Холодное золото

Валерий Шарапов

Романы о настоящих героях своей эпохи – сотрудниках советской милиции, людях, для которых служебный подвиг – обыденное дело. 1972 год. Москву всколыхнула серия жестоких убийств работников искусства: знаменитой певицы, известного дирижера и популярного артиста. У каждой из жертв грабители похитили уникальные коллекции – драгоценности, редкие книги, монеты… Следствие поручено капитану МУРа Ивану Егорову. Он сразу же выделяет схожие черты всех трех преступлений. Все убитые – деятели культуры, все убиты в своих квартирах одним и тем же способом: жертвам сломали шейные позвонки. А вскоре Егоров выясняет, что было у этих людей и общее увлечение, ставшее для них роковым… Сыщик без промедления решает использовать шанс задержать опасного убийцу… Это было совсем недавно. Когда честь и беззаветная преданность опасной профессии были главными и обязательными качествами советских милиционеров…

Глава 5

Следующий день Егоров решил начать все же не с визита в Сокольники, а с похода в родной МУР. У него было опасение, что когда он встретится с Петром Измайловым — так, по информации Кузнецова, звали собирателя редких пластинок, жившего в Сокольниках, — то там, в Сокольниках, он и застрянет. Между тем Егоров остро чувствовал, что ему необходимо ознакомиться с первыми двумя делами. «А то мне дело Леонидовой все остальное заслонит, — думал капитан. — А так нельзя. Раз Семен Егорович решил объединить эти дела в одно, значит, и расследовать их нужно, как одно, сразу со всех концов».

Сначала Егоров поднялся в кабинет, в котором работал капитан Храпченко — он расследовал дело об убийстве дирижера Аркадия Воскресенского. Кроме Храпченко в кабинете сидел еще один сотрудник — лейтенант Сергей Никитин. И в данный момент лейтенант вел допрос какого-то гражданина, который горячо отрицал свою причастность к какому-то преступлению. Разговаривать в такой обстановке было трудно, и Храпченко с Егоровым вышли в коридор. При этом Храпченко прихватил с собой довольно объемистую папку.

— Вот, Егоров, сдаю тебе это дело, — сказал он, протягивая папку. — Тут все, что я успел накопать за эти четыре месяца. В основном здесь протоколы — осмотра тела, обыска квартиры, допросов подозреваемых…

— У тебя были подозреваемые? — заинтересовался Егоров.

— Были, а как же! — подтвердил Храпченко. — Сначала я подозревал племянника дирижера, Валерия Жабкина. Скользкий, противный тип. Нигде не работает, хотя формально числится страховым агентом. А фактически является театральным барышником — скупает билеты на спектакли, пользующиеся повышенным спросом, и затем продает их втридорога. В ходе следствия он без конца менял показания — где он находился в момент убийства его дяди. А главное — при обыске я обнаружил в его квартире несколько монет из коллекции убитого дирижера. В основном поэтому я и взял племянника под подозрение. Однако потом от этой версии пришлось отказаться — там имелся ряд нестыковок.

— А каких именно нестыковок? — продолжал допытываться Егоров.

— В основном они касались способа убийства. Понимаешь, этот Жабкин — человек физически очень слабый. По заключению врачей, он просто не мог сломать шею убитому. Ну, и алиби у него кое-какое имелось. А что касается монет, то Жабкин признался, что попросту украл их у своего дядюшки. Признался он и в том, что занимался такими кражами довольно давно. Однако, как я уже сказал, этого Жабкина пришлось оставить в покое. Тогда я взялся за одного нумизмата, Глеба Хрусталева. Тут уж я шел как раз от физических данных. Хрусталев занимается спортом, а именно тяжелой атлетикой. Руки у него — как у молотобойца, такими ручищами быку можно шею свернуть. И я некоторое время этого Хрусталева разрабатывал. Он даже в СИЗО у меня успел посидеть, такое он у меня вызывал подозрение. Но потом его пришлось выпустить — выяснилось, что в момент убийства Хрусталев находился на соревнованиях. Я потом еще троих нумизматов проверял, но эти проверки ни к чему не привели. В общем, трудное оказалось дело, настоящий «висяк». И я рад, что полковник передал его тебе. Теперь твоя очередь над ним мучиться.

— Ладно, как-нибудь помучаюсь, — согласился Егоров, принимая объемистую папку уголовного дела.

Теперь ему предстояло спуститься на второй этаж, где в отдельном кабинете работал майор Василий Пчелинцев. Майор встретил Егорова не слишком приветливо, не выказал особой радости по поводу того, что у него забирают дело об убийстве Бориса Соколова. И все-таки капитан отметил, что Пчелинцев не прочь расстаться с этим делом.

