Чёрный, чёрный альпинист

Валерий Цуркан, 2022

«По чёрным-чёрным склонам гор бродит чёрный-чёрный альпинист с чёрной-чёрной душой». Иногда детские страшилки, рассказанные у костра, превращаются в реальность.Вошел в шорт-лист конкурса «В одном черном-черном городе…».

Костёр разгорался. Синеватые язычки пламени рассеивали вязкую тьму, освещая небольшой пятачок перед палаткой. Над огнём вился рой светлячков-искорок, стоило пошебуршить палкой в золе, и они взметались и начинали плавно кружить в тёмном воздухе подобно ночным бабочкам. Воздух был сух и прохладен, как всегда бывает ночью в горах. Снизу по склону пел ручеёк, выводя мелодичные рулады, перекатывая волны с камня на камень.

Четверо сидели вокруг костра, в каждой руке по стакану с благородной жидкостью, согревающей сердца. Огонь отражался в их глазах, будто в темноте горели восемь фонариков. Лица их были красными, но не от водки, это отблески костра играли на них.

— Давно так не отдыхали! — сказал Вадим, чья крепкая фигура возвышалась над остальными.

Его широкие плечи и мощная грудь говорили о том, что он был профессиональным пловцом. Недавно Вадим вернулся с межзонального соревнования с бронзовым кубком и решил собрать вместе старых товарищей, с которыми когда-то частенько совершал недельные прогулки по горным склонам.

— Почаще бы! — ответил Веня с характерным акцентом, ему бы ещё пейсы, был бы вылитый равви. — Раньше-то каждое лето отрывались.

— Неплохо бы! — вздохнул Генка. — Я отпуск на две недели полмесяца клянчил!

Череп на его бандане ухмылялся, глядя на всех чёрными дырами пустых глазниц. На футболке под расстёгнутой осенней курткой белела надпись — «Кобейну до моей депрессии — как до Берлина раком». Хотя откуда бы взяться Генкиной депрессии при его животном оптимизме? По нему было заметно, что весь этот курткобейновский депрессняк — не больше прикола, с которым он и шагает по жизни, особо не задумываясь о том, что будет завтра и что было вчера. На самом деле у него никогда не бывало плохого настроения, но музыку он почему-то слушал именно такую — мрачную, убийственно мрачную музыку, создатели которой обычно либо вешаются, либо стреляются.

— Хорошо тебе! — отозвался Игорь. — Работа, отпуск. А меня сократили, и пока никакой работы. Кризис, блин!

Внешне Игорь ничем не выделялся — стильно не одевался, размахом плеч похвастаться не мог, да и внутренне тоже — эрудицией особо не блистал. Единственным его хобби было коллекционирование старых монет. Правда, он не знал, что это называется нумизматикой, и не мог объяснить, для чего ему были нужны эти круглые и плоские бляшки. Это пристрастие ему привил дед, подаривший когда-то целый альбом монет, из которых его особо впечатлила одна медяшка с надписью «полкопейки».

— Учиться надо было! — заметил Генка. — И работал бы сейчас каким-нибудь менеджером, а не лопатой махал. Веник вона, уже почти прокурор, бери с него пример.

— Это мой папа должен был с его папы пример брать и воткнуть меня на престижный юрфак.

Веник пожал плечами и промолчал. Вдоль ущелья потянул свежий ветер, зашумела листва, едва не перекрыв журчание ручья.

— Давайте за встречу? — предложил Вадим.

Выпили за встречу, за дружбу, за старых друзей, за удачу и слегка захмелели. На чистом горном воздухе хмель приходит несколько позже, чем в прокуренных, закупоренных кухнях городских квартир. Надираться до чёртиков в горах им ещё не приходилось. Да и нельзя этого делать — горы такого не прощают.

Силуэт горной гряды темнел на фоне звёздного неба, как аппликация, словно кто-то наклеил кусок чёрной бумаги с рваными краями на испещрённую белыми, жёлтыми и голубыми точками подложку. Вадима потянуло на воспоминания. Вид звёздного неба всегда подталкивает к воспоминаниям или философским, а чаще псевдофилософским рассуждениям.

— Я с детства в горах все летние каникулы проводил, — сказал он, закурив от уголька. — Почти во всех лагерях побывал. Вот так же перед костром усядемся, и давай страшилки травить! А сколько разных историй знали!

— Ага! — согласился Генка. — Мне эти вечера больше всего нравились. Запугаем друг дружку до полусмерти, потом даже пописать страшно сходить! Парами ходили.

— Эх, а я только в пришкольном лагере был, — сказал Игорь. — Такая скукотища!

— Я по лагерям тоже не часто разъезжал, — сказал Генка. — Раза три был. Меня в основном к деду отправляли. Но в горах отдыхать было здорово!

Вадим допил остатки водки и, когда Игорь взялся за бутылку, жестом остановил его.

— Самой популярной страшилкой у нас была про Чёрного Альпиниста. Никто не слышал? — спросил Вадим. — По чёрным-чёрным склонам бродит чёрный-чёрный Альпинист.

Веник кивнул и хлопнул свою порцию.

— Жуткая история. Не детская, — на выдохе сказал он.

— Но рассказывают её именно дети! — Вадим разворошил костёр и подкинул веток.

Огонь принял жертву, запылав сильней. Сухие дрова затрещали, будто поддерживая разговор, ворох искр разлетелся красными бабочками.

— А я ничего подобного не слышал, — сказал Игорь.

— Потому что в пионерлагерях не бывал, — заметил Генка.

— Расскажешь? — Игорь повернулся к Вене.

— Вадя начал, пусть и рассказывает. Мне эта история никогда не нравилась. Я её всегда побаивался.

Вадим уловил, как дрогнул голос Веника, но не придал этому особого значения. Он, оторвал от костра пристальный взгляд и посмотрел на товарищей. В глазах играли отблески огня, придавая им зловещее выражение. Обстановка была как раз для подобных рассказов. Мрак сгустился настолько, что отойди на десяток метров от костра, и потеряешься в ночи. Ветер, тянувший вниз с горной гряды, притих, и теперь слабо покачивал ветви молодых дубков, рождая чуть слышный шёпот листвы. Внизу, в трёх минутах ходьбы журчал сай, быстрый горный ручеёк, который можно перейти вброд в любом месте. Он пел свою нескончаемую песню, жур-жур-жур. Где-то ухал филин, проснувшийся, когда солнце, свалившись за хребет, уступило место ночи. Вдалеке будто плакали дети, это выли шакалы тонкими голосами.

— Я тогда в шестой класс перешёл, — начал Вадим, отсев чуть дальше от костра. — Меня на две смены отправили в лагерь, «Орлёнок». Кстати, он рядом, километров двадцать отсюда, если по серпантину, за перевалом.

Конец ознакомительного фрагмента.