Тёмная ночь

Валерий Шубинский

Валерий Шубинский укоренён в неподцензурной поэзии и «петербургском тексте», его стихи – визионерские, фантастичные, «барочные», погружающие в ночные глубины воображения. Посюсторонняя реальность сливается в них со сном и гофманиадой, история – с мифом, современное – с довременным, обыденное и осязаемое – со странным и бесплотным. Валерий Шубинский родился в 1965 г. в Киеве, с 1972 г. в Пушкине (Царском Селе) и Ленинграде (Петербурге), закончил Ленинградский финансово-экономический институт. Печатается с 1984 года. Автор шести книг стихов, книги статей «Игроки и игралища» (2018), многочисленных книг биографического жанра (биографий Д. Хармса, Н. Гумилева, В. Ходасевича). Входил в группу «Камера хранения», был куратором литературного общества «Утконос» и сайта «Новая камера хранения». Лауреат Премии Андрея Белого (2018). Живет в Санкт-Петербурге.

ТЁМНАЯ НОЧЬ

2015–2019

Четыре стихотворения

2015

«Роланд кричит на смерть из рогового рупора…»

Роланд кричит на смерть из рогового рупора

ему несет на блюдечке заря

кишки предателя как розовая руккола

и голубое сердце упыря

над пу́стынями черными, над белыми пусты́нями

тогда светало а теперь закат

и под гору идет с худыми свиньями

и холстяною наволочкой кат

труби дурак — что дальше? — рай: свечение

над тундрами лучистых батарей

труби труби — а дальше ад: лечение

в огне развоплотившихся царей

Роланд кричит на смерть но ей не страшно — гурии

ждут мавров там но больше никого

а страшно знать что вещи — аллегории

не означающие ничего

и страшно слушать как навроде кенара

кричит солдат сжимая кость слона

и фыркает на недотепу кесаря

напрасно победившая луна

и к ней идет палач с ненужною секиркою

за ним лиценциат с восьмеркою в уме

а следом наш начальник с новой дыркою

куда упасть тебе и мне и тьме

Памяти Дунаевского

кто прыгает к огню

кто ездит по коню

кто любит сердце капитана

смешное как смола

сухое как игла

больное сердце капитана

весь в штрипках и звезда́х

в дакотских поездах

Эльбрус и марьинская бездна

зверям и городам

он говорил мадам

что смерти нет и неизвестно

кому пулять в висок

кого всосал песок

все любят песню капитана

нет вас он не винил

но под иглой винил

заводит песню капитана

и Африка и тьма

и Озрика жена

и Фортунатоса жилище

кто высосал коня

и бросил в столб огня

и вышел вон и выбил днище

Смерть П

рыбки меленькие/пчелки маленькие

если хочешь то убей

развяжу рубашку если будешь паинькою

говорит алжирский бей

мечутся в глазах лягушки изразцовые

вспыхивают хитрые цветы

как приятны вещи как бы новые

после темноты

хороши в Эдеме водка и настурция

и любовь и фуа-гра

хороша Испания неплоха и Турция

хорошо что это не игра

прыгать с бабочками и собаками

в набегающей волне

разговаривать одними знаками

хорошо что это не

рукава развяжут вскорости

перестанут воду на голову лить

буду в лодке на последней скорости

к белой точке плыть да плыть

Восьмая баллада

донья Аня или дева Света

выйдет попросить у Боганета

свежую страну

зеркальце луну

зеркальце в котором Аня

видит сон-не сон:

