Сын ведьмы. Волшебная сказка

Валерий Тимофеев

Сказка эта родилась, можно сказать, случайно. Поступило предложение написать мюзикл по мотивам сказки «Шурале» для детского театра. Я начал работу. Естественно, начал с изучения фольклора, татарских народных сказок. Так как тема сказок мне близка, неудивительно, что я увлекся. И в изученном материале увидел огромный потенциал, далеко выходящий за рамки шестидесятиминутного мюзикла.. Об остальном судить тебе, мой дорогой читатель!

Глава 4 Заблудившаяся

Зимние холода выстудили землю, а злые февральские метели, почувствовав свободу и безнаказанность, засыпали толстым слоем снега все дороги и тропинки, сделали их непроходимыми.

В свои последние дни зима завсегда беспредел учиняет. То ли мстит за то, что силы ее на исходе, то ли пытается доделать недоделанное — дать сполна промерзнуть всему живому и неживому. Говорят, что в плохую погоду хороший хозяин даже собаку со двора не выпустит. Но сегодняшним днем не то, что со двора, а и во двор выходить страшно!..

Как путник пробился через толщу снега, как увидел слабый огонек в окне покосившейся избушки?

Даже бабушка Карчик не знала этого.

Как всегда по вечерам, она сидела на длинной лавке у своего рабочего стола и колдовала над своими травами и снадобьями. Сегодня перебирала листья чертополоха и семена полыни для очередного лечебного настоя.

Тут и раздался в ночи слабый стук, даже не стук, а легкое царапанье в маленькое промерзшее оконце.

Встала Карчик с лавки. Но не пошла к окну посмотреть, как я бы сделал, не спросила привычного:

— Кто там?

Открыла нараспашку скрипучую дверь и увидела стоящий по колена в снегу комок тряпок. Выскочила на снег в своих коротких чеботах, подхватила гостя под бока и завела в натопленную избушку.

— Сейчас, сейчас согреешься, — усадила на приступок⁵ поближе к огню. И, пока гость устраивался поудобнее, руки из кокона тряпок доставал, — плеснула из чугунка густого куриного бульона и насильно всунула в скованные пальцы глиняную чашку.

— Испей с дороги, — попросила, — погрей нутро озябшее.

Чем меньше в чашке оставалось питья, тем больше распахивалось одежд. И вот уже сидит перед Карчик молоденькая женщина. Щеки порозовели от мороза и еды, а сама худая до того, что прожилки сеточкой паутины сквозь прозрачную кожу видны. Маленький носик заострился, а синие печальные глаза глубоко в глазницы провалились.

Ну, в чем только душа держится!

— Не из здешних краев, — это Карчик сразу увидела. Малость удивилась: — Как это в такую пору по земле-то гулять? Да еще и одной, да пешим ходом? — но виду не подала, вопросов никаких не задает, гостью глазами не сверлит, не смущает.

После чашки выпитого бульона кружку чая своего многосильного наливает, да краюху горячего хлеба подносит.

— А это вдогонку отправь, — советует, — тебе и полегчает.

Маленькая женщинка бережно принимает дар, смотрит сначала на дымящуюся кружку, потом на краюху хлеба, словно решение принимает — с чего начать? — поднимает на Карчик бездонные и благодарные глаза и говорит слабым голоском.

— Прямо как в сказке у тебя, бабушка.

— Ты про какую сказку говоришь? — поддерживает живой разговор хозяйка.

— Ну… ту, где советуют: «Сначала напои, накорми, спать уложи, а потом уже и вопросы задавай».

— А! — улыбнулась Карчик, заповеди гостеприимства подтверждая.

— Я, случаем, не в сказку попала? — подняла глаза от пола и по сторонам повела. Все ей в интерес.

Карчик опустилась перед гостьей на колени, погладила ее по тоненькой ручке, кивнула приветливо.

— Из такой непогоды, милая, в любом тепле, даже в таком простом как у меня, оказаться — сказка, — ответила ободряюще.

Когда половина от краюшки хлеба была проглочена, а кружка до середины опустела, спросила гостья несмело.

— Как зовут тебя, бабушка?

— Карчик все кличут, — поведала и первый за весь вечер встречный вопрос задала. — Как мне тебя-то называть, внучка?

Не прямо спросила — Как твоё имя? — А уклончиво — давая гостье простор для ответа — мол, как хочешь, так и назовись, — я не допрос чиню, я уважение к свободе твоей проявляю.

