобился? — спросила Полина, буравя его недоверчивым взглядом.

— Помните, я рассказывал вам, для чего меня нанял король Луи-Филипп?

— Помню. Он хотел, чтобы вы нашли сокровища Бурбонов, которые пропали во время революции много лет назад.

— Да. Кража произошла 17 августа 1792 года. Большинство драгоценных камней с тех пор переменили названия и хозяев. «Большой синий алмаз» купил банкир Хоуп, «Санси» неведомо как оказался у вашего соотечественника Демидова. Однако некоторые камни не разысканы до сих пор, и король пожелал, чтобы я попытался вернуть в сокровищницу хотя бы их. Ведь это были совершенно уникальные, неповторимые драгоценности, равных которым нет в мире.

— Понятно. А каким образом дед Жанны оказался связан с этой кражей? — поинтересовался Алексей.

— Самым непосредственным, — ухмыльнулся Видок. — Он был одним из грабителей.

— Ах вот оно что, — протянул молодой человек. — Но, если там были такие уникальные драгоценности, как получилось, что его внучка служит простой горничной? Ведь если дед сорвал такой куш…

— Сорвать — это одно, — ответил Видок, — а удержать — совсем другое, не забывайте об этом.

— Полагаю, вы правы, — заметила Полина. — А почему вы не попробуете расспросить самого Симона Брюле? Почему вам понадобилась именно его внучка?

Видок искоса поглядел на нее.

— Боюсь, мне не удастся, — промолвил он. — По той простой причине, что Симона Брюле убили в 1822 году. После той знаменательной кражи он залег на дно и даже сменил фамилию на Лагранж, но тем не менее кто-то сумел его найти. Может быть, это связано с драгоценностями, а может, и нет. Чтобы узнать это наверняка, мне необходимо разговорить Жанну, а Жанна, должен вам сказать, отчего-то на дух меня не выносит. Я попробовал подступиться к ней и так, и этак, даже напросился сегодня в гости к хозяйке, но горничная все равно знать меня не желает. В сущности, это вполне понятно. Кто я для нее, в конце концов? Скучный старик, который только и знает, что твердить о цветах. Вот если бы вы согласились помочь мне…

Алексей уже догадался, что речь Видока рано или поздно закончится именно этим предложением, поэтому ему даже не надо было времени, чтобы раздумывать. Он решительно покачал головой.

— Нет, мсье, — сказал он. — Боюсь, это совершенно невозможно.

— Неужели? — сердито спросил Видок. — Но в этом нет ничего особенного. Если бы вы согласились…

— Нет, мсье Видок, я не пойду на это. Прошу меня извинить, но то, чем вы занимаетесь, это ваше дело, и оно меня не касается. Я не стану помогать вам.

Видок пристально поглядел на него и, поняв, что настаивать бесполезно, повернулся к молодой женщине.

— Мадемуазель Полина! — жалобно простонал старый плут, вмиг преображаясь в пресмыкающееся, умоляющее, хнычущее существо, способное растопить любое сердце. — Раз уж вы живете в этом доме… может быть, хоть вы согласитесь помочь бедному, несчастному, старому человеку… тем более что вы только что швырнули в меня вазой, а это нехорошо, ей-богу, жестоко с вашей стороны!

— Мсье Видок, вы были с нами откровенны, и я буду откровенна с вами, — сказала Полина, поднимаясь с места. — Послушайтесь доброго совета, забудьте о Жанне Лагранж и об этом доме.

Видок нахмурился, на его лбу прорезались широкие продольные морщины.

— Вы мне не верите? — спросил бывший каторжник. И, хотя он изо всех сил пытался не обнаружить свои истинные чувства, Алексей понял, что он не на шутку задет.

— Полагаю, мы достаточно знаем друг друга, чтобы не ставить вопрос о доверии, сударь, — сухо сказала Полина. — Иначе вы рискуете услышать положительный ответ.

— Вы, сударь, человек изобретательный, — добавил Алексей, — и мы вряд ли сумеем проверить, говорите ли вы нам правду или то, что скрывает ваши истинные намерения. А так как в этом доме живет родственница его императорского величества, я полагаю, вам действительно лучше держаться от него подальше.

Видок вздохнул и пожал широкими плечами.

— Что ж… В сущности, я вряд ли мог ожидать от вас иного.

Он поднялся с кресла, отвесил глубокий поклон и, вновь превратившись в мирного ученого Сореля (при этом Полина воочию увидела, как их собеседник словно стал меньше ростом и у#же в плечах), шаркающей походкой скрылся за дверью.

Примечания

6

великой княжной Александрой (франц.).