двор какой-то на экране

золото больных осин

и луну в чьем свете Света

видит сизые болота

но средь их лилей

ты не всех белей

воздух для таких вот альбиносок

плохо скроен хоть и носок

слишком стоек чтобы спеть

слишком тонок чтобы спать

ночь растает время станет

сереньким деньком

куропатка с неба канет

речью ни о ком

от рассвета до заката

раздвигаются болота

между их лилей

воды всё гнилей

упадешь — вода пойдет кругами

тяжкими свинцовыми шагами

в дверь заходит Мойдодыр

насекомых поводырь

он летел сюда в прохладном теле птицы

после шел пешком

пересыпаны его ресницы

серым порошком

он пришел свое посеять семя

он теперь начальник надо всеми

высмотри его висок

бей наискосок

Осень в Чумном форте

Темная ночь

1

на снегу золотая собачья моча

опускается птица по вервью луча

поднимается ветер по редкой спирали

у луны четвертушку украли

на огромных качелях качается сон

между желтых кувшинок запутался сом

и кричит голубыми усами

а проснешься в начало войны

где над лужами птицами псами

мельтешит четвертушка луны

2

подо льдом оплывающая голова

человекотритона или ящерольва

и на жабрах двуногого карпа

Посейдона секретная карта

засыпай моя радость пойдем в города

мудрым зверем лелеемого Подольда

мудрым карпом с двумя головами

а проснемся с другой стороны

где над рыбами змеями львами

никакой не бывает луны

3

в заводских кызылкумах в шушарской степи

ты не спи моя радость ты и спи и не спи

волколаки пойдут мы увидим

только не на что здесь уже выть им

дунет ветер завертится в поле питон

но земля от него не получит пистон

неприятна земля заводская

здесь и звезды почти не видны

догорят фонари станет темень такая

как должно быть с изнанки луны

4

начинай же медлительно ныть

и сучи пенелопину нить

говорят этот мир проглотила волчица

но ни с кем ничего не случится

и тому кто поет о любви в проводах

аплодируют призраки в задних рядах

но картонные стены театра

начинают качаться на ны

кто заснул тот проснется не завтра

мы уходим кому мы нужны

2016

Лемурии

М.

пехотный санитар из брадобреев

и ополченчик в перемотанных очках

подземный царь закопанных евреев

команда всех чье дело швах

вот ваш хлеб

вот ваши бобы

идите во тьму

оставьте мой дом

на первый-второй рассчитайся

по туннелям горящих во мраке кротов

в одиночку уйти не пытайся

первый спи а второй будь готов

вот ваш хлеб

вот ваши бобы

выкупаю у вас

себя и свой дом

идут во фрунт вмороженные в сопки

и рассосавшиеся в черных рвах

творцы дорог защитники высотки

команда всех чье дело швах

вот ваша вода

вот ваши бобы

ешьте и пейте

идите во тьму

влетают птицы и родятся мошки

и это все они? — они

дрожат собаки взвизгивают кошки

когда гремят потешные огни

вот хлеб и вода

вот ваши бобы

чего вам еще

оставьте мой дом

ни с кротом ни с котом не братайся

не ломай говорят тебе строй

и в списках убывших два раз читайся

сначала как Первый потом как Второй

вот ваша снедь

вот ваша вода

берите за все

идите во тьму

так снится старику в казенном доме

другой казенный дом

так выцветают фотографии в альбоме

уже почти светло пора назад в альбом

а этот вот дом

он вовсе не ваш

поешьте бобов

и хватит пора

патроны розданы и каша и баланда

и солнце впереди и полночь в головах

и отдана последняя команда

команда всем чье дело швах

вот он ваш хлеб

семь черных бобов

выкупил я

себя и свой дом

2016

Осень в Чумном форте

1

Земля-вода и земля воды

как она тверда и как одна тверды

в подковном камени, из которого нет исхода.

Зима чумы и зима-чума

сияют с той стороны холма,

с которой сюда приходит каждое время года.

И ветер треплет триколор,

и черных чаек хор

неумирающих отпевает.

И нестроевой матрос

овсянкою кормит крыс

и говорит, что нас не бывает.

И встает невидимая стена

между нами-ними и ними-нами,

до серого неба с белого дна,

видимая во сне стена,

исписанная именами,

плохо покрашенная стена,

и над ней покрошенная луна,

а под ней волна с валунами.