— Вот, бери, — хмуро произнес он, передавая Егорову папку с делом — менее увесистую, чем папка Храпченко. — Здесь все, что я успел накопать за два месяца.

— А подозреваемый у вас имелся? — спросил капитан.

— Имелся, а как же! — хмыкнул Пчелинцев. — Нам без подозреваемых никак нельзя. Есть у меня такой книжный маклер, который торговлей книгами занимается, Семен Маркуша. Он часто ходил к убитому, каждую неделю, точно знал, что у того имеется в коллекции. К тому же он знал, какие книги в коллекции ценные, а какие не очень, какие сколько стоят. И наконец, он знал людей, которым можно похищенное продать. Кому же убить, как не ему? Я уже и ордер на его арест у прокурора подписал, но тут пришло распоряжение передать все это дело тебе. Так что арестовывать Маркушу ты сам будешь.

— А физической силы этому книжному червю хватит, чтобы свернуть шею артисту? — поинтересовался Егоров.

— Вот, и ты туда же, — нахмурился Пчелинцев. — Семен Егорович тоже мне такой вопрос задавал.

— И что вы ответили?

— Ответил, что не знаю, я его силу на силомере не измерял. Откуда мне известно, на что этот спекулянт способен, на что не способен? Если у человека приступ жадности, может, у него силы в десять раз больше становятся. Ну, а теперь этот вопрос, насчет его силы, ты сам будешь решать. Все, флаг тебе в руки. А я этот камень с души сбросил.

Два объемистых уголовных дела оттягивали руки; ехать с ними в Сокольники было, конечно, неправильно. И вообще документы должны лежать в сейфе. Поэтому Егоров поднялся в свой кабинет, который он делил с лейтенантом Полозковым. В данный момент лейтенанта не было на месте, кабинет был пуст. Егоров положил бумаги в сейф и уже собрался выйти в коридор, когда дверь открылась и в кабинет заглянул лейтенант Игорь Кузнецов, с которым Егоров так много общался этой ночью.

— Ты здесь? — обрадовался лейтенант. — Хорошо, что я тебя застал. Хотел сообщить новость, я ее только сейчас узнал. Я как раз смену сдал, домой собрался. И тут зашел Пашка Чумаков и сообщил, что, оказывается, вчера в Сокольниках произошло убийство.

— И какая же это новость? — удивился Егоров. — Убийства у нас, к сожалению, случаются довольно часто.

Он это сказал, и в то же время его кольнуло какое-то нехорошее предчувствие.

— Потому что это убийство имеет к твоему расследованию самое непосредственное отношение, — объяснил Кузнецов. — Убит некий Петр Петрович Измайлов, известный меломан и собиратель редких грампластинок. Тот самый Петр Петрович, адрес которого…

— Понял! — перебил его Егоров. — Теперь я понял! Это мой свидетель, на которого я рассчитывал. А подробности ты знаешь?

— Нет, подробностей не знаю, — покачал головой лейтенант. — Знаю только, что туда, на место преступления, поехал лейтенант Позднышев из вашего отдела. Это где-то прямо рядом с парком. Если захочешь, ты их там найдешь. Так что решай, что тебе делать дальше. Ну, а я пошел.

И с этими словами Кузнецов исчез.

Первым побуждением капитана Егорова было немедленно мчаться в Сокольники, увидеть место преступления, узнать подробности… Потом вместе с Позднышевым отправиться на квартиру убитого, провести там обыск… Он даже встал, сделал несколько шагов к двери. И тут передумал. Вернулся к столу, сел и задумался.

«Что мне даст изучение места убийства Петра Петровича и его квартиры? — размышлял капитан. — Да, я уверен, что это убийство — никакая не случайность, что оно прямо связано с убийством Леонидовой. Но ведь покойник мне ничего не расскажет. Возможно, он был убит потому, что знал убийцу Леонидовой — вернее, он знал человека, которому рассказал об ожерелье, купленном певицей. Но теперь он об этом человеке уже не расскажет. С этой стороны мне теперь к убийце не подобраться. К тому же полковник Волков мне не звонил, он не объединил убийство Петра Петровича с тем делом, которое я веду. Убийство Петра Петровича будет расследовать Позднышев. А мне надо заниматься своим делом».

И капитан открыл блокнот и начал изучать записи, сделанные вчера. Вот что ему рассказали люди, работавшие в театре, с ними он беседовал в театральном буфете. А вот это ему сказал старый режиссер Княжевич. Ну да, конечно! Старый режиссер назвал ему имя человека, который был страстным почитателем Леонидовой, ходил к ней за кулисы, встречался с ней, обедал в ресторанах… Этого человека зовут Борис Маркович Шварцман, и вот его телефон. «Вот эту ниточку мне теперь и нужно тянуть!» — решил Егоров, пододвинул к себе телефон и позвонил Шварцману.

