Сын ведьмы. Волшебная сказка

Валерий Тимофеев

Сказка эта родилась, можно сказать, случайно. Поступило предложение написать мюзикл по мотивам сказки «Шурале» для детского театра. Я начал работу. Естественно, начал с изучения фольклора, татарских народных сказок. Так как тема сказок мне близка, неудивительно, что я увлекся. И в изученном материале увидел огромный потенциал, далеко выходящий за рамки шестидесятиминутного мюзикла.. Об остальном судить тебе, мой дорогой читатель!

Глава 8 Воскрешение Су Анасы

Бредет Адашкан по лесу глухому, по снегу непроходимому. Куда бредет, сама не знает. Толкает ее неведомая сила вперед и вперед. Но, странное дело, если раньше с каждым пройденным шагом сил в ней убывало, то сейчас, после возвращения шкуры, наоборот, прибывает.

Девять месяцев была она в поиске. Девять месяцев высыхало ее тело и туманились мозги. Уже, казалось, все, последняя надежда потеряна и приготовилась Адашкан к смерти. Огонек тот в ночи случайно заметила. И последняя ее мысль была как раз о том, что вот в тепле хорошо было бы уснуть навек, и чтобы кто-то глаза прикрыл и прощальный обряд совершил.

И теряется ее отсчет времени у маленького освещенного окна.

А потом…

А потом начался обратный отсчет. Будто она вновь народилась на свет, и начала новый счет дням своим, на этой земле проведенным. Волей случая жизнь ее разделилась на две половинки: на «до» и «после».

Дети малые в первые годы осознанной жизни нередко удивляют своих родителей такими словами: — А вот, помню, в прошлой жизни, когда я большой был…

Так и Адашкан свою прежнюю жизнь вспоминает, как жизнь до ее смерти, не связанную с ее последующим возрождением.

До поздней ночи брела она по лесу. Тысячи обрывков дум пыталась в одну ниточку связать. Наконец, упала без сил в сугроб, укуталась в такую родную и теплую шкуру и проспала до утра.

С рассветом проснулась и чувствует — сил в ней вдесятеро прибыло. И мысли в голове начали в рядок выстраиваться.

Пошла вперед по зову сердца, да на поваленное дерево под снегом напоролась. Со зла или от неожиданности, что оступилась, черта недобрым словом помянула.

А Обломан тут как тут. Вырос перед ней, обломанным рогом набычился.

— Ба! — всплеснул руками.

— Чума! — отшатнулась русалка.

— Да ты ли это? — черт не верит глазам.

— Я! — при виде черта сразу все из прошлой жизни ей вспомнилось, как будто только вчера она с чертями на пруду игрались-бесились, гребешок свой у них отвоевывала.

— Худая! — черт ходит вокруг нее, руками ощупывает, языком поцокивает. — Не узнать! Пропадала год…

— Нет, с лета, — поправляет черта.

— Всех своих лишила сна.

И вот уже идут рядом и разговаривают, как старые друзья.

— Ждали? — спрашивает с надеждой.

— Ждали, да напрасно. Ожидания пусты.

— Хоть и выгляжу ужасно, я жива.

— Ты нас прости, — винится черт.

— Да за что?

— Ну… — мнется черт, — ходят слухи, — ты сбежала от меня.

— Слухи?

— Слухи! Только слухи!

— Понапрасну вас винят! — русалка сегодня добрая.

— Я клянусь последним рогом, — стучит Обломан кулаком в свою волосатую грудь, — шкуру я твою не брал!

— Вас, чертей, на свете много!

— Да, не ждут от нас добра, — опустил повинную голову.

— Но тебе, чертенок, рада, ты мне память возвратил.

— Рада?

— Рада! Вот награда! — кинулась ему на шею и крепко-крепко обняла.

Черт от награды стоит красный как рак, щеку, первый раз в его жизни кем-то поцелованную, когтями скребет, умиляется.

Смеется русалка, на него глядючи. Наконец-то наяву почувствовала, какого она роду-племени, носом потянула — слабый запах воды со стороны восхода доносится.

— Говори, куда идти?

— Если ты в свой пруд намылилась, то нам туда, — показывает черт на высокую гору, вековыми соснами утыканную.

И пошли они напрямки.

Еще полдня пришлось потратить, прежде чем к замерзшему пруду вышли — осталось-то с высокого пригорка спуститься. За это время все назревшие вопросы задала, все семейные новости узнала.

— Ну, — говорит черт, останавливаясь, — вот и конец путешествия. Дальше наши пути-дорожки расходятся.

— Да ладно тебе! Немного осталось! — уговаривает русалка. Но стоит на своем Обломан. — Спасибо тебе, чертушка. Ты не просто помог мне дом найти. Ты помог мне себя, потерянную и заблудившуюся, отыскать.

— Ты это, — замялся черт, глаза от русалки пряча, — не говори никому, что я тебя в лесу повстречал и домой привел.

— Чего так? — не поняла поворота в настроении черта русалка.

— Да ничего, — мнет снег под ногами черт, глазами по сторонам зыркает, — просто не говори и все. Будто ты сама — гуляла-гуляла, а потом соскучилась по родным местам и домой вернуться решила.

— Черт! Ты чего! Я ж тебе обсказывала — с потерей рассудок мой помутился, я не то что дом родной, себя позабыла-растеряла!

— Да я-то тебя понимаю. И не ворчу, не осуждаю. Я об одном прошу — не говори никому, и всех делов!

— Не скажу, — пообещала черту. На радостях чего не пообещаешь?

И черт исчез, как растворился.

Пытается русалка в последних словах черта какой-то смысл, или предупреждение угадать. Но и в голове, и перед глазами только пруд и ничего более.

Выскочила на лед, отыскала русалка полынью черную и в нее с головой кинулась.

Только не утопла, а взбодрилась. Девять месяцев без воды! Тут про любую печаль забудешь.

— Какое блаженство!

Каждой клеточкой мозга, каждой клеточкой тела почувствовала — дома! И, махнув хвостом, понеслась по темной холодной воде, разрывая привычную тишину радостными криками.

— Дома!

— Я дома!