2

Ночью играем в двадцать одно,

днем прибираем белое дно,

в подковном камени, из которого нет исхода.

Бубоны красивее с каждым днем,

и желтым подпрыгивающим огнем

горят осины, дубы и вообще природа.

Не летят сюда вольные

вороны корабельные,

но пока залив не покроет лед,

мы видим в окошко пляски

одушевленной лески,

и пленной рыбы полет

(несъедобной рыбы полет).

3

И доктор с фельдшерами

выходит на дозор

и слышат осьминоги

их странный разговор:

«Когда положит Бонапарт

семерку и туза,

мы кликнем джокера и он

проголосует за.

Когда запрут ворота

для коловратной волны,

мы будет их хранить — ведь мы

хозяева страны.

Когда зимой закроют

смертельное кольцо,

мы ослабевших увезем

к Сатурну на кольцо.

Когда настанет последний день

и посинеет свет,

я регистратору за все

подробный дам ответ».

4

Натягивается канат

и тучи движутся над

подковным камнем, из которого нет исхода.

Нам снятся челюсти акул

и жернова валов и гул

последнего отошедшего от берега парохода.

И в полдень гром

гремит над бугром,

и стены и рвы

зарастают на миг,

и мы видим нас, которые вы,

а вы видите нас, то есть их,

а они не видят ничего,

кроме форта одного.

В подковном камени, из которого нет исхода,

винтовые лестницы, кровати и запах йода.

2016

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ

И Пушкин стал нам скучен

1

и Пушкин стал нам скучен

и синяя скала

и камыши излучин

и детских рощ смола

и девы сонное бедро

и сон в степи под гром цикад

и пива светлого ведро

и плюшка и цукат

2

и в черной книге шифры

не значат ничего

и в белой книге цифры

молчат про вещество

и Пушкина не надо

ни нынче ни потом

в стеклянных рощах ада

его мы не прочтем

3

и пузырьки кальяна

не отвратят печальных дум

и важный стих Корана

не просветит бессильный ум

закрыли мудрости врата

и серебристого кота

не гладим никогда

беда беда

4

ушли обратно звуки

в одну из полых сфер

мы помним эти звуки

все эти у и эр

мы помним эту бурю

мы помним эту мглу

но мы уже не будем

играть в опасную игру

(и всякий звук теперь нам скучен

когда другому он созвучен)

2016

Введенский живет с ужами

(чижи клюют ежи снуют

а эти извиваются

оттягивают плоть

на свист не отзываются)

он был большой волной

он стал большою рыбой

большого моря рыбой

саркомой моря грубой

(у Клары есть кораллы

у Карла был кларнет

теперь кларнет усталый

в нем звуков больше нет

под них танцуют пчелы

и рыбы и жуки

латинские глаголы

одноглазые быки)

он стал как хлеб с ножом

он стал как уж с ужом

и поле и полкан

и водка и стакан

(ножи стригут стрижи поют

а эти издеваются

вытягивают плоть

и сразу раздеваются)

2017

Из-за реки

1

И черные дети на длинных садовых скамеечках

сидят.

И белые птицы на ангелов в мягких скуфеечках

глядят.

Пали стены Вавилона,

и в прах рассыпались упав,

и доносится в небо из каждого полого лона:

Паф.

Мы испили волшебных вод,

и прозрачны стали испив,

и свистит наш прозрачный род:

Пиф.

И ветер поет (а мы не поем)

и отвечают ему с луны:

Теки, о водоем,

а вы — вы спасены.

2

И белые ночи прошиты короткими сполохами

и дни.

И черные сны наполняются кроткими олухами —

они

кричат нам: кто вы, пришлецы?

А мы в ответ: а мы бойцы

невидимой бригады.

Теперь мы здесь — вы рады?

Привел сюда нас Навин

из‐за волшебных вод.