После нескольких гудков трубку подняли, и Егоров услышал:

— Шварцман у телефона. Кто спрашивает?

Голос был звучный; такой голос мог принадлежать человеку, который привык часто выступать, говорить с большой аудиторией.

— С вами говорит капитан Егоров из уголовного розыска, — представился оперативник. — Мне необходимо с вами поговорить в связи с гибелью Виолетты Игоревны Леонидовой. Кажется, вы…

— Что?! — прервал его речь крик, раздавшийся на другом конце провода. — Что вы сказали?! Летта погибла?! Этого не может быть!

— А вы не знали об этом? — немного удивился Егоров. Ему казалось, что, поскольку с момента гибели певицы уже пошли вторые сутки, этот факт широко известен. — В таком случае извините, что я так вас огорчил. Тем не менее это факт — Леонидова была убита позавчера, пятнадцатого октября. И мне поручено расследовать это преступление. Мы не могли бы сейчас встретиться?

— Встретиться… Да, конечно… — пробормотал собеседник на другом конце провода. — Я собирался кое-что прочесть к лекции, но это подождет… А где она сейчас? Я хотел сказать: где тело Летты? Ее еще не похоронили? Я хотел проститься…

— Тело Леонидовой в морге, — ответил Егоров. — Когда ее будут хоронить, я не знаю, но думаю, что не завтра, так что вы еще успеете проститься. А сейчас необходимо найти ее убийц. И я надеюсь, вы мне в этом поможете. Вы можете сейчас подъехать на Петровку, в МУР?

— Да, конечно, я приеду, — торопливо ответил собеседник. — Я сейчас…

— Буду ждать, — сказал Егоров.

И он вновь стал изучать свои вчерашние записи и намечать новые направления расследования.

Спустя сорок минут раздался стук в дверь, и в кабинет вошел представительный мужчина лет сорока пяти. Хороший костюм, польский плащ, правильно подобранный галстук — все говорило о том, что перед оперативником предстал человек высокого положения. Его холеное лицо выражало неподдельное горе.

— Моя фамилия Шварцман, — сказал вошедший. — Вы меня вызывали…

— Да, Борис Маркович, вызывал, — ответил Егоров. — Проходите, пожалуйста, плащ можно снять. Садитесь сюда. Сначала несколько формальных вопросов…

Из ответов свидетеля капитан узнал, что Шварцман — доцент, работает в Московском педагогическом институте, преподает математику и астрономию. Был женат, но сейчас разведен, есть двое детей, дочь и сын, оба уже взрослые.

Но вот формальная часть была закончена, и капитан перешел к основной части беседы.

— Вы давно были знакомы с Виолеттой Леонидовой? — спросил Егоров.

— Это сложный вопрос, — ответил преподаватель. — Смотря что считать знакомством. Я был страстным почитателем таланта Виолетты Игоревны уже давно — пожалуй, лет двенадцать. Я посещал все спектакли с ее участием, ходил на концерты, дарил цветы… Долгое время этим и ограничивалось. Но затем мне удалось попасть за кулисы и лично познакомиться с Леттой. Это произошло пять лет назад. Вот этот срок, пожалуй, и надо считать временем нашего знакомства.

— Я знаю, что вы вместе проводили время, бывали в ресторанах…

— Да, Летта любила хорошую кухню, и я старался ее баловать.

— Вы бывали у нее дома?

Тут Борис Шварцман несколько смутился. Видимо, ему не хотелось отвечать на этот вопрос. Но Егоров с нажимом повторил:

— Вы бывали дома у Леонидовой?

— Ну да, бывал… — признался Шварцман.

— У нее не было от вас тайн?

— В каком смысле?

— Уточню вопрос. Вы знали, что она собирает драгоценности?

— Да, конечно, знал. Она это и не скрывала.

— Вы видели ее коллекцию?

— Она мне ее показывала. Я видел ее ожерелья, броши, колье, браслеты, перстни…

— Она говорила, у кого она покупает те или иные вещи?

— Да, историю приобретения некоторых предметов я знаю.

— У нее был какой-то постоянный поставщик? Какой-то торговец драгоценными камнями?

— Нет, как я понимаю, какого-то одного поставщика не было. Летта приобретала вещи у самых разных людей. Понимаете, она ведь покупала не просто драгоценности, а старинные, редкие вещи. А они в комиссионных магазинах на прилавках не лежат. Чаще всего она приобретала вещи у молодых наследников, которым эти драгоценности достались от их родителей или даже дедушек и бабушек.