— Адашкан, — сказала еле слышно, всего-то на долю секунды замешкавшись, а глаза, как приклеенные, на шкуру серебряную смотрят и все шире раскрываются.

Покачала Карчик седой головой и прошептала, сама для себя, понимающе.

— Бедненькая ты моя. Ну, адашкан, так адашкан⁶. Будь по-твоему.

Видит, а лицо гостьи вроде как округляется понемногу. Уже не такой острый нос, не такие впалые глаза, и кожа из прозрачного пергамента обычный цвет принимает.

Вдруг озноб все ее тело мелкой дрожью начал трясти. В глазах не огоньки, частые молнии сверкают, пальцы в кулачки сжались и зуб на зуб не попадает.

— Никак, хворь в тебя вселилась, — поднялась с колен Карчик и к полке с лекарствами своими спешит.

— Не хворь это, — останавливает ее Адашкан неожиданно твердым голосом.

— А что же? — резко остановилась Карчик, переменой в гостье дивясь.

— Промерзла я до самых косточек, — заявляет Адашкан. — Ты на меня шкуру эту накинь, я и согреюсь!

Какой бы странной ни показалась старухе просьба, но слово гостьи — закон для хозяйки. Сняла она шкуру со стены и на девицу ее набросила.

И сразу пропал у Адашкан озноб, и зубы дробь не выбивают, и глаза перестали молнии метать. Обмякла всем телом, виновато в пол уставились, вроде как за резкость недавнюю извиняясь.

В том же смущении допила Адашкан чай, доела краюшку хлеба, оттаяла. Сморило ее от еды и тепла, глазоньки поволока накрыла. Сидит на приступке у огня, носом кивает.

Приготовила Карчик постель на сэке⁷. Налила в лохань теплой воды и, как Адашкан не сопротивлялась, омыла девице разбитые и уставшие от долгой дороги ноги. Протерла их чистой тряпицей, мазью заживляющей густо в три слоя намазала.

Спать уложила сразу под три одеяла: первым положила успокаивающее, в середку согревающее, а сверху сны дарящее. Вместо простынки, по просьбе гостьи, опять же шкуру рыбью бросила.

А под утро Адашкан заметалась в постели. Раскидывая одеяла, закричала слова резкие, непонятные.

Ветер за окном взбесился, вьюгой поземку метет. Сосны качаются, страшным скрипом скрипят. Пес воет, куры кудахчут, козы в страхе мемекают.

Карчик тут как тут, пришла на помощь, — опыта-то у нее о-го-го сколько! По первым крикам поняла причину паники, свет зажгла, все необходимое припасла, — тут вода горячая для питья расслабляющего, тут посудки разные с настоями для протирания и умывания.

Наступивший рассвет огласил тонкий детский крик.

Сама как дите, разродилась Заблудшая мальчиком.

От такого слабого семени и малец появился на свет малюсеньким, всего-то в две ладошки величиною, да в неполный кувшин весом.

Приняла плод Карчик, и аж слезы у нее на глаза навернулись.

— Не жилец, — подумала было старая, разглядывая младенца. До того слабым и несуразным народившийся ребеночек ей показался. Много всяких новорожденных за свою долгую жизнь она видала, а такого вот приняла впервые.

Но малыш в теплых руках бодренько шевельнулся, в старушечий палец ручонкой своей вцепился, ногой норовисто двинул, — и такая сила в нем пробудилась, такая жажда жизни, что прогнала старая прочь подленькую мысль. И тут же давай хлопотать: ключевой водой омыла, куском синего неба укрыла, в поле ромашковое завернула. И, любовью обихоженного, к мамкиной груди приложила.

Сама не нарадуется — силы в ней вдесятеро прибыло, еще бы! Вон какая сладкая забота нежданно-негаданно объявилась!

Чем ей чаще заниматься приходится?

Помогать больным и немощным в старости

Отодвинуть хоть на миг встречу с вечностью,

Поддержать своей заботой и жалостью.

Даже слово, если сказано вовремя,

Да глоток воды, подаренный ждущему,

Вроде, мелочи, а жизнь чашей полною

Могут сделать даже самому нищему.

Примечания

5

Маленькая скамеечка.

6

Заблудшая, заблудившаяся (тат).

7

Сплошные нары в переднем углу, используются как стол и место для сна (тат).