И славен и не славен

прозрачный род.

3

Мы учим детей подниматься на тонких веревочках

к огню.

Мы учим лепить и ковать в полукруглых коробочках

луну.

Мы учим ее колебаться и весить,

и белые птицы взлетают с колен,

и вы выдыхаем все вместе, все десять

колен —

и она поднимается так или эдак

над слабым движением вод,

над перекрещеньями веток,

и свистит наш волшебный род.

Но здесь не видны мы никому,

а там никому не слышны,

и в мягких скуфейках мы трогаем тьму,

и знаем, что спасены.

2016

Смерть Плантагенета

1

и вот он выронил изо рта

последние слова

и отбыл к черту но ни черта

не нашел на дне крепостного рва

он забыл норманнские слова

он забыл саксонские слова

он забыл латинские слова

и сколько дважды два

во рту его рвота кровь и сталь

и роза алая в паху

во рву трава и кровь и сталь

и стервятник наверху

во рту вино

во рву говно

и герб на порванной груди

в руке его горн

на спине его горб

и роза белая впереди

2

зеленобокий змей ревет

и взгляд его слепит

взбесившейся речью полон рот

адская лестница плывет

адская лестница скрипит

ядовитая ткань надета на нем

непонятное в нем питье

и залитый светом подземный дом

как сад в грозу

как в роще пожар

как взрывающийся базар

как над битвой урчащее воронье

это Лондон? но смешиваются слова:

это Лондон, Стамбул, Москва

3

и он возвращается туда

где бой не кончается никогда

стрела все летит и полдень все длится

и висит наверху та же самая птица

и добычи все ждет, но добычи все нету

и стервятник уснул на лету

и лиловая туча не уронит ни капли

и стервятнику снится оса

по пахучей и светлой корнуэлльской дубраве

летящая к серой реке

чтобы выпить из твердого горла оленя

каплю сукровицы золотой

4

зарезанный сын

разорванный брат

и роза алая впереди

оборванный сон

заваленный грот

где голым он спит

и стервятник несыт

но он просыпается иногда

он проливается как вода

и первому встречному отдает

полцарства за говорящий рот

2018

Сон Плантагенета

1

В одной постели спят

властитель Англии и Франции владыка.

Филипп, скрути меня

сверни меня кольцом.

Я помню — мы родня,

ведь мать моя спала с твоим отцом.

Но ты в короне своей

как толстый муравей,

а я в короне своей

как древо без ветвей.

И зыблется как дым,

вращается как пакля на ветру,

качается как галка на ветру,

смывается как грим

ночной Ерусалим,

и я не в нем умру.

2

Кровь распятого эфеба,

желчь сожженного жида

растворяет не от неба

убежавшая вода.

За командующих ротами

пьет ангельский отряд,

нависает над воротами

летательный снаряд.

В Божьем граде над вратами

на цепях висит всегда

отсеченная врагами

Черномора борода.

Испугавшая ворону

золотая борода,

набежавшая в воронку

золотистая вода.

(Это все внутри зрачка

золотого хомяка).

3

В одной постели спят

властитель Франции и Англии владыка.

И снится одному волшебный виноград,

что всасывает тьму,

и в дирижаблях ягод

она засыпает на год,

и в них взлетает в пустоту

и умирает в каждом рту.

Другому снится тьма и свет

и да и нет.

(И ангелов, и ангелов отряд).

4

Все меняется местами:

хрип и храп, меч и щит,

и над иссохшими кустами

безместный соловей трещит.

Цветет в болоте лилия

и строится Бастилия.

Рычат в саванне львы.

Скрипят под килем льды.

Над Ерусалимом

месяц-ятаган.

Дождь родился над проливом

и пополз к нормандским стогам.

5

В одной постели спят

истлевшие владыки.

Филипп, убей меня,

пусть бес поселится в бесхозном теле,

и тогда я отдам (он отдаст) половину этой постели

за какого-нибудь коня.