— Вы знаете, у кого она сделала последнюю покупку — бриллиантовое ожерелье?

— Да, я видел это ожерелье два дня назад — она надела его на спектакль. И рассказала, что купила его у какого-то, как она выразилась, «милого старичка», живущего в Сокольниках.

— Вы знали о существовании тайника с сокровищами? Видели его?

— Да… Тайник был в подзеркальнике…

— Вы бывали в квартире у Леонидовой, проводили там время. Скажите, кого вы встречали в доме у Виолетты Игоревны?

— Чаще других — домработницу Людмилу. Старательная женщина, она была привязана к своей хозяйке, уважала ее.

— А еще?

— Еще… Я встречал этого неприятного молодого человека, племянника Летты…

— Как его зовут?

— Леонид, фамилия Сазонов.

— А почему вы называете его неприятным?

— Потому что он постоянно просил у Летты денег. Или просил замолвить за него словечко, устроить его на хорошую должность…

«И здесь тоже имеется неприятный племянник! — подумал Егоров, вспомнив рассказ капитана Храпченко о расследовании убийства дирижера. — Там был Жабкин, здесь Сазонов…»

— А какую должность хотел получить этот Сазонов? — спросил он. — Чем он занимался?

— Как я понял, в семье родителей Летты все имели какое-либо отношение к театру, — начал объяснять Шварцман. — Сестра Летты, мать этого самого Лени, была актрисой, играла в театре Вахтангова. Леня тоже мечтал об актерской карьере, однако он не унаследовал таланта матери. И он стал работать в театре администратором… Его держат в театре благодаря Виолетте, ибо он пьет.

— А сколько лет этому Лене?

— Точно не знаю, но он, как мне кажется, уже не так молод, ему где-то около сорока.

— Значит, он просил у Леонидовой деньги. И она давала?

— Иногда давала, но чаще отказывала.

— И как реагировал племянник?

— Он начинал злиться, устраивал настоящие скандалы. Начинал ей грозить… Несколько раз мне приходилось вмешиваться, чтобы выставить этого приживалу за дверь.

— Понятно… Но, наверное, только домработницей и племянником список посетителей не ограничивался. Были и еще какие-то люди?

— Да, были люди театра, коллеги Летты. Например, я встречал режиссера Георгия Аполлоновича, встречал подругу Летты, певицу Ганскую…

— Кто-нибудь из этих людей знал о существовании тайника с сокровищами?

Преподаватель развел руками:

— Не знаю… Мы иногда встречались за столом в квартире Виолетты — были такие, знаете, дружеские застолья с участием Георгия Аполлоновича, Ганской, старого режиссера Княжевича… Мы беседовали… Но никогда эти беседы не касались темы драгоценностей, темы ее коллекции. Говорили всегда о музыке, о той или иной постановке, о трактовке ролей…

— Только о музыке… Ладно, Борис Маркович, настало время задать вам нескромный вопрос. Вы были близки с убитой?

Как видно, за время допроса преподаватель успел мысленно приготовиться к тому, что ему зададут этот неприятный вопрос. Поэтому ответил без особого промедления:

— Да, в последний год мы с Леттой были близки.

— У вас были ключи от ее квартиры?

— Да, они у меня с собой.

— Это хорошо, что вы их взяли, — сказал Егоров. — Давайте их сюда.

Он взял у преподавателя связку ключей — такую же, что он уже получил у домработницы Петровой, убрал ее в стол и сказал:

— Хорошо, тогда я задам вам вот какой вопрос. Вы хорошо знали убитую, знали ее друзей, ее образ жизни. Скажите, кто, по-вашему, мог убить Виолетту Игоревну?

Борис Шварцман надолго задумался, потом заговорил — медленно, подбирая слова:

— Чтобы убить из-за бриллиантов, надо кое-что знать об этих камнях. Знать, сколько их, где они лежат… Легче всего узнать об этом было людям театра — они чаще других бывали в квартире Летты. Людям театра — ну, и мне, разумеется. Но из этого не следует, что убийца — один из нас. Конечно, не все музыканты или любители музыки — святые люди. Нет, совсем не так. Но среди коллег Летты, которых я знал, я не вижу ни одного человека, который мог решиться на такой шаг. Домработницу Людмилу я тоже исключаю. Уж скорее я бы подумал на племянника Летты, Леню Сазонова. Вот он мог… Да, он мог. А еще я бы проверил других людей, которые бывали дома у Виолетты, на предмет их причастности к убийству Леонидовой. Им мог быть совсем незаметный человек — вроде… ну, вроде почтальона.

— Вроде почтальона? — повторил Егоров последние слова преподавателя. — Интересная версия. Я подумаю над ней. Пока у меня к вам больше вопросов нет.