2019

«Грядущее, ты что? Грядущее, за что ты?..»

Грядущее, ты что? Грядущее, за что ты?

Грядущее, в тебе какие-то пустоты.

Там ходят завитые львы и эльфы в домино.

Там крутят про цыганку черно-белое кино,

И экипажи длинные на шинах паровых

Туда-обратно возят то живых, то неживых.

Грядущее вещам грозит подледным адом.

Там будет странствовать в тумане каждый атом,

Покуда не подыщет недолгий новый дом.

А вещи подо льдом там заняты трудом —

Десятилетьями они кому-то снятся.

А после планы начинают проясняться:

Проснулся человечек в предгорном городке.

Он ходит с ночью в черепе и с воздухом в руке.

И он садится в экипаж на тяге ветровой —

И едет в позапрошлое с ночною головой.

Иных материков смешные очертанья,

Существ лучащихся воздушные скитанья,

А после — маленький щелчок, и гамадрил

В рулон сворачивает небо, шестикрыл.

Грядущее, ты труляля, грядущее, ты рыба,

Лев, человек, огонь, земля, вода, бессмертье, либо

Какие-то каракули в тетради на столе,

Подзол, растущий под золой, и руки все в золе.

2016

Разные стихотворения

«жарит солнце жалит овод…»

Т.

жарит солнце жалит овод

растворившийся вчера

и присаживается на обод

на четверть полного ведра

и в растворе формалина

лежит надутая малина

как дитя

век спустя

шахты рощ питоны веток

стволов большие кадыки:

это в нощь идут из клеток

единороги и быки

круглая сегодня дата

убежал от нас тогда-то

в этот бор

Шор-а-Бор

нет не жалит и не жарит

только греет этот свет

и никого не провожает

этот свет в не этот свет

где чуть тоньше плодоножки

и отращивают рожки

овода

навсегда

все прозрачней и прозрачней

плода несорванного сок

и под рекой позавчерашней

блестит нетронутый песок

звезды прыгают за тучей

что-то зыблется над кручей

как дымы

это мы

2017

Девятый каталог

Этот острый городок у реки урчащей,

это горка с на неё надетой тихой чащей,

трамвайчик делает тарах, умельцы точат лёд —

а кто там узкой улочкой под гору идёт?

Кто-кто там идёт? А ну, кто идёт?

Да-да-да, это мы, это мы с тобой!

Эти грязно-белые человечьи ульи,

эти на снегу следы песьи или гульи,

а кто это в железной коробочке хромой

сюда зимой приехал как домой?

Кто-кто? Кто такой, кто здесь теперь живет?

Да-да-да, это мы, это ты да я!

Эта яма в камени, и море в нее налито,

эта яма в небеси — горами она набита,

а кто здесь взял за моду идти ничком по дну

и в ясную погоду ловить сачком луну?

Кто у воды? Кто на горе? А, ну, кто там стоит?

Да-да-да, это мы, и там и тут — мы с тобой!

Этот луч, на конце — с длинною заточкой,

эта точка впереди — ну а что там за точкой?

Двести граммов музыки, кучевая вата —

это небо для кого не великовато?

Для кого оно как раз? По мерке оно для кого?

Это небо на двоих, а кто они? — ты да я.

Этот хлад машинный, этот жар протонный,

этот столп воздушный двадцатидвухтонный,

эта боль, что зайчиком прыгает по жилам —

для кого все эти ады, скажите мне, по силам?

Кто выдержит их? Кто одолеет их?

Нет, не я, нет, не ты, разве что мы с тобой.

Эта белая полость — зеро без предела,

где тело теряет голос, нет у голоса тела,

где атом рассыпается на вспышки просто так,

где Фатум просыпается и достает пятак —

Сейчас он полетит. Никто не знает пока,

что выпадет — решка или орел, кто выйдет — ты или я.

Конец ознакомительного фрагмента.